Артур с Андреем не разговаривал. По правде говоря, он и вовсе притворялся, что его не замечает. Остальные же при виде Андрея замолкали, словно не знали, стоит ли им вести себя с ним как-то по-особенному. Все это быстро стало его раздражать, поэтому вместо тренировок он стал проводить почти все своё время в каморке Сэм.
Она мучила его еще несколько дней после поцелуя, а затем они признались друг другу в любви. После этого они не могли оторваться друг от друга. Разум говорил, что ему стоит меньше времени проводить с ней, чтобы не пресытиться, но сдерживать эмоции он не мог.
Спустя 11 дней после его пробуждения к Мине стали пускать посетителей. Её состояние было без изменений. Можно было подумать, что она спит, не будь она подключена к капельнице и к приборам, измерявшим показания пульса.
Сэм не пошла с ним, сказала, что он должен сделать это сам. Она была права, он хотел побыть с Миной наедине. Сказать ей, насколько он сожалеет о произошедшем. Сказать, что он верит, что она вернется. Сказать, что сделал бы все, чтобы вернуться назад во времени и исправить это. Но для него время бежало только вперёд. А все слова моментально испарились из головы, стоило ему сесть у изголовья её кровати.
Несколько минут он молча рассматривал шрамы на её лице. А затем произнес: "Ты птица Феникс, помнишь? Чтобы ни происходило, ты всегда восстаешь из пепла. Только… не тяни с этим, ладно?"
Он поднял взгляд и увидел Артура, застывшего в дверном проеме.
— Я уже ухожу.
— Сиди — Артур зашел в комнату и сел напротив — я прошу у тебя прощения.
— За что?
— Ты самовольный козел, который втянул нас в ту драку. Но я знаю, что ты не хотел этого. И ты не заслуживаешь, чтобы тебя избегали и игнорировали. Она — он кивнул в сторону Мины — не хотела бы этого. Поэтому я извиняюсь за то, как я себя вёл.
— Я…
— Только не думай что, если я извинился, все станет как раньше.
— Не уверен, что все вообще когда-нибудь может стать как раньше. Но жизнь как-то продолжается.
— Избавь меня от нравоучений, мне и от старейшины этого хватает.
— Извини.
— Ладно, хватит этих разговоров. Тебя ждет старейшина.
— Зачем?
— Он не сказал.
Подъем дался Андрею неожиданно легко. Конечно, ребра все еще ныли, но он вполне мог бы побежать, если бы захотел. Он с грустью посмотрел на руку: если бы и она заживала также легко, как все остальное. Но, видимо, ему следовало привыкать к прозвищу сухорукий, которое шепотом расходилось за его спиной.
Андрей вошел в кабинет. За столом сидел старейшина. Точнее, человек, сильно его напоминавший. Те же черты лица, хоть и слегка обостренные, те же темные волосы. Но его глаза были пустыми, кто-то погасил огоньки, жившие внутри. Старейшина заметил Андрея и откинулся в кресле. Даже его манера сидеть, и мимика поменялись, теперь от них веяло тоской и усталостью.
— Что с вами случилось?
— Жизнь, мой мальчик. Никому не дано одолеть жизнь.
— О чем вы?
— Ответь мне на один вопрос. Имей ты возможность вернуться назад во времени со всеми знаниями, которыми обладаешь сейчас, чтобы ты сделал?
— Эм…
— Ну же, представь, что тебе вновь 18 лет. Нет, лучше даже 6. Что бы ты сделал?
— Не знаю, закончил бы школу экстерном, наверное. Поступил бы в другой вуз, чтобы сравнить, есть ли разница.
— Экстерном говоришь. Но ведь тогда всё твои друзья, с которыми ты познакомился за школу и институт, не знали бы тебя. И непросто было бы найти подходящий повод, чтобы с ними вновь познакомиться.
— Хм. Тогда… наверное, я не стал бы так радикально всё менять.
— Парадоксально, не правда ли? Нам кажется, что мы столько всего хотели бы поменять в нашей жизни. Но на самом деле это иллюзия, мы не хотим проживать всю жизнь заново, мы хотим лишь выкинуть из неё всё плохое и оставить всё хорошее. Но жизнь так не работает. Каждый выбор, каждое действие могут иметь долгосрочные последствия, которые мы часто и не замечаем. А потому возможность вернуться назад и "всё исправить" не так уж хороша, как кажется на первый взгляд.
— Но если уж мы допускаем возможность перемещаться назад во времени по собственному желанию, зачем ограничиваться одним разом? Что если мы могли бы откатываться назад многократно? Посмотреть различные варианты, и в итоге выбрать самый лучший? Разве это не решило бы все проблемы?
— Ты так и не уловил основную мысль. Допустим ты решил вернуться в тот бой, где пострадала Мина, и вести себя умнее. Но в итоге ты разозлил противника ещё сильнее, и он не покалечил, а убил тебя. Или ты вернулся в тот день, когда внезапно оказался здесь, и вместо площади пошёл в другое место в надежде, что всё пойдет по-другому. Но где гарантия, что на переходе тебя не собьет машина? Какой бы плохой тебе не казалась твоя жизнь, ты знаешь, что в ней произошло. А любое изменение чревато последствиями в разы страшнее.
— Возможно. Но ведь и дальнейшая жизнь может преподнести мне любые сюрпризы. Бояться менять прошлое всё равно что бояться жить, да, любой миг может принести внезапную смерть, но он также может принести и что-то замечательное. Для меня не было бы разницы, жить свою жизнь дальше, или вернуться в прошлое и попытаться сделать из неё что-то новое.
— Для тебя может и не было бы. А вот для мира, в котором ты живешь и на который влияешь, разница может быть колоссальной. Ладно, я увлекся.
— Вы меня звали.
— Да, нам нужно многое обсудить. Придется зайти издалека.
Старейшина закашлялся. Кашель был тяжелым, долгим и не предвещал ничего хорошего. Андрей заметил следы крови на столе. Он обеспокоенно взглянул на руку Старейшины, ожидая что и она окажется в крови, но рука была в порядке. Наконец, старейшине стало легче, и он вновь заговорил:
— Радиация подрывает здоровье. Мало кто в куполах дожил до моего возраста, но похоже, и я достиг своего предела.
— Наверняка есть какое-то лечение…
— Его не было даже до катастрофы. Иначе мы бы здесь не сидели. А сейчас… Но знаешь, дело даже не в физиологии. Я устал. Я прошел через хаос и давление, которое сломало многих людей вокруг меня. Я принимал решения, которые стоили жизни другим людям. И вот я здесь и я… я больше не хочу никого терять. Не могу терять. Это убьет меня, а я хочу уйти на своих собственных условиях.
— Вы же не думаете о суициде, верно?
— Суицид? Можно и так сказать, наверное. Когда человек отправляется в последнее паломничество и знает, что он из него не вернется, это суицид?
— Если у него нет возможности вернуться, то да. Постойте, паломничество? Только не говорите мне что собираетесь сделать то, что не дали сделать мне, и подняться на поверхность.
Старейшина внезапно разразился хохотом. Впрочем, его смех быстро перешел в новый приступ кашля. Успокоившись, он продолжил:
— Поверхность? Нет. Я уже как-то говорил тебе. Я был когда-то похожим на тебя, и, как и ты стремился к свету…
— Да, да, а теперь вы видите наше будущее там, внизу, во тьме. Я помню.
— Именно. Туда я и отправлюсь.
— Но… как? И кто займет ваше место?
— Ты скоро узнаешь как. А мое место. Я собираюсь рекомендовать Артура,
— Но…
— Не перебивай! Я знаю, что ты хочешь сказать, Артур хороший боец, но он не сможет работать с людьми. Поэтому время придет, ты сменишь его на этом посту.
Андрей едва не подавился слюной от удивления. Перед глазами пронеслось то, как старейшина носился с ним больше, чем со всеми остальными. Планировал ли он это с самого начала? Он вдохнул и вывалил все свои сомнения:
— Что? Почему я? А что, если я не хочу? Об этом вы подумали? Я ведь даже не разделяю ваших подходов. Я не смог навредить тому химику, не думаю, что когда-нибудь смогу, если честно. И не думаю, что кто-либо в куполе будет мне рад после произошедшего.
— Старейшине не должны быть рады. Его должны уважать. И прошедшая операция сделала тебя известным, даже если ты считаешь, что с плохой стороны. Ты не убежал, ты среди нас, ты оправился после ранений. Да, ты совершил ошибку, но это лишь показывает, что ты сделаешь все чтобы не совершить ее еще раз. И да, я знаю, что ты этого не хочешь. А потому и говорю, что ты заменишь Артура, когда будешь готов. И я знаю, что рано или поздно ты согласишься, знаешь почему?
— Понятия не имею.
— Ты из того типа людей. Людей, которые не могут стоять и смотреть, как происходит что-то плохое. Большинство пройдет мимо и скажет — это не моя проблема. И ты хотел бы сделать также. Но где-то в глубине тебя живет голос, и этот голос твердит тебе, что все происходящее вокруг — твоя ответственность и бездействие — это выбор, ничем не отличающийся от действия. Поэтому ты будешь новым старейшиной. А что касается убеждений. Я не прошу тебя быть таким как я. Напротив, я не хочу, чтобы ты повторял мои ошибки, хотя временами это и будет неизбежно. Ищи свой собственный путь, веди людей туда куда считаешь нужным. Это единственный способ, при котором они пойдут за тобой.
— Я…
— Тебе надо обдумать это, я понимаю. А пока что позволь рассказать тебе одну историю.
— Их мне сейчас ещё не хватало…
— Тсс, слушай. Сразу после катастрофы я познакомился с одним парнем. Его звали Уильям. Уильям Орнеги. Тогда ему было 11 лет. А я… мир рухнул, моя компания сгорела вместе с ним, а братства в том виде, в котором оно существует сейчас, ещё не существовало. Но если ты думаешь, что это было простое время, то ты ошибаешься, многие люди не могли смириться с произошедшим, а остатки тех компаний, что строили купола, пытались установить свою власть и максимально отупить население, чтобы им было проще управлять.
— Судя по всему, им это вполне удалось.
— Частично. Но речь сейчас не об этом. Уильям был из простой семьи. Его родители не могли купить место в куполе или попытаться получить его по связям. Но у мальчика обнаружилась мутация. У них нет. Меньше всего он хотел находиться в куполах, но его никто не спрашивал. Как я уже говорил, тогда творится хаос, а я боролся за любого человека, обладавшего мутацией, так как каждый из них повышал наши долгосрочные шансы на выживание. Уильям был умен, интересовался техникой и ненавидел тех, кто пытался нас контролировать. Это и привлекло меня к нему. Ещё немного — чувство вины. Хоть я и познакомился с ним после погружения, мои действия косвенно привели к его разлучению с родителями.
— И вы не рассказали ему о роли, которую в этом сыграли?
— Нет. Я направил его гнев на, как я считал, благородное дело, и надеялся, что тем самым искупаю свою вину перед ним и остальными, ему подобными. Он был первым, кто предложил вернуться в первый купол, чтобы подключиться к системам слежения. Вместе с ним мы осваивали их, учились обманывать. Но постепенно он становился все более параноидальным, ему все время казалось, что за нами следят, и постепенно он стал все больше воспринимать купола, как нашу тюрьму. Тюрьму, из которой нас надо освободить.
— Постойте…
— Да, я не просто так рассказываю эту историю. Дослушай. Я пытался ему объяснить, что купола защищают нас, но он отказывался в это верить. Ему стало казаться, что мир на поверхности все ещё существует, а все это — какой-то страшный социальный эксперимент. Когда я осознал, что не смогу его переубедить, наши пути разошлись. Я начал возрождать братство. Что же касается него. Пару месяцев спустя субмарина, на которой он плыл, отклонилась от курса, и направилась к поверхности. Вероятно, он смог взломать систему автопилота. Годами я думал, что он умер.
— Может это совпадение? Вряд ли только он воспринимал купола как тюрьму…
— Только один человек мог обмануть систему слежения так, чтобы я этого не заметил. А теперь эти слова… Я не верю, что это совпадение. А ты?
— Но если это действительно он, как он пережил подъем на поверхность? Значит ли это, что он может быть прав? И поверхность не так страшна, как мы привыкли считать?
— Ты сам был в первом куполе. Помнишь, как плохо тебе было после.
— Но это ничего не доказывает, может это часть мистификации! Вы пытались подниматься на поверхность?
— Мальчик, я видел своими глазами, как она горела. Поверь, после такого там не может быть ничего, кроме пустыни. И если он добьётся своего и "освободит" нас, всё человечество погибнет. Этого нельзя допустить. Пообещай мне. Ты должен пообещать, что остановишь его.
— Если все что вы рассказываете правда, то почему вы сами не остановите его? Вы годами растили его ненависть, а теперь хотите, чтобы я решал это за вас? Если старейшина — человек, которому не все равно, то почему же вы сдаётесь? Разве это не ваша ответственность?
Старейшина скукожился в своем кресле. Сейчас это был просто слабый старик, неспособный даже словами защитить себя. Ярость отхлынула также быстро, как накатила, и Андрей испытал лёгкий укол стыда. Он сделал пару вдохов и выдохов, а затем сказал:
— Я никогда не одобрю этого вашего "последнего путешествия". Но если так вы решили, то и катитесь к черту. А что касается обещания. Я готов пообещать, что сделаю все возможное, чтобы остановить этого Уильяма в пределах того, что считаю допустимым, если вы расскажете, почему приказали убить родителей Саманты.
— Их никто не убивал.
Что-то в облике старейшины поменялось. Андрей не сразу понял, что это были огоньки — они вновь вспыхнули в темных глазах, заставляя старика казаться молодым. Несколько минут они молчали, а затем Андрей не выдержал:
— Но Сэм сказала мне, что…
— Она сказала тебе то, что услышала от Марселя. Версию на который мы с ним сошлись.
— А что произошло на самом деле?
— В начале… многие не справлялись. Люди понимали, что это единственный способ выжить для человечества, но оказывались не готовы быть частью этого человечества.
— Суициды?
— Да. Зачастую родители оставляли детей, надеясь, что те смогут адаптироваться к жизни в куполах. Так сделали и родители Саманты.
— Но я не понимаю, зачем рассказывать ей ложь, зачем настраивать против себя?
— Расскажи мы правду, её бы это сломало. Не расскажи мы ничего, она рано или поздно сама бы догадалась.
— Все ещё не понимаю. Зачем же говорить, что это Марсель их убил? И откуда мне знать сейчас, что вы не обманываете меня, чтобы получить моё одобрение?
— Разве эта история побуждает тебя одобрить меня? Подумай ещё раз мальчик. Ты не обязан мне верить, а я не обязан доказывать тебе что говорю правду. Верить или нет, решать тебе. Может когда-нибудь ты поймёшь, почему я так поступил.
— Эй, я все ещё не дал своего обещания!
— Теперь мне это и не нужно. Я знаю, что ты не сможешь остаться в стороне. Ты будешь защищать купола, хотя бы ради неё.
Андрей вскочил и вышел их кабинета, резко хлопнул дверью. Но даже сквозь неё он услышал хохот, последовавший за ним. Все что сказал старейшина, перемены в его поведении, не укладывались в голове. Отказ бороться, попытки манипуляций. И омерзительная уверенность, что Андрей станет делать, как тот говорит. Это бесило. Осознав, что ходит кругами, Андрей хотел было пойти в каморку Сэм, но резко передумал. Через несколько минут он вошёл в тренировочный зал и направился прямиком к Марселю. По залу тут же разошелся шёпот про сухорукого, но он не обратил на него и остальных людей никакого внимания. Марсель тренировался в дальнем краю, делая выпады в воздух длинным шестом. Андрей подхватил с пола аналогичный шест и встал в боевую позу.
Марсель отсалютовал ему и стал приближаться. Андрей ударил, а затем, крутанувшись, ударил с другой стороны. Мир вокруг померк, остался только он, Марсель, и их оружие. Тело двигалось само, словно в неистовом танце, и когда шест вылетел из рук Марселя, он не остановился ни на секунду. Быстрая подсечка, и вот уже Марсель лежит на полу, а он, отбросив шест, кидается на него сверху и начинает наносить удары.
Кто-то вскрикнул и несколько пар рук появились в поле зрения, чтобы разнять их. Андрей не глядя нанёс несколько ударов в направлении, откуда, по его мнению, появились руки. Крики усилились, а затем его что толкнуло в спину, скидывая с Марселя.
Голова гудит от удара об пол, и он наконец оглядывается. Все, стоящие в зале обступили их с Марселем, но не рискуют приближаться. Марсель приподнимается с пола, из его разбитого носа течёт кровь. Он сплевывает на и без того влажный пол и тихо произносит:
— Эй, парень, ты что, озверел?
— Это правда?
— О чем ты?
— Её родители покончили с собой, это правда?
— Я…
— Отвечай!
— Да.
— Зачем? Зачем вся эта история с убийством?
— Старейшина…
— Хватит ссылаться на него! Это ты соврал ей. Зачем? Зачем?!
— Хватит! — голос старейшины разнесся по залу, как пушечное залп — успокойте его. А потом — я буду говорить.
Только сейчас Андрей ощутил кровь, стекавшую по его лицу. Видимо, Марсель тоже успел его зацепить. Он встал и прошёл сквозь толпу, которая молча расступилась перед ним. Проходя мимо старейшины, он поймал его взгляд, и, ни слова ни говоря, двинулся дальше в коридор.
Возвращаться к Сэм больше не хотелось. Он забился в вентиляционный лаз и лёг на спину. Весь сегодняшний день сейчас казался ему чем-то совершенно нереальным, наваждением. Он — новый старейшина? Что же, похоже он только что сделал все, чтобы этого не произошло. Никто не пойдёт за ним после этой драки. Рассказ про Уильяма был тем более странным. Парень, выживший на поверхности? Ещё одним поводом больше попробоваться подняться туда самому. Теперь, когда сам старейшина похоже собирался покончить с собой, все его доводы потеряли актуальность. Кроме разве что последнего.
Она потеснила его и легла рядом. Он не стал спрашивать, как Сэм нашла его. Сейчас ему хотелось, чтобы она ушла и осталась одновременно. Через несколько минут молчания она заговорила:
— Живой?
— А что, не похоже? Прости. Да, все в порядке.
— В порядке? Не похоже, чтобы все было в порядке. Старейшина объявил, что передаёт свой пост Артуру, ты избил моего приёмного отца, а все вокруг теперь шепчутся при моем приближении. Объяснишь, что происходит?
— Мир сошел с ума кажется. А может это только я. Хочешь знать почему все шепчутся? Потому что Марсель и старейшина наврали тебе. Никто не убивал твоих родителей. Они покончили с собой.
От повисшей тишины Андрею стало неловко. Он повернулся на бок и посмотрел на неё. Она неподвижно лежала, её лицо замерло, а из глаз катились слезы. Он ожидал отрицания, гнева, но никак не этого. Надо было её подготовить, придумать как подать эту новость. Но он был слишком поглощен собой и сделал ей больно. От этого осознания ему захотелось выть, но он сдержался. Вместо этого он произнес:
— Я пытался выяснить зачем — он подождал с минуту, и не дождавшись ответа продолжил — но они не стали рассказывать. Даже после… после произошедшего в зале.
— Прости, я… я хочу побыть одна.
— Да, конечно, я понимаю.
Она ушла, оставив Андрея одного в темноте. Убедившись, что она ушла достаточно далеко, Андрей перестал себя сдерживать, и в полный голос завыл. Ответило ему только эхо.
Несколько часов спустя он обнаружил себя сидящим у обшивки купола. Он надеялся услышать что-либо, прислонив ухо к холодном металлу, но слышал лишь стук своего сердца. Уродливые шрамы на левой руке так и притягивали к себе его внимание, но он старался на них не смотреть и продолжал прислушиваться.
Походку Артура он узнал издалека. Оторвавшись от обшивки, он смотрел, как тот приближается. Артур присел на корточки и сменил Андрея долгим взглядом:
— Жалеешь себя, драчун?
— Да пошёл ты!
— Я-то пойду, но тебе придётся идти со мной. Старейшина хочет, чтобы мы с тобой его проводили.
— Я тоже много чего хочу. Обойдется.
— Не вынуждай меня тебя заставлять. Марселя ты может и отделал, но со мной тебе не справится. Да и хватит делать вид что тебе все равно. Не попрощаешься с ним сейчас — потом пожалеешь.
Андрею не хотелось признавать правоту раздражающего собеседника, но он нехотя встал и поплелся следом за ним. Чтобы он ни испытывал к старейшине, попрощаться стоило.
Комната, в которую его привёл Артур, была ему незнакома. Она располагалась у самой обшивки, и у самой стены был расположен шлюз со странными рельсами. Рядом с ними стоял старейшина.
— Что это за место?
— Кладбище — ответил Артур — никогда не задумывался что происходит с телами умирающих?
— Я думал их сжигают или как-то перерабатывают.
— Была идея пускать погибших на удобрения — подал голос старейшина — но давление на обитателей куполов было и так большим, чтобы добавлять к нему поедание, себе подобных. В итоге возникла традиция: тела помещают в герметичный металлический гроб и выбрасывают в океан через специальный шлюз. А течение уносит их на глубину.
— Но ведь в итоге давление все равно раздавит этот гроб, разве нет? И они все равно пойдут на корм рыбам. Так зачем так заморачиваться?
— Как я уже сказал, это традиция. Люди хотели видеть, что даже в смерти они бросают последний вызов океану.
— Ладно, допустим, и зачем мы здесь?
— Я думал, Артур тебе сказал. Чтобы проводить меня в последний путь.
— Нет. Нет. Только не говорите, что вы собираетесь залезть в этот гроб живьём. Нет. Я не буду в этом участвовать — он повернулся к Артуру — а ты что молчишь? Неужели ты считаешь это нормальным?!
— Это то, чего он хочет — ответил Артур.
Старейшина подошел, положил руку на плечо Андрея и заглянул ему в глаза. В них читалось смирение.
— Знаю, это не то, чего ты от меня хотел. Но тебе нужно отпустить меня. Только так ты сможешь идти дальше. Постарайся не совершать моих ошибок. Будь лучше.
— Как я могу не совершать ваших ошибок, если даже не знаю большинство из них? Может хватит говорить этими общими фразами и нравоучениями? Вы убедили меня продолжать жить и бороться, а теперь сами сдаетесь и бросаете меня. Как это научит меня быть лучше? В чем вообще был смысл меня спасать? Почему вы не дали мне просто подняться на поверхность, как я хотел?
— Потому что ты попал в это время не случайно. Не знаю, какие силы это сделали, но ты — то, что нужно этому миру. И я верю в то, что ты сможешь его поменять. Осталось тебе поверить в это.
Старейшина повернулся к Артуру и пожал ему руку. Происходящее вновь показалось Андрею чем-то нереальным, ещё одним бредовым сном. Он тупо смотрел, как старейшина лёг в металлическую коробку, как автомат опустил сверху крышку и приварил её к основному корпусу, и как по странным рельсам гроб медленно выкатился в шлюз. Он молча вышел из комнаты, дошёл до своей кровати, и не раздеваясь упал на неё. Последнее что промелькнуло в его голове перед тем, как он провалился в сон, было облегчение от того, что этот безумный день закончился.