Гнев, душивший в этот момент Ксинга был столь силён, что мог крушить камни. Собственно, он эти самые камни и крушил — Ксинг даже не пытался обуздать свою силу, позволив ей выплеснуться наружу, не сдерживаемую больше никаким самоконтролем. И сила ответила, подчинившись бурлящим эмоциям.
Второй раз! Это случилось во второй раз, и оба раза по вине одного и того же человека! Хотя… Как раз Шарифа Ксинг ни в чём и не винил — тот делал, что предписывал ему злодейский путь, и не было ничего неправильного в том, чтобы вырвать победу у судьбы и обстоятельств. Именно Ксинг оказался либо слаб, либо не готов, либо и то и другое вместе.
Кто бы мог представить Лю Минфея, Ледяного Ворона, проигравшего Хуан Цзи по прозвищу Пылающий Демон? Или же Бао Сяо, которого бы постоянно побеждал даже не Дариуш аль-Цап, а Гао Юн, один из главных подручных Дариуша? Правильно, никто! Потому что герой может проиграть один раз, но никогда дважды!
Шариф, чьё полное имя Ксинг даже не потрудился запомнить, не просто победил Ксинга, не просто дважды — дважды! — разлучил его с любимыми женщинами, так ещё и оба раза сделал это с помощью одной и той же техники!
Да, оба раза обстоятельства складывались так, что Ксинг оказывался занят: в первый истратив почти всю ци на спасение Альмирах, а во второй — полностью сосредоточившись на обезвреживании опасного артефакта. Вот только если после этих всех провалов и просчётов Ксинг всё ещё планировал становиться героем, то ему следовало бы сосредоточиться на преодолении препятствий, а не на жалостливых оправданиях.
Ксинг разрушил заклинание Шарифа сразу, спустя считанные мгновения разорвал плетения с помощью своей ци. Но и этих мгновений оказалось достаточно, чтобы забросить его в место Никуда, находящееся в стране Нигде. Можно было утешиться лишь тем, что, каковы бы ни были цели Шарифа, он их не достиг. Но Ксинга не интересовали утешения.
Он представил на своём месте негодяя-учителя и едва сумел сдержать смех. Уж с ним-то ничего подобного никогда не случилось бы! Ему бы даже не пришлось побеждать Шарифа, ведь нет никакой победы в том, чтобы гонять противника бамбуковой палкой, обрушивая удары на спину, задницу и пятки, читая при этом нравоучения мерзким занудным голосом!
Немного успокоившись, Ксинг огляделся по сторонам. Вокруг царила кромешная темнота. Зрение ци показывало большое количество духов Земли, а руки нащупывали лишь гладкие каменные стены.
Ксинг сосредоточился. Где-то далеко выше он ощутил в камне какие-то пустоты, но внизу, насколько позволяли охватить чувства, находились слои и слои камня или других твёрдых пород.
Он вытянул руку и преобразовал ци. В руке вспыхнул огонёк, осветивший окружающее пространство. Ксинг знал, что в глубоких шахтах, закрытых помещениях и других замкнутых непроветриваемых пространствах огонь опасен тем, что он выжирает из воздуха силу жизни, наполняя мёртвой пустотой, после чего гибнет и сам. Но это не касалось элемента Огня, ведь для своего существования тот использовал собственную энергию Ксинга.
Мягкое ровное сияние пламени высветило большую сферическую пустоту, которую Ксинг ненароком создал, дав волю своей ци. Похоже, на этот раз заклинание переноса забросило его не на высоту, а куда-то под землю, где вспышкой ярости он высвободил себе немного свободного места.
Ксинг слышал, что некоторые люди боятся закрытых или замкнутых пространств, но это касалось лишь других — для него Земля, Металл, Вода, Огонь и Древо являлись родными стихиями. Поэтому Ксинг изменил форму пустоты, вырастив из камня массивное кресло и присел, чтобы подумать.
Как бы ни хотелось ему вернуться в Ахрибад, чтобы убедиться, что с Шадией не произошло ничего плохого, но теперь появились более насущные задачи. Шариф, думая, что перетягивает на свою сторону знаменитого вора, представителя профессии, славящейся своей беспринципностью и продажностью, раскрыл часть планов. И не следовало быть главой столичной академии, чтобы понять, что в разговоре о самом большом порте Империи речь идёт о Могао. Ксинг любил своих женщин — оба расставания с Шадией и Альмирах помогли разобраться с чувствами — но как и у всякого жители Империи у него имелся долг перед родиной и Императором.
Осталось только определиться, где находится Могао, как можно туда попасть, и, главное, откуда. Ведь о месте, в которое Ксинг попал, он не имел ни малейшего представления.
— Ничего! — сказал он сквозь зубы. — Это временные трудности!
Ксинг встал с кресла и шагнул в стену, поплыл сквозь камень наверх, туда, где чувствовал несколько больших пустот. Как и предполагалось, этими пустотами оказались пещеры. Ксинга то ли закинуло глубоко под землю, либо впечатало внутрь горы, в обоих случаях действовать следовало одинаково — для начала выбраться на поверхность, уточнить своё местоположение и выбрать правильное направление — если не к конечной цели, то хотя бы приблизительно в сторону Империи. Следовало найти людей, но никакого наличия достаточно крупных живых существ зрение ци пока что не показывало.
Ксинг не считал времени, сколько бродил по этим пещерам. Сейчас, когда разница между днём и ночью стёрлась из-за отсутствия солнца и лун, приходилось ориентироваться на ощущения тела. Поэтому Ксинг шёл вперёд, когда ему хотелось — спал, пил, или ел, извлекая из своего браслета еду и напитки. По дороге он нашёл немало интересных вещей — светящиеся кристаллы, руды редких и даже неизвестных металлов, грибы и травы, полные тёмной холодной подземной ци. Если что и заставляло его улыбаться и оставаться довольным собой — так это то, что теперь он мог идти налегке, но при этом не бросать ничего ценного. Поэтому он собирал кристаллы, использовал элемент Металла для извлечения металлов из руд, а также срезал растения.
Одно из этих растений, светящиеся мертвенно-голубым цветом кусты с бледными большими цветами, он даже узнал — это был смертельно ядовитый Лунный Жасмин. Увы, в старом свитке указывалось несколько районов его произрастания, причём, находились эти районы в разных уголках мира, так что установить своё положение по цветку не получилось. К тому же, существовала вероятность, что этот случайный перенос забросил его в место, о существовании которого автор свитка даже не подозревал. Ксинг старательно срезал, как предписывал свиток, все кустики, спрятал их в свой браслет и направился дальше, туда где ци показывало новую просторную пещеру.
В отличие от обычного человека, не владеющего внутренней энергией, Ксингу было гораздо легче. Ему не требовалось следовать всем изгибам пещер, он чувствовал их структуру, а значит, всегда мог сократить путь, пройдя сквозь камень. Но всё равно, путь через эту гору занял немало дней, пусть отсчитывать эти дни у Ксинга получалось только очень приблизительно.
Как бы глубоко и пусто тут ни было, но всё равно, даже на этой глубине кишела жизнь. Различные ящерицы, слизни, огромные многоногие насекомые с ядом, проедающим даже камень. Тут на глубине были особо сильны энергия инь и ци Земли, так что в другое время он бы остался на пару месяцев, чтобы покультивировать. К сожалению, именно времени сейчас и не хватало. Поэтому Ксинг упрямо шёл вперёд, собирая травы, кусты, колючки, светящийся мох, огромных насекомых, змей, ящериц, гигантских жрущих скалы червей и прочую растительность и живность, которые когда-нибудь потом можно будет использовать для создания эликсиров.
Выход на поверхность он поначалу принял её за ещё одну огромную пещеру, границ которой не смогло охватить даже его чувство ци. Но стоило разойтись густым облакам, образовав просвет, в котором мелькнуло лунным светом, как Ксинг осознал: выбрался!
Несмотря на то, что в браслете у него имелось не только немало продуктов, но даже свежие готовые и исходящие паром блюда, Ксинг решил отправиться на охоту. Ему было нужно не мясо, он хотел посмотреть на зверей, чтобы по внешнему виду определить, где же всё-таки оказался. Горы здесь обрывались, заканчиваясь бескрайней степью. Но эта степь могла находиться как на западе Империи, так и на на севере, либо же далеко на востоке. К сожалению, знания Ксинга о мире пусть в некоторых случаях и могли бы поразить своей глубиной, но в целом являлись отрывочными и неполными. В прошлой жизни, будучи Ханем Нао, он не проявлял должного прилежания в скучной учёбе, а в нынешней, как у Фенга, так и у Ксинга Дуо, настоящее образование отсутствовало. Поэтому самым лучшим способом сориентироваться было найти кого-то из местных жителей и расспросить.
Почувствовав впереди достаточно крупный источник жизни, Ксинг прыгнул, наступил на воздух, совершил новый прыжок и ещё один, приземлившись на другой стороне глубокого ущелья. Он недоумённо нахмурился. Чувство жизни и восприятие ци подсказывали ему, что неподалёку находится достаточно большое живое существо, но обычное зрение видело лишь усеянный валунами горный склон. Не в силах унять любопытства, он подошёл поближе.
Большой валун, ничем не отличающийся от остальных таких же, шевельнулся и взлетел в воздух, на лету отращивая толстые короткие лапы, усыпанный шипами хвост и голову с оскаленной полной острых зубов пастью.
Ксинг неторопливо вытянул руку, поймал тварь за горло и, поворачивая к себе то одним, то другим боком, внимательно осмотрел.
Маскировка с твари давно слетела, теперь в ярком свете двух лун она казалось тёмным провалом в пространстве. По гладким бокам, густо покрытым короткими тёмно-синими щетинками, пробегали редкие красные искры. Тварь брыкалась, била хвостом и лапами, щёлкала челюстью. Длинные загнутые когти передних лап полосовали его предплечья, а задние — били в живот.
— Почему тебя называют пантерой? — спросил Ксинг, наклонив голову. — Ты же совсем не похож на кошку!
Тварь только рыкнула и усилила атаки.
— Я люблю кошек! — продолжил Ксинг. — Они очень милые. И пантеры милые. А ты — нет!
Он чуть сжал пальцы, и тварь заскулила.
— Ты больше похож на ящерицу. Или на волка, — продолжил осмотр Ксинг. — Или на потомка волка, который зачитывал ящерице «Восемнадцать сливовых лепестков».
Из пасти беснующейся твари начала идти пена. Ксинг решил, что увидел всё, что хотел, поэтому просто сжал пальцы. Раздался громкий хруст позвонков и тварь обмякла.
— Забавно, — заключил Ксинг. — Чёрная каменная пантера, оказывается, не чёрная, не пантера, да ещё и не каменная!
Висящее в его руке тело не ответило. Ксинг бросил тушу на землю и тяжело вздохнул. Встреча с этим чудовищем ни капли не помогла. Да, он прекрасно знал, как оно называется, получил возможность увидеть вживую и даже потрогать. Вот только составитель «Книги о тварях свирепых и зверье опасном» проявил поразительную небрежность, вместо точного места обитания чёрных каменных пантер указав только «в горах». И пусть эти сведения были абсолютно точны, но в то же время абсолютно бесполезны.
— Абсолютли! — констатировал Ксинг, улыбнувшись хорошо подзабытому словечку.
Он опустил взгляд и осмотрел свою одежду. Шёлковые халат и рубаха теперь зияли дырами — рукава висели клочьями, а грудь и живот пересекало множество прорех. Ксинг сосредоточился — он не любил настолько кропотливые занятия, но никогда их не избегал, так как они прекрасно помогали с тренировкой контроля ци. Нити и волокна потянулись друг к другу, разорванные края начали сходиться, а затем смыкаться, оставляя за собой целую ткань. Вырванные пантерой клочки шёлка, застрявшие в когтях или рухнувшие на землю, взлетели, встали на свои места и тоже воссоединились с тканью. Ксинг осмотрел проделанную работу и решил, что, всё-таки, следовало бы переодеться ещё в пещерах, ведь сколь бы прочным ни был шёлк, он все же не выдержал ударов когтей монстра, наполненных смертельной энергией.
Шкура каменной пантеры оказалась неожиданно приятной на ощупь. Попытка погладить шершавый бок показала, что короткие волоски препятствуют скольжению. Свойство, не самое удобное для брони, но Ксинг решил, что найдёт ему применение когда-нибудь позже. Снятие заняло чуть больше времени, чем надо — прочностью шкура мало чем уступала коже саламандры, так что пришлось задействовать ци. Закинув тушу и шкуру в пространственный браслет и отправив их в дальнее хранилище, Ксинг переоделся в походный кожаный костюм и двинулся далее.
Вдалеке в степи, видимые даже отсюда, мелькали отблески огня, а также на пределе чувствительности ощущалось много пятен человеческой ци.
Там, похоже, находился город и, судя по количеству жителей, немалый.
☯☯☯
Первым поначалу возникло желание раскрутить цеп и полететь прямиком к городу, чтобы побыстрее найти какого-нибудь человека, выяснить, на каком языке он говорит, узнать, где находится Подлунная Империя, а если повезёт — так и сам Могао. Ксинг уже даже сделал первый взмах, когда лёгкое чувство недовольства внутри заставило остановиться и прислушаться к себе.
Он понял, что уходить так, сейчас, ему вовсе не хочется. Да, терять времени не следовало, но и излишняя поспешность до добра тоже не доведёт. Если он, добыв только одну чёрную каменную пантеру со столь ценной шкурой, уйдёт восвояси, над ним будет смеяться вся Дуоцзя, взрослые осуждающе качать головами, а малышня — кататься по земле и тыкать пальцами.
Место, в которое он попал, было очень богато ци Земли. Пусть и несравнимо с Лахиб Шадид, но культивировать во время путешествия сквозь горы у него получалось очень неплохо. И за время своих странствий Ксинг хорошо уяснил одну вещь: сильная природная ци означает сильных зверей, редкие минералы и особые растения. Шариф, конечно, планировал напасть на Могао, но после схватки с Шадией ему потребовалось бы некоторое время, чтобы зализать раны. Ну и в самом крайнем случае, если Шарифу удасться добиться своего, Ксинг пробьётся в установленный аалам мастур силой, правда до такого лучше не доводить.
Ксинг потратил остаток ночи на обследование местности. Он нашёл на горных склонах странный лес, полный диковинных деревьев, больше похожих на каменные изваяния. Собрал немного неизвестных растений, источавших сильную ци. Извлёк из-под земли интересные кристаллы, минералы и руды металлов, прибавив их к своим и так обширным запасам. Нашёл стадо горных коз, одну из которых забил для приготовления ужина из свежего мяса, пусть в этом не было особой необходимости — мяса у него хватало. Обнаружил ещё двух каменных пантер, которых прибил ради шкуры.
Обследовав странные деревья, Ксинг обнаружил, что их древесина очень хороша: пусть и не до конца способна сравниться по крепости с Пурпурным Дубом, да и не имеет столь полезной и целебной смолы, зато прекрасно удерживает ци, нисколько не разрушаясь. Так что Ксинг не поленился и заготовил её впрок — на случай, когда у него появится время и желание всё-таки сделать себе летающий корабль, как у настоящего героя. Увы, нужных деревьев он обнаружил не так уж много. Для создания гордо парящего дворца с десятками мачт с парусами, способного увезти целую секту, их никак бы не хватило — максимум на плоскодонный кораблик береговой охраны. Поэтому Ксинг засеял побольше жёстких, похожих на ромбовидные деревянные шкатулки плодов и помог им пустить ростки, сплетая элементы Земли и Древа, на случай, если когда-то сюда вернётся. Для этих же целей он применил исцеляющую ци, зарастив срезы на пнях, и заставил их пустить новые побеги.
Стоило солнцу выглянуть из-за гор, осветив степь первыми тусклыми лучами, как Ксинг ухватил свой цеп, раскрутил его над головой и полетел вперёд — к странному городу.
Со временем у полёта на цепе обнаружился небольшой недостаток — если быстро лететь в нужную сторону, то мерцающий перед носом диск из ци сильно затруднял обзор, что ничуть не мешало обычному зрению, но ограничивало духовное восприятие. Так что когда вместо города впереди показалось огромное скопление шатров, лошадей, телег, людей и домашней живности, Ксинг немного удивился.
Три всадника на небольших юрких конях заметили Ксинга в небе и начали тыкать в него пальцами. Ксинг опустился на землю и, широко улыбаясь, побежал к им навстречу. Теперь-то он прекрасно знал обычаи кочевых племён, о том, что гостя следует накормить, напоить и дать кров, так что остановился лишь тогда, когда услышал предупреждающий гортанный выкрик на неизвестном языке.
— Меня зовут Ксинг Дуо! — крикнул он, приветственно подняв руку. — Я из Подлунной Империи и ищу дорогу домой!
Всадники, внутри которых он чувствовал ци на уровне адепта, переглянулись, один из них направил на Ксинга копьё, а двое вскинули короткие луки.
— Та нартай байсанда угуй, бид хунхунудын гэрт орж ирлэ, империйн ухэр!
[Ты пожалеешь о том, что пришёл в дом к хунхунам, имперская свинья!]
Из всей фразы Ксинг понял только два слова: «Империя» и нечто, похожее на «хунхун». И если это не случайное созвучие, тогда Ксинг и так уже дома, в Империи!
— Так вы хунхуны? — радостно спросил он.
Лица всадников исказились гневом. В Ксинга полетели две стрелы, одна в голову, а другая в сердце. Он мог отскочить, отбить стрелы цепом или же просто остановить с помощью ци, но остался на месте, позволив им достичь цели — чисто из вежливости. Одна стрела ударила в лоб, а вторая — в грудь. Шкуры саламандры проявили себя выше всяких похвал, не получив ни царапинки. Ну а чтобы нанести ему рану на коже, требовалось нечто гораздо серьёзней простых стрел.
Всадники, увидав, что атака не достигла цели, закинули луки в чехлы на сёдлах, выхватили кривые сабли и поскакали вперёд.
— Дулаар! — кричали они, размахивая саблями.
[В атаку!]
Бровь Ксинга дёрнулась. Теперь-то он был уверен, что это точно хунхуны — их внешний вид вполне соответствовал описаниям отца. То, что они восстали против Империи, атаковав её жителя, было не очень-то удивительно, видать, после падения дома Нао некому оказалось призвать их к порядку. Ну а может, прошло слишком много циклов, столько, что о победах отца просто-напросто забыли. Что же, если они решили, что Нао больше не осталось, то совершили большую ошибку!
Ксинг бросился навстречу всадникам и, подскочив к копьеносцу, стащил того с седла, ухватил голой ладонью один из клинков, выдернул его из руки владельца и рукоятью отбил саблю второго. Сдёрнув всадников на землю, Ксинг поднял копьё и, тщательно контролируя силу, чтобы никого не убить и не покалечить, обрушил древко им на задницы и пятки.
— Вы — жители Империи! — приговаривал он. — Ведите себя как полагается подданным Императора!
Наконец, отбросив ненужное оружие он повернулся к троице спиной и направился в сторону стойбища. Он не жалел, что пришлось применить силу, но присмотром за поведением жителей Империи следовало заниматься имперской страже! Работая в ресторане, Ксинг заплатил немало налогов, так что теперь кипел от негодования.
Послышался стук копыт, но нападения не последовало. Хунхуны, похватав оружие и оседлав лошадей, помчалось в сторону стойбища. Ксинг остановился и сложил руки на груди в надежде, что сейчас придёт кто-то достаточно сговорчивый, желательно умеющий разговаривать на имперском и способный разрешить это недопонимание.
На этот раз на встречу с Ксингом отправился отряд из трёх дюжин всадников. Издав тот же самый клич, они кинулись в атаку.
Ксинга очень разочаровало поведение хунхунов, столь разительно отличающееся от искреннего радушного гостеприимства бадави. Поэтому он высказал своё раздражение немного сильнее, чем это следовало бы. Прошло немного времени и отряд ускакал назад, многие всадники держались за бока, а большинство скакало в стременах стоя, чтобы сберечь отбитые задницы.
Он вновь шагнул вперёд, теперь прекрасно представляя, что его ожидает дальше. И хунхуны не подвели. Раздался гулкий грохот барабанов, затрубили рога, над стойбищем поднялись громкие крики. И когда Ксинг неторопливо преодолел треть расстояния, в его сторону уже направлялось целое войско. Ксинг чувствовал суету в стойбище, огромное количество ци людей и лошадей, они собирались в отдельные отряды и выстраивались, готовясь к атаке. Хань Нао многократно слышал от отца, какой это свирепый, умелый и многочисленный враг, а теперь смог воочию убедиться и сам.
Многие из хунхунов владели ци, пусть не так, чтобы совсем хорошо, но владели, и поэтому были сильнее и быстрее обычного человека. Где-то позади конных отрядов виднелись сильные огоньки ци, видимо, те самые шаманы, о которых рассказывал отец.
Ксинга, как повара, на мгновение заинтересовал вопрос: чем же питалась вся эта толпа, по численности не уступающая населению крупного города типа Могао? Женской ци среди собравшихся было очень мало, дети практически отсутствовали, зато взрослых сильных мужчин насчитывалось почти сто тысяч. Огромная, просто ошеломляющая цифра.
По рассказам отца Ксинг знал, что время от времени хунхуны собираются для нашествия, оставляя жён и детей в стойбищах. В походах участвуют только воины и шаманы, причём, шаманы тоже умеют скакать на конях, чтобы поспевать за войском. Каждый хунхунский воин прекрасно владеет саблей, копьём и луком, а в седле сидит, словно там родился. Среди них не так много мастеров, но владение ци — вовсе не редкость.
И пусть сейчас в бой выдвигалась не вся армия, а лишь чуть больше дюжины отрядов, Ксинг знал, что остальные готовы вскочить в седло и атаковать в любое мгновение.
На этот раз он не собирался быть вежливым и позволять стрелам хунхунов находить цель. Так что, слушая яростные крики несущегося противника, он просто стоял на месте и ленивыми ударами цепа сбивал снаряды, летящие в него с похвальной точностью и силой.
На этот в атаке приняли участие и шаманы. Несколько безоружных всадников схватили бубны и, ловко управляя лошадьми лишь с помощью ног, начали издавать ритмичные звуки, дополняя их заунывным камланием. Ксинг с интересом смотрел, как духи земли собираются вместе, как слетаются к нему под ноги и как из-под земли выстреливают острейшие шипы, чтобы пронзить его тело. Маленький кружок степи, на котором он стоял, остался нетронутым, духов под ногами Ксинг разогнал лёгким всплеском внутренней энергии. Чтобы получше рассмотреть остальные шипы, он даже присел на корточки.
— Интересная техника! — широко улыбнулся он. — Только немного медлительная.
Из рассказов отца он помнил, насколько сильны шаманы хунхунов, насколько большой ущерб способны нанести войску, но, похоже, сытые и спокойные годы в составе Империи сказались на хунхунах плачевно. Под безжалостным течением времени в пропасть скатились как сила и искусство шаманов, так и боевые качества воинов, ведь иначе так легко их Ксингу одолеть бы не удалось. Теперь-то он понял, почему хунхуны решили восстать — ведь только в постоянных сражениях они смогли бы вернуть былую силу и доблесть, утраченную за многие циклы, прошедшие со времён смерти Ханя Нао. Сытые циклы в составе Империи позволили им достаточно расплодиться, чтобы собрать столь огромную армию. Вот только они не смотрели кристаллов — тех, старых, настоящих, не то что современные поделки — и не понимали, что один настоящий герой может одолеть любое полчище подручных злодея, даже если их — целая армия.
Быстро, чтобы не тратить лишнего времени, Ксинг развеял ударивший из-под земли фонтан, разорвал степные травы, которые зашевелились змеями, оплетая ему ноги, подскочил к всадникам, сделал цепом широкий замах и замер.
Какими бы грубыми и невежливыми ни были эти варвары, сколько бы они не бунтовали против Императора, но все равно являлись подданными Империи, вся вина которых заключалась в желании обрести былую силу. Ксинг мог понять побудившие хунхунов причины, но всё равно, за попрание воли Императора их следовало наказать. К счастью, хунхуны не успели натворить ничего серьёзного, и наказание должно быть соразмерным. Даже не наказание — он собирался их лишь немного вразумить, всё ещё лелея надежду, что среди хунхунов найдётся достаточно сильный «баатар», о которых рассказывал отец и с которыми Ксингу не терпелось сразиться. Поэтому цеп подёрнулся ци, скрывшись в браслете, а в руке возникла бамбуковая палка — из того самого крепкого бамбука, который Ксинг в последний раз брал в руки в Ахрибаде, обрушивая на мягкие места Шадии. Вспомнив о Шадии, Ксинг погрустнел, а сердце вновь кольнуло тревогой.
— Чи ухэх болно, муу эзэнт гүрний доройтол! Ухэхэд бэлд! — закричал предводитель одного из отрядов, вскинув саблю.
[Ты умрёшь, подлый имперский выродок! Готовься к смерти!]
— Ээлэ! — подхватили остальные хунхуны.
[Вперёд!]
Ксинг мог бы обрушить на них ци, сбить с коней Ветром, устроить под ногами пропасть с помощью элемента Земли, утопить, применив Воду, или просто сжечь Огнём. Даже, используя Металл, обрушить на всадников их же клинки. Но это было бы так же бесчестно, как если бы мастер Йи всерьез влез в детскую драку, нанося удары своими большими кулаками, вместо того, чтобы отвесить несильных вразумляющих затрещин и разогнать детвору по домам.
Бамбуковая палка заплясала в воздухе, хунхуны начали валиться с коней, словно стебли риса под серпом умелого крестьянина. Ксинг старался сдерживаться, но если кто свалится с коня и сломает шею, он переживать точно не будет!
Если бы Ксинг использовал ци, потребовалась бы пара мгновений. Но процесс воспитания, как он прекрасно уяснил в Дуоцзя, гоняя нерадивых учеников, всегда требует немалого времени. Так что возился Ксинг долго, почти две дюжины сотен вздохов. За это время остальные силы хунхунов успели вскочить в сёдла и броситься в атаку. Шаманы вновь забили в бубны и закамлали, новые потоки духов обрушились на Ксинга, пытаясь пронзить шипами, задушить травами и сжечь огнём. Целое облако стрел взлетело в воздух, чтобы превратить Ксинга в диковинного зверя по имени «дикобраз» — усеянного длинными иглами свирепого монстра, накалывающего на эти иглы не только мелких животных, но даже не очень крупных людей, чтобы потом сожрать.
На этот раз Ксинг по-настоящему разозлился. Ему-то столь жалкие атаки причинить вреда не могли, но вокруг него находились как другие хунхуны, так и их лошади. Послышались вскрики раненых людей и истошное лошадиное ржание.
Ксинг всегда по натуре был одиночкой, как и все многочисленные герои, похожим на которых он мечтал стать. Но у каждого из героев имелся или когда-то был род или клан, верные друзья и любимые женщины. Поэтому Ксинг очень ценил дружбу и взаимовыручку, то самое прославленное в песнях и сказаниях чувство товарищеского локтя. Некоторые герои остались живы только потому, что их спасли верные друзья, закрыв от вражеских мечей и техник своими телами, именно это гнало героев вперёд, чтобы стать сильнее и отомстить.
Так что такое попрание всего самого светлого и дорогого Ксинг вынести не мог. К тому же, то, что творили хунхуны, являлось убийством подданных Императора, и остановить такое являлось его прямым долгом.
Ксинг перестал удерживать ци, отпустил её во все стороны, раскинул на войско и позволил выплеснуться своим чувствам. Мгновенная тишина обрушилась на степь, затихли крики людей и замолчали лошади. Осталось только слышно стоны раненных, завывания ветра и шелест травы.
Всё ещё кипя гневом, Ксинг прошёлся среди хунхунов. Не все воины и лошади остались живы — некоторых насмерть пронзили стрелы, кто-то умер от каменных шипов, кто-то сгорел, а кто-то неудачно свалился с запутавшейся в травах и корнях лошади. Тем, в ком ещё теплилась искорка жизни, Ксинг помогал, направляя ци из сердечного даньтяня и исцеляя раны, переломы и ожоги. Закончив с людьми, он занялся лошадьми. Наконец, оставив тех, кому помогать уже было поздно, Ксинг развернулся и, легко скользя над поверхностью степи во воздуху, направился к группе воинов, обладавших самой сильной ци и даже оставшихся стоять, несмотря на духовное давление.
Воинов было не очень много, всего лишь три дюжины. Во главе стоял высокий хунхун в шапке, отороченной пышным мехом, длинной, спускавшейся ниже колен броне, набранной из усеянных заклёпками кожаных пластин, с небольшим круглым щитом в одной руке и с копьём в другой. Воин тяжело опирался на копьё и не упал на землю, в отличие от остальных, даже когда Ксинг подошёл ближе. Взгляд прищуренных глаз на его бородатом лице говорил, что он лучше умрёт, чем уронит честь. И, если понадобится, это «умрёт» Ксинг мог с готовностью организовать.
Они стояли друг напротив друга и молча обменивались взглядами. Ксинг не хотел воевать с другими жителями Империи, но и просто так уйти не имел права.
Предводитель хунхунов уронил на землю щит, медленно, сохраняя достоинство, опустился на на колени и, продолжая глядеть Ксингу в глаза, протянул на вытянутых руках копьё.
— Батулган гар Дархан толгож хуучин хана ирж золо!
[Батулган из Дархана склоняет колени перед своим ханом и приветствует его!]
Ксинг не понимал, что ему говорят, но его это не особо и интересовало. Он хотел лишь найти хоть кого-то, кто понимает язык Империи и может указать направление домой. Но даже без этого он владел, благодаря Альмирах, ещё одним способом общения. Так что он просто вздохнул, обуздал свою ци и убрал духовное давление. Вновь заржали лошади, послышался скрип кожаных доспехов и звон оружия. Ксинг сжал сильнее бамбуковую палку, приготовившись преподать новый урок. Но воины не нападали, они все дружно встали на колени, держа в вытянутых руках свои сабли, луки и копья.
☯☯☯
— Байрын ээн Сэнгэн-ханы эрдэнэ хурэл! — закричал Батулган, вскинув в воздух рог с выпивкой.
[За здоровье и силу нашего великого Сэнггэн-хана!]
— Баярлала! — раздался громкий дружный вопль, и все хунхуны подняли чаши, рога и кубки.
Ксинг поправил меховую шапку, которую ему для чего-то дал Батулган, тоже поднял рог и опрокинул содержимое в рот.
Вкус оказался ужасным, но очень знакомым. Когда-то в прошлой жизни на своём последнем пиру Хань Нао пил нечто похожее.
— Хунхун собрать-ла трава, ходить на гора-гар, хунхун хийх вино из травы и зерно! Хороший вино! Крепкий! — крякнул тумэн Наранбат, один из командиров войска, умевший немного говорить по-имперски.
Ксинг мог поспорить со словом «крепкий». По сравнению с его прошлой жизнью, даже выпивка хунхунов пришла в упадок. Раньше она сбивала с ног и обжигала горло, словно расплавленный металл. Теперь же пилась легко, словно вода, и если бы не травы, немного скрашивающие омерзительный привкус, пить это было бы невозможно.
— Зерно? — удивился Ксинг. — Я не знал, что вы засеиваете поля.
— Сеять-ла зерно? Хунхун? — засмеялся Наранбат. — Наранбат понимай! Сэнгэн-хан шутить! Хунхун воевать! Зерно забрать, у! На кумыс или айраг менять, ар! Вино-ар делать!
Разговор через переводчика был медленным и доставлял немало трудностей. Но, увы, попытка беседы с Батулганом, используя метод, которому когда-то научила Альмирах, вышла пусть и не полностью провальной, но и успешной её назвать тоже не получалось. Батулган являлся самым сильным воином среди хунхунов, которые, как оказалось, собрались на «курултай», где должны выбрать «хана» — самого сильного и доблестного воина. И этим самым ханом обязательно бы выбрали Батулгана, если бы не появился Ксинг. Так что теперь Батулган звался «жиргэмом», а шапка — символ самого сильного воина, досталась Ксингу. Он успел выяснить самое главное — направление в сторону Империи, а потом у Батулгана покраснели глаза и пошла носом кровь. Ксинг его, конечно же вылечил, но общаться дальше пришлось более традиционным способом. Напоследок, преодолевая боль, Батулган успел спросить, что великий Сэнгэн-хан желает отведать на пиру. Вопрос Ксинга безмерно удивил, но он всё равно ответил, что ему не надо ничего особого, достаточно куриной грудки: священного хунхунского блюда, без которого не обходится ни одно важное начинание. После этого Батулган вытер кровь из-под носа и что-то выкрикнул своим подчинённым на хунхунском. И те, похоже, перестарались, занявшись истреблением кур, бегающих между шатрами или сидящих в деревянных клетках.
— Пей-эр вино, кушай-эр куриный грудка, у! — сказал Наранбат. — Сэнгэн-хан есть великий баатар, ар!
Ксинг взял длинный кинжал, наколол на него кусок куриной грудки и подставил рог, в который Наранбат налил выпивку из большого кожаного бурдюка. Ксинг, чувствуя торжественность момента, встал с лошадиного седла, на котором сидел, обвёл взглядом хунхунов и сказал:
— Наша первая встреча вышла не очень удачной. Нам пришлось сражаться, и я очень скорблю по погибшим. Я считал, что пролитая кровь встанет между нами и вы будете считать меня врагом. Поэтому такого приёма, такого гостеприимства, такого роскошного пира не ожидал абсолютно!
— Сэнгэн-хан илтгэгэ хамгийн сайн байна, та биднийг ашигтай идэд, — громко выкрикнул перевод Наранбат, — болон тиймэс ямар че агулгар ойлгож чадагуй «абсолютли»!
[Великий Сэнгэн-хан говорит, что на нас не злится, что он доволен угощением, и что-то ещё, но я не понял слово «абсолютли»]
Хунхуны зашумели и зашептались друг с другом. Усиленный слух Ксинга чётко разобрал многократно повторяемое слово «абсолютли». Он довольно улыбнулся — всё оказалось именно так, как рассказывали мерзавец-учитель и отец. Хунхуны действительно обожали куриную грудку и действительно восхваляли богов этим странным словом.
— Знать-сказать, великий Сэнгэн-хан, что значить «абсолютли»? — шёпотом спросил Наранбат, когда Ксинг выпил, съел грудку и снова сел.
— Конечно! — всё ещё довольно улыбаясь, ответил Ксинг. — Я знаю, что для вас куриная грудка — священное блюдо, еда богов. И что каждый раз, когда вы её едите, говорите слово «абсолютли», вот так вот выражая наивысшую степень превосходства!
Наранбат удивлённо поднял брови, видать, удивляясь осведомлённости Ксинга.
— Юу хэлэв их нартай хан? — нетерпеливо спросил Батулган.
[Что сказал великий хан?]
Наранбат склонился и что-то зашептал тому на ухо. Батулган выслушал своего тысячника, о чём-то ненадолго задумался, наконец, приняв решение, твёрдо кивнул головой. Он встал, вскинул богато украшенный коровий рог и, усилив голос с помощью ци, воскликнул:
— Их Сэнгэн-хан хотол, ки бид онодрийн баярда маха зогсо, болог таны бурханд эрхэмлэнэ!
[Великий Сэнгэн-хан желает, чтобы мы на пирах всегда ели куриную грудку, и этим славили его богов!]
Хунхуны затихли, затаив дыхание.
— Бид ургэлж «абсолютли» болон «уот так уот» гэж ярилцаж байх юм!
[Мы всегда должны говорить «абсолютли» и «уот так уот»!]
Среди хунхунов поднялся гул. Они громко приветственно закричали, вскинули кубки, выкрикивая «Абсолютли!» и «Уот так уот!». Ксинг расплылся в улыбке — а ведь он поначалу решил, что подлец-учитель обманывает их с Мэй, и если бы не отец, подтвердивший позже эти слова, Ксинг так считал бы и до сих пор. Впрочем, один раз сказанная правда не делала учителя меньшим мерзавцем и подлецом!
— Харарай! Сэнгэн-хан харц байна! — крикнул Батулган, и хунхуны разразились громкими воплями.
[Смотрите! Сэнгэн-хан доволен!]
Ксинг удовлетворённо кивнул головой и продолжил трапезу. Он пил перебродившее кобылье молоко, ел конину, баранину и сыр, провозглашал тосты, которые никто не понимал, но все громко приветствовали, и, наоборот, выслушивал тосты хунхунов, которые добросовестно переводил Наранбат. Ксинг чувствовал, что время уходит, ещё один день потрачен зря, но бросить всё как есть и отправиться в Империю было бы не слишком правильно.
— Ты сильный воин, Сэнгэн-хан! — перевёл Наранбат слова Батулгана. — Хунхун не знай Империя сильный воин! Хунхун думай слабая, как кобылья сыр, ар!
Ксинг, получив похвалу, взгрустнул. Да, он победил хунхунов, но сделал это не совсем честно, не по-геройски. Нет никакой доблести, чтобы воздействовать на ослабевших за циклы и столетия хунхунов своей ци. По сравнению с настоящими героями и мерзавцем-учителем, Ксинг всё равно пока оставался слабаком. А уж по сравнению с отцом, который не только владел ци, но и умел управлять огромным войском, вообще являлся младенцем: пусть уже не икринкой и не головастиком, но пока ещё и не карпом.
— Помните генерала Гуанга Нао? — спросил он. — Ну конечно же помните! Так вот он был по-настоящему силён! И когда-нибудь, когда я обрету настоящую силу, стану таким же!
Наранбат быстро зашептал на ухо Батулгану. Тот шепнул что-то в ответ.
— Гуанга Нао сильная? — наконец, спросил Наранбат. — Сильней Сэнгэн-хан, у?
— Сильней! Сильней настолько… Насколько взрослый сильнее ребёнка! — ответил Ксинг, погрузившись в воспоминания. — И его воины тоже не слабаки!
— Ребёнок-сын, у? Аах! Понимай! Отец твоя, Сэнгэн-хан, сильный баатар, ар! — кивнул Наранбат.
Ксинг попытался поправить Наранбата, но тот уже повернулся к Батулгану и начал быстро пересказывать содержание разговора. Так что Ксинг просто махнул рукой — преподавать варварам уроки истории у него не было ни времени, ни желания.
Хунхуны собирались продолжать пир ещё долго: девять солнц и девять лун, но время поджимало. Вновь осмотрев, раскинув ци, войско и лошадей, убедился, что, если не считать играющего в крови хмеля, все здоровы, и собрался прочь.
— Мы всегда ждай Сэнгэн-хан, у! — заявил Наранбат.
— Я тоже рад, что с вами встретился! — ответил Ксинг, сильно покривив душой. Встреча вышла глупой. Пусть она и принесла результаты, но отняла слишком много времени.
Он снял меховую шапку, повертел в руках и вернул удивлённому Батулгану, нахлобучив тому на голову.
— Ну я пошёл, — сказал, наконец, Ксинг, в последний раз окинув море шатров, лошадей и пирующих хунхунов. — Больше не бунтуйте и всегда оставайтесь верными подданными Императора!
Он покрутил в руках кусок кожи с нарисованной на ней грубой картой, сверил направление и извлёк из браслета верный цеп.
— Их хан хэнэ сонсож гэж байна у? — спросил Батулган.
[Что сказал великий хан?]
— Сэнгэн-хан манай импери гэж бидэ магтад байна! — ответил Наранбат дрожащим голосом.
[Сэнгэн-хан сказал, что нам придётся покориться Империи!]
— Тийм болчихло, бид зорилтож, туний уг хуль! — печально склонил голову Батулган.
[Что же, мы были побеждены, его слово — закон!]
Ксинг удивился, чего они так грустят, ведь знакомство с ним длилось менее суток. К тому же, пусть он и старался никого не убить, его появление среди варваров всё равно привело к смертям. Но потом пришло понимание: исцеляя хунхунов, Ксинг не разбирал, где свежая рана, а где старая, исцеляя в том числе и неправильно сросшиеся переломы, глубокие шрамы, потерянные пальцы и конечности, и даже выбитые зубы. Да, в будущем исцелённым хунхунам придётся съесть много мяса и сыра, но это лишь временные трудности. Хороших лекарей ценили везде, а Ксинг, пусть так и не сравнился с героями или учителем в бою, но исцелять научился просто отлично!
— Прощайте! — крикнул Ксинг, раскручивая цеп и взлетел в воздух под восторженный вопль тысяч глоток.
☯☯☯
Несмотря на то, что летать на цепе оказалось очень легко, все равно такой полёт доставлял немало неудобств. В отличие от культиватора, парящего в небесах на летающем мече, у Ксинга постоянно была занята рука, вращающаяся плоскость всё так же продолжала частично сбивать восприятие ци, да и со стороны это выглядело не очень героически. Так что, долетев до морского побережья, Ксинг приземлился на берег, уселся на песок и крепко задумался, уставившись на карту.
У него было два варианта действий: полететь вдоль морской кромки, следуя изгибам береговой линии, либо же отправиться напрямую, срезав огромный кусок пути. Полёт вдоль берега являлся простым и надёжным выбором, гарантирующим, что рано или поздно Ксинг достигнет сначала границ Империи, а потом, продолжая лететь возле воды, найдёт Могао.
Но имелся и более рисковый вариант — лететь напрямик через море. Да, его карта была грубой и приблизительной, на ней отображались только степные ориентиры, так что заблудиться с ней не получилось бы лишь потому, что нужный путь она не показывала и вовсе. Да, он не знал точного направления и мог залететь совсем не туда. Но при этом полёт напрямик мог сократить дорогу в два, а то и в три раза, а время сильно поджимало.
И, несмотря на наличие надёжного варианта, Ксинг решил рискнуть. Вернуться, потеряв время, можно всегда, но в случае, если улыбнётся удача, Шарифа он обязательно опередит!
Вот только перспектива многодневного полёта над водой его совсем не вдохновляла. Можно было бы просто побежать по волнам, но из-за постоянной изменчивой поверхности моря имелись все шансы заблудиться и бегать кругами. Требовалось нечто третье.
Ксинг, конечно, мог бы сделать новый меч для полёта, заново воссоздав то оскорбляющее чувство прекрасного чудовищное приспособление, но, к счастью, у него имелся вариант получше.
Ксинг вытащил из пространственного браслета заготовленные каменные деревья и принялся за работу. Подчиняясь преобразованной в элемент Древа ци, стволы зашевелились. Ветки стали укорачиваться и исчезать, кора плавиться, словно кусок масла на сковороде, сливаясь с древесиной. Наконец, перед взором Ксинга предстала гора идеально круглых деревянных цилиндров.
Проживая в Лунзцы и частенько навещая Могао, Ксинг постоянно видел в порту корабли, но только снаружи. На верфях Могао время от времени строили новые суда и ремонтировали старые, так что общее представление об их строении Ксинг имел. Поэтому вскоре несколько брёвен зашевелились и начали формировать каркас, преобразуясь в толстые брусья. Ещё тройка брёвен ушла на создание поперечных похожих на рёбра частей, о названии которых он не имел ни малейшего понятия. За ними потянулись другие куски дерева, расслаиваясь на относительно тонкие доски и прилегая к будущим бортам. Когда доски, изогнувшись, застыли, их края сомкнулись, а щели исчезли, бесследно зарастая. Ксинг ходил вокруг корабля, сосредоточенно следил, чтобы всё встало на своим места: надстройка на «корме», просторная комната под названием «каюта», пол сверху, который моряки называли «палубой». Ксинг засмеялся вслух — его знание морских словечек могло поразить кого угодно!
Последние куски дерева он пустил на три мачты, из которых теперь жёстко торчали поперечины, делая мачты похожими на обглоданные рыбьи плавники. На плоской носовой части он вырастил рельефную демоническую морду, призванную отпугивать непогоду и недобрых духов — всё, как на настоящем корабле, только лучше. Напоследок он добавил по бокам корпуса два дополнительных «плавника» — это сделало судно действительно похожим на рыбу со злобной оскаленной пастью.
Закончив приготовления, Ксинг осмотрел готовый корабль — пусть тот и был относительно небольшим, но смотрелся неплохо. Широкие полукруглые бока, высокое ограждение вокруг палубы, обрубленный нос с выдающимся далеко парапетом, «корма» с комнатой, где можно поставить хорошую кровать, и даже «трюм» в который вела крутая лесенка, пусть при наличии браслета ничего хранить там не предполагалось. Ксинг не стал делать ни вёсел, ни руля ведь такой корабль предназначался не для плавания, а значит, за манёвры отвечали «плавники» по бокам. Так что на парапете, нависающем над обрубленной носовой частью, он поставил толстую палку, призванную служить подобием рулевого весла. Подумав, он её раздвоил, сделав похожей на рукоять того ужасного меча — чтобы было удобнее хвататься двумя руками.
Осмотрев своё творение и оставшись довольным увиденным, Ксинг нащупал в браслете свёртки ткани, украденные в башнях колдунов, и вытащил их наружу. Прикинув размеры, он также извлёк и халаты, платья, плащи и накидки — всю шёлковую одежду, разобраться с которой до сих пор не доходили руки.
Дальше пришлось хорошенько потрудиться, объединяя разрозненные куски ткани в большие полотнища, соединяя нитку с ниткой, волокно с волокном. В итоге у него появились три больших куска шёлка и два куска поменьше. Ткань взлетела вверх и в стороны, развернулась на мачтах и плавниках, намертво прирастая к поперечинам, делая «кости» наконец-то похожими на настоящие мачты с парусами. Скреплять мачты и реи канатами он не стал — во-первых, у него не было подходящих канатов, а во-вторых, даже если крепчайшая, составляющая с корпусом одно целое, укреплённая ци мачта сломается — он всегда может вернуть всё в исходный вид с помощью капельки ци.
Внешний вид парусов оказался ужасен: цветные пятна разномастных тканей делали их похожими на полную заплаток одежду нищего, так что Ксинг потратил ещё немало усилий, вычищая их от краски и делая идеально белыми.
Теперь настала пора талисманов. Ксинг достал несколько слитков азрака, с помощью элемента Металла разделил их на пластины и, используя как магию колдунов, так и навыки, изученные в Могао у Цая Шаолуна, принялся покрывать их надписями.
Закончив, Ксинг отправил каждый талисман в свою часть корабля, где погрузил их прямиком в древесину. Вынув ещё один слиток азрака, он превратил его в мелкую пыль, а затем отправил эту пыль к парусам, где она осела большими иероглифами «движение» красивого голубого цвета.
Последнее действие Ксинг совершал с максимальной осторожностью, отбежав подальше от корабля и скрывшись за холмом. Он вытащил огромный кристалл, что напоследок стащил из главной башни Ахрибада, и тут же накрыл его своей ци. Огненная энергия плеснула во все стороны, прокатилась по его телу и оплавила землю, превратив растения в пепел, а землю под ним в чёрное потрескавшееся стекло. Одежда из кожи саламандры прекрасно выдержала жар, так что Ксинг улыбнулся, вобрал из кристалла оставшуюся ци и, пропустив через даньтяни, медленно выпустил наружу.
Он осмотрел кристалл, удовлетворённо отметив его чистоту и прочность, а затем убрал решётку из азрака, в которую тот был заключён, собрав её в слиток. Размер кристалла оказался слишком уж огромным, поэтому Ксинг отделил небольшую часть, сделал из неё шар, размером с человеческую голову, после чего отправил остатки обратно в браслет.
Вернувшись на корабль, он создал ажурную оправу из азрака, и поместив в неё шар, прикрепил его в трюме прямо к главной мачте.
Следовало испытать творение. Ксинг посмотрел на солнце, с неудовольствием отметив, как долго провозился, потратив немало времени.
Он взошёл на палубу, поднялся на нос корабля, взялся за рукояти рычагов управления и направил в корабль ци. Энергия потекла через дерево, собралась в талисманах и парусах. В глубине корабля ярко запылал, прекрасно видимый отсюда в духовном зрении стеклянный шар — сердце корабля.
Ксинг почувствовал лёгкий толчок в ноги — корабль оторвался от земли и завис над ней на высоте нескольких человеческих ростов. Он потянул рычаги управления на себя и корабль, набирая скорость и высоту, полетел в море.
Ксинг вздохнул. Он и не думал, что конструкция идеальна, но обнаружить столько недостатков прямо в первом полёте тоже не ожидал. Он круто развернул корабль к берегу, после чего бросил рычаги, оставив его висеть на месте. Затем, спустившись в трюм, подошёл к самому носу и приложил руку к обшивке. Древесина разошлась в сторону, открывая рёбра корабля и центральный брус. Подумав, Ксинг убрал большую секцию бруса, создавая ничем больше не закрытую дыру в корпусе. Он извлёк остатки кристалла и, преобразовав ци в элемент Земли, превратил его часть в плоский лист, напоминающий стекло. Этот лист закрыл дыру, превратившись в огромное окно, позволяющее смотреть не только вперёд или вверх, но и даже под ноги.
Ликвидировать главный недостаток — капитан корабля не может увидеть землю, над которой летает — оказалось довольно просто. Поэтому Ксинг убрал рычаги управления с палубы и перенёс сюда в трюм. Подумав, он создал переборку, а в ней дверь, отделяя комнату управления кораблём от остальных помещений.
Далее он создал рядом с рукоятями управления постамент, в котором устроил ещё два рычага — один для управления высотой, а второй — для скорости. Главный рычаг он тоже изменил, преобразовав его в круглое колесо, словно на телеге, только с торчащими из него удобными ручками. Немного пришлось повозиться с изменением управляющих талисманов, но усилия того стоили: испытания показали, что всё работает как надо.
Сколь бы большим ни был «иллюминатор», но зрение он всё равно ограничивал. Но Ксинга это не сильно беспокоило, он и так чувствовал окружающую корабль ци. Как таковой необходимости смотреть обычным зрением не было, капитанский иллюминатор он создал лишь исходя из пылающего в сердце чувства прекрасного.
По сути, корабль вышел полной противоположностью цепа: если полёт на цепе ограничивал духовное зрение, то корабль ограничивал обычное, если цеп делал это спереди, то корабль — со всех остальных сторон. И всё равно, оно того стоило.
Теперь он мог как гордо стоять на носу корабля, подставляя лицо набегающему ветру, так и находиться здесь, в комнате управления, чтобы лучше видеть дорогу. Конечно, корабль остался без демонического лица, но всех злых духов Ксинг мог отпугнуть и сам, а непогода — о ней следовало позаботиться отдельно. Он извлёк ещё один слиток азрака, создал новую пластину талисмана и прикрепил её к главной мачте, прямо напротив светящегося голубым светом сердца.
Управление на верхней палубе Ксинг всё же сделал, повторив управляющее колесо с рычагами и здесь. Он вновь поправил потоки ци и снова совершил пробный. полёт. Получилось хорошо, но снова не идеально. Невидимая сфера, созданная талисманом, окутывала корабль со всех сторон, не только не давая ветрам и штормам сбивать его с курса, но и защищая от дождя и капель воды. Вот только защита вышла слишком уж плотной, так что теперь, с какой бы скоростью Ксинг не летел, волосы, как это происходило с героями в кристаллах, на ветру не развевались. Наскоро решив проблему, установив ещё один талисман, призванный давать небольшой ветерок в зависимости от скорости, Ксинг, проверил работу и, скрепя сердце, всё-таки решил удовлетвориться столь неизящным, мягко говоря, решением.
Сейчас не было времени изучать содержимое ограбленных ахрибадских библиотек, иначе он бы создал марионетку, способную стоять у управляющего колеса и держать правильный курс. Колдуны, конечно же, использовали для их создания смерть и мучения людей, но Ксинг знал, что марионетки попроще можно создать и самому, как это когда-то делала Шадия. Воспоминания о Шадии не только кольнули сердце беспокойством за девушку, но и напомнили о его собственной беспомощности. Следовало как можно быстрее закончить дела в Империи, чтобы вернуться в Ахрибад и проверить, всё ли с ней в порядке. Ксинг тосковал о Мэй, хотел снова увидеть Шадию, но никак не мог забыть и об Альмирах. Все три девушки были дороги Ксингу, а настоящий герой никогда не бросит ту, кто ему дорог!
Он покрепче ухватил управляющее колесо, поднял корабль в воздух и направил его в в сторону Могао. Вернее в место, где, как надеялся Ксинг, Могао находится.
☯☯☯
Вспоминая своё первое плавание на черепашьем панцире, Ксинг широко улыбался. Тогда его качало на волнах, приходилось есть одну лишь рыбу и прочих морских обитателей, и довольствоваться лишь теми вещами, что не сломались и не испортились при падении панциря с обрыва. Теперь всё было по-другому: у него имелись не только огромные запасы еды, но и немалое количество различных материалов и мебели. Ксинг установил курс полёта, после чего прошёлся по кораблю, заканчивая внутреннее убранство — проделал отверстия в бортах, устанавливая в комнатах большие иллюминаторы, устроил себе небольшую алхимическую лабораторию, оборудовал отдельную кухню, которую моряки называли странным словом «камбуз», маленькую кузницу и отхожее место под названием «гальюн». Для всего этого пришлось до предела сократить размер трюма, но так как в нём необходимости не было вообще, Ксинг не очень переживал.
Теперь, после лет проведенных в Ахрибаде, городе, стоящем посреди пустыни, Ксинг понял, что соскучился по рыбе. Там, конечно, по склонам стекали ручьи и маленькие речушки, но желающих отведать рыбки имелось гораздо больше, чем самой рыбы, так что рыбных блюд никто не видел целые циклы и столетия. Поэтому Ксинг решил воспользоваться тем, что находится над морем. Когда он увидел небольшой пустынный скалистый островок, то опустил корабль, оставив его висеть над скалами. Ци океана в данном месте была довольно сильной, так что он рассчитывал полакомиться чем-то экзотическим.
Ожидания полностью оправдались. Стоило нырнуть под воду, как на него накинулись две огромные ящерицы, напоминавшие саламандр из Лахиб Шадид всем, кроме цвета шкуры — небесно-голубой и, как выяснилось во время свежевания туш, красиво переливающейся на солнце. Ловить рыбу, владея элементом Воды, всегда являлось простейшей задачей, так что Ксинг быстро пополнил запасы и полетел дальше.
Поставив возле управляющего колеса удобное кресло, Ксинг начал изучать свитки в поисках способа создания марионеток, планируя в будущем выяснить у моряков, что такое этот самый «компас» и сделать так, чтобы не требовалось самому управлять кораблём, которому он поначалу хотел дать название «Свирепый Феникс». Увы, столь грозное имя подходило, скорее, кораблю настоящего героя, поэтому Ксинг, поколебавшись, решил назвать его «Солнечным Жаворонком», в честь отважных и свирепых птичек из Лахиб Шадид с таким нежным и полным огненной ци мясом.
Океан всё также растворял и рассеивал ци, но за годы, проведённые, культивируя в Лахиб Шадид, Ксинг стал немного сильнее, так что теперь мог засекать морских обитателей даже на глубине. Поэтому он летел вперёд, тщательно обшаривая не только горизонт, но и морское дно — не столько в ожидании каких-то опасностей, сколько в расчёте найти что-то вкусненькое.
И этот расчёт полностью оправдался! Ксинг не только нашёл множество видов рыбы и осьминогов, он даже обнаружил глубокую расщелину, где, нырнув на дно, увидел целую кучу огромных мидий. Захватив парочку и вернувшись на корабль, Ксинг с нетерпением раскрыл створки одной из них. Увиденное его потрясло настолько что он, оставив мидий на столике, вновь бросился в воду и ушёл обратно на глубину, собирая всех мидий, которых смог найти.
Этот цвет он не перепутал бы ни с чем на свете! Именно из этих мидий были созданы его любимые красные чернила, которыми он писал свои гениальные цитаты в прошлой жизни. Пришлось, конечно, немало повозиться, но в итоге он стал обладателем огромной стеклянной бутылки с жидкостью тёмно-красного, почти чёрного цвета.
Ксинг вышел на палубу и поднял бутылку вверх. Из узкого горлышка вырвалась тонкая струйка жидкости, разделилась на три части и полетела в сторону парусов. Ксинг сосредоточился до предела, пропуская наполненный ци краситель сквозь шёлковую ткань, пропитывая её, заставляя окраситься на всю глубину. На главные паруса ушла почти половина бутыли. На боковые плавники ушло совсем чуть-чуть, так что Ксинг зарастил горлышко и убрал остатки в браслет. К сожалению, в пяти дюжинах раковин нашлась лишь только одна ярко-красная жемчужина. Как оказалось, этот жемчуг был полон сильной ци, его можно было использовать как для создания артефактов, так и в качестве компонента эликсира. Но увы, на поиски нового жемчуга не было времени. Поэтому Ксинг напоследок оглядел ярко-красные паруса, делавшие корабль действительно похожим на солнечного жаворонка Шу-Ни, и полетел дальше.
Он мчался вперёд, тщательно исследуя океан, ощупывая ци дно и встречающиеся острова. Он не собирался тратить времени, но и упустить воспетую в кристаллах и свитках «удачную встречу» или же «выпадающую раз на поколение возможность» тоже не собирался.
И эта возможность появилась рассвете следующего дня, когда огненный диск солнца уже поднимался из-за края моря, а луны на светлеющем небе прятали своё сияние. Ксинг не сразу понял, что произошло — где-то там за горизонтом, на многие и многие ли в стороне от курса, он почувствовал слабый, едва уловимый отблеск знакомой ци.
Не раздумывая, он круто заложил набок рулевое колесо и направился в сторону этого источника, выжимая из «Жаворонка» всю скорость, которые могли дать обновлённые и усиленные красными чернилами заново зачарованные паруса.
Несколько раз ему показалось, что он ошибся, что ему мерещится, что коварный океан в который раз сыграл дурную шутку, растворив и исказив свою могучую энергию. Но по мере приближения уверенность Ксинга крепла, так что он, оставив висеть корабль над поверхностью океана, решительно нырнул под воду.
Морская вода, затекая в лёгкие, неприятно пощипывала ноздри, но Ксинг не обращал внимание. Дыхание его участилось — то ли из-за спешки, то ли из-за плещущейся в теле воды, покидающей нос маленькими пузырьками. Тонкий слой внутренней энергии отталкивал воду от глаз, позволяя видеть на глубине ясно, а не так, как когда-то в Дуоцзя, и Ксинг, ускорившись до предела, направился в глубокую расселину. Элемент Воды ласково обнимал тело и толкал вперёд со скоростью летящей стрелы, так что вскоре Ксинг достиг дна, а затем, петляя через узкие изгибы между кораллами, уступами, растениями, зубастыми рыбами и какими-то страхолюдными монстрами с саблями и трезубцами, приблизился к одиноко плывущей фигуре, налетел на неё и обхватил руками.
Большая серая рыба с шершавой кожей, красно-рыжим гребнем на голове и мощным чешуйчатым хвостом умудрилась развернуться. Её выпученные глаза и приоткрытый полный острых зубов круглый рот придавали безносой морде выражение искреннего удивления.
Дёрнувшись несколько раз в его хватке, рыба обмякла. Она наклонила голову и коснулась своим широким лбом лба Ксинга.
— Ксинг! — прозвучал в его голове знакомый голос. — Это действительно ты!
— Ну здравствуй, Альмирах! — улыбнулся Ксинг, выпустив цепочку пузырьков. — Я по тебе скучал. Мне так тебя не хватало!
☯☯☯
Яркие лучи солнца пробивались сквозь толщу воды, белый песок, покрытые кораллами, подводными растениями и цветами скалистые уступы, снующие тут и там яркие цветастые рыбы — всё это придавало окружающему пространству сказочный, почти нереальный вид. Но Ксинг не смотрел по сторонам, его даже не интересовали дюжины и дюжины окруживших его вооружённых существ, обладающих сильной ци.
— Нравлюсь? — спросила Альмирах, игриво кувыркнувшись в воде.
— Нравишься! — ответил Ксинг, ничуть не кривя душой.
Тут, на глубине лишь дюжины человеческих ростов — почти что на на самой поверхности, Ксинг смог рассмотреть её во всём великолепии. И Альмирах была красива, пусть и нечеловеческой красотой. Красива, словно дельфин, или косатка — с матовой прочной шкурой, блестящей чешуёй, перепонками между пальцами четырёхпалых нечеловеческих рук и хищной гибкой грацией мурены. В её теле ничего не напоминало женщину — плоская серая грудная клетка не имела никаких выпуклостей, а женские бёдра заменял чешуйчатый хвост. Монстры, которым Альмирах приказала остаться в стороне, были на неё похожи, но не совсем — в их пропорциях было что-то неприятное и дисгармоничное.
— А как тебе наши детки? — хищно улыбнулась Альмирах.
— Что? — изумился Ксинг. — Наши?
Тут под водой приходилось общаться с помощью ци, так что он даже на мгновение решил, что что-то неправильно понял.
— Может и не совсем наши, но ты-то уж точно поучаствовал в их рождении!
Она вновь покатилась в беззвучном смехе, продемонстрировав зубастый оскал. На Ксинга накатило странное оцепенение — он знал, что где-то среди бадави у него, возможно, есть ребёнок, к тому же и не один, но никак не ожидал заиметь в качестве детей целый косяк рыбы!
Альмирах, увидев его замешательство, ещё сильнее рассмеялась — её ци несла лукавство и искреннюю радость. Наконец, она решила перестать его мучить.
— Мне и самой не по сердцу эти отродья семени Шарифа. Но они сильны и полезны, их очень много и они беспрекословно меня слушаются. Даже сейчас, столько лет спустя, мне не верится, что теперь я мать. Мать тритонов!
Ксинг подплыл к ней ближе и заключил в объятия. Её тело было прохладным, чуть теплее окружающей воды.
— Что случилось с тобой после нашего расставания? — спросил Ксинг, вкладывая в ци беспокойство и заботу.
Альмирах обмякла в его руках и ответила:
— Мне было очень больно и страшно, но ты пришёл и забрал мою боль. А потом… Во время вашей битвы я оставалась слабой и беспомощной, не смогла ничего сделать. Но ты пришёл снова и защитил. Накатила волна, тот шар выдержал удар, лопнув потом, уже в море. Большая часть отродий Шарифа смыло, но часть осталась со мной, с той, кто её породил. До сих пор не знаю как, но я почувствовала, что каким-то образом могу отдавать им приказы.
— Шариф не рассчитывал, что ты выживешь, — пояснил Ксинг, припоминая подробности многих украденных и прочитанных колдовских книг. — Ему нужна была армия, послушная, сильная и исполнительная. С её помощью он хочет захватить часть моей родины — весь полуостров Дулунхай и главный порт Могао. Поэтому…
— Могао? — удивилась Альмирах. — Но там же столько кораблей и моряков!
— …поэтому он и наложил чары, заставляющие воинов беспрекословно подчиняться. Для этого ему и понадобилось использовать своё семя — это создало нерушимую связь ребёнка и родителя. Вот только он никак не рассчитывал, что выживешь ты — их мать, чья связь с детьми, вышедшими из её чрева, плоти от её плоти, а значит и сила магии подчинения, намного сильнее.
— Это было ужасно! — сказала Альмирах, её ци несла отголосок застарелой боли, страха и печали, если бы русалки могли плакать под водой, она бы рыдала. — Я не понимала, что происходит. Мне было больно, боль выворачивала моё тело, когда его изменяло магией. До тех пор у меня никогда не было ног, но каким-то я образом знала, как этими ногами ходить! Люди мне всегда казались странными розовыми мягкими созданиями, лишь ненамного плотнее медузы, но я начала их воспринимать, словно они — моё племя! Даже Шариф, Шариф! Тогда он показался бы мне привлекательным, если бы не ужасные дела, которые творил! Моя голова болела, мне казалось, что она сейчас расколется и разлетится на тысячи осколков, но я стала понимать его язык! Человеческий язык, эти непонятные колебания воздуха! Тогда я стала человеком по-настоящему, не только телом, но и разумом!
Ксинг ещё сильнее прижал её к себе, гладя безволосую шершавую голову и ненароком касаясь гребня.
— Но хуже всего стало потом, — продолжала девушка. — Каменная плита, исписанная непонятными символами, на которой я лежала, прикованная за руки и за ноги. А потом он! Его руки, жадно щупающие моё тело, все выросты, которых у меня раньше не было, но которые теперь ощущались столь же естественными, словно хвост, гребень или перепонки на пальцах! И боль! Не сильная, намного слабее той, что я перенесла чуть ранее, но такая унизительная! И его омерзительный довольный смех! Моё детство и юность прошли при отцовском дворе, я была избалованной принцессой, привыкшей только ко всему хорошему. Тогда мир для меня рухнул. Так что когда Шариф запер меня на том острове, я отчаялась. Я делала попытки уйти, выбраться с острова. Но меня каждый раз останавливали стражи. Да и если бы мне удалось уйти от стражей и нырнуть в море — куда бы я поплыла? Из этого маленького мирка не было выхода.
Ксинг молчал. Несмотря на то, что теперь Альмирах была похожа на рыбу, внешность не имела значения. Как бы она ни выглядела — это была его Альмирах, его прекрасная русалка, девушка, которая, как и Мэй, и Шадия, заняла прочное место в его сердце. И когда он слушал этот рассказ, сердце разрывалось.
— Больше года я пробыла заключенной на этом острове, мой мир ограничивался лишь маленьким озерцом и окружающим лесом, а еда — лишь фруктами и рыбой, которую я могла поймать. А потом появился ты — такой добрый, ловкий и умелый. Ты уничтожил неуязвимых стражей, и, пусть я оставалась запертой на острове, но почувствовала, что границы моей клетки рухнули, что ещё чуть-чуть — и я получу свободу. Именно тогда я тебя и полюбила. И ты… Ты сделал меня сильной, во много раз сильней, чем я когда-либо была, поделился со мной частичкой своей силы. Тогда, несмотря на плен, несмотря на то, что оставалась на острове, я была счастлива. А потом… потом он появился опять и снова отобрал у меня всё!
Мощная волна ци, несущая злость, гнев и ярость выплеснулась из Альмирах, ударяя во все стороны, испаряя воду, разрушая камни и кораллы и взметая песок. Поток воды сорвал замерших неподалёку «деток» с мест и откинул прочь, закрутив, словно листья на ветру. Ксинг легко удержал её в руках, наклонился и мягко поцеловал в прохладную щеку.
— А что ты делала, когда меня унесло прочь? — спросил он, частично из искреннего интереса, а частично — чтобы отвлечь её от мрачных мыслей.
— Поначалу я оказалась в океане прямо в человеческом теле. Но затем, когда ко мне вернулось немного сил, я умудрилась покорить чары превращения, вернула себе свой обычный вид, собрала оставшихся мальков и поплыла домой. Ловила рыбу и кормила их — с той силой, что я получила от тебя, это было слишком легко. Я очень хотела тебя найти, но не знала как. Поэтому я отправилась домой. А там… Воссоединение с семьёй произошло не так, как я это представляла.
— Тебя не приняли? — догадался Ксинг.
— Не совсем. Приняли, но… — в ци Альмирах мелькнула горечь. — Не всякая русалка рождается с даром, но у меня он был. С детства я имела дар понимания — я понимала других живых существ: как рыб, так и остальных морских обитателей, к примеру, черепах и могла с ними говорить. Я считала, что морские боги надо мной посмеялись, одарив столь бесполезным и ненужным умением. Лишь когда мы с тобой встретились, когда я смогла с тобой общаться, то поняла, насколько мой дар — настоящее благословение. Ну так вот, благодаря тебе, я стала сильнее. И дар мой тоже усилился. Я понимала. И я поняла… Поняла, что они считают, что это моя вина. Они меня не презирали, но считали глупой девчонкой, совершившей ошибку, хотя ничего из произошедшего не случилось по моей воле. Они были столь добры, столь снисходительны к этой дурочке, пустив её обратно домой, позволив жить там, где она и так прожила всю жизнь! И отец, и мать решили не позволить мне больше эту ошибку повторить. Найти мне тритона из хорошей семьи, чтобы я уняла водоворот в голове, вышла замуж, успокоилась и остепенилась. Но каждый из женихов мне показался таким жалким, таким глупым, таким слабым, что выдержать дальше я просто не смогла!
— Альмирах, я видел много как людей, так и других живых существ, — сказал Ксинг. — Ты сильна, сильнее почти всех, кого я когда-либо встречал. Я не знаю, что произошло при морском дворе, не имею представления о силе остальных морских обитателей, но уверен, что при желании ты смогла бы одолеть их всех, если не сама, то с помощью вот этих твоих «мальков».
Альмирах упёрла ему руки в грудь, чуть отстранилась, запрокинула голову и захохотала беззвучным смехом. Потоки ци, несущей смех и веселье, прокатились по Ксингу тёплыми ласковыми волнами.
— Когда-нибудь я перестану удивляться тому, насколько сильна твоя интуиция, — отсмеявшись, сказала она. — Ты прав, терпеть после всех испытаний я больше не собиралась. «Мальки» к тому времени подросли. Они с самого начала были сильны, а потом стали ещё сильнее. Тупые, как последний тунец, почти неразумные, но бесстрашные и очень исполнительные. Нужда в них просто-напросто не возникла. Сихир, или как ты его называешь, ци, во мне стал настолько силён, что я запросто одолела не только отца, не только женихов, но и всю отцовскую гвардию. Произвела узурпацию власти, став морской правительницей.
— То есть ты теперь — императрица моря? — изумлённо воскликнул Ксинг, выпустив изо рта цепочку пузырьков.
— Была! — рассмеялась Альмирах. — Я продержалась несколько месяцев. Не знаю, что в этом находит отец, но я вернула ему трон и даже попросила прощения. Более скучного, бесполезного и неблагодарного занятия мне не найти, даже если я решу когда-нибудь пересчитать все песчинки на дне, либо оборвать один за другим каждый лепесток океанских анемон. Трон отцу я вернула. Но они поняли намёк, больше выдать замуж не пытались. А потом мне просто стало скучно, я собрала «детей» и отправилась путешествовать. Ведь во стольких местах я ещё не бывала, столького не видала! К тому же, я искала тебя. И как видишь, нашла.
— Это я тебя нашёл! — засмеялся Ксинг. — Ты ещё не знаешь, но я сделал корабль, и он летает! Хочешь посмотреть?
— Конечно! — быстро ответила Альмирах. — Почему-то я совсем не удивлена, что ты получил крылья!
— Ты говорила о моряках и кораблях Могао, — напомнил Ксинг. — Откуда ты об этом знаешь?
— Откуда русалка, живущая в море, знает, откуда и куда больше всего ходит кораблей людей? — переспросила Альмирах. — Конечно же я знаю! Наши девчонки любят дразнить ваших моряков, так что частенько плавают рядом. И ты не поверишь, но, похоже, ваши моряки принимают их за человеческих женщин! Ну, если судить по тому, какие они делают жесты и как свистят.
Ксинг вспомнил про многочисленные разговоры про русалок в «Панцире» и вновь рассмеялся. Похоже, они возникли не на пустом месте.
— Плавания длинные, одинокие, к концу привлекательным покажется даже осьминог. А ты можешь показать мне путь к Могао?
— Я же дочка морского царя! Конечно могу! Только заплыл ты далековато. А зачем тебе туда? Ты же говорил, что в Империи что-то случилось, когда тебя хотели принудить к женитьбе.
— Шариф, — ответил Ксинг. — Он планирует нападение на Могао.
Альмирах оскалилась и вновь ударила во все стороны волной ци.
— Я иду с тобой, — наконец, когда успокоилась вода и улёгся песок, сказала она.
Ксинг задумался. С какой бы стороны он не смотрел, это было прекрасной идеей. Если Альмирах сможет постоянно показывать направление, тогда он попадёт в Могао в кратчайшие сроки. Пусть она выглядит как рыба, но Ксингу-то важна вовсе не внешность, он соскучился и хотел бы пробыть с ней как можно дольше. К тому же Альмирах может управлять тритонами, а значит, сможет отобрать у Шарифа немалую часть войска. Недостатки тоже были — в этой форме Альмирах не может жить без воды. Но какой же из Ксинга герой, если он не сможет обустроить на верхней палубе достаточно большую ванную? Да, для этого придётся хорошенько укрепить конструкцию «Жаворонка», но ничего такого, на что бы ушло больше тысячи дюжин сердцебиений.
— Пойдём! — улыбнулся Ксинг. — Хотя подожди! А как же твои тритоны?
— Дети поплывут следом, они найдут меня где угодно. Но одного, самого смышлёного, давай возьмём с собой.
Ксинг удивился, но кивнул. Ванную, конечно, придётся сделать побольше, но это и все сложности. К тому же еды у него хватало даже чтобы некоторое время прокормить всё её войско.
Он ухватил Альмирах за перепончатую руку и потянул наверх, туда, где ярко горело в восприятии ци кристаллическое сердце корабля. Следом за ними поплыл самый крупный тритон с трезубцем в руке. Добравшись до поверхности моря, Ксинг подхватил Альмирах на руки, взлетел в воздух и опустился на палубу парящего над морем «Жаворонка». Затем, подчиняясь его воле, море вспучилось и заключило тритона в шар воды, который поднялся на палубу, выбросил своего пленника и выплеснулся за борт.
Тритон, к удивлению Ксинга, не стал биться, словно рыба, выброшенная на берег. Его тело окутало невидимое сияние ци, хвост раздвоился, превратившись в перепончатые лапы. Тритон встал на ноги и уставился на Ксинга блестящими стеклянными глазами.
— Удивлён? — спросила Альмирах, её ци несла толику веселья.
— Если честно, да, — задумчиво ответил Ксинг. — Но если так подумать… Шариф планировал вторжение на сушу, а значит о том, чтобы его армия была в том числе и сухопутной, позаботился ещё когда… В то время когда он… Когда он тебя…
— Когда он погрузил в меня своё мерзкое семя! — жёстко поправила Альмирах. — Я думаю, именно для этого он и превратил меня в человеческую женщину, чтобы мальки унаследовали не только морской облик. Вот только знаешь что, Ксинг?
— Что?
— Помнишь, я сказала, что у меня был дар понимать других живых существ? И что, очутившись снова в океане, сумела подчинить чары превращения?
— Конечно, — ответил Ксинг, — а что?
— Главное тут, что этот один-единственный дар у меня только «был», и что превращение удалось не сломать, а «подчинить». А «есть» теперь у меня целых два дара!
Её тело охватило сияние ци и Ксинг почувствовал, как чешуя и шершавая акулья шкура изменяются, превращаясь во что-то шелковистое и мягкое. Лёгкий ветерок, постоянно овевающий палубу, всколыхнул пышные длинные красно-рыжие волосы, возникшие на месте головного гребня. Альмирах довольно наблюдала за его изумлением бездонными голубыми глазами и улыбалась полными алыми губами, демонстрируя красивые белые зубы. Затем извернулась у него в руках, обхватив длинными стройными ногами, и прильнула к нему в долгом страстном поцелуе.
☯☯☯
Вскоре Ксинг понял, для чего хитрая Альмирах попросила взять одного из своих детей. Как оказалось, она, словно прилежная ученица Неукротимого Дракона, всё спланировала заранее. Она, конечно, не имела никакого представления о способах управления «Солнечного Жаворонка» и считала, что слово «корабль» означает поднимать и опускать паруса, а также поворачивать руль. Она решила, что если Ксинг это делает в одиночку, значит, его может подменить и тритон. Альмирах вовсе не желала, чтобы хоть одно из столь ценных мгновений, которые они могли бы провести вместе, Ксинг тратил не на неё, а на корабль.
Она оказалась совершенно права по факту, пусть и ошиблась в предположениях. Создавая рычаги и колесо управления, Ксинг руководствовался лишь смутными желаниями, чтобы всё было «как у настоящего героя», ведь ничего не стоило управлять «Жаворонком» откуда угодно с помощью ци. Когда-то он планировал создать и поставить к рулевому колесу марионетку. Теперь же с появлением Альмирах, появилось кое-что гораздо лучше.
Пусть теперь русалке не требовалась для жизни вода, но воду она всё равно любила, так что Ксинг всё-таки устроил на палубе большой стеклянный бассейн, а ещё один, совсем маленький, установил в комнате управления для их чешуйчатого рулевого. Ксинг где-то слышал, что строители больших домов, башен и кораблей должны специально учиться, делать какие-то расчёты и учитывать нагрузки. Но ему это не особо потребовалось — у него имелась ци, а этого, как показал многолетний опыт, всегда достаточно.
Ксинг не знал, каким образом так получалось, но рыбочеловек действительно знал, куда следует двигаться, и уверенно показывал перепончатой лапой в одном и том же направлении. И он действительно оказался достаточно смышлённым: стоило показать, как пользоваться колесом и рычагами, и проконтролировать, как внезапно высвободилась куча времени, которое теперь, когда с ним вновь была Альмирах, Ксинг прекрасно знал, как провести. Они много болтали, рассказывая друг другу о времени, проведенном с момента расставания, усиленно занимались парной культивацией, используя для этого каждый уголок «Жаворонка», включая верхушки мачт, на которых пришлось удерживаться с помощью ци.
Пусть Ксинг и пустил весь имеющийся шёлк на создание парусов, в глубинах браслета оказалось достаточно других тканей и одежды, так что он создал для Альмирах несколько нарядов. И пусть большую часть времени они не использовались, девушка оказалась очень благодарна. Также Ксинг сделал для неё ещё один браслет, использовав при создании ту самую алую жемчужину.
Как и браслет Шадии, он являлся не только пространственным хранилищем, но и помогал накапливать дополнительную ци. Как и браслет Шадии, Ксингу пришлось надевать его собственноручно, изменяя размер, чтобы внутрь пролезла кисть девушки, и чтобы он потом достаточно плотно обхватил запястье. Как и Шадия, Альмирах очаровательно покраснела, а потом накинулась на него в жарком порыве страсти.
Ксинг не знал, имеет ли символическое значение подарок браслета женщине мужчиной, либо же был важнее процесс собственноручного надевания, но о символическом значении такого подарка смог бы догадаться даже последний глупец. Ксинг себя глупцом не считал и был готов принять на себя все требуемые обязательства. Но сначала следовало вернуться в Империю, разобраться с Шарифом, найти Мэй и сразиться с негодяем-учителем.
Путешествие на панцире черепахи заняло не один месяц, полёт на летающем корабле продлился всего лишь полдюжины дней. «Жаворонок» с честью выдержал все испытания — когда снаружи бушевал жестокий шторм, шёл сильный ливень и били молнии, так похожие на Небесное Воздаяние, здесь внутри всё так же дул лёгкий ветерок, а капли дождя обтекали невидимую сферу. Ксинг и Альмирах несколько раз выходили на носовой помост полюбоватся непогодой. Альмирах любила стоять, раскинув в стороны руки, подставляя лицо искусственному ветру, ну а Ксинг становился сзади, обнимая или просто придерживая её за талию.
Где-то вдалеке стала виднеться полоска побережья, количество духов воды там значительно уменьшилось, вместо них появились духи земли и древа. Они практически прибыли в Империю, так что Ксинг метался по палубе, сгорая от нетерпения.
— Что-то здесь не так! — нахмурив брови, сказала Альмирах. — Мы уже должны быть над Могао.
— Может мы где-то не там завернули? Или рыбий воин неправильно понял твои желания?
Альмирах на этот раз была настолько серьёзна, что даже проигнорировала сравнение с рыбами, на которые обычно надувала губки.
— Скажи, Ксинг, — сказала она, — ты смог бы заблудиться в своей Дуоцзя? Или раньше, в поместье рода Нао?
— Конечно нет! — ответил он. — Я понял, к чему ты ведёшь. Океан — твой дом. И в собственном доме никто не блуждает. И то, что ты не можешь найти Могао, означает только одно.
— Да, — кивнула Альмирах. — Мы опоздали!
Ксинг сцепил зубы. Он слишком много времени потратил на блуждание в пещерах, потерял почти что целый день на не особо нужную возню с хунхунами, на постройку корабля, а также на полёт в неправильном направлении, который, не встреть он Альмирах, мог закочиться вообще на другом краю мира. Ксинг понимал, что несправедлив к себе, что без точного знания, куда следует идти, быстрее справиться бы не получилось. Но для героя важен результат, а не оправдания, почему этого результата не удалось достичь.
— Ещё ничего не потеряно! — заметив его мрачное настроение, сказала Альмирах и поцеловала в щеку. — Ты справишься. Мои воины сильно отстали, они прибудут сюда только через пару дней. Мы можем подождать. Они обшарят всё дно и берег, найдут этот город, чего бы это ни стоило.
Ксинг тряхнул головой. Действительно! Как бы ни торопился Шариф, он не мог быть намного быстрее Ксинга. И если даже он умудрился захватить Могао, ну и что? Дариушу тоже удалось захватить Мэй Линь в плен, но Бао Сяо не предавался глупым терзаниям, а просто выхватил свой Стремительный Клинок и прорубил путь к её спасению!
— Спасибо! — ухмыльнулся он и поцеловал Альмирах в губы. — Но мы не будем никого ждать. Если Шариф захватил Могао, то это — временные трудности!
Ксинг ухватил Альмирах за талию и посмотрел ей в глаза. Она кивнула. Рыбий рулевой выбрался из трюма и, одарив их стеклянным взглядом, перелез через ограждение и прыгнул вниз, ничуть не беспокоясь из-за большого расстояния до воды. Ксинг, удерживая Альмирах, прыгнул следом. Он не стал сразу нырять в воду, а создал под ногами воздушную опору и вытянул свободную руку в сторону «Солнечного Жаворонка». Корабль окутался невидимым сиянием ци и исчез в браслете. Альмирах последовала примеру, поместила в браслет свою одежду, после чего приняла русалочью форму.
Ксинг сосредоточился и закрыл глаза, ощупывая окружающее пространство. Теперь, после Ахрибада, он знал, чего ждать и что искать, поэтому быстро нашёл место, где выпущенная им ци уходила в сторону, следуя линиям невидимого искажения. Ксинг до сих пор не знал, как это сделано — возможно, ответ до сих пор находился среди книг и свитков в его браслете. Но для того, чтобы что-то сломать, не обязательно точно знать внутреннее устройство, нужно лишь иметь достаточно большую кувалду. И такая кувалда у Ксинга имелась. Прижимая к себе Альмирах, он рухнул в океан. Вода закружилась вокруг их тел, охватывая плотным коконом, который сверху укрыла оболочка из внутренней энергии.
Кокон сдвинулся с места и приблизился к невидимой границе, оставляя одинокого тритона далеко позади. Невидимая сила попыталась отклонить его с пути, но Ксинг был к этому готов, поэтому, как и когда-то в Чёрной Пустыне, не дал такому случиться. Пространство треснуло и исказилось, пытаясь смять, разорвать и уничтожить кокон. Но теперь, после стольких лет культивации в Лахиб Шадид, эта когда-то ужасающая атака казалось попыткой младенца убить взрослого воина в броне, используя бамбуковый меч. Поэтому Ксинг легко преодолел барьер и оказался в спокойном море.
Перед духовным зрением вспыхнуло множество огней, как людей, некоторые из которых оказались хорошо знакомы, так и не менее знакомых сгустков ци, характерных для рыбьих отродий Шарифа.
— Настоящие герои не опаздывают и не приходят слишком рано! — широко улыбнулся Ксинг и поцеловал Альмирах в твёрдые рыбьи губы. — Настоящие герои всегда появляются вовремя!