Желания воевать без патронов к мосинке и ПТР у меня абсолютно не было. А потому, раздав гитлеровцам проездные билеты в ад, решил собрать ещё несколько трофеев.
— Лёша, как дела? Сколько их тут? — приковылял на помощь Воронцов, держа в руках немецкий МП-40.
«Молодец! Догадался винтовку с одним патроном заменить», — отметил я и доложил.
Чекист кивнул.
— Лёша, а зачем ты ихние автоматы забираешь? Как мы их понесём-то? — увидел он, чем я занимаюсь.
Вопрос меня застал врасплох. Я пожал плечами и ответил в том смысле, что пока не знаю.
— Но оставлять оружие врагу точно же не стоит. Они ведь потом из этого оружия по нам стрелять будут.
— Так-то оно так, только не дотащить нам всё это. ПТР же ещё.
— Подумаем, — сказал я.
И мы пошли к нашей полуторке.
Подойдя к машине, заметил, что немецкий бронетранспортёр стал дымиться. Вероятно, там разгорался пожар от разлившегося топлива.
— Дым непременно заметят, — понял мой взгляд Воронцов. — Нам надо срочно отсюда уходить.
— Надо, — согласился с ним я. — Только сейчас посмотрю в кузове санитарки, может наши раненые там есть.
— Может быть… Немцы туда вроде бы не стреляли, — дрожащим голосом произнесла Алёна и вновь зарыдала.
У девушки была истерика. Анна Ивановна успокаивала её, но не могла этого сделать. Надо было помочь со стороны.
Я подошёл к ней, положил руку на плечо и как можно более ласково произнёс:
— Всё, Алёна, всё. Их нет больше никого. Те, кто тебя обидел, уже ответили за своё мерзкое преступление. Успокойся.
Девушка убрала от лица руки и дрожащим голосом спросила:
— Правда? Ты их… Ты их…
— Ликвидировал, — помог ей я, смягчая слова. — Так что не волнуйся, они больше тебе не причинят вреда.
— Да? — с надеждой прошептала она.
— Конечно, — подтвердил я, радуясь тому, что девушка успокоилась. А затем, улыбнувшись шире, чтобы ещё больше разрядить обстановку, добавил: — А то, ишь, клубнички захотели.
Однако моя шутка, призванная разрядить напряжённую и безрадостную атмосферу, к глубокому моему удивлению, не то что не вызвала хоть сколько-нибудь положительной реакции у девушки, испытывающей стресс, но подействовало наоборот.
Девушка зло посмотрела на меня, глаза её налились слезами, и она, в голос назвав меня дураком, зарыдала и убежала за кузов полуторки.
Я непонимающе перевёл взгляд с неё на закуривающую папиросу Анну Ивановну.
— Чегой-то она?
— Ничего, это пройдёт. Не обращай внимания, — посмотрела она в сторону убежавшей медсестры. — Просто шутка у тебя неуместная получилась.
— Ну да, не очень шутка. Но реакция, на мой взгляд, всё же чрезмерная. Я просто развеселить хотел. Отвлечь от плохих воспоминаний.
— Это я поняла. А вот «клубничка» твоя поняла это по-своему. И знаешь, почему? А потому что фамилия у нашей Алёнки — Клубничкина. Вот и приняла всё слишком близко к сердцу.
— Клубничкина? Правда? — обомлел я и, краем глаза увидев, как ко мне направляется Воронцов, быстро отвернувшись, побежал к «клубничке» просить прощения: — Клубничкина… Алёна, прости дурака! Я не знал, что тебя так зовут, а потому дурак! Но давай эти вопросы оставим на потом, а пока возьмём ноги в руки и будем сматываться отсюда, как можно скорее и как можно дальше!
(Продолжение следует)
Конец первой книги