Наутро меня буквально раздирали на части два несовместимых желания: бежать к Игнатьеву, куда должны были привезти из каретной мастерской (мне самому было смешно, когда я это услышал) новый кузов для мобиля и бежать в полицию к Охотину, оформлять дом для будущей мастерской и везти туда разбитый мобиль Клейста. Конечно, полиция в любом случае важнее, но вы же понимаете…
По этой причине во время завтрака я сидел как на иголках, вызывая порой недоуменные взгляды и постояльцев, и самой мадам Грижецкой. Едва поднявшись из-за стола, я вынул из секретера почти все свои сбережения, оставив лишь два червонца на аренду фрака, и отбыл менять свою жизнь к лучшему.
Охотин меня уже ждал, встретил приветливо, не слушая моих отговорок, напоил чаем с баранками, и лишь потом приступил к делу. Опрос меня как свидетеля был, надо сказать, отнюдь не формальный. Господин старший инспектор дотошно выспросил обо всех мельчайших деталях вчерашнего происшествия. Ну а я обо всем рассказал. Единственно — умолчал о своей трости и той роли, которую она нежданно сыграла.
Опрос длился не меньше получаса. Наконец, Охотин удовлетворил свое профессиональное любопытство, я прочел и подписал протокол, и мы вместе пошли петлять по коридорам и переходам полицейского управления. Многие, встречавшиеся на пути полицейские чины радушно здоровались с инспектором. По большей части, узнавали и меня. Наскоро представлялись, жали руку и убегали дальше по своим неизменно срочным и важным делам.
Наконец, мы добрались до нужного кабинета. Там было полно народу. Подавляющее преимущество людей составляли младшие полицейские чины, которые что-то оживленно обсуждали. Меня подвели к немолодому грузному человеку, сидевшему чуть поодаль ото всех за отдельным заваленным бумагами столом.
— Стриженов Владимир Антонович, — представил меня Охотин.
— Боголюбов Платон Сергеевич, — отрекомендовал он местного начальника.
— Очень приятно, — произнесли мы с Боголюбовым, пожимая друг другу руки. Произошло это непреднамеренно, но практически одновременно. Случайное совпадение вызвало у меня непроизвольную улыбку. Улыбнулся и полицейский, так что от этого случайного эпизода между мной и Боголюбовым появилась некая легкая покамест приязнь.
— Чем обязан вашему визиту, господа? И давайте сразу к делу, я спешу.
Охотин взял быка за рога:
— Владимир Антонович интересуется той малиной, которую по вашему представлению давеча изъяли в казну. Вы, помнится, говорили, что обратить ее в деньги будет затруднительно. А вот господин Стриженов изъявил желание приобрести этот дом со всей прилегающей к нему землей и постройками.
— Да? Очень рад этому. Но простите, господа, вызывает начальство. Побудьте здесь до моего возвращения, а после как раз и оформим все как полагается. Я вернусь много через четверть часа, так что долго скучать вам не придется.
С этими словами Боголюбов шустро выскочил за дверь.
— Ну что, Владимир Антонович, — обратился ко мне Охотин, — думаю, я вам теперь не нужен. Платон Сергеевич тоже из числа ваших почитателей, так что сделает все наилучшим образом. Вы оставайтесь тут, а я, с вашего разрешения, откланяюсь. Ничего не поделаешь — служба!
Я остался сидеть у стола и, чтобы не скучать, принялся прислушиваться к ведущейся в кабинете беседе.
— Ну-ка, Фрол, зачти сию бумагу. Пробасил один из полицейских, плотный и кряжистый, по возрасту старший среди всех. — С утрева дохтур принесли.
— Названный Фролом вздохнул, но перечить не стал. Взял со стола лист плохой серой бумаги и принялся читать:
— Двадцать второго числа июня месяца года одна тысяча девятьсот двадцать второго от Рождества Христова в районе выселок были обнаружены два тела со следами насильственной смерти.
— Иш ты, — вставил третий, мелковатый с виду молодой парень, — двадцать второго числа да двадцать второго году.
— Не мешай, Филька, — осек его первый. — Ты чти, Фрол, чти.
Фрол откашлялся и продолжил:
— Тела убитых опознаны не были. Смерть наступила вследствие повреждения сердечной мышцы посредством пули, выпущенной из револьвера системы Нагана.
Услышав это, я насторожился и принялся слушать с удвоенным вниманием.
— Ишь как дохтур завернул! — опять влез мелкий. — Нет, чтобы просто написать — мол, хлопнули с ливольверту.
И тут же, натолкувшись на взгляд старшего, быстро проговорил:
— Все, молчу, молчу.
— Смерть наступила от пяти до семи часов ранее времени обнаружения тел. — продолжил Фрол.
Мелкий дернулся было прокомментировать, но, едва открыв рот, сник под грозным взглядом старшего.
— Ну что там дале писано?
— Дык все, только имя да подпись.
— Вот коновал! — посетовал Филька. — Нет, чтобы мысль какую дельную написать, так изгаляется: «Смерть наступила от пули».
— Иш ты, тебе еще и убийцу вынь, да положь!
— Так неплохо было бы. А то, вишь, почти неделя, как этих двоих шлепнули, а нам теперь искать. И дело-то, выходит, днем было. Их под вечер нашли, в переулке рядом с людной улицей, а никто не видал-не слыхал, свидетелей нетути. Дряное дело, верно вам говорю.
— Эт точно, — подтвердил старший, и комната погрузилась в тяжелое молчание.
— А может, это, того, они друг друга того? — снова подал голос Филька.
— Чего того?
— Ну, поубивали друг друга.
— Окстись, Филька! Коли так, надобно оружие к делу представить. А тут ничего не нашли.
— А с чего убили-то? Пограбить решили?
— Вот язык у тебя, Филька, что помело, да кажиный раз поперед головы успевает. Брать-то с этих бродяг неча было, разве что горсть вошек. Вернее будет, что они сами решили кого на гоп-стоп взять. Показался им, видать, господинчик легкой добычей. Наверняка не одного уж до нитки раздели, а то и до смерти убили. Но в проруху попали нонеча, сами на тот свет отправились.
— Дык туда им и дорога, — вставил свое Фрол. — Теперь поменее работы будет.
— Зря надеешься, — веско возразил старший. — На выселках всякого отребья хватает. Одних упокоят иль на каторгу отправят, так другие подрастут.
— Эт точно, — вздохнул Фрол.
— Так нам таперича этого, с ливольвертом ловить? — опять вылез неугомонный Филька
— Его, аспида. Да только дохлая это затея.
— Эт еще почему?
— Не местный он. Ему бы городового кликнуть, так еще и спасибо от начальника нашенского получил бы, а то и письмецо благодарственное. А этот не стал. Видать, таился от полиции. Вот как пить дать, он заказ на убийство сполнить приезжал.
— И что, сполнил?
— А я почем знаю, — рассердился старший. — Только не простой масти человек, ох не простой. Из тузов, знать, бубновых. Да и стреляет метко: два выстрела — два трупа. И не слыхал никто. Видать, особый ливольверт у того мокрушника. Слыхал я, бывают такие, что пальнул — и даже рядом не слыхать. Серьезный попался тать, крови не боится, палит без раздумья. Не спымать нам его. Да и коли умный, так уж прыгнул на поезд али дирижапь, да и свалил куда подале.
— А дело-то как закрывать?
— Как-как, каком кверху. Скидавайтесь по синенькой, пойду на поклон к дохтуру, пущай другую бумагу напишет. Этих доходяг уж и закопали, да в общей яме. Поди, найди кто да куда. И воопче: кому они нужны!
Разговор сам собой утих, а я погрузился в раздумья: связано это убийство с покушением на моего тезку или нет? Возможно, как раз это и был тот самый стрелок. Но утверждать наверняка я бы не взялся. И если он, то приезжал специально по мою душу. А потом — уехал или нет? Посчитал убитым? Тогда, выходит, Клейст не при делах? Но вчера-то именно он пытался меня задавить. Черт, прямо какая-то каша в голове!
От мыслей отвлек меня вернувшийся Боголюбов. Хлопнув дверью, он стремительно прошагал через кабинет к своему столу. Сунул в ящик принесенные с собой бумаги, из другого достал тощую картонную папку.
— Заждались меня, Владимир Антонович? Пойдемте, сейчас все устроим.
Устроилось все и впрямь очень быстро. Кассир принял у меня пятьдесят рублей и выдал взамен расписку. Пожилой лысоватый чиновник порылся в толстой тетради, нашел нужную запись и, проверив мою расписку, выписал мне купчую на нужный дом. Я оставил еще два автографа в разных бумагах, и через полчаса уже сидел в кабине полицейского мобиля, направлявшегося к моему новому обиталищу. Следом катил нанятый грузовик, везущий мой нечаянный трофей.
Под взглядами столпившихся на улице зевак полицейский пристав сорвал с ворот печать и протянул мне связку здоровенных кованых ключей. Я отпер ворота и вступил во владение в прямом и переносном смысле.
Время приближалось к полудню, меня ждала работа, так что я не стал осматривать ни дом, ни двор, ни какие иные постройки. Лишь запер сарай, в который грузчики свалили останки клейстового мобиля. Мне удалось уговорить пристава подбросить меня поближе к особняку Игнатьевых, и еще через полчаса Прохор отворил мне калитку в ограде и тут же побежал встречать телегу, привезшую новый кузов для старого мобиля.
Мое счастье — и моего приятеля тоже — что кузов здесь пока еще является, по сути, набором фанерных панелей и кожаных подушек, крепящихся сверху на раму. Возни с ним было немного: подогнать детали по месту, прикрутить, установить и подключить немногочисленные приборы, и можно отправляться в пробную поездку. Хотя, нет: надо еще колеса на место поставить.
Игнатьев как чувствовал: появился как раз в тот момент, когда я затянул последнюю гайку последнего колеса.
— Здравствуйте, Федор Иванович, — поприветствовал я его. — Простите, руки не подаю, поскольку грязная. Ну что, принимайте работу, а я пока умоюсь.
Пока я здесь же, у ворот сарая, отмывался от грязи с помощью все того же Прохора, Игнатьев с восторженными криками носился вокруг своего аппарата. Он и по колесам попинал, и дверками похлопал, и сложил-разложил тент, и на сиденьях попрыгал. Видно было — не терпится ему, прямо пышет изнутри. И едва я закончил свой туалет, как он подскочил ко мне.
— Ну что, Владимир Антонович, едем?
— Конечно, Федор Иванович! Признаться, мне тоже хочется прокатиться. Так сказать, непосредственно оценить результаты своего труда.
— Тогда прошу вас за руль!
— Ну нет, мобиль ваш, вам и рычаги в руки, — отборярился я.
На самом деле, мне просто было страшно опозориться: никогда ведь не управлял таким агрегатом. А что если какой-нибудь рычаг не туда дерну? Вроде, пока разбирал-собирал, управление освоил. По крайней мере, назначение каждой рукоятки определил, но самостоятельно выехать всё же не решился.
Игнатьев нисколько не огорчился моим отказом.
— Хорошо, пусть будет по-вашему! Прохор, отворяй ворота!
Слуга распахнул тяжелые створки, и наша колымага выехала на мостовую.
— Ну надо же! — восторгался мой приятель. — Ни скрипа, ни грохота! И ход-то какой мягкий, и катит-то как шустро!
Надо сказать, восторги его были вполне оправданы. Я и сам, собственным седалищем ощущал произошедшие перемены.
— А что, Федор Иванович, — возникла у меня идея, — не желаете ли попробовать свой мобиль на максимальную скорость?
— А почему бы и нет? — загорелся он. — Как раз сейчас на ипподроме должно быть свободно. Вы как, располагаете временем?
— Вполне.
— Тогда едем!
На ипподроме оказалось довольно людно. Не как в день скачек или, к примеру, гонок, но два-три десятка человек стояли группками вокруг нескольких мобилей. Игнатьева узнали. Едва мы остановились и вышли из машины, как сразу несколько человек покинули свои компании и подошли к нам.
— Федор Иванович! — обратился к журналисту мужчина средних лет в дорогом костюме. — Да вы никак новый мобиль купили?
Журналист надулся от гордости, но отвечал скромно:
— Вообще-то, мобиль не совсем новый, но после капитального ремонта.
— Да бросьте, Я все местные мобили знаю. И вашего росинанта прекрасно помню, он годился разве что в музей. Но это-то явно не он. Поглядите, господа, какие элегантные линии кузова! Новая модель, да? Признавайтесь, Федор Иванович, чье производство? Британия? Франция? Германия? Или вы на заокеанские фирмы клюнули?
Игнатьева забросали вопросами, а он, переполненный гордостью за свой мобиль и за себя, крайне довольный тем, что не только оказался в центре внимания знатоков, но и смог их удивить и сбить с толку, только глуповато улыбался: видимо, никак не мог подобрать слова для достойного ответа. И это журналист, звезда местной прессы! А дорогие господа наседали:
— А каков он на ходу? Сколько дает скорости?
— Еще не знаю, — наконец-то смог произнести счастливый мобилевладелец. — Первый раз выехал.
— Да что вы говорите? А давайте проверим его в деле. Не желаете наперегонки прокатиться? Три круга. По сто рублей с человека, победитель получает все. Здесь четыре мобиля считая ваш. Ну что, вы согласны?
— Я, если честно, вожу мобиль не очень хорошо, — отговорился Игнатьев.
И тут же перевел стрелки:
— Но здесь со мной профессиональный гонщик. Он наверняка сможет проехать лучше меня.
Я все это время старательно не отсвечивал, не желая излишнего внимания к своей особе, но теперь пришлось выходить из тени:
— Добрый вечер, господа!
Меня тоже сходу узнали.
— Ба, да это никак сам господин Стриженов! Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Антонович. Ну что, возьметесь показать класс на новом мобиле?
Отступать и отмазываться было уже невозможно без урона репутации. Но и сходу кинуться в бой я не мог себе позволить.
— Я не против, — объявил я собравшимся. Но я ни разу не садился за руль этого мобиля, а начинать гонку на незнакомом аппарате, это все равно, что заранее проиграть. Я прошу три круга, чтобы освоиться с управлением и нюансами поведения машины, а потом можно попробовать и погоняться.
— Разумеется, разумеется!
Народ жаждал развлечений и ради этого был готов немного потерпеть.
— Вы понимаете, Федор Иванович, что это подстава? — прошипел я приятелю, усаживаясь за руль.
Ответом была лишь виновато-извиняющаяся гримаска.
Толпа расступилась, освобождая мне проезд. Я отпустил рычаг тормоза, придавил педаль подачи пара и мобиль потихоньку тронулся с места. Я чувствовал себя как на экзамене по вождению, только у меня не было в запасе двух ошибок до безжалостного «не сдал». Экзаменаторы ожидают от меня высшего класса, лихости, супер-мастерства. А я первый раз в жизни еду на паромобиле. Караул!
Первый круг я прокатился потихоньку, осваиваясь с управлением и привыкая к новым ощущениям. Тянул паровик мощно. Я бы даже сказал, избыточно мощно. А вот разгонялся плоховато. Руль тяжелющий, тяжелее даже, чем у советских грузовиков. Правда, колеса теперь стали поменьше, центр тяжести стал пониже, соответственно, сам мобиль поустойчивей.
На втором круге я утопил педаль подачи пара в пол. И, млин, ничего не случилось: мотор не взревел, колеса не крутнулись впроворот, раскидывая по сторонам комья земли. Я уже было разочаровался, но нет: с небольшой задержкой драндулет стал довольно резво набирать скорость. Вот на что способны хорошие подшипники! Но даже со всеми усовершенствованиями предельная скорость вряд ли доходила до пресловутых гоночных пятидесяти миль.
В поворотах мобиль держался вполне неплохо, но в паре мест пришлось притормаживать: слишком крутой вираж. А набиралась скорость слишком медленно. Нет, с такими приколами я ничего не выиграю. Кстати, есть у Игнатьева деньги на ставку?
На третий круг я пошел уже довольно уверенно, на приличной для этого пепелаца скорости под ободряющие крики зрителей. Вот только ИХ мобили всяко мощнее и быстрее, на прямых отрезках они будут выигрывать. А вот повороты — это мое: мобиль короче, радиус поворота меньше, и тормозить не надо. А вот им тормозить как раз придется. А потом — разгоняться с традиционной неторопливостью паровиков. Вот если бы еще те два поворота… Может, рискнуть? Привод задний, для дрифта — самое то.
Я действительно рисковал: тяжелый руль пришлось удерживать в повороте одной рукой, потому что второй нужно было тянуть за рычаг тормоза. Но угол поворота был сравнительно небольшой, и мне хватило сил в руках на пару секунд управляемого заноса. И почти без потери скорости — дальше. Прошел один поворот, другой… получается! И потом уже спокойно к финишу. Притормозил у собравшейся толпы.
— Ну что, господа, вы готовы? Да, я, к сожалению, не брал с собой денег, так что сделать ставку, увы, не смогу.
— Пустяки, Владимир Антонович! — тут же отозвался щегольски одетый толстячок с ухоженной «шкиперской» бородкой. — Я сделаю взнос за вас. Но выигрыш — пополам!
— Договорились.
Я бросил взгляд на Игнатьева. Кажется, он испытал огромное облегчение: все его средства ушли на ремонт и тюнинг мобиля, и сейчас он, как и я, был без гроша.
Тут же нашелся и распорядитель. Он согнал зевак с трассы и, повинуясь его знаку, четыре мобиля вырулили на линию старта. Распорядитель поднял вверх руку с большим клетчатым носовым платком. Я придавил педаль и поджал тормоз, чтобы не рвануть вперед раньше времени. А потом как в матрице: рука с платком пошла вниз, я принялся отпускать тормоз и мобиль, как застоявшаяся лошадка рванул с места, сразу на полкорпуса опередив конкурентов. Здесь что, таких стартов не практикуют?
Три мобиля — дорогих, мощных, блестящих лаком и хромом, с мерным пыхтением разогнались до… до, наверное, все тех же пятидесяти миль. Я на хоть и перелицованном, но все-таки старом драндулете безнадежно отставал — но это лишь до первого поворота. Там, как я и предвидел, слишком длинные для резких маневров мобили принялись тормозить, а я смело влетел в поворот, не снижая и без того невеликой скорости. Только наклонился всем корпусом внутрь виража, чтобы уменьшить крен и, не дай создатель, не опрокинуться. Случись такое — позору не оберешься!
На выходе из поворота я был впереди, но к следующему виражу меня снова принялись обгонять. Так мы и катили до последнего поворота последнего круга: на прямых участках я отставал, в поворотах — выходил вперед. На тренировочном заезде этот поворот был далековато от зрителей, и мои хитрые маневры были не видны, так что сюрприз моим соперникам вышел неслабый. Они начали тормозить перед поворотом и поотстали. Того же ждали от меня: прежде я в этом месте тоже притормаживал, хотя и не так сильно. А тут только земля взметнулась из-под колес, мелкие камушки хлестанули по моим преследователям, заставляя их еще больше потерять скорость. А я, затоптав педаль в пол, уже несся к финишу. Вот уж действительно — на всех парах! Чуть позже не удержался — оглянулся. Соперники мои благополучно миновали поворот и сейчас отчаянно кочегарили свои паровики, но было видно: не успеют. Чуть-чуть, но не успеют.
А на финише царило форменное безумие. Распорядитель с трудом выпихивал с трассы разгоряченных болельщиков, чтобы не угодили под колеса. А те махали руками, кричали, подбадривали. Сейчас не было понятно, кто за кого, но это было и неважно. Главное — я победил. Спустя пару секунд подлетели остальные мобили. Водители повыскакивали из своих экипажей, и кинулись ко мне. Признаться, я поначалу немного испугался. А когда эти восторженные почитатели высокого искусства пилотирования мобилей, невзирая на мои протесты, вытащили меня из-за руля и принялись качать, вот тогда мне стало страшно по-настоящему.