Если что-то и можно сказать о плавании на огромной черепахе, пусть даже от этой самой черепахи и остался один-единственный панцирь, так это слово «суматоха». Сначала Ксинг с помощью ци вытолкал панцирь как можно дальше от берега — ведь нет ничего глупее, чем так самодовольно уйти, чтобы тут же быть настигнутым погоней.
Потом, когда берег полностью скрылся из виду, пришлось заниматься содержимым собственного дома. И тут его поджидала куча очень неприятных сюрпризов — мало что смогло выдержать переворот вверх ногами и последующее падение с большой высоты. Многие вещи попадали, переборки проломились, пробирки разбились, а в верхней комнатке, бывшей когда-то складом, всё перемешалось и перепуталось. Несколько дней пришлось потратить только на то, чтобы привести всё в порядок — с помощью стихии Дерева срастить и починить все переборки, Землёй и Огнём соединить и вновь сделать целыми побитые стёкла, постоянно использовать Воду, чтобы ликвидировать последствия множественных течей.
Хуже всего оказалось то, что мореходные качества черепашьего панциря оставляли желать лучшего: его болтало, словно щепку в водовороте, или словно другую субстанцию, которую некоторые крестьяне любили пускать по реке, считая это отличной шуткой. К счастью, Ксинг, постоянно ощупывающий путь своей ци, обнаружил песчаную отмель. Оттуда он поднял достаточно песка, чтобы не только добавить в панцирь балласта, но и сделать из стекла новые окна, которые на странном жаргоне моряков почему-то назывались «иллюминаторами», вроде того, как стены они именовали «переборками». Всё равно полностью ликвидировать последствия не удалось, большая часть продуктов для ресторана и ингредиентов для алхимии оказалась испорчена морской водой — ведь ци Ксинга защищала их лишь от гниения.
Закончив спасение дома и преобразовав часть деревянных переборок в большой руль, который теперь торчал из задней части черепахи, Ксинг добавил дополнительный штрих — из последних отрезов шёлка создал талисманы, чтобы откачивать просачивающуюся в трюм воду. Оставался лишь вопрос мореходности. И если срастить деревяшки, сделав из них мачту, не составило бы труда, то подходящей ткани у Ксинга не было, а значит, и поставить парус он бы не смог. Впрочем, под парусом он ходить не умел, так что его отсутствие мало бы что меняло. Поэтому пришлось по старинке использовать единственный ресурс — собственную ци.
— По реке плывет моряк, не поймать его никак, — напевал под нос Ксинг, покачиваясь в такт корпусу своего корабля — черепашьего панциря.
В «Панцире» он наслушался достаточно историй и морских баек, чтобы знать, что моряки, дескать, ходят, а плавает одно лишь дерьмо, но на подобные тонкости ему было наплевать. К тому же сам-то он по воде ходить умел, в отличие от тех, кто так любил по этому поводу надувать щёки.
— Всё он сушу не найдет, только рыбу жрет и жрет, — продолжал он.
Как найти сушу, он действительно не знал — вокруг раскинулся океан с волнами, ветрами и течениями, несущими панцирь черепахи. Ни с едой, ни с водой проблем не было. Морскую воду он сделал пригодной для питья, для этого пришлось потрудиться, пока не научился использовать стихии Воды и Земли, чтобы убирать лишнюю морскую соль. А вот с едой оказалось значительно хуже. Нет, дело не в том, что он голодал, наоборот, ел вволю, но питание состояло лишь из рыбы, различных морских обитателей и водорослей. К сожалению, запасы риса оказались тоже испорчены, а попытки очистить их ци не принесли желанного результата.
Вот если бы у него было пространственное кольцо! Он бы сложил туда достаточно разной вкусной еды, чтобы ни в чём себе не отказывать месяцами, нет, даже годами! Чтобы хватило до самого края мира, а то и дальше!
Ксинг слышал, что у моряков есть какой-то «компас», правда, что это такое и как его сделать с помощью ци, он не имел понятия. Поэтому приходилось ориентироваться лишь днём по солнцу, а ночами по звёздам и лунам, пытаясь придерживаться единственного случайно выбранного направления. Сочинял глупые песни, ловил рыбу, глушил кулаками акул, бегал по воде и то тянул свой черепаший корабль на буксире, то, сидя на «палубе», направлял его вперёд с помощью ци.
Поначалу Ксинг пытался беречь силы на случай неожиданностей, но вскоре изменил решение. Панцирь всё так же блокировал ци, так что заставлять его плыть было очень тяжело, и если бы не три с лишним года постоянных тренировок, Ксингу бы не удалось его сдвинуть ни на шаг. В Могао он ингредиенты не только покупал, но и некоторые редкости добывал сам, плавая по океану и ныряя на невиданные в Дуоцзя глубины. Он научился направлять ци даже там, на глубине, посреди полной жизни и потоков энергии бездны, так что сейчас эти мучения окупились многократно. У него получалось толкать свой корабль вперёд и в штиль, и в шторм, не давая потокам развеяться и раствориться в окружающем водном пространстве.
Так что теперь, управляя панцирем, он продолжал свои тяжёлые тренировки, с каждым днём увеличивая силу и контроль над своей ци, приближаясь если не к берегу, то хотя бы к своей цели превзойти учителя!
— Я в Могао не вернусь, на Сифэн я не женюсь, — завел Ксинг новый заунывный куплет, поправляя широкополую коническую шляпу, собственноручно сплетённую из водорослей.
В небе блеснула искорка ци, и он по привычке из старой жизни приложил к глазам загоревшую на опаляющем солнце руку. Солнце стояло в зените и слепило, но он всё равно вскоре обнаружил обладателя жизненной энергии — большую белую птицу с чёрными перьями на хвосте и кончиках крыльев.
— Где-то рядом либо есть берег, — пробормотал он, — либо это птица, способная летать через моря. Вот бы поймать такую!
Поймать и научиться на ней летать, как делали не только многие герои кристаллов, но и злодеи, разные главы сект, руководители альянсов и просто могущественные культиваторы. Ну а если не получится, тогда птица — это мясо, в особенности грудка, ничуть не хуже куриной! Рыба, даже акулы и осьминоги, смертельно надоела.
Ксинг поймал себя на том, что причмокивает и пускает ртом слюну, так что мотнул головой, прочищая сознание.
— К тому же летать можно и на мече, как настоящий герой! — решил он. — Только сначала нужно этому научиться!
Ксинг вытащил верный цеп, покрутил в руках, почесал в затылке и снова заткнул за пояс. Нет, летать на цепе, наверное, было бы не настолько героически. Ничего! Осталось недолго! Он доберётся до берега, найдёт подходящее железо и выкует себе специальный меч, которым можно будет не только резать врагов, отрубать голову мерзавцу-учителю, но и рассекать на нём небеса!
Ксинг решил последовать за птицей — хороших идей у него не было, а птицы всегда летают возле берега. Если, конечно, ему не попалась какая-то особая птица, предпочитающая летать над океаном — с его везением, когда позорно сбегать пришлось от двух наставников из трёх (причём от первого — так вообще с помощью реинкарнации), такое вполне могло бы и случиться. И пусть он всё-таки получил звание мастера-кузнеца, когда прямо в ресторане его нашла Имперская курьерская служба, передав нефритовую табличку с такой знакомой ци мастера Бунтао и короткое письмо с единственным словом: «Спасибо!», меньшим побегом это не являлось!
Птица улетала, поэтому Ксинг направился на корму — так он лихо, по-моряцки, называл заднюю часть черепахи — ухватился за рулевое весло и, выпуская изо всех сил ци, помчался за ней в погоню. Сил хватало, теперь он мог не только чувствовать всё внутри панциря черепахи, не только ощущать окружающее пространство, но даже заглядывать в глубины океана, сколь бы тяжелым и невозможным это раньше ни казалось.
Неладное он заметил заранее, просто не смог понять, что это такое. Большая сфера, размером в два или три раза больше черепахи, была незаметна обычным взглядом, но в зрении ци ощущалась очень странно. Потоки жизни, пронизывающие окружающее пространство, тут искажались, изламывались, текли непредсказуемо и хаотично. Ксинг мог бы с лёгкостью забрать в сторону, обогнуть это странное место по широкой дуге, но тогда бы птица, которую он преследовал уже полдня, окончательно бы улетела. Поэтому он принял решение — сменить направление лишь ненамного, пройти рядом и продолжить погоню. К тому же было очень интересно — ничего подобного Ксинг не видел ни в одной из жизней, так что очень хотелось рассмотреть эту странную штуку поближе.
Не прошло много времени, как он проклял своё любопытство: вода в океане оставалась спокойной, но какая-то сила, имеющая привкус совершенно незнакомой ци, подхватила корабль и потянула внутрь сферы.
Ксинг среагировал быстро. Он заскочил внутрь корабля, подхватив едва не слетевший с пояса цеп, и закрыл (на морском языке это называлось «задраить») все двери и окна. Конечно же, это не помогло, очень скоро все стёкла раскололись и осыпались, а дерево затрещало и стало превращаться во всё более и более мелкие щепы. Ксинг охватил черепаху своей ци, пытаясь остановить разрушение. Но сила, сдавливающая корабль, оказалась столь велика, что даже не заметила его усилий. Он вобрал ци и до предела защитил тело, даже свернулся в клубок, вцепившись в цеп, словно это было единственное средство выжить.
Панцирь черепахи, прочный и способный выдержать атаки любых врагов, застонал, будто в нём до сих пор скрывались остатки жизни, и пошёл трещинами. Наконец, не выдержав, сдался и он — осколки костяных сегментов полетели во все стороны, некоторые из них ударили в его тело, не причинив, впрочем, никакого вреда. Страшная сдавливающая и скручивающая сила, не сдерживаемая больше никакой защитой, обрушилась на Ксинга. Он лишь сцепил зубы, крепче ухватил цеп и до предела усилил собственную ци.
У него появилось ощущение, будто он — яичный желток, который эксцентричный повар для чего-то пытается продавить сквозь жестяную воронку, подпихивая для надёжности пальцем. Его завертело, когда этот же повар попытался взбить желток венчиком из особо жёстких перьев, и выбросило куда-то прочь. Тело полетело со скоростью снаряда из пращи, да так, что он запрыгал по водной поверхности, как плоский камушек, брошенный умелой детской рукой.
Непонятно откуда взялись глыбы камня с острыми зазубренными краями, и Ксинг сжался ещё сильнее, не только укрепляя тело, но и укрывая его слоем ци. Каменные шипы пытались пробить защиту, уступы — рухнуть на голову, а скалы — перетереть в мелкую кровавую кашицу.
Ксинг пытался раскинуть ци, чтобы зацепиться за скалы и воду, остановить движение, чтобы потом просто встать и пойти по воде, осматриваясь, куда его занесло. Но вода и камни были так сильно наполнены энергией, что требовалось хоть на мгновение отпустить защиту, а это означало мгновенную смерть.
«Вот ещё одна возможность тренировки!» — мелькнула шальная мысль, и Ксинг, несмотря на опасность, ухмыльнулся. Даже в такой ситуации он мыслил, как настоящий герой! Сначала требуется выжить, а потом он тут обязательно потренируется! В конце концов, если бы не все эти годы тренировок, Ксинга давно бы уже превратило в мошань жок из головастика в кроваво-красном соусе!
Ещё один новый удар сотряс тело так сильно, будто исполинская нога отвесила размашистого пинка. Его понесло вперёд, прямо на огромную скалу, торчащую, к искренней радости Ксинга, у кромки воды, возле настоящего берега! Он сжался ещё сильнее, до предела напрягая мускулы и ци. Раздался громкий треск и во все стороны полетели осколки камней. Движение остановилось и послышался сильный удар. Вода вновь подхватила Ксинга, но теперь, когда опасность миновала, он на ней удержался, и, выпустив ци, встал на поверхность, перепрыгивая до сих пор набегающие волны.
Обернувшись, Ксинг увидел, что такой большой скалы из прочного вулканического камня больше нет. Столкновение снесло её начисто, оставив лишь изломанное основание и верхушку, рухнувшую в воду рядом. Наконец-то получив передышку, он смог осмотреться. Он оказался в тихой спокойной заводи, казавшейся бы совсем мирной, если бы не изломанные кости огромных рыб, источающие остатки сильной ци, как разрушенный ныне черепаший панцирь.
Ксинг вздохнул. Он не слишком привязывался к вещам, но в уничтоженном доме-корабле хранилось немало запасов. Оружие и ингредиенты эликсиров, деньги и одежда. Почти все средства Ксинг держал в банке, так что много не потерял, но теперь и они оказались полностью недоступны.
Он внимательно себя осмотрел. «Тело, укрепленное ци, крепче каменной стены, — зазвучал в его голове издевательский голос мерзавца-учителя, — особенно если у него такая твердолобая голова, как у тебя, головастик!» И тело действительно выдержало столкновение, вот только результатом Ксинг вовсе доволен не был.
От одежды остались жалкие ошмётки, предплечья пересекали несколько царапин, которые под воздействием ци сердечного даньтяня затягивались прямо на глазах. Он провёл рукой по голове. Волосы, ранее стянутые в пучок простым кожаным шнурком, теперь оказались растрёпаны и всклокочены. На одном из пальцев обломился кончик ногтя, отросшего за время путешествия.
Ксинг тихо вздохнул, злясь на себя и собственную беспомощность. Если бы на его месте был герой кристалла — не этих новомодных поделок, а настоящего! — он бы прокатился на гребне такой волны, покорил бы стихию, и не пришлось бы стряхивать с белоснежных одеяний даже пылинку. Про мерзавца-учителя и говорить нечего, этот просто размолотил бы все вокруг, а затем заставил бы скалы и волны принять стойку дабу, угрожая бамбуковой палкой и заставляя плавиться и кипеть от своих занудных нравоучений.
— Земля! — воскликнул Ксинг, пытаясь найти в ситуации хоть что-то хорошее.
Он оглянулся, решив, что следовало бы радоваться суше под ногами и сосредоточиться на положительных моментах. Он наконец-то добрался до земли! Такой постоянной и устойчивой земли, к которой не надо прилипать с помощью ци, земли, на которой водится что-то съестное, и это не рыба! На берегу есть мягкий песок, чуть дальше — полные жизни густые заросли. Орущей, беззаботной, такой вкусной и аппетитной жизни, похоже, даже не знающей, что такое человек и почему его надо бояться. Ци показывала, что он находился на острове, причем, очень немаленьком.
— Земля, — повторил он упавшим голосом.
До того как он сюда попал, до самого горизонта не было никакой суши. Подобного острова он не упустил бы ни за что на свете, даже если бы его скрывал какой-то барьер или маскирующая техника. Следовало принять, что он внутри загадочной сферы, а значит, она изнутри гораздо, во много-много раз больше, чем снаружи. Концентрация ци тут намного превышала даже таковую в Лесу Дюжины Шагов, а значит, и твари тут водились сильнее и свирепее. То, что он не чувствовал ничего, кроме простых зверей и птиц, ни капли не успокаивало. Во-первых, тут имелось несколько источников той странной искажённой ци, из которой состояла сфера, или барьер, или чем бы эта штука ни являлась. А во-вторых, если он не чувствует могучих монстров, способных щёлкать гигантских черепах словно орехи, значит, что эти монстры преуспели в искусстве маскировки! Ксинг сжал в ладони такое крепкое, такое успокаивающее древко цепа.
— План очень прост, — сообщил Ксинг берегу и разрушенной скале, — найти самого главного злодея, дать ему цепом по носу, перебить всех слуг, подручных и прирученных зверей, спасти и вызволить красавицу. А уже потом, когда я стану тут самым главным, думать, как отсюда выбраться!
Ксинг мотнул головой. Даже сейчас, попав в смертельную опасность, он до сих пор думал о женщинах. После расставания с Сифэн мысли эти не отпускали даже во время плавания. Теперь он прекрасно понимал моряков, согласных даже на встречу с русалкой, несмотря на, если верить свиткам и книгам, чешую и рыбьи хвосты. О чём он думает? Какие женщины, какие русалки? Тут полный опасностей остров, а он — не герой кристалла или приключенческого свитка!
Пусть не свитка и не кристалла, но всё-таки герой. А значит, вместо того чтобы забиться в угол и дрожать, следовало идти навстречу опасности. Ведь как гласили «Боевые стратегии неукротимого дракона»: «Напав на тигра, воин с копьём может пасть, но не напав, падёт обязательно». Ксинг собрался с духом, пару раз для успокоения махнул цепом и направился вглубь острова, туда, где ощущалась наибольшая концентрация энергии. Разглядывая исполинские деревья, он размышлял, что мог бы их повалить, создать с помощью стихии Древа себе корабль и убраться восвояси. Нет, настоящие корабли он строить не умел, максимум, на что бы его хватило — это плот. Если тут есть большие птицы, следовало задуматься над их поимкой и дрессировкой, чтобы улететь отсюда прочь. Или найти какое-то редкое железо, выковать, как в настоящих историях из кристаллов, особый меч, и лететь безо всяких птиц. Он мотнул головой. Для того чтобы плыть, ему не нужны никакие корабли. Проблема заключалась в том странном засасывающем барьере, который уничтожил панцирь его черепахи. Неудивительно, что он ничего не слыхал о таком острове, все, кто попадал сюда, погибали еще в скалах, не достигнув берега!
Живность вокруг скакала и бесилась, орала и трещала, Ксинг пробирался сквозь заросли и глазел по сторонам, ожидая скорого нападения. Походя он сдернул со странного широколиственного дерева пару продолговатых загнутых плодов и попробовал на вкус. Под зелёной шкуркой, сползшей, словно кора с ветки молодого деревца, обнаружилась терпковатая, но сладкая мякоть. Яда во фрукте не было, ну а если бы и был, Ксинг бы запросто вылечил себя с помощью ци сердечного даньтяня, так что он жадно накинулся на плоды и проглотил их в мгновение ока. Плоды показались ему самым вкусным из всего, что он ел в жизни — ведь в них не имелось ни малейшего привкуса рыбы! После этого путешествия Ксинга так и тянуло устроить бойню, не разбирая, кто это — птицы, насекомые, звери или даже монстры, а потом набивать живот всей не-рыбой до тех пор, пока не влезет ни кусочка.
— Ничего, это временные трудности, — подбодрил он свой забурчавший желудок. И тут же сам разозлился из-за этой мерзкой присказки, прилипшей к нему даже в следующей жизни.
Подбираясь к центру острова, туда, где собиралась особо сильная энергия, Ксинг удвоил осторожность, до предела усилив маскировку и сокрытие ци.
Он пробрался сквозь кусты и осторожно раздвинул ветки, выглядывая в просвет.
Похоже, он слишком долго плавал по морю, слишком долго пребывал в одиночестве, ну а может, во время черепахокрушения слишком сильно бился макушкой об камни. Потому что воспалённое сознание явно отыгрывалось за все это время в море, ведь ему чудилось не просто круглое озеро с мягким песчаным берегом и ярко-голубой водой, но и прекрасная девушка, плавающая в озере совершенно обнажённой.
Ксинг мотнул головой и усилил циркуляцию ци, пытаясь прояснить сознание и скинуть наваждение, вызванное памятью о долгих и разнообразных забавах с Сифэн, длительным одиночеством и ударами о скалы. Ничего не изменилось, девушка не превратилась в какого-то тюленя, не исчезла, рассыпавшись мириадами искорок, и даже не потеряла красоту, как девочки тётушки Зу на следующее утро после её самогона.
Она оставалась столь же прекрасной и обворожительной. Рыжие, почти что красные волосы, яркие голубые глаза, длинные стройные ноги. Девушка плыла на животе, так что всё остальное скрывала вода, но, судя по всему, там тоже было всё более чем в порядке. Ци на острове закручивалась огромным смерчем и вливалась в озеро, которое словно светилось изнутри. Энергия красотки тоже была очень немалой, приближающейся к сильному адепту, а то даже и мастеру.
Он подавил сильное желание выскочить из кустов, прыгнуть в воду, чтобы схватить эту девушку. Сколько бы он ни провёл в море, как бы его ни будоражил образ Сифэн, но он ни за что так не поступит! В отличие от наследницы дома Симынь, эта девушка не сделала ему ничего плохого. Как бы он её ни желал, он ни за что не поступит бесчестно, не предаст самого себя.
Девушка доплыла до берега и выбралась на сушу. Она подошла к какой-то кучке листьев и стала одеваться. Теперь Ксинг отчётливо увидел, что девушка обладала прекрасной фигурой. Пусть и спереди она одарена не так сильно, как Сифэн, но назвать маленькими эти сочные округлые плоды персика не посмел бы и заправский лжец. Вот только отчётливо выпирающий живот показывал, что красавица была беременна, причём довольно давно.
Ксинг прекрасно знал, откуда берутся дети — даже без чтения свитков негодяя-учителя и приёма родов у Зэнзэн жизнь в деревне не оставляла шансов остаться в неведении, да хотя бы на примере скота. Но он никак не мог понять, что тут, посреди опасного и безлюдного острова, вдруг делает голая, к тому же еще и беременная красавица.
Ксинг вспомнил своё желание огреть владельца острова цепом в нос и усмехнулся. Он сложил цеп и вновь сунул за свой подранный и потрёпанный пояс.
Тем временем девушка окончательно оделась, и Ксинг не смог сдержать гримасу неодобрения. Одежда, сплетённая из травы и листьев, была ужасной, а работа настолько неумелой, что корзинщика Яо хватил бы удар, заставив раньше времени отправиться в следующую жизнь. Девушка сделала несколько нетвёрдых шагов, и Ксинг нахмурился ещё больше: на ноге, которую она тщательно берегла при ходьбе, багровело большое безобразное пятно ожога.
Ксинг отбросил сомнения и вышел из кустов, отпуская маскировку.
Увидев его, девушка округлила прекрасные глаза и вскинула руки.
— Мин ант, йа шаб джамиль гаир маруф? — воскликнула она.
[Кто ты, о незнакомый прекрасный юноша?]
— Э-э-э! — многозначительно ответил ошарашенный Ксинг.
— Хал арсалк альшарир Шариф? — продолжила девушка. — Лакинни балфил тахт сайтаратих!
[Тебя прислал злой Шариф? Но я и так в его власти!]
— Я не понял ни слова! — ответил Ксинг, смущаясь. Он слышал, что в дальних странах существуют другие языки, но привык, что все вокруг говорят на имперском.
— Ана ла афхум ай шайя калту! — воскликнула она, вскинув руки, словно попытавшись от него отгородиться. — Мин фадлик ла тактариб!
[Я не понимаю, что ты говоришь! Пожалуйста, не подходи!]
— Не знаю никакого ни калту, ни тактариба, — признался Ксинг, — но тебе помогу.
— Ла афхум! — ответила та.
[Я не понимаю!]
Приняв это за знак согласия, Ксинг шагнул к ней, и не успела она даже попятиться, подсёк ей ноги, подхватил на руки и мягко, стараясь быть как можно более аккуратным, опустил на песок.
Девушка распахнула глаза и приоткрыла губы. Ци показывала, что она очень испугана, а Ксинг, как назло, не знал, чем её успокоить — ведь языка он не знал! Поэтому Ксинг просто положил руки на рану на ноге и усилил циркуляцию сердечного даньтяня. Целительная ци потекла через ладони прямо в безобразный ожог. Результат проявился мгновенно. Кожа посветлела и разгладилась, а ужасный рубец растворился, словно перо золотого воробья в эликсире для снятия головной боли. Не успела девушка толком испугаться, как Ксинг уже вскочил на ноги, сделал пару шагов назад и поднял ладони в примиряющем жесте.
— Ла шайа йулм! — удивленно сказала она, вставая и ощупывая совершенно здоровую ногу.
[Ничего не болит!]
— Конечно! — подтвердил Ксинг. — Я же обещал помочь!
Девушка сделала несколько осторожных шагов, приближаясь к Ксингу. Она вытянула ладонь и сделала вопросительный жест. Ксинг не имел понятия, что она хочет сделать, но утвердительно кивнул. Она положила прохладную ладошку ему на лоб и спросила:
— Аль-ан хал тафхумни?
Её ци коснулась его сознания, и Ксинг внезапно понял смысл её слов.
«Теперь ты меня понимаешь?»
— Ещё как понимаю! — радостно ответил он.
☯☯☯
Одежда девушки, сделанная ей самой из имеющихся в округе материалов, была ужасной. Ксинг не мог вынести этого вида, причём, не только как ученик корзинщика Яо, но и просто как мужчина — ведь там было столько прорех, вид мелькающих прелестей так будоражил, что Ксинг не знал, сколько сможет выдержать, прежде чем на неё накинется. Пусть навыков по созданию одежды у него не было, зато он хорошо умел делать броню — занятие пусть и отличающееся, но тем не менее схожее. Он набрал длинных волокнистых листьев, с помощью ци убрал лишнюю влагу, размягчил, отделил волокна и сплёл, как когда-то плёл корзины, юбку и нагрудник.
Результат вышел совершенно не таким как он ожидал. Вместо того, чтобы прекратить возбуждать и смущать Ксинга своим непристойным видом, девушка стала ещё соблазнительней и желанней. Ему даже пришлось срочно убежать на охоту — и на этот раз не для того, чтобы разнообразить рацион чем-то не рыбным, а лишь бы оказаться чуть подальше.
А затем они сидели на берегу озерца, ели птичьи грудки, сваренные на огненной ци в стеклянном горшке из песка, и разговаривали тем странным разговором, поразившим Ксинга чуть ранее. Он изучал потоки ци, пытался понять, как она это делает, ухватить суть самого способа..
Девушку звали Альмирах. И она оказалась русалкой. Ксинг уже жалел о тех насмешках, которыми осыпал моряков в «Под панцирем»: ведь не требовались долгие месяцы в море, чтобы возжелать кого-то столь прекрасного, как она. Альмирах оказалась дочерью морского царя, похищенной злым магом по имени Шариф. Ксинг не слишком хорошо понял, что имелось в виду под «он меня сделал такой» — то ли сменил ей облик, то ли одарил животом, но именно этот живот и был главной целью злодея. Шариф хотел, чтобы Альмирах понесла ему детей, для этого и создал этот остров, окружив его смертоносными барьерами и расставив стражу, чтобы жертва не смогла сбежать. Ужасный ожог на ноге и являлся следствием одной из таких попыток — чародею были важны лишь дети, а не здоровье мамы. Всё что оставалось пленнице, неспособной долго жить без воды — лишь это озерцо, ведь путь к морю пресекали стражи.
По дороге Ксинг не увидел ни одного из них, а ведь, по словам Альмирах, они обязательно уничтожили бы любого, кто пришел ей на помощь.
— Это неудивительно, — ответил ей Ксинг. — Я скрыл свою ци и продолжаю скрывать до сих пор.
Ксингу не до конца было понятно, взял ли этот Шариф девушку силой либо же провёл над ней какой-то нечестивый ритуал вроде тех, которыми мерзавец-учитель околдовал весь дом Нао. Чтобы не будоражить её болезненными воспоминаниями, Ксинг уточнять не стал. Он узнал самое главное! Этот огромный остров находился внутри относительно маленькой сферы, а сила, сокрушившая его корабль, не являлась неотъемлемой частью пространственного искажения, а лишь внешним барьером, призванным уничтожить любого, кроме самого мага. И это могло означать только одно!
— Этот Шариф знает, где взять пространственное кольцо! — радостно воскликнул Ксинг. — Эх, как бы мне хотелось поскорее с ним встретиться!
Встретиться, выбить все нужные сведения, создать своё пространственное кольцо и навсегда забыть обо всех лишениях. Носить всё с собой, иметь столько риса и куриной грудки, сколько может себе представить, а если уж и придётся убегать от очередной женитьбы — то не мучиться сожалениями по брошенным при побеге вещам!
Язык, на котором разговаривали девушка и маг, Ксинг начал изучать не только потому, что общение с помощью ци доставляло неудобство. Маленькая изящная ладошка на лбу и касание к этой гладкой коже будоражили и заставляли кипеть кровь. Ксинг не знал, сколько он выдержит перед тем, как накинуться, словно грязное животное, словно какой-то злодей из кристалла, на невинную жертву, к тому же ещё и беременную. К счастью, ци из верхнего даньтяня помогала запомнить каждое слово, а требуемая для разговора концентрация отвлекала от похотливых мыслей. Так что в перерывах между охотой и готовкой еды, строительством на берегу уютного домика и культивацией в самом сердце столь насыщенного ци места, Ксинг учился.
Альмирах охотно помогала в учёбе, ведь общение с помощью ци давалось ей тоже нелегко. Но вскоре Ксинг суть её способа общения всё-таки ухватил и взял затраты энергии на себя. Вот только когда её нежного лица стала касаться его рука, сдерживаться, чтобы на неё не накинуться, стало в десятки раз тяжелее.
☯☯☯
Дул ласковый прохладный ветерок, еда, накрытая на террасе домика Ксинга, источала приятный аромат, солнце, которого внутри сферы вообще не было, не опаляло. Альмирах сидела напротив него и ела, изящно накалывая жаркое из неизвестной птицы на затейливый столовый прибор с двумя острыми зубцами, который Ксинг специально создал ей вместо привычных палочек.
— Ты столько для меня сделал! — сказала она, запивая еду соком, выдавленным из продолговатых сладких фруктов. — Прости, что не могу ничего дать в ответ.
Ксинг едва удержался, чтобы рассказать, что именно Альмирах может дать. Подобный ответ подходил бы не герою, а негодяю.
— Нйичехо стхашнохо, — ответил он, но тут же понял, как плохо получилось выговорить эти слова. Он усилил циркуляцию в верхнем даньтяне и повторил. — Я говорю, ничего страшного!
— Ты даже сделал мне кровать! — возразила русалка. — Прости, но мне привычней спать в воде.
Заходя в воду, она всегда раздевалась, так что Ксинг ничуть не возражал.
— А ты научила меня своему языку, — ответил он, тщательно выговаривая каждое слово. — И я тебе тоже очень благодарен!
— До сих пор не знаю, как у тебя это получилось всего за пять дней. И дом! И еда! И одежда! У тебя очень необычная магия. Ты не произнёс ни единого заклинания, я слышала, на такое способны лишь самые могущественные колдуны!
Насколько понимал Ксинг, под «заклинаниями» на этом языке, который, как и в Империи, назывался просто «язык», подразумевались выкрики названий техник. Ксинг не стал рассказывать, что ни единой техники, в отличие от мерзавца-учителя, героев кристаллов и даже воинов домов Гао и Симынь, он не знал. И дело не в том, что он что-то скрывал, просто не хотелось упасть в глазах девушки, показаться ей деревенщиной, которой он в этой жизни на самом деле и являлся.
— Ничего! — сказал он. — Я продолжу культивировать ци, стану достаточно сильным, чтобы выбраться отсюда самому и вызволить тебя тоже!
— Не слышала, чтобы аль-таага аль-дахилия чародея могла стать сильнее, — мотнула головой Альмирах, растрепав свои прекрасные рыжие волосы. — Но и таких чародеев, как ты, я никогда не встречала! Не знаю, почему стражи Шарифа на тебя до сих пор не напали, но не забывай, сколь они свирепы и опасны! Шариф не только могуч, но и очень коварен! За пару лет до моего пленения он сумел втереться в доверие к отцу, улестил его сладкими речами и дарами, а потом неожиданно исчез, похитив Джабала — самую большую и могущественную салхафата мукатиля, боевую черепаху!
Ксингу пришлось до боли сжать кулаки, так сильно ему хотелось отбросить стол, сжать Альмирах в объятьях, бросить на широкое ложе в хижине или даже прямо тут на песок. Теперь он наконец узнал, кто стоял за нападением на Могао, но сейчас это его ничуть не волновало. Пришлось напоминать себе о Мэй, которая, несмотря на всю красоту русалки, всё равно была прекрасней и обворожительней, и о том, что Альмирах беременна, а значит, её не тронул бы и пальцем даже самый низменный негодяй.
Похоже, сколь бы хорошо в этом месте ни происходила культивация ци, следовало что-то делать. Ведь натренировать самоконтроль до уровня, достаточного чтобы противостоять подобному искушению, не смог бы и достигший полного просветления мудрец.
— Стражи — не проблема, — сказал он, чуть выпятив грудь. — Не беспокойся, я тебя защищу! Укройся в озере и жди!
Он бросился в прямиком в заросли, вызвав у Альмирах удивлённый взгляд. Прыгнув и взвиваясь высоко в воздух, он раскрылся, отпустил ци, дал ей сиять так ярко, как не позволял вот уже многие годы.
Странные пятна энергии, казалось, только того и выжидали. Стоило им почуять ци и они со скоростью летящей стрелы бросились прямиком к нему.
Ждать пришлось недолго, первый противник появился всего лишь через шесть дюжин сердцебиений. Высокая окутанная пламенем фигура, созданная из камня и металла и усеянная такими же странными горящими письменами, как и кожа давным-давно поверженной черепахи. Письменами, которые Ксинг до сих пор не научился читать.
Жар и пламя, исторгаемые стражем, оказались очень непростыми. Ксинг чувствовал напор и ярость содержащейся в них ци, там, где великан ступал, кусты и деревья вспыхивали, чтобы мгновенно превратиться в пепел. Ксинг посмотрел на огромные каменные ладони и со злости сцепил зубы — размер и форма точно повторяли форму ожога на бедре Альмирах.
Ксинг подал ци в ноги и помчался прочь, увлекая за собой стража, чтобы заманить его подальше от девушки. Как и следовало ожидать, глупая марионетка колдуна кинулась прямо за ним. Ксинг бежал к берегу, выбирая направление так, чтобы максимально затруднить преследование. Он перепрыгнул через большую скалу, но страж даже не стал её огибать — лишь ударил массивным телом, частично проплавляя, а частично разбивая скалу на куски.
Ксинг выбежал на берег, взвился в воздух и полетел вперёд, приземляясь на воду. Достав из-за пояса цеп и взмахнув им в воздухе, он показал стражу неприличный жест.
Тот, встав на берегу, продолжал таращиться на Ксинга своими светящимся глазами, затем сделал пару осторожных шагов в воду. Взметнулись клубы пара, и ноги, касавшиеся воды, заметно потемнели. Страж не стал идти дальше, а попятился на берег. Его ноги вновь налились огнём.
Ксинг расхохотался. Если марионетки боятся воды, значит, и беспокоиться нечего. На берег один за другим стали выходить остальные стражи, не священная дюжина, а всего лишь десять. Каждый из новоприбывших полез в воду, но вернулся на берег, как и первый.
— Ну что, жалкие куклы, — рассмеялся Ксинг. — Настоящий герой — это вам не беззащитных девушек мучить!
Словно услышав его слова, стражи вскинули руки, и с них сорвались ослепительно яркие шары пламени.
Ксинг отпрыгнул прочь, взмахивая цепом. Столкнувшись с наполненной ци древесиной Пурпурного Дуба, один из шаров взорвался, а остальные пролетели мимо. Ксинг укрыл себя огненной ци, защищая тело и одежду, так что пламя от взрыва бессильно стекло вниз, вызвав новые клубы пара.
— И это всё, что вы можете? — насмешливо заорал Ксинг. — В Дуоцзя вам не доверили бы охранять даже свинарник тётушки Жао!
Марионетки не были живыми, но, казалось, слова Ксинга вызвали в них ярость. Они вновь вскинули руки и обрушили на него целые вереницы огненных шаров. Ксинг прыгал, крутился, отбивал шары цепом и принимал на собственную ци. Вокруг раздавались громкие взрывы и в воздух вздымались целые гейзеры пара. Увы, чтобы ни двигало стражами, что бы ни служило источником их силы, оно никак не заканчивалось.
Ксинг ухватил цеп за нижний сегмент, пропустил за спиной, перехватил за центральный, сделал круговое движение, отбивая два огненных шара, и бросился в атаку. Одним прыжком он перенёсся к самой крайней марионетке, пользуясь мудростью Неукротимого Дракона: «Позволь лишним врагам превратиться в союзников, не дай лишним союзникам превратиться во врагов».
Новая вереница шаров полетела в Ксинга, но тот уже подобрался вплотную к противнику. Шары ударили в спину стражу, и тот покачнулся. Ксинг взмахнул цепом, зажатым в одной руке, а вторую сжал в кулак.
Герои в кристаллах обычно орали в такие моменты названия техник, но Ксинг техник не знал, ну а всё, что приходило в голову, звучало глупо. Ну, не будешь же, круша врага, орать «Фуцзяньская булка ярости», «Свирепая ковка клинка» или «Крушащий цеп обмолота риса»? Поэтом он просто ударил, вкладывая в удар всю злость осознания того, какой длинный путь ему еще предстоит пройти, чтобы хотя бы догнать героев и мерзавца-учителя!
Окутанный ци кулак обрушился на голову стража. Во все стороны брызнули раскалённые осколки камня и металла. Взмах цепом — и голова смялась, вдавившись в плечи, а тело, закрывающее Ксинга от целого ливня огненных шаров, развалилось надвое. Ксинг ушёл в сторону и преобразовал ци в стихию Воды. Из моря поднялась большая волна и залила две огненные фигуры. Во все стороны ударили облака пара. Ксинг вломился в эту густую, горячую стену, ориентируясь на ци, а не на обычные чувства. Оказавшись рядом с раскаленными болванами, начал он начал месить их цепом и кулаками, будто заготовку в кузне, рис на току или тесто на кухне.
— Техника тумаков Дуоцзя! — смеясь, завопил он. — Сияющие пинки справедливости!
К сожалению, болваны оказались неспособны оценить хорошую шутку, так как просто развалились.
— А ведь могли бы просто поговорить! — продолжал он кричать, окончательно превращая одного стража в бесформенную глыбу, а второго швырнув навстречу уцелевшим собратьям.
Пока те пытались отреагировать на новую опасность, заливая своего бывшего товарища огненными шарами, Ксинг вновь скрыл свою ци и, пока не развеялся пар, нырнул в море. Там он проплыл под водой и вынырнул позади противника. Семь истуканов стояли и противоестественно размеренно крутили своими глупыми головами, не в силах обнаружить врага. Ксинг пустил новую волну, но на этот раз соединил Воду с Металлом. Морская вода внезапно затвердела, превратившись в лёд. В местах, где кристаллы льда коснулись ещё троих противников, зазмеились трещины. Лёд тут же начал плавиться, так что он добавил побольше ци.
Ксинг попытался воздействовать на врагов Металлом, но увы, металлические компоненты марионеток не поддавались, так что он поступил гораздо проще. Он прыгнул вперёд, обрушивая удары цепа на скованных льдом истуканов, снося им головы и ломая тела. Четыре оставшиеся марионетки снова выпустили огненные шары, но, похоже, они хуже видели сокрытую ци, так что атаки получились неточными, а снаряды, случайно полетевшие в нужном направлении, Ксинг сбил цепом.
Вновь бегать от врага к врагу и молотить их цепом показалось Ксингу немного скучноватым. Он понимал, что такой способ мышления ведёт к недооценке противника, и поэтому сосредоточился, решив разнообразить арсенал приёмов на случай, если в будущем настоящий враг сможет когда-нибудь заблокировать его атаки. К тому же он сам когда-то сказал: «Жизнь — это бесконечное сражение, и человек должен каждый день побеждать самого себя», а что может стать более блистательной победой, чем использование непривычных способов нападения?
Земля под ногами у стражей разверзлась, образовав четыре большие ямы, те рухнули вниз, покачнувшись и почти что по-человечески замахав руками, стараясь сохранить равновесие. Земля вновь сомкнулась, погребая их по пояс, а с моря накатила новая волна, накрывая стражей и застывая ледяными кристаллами.
Ксинг прислушался к своей ци. К его собственному удивлению, даже такое масштабное воздействие стихиями Воды, Металла и Земли на нём совершенно не сказалось, а ведь раньше он бы лежал, выдохшись от намного меньшего!
Подойдя к пытающимся проломить лёд истуканам, Ксинг просто и незатейливо оторвал им головы и принялся разглядывать остатки. Как кузнеца его более всего интересовал металл.
Он долго осматривал неподвижные остовы, разложив в ряд подальше от прибоя, изучал их с помощью ци. Увы, ничего интересного не обнаружилось — тут использовались привычные виды металлов, которые, пусть и при продаже принесли бы хорошую монету, но сейчас, когда у него отсутствовало подходящее средство транспортировки, оказались бесполезны. Кристаллы, являвшиеся сердцем каждой марионетки, заинтересовали его больше, так что он вырвал и сложил их отдельно. Камень оказался обычной вулканической породой, такую можно было найти везде, так что Ксинг оставил его в покое. Единственно важными показались письмена и какая-то непонятная субстанция, выглядящая как фиолетовый полупрозрачный камень, но при этом не откликавшаяся на стихию Земли. Ксинг попробовал воздействовать на неё всеми стихиями по очереди, и удивился, когда та, пусть и с немалым сопротивлением, отреагировала на стихию Металла. Тонкие ажурные сеточки этого непонятного металла-не-металла обрамляли кристаллы марионеток, поэтому Ксинг решил, что вещество очень ценное, собрал и преобразовал его в небольшой браслет, который тут же нацепил на руку. Подумав, он покрыл браслет слоем меди — не потому, что собрался от Альмирах что-то скрыть, а чтобы не позволить этой непонятной штуке надолго касаться кожи. Оставшиеся металлические части истуканов он всё-таки превратил в слитки и сложил неподалёку — на случай, когда придумает, как отсюда выбраться.
Наконец, он забрался в заросли и сплёл себе из прутьев и листьев новую наплечную сумку, в которую и сложил уцелевшие кристаллы. Решив, что больше здесь делать нечего, он ухватил голову одной из марионеток и понёс свой трофей обратно к Альмирах. Идти оказалось очень легко, ведь почти к самому озеру вела выжженная и всё ещё дымящаяся просека.
Ци девушки выражала сильную тревогу: Альмирах буквально разрывало от страха и беспокойства. И боялась она явно не за себя. Так что Ксинг подавил мысль устроить сюрприз, зашвырнув к озеру голову или выскочив из кустов, а просто заранее окликнул девушку и вышел на берег.
Увидев его живым и здоровым, Альмирах с облегчением выдохнула. Её ноги подкосились и Ксинг, отбросив эту глупую ненужную голову, подскочил к ней в мгновение ока и ухватил, удерживая от падения, за талию.
Это оказалось большой ошибкой. После кораблекрушения одежда Ксинга и так не отличалась особой целостностью, бой ей крепости тоже не добавил. Тонкий нагрудник на Альмирах вообще был сделан из травы, так что через мгновение Ксинг понял: её грудь и чуть выдающийся живот напрямую касаются его тела!
— У тебя получилось! Ты смог! — выдохнула она, ещё не осознав, в каком положении очутилась.
Стражи, в отличие от монстров из кристаллов, с которыми героям приходилось сражаться часами, оказались полными слабаками, так что кровь, разгорячённая этой короткой битвой до сих пор бурлила в жилах. Ксинг прижал девушку к себе ещё крепче — и на этот раз его ничуть не волновал её живот.
Собрав всю оставшуюся выдержку, Ксинг попытался от неё отстраниться — и сделать это оказалось труднее, чем сразиться со всеми зверями Леса Дюжины Шагов. Но Альмирах лишь улыбнулась и сама забросила руки ему на шею. Ксинг ухмыльнулся в ответ и прильнул к её губам.
☯☯☯
В первый раз, когда Ксинг познал женщину, он чудесным образом избежал главной проблемы, описанной в каждом из свитков и трактатов. Ему было совершенно наплевать на чувства Сифэн, ровно в той мере, насколько той — наплевать на его нежелание на ней жениться. На её телесную боль, как ей — на его боль сердечную. Поэтому он не испытывал никаких колебаний или неуверенности. Ведь что с того, если у него что-то не получится или получится не так? В Могао он возвращаться и так не собирался!
Ну а теперь, несмотря на беременность Альмирах и то, что Ксинг относился к ней бережно, опасался, в отличие от Сифэн, сделать больно, у него уже имелся опыт, причём немалый. Поэтому, увидав, что Альмирах ничуть не против, он действовал осторожно, но уверенно. Ксинг испытывал к русалке самые нежные чувства — пусть не настоящую любовь, так как Мэй, похоже, навсегда осталась в его сердце — но как минимум дружбу, тепло и привязанность. Альмирах являлась первой девушкой в новой жизни, вызвавшей в нём не просто похоть и желание обладания, а те чувства, которые герой должен испытывать к своей избраннице. И если бы не груз из прошлого, тяготивший его душу, кто знает, может, Ксинг и сам бы отправился к морскому царю, чтобы просить руки его дочери, а если понадобится — даже сразиться со всем его воинством. И то, что она живёт в воде, а он на суше, его бы не остановило — он покорил бы саму стихию!
Но, как говорил наставник Бохай, мешало это самое «бы». Так что в будущем Ксинг желал Альмирах счастья, добра и самого лучшего, а в настоящем — не только самому отлично провести время, но и доставить удовольствие ей. Они накинулись друг на друга, как моряки после длительного плавания — на куриную грудку. Опробовали созданную Ксингом кровать, мягкую шелковистую траву выше по склону и даже песчаный берег — с его ужасным, лезущим куда угодно песком, от которого пришлось избавляться с помощью ци.
Поначалу Ксинг осторожничал, боясь навредить ребёнку, чьи потоки ци ощущались очень необычно, совсем не так, как у сына Зэнзэн, его приёмной матери. Списав это на особенности русалок, Ксинг воспользовался другими методами, в изобилии описанными в свитках и не раз опробованными на Сифэн. Только на этот раз он ничуть не чувствовал себя главарём разбойников, встреченным сразу после ухода из Дуоцзя!
Альмирах, вскоре узнав о его опасениях, лишь рассмеялась. К будущему ребёнку, зачатому ненавистным негодяем, она не испытывала ни капли материнского тепла, так что вскоре Ксинг перестал сдерживаться и тут.
А затем настал черёд родной стихии Альмирах — того самого озера, куда стекались все потоки энергии на этом острове, и возле которого так легко было культивировать ци. И в перерывах между приступами страсти Ксинг наконец ухватил терзающую его мысль, угнездившуюся на краю сознания.
Он понял, что сейчас, сжимая в объятиях русалку, занимается чем угодно, но не тренировками. И что если так и будет продолжаться, он забудется, отдавшись столь захватывающему и сладостному занятию до тех пор, пока окончательно не забудет о своей главной цели — обрести настоящую силу.
К счастью, если он чему-то и научился в Дуоцзя, так это делать несколько дел одновременно.
— О чём задумался, Ксинг? — спросила его Альмирах, делая возле него круг, ныряя, обхватывая его руками и прижимаясь таким упругим и горячим телом.
— Боюсь, что этот Шариф может появиться в любой момент, — ответил он, разворачиваясь и привлекая девушку к себе. — Ведь я уничтожил его стражей, так что он может привести подкрепление.
— Ты его победишь! — уверенно сказала Альмирах. — Ты очень сильный!
— Может оказаться, что недостаточно!
Альмирах обиженно надула губки, и Ксинг не удержался от поцелуя.
— Ты хочешь всё прекратить! — неохотно отстранившись, она обвиняюще ткнула ему в грудь пальцем.
— Ничуточки! — расхохотался Ксинг. — Но и бросать тренировки не намерен. Ты когда-нибудь слышала о парной культивации?
Ксинг, увидев отрицательный жест головой, попытался объяснить ей об энергии инь и энергии ян, о женском и мужском началах, о том, о чём сам имел самое смутное представление — ведь эту тему упоминали лишь в некоторых свитках, да и то вскользь, а в тех немногих кристаллах, где герой и его избранница этим занимались, на самом интересном месте гас свет, и тут же наступало утро.
— То есть мы будем делать всё то же самое, только ещё более затейливо? — прервала его сбивчивые объяснения Альмирах. — Так чего же мы ждём? Давай попробуем!
И они попробовали. И попробовали снова. И сделали это ещё не один раз. Ксинг не сразу нащупал правильный путь, но в итоге помог способ, которым русалка учила его языку. Ксинг вбирал энергию из озера, пропускал через все три даньтяня, после чего отдавал её Альмирах, а та быстро научилась, пропустив её через себя, возвращать Ксингу. Поначалу дело шло не очень хорошо, они время от времени забывались, сбивались или просто ломали ритм, но постепенно всё наладилось — энергия текла сквозь них, словно через единый организм, делая не только сильнее, но и позволяя ощущать все чувства и эмоции партнёра, словно свои собственные.
Прерывая столь желанные тренировки только на сон, охоту и еду, они вновь и вновь ныряли в озеро, чтобы снова их продолжить. Один раз Ксинг столь увлёкся культивацией, что пришёл себя только тогда, когда, погрузившись на глубину, понял, что забыл сдерживать дыхание. Но его ци усилилась настолько, что даже дыхание под водой теперь не причиняло ни малейших неудобств!
Ксинг потерял счёт дням, он тренировался и культивировал, культивировал и тренировался, они делали это до тех пор, пока вода в озере основательно не поблёкла, утратив большую часть разлитой в ней энергии.
Ксинг знал, что стал намного сильнее, при этом ощущал и многократно возросшую силу Альмирах, чей уровень энергии теперь равнялся ци как минимум полудюжины мастеров.
И если бы во Вселенной существовала справедливость, Ксинг не просто перешёл бы на стадию Конденсации Ци, он бы давно преодолел Создание Внутреннего Моря и сейчас бы бросал вызов Небесам, прорываясь на Кристаллизацию Ядра. Но увы, никакого бутылочного горлышка он не достиг, а яркое безоблачное и лишённое солнца небо не обрушивало на него смертоносные потоки молний.
Однако за неимением молний Небеса решили обрушить на него другое испытание.
— Ксинг! — испуганно закричала Альмирах. — Кажется, я рожаю!
— Ты уверена? — спросил он, подплывая к ней поближе.
— Нет! Я ни в чём не уверена! — заплакала она. — Это для меня впервые!
Ксинг вздохнул. Именно сейчас, похоже, во второй раз пригодится тот заученный в прошлой жизни свиток. Вот только роды придётся принимать не у человека, а у русалки, и о таком столь почтенные лекари и учёные ничего не писали!
Ксинг проверил тело Альмирах с помощью ци. По потокам энергии, отдалённо схожими с потоками Зэнзэн, он понял, что она не ошиблась и роды вот-вот начнутся. Следовало вывести девушку на берег и уложить на кровать, вот только ей привычней была вода, да и к тому же, насколько Ксинг мог прочувствовать, крошечных демонов в этой воде почти не было. Он решил рискнуть — в конце концов, новообретённая сила Альмирах позволила бы той выжить даже в жерле вулкана, да и Ксинг, в случае чего, мог излечить любые ранения. Что же касается ребёнка… Ксинг, конечно, не собирался бросать его умирать, но за судьбу отродья колдуна переживал ничуть не больше будущей мамы.
Энергия, текущая внутри Альмирах, внезапно начала хаотично изменять направление течения. Девушка громко закричала.
— Спокойно! — сказал Ксинг, ни капли не испытывая спокойствия. — Вернее, кричи! Кричи и тужься!
Он чувствовал, что всё идёт не так, как надо, ни капли не похоже на роды человека или животного. Ци стала стремительно вытекать из Альмирах и скапливаться внизу живота. Щёки русалки побледнели, а на лбу помимо воды выступили обильные капли странного, источающего неприятный запах гнойно-мутного пота.
— У меня всё болит! — кричала Альмирах. — Ксинг, помоги! Помоги, пожалуйста!
Ксинг и сам видел, что если не вмешаться, девушка умрёт. Он наполнил её целительной энергией, чувствуя, как разрушаются, но тут же восстанавливаются органы, как слабо бьющееся сердце вновь начинает свой размеренный ритм. Как множество маленьких, но очень злобных скоплений ци рвётся наружу, пожирая Альмирах изнутри. Ксинг добавил ци, защищая утробу матери от того, что ни в коем случае не являлось будущим ребёнком, одновременно исцеляя Альмирах и наполняя её энергией. Маленькие чудовища не сдавались, стараясь пробиться наружу, но единственный выход, который им оставил Ксинг — тот, через который на свет появляются люди и животные. И, словно почувствовав, что больше тут ничего не добиться, твари хлынули наружу целым потоком юрких мальков.
Ксинг скривился от отвращения. Он хотел уничтожить тварей, вскипятить всё озеро или превратить в лёд. Но ему было не до того — следовало спасать Альмирах. И Ксинг сосредоточился на самом главном, вытаскивая столь дорогую ему женщину с самого порога Девяти Преисподен.
— Я жива? — удивлённо спросила Альмирах на следующее утро, когда вновь обрела ясный рассудок.
— Конечно, — ухмыльнулся усталый Ксинг, который все это время ни на мгновение не прекращал лечения. — Ты потратила бездну ци, но не беспокойся, это не навсегда. Пара дней — и ты вновь станешь такой же сильной, как и раньше. И даже сильнее — теперь твою ци не будут пожирать эти… мальки?
— Мальки? — удивилась Альмирах.
— Ты бы меня предупредила, а то я чуть не помер от беспокойства, — вздохнул он. — Не знал, что вы мечете икру и что мать, рожая, должна умереть.
— Икру? Какую икру! Я что, похожа на какую-то рыбу? — закричала русалка. — Русалки рожают одного ребёнка! Реже двух! Больше — очень редко!
— Прямо как женщины.
— Как женщины? А я кто, по-твоему? Рыба? Устрица? Черепаха?
— Тихо-тихо, — попытался успокоить Ксинг, направляя ей в тело ещё ци. — Значит, это козни Шарифа, именно он всё подстроил. Отдохнёшь, восстановишь силу и подумаем, что с ними делать.
— Шариф! — закричала Альмирах.
— Да, именно он! — кивнул Ксинг, до предела сосредоточившись и завершая исцеление.
— Ксинг, ты не понял! — крикнула девушка в отчаянии. — Шариф! Он пришёл!
Ксинг поднял голову и увидел, что в небе над ними парит одинокая фигура в странном головном уборе и в фиолетовых расшитых золотом одеяниях. И в руках гость сжимал жезл со светящимся кристаллом в навершии.
☯☯☯
— Кто ты? — спросил Ксинг, выходя вперёд и закрывая Альмирах своим телом.
Разумеется, он отлично понимал, кто перед ним находится. Ксинг не только прекрасно слышал, кем назвала его девушка, но и мог бы запросто догадаться и без этого. Но Ксингу требовалось хоть немного времени, чтобы прийти в себя после столь длительного и тяжёлого исцеления, по затратам ци достаточного, чтобы поставить на ноги всю Нефритовую Гвардию Императора.
К тому же герои всегда закрывали избранниц телами, загораживая от опасностей. Раньше Хань Нао считал, что они поступают глупо, но теперь Ксинг владел ци и понимал, насколько надёжной и непробиваемой является подобная защита.
Увы, от героя из кристалла его сейчас отличало вовсе не отсутствие дюжин и дюжин техник или там недостаточная стадия культивации. В данный момент Ксинг был вымотан, безоружен, да ещё и вовсе без одежды.
Колдун молчал. Он лишь висел в воздухе, с презрением осматривая голого Ксинга, а тот в ответ рассматривал его. Первое впечатление оказалось бы неприятным, даже не знай Ксинг о том, что перед ним злодей и негодяй. Дурацкая объёмная шапка с кристаллом и торчащим пером, прищуренные глаза с тёмными кругами под ними, тонкие усики и крючковатая бородка. Колдун, очевидно, хотел казаться сильнее и внушительней — только для этого и могли быть нужны такие широкие наплечники с заострёнными концами. Более всего Ксинга интересовал жезл в руках мага, а также множество перстней, усеивающих его пальцы. Жезл, очевидно, — это оружие, а одно из колец могло оказаться пространственным! Первоначальный план «побить этого мага и выпытать о способе создания такого острова» тут же пополнился пунктом «отобрать кольца».
— Презренный червь, который не падает ниц при моём виде! — загрохотал голос чародея, и Ксинг скривился.
Кто угодно умел усиливать голос с помощью ци, орать-то так зачем?
— Я наблюдал за тобой и видел, что ты сделал! — продолжал маг.
Идея, что за их с Альмирах забавами кто-то наблюдает, вызвала лишь отвращение.
— И я даже благодарен тебе!
— Благодарен? За что? — не удержался Ксинг.
— Мой замысел! Мой великий замысел! — с готовностью, столь характерной для каждого злодея из кристалла, Шариф начал делиться своими планами. — Сколько сил мне пришлось потратить, для того, чтобы попасть ко двору морского царя! Сколько редких даров я преподнёс и сколько чар сотворил! Но я добился своего, сумев заполучить в свои руки её! Такую сильную и богато одаренную талантами, полную магии, жизни и здоровья!
— И что, трудно было? — спросил Ксинг, бросая косой взгляд на берег, где лежала одежда и, главное, оружие.
— О, несведущий глупец! Ценнейшие ингредиенты, которые не встретишь ни в одном уголке этого мира! Чары, о которых не мечтал даже ночной ветер! Я преуспел! Как думаешь, найти такой остров — простая ли задача? А поместить его в аалам мастур, создать чары, направляющие сихир в одну-единственную точку? О, несчастный, это не просто трудно, это невозможно! Невозможно для любого, кроме меня, величайшего из чародеев Ахрибада!
— Ну да, неплохо вышло, — согласился Ксинг, приготовившись кинуться за цепом.
— Неплохо? Всего лишь «неплохо»? О видело ли небо, видели ли звёзды такую бездну невежества? Ну что же, я и не ожидал, чтобы ты, варвар из Подлунной Империи, смог осознать всё величие моего свершения!
Ксинг, конечно, немного обиделся на «варвара», но препираться по этому поводу не стал. Он выпустил тонкие, почти незаметные потоки ци, протянул их к берегу и обернул вокруг цепа.
— А для чего всё это? — спросил он. — Нет, я понимаю, Альмирах прекрасна и желанна, но твоя затея провалилась. У вас родился не настоящий ребёнок, а какие-то маленькие чудища. И они едва не убили мать!
Услышав слова Ксинга, Шариф запрокинул голову и расхохотался. Ксинг не стал терять время, он потянул потоки, и привычная рукоять цепа легла в ладонь.
— Это было так смешно, что я почти что решил оставить тебя в живых. Почти. Ты, жалкое отродье пустынной гадюки, так ничего и не понял. Не печалься, мало кому удаётся понять величие моего замысла. Ребёнок? Великому чародею, живущему вечно, не нужны наследники! Мать и так должна была умереть! Сердцем моего замысла являлось создание могущественной армии! И я благодарен тебе, варвар из Империи! Я не чувствую в тебе силы, это значит, ты использовал мусавар. И когда ты отправишься к шайтанам, я обязательно его исследую.
— Мусавар? — искренне удивился Ксинг. — То есть артефакт?
— О, варвар, пытающийся притвориться невеждой, твои попытки тщетны! Даже полный глупец мог бы догадаться, чем является браслет на твоей руке! Ты мне сильно помог, поэтому я тебя одарю!
— Помог? Я? — удивление Ксинга сменилось полным изумлением.
— Ха-ха-ха-ха! Ты настолько невежественен, что даже не понял, что именно сделал твой мусавар! Все мои расчёты показывали, что родов придётся ждать ещё долго, как минимум три года! Но ты, из-за собственной ограниченности неспособный понять, что за сокровище попало тебе в руки, истратил его, чтобы быстрее исполнить мой план! Ты сказал «ребёнок»? Нет! Тысячи, сотни тысяч, миллионы моих детей! Моё великое и могучее воинство, сильнейшее не только в морях и океанах, но и способное, благодаря чарам, наложенным на мать, выходить на сушу! Моя совершенная армия, не подчиняющаяся никому, кроме своего создателя!
Ксинг удивлённо выпучил глаза. Получается, занимаясь с Альмирах двойной культивацией, он действительно помог этому негодяю!
— О, я вижу, ты всё осознал! — захохотал Шариф. — Ну что же, пришёл черёд обещанной награды!
— И что ты мне подаришь? — спросил Ксинг.
— Я подарю быструю и безболезненную смерть не только тебе, но и русалке!
Время разговоров прошло. Шариф, похоже, не сумел преодолеть привычное сокрытие ци Ксинга, а поток энергии, которую он называл «сихир», посчитал действием того самого браслета из останков стражей, о котором Ксинг в порыве страсти просто-напросто забыл. Ему снова захотелось вскипятить озерцо, чтобы уничтожить армию мальков, пока они не выросли и не стали монстрами, но сделать этого не мог по двум причинам: Альмирах всё ещё находилась в озере, да и отвлекаться от противника было опасно, не говоря уже о том, что в предстоящей драке любая капля ци могла оказаться решающей!
Ксинг оттолкнулся от песчаного дна и в фонтане воды взвился в воздух стремительным прыжком. Он с размаху ударил цепом, раздался гулкий звон и Ксинга отбросило прочь. Злодей поднял жезл, и с него сорвались вереницы молний. Ксинг отпрыгнул в сторону, стараясь отбежать подальше от Альмирах, чтобы та не попала под случайную атаку. Пробегая по берегу, он подхватил сумку с кристаллами, служившими некогда сердцами стражей острова.
Попытка уйти не удалась, молнии изогнулись в воздухе и ударили ему в спину. Он принял их на щит из ци, приготовившись, если останется в живых, срочно себя исцелить. Но, как оказалось, защита с лёгкостью выдержала. Ксинг вытянул свободную руку, сплёл стихии и ударил молнией в ответ. Снова раздался звон.
— Твой мусавар даже лучше, чем я думал, — рассмеялся Шафир. — Постарайся его не сломать, пока будешь умирать!
Ксинг не сразу сообразил о чём он, потом понял, что молния вылетела из той руки, на которой до сих пор болтался браслет. Он не собирался ни способствовать заблуждениям Шарифа, ни рассказывать тому правду. Ведь он заметил самое главное: во время атаки камень в странной шапке колдуна немного потускнел, пусть и через несколько сердцебиений вновь налился ярким светом.
Колдун взмахнул жезлом, и на этот раз с навершия сорвался поток огня намного сильнее, чем огонь уничтоженных стражей. Ксинг отпрыгнул в сторону, и пламя прожгло в песке и земле длинную глубокую борозду, испепелив построенный им дом. Расплавленный камень на краях борозды светился алым.
Убегая от новых потоков пламени, Ксинг размышлял. Можно, конечно, атаковать снова, но имело ли это смысл? Камень, очевидно, являлся артефактом, защищающим колдуна. И, похоже, пусть энергия камня и восстанавливалась, но происходило это не мгновенно. Нужно нанести множество быстрых и сильных ударов, тогда удасться перегрузить артефакт, как когда-то атаки черепахи перегрузили талисманы алхимика Цая Шаолуна. Следовало либо опустить колдуна на землю, чтобы хорошенько поколотить, либо прыгнуть в воздух. К счастью, у Ксинга имелся третий вариант.
Он засунул руку в сумку, выхватил одно из сердец марионеток и, вложив в бросок ци, метнул его в колдуна. Снова одновременно с сильным взрывом раздался громкий звон сработавшей защиты. Не дожидаясь, пока развеется огненное облако, Ксинг метнул следующий кристалл, а за ним ещё один.
Когда пламя последнего сердца наконец-то опало, Ксинг удовлетворённо заметил, что кристалл Шарифа почти полностью погас. Так что он выпустил в колдуна ещё одну молнию, взвился в воздух, обрушивая на того кулак и одновременно ударяя цепом.
Кристалл сдался и раскололся, рука Ксинга преодолела невидимый барьер и ухватила негодяя за бороду.
— Сдохни! — без привычной вычурности прокричал Шариф, попытавшись направить на Ксинга жезл.
— Сам сдохни! — ответил тот, ударяя колдуна головой в лицо, а цепом пытаясь отвести жезл в сторону.
В отличие от кристаллов со зрелищными техниками, молниями, миньонами и фениксами, драка с Шарифом выходила какой-то скучной и мало чем отличалась от потасовки двух крестьян в родной деревне за кувшин сливовой наливки. Этот мелкий и неинтересный злодей, строящий столь унылые зловещие планы, был бы смешон, если бы не одно «но». Даже от такого жалкого противника Ксингу пришлось убегать, прежде чем нашлась возможность для атаки. Он скрипнул зубами.
От одной мысли, что мерзавец-учитель, Бао Сяо или любой из героев кристаллов прибили бы Шарифа в первую дюжину вздохов, хотелось взвыть от отчаяния. Ксинг не стал сдерживаться и закричал Шарифу прямо в лицо. Чародей от неожиданности отшатнулся, а воспользовавшийся моментом Ксинг умудрился захлестнуть цепом жезл и вырвать его из рук колдуна. Жезл полетел, кувыркаясь, и скрылся в глубинах зарослей.
— Рамз Аль-Нар Аль-Халида! — прокричал Шариф и его тело окуталось обжигающей огненной аурой.
Ксинг усилил циркуляцию ци, дополнительно защищая тело, захлестнул шею чародея цепом и, удерживаясь за рукоять, стал сдирать у того с пальцев перстни. Одно из колец наверняка и было тем самым пространственным хранилищем, о котором Ксинг так мечтал все эти годы. Ну а раз пламя не обжигало, отчего бы не исполнить заветную мечту?
Земля стремительно удалялась, они летели куда-то вверх, чародей пытался вырваться из захвата и сбросить Ксинга. Тот хватал его за руки, пытаясь содрать вожделенное пространственное кольцо, не обращая внимания ни на трепыхания колдуна, ни на лижущие тело языки пламени.
Ксинг умудрился перехватить запястье чародея и сильно сжать. Увы, какая-то из защит всё ещё работала, так как вместо того, чтобы брызнуть кусками мяса и осколками кости, рука лишь засветилась голубым и сломалась в запястье.
— А-а-а-а-а-а-а! — закричал Шариф. — Фавхат Аль-Барк Аль-Лаамтинаки!
По его телу зазмеились разряды молний, и Ксинг грустно вздохнул. С этой атакой его ци не справлялась — он всё-таки ощутил неприятные покалывания. Ну ничего, он всё равно продолжит тренировки и когда-нибудь перестанет быть таким слабаком!
Наконец, Ксинг сумел сомкнуть руку на кисти колдуна, и тут же, радостно оскалив зубы, начал сдирать с пальцев Шарифа кольца. Однако кое-чего Ксинг не учёл. Рука колдуна, защищённая неизвестными чарами, послужила наковальней, а его пальцы, сжимающие перстни, — молотом. И кольца не выдержали. Камни, не в силах сдержать давление, пошли трещинами, а металл колец стал лопаться. Ослепительная вспышка озарила противников и раздался новый звон, словно голову Ксинга сунули в гигантский колокол. Небо пересекли огненные изломы, похожие на трещины в фарфоровой вазе.
— Что ты наделал, червь? — закричал колдун.
— Червь? — переспросил Ксинг, ударяя колдуна в живот. — Нет, я икринка!
Трещины в небе расширились, небо искривилось.
— Я головастик! — добавил он, ударяя снова.
Вдалеке раздался какой-то гул.
— Я малёк! — нанёс Ксинг новый удар. — Я карп!
Что бы ни защищало колдуна, оно поддалось, тот резко выдохнул и согнулся пополам.
— Я дракон! — победно завопил Ксинг. — Поцелуй мой блестящий чешуйчатый хвост!
Колдун пытался что-то сказать, но ему не хватало воздуха. Ксинг перехватил цеп и попытался снять перстни с другой руки колдуна. Увы, те тоже оказались очень хрупкими, так что как бы Ксинг не осторожничал, они тоже сломались.
— Хг-г-гх-лупец! — прохрипел Шариф. — Что ты нха-аделал!
— Надрал тебе твою бороду, — рассмеялся Ксинг.
— Нет же, о жалкий червь! Посмотри!
Ксинг бросил взгляд за спину колдуна и удивлённо округлил глаза. Невидимой мерцающей стены, окружавшей остров, больше не было. Зато имелось кое-что другое — большая, высотой с самую высокую пагоду Мыаньтао, широкая волна.
— Ты сломал мусавар, который удерживал этот аалам мастур! Остров вернулся обратно в океан!
Теперь Ксинг по-настоящему испугался. Там внизу где-то была Альмирах. Она, конечно, умеет плавать, но удастся ли ей выдержать удар этой волны?
Он изо всех сил стукнул чародея, сдёрнул свой цеп и, оттолкнувшись, решительно ринулся вниз. Земля стремительно приближалась, Ксинг преобразовал ци в стихию Древа. Ветки густых зарослей выстрелили вверх, принимая его в свои объятия и гася падение. Он кинулся вперёд, расчищая путь ударами цепа. Волна приближалась, времени оставалось всё меньше и меньше. Ксинг выпрыгнул на берег озерца, где увидел Альмирах, завороженно наблюдающую за приближающимся валом воды.
— Ныряй! — закричал он. — Немедленно!
Девушка не стала задавать вопросов, лишь кивнула и скрылась в глубине.
Ксинг погрузил руки в озеро и, зачерпнул как можно больше ци, преобразовал её в стихию Воды. Поверхность озера вспучилась, собираясь в огромный упругий шар, внутри которого Ксинг чувствовал не только русалку, но и мириады мелких, но ярких огоньков ци — будущую армию Шарифа. Если бы у Ксинга имелось хоть пара мгновений времени, он бы выжег этих тварей, уничтожил всех до единой. Но именно времени сейчас и не хватало. Поэтому он, убедившись, что сфера прочна, развернулся и побежал навстречу волне. Конечно, придётся хорошенько побегать по поверхности воды, но это всего лишь стихия — ничего особо опасного. Не то что у настоящих героев!
— Не так быстро, червь! — послышался хриплый голос.
Ксинг повернул голову и увидел Шарифа, парящего от него неподалёку. Он вздохнул. Ему сейчас было вовсе не до сражений с этой жалкой подделкой под настоящего злодея. Придётся разобраться с ним быстро. Ксинг вскинул цеп и крутнул им пару раз в воздухе.
— Ибаад Ила Аль-Уфук Аль-Баид — успел прокричать Шариф, прежде чем цеп обрушился на его тело.
Неведомая сила подхватила Ксинга, он почувствовал, словно его протягивает через что-то вязкое и неприятное, а потом раздался хлопок и ощущение исчезло.
Он оглянулся по сторонам и увидел красивые пушистые облака. Вот только эти облака почему-то находились под ногами. А когда они сменились густым туманом и исчезли, он увидел огромную раскинувшуюся во все стороны пустыню. И эта пустыня стремительно приближалась.