Значит, все-таки «мы»? Все-таки вместе? Тогда какого Божа один из напарников делает все, чтобы успешно поссориться с другим? Выполняет чей-то не слишком продуманный приказ? Да, так обычно и поступают, если своей головы на плечах не хватает. Но вряд ли Иттан со-Логарен дожил бы до теперешних своих лет, если бы исполнял только чужие повеления.
Я оперся спиной о стол, скрещивая руки на груди. Натти посмотрел на меня, щурясь еще сильнее, чтобы было невозможно разглядеть выражение карих глаз, и насмешливо заметил:
— А вот рассиживаться некогда. Я сейчас пойду за коляской, а ты — к хозяйке Дола.
— Это еще зачем?
— Отпрашиваться будешь. На некоторое время. От своих здешних обязанностей.
— А что, меня могут не отпустить?
— Могут, — широко улыбнулся рыжий. — Но ты уж постарайся. Можешь считать это первым приказом.
Возражать было бессмысленно. И потому, что приказ — вещь не подлежащая обсуждению, и потому, что Натти тут же убрался из дома, оставляя меня… Нет, не в одиночестве. В компании с тихим бешенством.
Я еще немного посидел, глядя в стену, но просверлить взглядом дырку все равно не получилось. А когда встал, в кухонном окне появилась ненавистная рыжая голова и сообщила:
— Возьми тряпку с собой и дыши через нее каждую четверть часа. На всякий случай.
Жаль, что под руку подвернулась всего лишь глиняная кружка, не слишком подходящая для поражения цели: из-за окна послышался треск разлетающихся в стороны черепков и быстро удаляющийся хохоток.
До дома Нери я добрался быстро, благо хорошо помнил дорогу, но открывшая на требовательный стук служанка ответила, что не может позвать хозяйку. Потом девица попробовала захлопнуть дверь перед моим носом и весьма удивилась, когда это ей, во-первых, не удалось, а во-вторых, последовал закономерный вопрос: «Почему?» На меня посмотрели с явной растерянностью и нехотя пояснили, что эрте Нери изволит находиться в другом месте. Для того чтобы выяснить, в каком именно, понадобилось еще несколько минут: служанка, похоже, считала Смотрителя всеведущим и долго не могла понять, что от нее требуется. Наконец мне все же удалось узнать, куда отправилась лисичка, и настал уже мой черед удивляться.
Я предполагал, что Элса Квери пользуется уважением в Блаженном Доле, но что у нее дома могла забыть местная хозяйка? Неужели приболела? Этого еще не хватало! А может, отправилась проведать Ньяну? Такое объяснение нравилось мне куда больше, но ровно до того момента, как выяснилось, что моей прежней помощницы в доме лекарицы нет. Да и вообще никого нет. Пришлось обойти все владения Элсы, держась подальше от пристроек с растениями, навевавшими безрадостные воспоминания.
И все равно я ни за что не нашел бы Нери, если бы она меня сама не окликнула из-за переплетений плюща. А найдя, не узнал бы, если бы не слышал ее голоса, потому что лисичка, бережно подстригающая засохшие за зиму веточки, была одета в простое полотняное платье, защищенное от травяного сока и прочих источников грязи длинным фартуком и нарукавниками, а волосы спрятала под плотно повязанным платком.
— Ищете Ньяну?
Я неопределенно качнул головой, во все глаза глядя на девушку. Странно, но то пышное платье, которое она надевала для первой встречи с новоявленным Смотрителем, пожалуй, даже скрадывало ее красоту, а белое полотно, не отвлекающее взгляд от главного — своего содержимого, оказалось той самой оправой, что делает драгоценный камень еще прекраснее.
— Она уже в своем доме. Под присмотром племянников. С ней все хорошо, — добавила Нери, вопросительно всматриваясь в мое лицо и, видимо, замечая в нем излишнее волнение.
— Рад слышать.
Она избавила плющ еще от пары отмерших побегов, полагая, что разговор окончен, но, поскольку я остался стоять на месте, снова спросила:
— Вам нужно что-то еще?
Да. Но как бы подобрать слова, чтобы изложить мою просьбу?
— Хотите пристроить еще одного беглеца?
Смеется? Это хорошо.
— Нет, эрте. Хочу попросить дозволения сбежать. Для себя самого.
Она выпустила ус плюща из пальцев, и тот упруго вернулся к своим братьям.
— Вы…
Если бы я не видел прежде холодной надменности и огненной ярости в исполнении лисички, то решил бы, что сейчас она испугалась, как ребенок. И это выглядело непонятным. Казалось бы, наоборот, должна радоваться тому, что вновь становится здесь полноправной хозяйкой. Так откуда же в зелени глаз взялась обида?
— Мне нужно уехать, эрте.
— Далеко? — понижая голос до шепота, уточнила девушка.
— Не близко.
— Надолго? — спросила она уже одними губами, потому что мой первый ответ и так предполагал, что времени на путешествие понадобится достаточно много.
— Я пока не знаю. Может быть, на месяц.
Нери о чем-то подумала, напряженно глядя на набухающие продолговатые бутоны, и уточнила:
— Но к осени вы вернетесь?
— Почему именно к осени?
Девушка куснула губу, отчего та стала еще розовее.
— Потому, что осенью… Осенью вы будете здесь нужны.
Конечно, такая требовательность слегка льстит, но… К чему эта таинственность? Нельзя объяснить все сразу?
— Что-то должно случиться?
Она отвернулась и ответила, правда, не мне, а плющу:
— Да.
Я шагнул ближе, чтобы оказаться на расстоянии вытянутой руки от Нери.
— Что же именно?
Светло-зеленые глаза вновь посмотрели на меня со странным смешением надежды и отчаяния:
— Осень — время сватовства.
Разве? А мне казалось, что свадьбы играются в любое время года, было бы на то желание влюбленных. Впрочем, в Блаженном Доле могут привечаться свои собственные обычаи. О которых меня никто не спешит оповещать.
— Я должен буду присутствовать?
— И скреплять узы.
Бож милосердный… Ну да, конечно. Как главный осколок власти в этой глуши. Веселая же мне предстоит осень!
— И много ожидается свадеб?
— По меньшей мере одна. — Теперь девушка смотрела на меня, не отрывая немигающий взгляд.
— И чья же?
— Моя.
Любопытно. Значит, скоро у Блаженного Дола появится настоящий хозяин? И значит, скоро мне придется делить власть с кем-то, намного менее приятным и наверняка менее сговорчивым, чем лисичка? А еще кому-то очень сильно повезет заполучить вместе с землями в свое распоряжение красивую женщину.
Хм. Ничего, еще посмотрим, кто кого. Но невесту вроде полагается поздравить?
— Позвольте заранее пожелать, чтобы ваше замужество стало счастливым.
Зелень глаз вспыхнула холодным осенним золотом:
— Вы хотели куда-то уехать? Так уезжайте!
Нери подобрала подол платья, обнажив тонкие щиколотки, и быстрым шагом пошла прочь вдоль длинной решетки, по которой стелился зацветающий плющ. А мне почему-то вдруг стало жаль, что я не увижу великолепия его раскрывшихся бутонов.
— Иногда девушку нужно просто поцеловать, — сказала лекарица, выходя из узкого проема, спрятанного в путанице узловатых стволов.
— Поцеловать? О чем вы?
Элса вытерла ладони о точно такой же фартук, что скрывал под собой изгибы лисичкиной фигуры.
— Она ведь ждала от вас поддержки.
— Не понимаю.
— Думаете, ей так уж хочется стать женой?
— А разве не об этом мечтает каждая женщина?
Лекарица улыбнулась:
— Сначала нужно найти мужчину. Такого, которого стоит назвать мужем.
— Думаю, недостатка в выборе не случится.
— О, ее пугает вовсе не богатый выбор!
— А что же?
Элса загадочно улыбнулась.
— В здешних краях ходит из уст в уста одна старая легенда. Про то, как к одиноким девицам, засидевшимся в невестах, приходит однажды Безымянный жених, перед чарами которого никто не может устоять. Приходит, околдовывает и увозит свою избранницу в неведомые края. Так далеко, что больше о ней никто и ничего не может услышать…
Звучало не столько пугающе, сколько глупо, но именно так, чтобы в странную историю можно было поверить. Особенно если ты полностью подходишь под описание одного из ее участников.
Впрочем, Нери говорила слишком серьезно и уверенно, чтобы заподозрить ее в увлечении старинными сказками.
— Мне показалось, что свадьба, о которой идет речь, уже назначена?
— Я не знаю всех подробностей. Меня в них не посвящали. Но точно знаю другое: даже назначенная свадьба всегда может быть отменена. Тем, кто имеет на это право, — многозначительно добавила лекарица.
— Хотите сказать, что Нери пыталась меня соблазнить? Чтобы заручиться моей поддержкой в отказе жениху?
Ответа не последовало.
Но даже если Элса права и юная хозяйка Дола полагала меня способным встать на защиту… Почему было не попросить об этом прямо? Почему Нери сначала попыталась заполучить надо мной хоть какую-нибудь власть, когда всего лишь надо было обратиться ко мне как к другу?
Я возмущенно выдохнул, и это помогло мне вспомнить, что очередная четверть часа уже на исходе, а стало быть, пора доставать пахучую тряпицу. Лекарица увидела, как я прикладываю кусок полотна к лицу, потянула носом, принюхиваясь к распространяющемуся вокруг аромату, и посоветовала:
— Достаточно сделать три глубоких вдоха.
— Вы знаете, каким зельем меня напоили?
— Догадываюсь.
— И вы можете его…
— Вывести из вашего тела? Могу.
— Так выведите!
— Не стану, — сказала Элса со всей возможной строгостью.
— Даже если я прикажу?
— Дело своих рук я всегда готова исправить без всякого приказа. Но если кто-то, обладающий достаточными знаниями, чтобы приготовить «мокрую глотку», напоил ею вас, значит, это должно послужить чему-то важному. Чему-то, находящемуся вне пределов моих возможностей.
Наверное, удивляться было нечему. Но вот так запросто в течение одного-единственного утра узнать, что весь мир по-прежнему против меня? Хотя оно и к лучшему. Когда вокруг одни враги, не нужно сомневаться. Нужно драться, только и всего.
— Но вы можете рассказать, что это за зелье и как оно действует?
— Если пожелаете. Пока оно полностью не будет переварено плотью, время от времени вас будут посещать приступы удушья. Обильное выделение влаги в области горла будет закрывать проход воздуху.
— Как часто?
— Примерно каждый час. Может, чаще: у разных людей все проходит по-разному. А если вдыхать настойку тысячезрачника, как вы сейчас делали, приступ удастся отсрочить.
— Но он все же случится?
Лекарица кивнула:
— Да. Отхаркиваться все равно придется.
— И как долго все это будет продолжаться?
— Зависит от того, сколько вы выпили.
— Примерно два глотка.
— Значит, не менее двух месяцев.
— И целых два месяца каждый час я буду задыхаться?
— В здешней природе — да. Там, где воздух посуше, приступы будут случаться намного реже.
Эту рыжую сволочь все же следует убить. Сразу же после того, как воздам должное чужой выдумке. Теперь у меня не оставалось иного выбора, кроме как отправиться на юг, потому что безвылазно сидеть в Блаженном Доле и все лето дышать через тряпку было бы глупо. И унизительно.
* * *
Выбирать короткую обратную дорогу я не стал, отчасти желая заставить Натти поволноваться: он ведь не мог быть полностью уверен в стойкости лекарицы перед моим натиском. Но больше, чем маленькая месть, меня занимало другое. Необходимость в дополнительных сведениях.
Что я знаю о юге и южанах? В сущности, почти ничего. Там не слишком-то замечательно живется — это раз. Там истово верят в богов — это два. Там преследуют демонов — это три. С одной стороны, вполне достаточно, чтобы сделать первичное вхождение в обстоятельства. Но с другой… Я бы не рискнул строить предположения на таких шатких сваях. Нужно было добавить к трем ножкам стула, на который меня пытались усадить, четвертую.
— Доброго утра, Сойа!
Девушка, услышав мое приветствие, приподнялась на носочки, выглядывая из-за изгороди, завешанной свежевыстиранными простынями, и простодушно улыбнулась:
— И вам доброго, йерте.
Ей наверняка уже давно все рассказали про Дерка и его безвременную смерть, но на лице Соечки печаль по потерянному жениху никоим образом не отразилась. То ли эти чуточку расплывающиеся черты и не были способны меняться вместе с чувствами, то ли самих чувств в итоге оказалось недостаточно.
— Все ли в порядке дома?
Девушка задумалась, словно слышала подобный вопрос впервые. А потом, когда я уже отчаялся получить ответ, начала скороговоркой перечислять:
— Давеча кувшин, что под водой у нас был, треснул, и матушка сказала, не к добру это, а батюшка только посмеялся, кувшин ведь этот давно уже в пользовании, я еще совсем маленькой была, а он уже куплен был у горшечника нашего, Кумма Копори, а всем известно, что его товар в округе самый лучший, и если ломается, то только от рук кривых… А вот еще…
— Кувшины иногда трескаются, Сойа. В любых руках, — поспешил я оборвать словоохотливую собеседницу.
— Это как же в любых? — Светлые брови девушки сошлись на переносице. — Вот у меня руки такой кувшин еле удержат. А вот ваши руки…
Да, надо отказываться от столичных привычек. В Веенте мне бы отвечали коротко и уклончиво, а здесь, похоже, всякий раз рискуешь оказаться погребенным под ворохом нужных и ненужных сведений. Придется спрашивать прямо:
— А как новый работник? Пришелся ко двору?
Взгляд Соечки заметно прояснился.
— Батюшка не жаловался…
— А ты сама что скажешь?
Девушка снова задумалась. Но когда я уже приготовился выслушать очередную многословную тираду, ответила на удивление сдержанно:
— А там видно будет.
Ответила и замолчала. Понимая, что продолжения может не быть, я попросил:
— Можешь позвать его сюда? Мне нужно с ним поговорить.
— Позову, — кивнула Соечка. — Батюшка его пока с овцами в горы не пускает. Говорит, слабый еще. Вот когда отъестся, тогда и… — Она повернулась в сторону дома и звонко крикнула: — Сегор, где ты?! Тут за тобой пришли!
Когда парень, действительно пока еще выглядящий изможденным, вышел из-за угла дома, направляясь к нам, его лицо, в отличие от Соечкиного, оказалось изборождено чувствами, словно морщинами. Девушка указала в мою сторону, мол, вот кто хочет тебя видеть, и, подхватив пустую корзину, ушла туда, откуда раздавался плеск воды.
Я решил поприветствовать и южанина:
— Доброго утра!
Взглянувшие на меня темные глаза больше всего были похожи на потухшие угольки.
— Я должен уйти?
А, понятно. Услышав беспечные слова Соечки, он подумал, что свободная жизнь закончилась и теперь ему предстоит либо вернуться на покинутую родину, либо отправиться искупать свои грехи другим, законным, но от того ничуть не менее печальным способом.
— А ты куда-то собрался?
Измученный взгляд дрогнул.
— Разве вы пришли не чтобы…
Можно было встать в горделивую позу, заявить, что данное мною слово нерушимо или что-то вроде того в лучших традициях столичных актерских трупп, но я просто ответил:
— Нет.
— И меня не заберут отсюда?
— А ты где-то нужен еще, кроме как здесь?
Сегор открыл было рот, чтобы возмутиться, но почему-то передумал. Наверное, вспомнил недавние события, уменьшившие его семью до одного-единственного человека.
— Зачем же тогда вы пришли?
— Поговорить.
— Я рассказал все, что требовали. Без обмана.
— Знаю. Но мне хочется узнать кое-что другое. Не о тебе и не о твоих родных, не беспокойся!
— А о чем тогда?
— Проводишь меня?
Он оглянулся на дом, словно спрашивая разрешения отлучиться, но, поскольку никого из хозяев поблизости не нашлось и запретить работнику уходить со двора никто не мог, кивнул:
— Как пожелаете.
Мы вышли на каменную дорожку между изгородями кустов. Не то чтобы я хотел оставить наш разговор в тайне от чужих ушей, но мне почему-то показалось: наедине парень будет более откровенен в ответах, чем при той же Соечке. Потому что вопросы у меня накопились не особенно приятные.
— Где ты жил на юге?
— В Лаваросе.
— Это далеко от Катралы?
Услышав интересующее меня название, Сегор скривился и едва удержался от презрительного плевка:
— Катрала…
— С ней что-то не так?
— Скажу одно: там, где я жил, было несладко, но в Катрале мне бы не хотелось даже родиться.