Но как бы там ни было, а я вступил на "стезю сбора подаяния". Все люди делятся на "дающих", "просящих" и "нейтральных". Не "жадных", а "нейтральных, знающих точно, что иной нищий может оказаться богаче иного миллионера.
Для этого самого древнего и бездумного занятия вид у меня был подходящий: в самом деле, кто стал бы подавать упитанному и здоровому на вид мальчику? А вот дохляку после тифа — пожалуйста!
Что нужно для превращения в нищего? Совсем немногое: в какой-то момент почувствовать "обойдённым милостями судьбы", затем найти самые жалостливые ноты в горле и пустить их в действие! Руку за подаянием протягивать необязательно, достаточно для сбора подаяния положить на землю головной убор.
Странными бывают эти взрослые! А нищие — особенно. Вот и тогда в дедовых мечтаниях использовать меня для личного обогащения произошёл "прокол": он "классный наследник" своего ремесла из меня никак не хотел получаться! Почему дед не провёл моё "тестирование" на предмет годности к нищенству — это ещё одна загадка из моего прошлого. Взрослые всегда подходят к нам со своими мерками, не допуская мысли о том, что у нас уже могут быть и свои оценки.
Если различным рёмеслам можно научиться, то нищенству, как и актёрству, обучиться невозможно. Тот плоский и серый дед, возможно, и был талантливым, "классным", нищим, но определять "профессиональную пригодность" к нищенству у других не мог.
Дед, спасибо тебе! Ты и подумать не мог, что ты мне дал!
Нищенская "стезя" моя началась с того, что в первый день сбора подаяний дед привёл меня к красивому и громадному зданию с высокой и широкой каменной лестницей из серого камня. Показал место, где я должен был сесть и оставил там с наказом никуда не ходить и сидеть с картузом у ног. Сам куда-то исчез. Может, и не исчез, возможно, что он следил за мной, как я осваиваю самую древнюю из профессий? Проверял мою способность "выжимать слезу и размягчать сердца" у граждан польского города Люблина? Хорошо помню, что первый день, когда я кого-то собрался обогащать, был пасмурным. Просидел на ступенях не более пяти минут, мне это занятие показалось скучным и неинтересным и меня потянуло исследовать, что находится там, за красивыми входными дверями? Теперь я точно знаю, что никогда не нужно сопротивляться своему желанию исследовать. Вошёл, и сердце моё замерло от сумрака внутри высочайшего помещения! А потом я увидел большое круглое сооружение по правую руку от входа, подошёл к нему, и увидел, что там только вода. Круглое сооружение из беловатого камня стояло на красиво сделанной ножке и походило на громадную чашу. Я стоял недалёко от неё и гадал, для чего предназначена она? Мои "гадания" разрешил парень и две женщины с ним: парень опустил кончики пальцев в чашу и протянул её женщинам. Те коснулись его руки и перекрестились немножко не так, как крестился отец. И опять ничего не понял: почему женщины не могли сами опустить пальцы в воду чаши? И забыл, для чего на каменной лестнице удивительного здания меня оставил кислопахнущий старик, мне стало противно сидеть на лестнице с кепи у ног… Встал и медленно направился в непонятное здание и тут услышал музыку. Чарующую музыку, редкую, незнакомую и красивую! От звуков, которой мне захотелось взлететь под удивительно устроенный купол здания! Так впервые оказался в костёле. Какие силы отвлекли от сбора подаяния? Кто-то неведомый сказал без слов:
— Что хлеб! Я покажу другую пищу!
Всё верно, всё совпадало: "не хлебом единым…" — но и этого не мог знать в первый день "нищенской стези".
Так у крещёного в православной вере мальчишки первая встреча с храмом произошла в католической Польше.
Потом мы ходили по городу, "кислый" старик держал меня за руку, а я наслаждался городом. Не "работал", а "работа" заключалась в том, что нужно было умилительно смотреть встречным в глаза и протягивать руку. Представления у меня и у старого нищего были разные: я воспринимал хождения с "кислым" старцем, как случай полюбоваться городом, а старец — как можно больше собрать злотых от поляков. Поляки подавали хорошо, но едой. Доходило и до деликатесов: белоснежные булки с желтизной от яиц и с удивительным ароматом неизвестного названия. В нищенстве случилась первая моя встреча с булками Польши, где присутствовала ваниль, но что это ваниль — об этом узнал позже. Дед вкусностям польской кухни не радовался, но хотел из "рук дающих" получить злотый. Такое желание деда никак понять не мог и немедленно невзлюбил его: "зачем какой-то злотый, если добрая пани даёт ароматную булку"!? - "ученик" не должен иметь Мой "наставник" страдал от пониженной кислотности желудка, и это понял много позже. Старик прикладывался к бутылочке с жидкостью, и её запах наполнял мой рот слюной с последующим желанием что-нибудь съесть! Много позже узнал название жидкости, возбуждающей у людей слюну и аппетит: "уксус".
Второй день "нищенствования" прошёл, как и первый: опять сидел на том же месте на паперти костёла, и когда дед удалился по своим "профессиональным" делам — немедля покинул "рабочее место" и продолжил изучение католического храма. Во второе посещение костёла
ненависть к деду превратилась в "окончательную и бесповоротную"!
Пою хвалу католическому храму, будучи крещёным в православной вере! Настоящий "православный" до "предательства" своей веры никогда бы не докатился, но я это сделал!
Православие "жестковато": верующие в православном храме молятся стоя, "тело изнуряют, а дух — укрепляют", а католики молятся сидя. Молиться сидя правильно потому, что на дух в такие моменты плоть не оказывает влияния и не отвлекает мысли от высоких устремлений:
— Ох, как болят спина и ноги!
Третьего нищенского дня не было: категорически заявил матери:
— На "поборы" с дедом не пойду! — был категоричен и скандален до предела! Мать поняла.
Не помню, чтобы поляки подавали мне "пенёнзы". Возможно, потому, что к тому времени вид мой перестал вызывать жалость? был не совсем "несчастный" для получения подаяния? Поляки, спасибо вам: вы не позволили развратить мою душу подаяниями!
Не могу и до сего дня объяснить: почему два дня нищенства хватило сделаться нетерпимым к этому виду "промысла"? Ведь нищенство — простое, "не затратное", всегда только прибыльное занятие, а поди ж ты, взбунтовался! Почему и отчего? Стать нищим просто: нужно только один раз почувствовать себя "глубоко несчастным" и затем твёрдо уверовать, что "век счастья не видать"! — продержаться с таким "наполнением" дня три, для надёжности — неделю — и нищий готов! Пусть не "классический нищий", профессиональный, но понявший "суть вопроса" попрошайка!
Понял это, став взрослым, а в девять лет понимать такое дано только вундеркиндам. Я таковым не был.
Не люблю нищих всех сортов, видов и оттенков. Отчего такое во мне — не знаю, но думаю, что племя нищих, заботясь об утробе, забывает для чего оно выпущено в этот мир. Хотя, нет, хорошо знает для чего: чтобы их жалели. Но не словами, выражение словами — оно и есть таковое, ты пожалей меня монетами! И желательно — большим количеством. Это и будет наилучший способ "сострадания ко мне".
Нынешняя мораль говорит, что мы должны терпеть нищих и быть к ним снисходительным, хотя бы потому, что каждый из нас может превратиться в нищего. Да, я "отработал" в "нищенском цехе" целых два дня, но продолжаю не понимать и не любить нищих. В старости пришло ещё одно понимание: "все нищие умирают миллионерами". Когда это понял, то немедленно развеселился:
— Напрасно отказался в Польше от "специализации"!
Сегодня могу войти в католический собор и перекреститься, как истинный католик и никто, ни на секунду не усомнится в моём вероисповедании. Не заподозрит во мне "православного".
Не нарушу обрядность ни в чём, но буду оставаться крещёным в православной вере. Католики примут меня за католика и православные не отторгнут от своей веры.
Не делаю различий между православным храмом и костёлом, и не могу понят споров иерархов, от которых не хочется бывать ни в костёле, ни православной церкви. Христос-то один!
Глава 25. Город.
Продолжать житие в пустом лагере было как-то неуютно, и отец, как всегда, был откомандирован матерью на поиски нового жилья. Две извечные и не преходящие его заботы: крыша над головой нашей и прокорм!
Куда идти в чужом городе? Пригодились отцовы прошлые вылазки, когда он служил лагерной охране "мальчиком на побегушках" Прошлое служение не прошло даром: он не плохо, для человека из перемещённых, знал город. Или это свойство любого горожанина, из какой бы он страны не был? У отца даже появились хорошие знакомые, и чем они были связаны в те времена — об этом я могу только гадать. Один из добрых поляков посоветовал занять квартиру на втором этаже в доме напротив лагеря. Немного наискосок, через дорогу, ту саму, с трамвайными путями, где отступающие калмыки, чуть-чуть не лишили жизни мать и меня:
— Дзенькуе бардзо, панове! — и мы превратились в жителей польского города. Удивительно: совсем малое время назад я смотрел на эти дома из ворот лагеря, а теперь смотрю на лагерные бараки со стороны! Всего-то перешли дорогу из лагеря, какие-то метры — и, всё, иной мир, другая жизнь.
А ещё через день лагерные бараки подожгли, а кто это сделал — нам не сказали. Бараки спалили потому, что их можно было сжечь, хотя нужды в их уничтожении не было. Они сгорели потому, что были ненавистны, как символ оккупации. Что для поляков одна оккупация менялась на другую — об этом догадывалась часть поляков. Если бы тогда нашёлся сумасшедший и сказал громко, что те "символы", что им принесли с востока, тоже когда-то станут ненавистными — такого сумасшедшего и лечить бы не стали.
Новое наше жильё принадлежало человеку, который по неизвестной причине рванул вслед за отступавшими немцами на запад. Но бежал ли он на запад, или к родне в сельскую местность переждать военные потрясения — этого я, разумеется, не знал. Как долго он бежал — и этого не знаю, но беглец всё же решил, что причин убегать от наступающей армии с востока у него отсутствую полностью. Результатом такой его нетвёрдости было то, что он явился по своему адресу и прекратил наше недолгое жилищное счастье. Чему в днях равнялось наше городское житие — сейчас не могу вспомнить, но оно было коротким и прекрасным, как сон. Чего я только не успел за это время! Исполнялась мечта времён сидения в лагере: я мог бегать в город! Спасибо всем! Даже и тебе, дед-побирушка, за то, что ты меня первый вывел в город… если не считать времени пребывания в госпитале.
С утра я убегал на ещё слабых ногах с польскими ребятами, и где нас только не носило! Видел и страшное: где-то на окраине города, в его восточной части, на дне большой ямы лежал человек в красивой, яркой форме и на коне. Конь серый, в "яблоках" Похоже было, что конь, и человек были убиты одновременно: как-то удивительно слаженно и аккуратно они упали в ужасно глубокий ров и оба лежали на правом боку, как целостная скульптура. Тогда видел, а сейчас думаю:
"кто был тот поляк, что облачился в старую, из прошлого, форму польских гусар, сел на коня (где он его взял в городе!?) вынул саблю и пошёл на врагов! Ведь знал человек, что его атака продлится секунды, что сабля против автомата — "весовые категории" разные, и всё же пошёл!
На краю страшной ямы стояло какое-то немецкое военное устройство, очень похожее на зенитку из моего недавнего прошлого. Да, та самая, из которой, по прогнозам насельницы Губастой, немцы собирались "выбивать городок" Или это была установка для прослушивания воздуха и предупреждавшая о приближении авиации?
Странно! Приближение авиации я чувствовал не хуже установки! Её ценность заключалась в том, что если крутить ручки, то вращалась площадка с сидениями, и когда оно зависало над ямой с убитым — сердце опускалось куда-то ниже пояса… А что, если тот польский гусар пошёл в атаку на "слухачей"!?
Нет у меня миллионов на памятник польскому гусару, поэтому остаётся только словами помянуть его подвиг.
Ходили мы и в какие-то каменоломни, были там рельсы и вагонетки на них. Всё это хотелось толкнуть, прокатить, но сил для такой тяжести у меня ещё не было. На какой день после ухода захватчиков всё это было?
Глава 26. Мирная жизнь.
Дни проживания в оставленной законным владельцем квартире на втором этаже дома через дорогу от сгоревшего лагеря, были самыми прекрасными и яркими во всей моей заграничной жизни. Как звучит, а? Начинаю перечислять всё интересное, что выпало увидеть и узнать в прекрасной, любимой мною Польше:
а) пропитание человеку нужно всегда. При любом режиме. Оккупация — это само собой, но и она питание не отменяет. Нигде и никогда! В любой точке планеты и при любых войнах! Проверено на себе.
На другой день после оставления немцами города, отец взял сестру и они отправились на добывание "хлеба насущного" Успех был полный: к концу дня они явились с такими харчами, которых ни раньше, ни позже мне вкушать не приходилось Это были немыслимой белизны и аромата халы с маком и копчёная ветчина! "Бочки", как их называют поляки с ударением на "И". Откуда такое?! Ведь только вчера изгнали оккупантов, а сегодня на рынке продаётся такая благодать! И за польские "злотые"! Это что же получается, панове? Польша и не умирала?! Изобилие не исчезало? Позвольте, ведь только вчера… Поляки, откуда у вас всё и вдруг появилось!? Объясните! Такое впечатление, что в оккупацию вы жили отдельно, а немцы — сами по себе? Враги вам были "не указ?" Вы жили в твёрдой уверенности, что
— Та не загинела Польша!
И снова повторяю: на знамени Польши нужно иметь не "бялого пяста", а сфинкса, вечного, неуничтожимого сфинкса!
Попутные, сегодняшние мысли об орлах: народы различных вер исповедания обожают орла. С какого орла начать?
Начну с немецкого, орла Рейха: горизонтально расправлены крылья, голова смотрит влево. Одна голова. Если определять направление её взора, то это будет Запад. То, что голова немецкого орла случайно посмотрела на Восток — так за свою ошибку орёл поплатился многими своими перьями… Страна на востоке от него, с помощью всего двух орудий "мирного труда", серпа и молота, кои были изображены на её знамени, свернула ему шею. Ошибся орёл Рейха…
Во времена войны на знамёнах моего отечества были изображены орудия труда: серп и молот. И пентаграмма. На сегодня мы чуть поумнели, опомнились и посадили в качестве ориентира на будущее прежнего, старого российского орла о двух головах. Если бы на советских знамёнах было изображение старого российского орла, то, думаю, он бы не просмотрел войну 41 года: у двух голов, понятное дело, и обзор больше. Немцы потому и потерпели крах, что их орёл смотрел только в одну сторону.
Изображение орла с одной головой, как у немцев, или у тех же поляков — это понятно и нормально, это более естественно, чем две головы. Только одна голова должна всё обдумывать и решать, а когда их две — толку не будет. Споров между головами — это сколько угодно, а вот пользы от них — грош. Головы-то разные, стало быть, и команды из голов могут исходить разные, а это повод для "споров и разногласий". Вот почему до сего времени правители России думают, как её "обустроить".