— На пособии. С октября начну. У меня от волн уже рябь в глазах, как на пустом экране телека…
Бернар, вытер потную руку о шорты и протянул Борису: — Мы играем против бошей в воскресенье. Придешь?
Борис снял пиджак, развязал галстук. В густой тени на скамейке спала, подложив рюкзак под голову, молодая девушка. Ее русые волосы текли вниз, её блузка сползла оголив плечо и грудь. На земле валялся зеленый мишленовский гид по Франции. Стефан и Жан-Люк, устроившись на креслах рядом, тихо переговариваясь, курили.
— Хороша? — спросил Стефан. — Шведка, судя по гиду…
— Ничья? — вступил в игру Борис.
— До вечера, не позже. Пусть отоспится, — широко улыбнулся своей застенчивой улыбкой Жан-Люк.
Облако густой рыжей пыли заволокло их — по аллее за их спинами вяло протопала вереница гривастых пони. Вместе с пылью горячий ветер донес острый запах мочи и масла для загара. Запершило в горле.
— Как вы можете здесь сидеть? — прохрипел Борис, — в этом хамсине?
Стефан, откинув голову назад, выпустил дым через ноздри, поправил темные очки. По плечу шведки ползла, складывая крылья, божья коровка.
— Не бросать же девушку одну… — сказал он.
На четвертом корте кто-то из новеньких играл против Этьена. Крепкий подвижный парень, судя по стилю — американец. На третьем двое мальцов упорно лупили мимо, вопили и ругались страшными взрослыми словами. На втором — Альфредо давал урок очередной толстушке, на первом — пили воду взмокшие Дэвид и Роджер…
Борис, со всеми поздоровавшись, нашел свободное кресло и перетащил к сетке корта. Ян курил короткую вонючую партагас, Люк и Аллан, сдвинув головы уткнулись каталог Брайтлинга, Реми бинтовал колено, какая-то писюшка хихикала на коленях Антуана, Олаф и Фабрис, мокрые, как после душа, блаженно сидели с закрытыми глазами.
— Я подаю вторую подачу… — рассказывал Ян.
— А за это время они растащили полстраны! — раздалось сзади.
— И вижу, что прямо за Жан-Пьером, сидит какая-то бабенка, лет тридцати пяти, поставив раздвинутые ноги… — О чем ты говоришь! Я платил за свою первую студию на Сен-Жорж девятьсот франков! — … на стул и заголив ноги. И под юбкой у нее ровным счетом ничего нет…
Олаф хихикнул: — Кроме собственного меха!
— Да и то, немного, — продолжал Ян.
— А теперь? — продолжал невидимый голос. — За эту клетку без ванной и с картонными стенами. Когда мой сосед чихает, у меня падают книги с полки. Мне даже слышно, когда он рвет волосы из ноздрей!
— Я, конечно, промазал вторую подачу. Пятнадцать-тридцать. Перехожу подавать налево. Поднимаю ракетку.
— Четыре двести каждый месяц!
— И подать не могу! Кошара её смотрит на меня, что твое дуло пулемета. А сама она, как бы меня не видит.
— Нет, ты помнишь? На шестьдесят франков можно было вдвоем отужинать, с вином и кофе.
— Окей! Возле самой сетки лежит мяч. И я говорю Жан-Пьерру — гони мяч, мол тот, что у меня — сдох, скончался. Он поворачивается, идет к сетке и ничего, скотина не замечает.
— Я тебе скажу. Эти зеленые. Борьба с загрязнением. Главное загрязнение это не выхлопные газы.
— Отсандаливает он мне мяч. И, что твой Агасси, танцует на приеме. Ждет, когда я снова врежу мимо.
— Это не нитраты.
— И за секунду до подачи, в башке его видно допроявляется все-таки снимок. Я вижу, как он дергает головой, и, словно, какая-то сила его тянет — оборачивается…
— И не сточные воды…
— И тут же возвращается на исходную — морда перекошена, рот дергается, ракетка стучит о битум — гвозди заколачивает.
— Главное — это загрязнение мозгов. Политика и реклама.
— Я выигрываю игру и тут он, предлагает меняться сторонами.
— Они нас принимают за идиотов! Они думают, что мы бесконечно будем глотать всю эту муть… Запивать её дешевым розовым…
— Хотя сам отказался играть на солнце. В общем, тот еще матч…
— А что эта шалава? — спросил кто-то.
— Эй, рускофф, как ты там, переделал рекламу про пеленки?
— Эта salope? Так и сидела, проветривала свои складки, пока не появился Гийом. Ян зевнул и выпустил клуб дыма.
— Как ты можешь курить эту мерзость? — спросил Алан.
— Он выпендривается, а не курит! Ты же не затягиваешься? — спросил Олаф.
— Сигарами затягиваются пижоны, — Ян мелко сплюнул.
— Рускофф!
— Оставь, он кимарит…
— И он её уволок?
— А… Ему любая точилка для карандашей подойдет, — раздался голос Антуана.
— Борис этот клип про пеленки переделал на француженок: Meme moullier elles sont seches!
— Для карандашей? — загасил наконец сигару Ян. — Да там болванки для ракет можно обтачивать!
— Ну и мерзкие же вы типы, — весело вставила писюшка. У вас одно в голове!
— Ты знаешь, кто нам устроил эту блядскую эпидемию?
— СПИДа?
— Мамзель Веро! — встрял, разлепив один глаз, Фабрис. — Ты уже раза четыре кончила, ерзая на коленях у этого охламона, которому придется ставить новый зиппер на джинсы… Лицемерить в такую жару!