Алистер - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 9

Глава 8

Я решаю не вмешиваться и стихаю настолько, насколько это возможно сделать.

— Это единственное, что ты можешь сказать? — несвойственно моей вишенке, он произнёс слишком едко, словно в глотке затаился яд.

— Длинные речи не по мне. И то, — Рю чуть-чуть поднялся, упираясь руками в пол и сгибая после шею, — они мне сейчас не… помогут. — Провод стягивался лишний раз, когда он долго говорил.

— Да неужели, — едкость постепенно пропадала, а на её место вставала терпеливая жестокость. Сама вилка лежала рядом с разъёмом, замотанная на ножку стола, и, в том числе, близко к Акире. Ему не удастся ни отвлечь брата, ни быстро добраться до неё и отбросить вилку. Да что там, он и двинуться не может: при необходимости Акира наступал на защищённую часть провода, что позволяло сужать кольцо у его горла. И вдобавок к незавидному положению конец провода, который был прикреплён к Рю, был обмотан вокруг чего-то за его спиной. Нет хода.

Рю очень медленно сглотнул, что кадык лишь чуток прошёлся поперёк медной проволоки.

— А ты попробуй, — добавил Акира, нажимая на провод.

— Уж воздержусь, — в горле у Куросавы было сухо. — Только ножку подними, а то… давит немного.

— Ты всегда был таким, — сначала тихо произнёс Акира. Но терпение даже у него может лопнуть: — Тебе вечно потакали! Ты был идолом семьи Куросава! Из-за тебя погиб человек! Ты отказываешься брать ответственность за все свои поступки! Много людей умерло раньше уготованного просто потому, что ты не желал возвращаться! Ты как ребёнок.

— Ну, ты всё сказал. Ах…

Акира надавил на провод — на Куросавеной шее появилась царапина.

— «Ну»? Всего лишь «Ну»?!

— Чего ты от меня ждёшь? Не тяни… — непонятно, в каком смысле, но мне было уже не до раздумий. — Тот человек — она, так что обращайся с ней соответствующе. Помни, родителей не выбирают.

— Ещё смеешь… Не тебе о родителях говорить.

— Правильно, тебе, — надавил Рю. — Где они сейчас? Почему ты живёшь здесь?

— Заткнись.

— Нет уж, отвечай! Ты добиваешься невозможного, и попрошу быстрей объяснить мне, чем заслужил… вот это.

— Ответить? — Акира приподнял брови. — Потому что нельзя отказаться от фамилии Куросава. Оно как проклятье.

— Оно принадлежит и мне, и тебе. Носи его с гордостью. Мы все повязли в этой трясине, поэтому не усугубляй всё ещё больше.

— Это делаю не я, а ты, Рю-сан. И я могу это исправить.

Акира посмотрел на вилку, лежащую близко к разъёму, и не поменялся в лице, продолжая её будто гипнотизировать. Он стоял повёрнутым ко мне спиной, и я не мог разглядеть его поближе. Но я преисполнился во мнении, что настал черёд перемен. Это не может так просто закончиться. И вправду, Куросава — чёрный ручей, как жилы у этого семейства.

— Убьёшь меня, и что дальше-то? Тебя не поставят вместо меня. В нашей семье ты никчёмен, как мой отец.

— Ясуши-сан был хорошим!

— Да, и именно поэтому родня ждала его смерти даже больше, чем моего шестнадцатилетия. Чрезмерно хорошим, он любил мою мать… Кхм-кхм… и получил за свою долбаную доброту сполна. Отец был мягкотелым и не умел думать. Он сам довёл себя до конца. Не бери с него пример. Да и посмотрю… не берёшь. Умница.

С губ Куросавы снова вырвался сдержанный стон. Появилась ещё одна царапина.

Я не понимаю, зачем он снова испытывает эту чёртову судьбу? Рю не защищается, он выводит Акиру на эмоции. Я знаю, Рю не хочет умирать, но, правда, зачем?

— Ты непоколебим в своём решении. Давай, действуй! Разве не ты бросался передо мной на колени? И даже перед смертью я не смогу повторить за тобой. Ты даже не удосужился посадить меня́ на колени, видимо, с самолюбием проблемы.

Такими темпами Рю до хорошего не доведёт. Он начинает меня по-настоящему пугать своими выходками. Перестать говорить для него сейчас — единственный путь к спасению. Какие бы речи он ни продолжал с такой глупостью обрушивать на брата, у него в итоге всё получится, сомнений быть не может. И чем дольше он говорил, тем на его шее более стремительно прибавлялось порезов. Он не собирался останавливаться на достигнутом.

— Всегда был таким, — Акира разочарованно покачал головой.

— Повторяешься, — Рю был крайне чем-то недоволен.

И с этих пор на лице Акиры стёрлись милые детские морщинки и эта лучезарная улыбка, с которой он встречал старшего братика, раскрыв руки для объятий. Лицо как камень. Но мальчик не лишался чувств, они плескались в его теле, вырывались наружу. Он столько хотел высказать, столько… Но ему что-то не позволяло, и Акира, обходя все сложности, принимает безжалостный лик, непозволительно злобный и горячий, что любого оппонента ты бросило в дрожь и обдало лавой.

Однако только на Рю не действовало его преображение. Тот встречал трудности с холодком на коже, и ему нестрашно было встречаться с таким своим братом. Ему было, наоборот, весело. На периферии я видел поблёскивание. Рю ни на миг не желал сбегать отсюда, он распалял Акиру, который даже перестал трястись и ровно стоял на ногах.

Они, мороз и пожар, столкнулись в битве.

В тот момент я совсем забыл засечь время.

— Бабуля рассказывала, с каким чувством ты держал меня на руках, когда после рождения мне исполнился год. Ты улыбался. Я не помнил, но тоже видел твою улыбку. Неужели ты во всём врал? Ты же врал!..

Акира пугающе расширил глаза, отчего в груди изрядно щемило.

Рю молча слушал.

— Я почти не получал твоей любви, потому что у нас не было на это шанса. Между нами всегда стояло расстояние. Нас разделяли, как могли, или ты поспособствовал этому. Мне обидно, что именно я вечно ждал и бросался на тебя, а ты не перечил меня за мою невоспитанность. Я считал, что это и есть тихая братская любовь, но большего я от тебя не получал. Ни разу.

— Я и сейчас жалею обо всех рассказах родных. Врали много.

— Но я любил тебя и за ту редкую улыбку! Её не добьёшься просто так, я много старался ради неё. Не смей смеяться надо мной! Я… Я мал для твоего настроения. А ты даже над ребёнком никогда не жалился. Я и это проглатывал. Раз за разом, раз за разом я видел в тебе то, что не видели родственники. Меня было не переубедить в том, что ты самый лучший и единственный такой. Для меня ты… ты был всем.

Его оранжевые волосы, подобно пламени, горели в унисон его чувствам.

— Ты не шутил надо мной, как это делали все взрослые, но и не подходил ко мне.

— И тогда это пришлось делать тебе, — Рю, поддаваясь прежним привычкам, наклонил голову влево. Порез.

— И ты не возразил мне. Ты не кричал на меня.

— С чего бы? — Рю не на шутку мог разойтись. Его сарказм, граничащий с холодом, ни к чему доброму не приведёт, разве что до достижения цели.

— Я тоже так думал. Тихо восхищался тобой, я не любил так никого, как тебя.

— Ты мал.

— Смотря на то, что мне девять, мне легко было найти покровителя, и им стал ты. С самого начала я не сомневался в этом, для меня никто не заслуживал того, чего заслуживаешь ты, Рю-сан. Я любил старшего братика. Очень.

Акира любил картинку, ауру, которую, видимо, не специально выстроил вокруг себя Куросава. Я знаю, как это опасно, помню происходящее перед снимком той самой фотографии, что имел в виду Рю при разговоре с отцом. Здесь завязала свой узел одна и та же нитка, но в отличной вариации. Детское сердце легко покорить, но отдал себя Акира именно Рю, и это хотя бы о чём-то реально твердило. Ещё рассказывают, что в церкви новорождённые слышат песни ангелов, на самом деле — эхо мимо проходящих.

— Но случилось непоправимое. Я помню абсолютно всё, что произошло тогда с тобой. О себе я не думал, — Акира сжал кулаки, он ментально нагружал комнату. Сомневаюсь, что Рю было легко вдыхать, по физическим причинам, но могло и по иным.

Рю так же вставлял короткие замечания, но уже реже, что услышать его становилось до жути трудно. Мне приходилось напрягаться, чтобы уловить биение его сердца.

Куросава не собирался умирать, я точно знал. Но ему поскорее бы добиться своей цели, а не то…

— Всё, что нас объединяло, — кровь и фотографии. Потом я не то чтобы разочаровался в тебе, мне было просто обидно, — Акира прикусил губу. — Я лишь дотронулся до Аи, и ты отшвырнул меня на пол. Я не забуду, как ты унижал меня вот этим сердитым взглядом. Он, оказывается, всегда на тебе, стоит повернуться. С тех пор я пообещал себе, что не потревожу тебя. Но во второй раз я не выдержал и сбежал.

— Даже для своего возраста ты много плакал.

— Но лучше быть жертвой, чем виноватым, — парировал Акира. Мысли у него ни на грамм не детские. Что же случилось с ним?

Видимо, не этого хотел услышать Рю, поэтому поёжился, будто ему что-то мешало, например, гвоздь за спиной, на котором обмотан провод.

— Ужасные слова.

— Тебя не просили открывать рот, — Акира из последних сил сдерживался от крика.

Я могу поменять ныне всё, что твориться внутри этой «камеры», но тут уже работают правила, с коими мне запрещено бороться. Я не могу. Какой год пошёл, а я всё ещё не научился их нарушать. Слишком маленький, чтобы полагаться на чутьё; слишком взрослый, чтобы перечить начальству понапрасну.

— Ты не скрывал, что не рад меня видеть, не делал вид. И меня это вдохновляло.

— Но недостаточно. Поправь свои розовые очки.

— Заткнись!

— Тебя не хватило. Ты не умеешь подавлять свои желания. Ты слабый человек.

— Мне девять! Я не должен так страдать из-за тебя!

— Жаль, тебя не было рядом, когда мне было столько же, — хмыкнул Рю, после чего с болью проглотил накопившуюся слюну.

— Всё ещё помню, как ты ненавистно на меня смотрел. Я только и делал, что плакал из-за тебя, но никому не говорил причины. Я ровнялся на тебя! И мне было всё равно, каким образом ты обратишь на меня внимание, провинился бы я или вызвал у тебя уважение. Абсолютно плевать… Но Рю-сан отдалялся от меня!

— Ты ни разу не вызывал у меня уважения. Держа тогда тебя на руках, я уже видел, что ты будешь ломаться день за днём и скончаешься как твой велико уважаемый Ясуши-сан, который по вине своей мягкотелости бросился под поезд. Но это ещё не всё. Он не имел представления о слове «долг». Отец мог уйти от всего этого, но испугался, как бродячая сука, которой больше не будут давать из жалости кости. Пусть лучше пьёт грязную воду из лужи, чем поставит под угрозу то, что строилось больше ста лет.

Кросава произносил слово за словом с трудом, голос заметно охрип, но он хотел сказать всё это за раз, чтобы младший внял серьёзность, с которой обращается к нему старший.

— У него не было выбора!

— Выбор есть всегда. Он свой не сделал и поплатился. Теперь его раздробленные кости гниют на ржавых рельсах.

— И когда дело заходит до родных, ты готов их смешать с грязью. Ты же та бриллиантовая статуэтка, с которой пыль стирают бархатной тряпочкой. Ничего не ценишь, кроме железяки.

— У неё есть имя, — устало добавил Куросава.

— Скоро уже нечего будет называть по имени.

Акира, несмотря на его поведение, вспыхивал праведным гневом где-то внутри себя всё сильнее, что его стало не узнать. Светлый мальчик в своих помыслах, поколебивший своё представление в мольбах о физическом насилии, о неком наказании, стёрся с лица земли. Я и раньше задумывался об этом, но их родовая фамилия и впрямь действует как проклятье. Они все несчастны. А кто находит в страдании радость, тот проклят и после кончины.

Не в курсе, что будет делать Рю после неё, но он накликал на себя не меньшую беду, чем все его родственники.

— Не смей, — только и проговорил Рю, стоило Акире перевести взгляд на стол, соответственно, на Аи.

— Ты любишь эту железяку больше меня, мамы, папы и всё ещё любишь. Ты бы не защитил меня сейчас, верно? Мне впервые так плохо. Вся боль, которую я испытал, она из-за тебя. Я разрываюсь, — эти два слова он прошептал с особым значением. — Представь, что у тебя вырывают конечности. Вот так я себя чувствую. Проблема заключается в одном, но мне её не хватает.

Акира подошёл к Аи и мягко погладил по корпусу — Рю оскалился.

— Убери, — сдавленно сказал он.

Акира не слушал, не отвлекаясь на Рю, и я только потом заинтересовался, от чего этот провод. Взглянул на Рю, потом обратно на стол, и меня прошибло: провод — это зарядка ноутбука.

Не могу представить, что твориться с Рю, но что бы ни происходило, в какие крайности ни кидало, я практически ощущаю, что для Куросавы это — причина дышать спокойно.

Провод был оголён лишь на том промежутке, где касался Рю, но как будто это было безопасно! Я пропустил многое и всё ещё не в курсе, как Акире удалось провернуть это. С какими помыслами он отдирал провод и действовал настолько тихо, насколько возможно. Мне не дано читать мысли, и это ужасное упущение, которое не предусмотрено в самой моей сущности.

— Аи, не так ли? Она же мёртвая, как ты её любишь? Невозможно, чтобы любовь к ней была весомей моей. Я люблю тебя, Рю-сан, и это не изменится.

Мгновенное молчание.

— Поэтому я избавлюсь от неё.

— Нет.

— Ты ничего не почувствуешь, обещаю, я быстро.

— Нет, — вторил Куросава.

— Она тебе не нужна. Я помогу тебе полюбить меня. Подожди.

— Нет!

Рю сорвался. Голос звучал хрипло от недостатка слюны, но парень продолжал глотать, словно это поможет исправить совершённые ошибки раз и навсегда.

Акира достал спрятанный в углу молоток и взвесил в ладони. Тяжёлый. Рю отрицательно качал головой из стороны в сторону, молчаливо дёргая губой, выдавая свою слабость. Он не может жить без Аи, я (странно) как никто другой знаю то, над чем Куросава не властен. Да каждый живой! И абсолютно каждый рано или поздно прощается с любимым или любимыми. Рю пропустил этот шанс, ведь самоубийство отца не повлияло тогда на мальчика, может, с Аи получится, хоть это по-издевательски поздно.

— Рю, у тебя получится… — нечитаемо двигал губами.

Внезапно Куросава вздрогнул.

Не может быть. Почему именно он? Почему мне попался Куросава?

Акира размахнулся — со всей силы пробил тело Аи. Было громко, но не слишком, однако, кажется, моему клиенту достаточно, чтобы потерять слух.

Рю резко потянулся вперёд, бросившись на Акиру. Не вышло. Его пришпилило к стене. Раздался глухой звук от столкновения черепа с твёрдой поверхностью. Рю не пытался специально приходить в себя, у него, кажись, всё всегда получается. Да, таков он.

Но даже такого, как Рю, может коротнуть.

Не на короткий миг он потерял своё самообладание, а на долгий промежуток. Его глаза терялись в собственной комнате. Из них брызнули слёзы, когда он попытался вырваться во второй раз, всего лишь задрав голову кверху, чтобы не получить новых ранений за зря. Рю способен умереть от потери крови, если в скором времени не отвязать его. Провод сам может добраться до сонной артерии. Конец как никогда близок, но меня всё это не очень-то волновало.

Слёзы Рю не прекращались, они лились быстро, текли из ровных, красивых уголков глаз. Белок покрылся блестящей прозрачной плёночкой, вызывая трепет и гнев. С подбородка капала прозрачная вода, иногда проскальзывая и смешиваясь с кровью на шее, кадык которой подрагивал, передвигаясь вдоль горла так гармонично, что я…

— Серьёзно?! — подобно резанному, прокричал Акира. Его терпение тоже было на исходе. — Ради неё ты готов отказаться от брата?!

— Ради такого, как ты, — да. Я не смогу так больше… — чрезвычайно хрипло дал ответ Куросава. Я готов прочувствовать все его жилы, кровь, льющуюся в них, принять боль на себя. Однако готовность моя ничего нам обоим не даст.

— Для тебя важнее неживая тварь, чем я!

— Она… была…

Акира вновь наступил на провод — Рю с болью подался вперёд.

— …тварью, — докончил младший, вызвав в чёрных радужках брата всепоглощающую злобу.

— Она… спасала… меня.

Рю уже не мог терпеть. Его жизнь на волоске от гибели. Он вдруг начал раскрывать рот, как рыба на суше, ловить не хватающие глотки воздуха.

— Алистер…

Я точно сорвался с катушек.

Распахнул дверь, вваливаясь внутрь. Три минуты. Пусть четвёртое правило катится ко всем чертям. Не до него.

А бы хотел отгородить Акиру от Рю, развязать чёртов узел, сделать хоть что-то полезное, но сам не ожидал от себя того, что упаду рядом с Куросавой и возьму его за бледную щёку, заглядывая в глаза с таким страхом, будто потеряю нечто важное, самое важное, что у меня есть.

— Просто смотрел и слушал… — прошептал Рю так, чтобы его смог услышать только я. — Ты странный.

Эмоции упали с моего лица. Сломленность ли это, не в моём состоянии искать истину в себе, и поздно предпринимать что-либо похожее с Рю. Я встаю, желая высказаться насчёт неправильных действий, за которые ему, Акире, дадут срок (или что там дают в Японии за проступки несовершеннолетних), за которые он будет расплачиваться мучительно, с особой отдачей, обременением. Грязь не сойдёт с него в этой жизни. И если в другой не скинет тяжкие воспоминания, душа не упокоится.

Кого я обманываю. Разве Акира мне важен?

— Отойди, Акира, — меня сейчас мало на что хватит. Я совсем не замечаю, как голос подрагивает. Я держу субординацию, держу эту блядскую серьёзность и сухость в словах, мне начинает казаться, что поступаю ужасно несправедливо с Рю. Господи, когда же это закончится?

— Ты всё ещё за его?! — орёт Акира. — И это после всего, что я…

Он замахнулся на меня. Я одним движением сомкнул на его запястье ладонь, непроизвольно сжимая.

— Значит, когда он тебя не бьёт, ты считаешь своим долгом самому быть виновным в физическом насилии? Акира, очнись! — отпустил его.

Я пытался хоть как-то отвлечь его от старшего брата. Тратятся впустую считанные секунды драгоценной человеческой жизни, которой скоро больше не станет. Есть шанс, что Рю… всё-таки избежит всего этого. У него немыслимые взгляды на жизнь, вчера произошло столько всего: случай в автобусе, давящая атмосфера семейных злых воспоминаний, прекрасный вечер и не менее удивительный Куросава на холме. С ним ушёл закат, но жизнь должна быть с ним. Он обязан жить. Добиться того, чего заслуживает. Я верю. Я… окончательно запутался.

Я тряс мальчишку за плечи — тщетно.

— Рю-сан, я тебя люблю! Он не понимает, что так и мне, и тебе будет лучше! Услышь меня!

— Куросава…

— Ты… двуличный говнюк, — еле выговорил Рю, повернувшись к младшему. — Ты меня любишь, но, знай, не взаимно.

— Куросава, пожалуйста, ничего не говори, потерпи ещё немного.

— Дай мне её… — чистейший шёпот, не много вариантов он мне дал, но я понял. Я выполню его просьбу. Кивнул ему.

Вместо согласия или какого-нибудь знака он в своей манере ухмыльнулся и устремился на меня. Пока я держал всё в своих ненадёжных руках, плохо игнорировал Рю и следил за тем, чтобы Акира не выкинул что-либо ещё. Одновременно метался к проводу, ибо малец мог с лёгкостью дотянуться до него. Я разрывался на части в этот момент. Куросаву ещё можно спасти, остепенить Акиру, прекратить этот фарс, но с каждой ушедшей секундой мне меньше настаёт так полагать.

— Алистер, послушай…

— Нет, ты мне потом скажешь, — я хочу отсрочить сегодня.

— Не смогу. Послушай, тот высокий холм…

— Думаешь только о себе! Не живи!

Непозволительно много произошло на эти ужасные мгновения.

Я исчез. Как по классике, я исчезаю перед смертью клиента, и этот раз не оказался исключением. За что?!

Рю умолк и с мольбой уставился на пустое место, где был раньше я. Я никогда не захочу снова увидеть спокойный взгляд Рю, нет-нет-нет-нет-нет!

Акира не обратил на моё исчезновение внимания и быстро добрался до стены. Он не смотрел на Рю, он лишь с остервенением желал отомстить за жестокие годы невзаимной любви и непонимания близких. Акира не справился с проблемами, что окутывали его с рождения в этой проклятой семье. Но самое главное всегда упущено: ему не удалось, а вот Рю прошёл трудности с честью и достоинством.

Акира добрался до цели и схватил вилку. Воткнул в сеть.

Перед этим я явился лишь Куросаве со снятой маской. Он видит всё. Пусть покоится с миром и не боится смерти. Рю не достоин смерти.

— …как видишь, я не спрыгнул.

«Живи». Я прижал к его рукам самое важное, что у него было, за что он готов страдать. Аи важна для него, и её сердце пусть бьётся вместе с его по ту сторону.

В один миг всё застыло. Картинка замерла, стёрлась. И я, со своим изуродованный лицом, смотрел теперь, как утекает жизнь из таких красивых чёрных глаз. Потерялся блеск; будто бы поблек оттенок. Рю застыл неподвижно, даже голова не опустилась, и от этого ком застрял в глотке. Помню лишь, как до него добрался ток. На шее увеличивался шрам. И вот закончился его последний вздох. Конец.

— Рю.

Я опустил его несопротивляющиеся веки. Голова вдруг стала чертовски тяжёлой. Грудь его не вздымалась, губы чуть приоткрыты, такой молодой.

Акира посмотрел на брата, не веря. Да, это ты убил его. Но он меня не видит, не мне заниматься нравоучениями. Я не хочу его знать. Мёртвое тело друга зовёт меня, просит не уходить, но я и без того тут задержался. Мне следует покинуть это место впредь и навсегда. Но здесь тело Рю…

Я надеваю маску и ухожу отсюда. Прочь.

И лишь детские одинокие крики провожали меня до входной двери.

***

Я сижу на том же холме, не снимая ни пальто, ни туфель. Неподвижно. Не было холодно, просто… как-то необычно. Кожа покрылась мурашками, когда внутри что-то защемило. Это началось, стоило мне показать настоящего себя, без маски, Куро… Рю видел меня таким, это непростительно. Как я посмел? Это… это несправедливо по отношению к Рю, ко мне, к нам, без разделений. Я лишь следовал предписанию, тому, чем я занимался две сотни лет. Я как ребёнок верен своей работе. Миссия за миссией, задание за заданием меня нечем было сломить. Так что же сейчас происходит? Почему именно Рю? За что мне такая карма?

Начинаю никчёмно себя чувствовать, когда признаюсь, что не в состоянии ответить на собственные вопросы. И самое несправедливое — некому из задать. Раньше я задумывался об одиночестве, годы этому посвятил, и, выходит, я не испытывал его ни разу, будучи окутанным в нём с головой. Куросава, зачем ты так со мной? На кого ты меня оставляешь, ха-ха? Грустинка застряла где-то, и мне вовсе не смешно.

Без понятия, была ли во всём цель, либо судьба распорядилась так, как всегда распоряжается, и мне нечему, в принципе, удивляться, но всё равно плохо. Мне плохо.

Вот вроде бы вид тот же: оранжевый закат, синие облака, деревья изумрудного цвета.

Но этот закат ничто, по сравнению с черными живыми зеркальными глазами, прекраснее чего, выходит, я никогда не видел.