Во всех известных Ханю историях герой, попав в подобное положение и получив свою порцию беспомощности и отчаяния, обязательно находил выход. Он использовал секретную технику, получал помощь верного друга или возлюбленной или же умудрялся обмануть врага, прикинувшись не тем, кем является. Но почему-то выход не находился, и тишина повисла в приёмной, словно гуань дао палача над шеей правителя мятежной провинции. Но Хань не отчаивался, ведь у него, как и положено герою, был верный и безотказный соратник — матушка. И кто бы ни предстал перед её пылающим взором — отец, духи предков, боги, демоны, драконы, да хоть сам Император — она никогда не оставит любимого сына в беде. И пусть этот мерзавец, словно западный варвар, незваным явившийся в их дом, получил поддержку отца, но против госпожи Лихуа у него нет ни малейшего шанса. Хань даже с некоторым предвкушением ожидал, как все усилия самозванца разобьются о непреклонность мамы, словно демонический клинок злодея об технику Несокрушимой Железной Рубашки героя. Пусть он осознает тщетность своих усилий!
К сожалению, этот подлец всё и так осознавал. Он почтительно, словно вернувшийся из военного похода сын благородному родителю, поклонился матушке и омерзительно мягким, почти любящим голосом спросил:
— Досточтимая госпожа Лихуа, простите, если я проявляю непочтительность, но буду ли я прав, если предположу, что вы страдаете от болей в почках? И временами у вас сводит шею и ноги?
Мать, приготовившая нахалу гневную отповедь, удивлённо замерла.
— Да, вы правы! Но откуда вы можете это знать? Я понимаю, если бы вы хотя бы проверили мой пульс, как доктор Суо…
Злодей вновь коротко поклонился, словно отдавая должное справедливости и мудрости её слов, и ответил:
— Вы совершенно правы, лучшего результата я бы добился, проверив ваш пульс. Но многое этот недостойный чужак может увидеть сразу, ощутив ток ци в вашем теле!
Матушка качнула головой и слегка улыбнулась. Улыбнулась! От подобного предательства у Ханя перехватило дыхание.
— Вы заблуждаетесь. Нет-нет, не по поводу болей. У меня нет ци.
— Простите, госпожа, при всём уважении к вашей мудрости, осмелюсь предположить, что это вам сообщил кто-то из упомянутых ранее уважаемых докторов.
— Разумеется, — благосклонно кивнула матушка, — меня осматривало множество специалистов.
— Значит, им ещё предстоит продвинуться по пути науки. Они заблуждаются.
Он несколькими стремительными шагами подошёл к стене, легко, словно это была невесомая ширма из шёлка и бамбука, подхватил кресло, тяжёлое, которое слуги носили только вчетвером, поставил его за спиной госпожи Лихуа и, без спросу подхватив её за запястье, помог сесть. При этом он полностью проигнорировал страдания Ханя, пытающегося дрожащими руками подняться из лужи непереваренного обеда.
— Ци есть везде и во всем. Ведь она — энергия жизни, пронизывающая все вокруг, от холодных звезд до самых раскалённых глубин земли под нашими ногами, от вершин гор до бездны океана. Она есть у деревьев и зверей, у богов и демонов, духов и призраков. И, конечно же, есть она у каждого человека. Да, у некоторых она сильнее, у других слабее, кто-то может ею разрубать горы и крушить врагов, а кому-то не удаётся даже задуть свечу. Некоторые не чувствуют её, ведь им неведомо, что она у них есть, а значит, не могут ею повелевать. У вас есть ци, госпожа Лихуа, чистая и прекрасная, столь же прекрасная, как и вы сами!
Хань от возмущения вновь замычал. Что этот подонок вообще себе позволяет? Лишь плохое самочувствие не позволило вновь кинуться на самозванца и по-настоящему его проучить.
— Если вы, госпожа, позволите этому недостойному коснуться вашего благородного тела…
К ужасу Ханя, мать благосклонно кивнула головой.
Руки злодея замелькали стремительными змеями, лёгкими незаметными движениями касаясь рук, запястий, лопаток, плечей и шеи матушки. Один раз они даже коснулись впадинки между ключицами! Наконец он вытянул палец и коснулся ей средины лба.
— Скажите, благородная госпожа Лихуа, как вы чувствуете себя сейчас?
Матушка покрутила шеей, замерла, словно прислушиваясь к себе, и округленными глазами изумленно уставилась на мерзавца. Несмотря на то, что он, не будучи её мужем, посмел её облапать, она не только не позвала стражу, но и улыбнулась тепло этому мерзавцу, словно собственному сыну!
— Ци есть везде и в каждом, — продолжил разговор самозванец. — Как и обычные мышцы, её можно развивать, усиливать и тренировать.
— Но мышцы можно повредить, — слабым голосом возразила матушка, — и так и случилось с моим Хаоню!
— Все, что повреждено, может быть излечено, — самодовольно заявил злодей, отступая от матушки и вновь коротко кланяясь. — Конечно же, при правильном подходе.
— Но доктора…
— …лечили ваше тело, но не привели в гармонию ток ци, поэтому результат всегда оказывался кратковременным. Я не специализируюсь в целительстве, но умею обращаться с боевыми травмами и ранами, полученными на тренировках. В том числе и с поражениями меридианов и акупунктурных точек.
Ранами? Он сказал ранами? Хань обнаружил, что его тело, словно само, постепенно отползает к испачканному креслу, собираясь под ним скрыться. Да, точно, обрадовался он, проползти возле кресла, заползти за ширму, пробраться к выходу и скрыться, приказав слугам никуда не пускать этого злодея. Ведь клятвы отца касались лишь самого Ханя!
— А ещё я отлично умею разыскивать спрятавшихся, — откуда-то с высоты прогремел ненавистный голос.
Могучий пинок отбросил кресло в стену, и Хань задрожал, глядя на обломки. Ведь чуть левее, и этот пинок пришелся бы прямо по нему!
— Встань.
— Я тебя не боюсь! — заявил Хань, даже не пытаясь подняться.
В голове его это звучало мужественным вызовом неумолимым обстоятельствам, вот только вслух вышло что-то тонкое и писклявое.
— Ты забыл проблеять «учитель», — хохотнул этот мерзавец.
Невыносимая боль пронзила тело Ханя, которое словно само подлетело в воздух, приземлилось и поскользнулось на разлитых по полу остатках супа. Супа из акульих плавников! Уже однажды съеденного!
— Встань, — прозвучал откуда-то сверху строгий голос.
Тело Ханя еще раз подлетело вверх и опять шмякнулось о пол, в этот раз гораздо гораздо болезненнее.
— Встань.
Слезы текли из глаз Ханя, но он поднялся, не желая повторения боли. Матушка, глядевшая на происходящее влажными глазами, закусила руку, затем вдруг отвернулась и выбежала прочь непривычно лёгкой и стремительной походкой.
— Где находится тренировочная площадка, ты, разумеется, не знаешь, — этот мерзавец даже не спрашивал, а утверждал!
Хань лишь продолжал сопеть. Отголоски только что причинённой боли занимали все мысли, не оставалось даже сил сетовать на несправедливость судьбы, на жестокосердность отца и духов предков, на внезапное и неожиданное предательство матери, бросившей его наедине с этим чудовищем.
— Не слышу твоего боевого крика, — не унимался самозванец.
— К-к-какого крика? — вырвалось у Ханя.
Он непроизвольно сжался, ожидая нового удара, но мерзавец легко, словно отряхивал пылинку, коснулся плеча Ханя, и тело вновь пронзила невыносимая боль.
Ответ был произнесён любезным и даже добродушным тоном с ноткой укоризны, как когда-то учитель каллиграфии Чень Цзы указывал на помарку в написании сложного иероглифа:
— «Какого крика, учитель».
— Какого кх-х-рика, учитель? — послушно просипел Хань.
— Боевого, состоящего из двух слов «да, учитель!». Иди за мной.
Хань, замерший в немом ступоре, лишь открывал и закрывал рот. «Учитель» сделал несколько шагов прочь и, не услышав за спиной его сопения, остановился и медленно развернулся. У Ханя внезапно заболел живот и невыносимо захотелось в туалет.
Как неоднократно рассказывали свитки и кристаллы, в тяжёлые и опасные моменты жизни к герою приходит просветление. Чувства обостряются, мысли становятся быстрыми и острыми, словно клинок полководца, а разум накрывает волна понимания. Как оказалось, кристаллы ничуть не врали. В стремительном водопаде ясности, понимания и интуиции Хань с потрясшей его самого уверенностью осознал, что ещё мгновение, даже доля мгновения — и его снова изобьют.
— Да, учитель! — закричал он.
Вернее, пытался закричать. Из-за сводящей тело боли звук получился жалким, более напоминающим сдавленный сип. Из глаз снова покатились слезы, а в носу хлюпнуло. Мучитель повернулся и отправился прочь, важно вышагивая и больше не оглядываясь, и Ханю больше ничего не оставалось, как поплестись следом.
— Спаси меня, спаси, — Хань вцепился в какого-то парня-слугу, чьё лицо показалось ему смутно знакомым.
Удара он не заметил, лишь мгновением спустя невыносимая боль пронзила тело, а неведомая сила отбросила прочь и покатила по полу.
— У тебя еще остались силы думать, плакать и искать спасения? Это хорошо, значит, можно нагрузить тебя сильнее, чем я рассчитывал, — заявил злодей.
Слуга, на помощь которого Хань понадеялся, как утопающий схватился бы за щепку в водовороте, куда-то бесследно исчез. Он попытался прыгнуть, чтобы, пробив тонкую рисовую ширму, проскользнуть в дверь, ведущую в личные помещения, куда чужакам нет хода. Увы, попытка провалилась — цепкие, словно клещи кузнеца, пальцы ухватили его за ухо и потащили по полу, как нерадивого щенка. Когда Хань решил, что ухо сейчас оборвётся, злодей разжал хватку и несколькими не очень болезненными, но обидными пинками заставил подняться на ноги. Хань оглянулся по сторонам, но слуг нигде не было. Эти трусливые неблагодарные твари позорно разбежались, вместо того чтобы защищать своего хозяина! Ну так хотя бы никто не увидел его унижения.
— Иди вперёд! — приказал самозванец. — Видимо, мне лучше следовать сзади.
— Но я не знаю, куда идти… — пропищал Хань, но, увидев занесенную для удара руку, быстро добавил: —…учитель!
— Не беспокойся, я направлю тебя куда надо! — засмеялся тот голосом злодея.
И действительно, каждый раз, когда Хань поворачивал не туда, куда надо, следовал обидный пинок, разворачивающий в нужную сторону. Таким образом под градом пинков Хань прошёл через дворцовый сад, мимо гостевых строений и помещений для слуг, вдоль казарм для воинов прямиком к тренировочным площадкам. И во время этого пути на Ханя смотрели, глазели вовсю, как слуги, так и тренирующиеся на плацу и стрельбище воины. Один из стражей, увидав обращение с наследником, даже выпустил стрелу не в соломенное чучело, а себе под ноги, за что тут же получил нагоняй от командира.
Увидав шанс, Хань сделал последнюю попытку сбежать, кинувшись под защиту верной стражи. Но не успел он сделать и пары шагов, как тут же полетел на утоптанную тысячами ног твёрдую землю плаца.
— Начнём, пожалуй, с лёгкой пробежки в пятьдесят кругов, — скомандовал сверху ненавистный голос.
Хань застонал и начал барахтаться. Как герой, собирающий последние силы, чтобы поразить неуязвимого противника, он тоже бросился прочь, суча ногами и пытаясь отползти как можно дальше.
Тело вновь поразила боль.
— Похвальное рвение! — зубасто улыбаясь, сказал самозванец, присаживаясь рядом на корточки. — Только ты кое-что забыл. Я сказал не ползти, а бежать. К тому же ты ползёшь в другую сторону. Ну а теперь беги!
Железная рука подхватила его за шиворот и развернула в нужном направлении, а болезненный пинок по заднице придал необходимую скорость. Хань послушно поковылял на подкашивающихся ногах.
— У меня что-то, видимо, со слухом, — вновь раздался за спиной голос, затем последовал новый болезненный пинок. — Ты ничего не забыл сказать?
— Да, учитель! — заорал Хань, подпрыгивая и срываясь, насколько мог, с места.
Когда он бегал в последний раз? Наверное, еще до наречения взрослого имени, но Хань в любом случае сейчас не вспомнил бы наверняка. В голове шумело, отголоски боли гуляли по телу, а в ушах тяжело бил оглушительный пульс. Каждый шаг давался с невероятным трудом, вот только стоило замедлиться, как тут же следовал новый удар.
— Быстрее! Я не говорил ползти!
— Да, учитель!
В голове все путалось, от жалости к себе перехватывало горло, руки не слушались, ноги заплетались. А этот злодей не только бежал рядом, но и лупил Ханя палкой, стоило тому замедлиться! Той самой палкой, которая совсем недавно висела у него за спиной, или шестом, или гирей — как бы ни называлась эта глупая крестьянская ерунда, сейчас это не имело значения. За каждой остановкой следовали болезненные удары, придающие ему сил на пару шагов, не более.
— Я… сдохсу, — с бульканьем вырвалось у него из горла.
— Учитель! — подлец подкрепил свои слова болезненным ударом ниже спины.
— Я не мо… — Ханя начало шатать, перед глазами поплыли черные круги.
— Есть силы разговаривать и не говорить «учитель», значит, есть силы и бежать!
Хань снова заревел раненным зверем, но этот злодей оказался воистину злодеем и даже не подумал сжалиться! Умру, умру, умру, стучало в голове Ханя в такт тяжёлым шагам. Потом не осталось сил даже думать, он лишь одну за одной переставлял ноги до тех пор, пока сознание не охватила спасительная чернота.
☯☯☯
В себя он пришел от того, что его окатило потоком нестерпимо холодной воды. В первый момент для его разгоряченного тела она показалось даже приятной, а затем попала в нос и рот, Хань забарахтался и взвизгнул.
— Ну вот, заодно и от блевотины отмыли, — прозвучал сверху ненавистный голос.
— Ха, ухыхех, — дождавшись ободряющего пинка, прохрипел Хань.
Самозванец отложил в сторону ведро и оглянулся по сторонам. Стражники, вовсю таращившие глаза, любуясь бесплатным зрелищем, после нескольких окриков командира вернулись к тренировке. Усмехнувшись под нос, злодей ткнул в заметно потемневшее небо.
— Вон там на нас идет туча, будет гроза, с молниями и проливным дождем, даже градом. Как считаешь, хорошая погода для тренировки? Заодно сможешь и напиться.
— Хухы, — вырвалось у Ханя, перед глазами которого все плыло.
— И слез не будет видно, — добавил безжалостный голос. — Думаешь, что уже умер и попал в подземное царство? Что хуже быть не может, хотя ты пробежал всего семь кругов? Мы еще даже не начинали толком… Не слышу ответа!
— Да, ухытел, — прохрипел Хань, пытаясь подняться.
— За годы своей жизни я усвоил несколько простых вещей, — продолжал вещать голос. — Хотя, пожалуй, для тебя они слишком просты, ведь ты привык к философской мудрости и вычурным цитатам, да?
Хань и правда привык встречать в кристаллах и свитках разные цветистые высказывания, он всегда восхищался их мудростью и красотой вложенных в них образов. Но он не поддался на провокацию и не ответил, так как понимал, что сейчас над ним снова начнут глумиться. Ведь как когда-то писал сам Хань: «Мудрое слово — как чжень серебра, но молчание — это линь золота».
— Всю жизнь плавая в своем уютном теплом пруду, карп так и останется карпом. Только выйдя за пределы этого пруда и оказавшись перед лицом смерти и немыслимых трудностей, он сможет превзойти себя и стать драконом. Рыхлая мягкая руда в болотах ничем не отличается от грязи и камней. Но стоит ей попасть в горнило кузницы и получить тысячу ударов кузнечного молота — и она, бесполезный комок мусора, получает закалку, изменяет свою суть, превращаясь в Звёздную Сталь, в клинок, для которого не существует преград! Тебе, конечно же, интересно, какой смысл кроется в этих высказываниях?
Ханю было интересно только одно: сколько еще восхитительных мгновений он сможет лежать, не шевелясь. Поэтому он, наученный предыдущим опытом, простонал:
— Уа, уытэл!
— А смысл здесь очень простой и одновременно очень глубокий. Твое изменение… оно уже началось! Ты тот кусок руды, который я вытащил из застойного болота!
Хань вжал голову в плечи. Он действительно чувствовал себя этим самым куском руды. Ведь за сегодня он получил больше ударов, чем когда-либо в жизни!
— Теперь ты — карп! Хотя нет, слово «карп» для тебя — незаслуженная похвала. Ты головастик, даже икринка, из которой этому головастику только предстоит вылупиться!
Рыбки бы сейчас, тихо всхлипнул Хань. Жирную сочную пелядь без косточек, сваренную в тройной ухе из мелкой рыбешки, со специями из центральных районов Империи! Или хотя бы даже карпа! Хорошего жирного карпа, приготовленного на четырёх огнях, под соусом сянь лю жань!
— А теперь повтори все, что я сказал!
— Карп избил кузнеца и тот утонул в болоте? — проблеял Хань.
Вдалеке раздался смех стражников, но у Ханя не было сил не только одарить их испепеляющим взглядом, но даже обернуться.
— …учитель! — пинком по заднице напомнил самозванец.
— Учитель, — послушно сказал Хань.
— Значит, повторить не можешь, — ухмыльнулся злодей. — Из-за неумеренного обжорства кровь и ци в твоём теле приливают к животу, а не к голове. Ничего, это не страшно. Чтобы вернуть гармонию тела и разума, все последующие лекции ты будешь слушать в стойке дабу. И не выйдёшь из неё, пока не повторишь удовлетворительно близко к тексту.
— Добу, учитель? — поспешно пробормотал вопрос Хань, не дожидаясь удара.
— Дабу! Смотри внимательно: она исполняется вот так!
Он легко и плавно, безо всякого перехода, присел и оказался в том, что в свитках и кристаллах обычно именовалось стойкой всадника. Только, в отличие от кристаллов, этот негодяй раздвинул ноги шире и присел ниже, стопы его стояли параллельно друг другу, спина оставалась идеально ровной, таз подан вперед, а бедра — строго горизонтальны.
Хань не смог бы это повторить даже в раннем детстве, так что он просто застонал — сначала мысленно, а затем и вслух. Испытать новую боль ему не хотелось, так что он поспешно принял требуемое положение, ну, насколько позволяли толщина ног и размер живота.
— Пойдет… для икринки, — сообщил негодяй, силой вбивая Ханя в подобие нужной стойки, как ни в чем ни бывало прохаживаясь вокруг, и окидывая его оценивающим взглядом. — Итак, ци. Она есть у всех живых существ, но только люди и самые древние и могучие из зверей могут ею пользоваться. Обычно чтобы причинять вред другим. Но иногда и помогать. Сейчас я покажу тебе базовый прием под названием «передача ци».
Хань почувствовал, как из пальца, ткнувшегося ему куда-то под лопатку, вливается мягкий приятный поток, словно в голодный после целого утра раздумий и каллиграфии желудок залили восхитительного теплого супа. Он почувствовал резкий прилив сил, ощутил, словно может голыми руками дробить камни и выворачивать с корнями вековечные деревья. Он был всесилен, а рядом находился подлый обидчик, желающий разрушить его жизнь. Хань прямо из стойки вскочил, бессвязно заорал и ринулся в атаку. Мгновение — и тело пронзила сильная боль, а вместе с нею пришла и темнота.
☯☯☯
— Вот, теперь мы выяснили на практике, что тело, укрепленное ци, способно выдержать даже удар головой о каменную стену, — звучал голос сверху.
Камень приятно холодил живот и щеку, не хотелось… ничего не хотелось. Только лежать и не вставать, даже злость к голосу сверху уступала этому желанию ничего не делать.
— А если бы ты напрямую управлял своей ци, то смог бы пробить эту стену голой рукой. Что скажешь?
— Ха, ухител, — прохрипел Хань.
Во рту царила сухость, хотя уже надвигалась духота, гроза гремела где-то вдалеке. Хань вдруг понял, что вот так и умрет, прямо на этой площадке, посреди дождя, и никто даже не всплакнет о нем, а этот негодяй еще и приспустит портки и… и…
От жалости к себе Хань вдруг вскочил, сжимая кулаки.
— Вот! — загремел голос. — Ты оказался перед лицом смерти и превозмог страшнейшего противника — себя!
Кулака, летящего в лицо, Хань даже не заметил и не успел осознать накатившую тьму.
☯☯☯
— Встал и побежал, — услышав безжалостный голос, Хань снова заплакал, тихо и безнадежно.
Краем глаза он заметил, что стражники, было вернувшиеся к тренировкам, снова бросают косые взгляды. Он было решил усилить рыдания, но вдруг понял, что у него не осталось сил. Ни рыдать сильнее, ни сопротивляться, ни подниматься.
— Сегодня ты пробежишь пятьдесят кругов, а завтра пятьдесят один, выкрикивая на каждом «я икринка, учитель!». Потому что жизнь — это бесконечное сражение, и человек должен каждый день побеждать самого себя.
Хань, вновь услышав свою же цитату, лишь сцепил зубы. Он не доставит негодяю дополнительной возможности ещё раз унизить его перед воинами дома Нао!
— Человеку не обязательно быть сильным сразу, достаточно становиться хоть чуть-чуть, но лучше. Тебе может показаться, что у тебя нет сил, дабы подняться, не хватает дыхания, чтобы сделать шаг вперёд. Не беспокойся, силы у тебя будут, об этом я позабочусь. А затем у тебя будет и отдых — будешь слушать и повторять мои лекции, стоя в стойке дабу.
— Я стану сильнее, и тогда ты своё получишь! — еле слышно, практически про себя прошептал Хань.
Но тут же получил не слишком болезненный, но обидный пинок по заднице.
— Ты кое-что забыл добавить! И повтори громче!
— Я стану сильнее и убью вас! — прорычал Хань. — Учитель!
К его удивлению нового пинка не последовало.
— Ну, таким как я тебе не стать никогда, — весело расхохотался злодей, повторив фразу другого злодея. — Но попытаться можешь. А для этого… Стойка дабу!
Хань упёрся дрожащими руками в твёрдую землю и попытался подняться на ноги, не дожидаясь напоминаний мучителя, за которыми обязательно последуют новые побои.
— Стойте! Вы кто такой? Что вы делаете! Вы его убьёте! — прозвучал гневный женский голос, при звуке которого радостно застучавшее сердце Ханя тут же оборвалось.
Мэй Линь, как всегда ловкая и грациозная, выпорхнула вперёд, встав между ним и самозванцем. В руках она держала деревянный шест, который, очевидно, ухватила с ближайшей подставки с тренировочным оружием.
Пусть оно и писалось другими иероглифами, но имя соседки совпадало с именем возлюбленной Бао Сяо. Именно поэтому «Стремительный клинок» являлся любимой серией Ханя, именно поэтому он всегда, несмотря на дороговизну, заказывал именно эти кристаллы. Он часто грезил, представляя себя на месте Бао, спасающего от многочисленных могучих злодеев, колдунов и королей-разбойников свою Мэй Линь, роль которой в этих грёзах играла его соседка. Ведь эта Мэй, его Мэй, была намного прекрасней и обворожительней даже героини из кристаллов!
И теперь Мэй увидела его в таком жалком, в таком унизительном состоянии! К счастью, застучали первые капли ливня, скрывая слёзы на лице Ханя. Он удвоил усилия, пытаясь подняться, ведь на него смотрела она, Мэй Линь!
Хань вдруг заметил, что этот мерзавец, которого он даже мысленно не хотел называть учителем, следит за ним, словно коршун за жертвой. Руки его разъехались и подломились, а сам он ударился лицом об утрамбованную землю. Но даже боль в лице не могла сравниться с муками того, что Мэй Линь видела его в таком виде!
— Не переживайте, о прекрасная незнакомка, затмевающая солнце яростным блеском своих глаз, — тут же расплылся в улыбке негодяй, а Хань мысленно взвыл.
Непрошенными скакунами нахлынули воспоминания, так отчетливо, словно это было вчера, а не прошло больше полдюжины лет. Тогда семейство Нао отправилось на прием к новым соседям, которые переехали в эту провинцию после получения отцом Мэй поста инспектора рынков и воды. Члены семьи Нао поздравили его с таким важным назначением и вручили подобающие дары, и даже сам генерал Гуанг общался как с равным. Но Хань смотрел тогда только на Мэй, не веря, что на земле может существовать подобная красота и грация.
Она являлась самим совершенством, такая нереально прекрасная, словно вышла из кристалла. В ходе вежливого разговора Хань очень обрадовался, узнав, что она тоже увлекается боевыми искусствами, знает названия всех техник ци и имена героев. Пусть у Ханя, как у члена семьи Нао, не было недостатка в деньгах, но он предложил выписывать альманах «Герои Империи» вскладчину, и она радостно согласилась. Каждый новый выпуск альманаха давал веский повод встретиться и провести время вместе, и в сердце Ханя расцвела надежда. А потом всё пошло не так. Когда Хань открыл ей свое сердце, Мэй посмотрела с недоумением, которое обжигало хуже Великой Разъедающей Техники Кислотной Ящерицы мастера Жанга, пусть в вежливых выражениях, но отказала.
Несмотря на поддержку и помощь матушки, на все её хлопоты, в итоге ничего не вышло. Тогда Хань даже некоторое время пытался тренироваться, чтобы сравняться с Мэй, которая обучалась владению парными крюками шуангоу и отлично владела коротким гуань дао. Она много раз давала Ханю уроки по основам владения ци, которые, в отличие от наставлений грубых и неотёсанных гвардейцев отца, Хань никогда не пропускал.
Но что-то постоянно шло не так. Однажды обнаружилось, что уже наступила зима, и матушка Лихуа не пустила его сидеть в сугробе, чтобы выработать «внутреннее тепло» и тем самым поразить Мэй, и на этом занятия как-то сами собой сошли на нет. Как-то незаметно пролетело время, и Хань сосредоточился на философии и мудрых изречениях, откладывая тренировки на потом. Но, разумеется, он и не думал сдаваться, он собирался стать величайшим магом и бойцом, и тогда Мэй Линь обязательно стала бы его!
Ведь они до сих пор общались, и она приезжала за альманахом, который они продолжали выписывать, деля расходы, и все это сохраняло в его сердце, где-то очень глубоко, надежду на лучшее будущее.
— …всего лишь небольшая подготовка, — продолжал негодяй, не сводя с Мэй Линь подлого взора.
Хань, погрузившийся в сладостные воспоминания, вздрогнул.
— В триаде тело-разум-дух все должно быть гармонично и уравновешено, тогда ци и мысли будут течь свободно, а тело двигаться словно само. Возьмём, например, вас.
Он уставился на неё оценивающим взглядом, это было так же неприлично, как если бы он тыкал пальцем.
— Меня? — удивилась Мэй и даже чуть опустила шест.
— Именно вас, — с серьезным лицом заявил самозванец. — Буду ли я прав, если скажу, что вы не только в совершенстве владеете копьём, скорее всего, даже гуань дао, но также используете парные клинки?
Та округлила прекрасные глаза и осторожно кивнула. Тот продолжил говорить спокойным и уверенным тоном учёного, перечисляющего общеизвестные истины — типа того, что вода мокрая, огонь горячий, а Империя будет стоять вечно:
— Как думаете, если бы вы не прилагали столько усилий, если бы не уделяли столько времени тренировкам, могли бы вы стать столь же прекрасной и грациозной? Были бы ваши глаза столь же ясны, а кожа — настолько безупречной? Являлись бы вы тогда таким же воплощением совершенства и гармонии, как сейчас?
У меня тоже все гармонично, мысленно заорал Хань, с ужасом видя, как покраснели щеки Мэй. Неужели она поверила лживым речам этого… этого?.. Или он воздействовал на нее этим своим ци или каким-нибудь демоническим колдовством?
Да, так все и было! И он одурманил матушку, отца, слуг, всех! Оставался только один выход — встать и преодолеть, превозмочь из последних сил, раскрыв всем глаза на обман злодейского злодея! А ещё лучше — поразить его насмерть техникой Восемнадцати Лепестков Бури! Вот только Хань не только не знал этой техники, но и не владел ци! Злодей и это предусмотрел!
— У моего же нерадивого ученика доминирует тело. Оно слишком сильно — ведь его очень много, но одновременно и слишком слабо. Нарушенная гармония подавляет разум и дух, и поэтому её надо восстановить. Я его не убиваю, а лишь учу. Вернее, пока что лишь готовлю к учебе, о прекраснейшая…
— Меня зовут Мэй Линь! — немного потеплевшим и полным искренней заботы к Ханю голосом ответила она.
— Прекраснейшая Мэй Линь. Сейчас его тело не готово, а стало быть, и разум не в состоянии воспринимать сказанное, да и дух неспокоен. Как можно говорить о правильном токе ци? Ученик, принять стойку дабу!
— Да, учитель, — проворчал Хань, сдерживая стоны.
Было больно, но, увидь Мэй Линь, как его избивают прямо у нее на глазах, стало бы еще больнее! Где-то внутри рванула надежда, что Мэй увидит его мучения и заступится, но Хань со вздохом признал поражение. Отец поклялся такой сильной клятвой, что даже матушке пришлось отступить. А даже если Мэй и заступится, то что? Из-за слов отца мерзавец может её даже зарубить, а то и сделать что-то хуже!
— Как видите, госпожа Мэй, стоит он неправильно, и ци циркулирует очень плохо, — указал злодей. — Но не беспокойтесь, это временные трудности!
Мэй Линь кивнула и вдруг встала рядом в ту же стойку. Хань ощутил внутри прилив тепла. Она его поддерживает, пусть хотя бы и так! Еще не все потеряно, нужно немного выждать и потерпеть, и вместе они смогут справиться с злодеем! Как Цзинь Хэ, которая тоже притворилась кроткой и покорной, чтобы освободить Лин Чжуна и вместе с ним одолеть подлого Гуо Фэна!
— Вот, сразу видно, что вы отлично знаете основы, — кивнул негодяй. — Но даже истинное совершенство может стать ещё совершенней. Вот здесь бедра нужно чуть поправить, а вдох делать немного резче. Вот так!
Делая вид, что поправляет стойку, мерзавец безо всякого стеснения облапал Мэй. Затем встал перед ней в такой же позе и сделал несколько глубоких вдохов и резких выдохов, бесстыдно пялясь на её вздымающуюся грудь!
Хань застонал и повалился на спину, безмолвно вопрошая хмурые небеса, за что они шлют ему такое наказание? Небеса услышали и заплакали в ответ.
— Ученик, принять стойку дабу, — прогремел безжалостный возглас.