Горислава не знала, что степная змеиня наплела настоятелю монастыря и сколько серебра ему отсыпала (богатая она, выходит), но к вечеру она привела монаха. Нет, не Даниила.
— Отец Дорофей? — воскликнула Купава, а Горислава вспомнила: утром прошлого дня Даниил требовал от какого-то Дорофея разогнать толпу. Выходит, стоявшая у неё на плечах русалка смогла разглядеть и запомнить его лицо.
— Не «отец», только «брат», дева, — вздохнул монах. Он напомнил Гориславе попа Матвея, только менее рыжий и нервный. Он поклонился Купаве в землю. — Благодарю тебя за спасение моего духовного брата. Я друг его и поводырь, одну келью делим, потому и волнуюсь… Не то что-то с Даниилом происходит, — он понизил голос. — Давайте поговорим где-нибудь… Без людей.
Они продолжили беседу на берегу Белояра. С озера тянуло прохладой, несмотря на солнечный день.
— Он ведь не всегда слепой был. Начал в отрочестве терять зрение и отправился к Белояру, чтобы излечиться. Но… Не случилось чуда. Домой возвращаться не стал — на что слепой в хозяйстве нужен? Стал послушником. И чудо случилось, но не то, какое он хотел — открылся дар образа писать. Снисходит на него что-то, и он, как в бреду, требует дать краски. И пишет, пишет, — глаза брата Дорофея засияли. — Это настоящее чудо!
— Но что-то не так, — сказала Оюун. Монах пригорюнился.
— Его образа всегда были… немного не такими, как надо. Матери Финиста постоянно зелёные глаза рисует. Да и вообще рисует только святых дев, — голос Дорофея дрогнул. — Сначала, конечно, на это внимания не обращали. Чудо ведь. Так Финист пожелал. Князья к нам приезжали, пожертвования делали… — руки монаха нервно теребили рукава рясы. — Не подумайте дурного — хоть мы и люди божьи, серебро нам тоже надобно. Точнее, лишним не будет. Всё оно идёт на богоугодные дела… Не главное для нашего настоятеля серебро, поверьте — главное — прикоснуться вот к этому, божественному, вечному, видеть как чудо свершается своими глазами…
— О, я не сомневаюсь, — успокаивающе сказала Оюун, обворожительно улыбаясь.
— Вот и… Болтать братия стала потом. Почему наш брат только дев рисует? Матерь Финиста. Великая княгиня Хелига. Царица Александриана. Святая Варвара, защитница Мурова-града… И все не такие, как принято изображать. Один раз изобразил девицу простоволосую и улыбающуюся. Спрашиваю его — кто это? А он — откуда я знаю. Святая какая-то, сам говори, на кого похожа. Стыдно сказать, мне со странниками говорить пришлось. Один сказал — да это ж святая Фотина Перелесская, боярская дочь, говорит, целительница… Но о ней, говорит, уже мало кто помнит. Там история какая-то тёмная… И начала болтать братия, — сокрушённо повторил Дорофей. — Что не Финист посылает видения иконописцу, а диавол… — последнее он прошептал и тут же очертил пальцем солнечный круг. — Что под святыми ликами на его иконах спрятаны лики диавольские… Прости Неопалимый, ругался я с братьями, гневался. Сам ведь видел, как Дорофей образа пишет, нет там никаких диавольских ликов! Но всё равно что-то не то с братом моим происходит. Раздражительный стал, злой… Я ведь друг его, а он на меня огрызается, — лицо монаха потемнело от обиды. — А теперь вон к воде его потянуло. Что-то не то с ним. Какой-то дух его мучает, соблазняет, манит, — Дорофей снова зашептал, — Какая-то русалка.
— Русалка? А разве их не всех убили? И разве они могут манить кого-то, оставаясь невидимыми? Видения посылать? — спросила Купава, глядя на монаха чистыми невинными глазами.
— Да вроде не могут, — Дорофей почесал затылок, — Я в нечестивой книге читал — это книга священная, где рассказывается о нечисти всякой — что они только в воду заманивают. Но кто знает, что может нечистая сила? Диаволы они и есть диаволы. Я уж и полынью его кровать обложил — говорят, от русалок хорошо помогает — а он эту полынь потом в меня швырял и кричал, что из-за её вони в келье дышать невозможно.
При слове «полынь» Купаву передёрнуло. Горислава поспешно спросила, отвлекая монаха на себя:
— Прям-таки и швырял? Он ж слепой…
— Швырял. Не попадал, конечно, но… Как с ума свихнулся. А теперь вон в Белояр пошёл топиться. Слепой, а ночью из монастыря выбрался, через тайную дверь прошёл, как одержим чем-то, — вздохнул Дорофей.
— А сейчас с ним что? — спросила Оюун.
— В лазарете. Поправляется. Исповедь ему предстоит и покаяние. За стены его настоятель ещё долго не выпустит. Ох и зол он будет. Но может это его бесов защитит…
— Не защитит, бесы уже проходят через ваши стены, — сказала Оюун. — И тыэто знаешь, брат Дорофей. Они будут мучать твоего друга. Пока не замучают смертельно. У меня есть решение. Ты должен выйти своего друга за стены монастыря, к озеру. Я выманю бесов. Мы их убьём.
— Я… Не сочтите за дерзость, сударыня, но вы не нашей веры, — нахмурился Дорофей. — Я вас совсем не знаю и доверять вам не могу. Я и поговорит-то хотел не с вами, а с девой, что моего друга из озера спасла. Купава, верно? Какое у вас церковное имя-то?
— Фотина, — если русалка и задумалась, то только на миг.
— Фотина… А по отчеству…
— Серафимовна, — Гориславе стоило больших усилий сохранить каменное лицо, когда она это услышала.
— Фотина Серафимовна, что вы скажете? — спросил поп. Купава задумалась. На несколько мгновений. Затем сказала:
— Я думаю, мы должны поверить Оюун-нойон. Она знает, что делает. Пусть она и иной веры — но бесы остаются бесами и для её народа. Её огонь — не чистый огонь Финиста Неопалимого, но это всё же огонь, а не тьма, — она дотронулась до руки монаха, глядя ему в глаза. — Мы должны попробовать спасти вашего друга.
И конечно, он не смог устоять против сияющих глаз Купавы. Да и кто бы смог.
— Купавка, слишком ты доверяешь этой степной ведьме, — сказала Горислава потом, когда они разошлись, договорившись встретиться ближе к полуночи на это же месте. Её мучило особенно дурное предчувствие.
— Ты, Горька, просто видишь всех змеев врагами…
— Они и есть враги.
— Но я не видела зла ни от одного змея, которого встречала!
— Ты встречала только трёх, не считая Хурги, — ехидно заметила Горислава. — А парой слов перекинулась только с двумя. Так что рановато тебе о змеях судить, сестричка.
Купава надулась, пытаясь найти, что ответить.
— Я не доверяю ей… — в конце концов пробурчала она. — Просто она моя единственная надежда добраться до святилища там, внизу.
— Если оно ещё есть.
— Тебе как будто не хочется, чтобы я его нашла! — сердито воскликнула Купава. — Если не нравится всё это — не приходи ночью! Ты там не особо нужна!!
Обида обожгла Гориславу, как огнём — почти в прямом смысле, ибо пламя внутри вспыхнуло; змеиня сжала кулаки, чтобы сдержаться и не ударить русалку.
— Вижу, ты нашла себе сестрёнку получше, да? — огрызнулась она. — Стоило мне тебе возразить… Засранка!
— Горька…
— Сладко! Делай что хочешь. Но ночью я с тобой. Может, я тебе не нужна, но мне на тебя не наплевать! В отличие от этой Ю-юн! — не дожидаясь оправданий и извинений, она повернулась к Купаве спиной и ушла прочь.
***
Хорошо иметь сестёр и братьев… До тех пор пока с ними не поссоришься. Как это случится, на душе становится погано, и кто прав, кто виноват — тоже непонятно.
Вроде права была Горислава. Но раз они условились, что она старшая сестра, разве она не должна сносить выходки младшей более сдержанно? Только вот слова Купавы «ты нам не особо нужна» резанули как ножом по сердцу. Хотя, казалось бы, зачем ей быть кому-то нужной, кроме как самой себе.
Они с Купавой не разговаривали до ночи. И ночью тоже. Как тогда, в Осиново. Отчасти это давало надежду — оно как-то само собой помирилось тогда. Может, так будет и в этот раз?
Хорошо бы. Только бы без кровожадной упырицы и почти-смерти Купавы.
Шагая к озеру и подавляя душераздирающий зевок (вторую ночь не поспать нормально!), Горислава втайне надеялась, что у Дорофея не получится привести Даниила. Монастырь — не тюрьма, но всё-таки окружён стенами, а двери на ночь закрывают, и вряд ли позволят слепцу и поводырю просто так шататься после захода солнца. Но надежда оказалась напрасной: в темноте замаячило две фигуры. Огонь в жаровне Оюун разгорелся сам собой, отражаясь в бельмах слепца, которого Дорофей вёл под руку.
— Ты привёл меня к озеру? — спросил Даниил. Горислава в первый раз видела его лицо так близко. Некрасивое, бледное, и нервное. И голос был под стать — резкий и тонкий. — Тут ещё кто-то! Кто?!
— Не бойся, брат Даннил, я не желаю тебе зла, — сказала Оюун мягко. Её телохранитель молчаливой скалой стоял за спиной змеини. — Я хочу помочь твоему горю…
— Горю?! — Даннир оскалился. — И как ты мне поможешь? Зрение мне вернёшь, змеиня? А? А?!
— Я могу помочь с твоими снами. Видениями…
— У меня нет никаких видений! Дорофей, что ты им наболтал?! — Даниил оттолкнул руку поводыря.
— Успокойся! Они хотят тебе помочь. Они могут тебе помочь… Я думаю. У девушки нож витязя. Они смогут спасти тебя от русалки, что тебя му…
Слепец молчал мгновение — а потом неожиданно ловко толкнул Дорофея.
— Отстань от меня! Ну почему вы все не можете просто оставить меня в покое! — сказал он сквозь зубы. — У меня нет никаких видений, я…
— Ты думаешь, мы собираемся лишить тебя видений? Ты ошибаешься, — сказала Оюун. Она осторожно положила руку Даниилу на плечо, и он сразу сник, тяжело дыша. — Мы просто хотим тебе помочь найти их источник.
— Правда? — прошептал слепец, поднимая глаза. — Вы найдёте… Её…
— Так всё-таки какой-то нечистый дух тебя преследует! — воскликнул Дорофей одновременно протестующе и негодующе.
— Знаешь, где мы? — спросила Оюун слепца.
— Озером пахнет, — сказал Даниил.
— Да. Здесь рядом русалочий камень. Когда-то сюда приходили, чтобы принести им жертвы и обратиться с просьбой. Когда построили монастырь, камень пытались вытащить из земли, но так и не смогли. Тогда сказали, что на этот камень упала горячая слеза Финистовой Матери, когда та смотрела на горящий город-Кит, и продолжили ему поклоняться…
— Что за богохульство! — брат Дорофей начертил в воздухе круг дрожащей рукой. — Финистова матерь, прости эту язычницу…
— …Но я уверена — русалки никуда не исчезли. И если ты обратишься к ним с этого места, они тебя услышат, — Оюун и бровью не повела. — Поверь мне. Или скорее поверь себе. Они посылают тебе видения. Значит, зачем-то ты им нужен…
— Данила, пойдём обратно! Я надеялся, что они могут тебе помочь — но сейчас я вижу, что эта язычница хочет… — Дорофей схватил собрата за рукав, но Даниил вырвался и сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Телохранитель Оюун преградил путь Дорофею, угрожающе ухмыльнувшись. Степнячка подала слепцу руку, помогая подойти к камню. Горислава нахмурилась. «Во что я ввязалась? — тоскливо подумала она. — И ради чего? Могла бы спокойно спать сейчас. Ах да…»
Она обернулась на Купаву. Та была такая тихая и незаметная, что Горислава даже на какое-то время забыла, что она здесь. Ни улыбки, ни извинений змеиня от неё не дождалась: губы русалки были сжаты, а взгляд — сосредоточенный.
«Она не отступит. А я не оставлю её одну».
— Да что вы делаете! — Дорофей бросил бессильный взгляд на Гориславу в поисках поддержки. Та в ответ только зевнула. Даниил опустился на колени, коснувшись обеими руками камня.
— Русалки… Богини… Молю вас, — прошептал он, дрожа всем телом. — Ответьте мне. Скажите, зачем посылаете виденья? Я нужен вам? — он устремил невидящий взгляд на озеро. — Зачем? Скажите, я всё сделаю, только верните его… Верните мне зрение! — выкрикнул он обломившимся голосом.
Наступила тишина. Оюун покачивала жаровню, шепча что-то под нос, её глаза были прикрыты. Горислава непроизвольно опустила руку на рукоять ножа — но ничего необычного не происходило: никто не плескал в озере, не крался из темноты…
— Данила, опомнись, ты ж ведь душу свою губишь! — бессильно воскликнул Дорофей. Пошарив в кошеле у себя на поясе, он вытащил плотно закупоренный пузырёк. Горислава спиной почувствовала, как напряглась Купава.
— Что это у вас? — спросила он, зажимая нос. Странно: Горислава никакого запаха не чувствовала…
— А, это? Жгучая полынная настойка, — Дорофей поболтал булькнувшим пузырьком. — Оружие против нечисти… Против русалок особенно. В Нечистой книге написано, что они даже запаха не выносят… Вот, захватил, у нас её готовят на всякий случай…
«Плохо».
— Купава, пошли. Всё это бессмысленно, — сказала Горислава, хватая сестру за руку.
— Но… — Купава бросила взгляд на молящегося слепца, потом — на пузырёк у монаха в руке.
— Пошли! — с нажимом повторила Горислава, потянув её за руку. И Купава, наклонив голову, подчинилась, но…
Если бы всё могло кончиться так просто!
— Что вы тут делаете так поздно? — прозвенел девичий голосок в ночной мгле. К берегу шагала конопатая девушка — та самая, которая позавчера созывала всех смотреть на чудо. Наброшенный на плечи платок трепал ветер. — Ночь же!
— Ульяна… А что ты делаешь? — удивился брат Дорофей.
— Да вы кричите так, что спать невозможно, — сказала Ульяна, наморщив нос. — Ой, брат Даниил! — она резво кинулась к стоящему на коленях монаху, — Что с вами?! Я могу помочь…
— Уйди! — огрызнулся Даниил, отталкивая протянутую руку.
Потом всё произошло одновременно.
Дорофей кинулся к брату по вере, но получил резкий толчок в грудь от телохранителя Оюун и опрокинулся на землю. Пузырёк вылетел у него из рук и разбился о русалочий камень. Брызги разлетелись во все стороны — Горислава едва успела закрыть собой Купаву; та со стоном уткнулась ей в спину, наверное, силясь скрыться от мерзкого запаха; а вот Ульяну было закрывать некому. Она с криком отпрянула, закрывая лицо ладонями. В мерцающем свете жаровни было видно, что капли, попавшие ей на руки, оставили ожоги.
«Что…»
— Ага! — торжествующе выкрикнула Оюун. — Я знала, что кто-то из вашего племени явится!
«Что?!»
— Ульяна… Уля… — дрожащим голосом сказал Дорофей, глядя на девушку снизу вверх; он всё ещё лежал на земле. — Ты…
Ульяна отняла руки от лица. Её веснушек как не бывало; кожа стала белой, как луна, а глазах прыгали зелёные искры.
— Не может быть… — простонал монах.
И тогда русалка Ульяна сорвала с плеч платок и швырнула его на землю. Молочно-белый туман взвился в воздух; мгновение — крошечное мгновение, меньше чем удар сердца — и Горислава ослепла. Вокруг была только белая мгла, куда более густая, чем туман Купавы. Паника сжала горло; она одной рукой выхватила нож, другой ещё сжав руку Купавы.
— Богини! — надтреснутый голос слепца раздался, кажется, совсем рядом. — Вы пришли! Молю вас, заберите меня из этого ада!
— Эдзэн, мы не желаем тебе зла! — почти одновременно выкрикнула Оюун.
— Нечисть! Нечисть проклятая! — выл брат Дорофей.
Не отпуская руку Купавы, Горислава отступала назад. Ульяна или как там её не могла погрузить в туман всю деревню; значит, нужно просто выйти из туманного облака. Главное — не носиться в панике кругами, передвигаться осторожно и медленно. Это просто туман. Он не может причинить вреда…
Холодное дуновение коснулось лица змеини; Купава вскрикнула и вырвала руку из гориславиной.
— Куда, дурочка! — рявкнула та. И поняла: не по своей воле Купава вырвала руку — уж что-то, а трусихой её сестрица не была. Кто-то утащил её! Ещё один вскрик Купавы прозвучал уже в отдалении. Не думая ни о чём, с ножом наголо Горислава бросилась вперёд — и споткнулась обо что-то большое и мягкое. Она выругалась; выругалась ещё злее, когда поняла, обо что. Телохранитель Оюун, обладатель меховой шапки — или теперь надо было сказать «бывший обладатель»? — неподвижно лежал на земле. Железный запах крови пропитывал туман вокруг него. Рука, которой Горислава коснулась змея, теперь была испачкана тёмным, тёплым, липким.
И тогда Гориславе стало по-настоящему страшно. Так страшно, что она не смогла даже закричать.
Руки схватили её. Холодные, мокрые и очень сильные. Она извернулась, ударив ножом, и получив в ответ то ли стон, то ли рычание; но руки только сжали её сильнее. Пламя в сердце вспыхнуло, выжигая страх, но к паре холодных рук прибавилась другая, а потом и третья. Запястье сжали так, что хрустнули кости — и нож выпал на речной песок.
«Меня тащат к озеру», — поняла Горислава.
Она вырывалась. Вырывалась изо всех сил, но в этом тумане её огонь горел неохотно — как будто она пыталась разжечь сырые дрова.
А потом и вовсе погас — когда холодные возы озера Белояра сомкнулись над ней.