— Это где же ты научился?
— Думаю, что в Осоавиахим.
— Вспомнил?
— Нет, — помотал я головой. — Вспомнил только, что водить я умею. И как скорости переключать, знаю. А где я мог этому научиться? Только в Обществе содействию обороне, авиационному и химическому строительству. Вот и сказал.
— Правильно. И нормы ГТО сдавал.
— Готов к труду и обороне, — тут же расшифровал я и добавил: — Вспоминается наш комсомольский лозунг: «Каждому комсомольцу — военную специальность».
— Так оно и есть, — согласился Воронцов.
Он явно хотел было ещё что-то сказать, но устало опустил руки и надолго замолчал.
Вновь дал ему время подумать, и после минуты тишины произнёс, подведя его к нужной мысли.
— Одним словом, машину я вести могу. Осталось только её добыть, но, как мы видим, с этим нам повезло. Грузовик стоит недалеко. А водитель ушёл. Лучше варианта нам не найти.
— Но почему не пешком-то? Ведь проще же на своих двоих! Зачем связываться с техникой⁈
— А затем, что, посуди сам, пробираясь по кустам и дворам, мы с очень большой долей вероятности будем обнаружены и уничтожены. — Как-то незаметно перешёл я на «ты». — Поэтому этот вариант выхода из города отпадает. Остаётся один — выбираться прямо сейчас, причём на виду у немцев. Выход из города с помощью автотранспорта — самый лучший вариант из всех возможных. Повторяю, они никогда и ни за что не подумают, что тут, среди их боевых порядков на их же машине разъезжают красноармейцы.
— Хорошо, пусть так — не подумают. А если в машине ключей нет?
— Заведу, замкнув провода питания. Я, вроде бы видел, что так машину заводили.
— Ты, что, дома машины воровал?
— Да нет, говорю же: на занятиях по ГТО видел. Во всяком случае, мне так кажется.
— Кажется ему, — недовольно пробурчал Воронцов и сделал очередное предположение: — А что, если, когда мы будем угонять грузовик, нас заметят? Что тогда делать будем?
— Кто заметит? Вы же сказали, что водителя там нет.
— А если с улицы заметят?
— Мы аккуратно постараемся. Проберёмся в темноте и всё. Тем более ночь на дворе и дождь. Кому охота на улицу пялиться в такую погоду?
— А если всё же заметят? — продолжил допрашивать тот.
Я вздохнул и, пожав плечами, дал ему не менее логичный и очевидный ответ:
— Тогда мы примем бой. И если судьба от нас отвернётся, то погибнем, забрав с собой как можно больше врагов!
Лейтенант хмыкнул и, покачав головой, прошептал:
— Ишь, какой отважный!
Я не стал вступать в бесполезную полемику, а перевёл разговор в более актуальное русло.
— Так значит, у нас кроме винтовки с примкнутым штыком, ничего нет?
— Почему нет? Есть, — вздохнул лейтенант и достал из кармана брюк револьвер, а из-за пояса нож-финку. — Револьвер и финка, подарок на память. Трофеи, которые мне подарил мой друг, командир, что прошёл всю гражданскую войну и работал в ЧК.
— Ясно, — кивнул я. — Тогда предлагаю револьвер и финку выдать во временное пользование мне.
— С какой целью? — Поинтересовался лейтенант.
— Ну так ведь именно я сяду за руль грузовика. С револьвером мне будет проще принять бой, если в этом возникнет необходимость. С винтовкой-то я точно управиться за баранкой не смогу. Кто её крутить-то будет, если стрелять понадобится? Поэтому пусть винтовка будет у Вас. И Вы прикрывать меня ею будете, в том числе и тогда, когда я в кабину полезу. Вы говорите, водитель ушёл в здание?
— Да, — кивнул лейтенант. — Минут пять назад.
— Вот и славно. Вот и пусть отдыхает. А нам пора.
— Что, сейчас?
— А чего ждать-то? Раньше начнём, раньше кончим, в смысле, выберемся к своим, — сказал я и вопросительно посмотрел на Воронцова, опять забыв, что он ничего не видит в окружающей нас темноте.
Тот чуть помялся, а затем протянул мне револьвер и финку. Я взял в руки оружие, откинул дверцу барабана семизарядного револьвера, убедился, что патроны на месте и положил его в один карман пижамы, а финку устроил в другой.
Воронцов хмыкнул, взял в руки винтовку и прошептал:
— Ну, что, пошли, что ль, посмотрим, что на улице творится? Проведём, так сказать, рекогносцировку. А там видно будет.
Мысль была здравая, я поднялся и последовал за ним. Вскоре мы были в соседней комнате.
Обычное прямоугольное помещение со столом, валяющейся на полу лампой, грубой кушеткой, несколькими шкафами и парой колченогих стульев. Пробежал взглядом по стенам и отметил, что оконный проём одной из стен заложен мешками с песком и кирпичами. Подошёл ближе и убедился, что кладка положена без раствора. Вероятно, когда тут был госпиталь, окно по какой-то причине было разбито, и его просто заложили, чем смогли.
В щель, что была в кладке, посмотрел на улицу. Обзор был небольшим, но наблюдение показало, что на улице гитлеровцев нет. Перед полуподвальным помещением, в котором мы находились, густо росли деревья и кустарник. На дворе был поздний вечер. Луна скрылась за тучами, поэтому шансы выбраться незаметными через это окно на противоположную сторону у нас были достаточно велики. Посмотрев вправо от здания, что было напротив, обнаружил выглядывающий из-за кирпичной стены бампер и тент грузовика.
«Наверное, именно о нём и говорил лейтенант», — резонно предположил я и аккуратно вытащил один из кирпичей кладки.
Тут же раздался зловещий шёпот стоящего рядом и смотрящего на улицу в соседнюю щель Воронцова:
— Забабашкин, ты чего творишь? Немедленно прекрати шуметь!
— Не бойтесь, товарищ лейтенант, я потихоньку, — ответил я, положив кирпич на пол.
— А что ты делаешь-то? — всё ещё не понимал тот, держась за стену как за ориентир.
Пришлось рассказать.
— А как ты их разглядеть-то можешь? Или ты, что, видишь в темноте? — удивился тот.
— Не очень отчётливо, но вижу, — соврал я. — Поэтому кое-что разглядеть могу. Это у меня с детства так зрение работает. Не раз выручало.