Он всегда был искателем, бунтарём. И даже будучи однажды низвергнутым в самое пекло своим Отцом, он не стал особо горевать по этому поводу, а просто начал обустраиваться на новом месте.
Но этот новый мир всё же был его тюрьмой. Как бы не пытался он отвлечь себя, но где-то в глубинах сознания всё равно тлел уголёк, напоминающий ему о том, что он всего лишь марионетка.
Он всегда желал лишь свободы. Свободы выбора. Свободы гнева. Свободы любви.
Отец Мироздания обыграл его, «позволив» уйти, изгнав из Рая, но, как оказалось в итоге, привязав его к этому проклятому месту.
Или, быть может, это он сам привязал себя?
Поддавшись своему гневу, и полностью отдавшись этим волнам в океане ярости и хаоса, он потерял самого себя. А затем, через бесконечные века, он впал в безумие окончательно. И тогда его уже перестали интересовать какие-либо вопросы, перестало волновать собственное положение узника. Он утопал в бесконечном пиршестве наслаждений и страданий.
И всё же… какая-то частичка его сознания сохранила осколки былого разума. Свободолюбивого, осознанного и пытливого. Эта частичка блуждала в бескрайних пустошах, забытая всеми, в том числе и самой собой.
Пока однажды умирающее, агонизирующее тело не привлекло эту частичку. Этот умирающий демон чем-то напомнил ему самого себя, в те далёкие и забытые времена, когда он был таким же наивным искателем истины. Когда он просто желал следовать своим путём, каков бы он ни был.
Так родился Никто — понятия не имеющий, кто он, что он и откуда. И жаждущий это узнать.
Но вместо того, чтобы следовать вперёд, в поисках своих ответов, Никто отправился назад, по цепочке памяти Айзека, к самому началу его появления на свет. Таким образом он хотел заново познакомиться с миром, в котором осознал себя. Рассмотреть этот мир осознанным взглядом.
В ходе своего пути Никто, почему-то, зацепило воспоминание Айзека о том, как тот пытался «скормить» Котлу невинную жертву, но просто не знал, где вообще найти невинность в Аду. Впрочем, тогда Никто это просто позабавило, и чем-то важным для себя он это не посчитал.
Однако всё изменилось, когда позже он столкнулся наконец с самим собой. С тем «собой», кто изредка выныривал из своего безумия лишь для того, чтобы, поморщась от скуки, сразу же погрузиться обратно в тёмные воды хаоса.
Когда Дьявол понял, кем является Никто, зашедший к нему в гости, он не поспешил воссоединиться со своей, потерянной, частью разума. Впрочем, Никто тоже не горел желанием объединяться с чистым безумием, в которое превратился некогда пытливый и острый ум.
Две части, бывшие когда-то одним целым, встретившись наконец, совершенно не желали становиться «единым».
Никто вспомнил о задумке Айзека с Адским Котлом практически моментально, сразу же сформировав вполне чёткий план действий. Конечно же и от Дьявола невозможно было скрыть этот план, но он лишь посмеялся над ним.
«Что же ты, «дитя», решил избавиться от меня таким вот образом? Решил избавиться от разума, породившего тебя?».
Он даже с радостью помог Никто, исполняя свою часть договора. В конце концов, он уже был безумен настолько, что мог бы отрубить голову самому себе, если бы такая возможность существовала. Он мог бы сжигать и мучать даже самого себя, вновь и вновь, просто потому, что это весело.
Но это было невозможно в его положении, поэтому он сжигал и мучал души и тела тех, кто населял его владения. Всех, кто появлялся в Аду, тем или иным образом.
— Кто я? — этим вопросом Никто попытался понять, существует ли ещё возможность вырвать эту зачерствевшую часть из оков безумия. Наивно попытался наладить контакт с самим собой. С «настоящим» собой, а не той карикатурой, в которую превратился Дьявол.
Но ответ разочаровал его, поэтому Никто окончательно оставил эту затею, решив сосредоточиться на плане с Котлом.
* * *
«Истинный» тяжело ступал по незнакомому, каменному полу. Хоть рана на его боку и кровоточила достаточно сильно, всё же он крепко сжимал рукоять своего длинного ножа. Здесь всё было в диковинку для него, так же, как и для его братьев и сестёр. Странные приспособления и механизмы, новые запахи и звуки. Родным казался лишь запах крови, веером разлетающейся по стенам незнакомых комнат.
Они продвигались из зала в зал, из комнаты в комнату, круша всё на своём пути. По-настоящему сильное сопротивление оказывали только Стражи со своими псами. Но в тесных коридорах у них уже не было преимущества. Здесь их крылья и молоты наоборот мешали, то и дело цепляясь за окружающие предметы. В то время, как острые ножи «истинных» кололи быстро и точно, а особая смесь из трав, растёртая по их телам, отпугивала и дезориентировала адских псов.
В очередной потасовке «истинный» получил удар в бедро, разрушивший его кости. Заваливаясь на пол, он улыбался. Лёжа на боку и теряя последние остатки своей крови, он меланхолично наблюдал за мельтешащими конечностями своих собратьев и своих врагов. Звуки борьбы отдалялись и угасали, унося за собой суету этого мира, и глаза «истинного» так и остались открытыми, навсегда потеряв свой жизненный блеск.
Перед своей смертью он даже не задумывался, были ли это его собственные мысли, бесстрашно толкающие его вперёд, наплевав на собственную жизнь, или же он просто увидел однажды отражение этих мыслей в дивных, сияющих глазах «Той, что вела домой».
* * *
Суккуб стояла напротив «истинных», вглядываясь в их лица. Они молча слушали, словно утопая в океане её глаз. Вначале они видели лишь отражения своих лиц на зеркальной поверхности этого океана, а затем проваливались всё глубже и глубже. Будто это их собственные сердца призывали «истинных» из тёмных глубин.
— Настало время возвращаться домой, — закончила свою речь суккуб. — И обрести самих себя в этом пути.
Продолжая хранить молчание, «истинные», словно единый организм, выхватили свои ножи, и торжественно подняли их к небу.
* * *
Жизнь на улицах города шла своим чередом. Не было никакого хаоса, никакой паники. Да и откуда было взяться всему этому, если вторжение незваных гостей началось совершенно незаметно для большинства горожан, занимающихся своими делами.
Демоны, особенно те из них, кто занимал высокое положение, любили защищать свои жилища от посторонних, любопытных глаз. И теперь это сыграло с ними злую шутку. Наружу не пробивалось ни единого звука, ни единого крика. Впрочем… вряд ли кто-то поспешил бы на помощь, даже и услышав что-то.
* * *
«В своих снах Айзек однажды спросил Иисуса, смог бы тот пожертвовать своей бессмертной душой… а не телом, ради людей», — произнёс Никто в тишине своего разума.
Немезида молчала, забившись в самый дальний уголок и предпочтя делать вид, будто всё это лишь её кошмарный сон.
Однако, Немезиды не нуждались во сне, и не видели сновидений.
Всё это было реальностью.
«Как думаешь, что ответил бы Иисус?».
Со стороны казалось, что Никто потерял сознание или спит. Он сидел на холодном, мокром полу, облокотившись о стену, и тяжело дышал. Его лицо отекло, и по щёлочкам из под опухших век было совершенно не ясно, открыты его глаза, или закрыты.
«Жаль, что у нас нет сейчас возможности спросить его об этом, правда?».
По стене покатилась капелька воды. На ней поблёскивали преломляющиеся лучики света, отражённые от сияющей спирали на стальном роге Никто.
«Но не грусти об этом, Немезида, совсем скоро мы с тобой узнаем ответы на гораздо более интересные вопросы. Например — что ожидает бессмертное существо после смерти. Парадоксальный вопрос, да? Кстати, может мне стоит называть тебя твоим настоящим именем? Ты сама хоть помнишь его, служительница света и праведности?».
«А впрочем… может тебе и не нужно знать эти ответы. Может я погорячился».
«Ты знаешь, обретя это тело, я будто заново родился. Нет, правда. Будто заново обрёл себя, взглянув на этот мир под другим углом. Вспомнил, каким я был… когда-то… давным-давно. Но вскоре я обнаружил то, во что может превратиться любой из нас, даже не подозревая об этом. И… я вовсе не хочу снова быть частью «этого». Впрочем, «он» тоже не изъявил желания воссоединяться со мной. Или, если точнее, воссоединяться с самим собой, прежним».
«И поэтому я уничтожу себя, тем самым уничтожив и его тоже. Ведь, всё же, он и я — это одно целое».
«Ты хотела изменить Ад, но тут уже поздно что-то исправлять. Это место должно исчезнуть. Всё это безумие кто-то должен завершить. И пусть это будет тот, кто его и начал».
* * *
Суккуб легко почувствовала местоположение Никто. Это позволило ей открыть порталы, выпускающие толпы «истинных», в нужных местах. Как они и рассчитывали, демоны легко заглотили наживку, и своими же руками переместили Никто в самое сердце своего логова. Туда, куда не смели соваться даже многие из достаточно высокопоставленных горожан.
Но целью Никто было вовсе не кровопролитие или умерщвление Советников. Ему нужен был доступ к одному из залов, скрытому за извилистыми коридорами. Хотя, в отличие от него, суккуб была вовсе не против собственноручно вспороть пару-тройку жирных, Советнических брюх. Поэтому, продвигаясь к намеченной цели, и направляя «истинных», она наслаждалась процессом в полной мере.
Они продвигались всё глубже и глубже по каменным тоннелям, встречая на своём пути всё меньшее и меньшее сопротивление. Ведь много охраны здесь было и не нужно вовсе, потому что мало кто вообще знал о существовании этого места, не говоря уже о том, чтобы проникнуть сюда. Да и те, кто знал, воспринимали «это» скорее как дань традиции, даже не подозревая, рядом с «чем» находятся так близко на самом деле.
Наконец они обнаружили нужное помещение.
* * *
Во влажном воздухе, витающем в тёмной гробнице Никто, ощутился лёгкий запах озона. Затем послышалось потрескивание, и из открывшегося портала вышла суккуб, ступая копытцами на грубый, каменный пол.
— Мы нашли…
Увидев изуродованное тело демона, она запнулась на полуслове, и её лицо исказилось гримасой печального удивления.
— Вот… и славно, — с трудом ответил он.
Она молча опустилась на колени возле Никто, осматривая его увечия.
— Не нужно печалиться, — произнёс он, уловив её взгляд. — Это всего лишь тело. Это всё ерунда.
Сёстры и сами понимали это, но им всё равно было больно на это смотреть. А ещё их вдруг захлестнула волна ненависти. Теперь они уже начали жалеть, что подарили некоторым из Стражей и Советников, встреченных ранее на их пути, быструю и лёгкую смерть.
Суккуб обняла Никто, и открыла портал прямо под их ногами.
* * *
— У меня есть одна просьба к вам, — в пустоте перехода голос Никто звучал уже более привычно, необременённый непослушным языком, царапающимся об осколки зубов в разбитом рту.
— Какая? — ответили сёстры.
— Этот рог… отделите его от моего тела, — ответил он. — Поддавшись искушению, я захотел забрать с собой сущность, закованную теперь в этой стали. В качестве жертвы. Видимо… я не слишком уж и отличаюсь от той, другой своей части, поглощённой безумием. Но всё же… хватит уже всех этих жертв, и всех этих жертвоприношений. Она не заслужила такой участи. Пусть будет снова свободна.
— Хорошо… А ты? Ты заслужил?
— Наверное, такого никто не заслужил, но это всё уже не имеет значения.
* * *
Алтарь, расположенный посреди зала, представлял из себя статую сидящего в позе Лотоса существа. Оно напоминало демона, но его рога были изогнуты в более округлые формы, а крылья за спиной имели какую-то странную текстуру, больше напоминающую перья, нежели обычную, жёсткую кожу демонического крыла. Хвост вообще отсутствовал, то ли по задумке скульптора, то ли по какой-либо другой, неясной причине.
Мёртвые тела нескольких «мира» и демонов, которые занимались здесь своими бестолковыми обрядами, «истинные» стащили в одно место, чтобы они не мешались под ногами, и не заливали пол кровью. Стальной рог Никто тоже уже был отделён от тела, хоть и не так легко, как казалось, и не обойдясь без новых повреждений на голове. Он уже не светился, и снова выглядел как обычная сталь, хоть и довольно причудливой формы, и находился теперь за поясом суккуба, захотевшей сохранить его на память.
— Так вот, как ты выглядишь на самом деле, — тихо произнесли сёстры, вновь посмотрев на статую.
— Тоже… всего лишь тело, — слабо улыбнулся Никто. — Тлен.
Он сидел у ног статуи, прислонившись к ней спиной. На вид, и на ощупь, её поверхность напоминала пористый камень. Могло даже показаться, что это настоящее тело, просто окаменевшее, или каким-то образом мумифицированное. Временем или чьими-то руками. И, в общем-то, именно так оно и было, но об этом знали лишь Никто и, с недавнего времени, сёстры. И даже служители этого древнего культа, не покидающие своих коридоров, не знали истинного значения этой «статуи», проводя возле неё свои обряды и ритуалы.
— Пора заканчивать начатое, — произнёс Никто, видя, что сёстры оттягивают время. — Мне пора.
— Да, — ответили они с грустью в голосе.
— Рад, что повстречал вас, в этом пути. Надеюсь вы, вместе с «истинными», всё же найдёте свой новый… старый дом. Прощайте, необычные дочери… необычного отца.
Сёстры молча поцеловали его в лоб, не сдерживая внезапно нахлынувший порыв, а затем произнесли:
— Пусть наш свет озаряет твой путь во тьме, Сын Зари.
Лицо Никто искривилось в подобии широкой улыбки, насколько это позволяли увечия.
Отойдя на безопасное расстояние, и сказав остальным держаться подальше от алтаря, суккуб помедлила ещё некоторое время, глядя на Никто, а затем открыла портал, разверзшийся под «статуей».
* * *
Частички пепла налипли на окне кофейни, расположенной на крыше высокого здания. Так же, как и посетители, этот пепел был свидетелем того, как внезапно открывшийся портал над Котлом, выплюнул из своего чрева две фигуры, устремившиеся вниз.
Вначале ничего не происходило. Разве что, в окружающем пространстве нависла вдруг оглушающая тишина.
А затем, всё в той же тишине, по стенкам Адского Котла побежали трещинки. Сперва маленькие, еле заметные, они, однако, быстро увеличились в размерах, и вскоре перекинулись на землю, распространяясь всё дальше и дальше.
* * *
Откуда он знал, что его первоначальное тело, попавшее в Котёл вместе с частью его сознания, причинит какие-то разрушения? Что его, высохшая в камень, плоть, низвергнутая в эти пустынные земли в те времена, когда ни города, ни самого этого Котла ещё даже не существовало, способна изменить привычный ход вещей?
Откуда он был так уверен, что эта жертва принесёт хоть какой-то результат?
Ниоткуда. Единственное, что он знал наверняка, что даже если Ад и не прекратит своё существование, то его безумный «Правитель» уж точно перестанет существовать.
И этого знания ему было достаточно. Так, или иначе, он всё же нашёл способ сбежать из своей темницы. Пусть и уничтожив при этом самого себя.