Орден Рыцарей Меча зародился во времена первых крестьянских брожений в Эриндане, на тот момент еще являвшегося частью Таморской Империи. Постоянные набеги кочевников из Диких Степей, а также опустошительные рейды нордварцев, заставили Императора Юстиниана, прозванного в народе Эльфорезом, в спешном порядке снаряжать новые легионы.
Юстиниан вел затянувшуюся войну с эльфийскими кланами, которая беспощадно опустошала императорскую казну. Приходилось вводить новые налоги, основная тяжесть которых легла на закрепощенных крестьян. Крепостные обязывались, помимо оброка помещику, выплачивать государству тягловые сборы. Вырученные средства планировались на обеспечение дополнительных армий, но, поступая в бюрократический аппарат, они большей частью размывались, оседая в карманах провинциальных чиновников.
Императору пришлось вводить налоги для торговцев, главным из которых стала «подать за ввоз соли». Купцы тут же взвинтили цены на соль, а многие и вовсе отказались от дальнейшей ее поставки и продажи. Для крестьян соль являлась стратегически важным продуктом, необходимым для заготовки припасов на зиму. Возникший дефицит еще больше повысил цену, которая в условиях введения тягловых сборов, стала непомерной для большинства населения Империи.
Целые области, фактически обреченные на голодную смерть, восстали. Крестьянские бунты охватили весь Эриндан, который благодаря плодородным землям, являлся житницей Таморской Империи. Черный люд принялся грабить и сжигать помещичьи дома, убивать имперских наместников и чиновников. В конце концов, образованные легионы использовались для подавления бунтов, а не для защиты границ. Но подати за ввоз соли отменили.
Во время подавления восстания, многие крестьянские хозяйства оказались разорены. Голод и болезни обрушились на Эриндан, угрожая перекинуться и на остальные провинции Тамора. Император Юстиниан оказался вынужден искать скорого мира с эльфами, так и не достигнув военных и политических целей.
Церковь Эсмей, усилившая проповеди в провинции Эриндан, выступала за сострадание и милосердие к нуждающимся. Призывала аристократов отречься от излишней праздности, делиться с ближним и убогим. В монастыре Святой Покровительницы, основанным в древние времена, когда культ богини только зарождался, возникла больница для черного люда. Лечили и кормили там бесплатно, не требуя ничего, кроме вознесения молитв к Светлой Деве (так Эсмей прозвали в народе).
На монастырь часто устраивали набеги многочисленные бандитские шайки, возникавшие в смутные и голодные времена как грибы после дождя. Жрецы обратились к эринданским дворянам, моля рыцарей ответить на призыв Светлой Девы и защитить слабых.
Первым откликнулся лорд Фридрих де Витан, на землях которого располагался монастырь Святой Покровительницы. Он отправил младшего сына сира Пересвета, в сопровождении десятка оруженосцев, разбить окрестные разбойничьи шайки. Пересвет с легкостью достиг порученных целей. Плохо вооруженный сброд, даже имея численное превосходство, не мог ничего противопоставить обученным тяжелым всадникам.
Святая Церковь и историки ордена настаивали на том, что на сира Пересвета снизошло озарение Эсмей. Богиня явила откровение юному рыцарю, обязав его основать монашеский орден, призванный нести свет и милосердие нуждающимся, а врагам и грешникам очищающий и праведный гнев Светлой Девы. Тогда Пересвет подстригся в монахи, поклявшись вечно служить божественной миссии. Хотя многие справедливо полагали, что ключевую роль в таком решении сыграло отсутствие наследства, так как Фридрих не желал делить земли между четырьмя сыновьями, намереваясь оставить все старшему. Как бы то ни было, Пересвет стал первым рыцарем-монахом и основателем ордена Рыцарей Меча.
Орден быстро навел порядок в провинции, заслужив репутацию независимой силы, выжигавшей каленым железом любые проявления беззакония. Популярность, возраставшая среди дворянства, особенно у младших сыновей, обратила на орден внимание Юстиниана. У монастыря, превращенного через десятилетие в неприступную твердыню, имелись собственные крепостные, но неофиты, желавшие присягнуть на верность Эсмей все прибывали. Тогда Император пожертвовал братьям-рыцарям ряд земель в Таморе, чем, кстати, заслужил поддержку Святой Церкви, а также симпатии многих религиозных аристократов.
Следуя примеру Юстиниана, для нужд Рыцарей Меча жертвовали земли, замки, крестьян и даже корабли. Фридрих де Витан не исключение. На смертном одре, воспылав любовью к Эсмей, в том числе желая искупить совершенные грехи, лорд завещал ордену большую часть собственного удела, вместе с крепостными. В результате, младший сын сир Пересвет, подстригшийся в монахи, фактически имел во владении больше фамильной земли, чем его старший брат, лорд Фридрих де Витан II.
Дестриэ́ — крупный боевой рыцарский конь, величественно шагал по узкой улице вольного города Эль-Эменталь. Широкогрудый вороной жеребец, с длинным и гладким хвостом, не ощущая вес доспехов седока, чувствовал свободу и рвался в галоп. Гильдарту приходилось осаживать скакуна, натягивая поводья. Стук подкованных копыт о камень эхом разносился по округе, отражаясь от дома к дому.
Основанный имперцами город не только бережно хранил таморское наследие, но и множил его. Местные зодчие продолжали выстраивать дома из кирпича, а дороги мостить камнем. Жилые здания достигали трех этажей и сооружались в форме квадрата с небольшим двориком в середине, где жители могли отдыхать, прячась в тени от палящего солнца. На каждой более-менее крупной улице располагались фонтаны и источники прохладной и свежей воды, которой пользовался любой желающий.
Возведенная таморцами высокая крепостная стена, опоясывающая Эль-Эменталь, продолжала расширяться. К ней пристраивались дополнительные полукольца, внутри которых возводились новые районы. Многочисленные торговые лавочки и ремесленные мастерские усеивали городские кварталы. В народе болтали, что в вольном городе можно отыскать все, что угодно душе, а главное — кошельку.
Сейчас же, глубокой ночью, город спал, погрузившись во тьму. Только прославленная стража, в серо-пурпурных одеждах, патрулировала улицы, освещая дорогу тусклым светом факелов. Завидев всадника, стражи уступили дорогу. Проезжая мимо, Гильдарт заметил, как пламя отражается на начищенных до блеска медных знаках в виде весов, обрамленных в кольцо, которые солдаты Эль-Эменталя носили на правой стороне груди.
Свернув к центральной площади, рыцарь направлялся прямиком к Палатам Алмазных Властителей. Это величественное здание олицетворяло собой незыблемую власть трех богатейших и влиятельных семей Эль-Эменталя. Его купол, украшенный золотыми скульптурами Властителей, удерживало плотное кольцо мраморных колон в виде мускулистых исполинов. На вершине купола располагались золотые весы, горевшие огнем при солнечном свете. Палаты стояли на холме, в самой высокой части города, а потому блеск виднелся за многие мили от крепостных стен.
— Стой! — два всадника в стальных латах перегородили проезд. Поверх доспехов они носили белые сюрко, длинные тканевые накидки, с вышитым на груди серебряным мечом и солнечным кругом, обрамляющим гарду. — Кто таков?
— Гильдарт де Кран, — послышалось в ответ.
— Надо же! — всадники переглянулись. — Лорд?
— Нет. Старший сын, — нехотя ответил Гильдарт, опустив взгляд.
Один из всадников подъехал ближе, осветив лицо незнакомца факелом. В усталых серых глазах блеснуло пламя. Зрелое лицо, изъеденное рябинами и неровностями, не выражало никаких эмоций. Рыцарь расправил широкие плечи и вызывающе глянул на всадника с факелом.
— Не похож? — грубым голосом спросил он.
— Братец твой на рожу хоть и чернее, но поприятнее.
— На груди фамильный герб, — Гильдарт ткнул пальцем в изображение фигуристого треугольного щита, на котором перекрещено две черных булавы.
— Вижу, — всадник качнул головой. — Добро пожаловать, сир Гильдарт. Великий Магистр ожидал тебя еще неделю назад. Мы уж решили, что в пути ты стал добычей скорпионов.
— Пришлось бы твоей сестрице смывать позор с рода де Кран, — второй нагло заржал, обнажив желтые зубы.
— Сиры, — рыцарь не обратил на смеющихся внимания и, немного склонив голову, проехал мимо.
Фасад Палат пронизывало множество витражных окон со стеклами различных цветов, украшенных узорами. Желание любоваться ими у де Крана отсутствовало, к тому же, рисунки восхваляли Алмазных Властителей, на которых ему и вовсе плевать. А вот золотые ворота, с вкраплениями сапфиров, невольно изумляли. Еще нигде Гильдарт не видел столько помпезности и роскоши, хотя его семья считалась одной из самых богатых в Королевстве Эриндан.
У ворот встретили два стражника. Один из ордена, а другой из городской стражи. Коня понадобилось отдать на попечительство молчаливого конюшего, который кланялся на любое слово и заискивающе улыбался, выпрашивая серебряную монету. Тяжело вздохнув, рыцарь сунул ему в руку три серебряника, наказав дать скакуну овса и почистить его от дорожной пыли.
Пришлось снова представляться. Ворота отворились и Гильдарт оказался в просторном коридоре, концы которого скрывались в темноте. Стены и пол помещения, отделанные розоватым мрамором, напоминали рыцарю имперские храмы. В стенах имелись ниши, расположенные друг от друга на равном удалении около трех метров. В них красовались расписные узорами вазы с прахом и бюсты почивших Властителей. Между нишами, словно статуи, стояли стажи вольного города.
— Прошу Вас, сир, — из темноты возник сутулый камергер. — Орден занимает левую часть Палат, — он указал рукой направление и де Кран послушно последовал за ним.
Пройдя по коридору, они поднялись по мраморным ступеням, покрытым красной ковровой дорожкой и вошли в просторный зал. Здесь стража целиком состояла из братьев ордена Рыцарей Меча. В крыше центральной части помещения, имелось квадратное отверстие, через которое лунный свет освещал небольшой водоем, построенный под ним. Четверо братьев-рыцарей, одетых в простые серые туники, подпоясанные ремнями, что-то обсуждали, но заметив вошедших, умолкли. Тут же красовались диваны, кресла и столы, ломившиеся от яств и кувшинов с напитками. В животе предательски засвербело, и Гильдарт сглотнул слюну.
В противоположной от входа в зал стороне, находилась резная деревянная дверь, впрочем, дверные ручки в форме колец, целиком состояли из золота. Камергер попросил подождать и постучавшись, скрылся за ней. Через пару минут де Крана пригласили войти.
Временные покои Великого Магистра, любезно предоставленные Алмазными Властителями, хорошо освещали масляные лампы, стоявшие на мраморных пьедесталах по всему периметру комнаты. В углу на стойке блестели начищенные маслом стальные доспехи. А в середине — свечи облизывали мерцающими огоньками большой круглый стол с картой и кипой бумаг. Магистр сидел в кресле за столом и, казалось, дремал.
Хотя главе ордена Рыцарей Меча шел шестой десяток, выглядел он также внушительно, как и в молодости. Настоящий великан, ростом около двух метров. Крупное телосложение, полученное от рождения, закалил ратный труд, и даже возникший в старости объемный живот, не позволял усомниться в невероятной физической силе былого рыцаря. Спадавшие до плеч густые волосы Магистра, полностью поглотила седина. Он приоткрыл глаза, устремив взгляд на вошедшего, и запустил в них здоровую кисть с толстыми пальцами.
Де Кран сделал несколько шагов и опустился на одно колено, склонив голову. Правая рука лежала ладонью на сердце, а левая обнимала рукоять меча, что висел на поясе.
— Великий Магистр! — торжественно и громко произнес Гильдарт. — Я прибыл, чтобы смыть позор, обрушившийся на честное имя моего рода. Не пощажу ни головы, ни сердца своего, пока тень, брошенная на семью де Кран не будет низложена.
— Встаньте, сир, — ответил басистый голос. — Неужели ваш отец пожертвовал ордену наследника?
Рыцарь поднялся, но продолжал склонять голову.
— Я наделся, что Ваше Святейшество позволит мне выступить в качестве рыцаря-паломника, без вступления в орден.
Магистр молчал, оценивающе оглядывая посетителя. Хоть де Кран и склонил голову, но стоял уверенно, расправив плечи. В крепком сложении немолодого уже человека чувствовалась сила и твердость духа.
— Наши братья, приносят обеты послушания, бедности и безбрачия, — наконец, начал он. — Отрекаются не только от мирской жизни, но и от родственников.
Услышав это, Гильдарт вызывающе поднял взгляд на Магистра.
— Тогда не понимаю, почему семья должна расплачиваться за грехи брата… — рыцарь осекся и тут же проклял себя за несдержанность.
— Молча-а-ать! — закричал глава ордена и со всего маха, словно кузнечным молотом, рубанул по столу кулаком. — Слушай и не открывая рта, пока я говорю! Твоя дерзость заслуживает наказания и лишний раз подтверждает порочность, которая охватила некогда славный род де Кран. Ранее, я бы выжег ее каленым железом, но ныне, во имя светлой памяти твоего дяди, позволю искупить грехи кровью. Над избалованными аристократами часто властвуют желания, но святой орден заставит тебя их побороть, — он поднялся с кресла и немного пройдясь по комнате, остановился перед гобеленом с изображением Эсмей, повернувшись к рыцарю спиной.
Девушка с короткими локонами в золотых доспехах, закрывала большую часть тела треугольным щитом. На щите находился ее символ. В правой руке она держала меч, острие которого устремлялось к небу. Так богиню изображал только орден.
— Братья-рыцари всей душой презирают собственные желания. Окутывая душу в светлые доспехи послушания, следуют лишь повелениям Эсмей. Они несут ее свет по всему Архею, миру, который породил не только людей, но и эльфов, дварфов, орков и прочую нечисть, достойную истребления. Мы — это праведный щит человечества, священное орудие в ласковых, но твердых руках богини!
Рыцари Меча — это те, кого Светлая Дева избрала из массы обреченных и повелела, в великой милости своей, защищать Святую Церковь и страждущих. С покорностью принимая такие священные обязанности, мы в нашем служении веры соединяем целомудренное старание и стойкость убеждений. Эти качества так полезны и священны, и настолько благородны, что если брат-рыцарь сохранит их неиспорченными, то заслужит право быть подле Эсмей в Чистилище, держать святой щит, гордо шагая в небесном строю. Только следуя этому религиозному порядку рыцарство расцветает и возрождается.
Но что сделал твой падший брат? — Великий Магистр повернулся и подошел к Гильдарту. — Он предал рыцарство! Предал орден, которому поклялся в вечной покорности. Предал Святую Церковь и Светлую Деву. Гореть ему в Преисподней. Навеки! — глава ордена взял рыцаря за плечи огромными ручищами и заглянул прямо в глаза. — За это весь ваш род подлежит вечной анафеме. Скажи-ка мне, в чем заключалась клятва твоего далекого предка, лорда Торстена?
— Младший сын каждого поколения де Кран обязывался вступить в орден и не щадить жизни для защиты угнетенных, — словно скороговорку отбарабанил Гильдарт, встретившись с Магистром взглядом.
— Все верно, — глава ордена улыбнулся. — Так твой дядя, святой сир Альбер Меднолобый, попал в орден. Да упокоит Эсмей его душу. Тридцать лет назад он прославил собственное имя в битве при Вале, отстояв независимость Эриндана. Именно Меднолобый сразил в бою императора Викториана, когда сам уже истекал кровью от полученных ран. За это Церковь причислила его к лику святых, — он отпустил плечи Гильдарта и, вернувшись в кресло, продолжил спокойным тоном. — Только из-за его подвигов я закрыл глаза на порченную кровь твоего братца сира Ну́веля. И более того — лично просил милости и разрешения Архиепископа. Наверняка тебе известно, что после страшного предательства Кадира бин Усама, все ашахиты в ордене подверглись очищению.
Больше двух сотен лет в рядах Рыцарей Меча не было ашахитов, но лорд де Кран, вопреки предостережений Святой Церкви, женился на ошиосской принцессе, и плод этого неугодного богине союза, вступил в орден по моему поручительству. Потому, сир Гильдарт, только кровь смоет этот позор. Ты убьешь Нувеля и принесешь мне его голову или твой род навеки останется отлученным от Церкви.
Рыцарь снова опустился на колено и склонил голову так, насколько это вообще возможно.
— Клянусь! — твердо произнес Гильдарт.
— Отправляйся в Анвил. В окрестностях ожидает отряд под командованием сира Тавина. Поступишь в его распоряжение и будешь покорным. Я отправил указания днем ранее. А теперь оставь меня и не возвращайся, пока твой брат носит голову на плечах.
Дождавшись, когда посетитель закроет за собой дверь, Великий Магистр отклонился на спинку кресла и снова закрыл глаза.
— Ну? Что скажешь? — спросил он, запрокинув голову.
Из темноты возникла худощавая фигура. Юноша подошел к креслу главы ордена, держа в руке кубок с вином. На узком юном лице читалось смятение.
— Кажется, достойный рыцарь, Ваше Святейшество, — неуверенно ответил он.
Магистр сделал несколько больших глотков и сунул кубок обратно.
— Кажется ему. Понимал бы ты что-то в рыцарях, Айдексе. Ладно, — старый воин махнул рукой. — Давай-ка сыграем в шахматы. Неси доску.
Паренек отошел к высокому книжному шкафу. Его взгляд застыл на книгах, которые стояли не в соответствии с алфавитным порядком. Айдексе сглотнул подступающий к горлу ком и, протянув дрожащую руку к шахматам, стоящим на соседней полке, повернулся на пятках. Он сделал несколько шагов прочь, прижав к груди игральную доску, но не сдержался. Прыжком он оказался рядом с книгами и судорожно принялся их переставлять, с опаской озираясь на дремлющего покровителя.
Сир Гильдарт прибывал в дурном настроении, хотя его не особенно беспокоила перспектива умертвить сводного брата. Меньше всего ему хотелось тащиться в пустыню, исполняя фанатичную волю ордена, и расплачиваться за чужие грехи.
Лорд Уолес де Кран, являвшийся властителем плодородных земель Лоэринга и Порта-Грэртон, в сущности не был бессердечным человеком. Честолюбивый и милосердный, насколько это возможно для крупного феодала, всем сердцем обожал леди Катрин, которая стала его первой женой. Юная красавица скончалась при родах, но ребенка удалось спасти и выходить. Лорд тяжело переживал утрату, а потому не желал видеть малолетнего сына, напоминавшего о смерти матери.
Первый раз Гильдарт увидел отца в пять лет, когда тот женился на принцессе Зинат, смуглой девушке с надменным и расчетливым нравом. После этого наследник лорда де Кран гостил в замке отца по крупным праздникам и по случаю турниров. Рос и воспитывался Гильдарт под присмотром Дердена, молодого сквайра, являвшегося защитником леди Катрин, и заменившего ему отца. Именно Дерден научил наследника де Кран управляться с мечом и уверенно держаться в седле.
Нувель появился на свет, когда старшему брату исполнилось шесть зим. Он во всем отличался. Стройнее, красивее, с горячим и взрывным нравом. Лорд Уолес баловал младшего сына, позволяя ему любую шалость и прихоть. Младший получил прекрасное образование, покорил множество женских сердец и выиграл несколько турниров, неоднократно побеждая старшего брата. Обращаясь с мечом, Нувель словно кружился в танце. Медленный Гильдарт не мог за ним поспеть, удостаиваясь разочарованного отцовского взгляда.
Впрочем, Уолес слыл человеком чести, потому даже не помышлял о том, чтобы избавить любимого сына от участи стать рыцарем-монахом. Как его только леди Зинат не увещевала, какие бы слова не подбирала, лорд де Кран оказался неприступным. Тогда мать взяла дело в собственные руки.
Однажды, после турнира, закончившегося победой славного Нувеля, Гильдарт отправился в шатер к брату, чтобы выразить поздравления. Тогда он случайно подслушал разговор матери с сыном, которая эмоционально выразила мысль, что если вдруг старший сын лорда умрет, то исполнить клятву окажется невозможно. Младший сын останется единственным наследником, ведь у Уолеса только два сына и дочь.
На следующий день, когда Гильдарт возвращался из Порта-Грэртон в замок Фонтене́ль, на него напали трое всадников. Рыцарь с трудом смог от них отбиться, лишившись мизинца на левой руке и получив тяжелые раны. Отец, возможно надеявшийся на смерть нежеланного сына, даже не прислал лекарей. Гильдарта выходил Дерден.
После этого наследник не виделся с лордом де Краном восемь лет, пока однажды отец сам не посетил замок Фонтенель. Тогда-то сообщил, что Гильдарту необходимо срочно отправляться в Эль-Эменталь и приклонить колено перед сиром Берингаром, главой ордена Рыцарей Меча. Впервые в жизни Уолес обнял старшего сына и наговорил кучу добрых и ласковых слов, но пробыв в замке не более часа, спешно уехал.
И вот от сира Гильдарта де Крана, всю жизни нелюбимого и нежеланного сына, зависела судьба рода, которую отец умолял защитить и очистить от тени, брошенной горячо обожаемым сиром Нувилем.
Ночной холод прошел так же внезапно, как и появлялся. Солнце снова нагревало песок, и температура неумолимо росла. Зеленый с тоской поглядел на солнечный диск. Он смог вытащить меч у сердобольного простофили, смог даже увести боевого верблюда из-под носа мамелюков, что прятались в засаде, но не позаботился о воде. Голодать ему приходилось часто, а вот отсутствие живительной влаги сводило с ума.
Щурясь от ярких испепеляющих лучей, паренек в уме прикидывал варианты дальнейшего развития событий. План, уйти вместе с Пустынными скорпионами, удачно налетевшими на караван, провалился. Бандиты бежали так стремительно, что Зеленый потерял след через полчаса. Вернуться в караван означало верную гибель, а путь в Муфтарак он не знал. Оставалось повернуть назад в славный Анвил, по дороге обязательно посетив оазис Глаз Ящера.
Парнишка позавидовал верблюду, который со скучающим видом перебирал ногами, нескончаемо чавкая жвачку. И жара ему нипочем, и жажда…вот уж действительно — корабль пустыни. Зеленый ласково потрепал животное за ухом, и верблюд тихонько простонал в ответ.
— Та-а-а-к… — произнес он в слух. — До Глаза вроде не больше дня пути. Да и на верблюде быстрее. А там уж разживусь бурдюком. Ну, а если нет, то до Анвила тоже день пути. Хех, — парень вдруг рассмеялся. — Получилось уйти из плена даже раньше, чем планировал. Утрись, Басим! — Зеленый погрозил кулаком в небо. — Хотя, такая свинья как ты, наверняка, гниет в царстве Асмодея. Пускай он как следует поджарит твою задницу.
— Смотри, как бы солнце не поджарило твою, — раздался окрик сзади.
Парень вздрогнул. По телу пробежала дрожь, вызванная внезапным приступом страха. Зеленый медленно повернулся, сидя в седле.
— Джубал?! Ты ли?
Всадник на верблюде оказался в нескольких метрах от беглеца. Паренек сразу узнал блеск зеленых глаз. Даже скрывающая лицо светло-коричнева куфия не смогла сбить с толку.
— А-ха-ха, — засмеялся всадник. — Думал, что ты припустишь от испугу, а нет… сразу узнал.
Зеленый остановил животное и развернувшись подъехал вплотную к старому другу. Джубал открыл лицо, и они радостно обнялись.
— Так ты все же вступил в скорпионы, — беглец осматривал собеседника, оценивая его презентабельный внешний вид и экипировку. — Эх, зря я тогда с тобой не пошел. Глядишь и не попал бы в рабы. А, — Зеленый осекся. — Ты отбился от банды? Нападение ваше совсем провальное вышло. Ну… еще бы. Я сам видел, как огонь во все стороны метался. Словно буря песчаная, только короткая и без песка… — паренек глупо улыбнулся. — С магами-то как сладить? Нет, брат. Если встретил колдуна, то считай тебе хана!
— Успокойся, я не с теми скорпионами, что на караван напали.
— Как это? Скорпионы разные бывают что ли? — беглец недоумевая уставился на друга. — Пока мы с тобой для них диверсии устраивали: ну там яд охране каравана подсыпать, верблюдов отвязать, так они все одинаковые казались.
— Скажем так… — Джубал понизил голос. — Не все верны атаману аш-Шамару. Но большего не скажу.
— Ладно, — Зеленый пожал плечами. — Есть вода? — получив от собеседника полный бурдюк, парень приложился к горлышку. Сделав несколько глотков, он с трудом отвел губы и протянул воду обратно.
— Бери себе. У меня хватит. Кстати, сам-то я за караваном следую.
— Да там поживиться особо нечем, — беглец пристраивал сосуд с водой в сумку, притороченную к седлу. — Разве что у Нахиора ларь с золотом и драгоценностями. Я ж так и попался. Скотина этот — Басим, бывший хозяин мамелюков, подловил меня. Спер я значит у него ларец. Укрылся в одной из хибар, чтобы вскрыть его, да как назло отмычку посеял, когда из шатра выбирался. Пока ножом ковырял, мамелюки меня и взяли. Притащили к Басиму, а тот ларь открывает и мне в рожу тычет, мол, смотри, сундучок-то пустой, а был доверху с побрякушками. Ржал так мерзко еще… короче, потребовали вернуть содержимое. Так я в невольники и попал.
— А-ха-ха, — скорпион одобрительно закивал головой. — Ловко он тебя.
— Ага. Что ж… сам виноват. В следующий раз надо сразу когти рвать. А ты это… чего за караваном-то следишь?
— Нашел я того гада, — Джубал опустил взгляд. — Пристроился в охрану, мразь. Ну ничего, скоро я вспорю ему брюхо и скормлю потроха стервятникам. Да и дело есть одно. Может ты со мной?
— Значит скоро твоя мать будет отомщена… — Зеленый задумчиво покачал головой. — Не, прости, но не могу я больше по пустыне шастать. Наведаюсь в Анвил, там сейчас мамелюков раз-два и обчелся, а потом в Эль-Эменталь отправлюсь.
Молодые люди горячо попрощались и разъехались в разные стороны. Беглец озирался, смотря в спину неожиданно возникшему другу. Зеленый всегда ему завидовал. Во времена, когда они беспризорничали в вольном городе, у Джубала всегда лучше выходили кражи. Он виртуозно скрывался от стражников и умел появиться из ниоткуда и так же пропасть. Незаменимое для вора качество. К Пустынным скорпионам стремились вместе, но вышло только у друга. Посреди пустыни вода в достатке у Джубала… да что говорить… Джубал знал в лицо убийцу матери, и более того — имел живых родственников.
У Зеленого даже воспоминаний о матери не осталось. Как же он сгорал от чувства зависти, когда друг рассказывал о том, какая красивая и ласковая у него мама. О том, как любила, баюкала, рассказывала сказки. Она жила в мыслях и сердце Джубала. А вот у Зеленого там сквозила пустота. На секунду ему сделалось больно от осознания бесконечного одиночества. Но, смахнув выкатившуюся слезу, он тут же заулыбался. Все же ловко вышло обдурить дурака Ослябю, да умыкнуть красавца верблюда, который отныне будет зваться Удачник. Зеленый снова ласково потрепал животное за ухом и с легким сердцем направился в Анвил.