«Большие императорские гонки», — размышлял я, пока влекомая гнедой лошадкой коляска неторопливо катила меня к городскому особняку баронессы Сердобиной. Заманчивая перспектива. И тебе приз, и тебе пиар. А ведь если бы не Клейст, я бы о них и не узнал. Вернее, узнал бы, но намного позже, когда закончил бы с организацией мастерской, наладил дело, обеспечил стабильный доход, а в итоге не успел бы подготовиться. Конечно, через год или два я бы рискнул. Но кто знает, какими путями и темпами пойдет прогресс в конструкции мобилей. Может, к тому времени мои «тайные знания будущего» уже станут обыденной повседневностью. Нет, надо поспешить. Пусть на коленке, полукустарно, но сделать из рядового, в общем, мобиля нечто, действительно опережающее местный уровень развития наземной техники.
— Приехали, барин, — прервал мои размышления голос извозчика. Целковый с вас.
Наглость водителя кобылы подействовала на меня так же, как на быка революционные шаровары.
— С каких щей? На полтинник сговаривались.
— Так это, барин, овес нынче дорог, прибавить бы надо.
— На овес гривенника за глаза хватит, а на пропой тебе и полушки не дам. А лучше всего покупай мобиль, и сшибать копейки на овес не придется.
Не обращая внимания на недовольную рожу мужика, высыпал ему в горсть несколько монеток и вошел в предупредительно открытую лакеем дверь. Отдал прислуге плащ и цилиндр, предъявил мажордому приглашение и, следуя его указаниям, поднялся на второй этаж в малую гостиную.
Комната не поражала таким великолепием, как бальная зала в загородном особняке, но при этом была хорошо отделана и со вкусом обставлена. Стол с бутылками и закусками стоял у дальней стены, и всё немаленькое пространство было освобождено для танцев. В одном из углов расположился струнный квартет, а на установленных вдоль стен диванах разместились гости, трое мужчин и три женщины. Большинство из них я видел на балу, но непосредственно ни с кем не общался.
Баронесса встретила меня у двери. Наряд ее меня поразил: я привык, что дамы надевают довольно скромные туалеты, оставляя открытыми лишь кисти рук и шею. Исключение — балы, где дозволяется оголить плечи и, частично, грудь. Кажется, в начале века дамское платье должно было стать короче, но на улицах Тамбова я не видел подтверждения этому. Тем сильней оказался мой шок при виде хозяйки вечера.
Она была одета в длинное платье с глубоким вырезом, свободно ниспадающее с плеч и струящееся почти до самого пола. Лишь на талии оно было перехвачено тонким пояском, подчеркивающим стройность и изящество фигуры. Черный шелк резко контрастировал с мраморной белизны кожей женщины, придавая ей сходство с античной скульптурой. Завершал наряд гарнитур из серебра с черными бриллиантами. В ярком электрическом свете камни блестели так, что я на секунду прикрыл глаза.
— Что с вами, Владимир Антонович, — обеспокоенно произнесла баронесса.
Я поклонился.
— Ничего страшного, Александра. Просто меня ослепило сияние ваших глаз.
Женщина улыбнулась, показывая, что мой комплимент был принят вполне благосклонно.
— Добрый вечер. Рада, видеть вас в своем доме, — сказала она своим нежным мелодичным голосом, протягивая руку для поцелуя. — Идемте, я познакомлю вас с гостями.
Я почтительно приложился губами к затянутому в черную шелковую перчатку изящному запястью и отправился следом. И тут меня ждало новое испытание: едва баронесса сделала шаг, как в открывшемся разрезе, идущем от середины бедра, показалась идеальной формы нога в черной сеточке чулка. Надеюсь, мне удалось скрыть свое изумление. С другой стороны, для танго и нужно нечто подобное: воплощенная в танце страсть не терпит ограничений.
Баронесса вывела меня на середину комнаты.
— Дамы и господа! Представляю вашему вниманию моего сегодняшнего гостя Владимира Антоновича Стриженова. Кто-то из вас уже знает его, а для прочих — это замечательный гонщик, великолепный танцор и весьма галантный кавалер. А это, — обращаясь ко мне добавила она, поведя рукой в сторону любителей танго, — мои друзья.
Мы сделали два шага к ближайшему дивану.
— Барон Николай фон дер Остен-Сакен с супругой Анастасией.
Брюнет с тонкими усиками на породистом холеном лице чуть склонил голову, обозначая поклон. Миловидная молодая женщина хрупкого сложения в темно-зеленом, в цвет глаз, платье слегка улыбнулась.
— Господин Евгений Туровский.
Молодой щеголь, кивнув, привстал и тут же плюхнулся обратно.
— Госпожа Екатерина Нечаева.
Весомых достоинств дама в небесно-голубом платье с открытыми плечами и внушительным декольте, умело прячущая свой возраст, протянула мне руку, затянутую в длинную, до локтя, перчатку.
— Господин Александр Викарт.
Молодой человек с седыми прядями в смоляных волосах упруго поднялся с дивана. Пожатие его было твердым, увереным, а открытое лицо вызывало симпатию. Впрочем, я не стал делать выводы. Вот, к примеру, барышня Неклюдова выглядит чистым ангелом, а на самом деле — та еще хищница.
— Госпожа Ольга Дорохина.
Алое платье, от середины бедра превращающееся в кисею. Карминово-красные губы. Крупные рубины в массивном золотом ожерелье. Красные ногти с белым кончиком. Одним словом, воплощенная страсть. Дама немного наклонила голову и тут же, секунду спустя, взмахнула ресницами, устремляя на меня пронзительный взгляд широко открытых черных глаз. Без сомнения, эта женщина знает толк в наслаждениях, как в чувственных, так и в плотских, и пришла сюда именно за этим.
— Ну а теперь, — взмахнула рукой баронесса, — танцы!
Оркестр начал играть, и комнату заполнили тягучие звуки мелодии, рожденной под жарким солнцем Аргентины.
— Александра, вы позволите пригласить вас? — протянул я руку баронессе.
Та вложила свою ладонь в мою и шагнула навстречу, пересекая незримую границу, начиная с которой, по понятиям общественной морали, заканчивались приличия и начинался интим. Моя рука легла женщине на талию, ее — мне на плечо. Я выждал несколько тактов, ощущая нетерпение своей партнерши и, едва оркестр доиграл вступление, сделал шаг.
Сердобина танцевала прекрасно, увлеченно, явно получая немалое удовольствие от самого процесса, от движения, от музыки. Но той вспышки, того слияния в танце, что случилось с нами на балу, так и не произошло. Чего-то не хватило, какой-то искры, малости, чтобы случилось волшебство. И когда отзвучали последние аккорды, в глазах баронессы промелькнула тень разочарования.
Хоть вечеринка и была камерной, закрытой, даме танцевать дважды с одним кавалером считалось недопустимым. Если, конечно, это не ее муж или, хотя бы, жених.
— Друзья! — провозгласила баронесса. — Наверняка вам будет скучно весь вечер танцевать с одним партнером. Я предлагаю бросить жребий. Каждая дама будет тянуть бумажку с именем того мужчины, с которым она еще не танцевала.
Джентльмены в ответ на это предложение дружно промолчали, а дамы, напротив, столь же дружно пришли в восторг. Немедленно был вызван слуга с письменными принадлежностями, приготовлены бумажки с именами, лоты брошены в пожертвованную хозяйкой модную дамскую шляпку и веселье продолжилось с новой силой.
Было это случайностью или нет, не знаю. Я вполне допускаю, что баронесса каким-то образом жульничала, но факт состоял в том, что партнерши мне доставались в том самом порядке, в каком были представлены.
Анастасия фон дер Остен-Сакен танцевала безукоризненно — в смысле техники. Но при этом оказалась настолько холодна и бесчувственна, что впору было предположить, что я танцую с роботом или, как здесь было принято называть подобные механизмы, автоматоном. Удовольствия — ноль. У меня осталось разве что некоторое чисто эстетическое удовлетворение сродни тому, что бывает от качественно проделанной работы.
Нечаева танцевала не слишком умело, пытаясь компенсировать недостаток мастерства чрезмерной энергичностью движений и нарочитой эмоциональностью. Но этого было недостаточно для возникновения гармонии танца. О взаимопонимании между партнерами речи и вовсе не шло. Зато вот госпожа Дорохина возместила недостатки двух предыдущих партнерш с лихвой.
Оленька — так она просила себя называть — танцевала самозабвенно, страстно, забыв о малейшей стыдливости. Кисея, изображавшая подол ее платья, то и дело взлетала вверх, открывая взору всех желающих крепкие стройные бедра. Глаза ее были полузакрыты, на губах блуждала отсутствующая улыбка. Она словно бы находилась в некоем трансе, но при этом мгновенно откликалась на малейшие мои движения. Так ощущают друг друга пары, танцующие вместе не один год. Уверившись в надежности партнерши, я стал понемногу импровизировать, все больше и больше отходя от канона, и Оленька послушно следовала за мной. Расстояние между нами, и без того не слишком большое, опасно уменьшилось. И кто знает, чем бы закончился наш танец, если бы прежде не закончилась музыка.
Едва мы остановились, как глаза Оленьки мгновенно распахнулись, а меж полуоткрытых губ на мгновение мелькнул розовый острый язычок. Можно было не сомневаться: будь сейчас такая возможность, она отдалась бы мне в постели с не меньшим пылом, нежели секунду назад отдавалась танцу.
Разумеется, это было немедленно замечено хозяйкой.
— Ах, я несколько утомилась, — заявила она, небрежно обмахиваясь ладошкой. — И, кажется, не на шутку проголодалась. Друзья, не желаете ли перекусить?
Друзья не стали отказывать баронессе в столь невинном желании, и вся компания дружно направилась к столу.
Компания расселась парами, и я оказался рядом с баронессой. Напротив меня уселась Оленька Дорохова вместе со своим спутником. Наверняка Александра была не слишком рада такому соседству, но выражать свои действительные эмоции — фи! Уверен, она будет мило улыбаться даже обуреваемая желанием перегрызть сопернице горло. А что Дорохова была записана в соперницы — это даже мне было ясно. Сердобина — собственница, Дорохова — коллекционерка. И если придется выбирать из них двоих, я предпочту помещицу Томилину. И в тот момент, когда заклятые подруги примутся выяснять, кому принадлежит трофей в виде моей тушки, мне хотелось бы оказаться как можно дальше от этого ристалища.
Откуда ни возьмись, появились слуги, на столе возникли блюда с яствами, в бокалы полилось вино. Дамы возжелали шампанского, я же выбрал сухое красное. Наполнив тарелку закусками, я включился в общую беседу. Разговор шел ни о чем: шутили, каламбурили, обсуждали незнакомых мне людей, незнакомые мне места. Я же слушал, старательно делая заинтересованный вид.
Через некоторое время разговор ожидаемо перешел на гонки. Тут уже отсидеться, прихлебывая время от времени из бокала, не получилось.
— Владимир Антонович, как вы думаете, кто победит на ближайших гонках? — спросил щеголь Туровский.
— Если бы я участвовал, то и победителем стал бы именно я. А так — неважно.
Ну да, пришлось наглыми заявлениями маскировать свою полную неосведомленность об иерархии среди гонщиков. Тут я ощутил под столом прикосновение к своей ноге. Дорохова довольно улыбнулась
— Володенька, а разве ты не собираешься участвовать в гонке? — задала она вопрос, поднимая бокал с вином и пряча за ним хищную гримаску.
Такая фамильярность мне претила, но пришлось улыбаться в ответ.
— Увы, Оленька, не могу. Как известно, я отставлен из команды Маннера, а своим мобилем обзавестись не успел.
— Зато у вас есть мотоцикл, — хмыкнул Викарт. — По-моему, это единственный подобный аппарат на весь Тамбов. Благодаря ему вы, Владимир, стали весьма известной персоной. Никто кроме вас не решается гонять по городу на двухколесном паровике с такой сумасшедшей скоростью. Зато все мальчишки поголовно мечтают прокатиться на нем хотя бы раз.
— Увы, согласно правилам аппарат для гонок должен иметь четыре колеса, так что я — мимо.
— Владимир, — вдруг произнесла баронесса. — Я, наверное, смогу вам помочь. Мой покойный муж весьма увлекался гонками, и после него остался гоночный мобиль. Он стоит без движения вот уже три года. Думаю, будет правильным, если вы примете на нем участие в гонках и тогда вопрос о победителе будет, конечно же, закрыт. Хотите на него посмотреть?
Вопрос был задан мне, но откликнулись на него, почему-то дамы:
— Да! Идем смотреть! — восторженно закричали они.
Даже ледышка Анастасия фон дер Остен-Сакен, разрумянившись от выпитого, оставила свою холодную манеру держаться и даже оказалась похожей на живую женщину. После такого уже без вариантов — все собрались смотреть мобиль.
Нам пришлось выйти на улицу. Слуга поспешил отпереть ворота гаража, включил освещение и сдернул полотняный чехол. По гаражу пронесся общий вздох восхищения. Я к нему присоединился.
Мобиль по местным меркам и вправду был довольно неплох. Он сильно отличался и от паровых колясок, именуемых вуаретками, и от квадратно-рубленых форм популярных моделей. Кузов был более-менее обтекаемым, имел плавные обводы, длинный моторный отсек и небольшой двухместный кокпит сзади. Мобиль сиял темно-синим лаком, и выглядел почти новым. Я обошел его по кругу и не обнаружил ни одного шильдика с названием фирмы-производителя.
— А что это за модель? Я никогда не видел ничего подобного, — задал мучивший меня вопрос Туровский.
— Не знаю, — развела руками баронесса. — Муж купил его у какого-то энтузиаста. Возможно, это вообще единственный экземпляр.
И, обернувшись ко мне, добавила:
— Ну что, Владимир, будете на нем участвовать в гонках?
Когда предводительствуемые баронессой гости, вернулись в гостиную, решено было продолжить танцы. Я уже насытился обществом и предпочел бы тихо уйти. Например, к помещице Томилиной. Или даже к Оленьке Дороховой на растерзание. Спать мне в этом случае, конечно, не придется, но воспоминания об этой ночи наверняка останутся на всю жизнь. Однако не тут-то было. Дорохова уже навелась на цель, оставила своего кавалера и, переходя по комнате взад-вперед каждый раз оказывалась все ближе ко мне. Что у нее на уме догадаться было нетрудно: захапать интересного мужчинку на первый же танец. Но не тут-то было! Баронесса тоже была не лыком шита.
— Лотерея! Лотерея! — закричала она звонким голосом. Прочие дамы подхватили. Оленьке ничего не оставалось, как смириться с неизбежным.
Надо думать, Сердобина, как банкующая, себя поставит первой, а через два-три тура найдет повод закончить аттракцион и жестко обломать явно пускающую на меня слюни Дорохову.
Как я предполагал, так и случилось: Оленька попала в пару к барону. Видимо, это была такая жестокая месть с намеком: пусть горячая девочка немного остынет. Ну а мы с Александрой встали в позицию, ожидая музыку. Баронесса раскраснелась, не то от волнения, не то от выпитого вина. Грудь ее вздымалась под тонким шелком платья, даже прическа чуть растрепалась: один локон выбился из укладки и кокетливой спиралькой свисал у левого ушка.
Заиграла музыка. Я повел, как обычно. Мы сделали проход, другой, но ТОГО ощущения так и не возникало. Александра резко остановилась, содрала с руки перчатку и отбросила ее в угол, словно гадюку.
— Снимай, снимай тоже, — сбивчиво шепнула она мне. — Я хочу ощутить, хочу живого прикосновения!
И принялась терзать вторую перчатку.
Я тоже стянул перчатки, положил руку на талию Сердобиной и через невесомую преграду ощутил жар ее тела. Рука ее стиснула мою ладонь. Я выждал такт и сделал шаг. И — случилось! Не так, как на балу, но случилось. Вновь появилась незримая связь между мной и Александрой. Вновь я предвидел каждое движение, свое и ее. Мы не просто двигались под музыку, выполняя положенные па. Мы творили танец. Повинуясь музыке, мы то отдалялись друг от друга на расстояние вытянутой руки, то, напротив сближались вплотную, и тогда баронесса чуть прикусывала губу, а глаза ее словно затягивались поволокой. Оркестр играл все ярче, все эмоциональней, словно музыканты сами попали под влияние магии нашего танца. И вот, под финальные аккорды, Александра откинулась назад, опираясь спиной на мою руку. Платье на ее груди натянулось, бесстыдно обрисовав совершенной формы грудь и крупные, затвердевшие от возбуждения соски. Баронесса чуть слышно застонала, тело ее выгнулось дугой, глаза закатились, а руки, напротив, вцепились в меня так, что не оторвать.
Это длилось секунду, может, две. Потом Александра выпрямилась и, опираясь на мою руку, попыталась шагнуть. Получилось у нее плохо. Нога тут же подвернулась, затем подогнулись колени и, чтобы не дать ей рухнуть на пол, мне пришлось подхватить ее на руки.
Я уложил баронессу на ближайший диван. Зрачки ее вернулись на место, но взгляд был совершенно расфокусирован, а на лице сохранялось выражение величайшего блаженства. Вряд ли она сейчас осознавала, что происходит вокруг. Тут же вокруг засуетились дамы, отогнав мужчин в сторону, потом прибежали служанки, запахло нюхательными солями, валерианой и еще какими-то лекарствами. Но я прекрасно понял, что произошло, и точно знал, что баронессе сейчас нужно лишь четверть часа покоя.
Тем не менее, вечер был скомкан, атмосфера вечеринки непоправимо разрушена, и гости принялись разъезжаться. Я раскланялся с каждым, перецеловал руки всем дамам. А Дорохина, уходя, мазнула мне по плечу грудью, восхищенно прошептала:
— Володенька, ты — монстр!
И, сунув мне в руку кусочек картона, грациозно удалилась.
Я тоже собрался уходить. Нет, я не ожидал, что мне предложат остаться на ночь. Я прекрасно понимал, чего хотела Сердобина, приглашая меня танцевать танго. Что ж, она получила это, и даже больше, чем ожидала.
Мне подали цилиндр и плащ, я оделся и уже собрался было выйти на улицу, как вдруг ко мне подошел мажордом.
— Господин Стриженов, баронесса распорядилась отдать вам мобиль ее покойного мужа. Прошу вас, пройдемте со мной.
Баронесса Александра Сердобина. Примерно так я ее себе представляю.