Первая тамиса плавания прошла в относительном спокойствии.
Ветер был попутным, море не бушевало. Команда работала слаженно, в привычном для себя темпе.
Большую часть дня Варац проводил на палубе, закутанный в меховую накидку, и распивал купленный в Чинджу связанный чай. Внимательный глаз мог заметить, что чародей угрюмее и смурнее обычного, и часто подолгу разглядывает белый камень источника, задумчиво вертя его в длинных пальцах. Лилит не заметила; всю тамису она ползала по кораблю, изучая его строение, и наблюдала за Корром и командой. Она выяснила немного; только то, что рабов на корабле не меньше полусотни, и они содержатся в закрытом помещении на нижней палубе, которое непрерывно охраняется членами команды, сменяющими друг друга на круглосуточном посту. Сложно сказать, что было недоступнее; это помещение или капитанская каюта.
Досье, на которые Лилит убила добрую ночь, не принесли ей никакой ощутимой пользы. Они не были детальными, и содержали в основном информацию о предыдущих местах работы, семейном положении и поручителях членов команды. Ничего, что можно было бы использовать. Отложив в голове парочку любопытных фактов, Лилит вернула досье Корру и вернулась к наблюдениям и поиску.
Помощника капитана, которого Варац унизил за ужином, звали Каср. Лилит поболтала с ним еще несколько раз, проверяя, окончательно ли чародей сжег мосты, или их все еще возможно восстановить. На нее Каср обиды не держал, и при разговоре один-на-один был вежлив, даже дружелюбен. Лилит не приставала к нему, но старалась быть у него на виду. Иногда он подходил поболтать, и каждый раз справлялся о том, не мерзнет ли она. Каждый раз Лилит отмахивалась привычными отмазками о северной закалке, и поддерживала пустую болтовню ни о чем.
Сегодня была мисофингара — конец первой тамисы прибывающей луны. Лилит ненадолго вынырнула из размышлений, и отправилась найти Вараца чтобы поговорить с ним. Она ощущала себя в мыслительном тупике, и в такие моменты было полезно сойти с протоптанных умственных дорожек, отвлечься и сменить перспективу. Она обнаружила чародея на палубе; он сидел на досках, просунув одну ногу между перил капитанского мостика. Лилит уселась рядом. Варац недовольно шмыгнул слегка покрасневшим носом.
— Кошмарный ветер, — пожаловался он. — Я продрог.
— Ты сам тут сидишь целый день, — заметила Лилит.
— В каюте качка, — Варац глубже укутался в меховую накидку. — Пойди мы до Синепалка пешком, я был бы счастливее.
— Соскучился по личинкам и корнеплодам?
— Дорогуша, для нормальных людей существуют тракты, стоянки и постоялые дворы. И лошади, просто к сведению.
— Какая скучища, — со смехом фыркнула Лилит. — Ладно, в следующий раз поедем в экипаже. С условием, что ты платишь.
— Наглость и хамство! — возмутился Варац. — Если я плачу, то ты едешь верхом на муле.
— Продано, — охотно согласилась Лилит. — Мулы куда спокойнее лошадей.
Варац заинтересованно посмотрел на нее.
— Что? Лошадь может убить копытом, да будет тебе известно. Огромная, непредсказуемая гора мяса, — Лилит слегка передернуло.
— Дорогуша, ты дралась с гидрой с палкой в руке, — ответил Варац с насмешкой. — И боишься несчастной лошади?
— Это не я боюсь, — отмахнулась от него Лилит. — Ты знаешь историю.
— Знаю, — кивнул Варац. — Но это не делает твой страх менее забавным.
Лилит скорчила ему гримасу. Чародей негромко посмеялся.
— Как твои успехи? — поинтересовался он.
— Плохо, — Лилит пожала одним плечом. — Корр безвылазно в каюте. Спит, ест, даже по нужде ходит внутри, судя по всему. За тамису вышел оттуда трижды, и каждый раз возвращался меньше чем через колокол, — Лилит побарабанила пальцами по доскам. — Ума не приложу, как его выманить.
— Устрой пожар, — со смехом посоветовал Варац. — Это твой любимый прием, я слышал.
— Среди наших есть такое понятие, как “чисто и гладко”, — Лилит качнула ногой. — Допустим, нужно обнести лавку. Ворваться внутрь, разгромить все и вынести необходимое сможет каждый идиот. А вот войти тихо, не потревожив хозяев, да еще и обокрасть так, чтобы они это не сразу поняли — это искусство, уважаемый чародей. По моему опыту, второй тип наемников живет гораздо дольше и карьеру делает успешнее.
— И ты к нему относишься?
— Раз на раз, — Лилит дернула уголками губ. — Сейчас, видишь, думаю как обойтись малой кровью. Пока безуспешно, впрочем.
— М, — кивнул Варац. — На корабле есть печать. Ты в курсе?
— Корр упоминал, что они используют ее для усыпления рабов, — кивнула Лилит. — Еще упоминал, что она сбоит. Он уверен, что ее стабильность нарушает кто-то из команды, но я думаю что дело в… — она помотала запястьем в воздухе, оборвав мысль на полуслове.
— Твоей дикой магии, — закончил за нее Варац. — Очевидно же.
— Вероятно, — сдержанно вздохнула Лилит, и посмотрела на чародея. — А ты про нее знаешь от…?
Варац молча продемонстрировал ей камень источника.
— Понятно, — кивнула Лилит, подбирая под себя ногу. — Ну и? Нашел ее?
— Думаю она там же, где и рабы. И, вероятно, работает через касание или на небольшом расстоянии, — Варац повертел камень в руках. — Еще я думаю, что тебе нужно ее сломать.
Лилит бы непременно поперхнулась, будь у нее во рту жидкость.
— Спятил? — только и спросила она.
— Давно и надолго, — кивнул Варац, подбрасывая камень в ладони. — Но подумай сама, какой это вызовет переполох. Наверняка Корр убежит лично разруливать подобный беспорядок. И вряд ли уложится в один колокол.
— Варац, их там не меньше полусотни, — Лилит слегка понизила голос. — И они спят с самого Сульяна. Ты представляешь, что тут начнется? Если они не найдут способ усыпить их обратно, скорее всего они просто развернут корабль.
— Не развернут, — пожал плечами Варац. — Работорговые суда и без печатей прекрасно ходят. Это Гильдия, дорогуша. Они выше любого закона, поверь мне на слово.
Лилит сощурилась на него.
— Ты правда считаешь, что это хороший ход? Или ты просто хочешь освободить рабов? — резко спросила она. — И в чем твой грандиозный план? Материализуешь для них оружие, мы вырежем всю команду, потом я обучу их моряцкому делу с помощью дикой магии и мы гордо войдем в порт Синепалка, распевая песни о свободе и равенстве? Так?
— Пока я думал лишь о том, что не хотел бы провести добрый сезон в демоническом сне. В собственных нечистотах, вплотную обложенный телами таких же несчастных. Дверь не открывают, Лилит. Они там без воды и еды по меньшей мере с начала осени. Тебя это вот прямо совершенно не трогает?
— Варац, сколько раз мне повторять, что непредсказуемость это плохо? — Лилит уперлась лбом в перила. — Считай меня бездушной сволочью, если хочешь, но пока они спят, а корабль исправно следует маршруту, я контролирую ситуацию. В момент, когда это изменится и мне придется импровизировать, все покатится к черту.
Чародей взял небольшую паузу.
— Знаешь, что поразительно? — спросил он с легкой неприязнью в голосе. — То, как много тебе подвластно, и как сильно ты этой власти боишься. У тебя есть сила по-настоящему менять реальность — ты понимаешь, какой это редкий дар? А ты растрачиваешь его, заискивая перед работорговцами.
— Думаешь, много решит моя сила, если нас выбросят за борт? — раздраженно спросила Лилит. — Поразительно не это, Варац, а то с каким упорством ты пытаешься меня использовать, чтобы искупить свои грехи.
Варац положил руку на перила. Лилит отвернулась.
— Грех — это нарушение обещания, данного твоему божеству. Обещания следовать его пути и исполнять его волю, — чародей накинул на голову капюшон. — Я подобных обещаний не давал никогда. Теперь, — он повернулся к ней. — Ты хочешь услышать, что я думаю на самом деле?
Лилит ответила не сразу. Она сжимала и разжимала пальцы вокруг парапета перил, неуверенная, что хочет знать ответ.
— Говори уже, — негромко ответила она. — Ты и твои драматичные паузы.
Варац негромко усмехнулся.
— Я думаю, что ты тяжелый и неприятный человек, кирья. С тобой объективно трудно говорить, к тебе почти невозможно пробиться. И я бы и не подумал этого делать, если бы не необходимость и не аномалия. Именно она задержала меня возле тебя достаточно надолго, чтобы я смог увидеть чуть больше. Например то, что твоя дикая магия — далеко не самая интересная в тебе вещь. Еще когда ты проснулась на краю червоточины, тебе следовало понять, что с этого момента тебе не стоит доверять никому. Потому что людей тянет к силе, и они всегда ищут способы использовать ее для достижения своих целей, так уж устроен человек. И ты, которая во всем видит в первую очередь личную выгоду, должна это понимать лучше прочих. И я думаю, что ты поняла. Иначе не предложила бы мне этот идиотский пакт под совершенно надуманным предлогом.
Варац подул на замерзшие ладони.
— Обещание, которое ты с меня взяла, вовсе не про заговор и прочую наемничью чушь. Оно про обычное человеческое доверие, про необходимость быть увиденным и понятым. Мне это тоже не чуждо, к слову. И я согласился и по этой причине тоже, — Варац повернул голову к морю. — Отсюда вопрос, кирья. Ты мне доверяешь?
— Тебе обязательно вечно звучать так снисходительно? — недовольно фыркнула Лилит. — Безоговорочное доверие — это красивая чушь, Варац. Мы оба это знаем. Ни ты, ни я никогда поставим нужды другого выше собственных. Мы оба привыкли только брать. Уходить, и не думать о том, что оставляем за своими спинами. Мы привыкли использовать, не беспокоясь о чужом благополучии. Мы — две ублюдочные пиявки, которые играются на дне банки. Мы можем продолжить играть, чтобы посмотреть, кто уничтожит другого первым. А можем признать, что в эту игру невозможно выиграть. И сдаться.
Варац тонко улыбнулся.
— Можем ли? — спросил он с озорной ноткой в голосе.
— Твою мать, — Лилит несильно ударила ладонью по перилам. — Как же я тебя ненавижу иной раз.
— И именно поэтому я здесь, кирья, — чародей положил щеку на собственную ладонь. — Чтобы посмотреть, как ты неизбежно сдашься первой.
— Пошел ты, — фыркнула Лилит. — Это именно то, о чем я говорила. Доверие — это что-то между нормальными людьми. Вот это вот, — она поводила пальцем в воздухе, проводя между собой и чародеем невидимую нить. — Его не подразумевает.
— Не знаю, — пожал плечами Варац. — Довольно категоричное суждение, кирья.
Он поднялся на ноги.
— Продолжим в каюте, не возражаешь? Я же упоминал, что ненавижу болеть? — он шмыгнул носом.
— Продолжим что? — Лилит встала и направилась за ним. — Ты же вроде сказал, что хотел.
— Ошибаешься. Я задал вопрос, на который не получил ответа. И теперь я полон решимости пытать тебя, пока не вытяну его, — Варац бросил на нее веселый взгляд. — Потому что я тоже крайне тяжелый и неприятный человек.
— Наконец-то сказал что-то дельное, — фыркнула Лилит. — Ты не тяжелый, ты наоборот. Но это ощущается куда хуже, почему-то.
— Любопытная формулировка, — Варац придержал ей дверь. — Раскроешь? Обожаю, когда меня судят другие люди, прямо жить без этого не могу, веришь?
— А тебе можно, значит? — Лилит резко остановилась на лестнице, чтобы одарить Вараца возмущенным взглядом.
— А я сначала спросил, — невозмутимо ответил чародей.
Лилит отвернулась и зашагала дальше.
— Пожалуй, что раскрою. Ты въедливый и проницательный, а это кошмарное сочетание. Ты не просто знаешь, где поковыряться, но еще и кайфуешь от этого. Поэтому выносить тебя сможет только тот, кому по душе такие извращения.
— Тебе по душе, получается? — со смешинкой спросил Варац.
Лилит открыла дверь их каюты, и зашла внутрь.
— Я этого не говорила, — с неохотой ответила она.
— Но и обратного не утверждала, — заметил чародей, снимая накидку и потирая замерзшие ладони.
— Вот об этом, — Лилит несильно ткнула его пальцем в грудь. — Я и говорю. Вцепишься и не отпустишь, пока не напьешься.
Варац рассмеялся, усаживаясь на свою койку и подбирая под себя ноги.
— Что есть, то есть, — согласился он. — И, оставаясь верным себе, я обязан напиться. И я сейчас не про этот кошмарный ром говорю.
Лилит устало отмахнулась от него, и включила магическую горелку, на которой стоял чайник с дождевой водой.
— Валяй. Все равно не отстанешь ведь.
Варац кивнул.
— Сатори, — сказал он. — Ты сама назвала его одной из причин, по которой можешь мне доверять. Ты ведь говорила не о том, что увидела через него кристальную чистоту моих намерений, верно?
Лилит отвела глаза. Она вспомнила глубокий резонирующий звук в полной темноте, наполненной агонизирущей болью.
— Так и думал, — чародей подался вперед. — Это был совершенно кошмарный опыт, который я ни за что не хотел бы повторять. Но этот звук, или ощущение, — он легко помотал запястьем в воздухе. — Это ведь был не сатори.
Лилит зарыла лицо в ладони, силясь подобрать слова для этого чувства. Они упорно не находились.
— Ну и?
— И, — Варац прислонился спиной к стене. — Я хочу напомнить тебе об этом звуке. Звуке, который и побудил тебя предложить мне пакт.
— Ты напомнил, — Лилит сняла чайник с горелки, и наполнила глиняную кружку. — Дальше что?
— Пока еще не напомил, — с улыбкой качнул головой Варац. — Тебе страшно, кирья, и я тебя не виню. Но ты позволяешь страху слишком многое, и делаешь это слишком долго.
Лилит развернула бумажный пакетик со связанным чаем, и бросила соцветие в кипяток.
— Не знаю, — ответила она. — Страх помогает сохранить жизнь.
— Страх помогает выжить, — поправил Варац. — Жизнью там и не пахнет. Или скажешь, что последний сезон был для тебя счастливым и приятным?
Лилит недовольно поморщилась.
— Нет. Не был.
— Вот именно. Поэтому вспомни ту ночь, в которой не было ничего, кроме ужаса. И вспомни чувство, которое выбивалось из него.
Лилит помнила. Очень хотела бы не помнить, потому что глубина всегда пугала ее. Но помнила ясно, так же, как всегда помнила собственное имя даже в непроглядной тьме, где не существовало памяти.
— И почувствуй его снова, — Варац подался вперед. — Ты, как и сатори, имеешь доступ к этой двери. Только в этот раз я впущу тебя по своей воле.
Лилит медленно взяла кружку обеими руками, неспешно отпила горячий чай, и вернула ее на стол. Сухость во рту не прошла. Она посмотрела на чародея прямым взглядом.
— И чего ты надеешься этим добиться?
— Я надеюсь, что ты, наконец, почувствуешь мое присутствие. Раз моих слов и действий недостаточно.
Лилит многое могла на это возразить. Но она остро ощутила, как мало скажут все ее возражения. Они были риторическими, логичными, умозрительными и понятными. Но они лишь подтвердят правоту Вараца, потому что будут служить одному единственному господину — ее собственному страху. Чародей был прав. Он был прав изначально, и был прав во всем. Лилит молчала, одна за одной сдирая собственные отговорки и рационализации, как старые слои краски. Она сдирала их, пока не увидела гольное дерево, полное сколов, царапин и темных, спиленных сучьев.
— Ладно, — наконец сказала она, и подняла на него аметистовые глаза. — Но если я окончательно спячу, это будет на твоей совести.
— Договорились, — Варац согнул ногу, и расслабленно положил руку на колено. — По твоей готовности, кирья.
В ушах гулко зашумело. Лилит слышала лишь собственное дыхание, и постепенно ускоряющийся пульс. Она крепко стиснула ладонь, закрыла глаза и нахмурилась. На ее шее выступила легкая испарина. Она выдохнула, и мир вокруг погас и потух, сменившись яркими вспышками и хаотичным мерцанием света разума чародея.
Даже сейчас он игрался с ней. Вполне осознанно, Лилит хорошо это чувствовала. Дразнящие, изворотливые движения его сознания, похожие на быстрые взмахи творящих чары рук, дышали беззлобной насмешкой. Она с улыбкой поддалась этой игре, сделав вид, что не может за ним угнаться. Посмеявшись, Варац впустил ее, широко и безропотно отступая в сторону.
На поверхности были совсем недавние, еще не выцветшие воспоминания. Лилит не заглядывала них, лишь медленно проходила мимо. До нее доносился их запах, щекотавший ноздри любопытством, недовольством, скепсисом, насмешкой… Там был и другой, гораздо более густой и плотный, гораздо более тяжелый, несший в себе множество отдельных ароматов. Он пронизывал весь последний сезон, прошивая его острой, блестящей иглой. Варац обожал этот запах и боялся его, он следовал за ним и повиновался ему безоговорочно, почти слепо. Так пах его интерес. Там, где он отсутствовал, была лишь отвратительная, сосущая, тошнотворная пустота. Скука пахла мертвой гнилью, заразной и растущей. Длинный, очень длинный период жизни Вараца был полностью отравлен ее сладко-гнилостным запахом. Несколько лет, проведенных в Чинджу в одиночестве, с редкими, почти незаметными просветлениями. Интерес всегда возвращался ненадолго; Варац решительно обрубал его, передавливал ему кислород, запрещал себе вспоминать его запах. Лилит остановилась, чувствуя, что где-то здесь лежит начало нити, за которую ей было необходимо взяться. Нити, которая отведет ее к нужной двери.
Она искала ответ на вопрос, чем был так опасен этот интерес. Поиски вели ее все дальше, в более бледные и рваные воспоминания. В этой части сознания было гораздо темнее. Холоднее. Эта часть была проще, но одновременно непредсказуемее, опаснее, и Лилит кожей чувствовала исходящую от нее угрозу.
Это был Сульян. Мрачные, тянущиеся годы, в которые Варац часто обращался мыслями. Здесь было много сожаления, тревоги, обреченности и растерянности, витающих в воздухе следами многолетней рефлексии. И мрачное принятие, чуть более свежее, чем все прочие эмоции. Варац принял, что интерес всегда будет губителен для него. И задушил его с огромным сожалением и тоской, но решительно и безжалостно.
Интерес заставлял его терять контроль. Он настойчиво звенел в ушах, с каждым днем все громче, все невыносимее. Он заглушал весь прочий мир, он мешал спать, он порождал одержимость, которой не было дела ни до чего, кроме поиска ответов на вопросы. Самих же вопросов было множество, и каждый из них будоражил, насыщал воздух кислородом, поселял в груди истому, заставлял сердце биться сильнее. Варац разглядывал изуродованные тела, запоминая каждую неровность, чтобы превратить отвратительное в прекрасное. Он впитывал муки, чтобы потом преобразить их в красоту. Каждая скульптура рождалась мучением, смертью, мольбами и кровью. И каждая из них несла в себе немного желанного покоя, пока нервы не натягивались вновь. Пока найденные ответы не переставали удовлетворять, а интерес не разжигался вновь.
Лилит остановилась перед приоткрытой дверью, за которой звенела и дышала уже знакомая ей тьма. Определенная часть ее не хотела переступать порог, из-за которого она уже не сможет вернуться. Но еще ей стало скучно от собственный метаний, и ей надоел собственный страх. Всю жизнь она успешно жила с последствиями своих дерьмовых решений. Разница была лишь в том, что это она принимала чуть более осознанно.
Лилит взялась за ручку, и распахнула дверь. В груди тихо зазвенел знакомый, почти родной звук. Влекомая им, она шагнула внутрь, чувствуя, как тьма мягко обволакивает ее оголенную кожу.
Уголь не ложился ровно. Струны, звучащие в голове, дребезжали мимо нот. Этот шум невозможно было выносить. В попытках его заглушить билось стекло. Его звон немного отрезвлял, приносил странное удовольствие. Пока струны не начинали петь снова.
— Дрянь.
Стекло снова зазвенело, разбитое острым металлом. Оно просыпалось на пол, в комнату ворвался жар и ветер. Варац выставил ладонь, желая почувствовать удары песчинок по коже.
Развернувшись от разбитого окна, он быстрым шагом покинул спальню. Его пальцы щелкали в такт собственным мыслям, хлеставшим обрывками слов.
Под вечер всегда было хуже. Он вгрызался пальцем в звенящий воздух, но руны не складывались, сыпались. Он не помнил нужное начертание, но упрямо продолжал чертить, снова и снова пытаясь.
Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество.
— Маэстро, вы как-то совсем дурно выглядите. Вас мучает бессонница?
— Собаки воют по ночам.
— Дурные! Погостите у нас, отдохните. Гению нужна тишина, я это всегда говорила.
Они выли. Не утихая, своим синхронным звоном вырезали из памяти целые куски. Вчера было где? В чем?
Дрожащие пальцы чертили руны. Вспомнить. Вспомнить. Вспомнить.
Свет был хуже звука, он выедал глаза, сжигал, а уголь по-прежнему не ложился ровно. Варац чувствовал его прикосновения на своих веках.
— У тебя дрожит рука.
— Извините, маэстро.
— Пусть не дрожит. Или лишишься ее вместе с головой.
Иногда боль приносила облегчение. Мысли замедлялись. Тогда он мог читать. Совсем недолго, но мог.
Холодный пол, звенящий воздух. Частое дыхание и чьи-то всхлипы. Пальцы в крови. Крик, исполненный отчаяния и облегчения. Чей-то чужой? Или его собственный?
— Вешайте.
— Прямо здесь?
— Прямо здесь.
Металлическое колесо поднялось под потолок, звеня цепью. Острые крюки призывно блестели, страдая от собственной пустоты.
Варац глубоко затянулся.
— Приведи четверых.
Он сидел в кресле, не отрывая взгляда от танцующего водоворота алых брызг. Белесые кисти крутились юлой, а краска все не заканчивалась. Варац провел пальцем по воздуху, творя начертания, и кожа обрастала полосами металла, повторяющими каждый изгиб несовершенных тел. На лице его плясала блаженная усмешка. Он помнил. Струны, наконец, играли чистые ноты. Сливаясь в прекрасную, унитарную симфонию.
— Одна из лучших твоих работ.
— Благодарю, шехзаде. Она ваша.
— Нонсенс, мой друг. Лучшее всегда нужно оставлять себе. Впрочем, у меня к вам все же будет просьба. Мне нужно новое платье.
— Всегда рад помочь.
— Прогуляемся, мой друг, обсудим детали. Я вас так редко вижу в последнее время.
— Бессонница.
— Ах, гений! Сколь требователен он! Пришлю вам своего алхимика, он вполне сносен.
— Благодарю.
— Разумеется, мой друг. В любое время. В любое время.
Это было воспоминание, рваное и фрагментарное, одно из множества воспоминаний о собственных зверствах. Но оно неуловимо отличалось; оно было одним из поздних, из тех, где в чародее все глубже пускало корни понимание, что вовсе не болезнь или расстройства были причиной его одержимости. Причину он нашел уже сильно позже, после наполненных смехом и светом годах на Островах, после скучного Чинджу, после осторожного соприкосновения с давно знакомым интересом в последний сезон.
Интерес был, но он не сводил с ума. Лилит видела собственные аметистовые глаза, и не чувствовала желания вырвать их, и заглянуть в череп. И тогда Варац понял, что вовсе не интерес был виной тому, что он долгие годы заливал свое поместье чужой кровью.
Лилит почувствовала на себе весь вес этого понимания. Воспоминаний, с которыми он смог примириться лишь потому что смог оправдать себя в собственных глазах. Больше оправданий не было. Звук, с которым свистел кнут, поток воздуха в горле под сжатой ладонью, звездная карта кровоподтеков на чужой коже — ни для чего из этого не было оправданий.
Две тьмы зазвенели громче, и их звон набирал глубину по мере того, как они сходились и расходились в смертоносном, захватывающем танце. И этот звон и этот танец позволил Варацу увидеть то, чего он прежде не видел никогда. Чужое сознание, и чужие воспоминания.
Разум Лилит был похож на сложный механизм, в котором невозможно было разобраться с первого взгляда. Все, что окружало Вараца, непрерывно крутилось и щелкало размеренно, равномерно и детерменированно. Все здесь дышало функциональностью, необходимостью, нуждой. Все имело смысл, все занимало свои места. Это было огромной ее частью. Огромной, но не всей.
Варац потерялся почти сразу. У него не было никакого опыта навигации по чужому сознанию, и если бы не мягкое прикосновение ее теплой тьмы, он бы, вероятно, спятил. Тьма почувствовала это, и мягко повлекла его к себе, помогая отыскать путь. Сознание Лилит оставалось недовольным этим вторжением, но не спешило выгонять его. В нем было ворчливое смирение, понимание, что у всего есть своя цена. “Ну смотри, если хочешь”, — будто говорило оно.
Ее воспоминания были яркими, детализированными, живыми. Она обращала внимание на повороты головы, направления взгляда, движения рук и пальцев. Она часто считала про себя, собирая признаки лжи, лукавства и недосказанности. Эмоций в этих воспоминаниях почти не было. Их она запоминала гораздо хуже.
Чем глубже заходил Варац, тем острее пространство вокруг полнилось отчуждением. Он чувствовал жгучую боль от кнута на собственной спине, которая отзывалась в груди всепоглощающей ненавистью. Он слышал обвинительные крики крестьян, и чувствовал, как что-то в груди каменеет, становясь глухим к чужим словам. Он рыл могилы голыми руками, он едва стоял на ногах от голода, он продолжал ползти вперед, когда ноги больше не могли идти. Весь мир стремился вырвать жизнь из его рук, но он не отпускал, продолжая дышать с четырьмя ножевыми ранениями в животе. Он смотрел в мрачное северное небо, раз за разом повторяя про себя “Не умру. Не умру. Не умру”.
Работа и все, что ее окружало. Там жило столько чувств, столь сильных и ярких, что в них можно было потерять себя. Насмешливые взгляды коллег, их перешептывания за спиной, кисловатый вкус сливовой, решительный азарт, перемигивания, улыбки и драки. Яркое, забвенное чувство хождения по лезвию бритвы, стегающий спину задор смертоносных игр. Она дышала этим, жила этим, и в этом попросту не было места никакому страху. Потому что страх испортил бы все веселье.
Но чем глубже, тем становилось темнее от чувств, которые лежали в основе всего прочего. Злость, от которой она впивалась ногтями в собственную кожу. Ненависть, которая скрипела так требовательно, так застарело, и которой она никогда по-настоящему не поддавалась. Она боялась, на что эта ненависть окажется способна, если Лилит даст ей волю. Боялась очень давно, и очень сильно. Тьма, которая лежала перед Варацем, дышала этой ненавистью. И он коснулся ее, не раздумывая дважды.
Она ненавидела слезы. Они свидетельствовали о бессилии, а хуже бессилия не было ничего. Ее касались, и все внутри перекручивалось и захлебывалось от этих прикосновений. Сдавленные рыдания, сопровождаемые тихим шипением раскаленного гвоздя, который тушился о кожу ее предплечья, причиняя невыносимую боль. Крики, мольбы, слезы, вереница льняных платьев и дорожная пыль. Она звала отца, все это время она звала его, не помня себя от страха, она искала его в толпе, она умоляла о встрече с ним, не прекращая мольбы ни на миг. Она надеялась только на это, она верила, что когда он придет, этот кошмар закончится.
Но он не пришел, и уже не придет. Она поняла это, стоя в дорожной пыли, с силой сжимая в руках маленький узелок. Что-то внутри нее треснуло, треснуло навсегда, и в эту трещину упало крохотное семечко ненависти. С каждым шагом вперед по дороге она все лучше понимала, что теперь кошмар не кончится никогда.
Слышались голоса. На душе было спокойно, и Варац ощутил облегчение. В голове был хмель от дешевой сливовой, настроение было игривым, почти дружелюбным. Она вертела в руке монетку, чуть менее ловко, чем делала это теперь. Напротив нее сидел рыжий, кучерявый подросток, игравшийся с точно такой же.
— Слышь, малая, — сказал он, отпивая что-то из деревянной кружки. — Давай договоримся нормально. Ты мне доступ на виллу, я те твою побрякушку сраную.
— Работа днем, Мека, — ответила она, разминая шею. — Забивались же.
— Вот потому что забивались я тя не с ножом в руке прошу, — настойчиво повторил подросток.
— Попроси с ножом, — охотно кивнула она. — Тя по стойке давно не мазали?
— А ты с окна давно не летала? — в тон ей ответил подросток. Она резко дернулась вперед, и Варац ощутил ее напряжение, ее гнев, раздражение, азарт… и что-то очень мягкое, очень теплое. И оно было больше всего прочего. Именно оно заставило ее расслабленно откинуться назад, и спокойно сделать еще один глоток.
— Типа это было не случайно, — сказала она с насмешкой. — Типа ты сможешь это повторить, придурок сраный.
Подросток рассмеялся в предплечье.
— Конченная.
— У тя учусь. Нас завтра ходячить вместе поставили, в курсе?
— Ну, — кивнул он. — Висяки есть? А то чет чешется, — он ненавязчиво размял кулаки.
— Есть, — она подбросила в руке монетку. — Слышь че, Мека?
— А?
— Ты батю помнишь своего?
— Бляха, опять ты про это, — простонал он, проводя рукой по кудрявым волосам. — Мозг кончишь делать когда-нить?
— Когда-нить кончу. Помнишь, нет?
Он вздохнул, пожимая плечом.
— Ваще ноль. Слышь, а какая разница? Вот тя пнули под жопу на дорогу без нихера, и где ты теперь?
Она оглядела небольшую, раздолбанную таверну.
— Хер знает. В дыре какой-то с каким-то придурком, — она отпила.
— Нахер пошла. Если б тя не пнули, щас бы ты в поле горбатилась и пироги стряпала, — он неожиданно расхохотался. — Замуж бы вышла, бляха!
Он согнулся пополам, и уронил голову на руки. Она несильно, но энергично пнула его по колену под столом.
— Че, — он немного успокоился, и утер слезы смеха. — Ты по этому тоскуешь? Жалеешь, какой охеренной жизни лишилась?
— Ниче ты не понимаешь, Мека, — она глотнула. — Забей. Че про Лёни говорили недавно, слышал?..
Она говорила, надеясь заглушить голосом странное, темное чувство, которое жило в ней уже давно, но лишь недавно показалось на свет. Лишь недавно оно проросло достаточно, чтобы она ощутила его незримое присутствие. Оно было совсем молодым, пока неокрепшим, но от него веяло старой, необъятной силой и древностью. Древностью чего-то очень пугающего, того, что было за гранью ее понимания. Это пугало. Но пока что она могла убегать от этого страха.
Две тьмы вновь сошлись, сливаясь друг с другом в экстатическом единении, в совершенно невозможном акте абсолютного принятия, по которому они обе голодали всю свою жизнь. Не было ничего чище звука, с которым они пели, и не было ничего радостнее их облегчения от ушедшего одиночества. Они не желали отпускать друг друга, но послушно разъединились, повинуясь своим носителям. Их песня постепенно стихла.
Лилит все еще видела перед собой кровавые разводы и слышала звук разбитого стекла. Варац все еще чувствовал во рту кислый привкус сливовой, а его спина все еще ныла от ударов кнута. Лилит рухнула на кушетку. Чародей сжал виски руками.
Они молчали долго, даже слишком долго. Много чего было в этом молчании. Эйфория, страх, сожаление, боль, страдания и опасения. Но они оба не тронулись с места, молча пережив все эмоции и чувства, связанные повисшей в воздухе тишиной. Спустя бессчетное количество ударов сердца Лилит медленно села прямо.
— Чай будешь? — спросила она, включая горелку.
Варац поднял на нее глаза, и улыбнулся.
— Ужасное ты создание, Лилит, — он облокотился спиной на стену. — Давай. И ром добавь туда, будь любезна.
— Разумеется, — тихо фыркнула она.
Каждый из них чувствовал, что оставил в чужой тьме небольшую частицу своей. Двери были открыты, разнося по их внутреннему миру тихое, забвенное пение.
Следующие несколько дней прошли в привычном для Лилит режиме работы. К середине второй тамисы плавания она пришла к Корру на разговор сразу с несколькими целями.
— Капитан, есть все основания предполагать, что за саботажем стоит второй помощник, — сказала она, принимая из рук Корра стакан воды.
— Каср? — Корр качнул головой. — Невозможно. Это мой вернейший человек.
— Верность покупается, капитан, — возразила Лилит, покачивая ногой. — Взгляните на то, чего желал добиться саботер. Убить интенданта, уничтожить накладные — все это было нужно для задержки вашего отплытия из Чинджу. Города, в котором за содержание гидр в неволе полагается пожизненное заключение. А за работорговлю — смертная казнь. Не сочтите за грубость, ансан, но не вы исполняете обязанности капитана судна. Это делает Каср.
— Вздор. Я все еще несу ответственность за груз и команду, в полной мере, — ответил Корр несколько резко.
— Разумеется, — кивнула Лилит. — Но жалование Каср получает, как второй помощник. А трудится, как полноценный капитан. Допускаю, что и поздравления после удачного рейса тоже получает не он. Так?
Корр красноречиво промолчал. Лилит удовлетворенно качнула головой.
— Мотивация очевидна. Остается одна небольшая проблема. После моего допроса Каср уже не сможет довести судно до Синепалка. В команде есть кто-то, кто сможет занять место у руля?
— Вы говорите о пытках? Моего помощника капитана, на моем судне, я не ослышался?
— Мы же взрослые люди, ансан. Я, конечно, могу спросить вежливо, но сомневаюсь, что он ответит честно.
— Вы, северяне, дикие и безжалостные животные, — сказал Корр с некоторой неприязнью в голосе. — В нормальных странах существует расследование, суд, и справедливое наказание, если преступление будет доказано.
— Как угодно, — пожала плечом Лилит. — Но в таком случае вы открываете себя угрозе быть арестованными церковной стражей Синепалка. И я бы не надеялась, что уладить с ними дела будет так же легко, как в Чинджу. Церковь беспощадна, ансан. И им абсолютно плевать, кто вы: глава гильдии, султан, или сам сатана. А их способы выбивать признания и казнить достойны своей отдельной книги, поверьте моему опыту.
— Вы пытаетесь меня запугать, анса? — в голосе Корра проступили угрожающие нотки.
— Я информирую вас о возможной угрозе, — вздохнула Лилит. — И даю настоятельный совет разобраться с предателем, пока мы в нейтральных водах.
Послышался легкий, совсем тихий звон. Лилит разочарованно поморщилась, и звон тут же стих. Она покашляла, маскируя его.
— Продуло на палубе, — она подперла рукой висок. — Его можно допросить безболезненно, с помощью ментальных чар.
Корр нахмурился еще сильнее.
— В Сульяне применение ментальных чар для допросов приравнивается к пыткам. Я не позволю измываться над своими людьми, пока вы руководствуетесь одними лишь подозрениями. Принесите мне доказательства, и я подумаю еще раз.
Лилит поднялась с кресла, и поклонилась с неохотой и ленцой.
— Как угодно, капитан.
Она покинула его каюту, и направилась к себе, чтобы попить чай и подумать. Варац был внутри; он полусидел на койке, что-то чертя углем на листах бумаги. Лилит поставила чайник, и со вздохом уселась на пол. Чародей бросил на нее быстрый взгляд, и тут же вернулся к наброскам.
— Длинный день?
— Ага. Что чертишь?
— Костюмы. Когда окажемся на Севере, уже выпадет снег.
— Примерно через луну после этого. В последние годы сезоны сдвинулись вперед, — Лилит медленно размяла шею. — Его каюта утыкана камнями источника. Ты удивлен? Я — совершенно нет.
— Ожидаемо, — задумчиво протянул Варац, разглядывая набросок. — Идеи есть?
— Была одна, пробросила на месте. Предложила допросить Касра с помощью ментальных чар. А на самом деле — нырнуть в Корра, лишь бы амулетов рядом не было. Не повелся, скотина.
— Дай угадаю, — сказал Варац с насмешкой. — Ментальные чары это дико и бесчеловечно?
— Угу, — Лилит согнулась, вытягивая спину. — А северяне — неотесанные животные.
— Разумеется. Северяне неотесанные животные, аньянгцы тупорогие традиционалисты, оренхайцы кровожадные варвары, а вот островитяне… — Варац щелкнул языком, и улыбнулся, бегая углем по бумаге. — Островитяне представляют для них реальную угрозу, поэтому они образованные и уважаемые люди.
Лилит посмеялась.
— Тебе замки вскрывать доводилось, кирья? — спросил Варац, откладывая пергамент с углем и садясь прямо. Он потянулся в карман за портсигаром и кивнул на дверь, приглашая Лилит выйти на перекур.
— Было дело, — Лилит поднялась на ноги, и открыла дверь. — Но получалось плохо.
— Воровала она плохо, — рассмеялся Варац. — Замки взламывала плохо. За что тебя, бездарщину, в банде держали?
— За красивые глаза.
Они ступили на лестницу.
— И я их не виню, — пожал плечами Варац.
— Мне всегда было к кому обратиться при необходимости, — она толкнула дверь на палубу, и в лицо им ударил холодный ветер. — Воровство меня никогда не интересовало, ровно как и дверные замки. Зачем учиться их взламывать, когда можно попросить ключ?
— Так попроси, — расхохотался Варац, протягивая ей крученку.
— Могу, — кивнула Лилит. — Но после этого мы отправимся кормить акул. Только если не попросим Минг зачаровать тебя, чтобы ты прикинулся Корром до конца плавания. Как тебе такое, а?
Варац с восторгом хлопнул в ладоши.
— Каково бы было! — мечтательно сказал он, и закурил. — Но Минг же в Чинджу. Или нет?
— Бегает по кораблю крысой, — насмешливо ответила Лилит. — Не навестила тебя ни разу, серьезно? Она ко мне через день приходит поболтать.
Варац недоверчиво вскинул брови, и проморгался.
— Как слеп человек, — вздохнул он. — А ее замечательные способности ты использовать не думала? Раз уж у тебя есть ручная кицунэ, грех этим не воспользоваться.
— Если при ней так скажешь, я тебя спасать не буду, — Лилит забрала у него зажженную крученку, и подкурила от нее. — Думала. Но не придумала. Ты к чему спросил про взлом замков?
— К тому, что у меня есть идея, как выманить Корра. Вряд ли надолго, зато гарантированно. И совершенно безобидно, представь себе.
Они замолчали, пока мимо них проходила парочка матросов. Когда они отошли достаточно далеко, Лилит спросила:
— Как?
— Закачу небольшой концерт, — пожал плечами чародей. — Ничего криминального. В целом, даже ключ тебе могу принести на блюдечке. Веришь?
— А это каким образом? — заинтересовалась Лилит. — Я чего-то о тебе не знаю?
— Вероятно, — усмехнулся Варац. — Но эта история хоть немного интересная, в отличие от большинства, — он прокашлялся, приготовившись рассказывать. — Место действия: Чародейская Академия Объединенных Племен. Действующие лица: неисправимый и добродушный весельчак по имени Къол, и ваш покорный слуга. Действие: хаос, вакханалия и безумие, не утихавшие шесть лет кряду.
— Ага, — Лилит уселась на борт, и взялась одной рукой за веревку вант. — Про это я уже догадалась.
— Мы сеяли ужас среди всего преподавательского состава и наших собственных сокурсников, — продолжал Варац. — Наше дуо ненавидела вся голова академии. Оживающие статуи это еще полбеды; вообрази взрывающееся прямо перед лабораторными оборудование, пол, который внезапно накалялся и прожигал обувь преподавателя, и прочую чушь, безобидную и не очень. Все знали, что это наших рук дело, но никогда не могли поймать за руку. Безумие эскалировало, и наши шутки зашли настолько далеко, что мы… случайно основали тайное общество.
— Чего? — рассмеялась Лилит. Варац широко улыбнулся, и тоже уселся на борт.
— Того. Написали правила, обряд посвящения, все как полагается. Чуть не умерли от смеха, пока придумывали всю эту чушь. Но к нам действительно приходили студенты, можешь вообразить? И желали вступить в общество, и соглашались на все наши идиотические испытания. Мы с адельфос лишились рассудка окончательно. Издевались над несчастными как могли, и испытания становились все более идиотскими и непроходимыми. Но, — Варац цокнул языком. — Студенты были находчивы, и проходили их. Их становилось все больше, и все они чего-то ждали. Тогда мы переглянулись, пожали плечами и подумали: а почему нет? И принялись устраивать тайные собрания под покровом ночи, планировать куда более масштабные розыгрыши, и в целом кошмарить всю академию уже коллективными силами. Весь этот снежный ком набирал обороты так быстро, что никто ничего не успел понять, как мы представляли собой огромную подпольную силу, состоящую из безумцев и клоунов, готовых отыгрываться на всех и вся. Чары и их нестандартное применение были нашим основным оружием. И однажды я додумался, что можно материализовать копию ключа по восковому слепку замка, — Варац энергично дернул бровью. — Сколько крови было попорчено с помощью этого трюка, ты бы знала…
— Могу только догадываться, — с ужасом пролепетала Лилит. — Вообще, это совершенно бессмысленно, кошмарно глупо и жутко весело. Как раз в вашем с Къолом духе.
— Наконец-то ты уловила идею, — радостно воскликнул чародей.
— А что с ним стало, как вы выпустились? — заинтересовалась Лилит. — С обществом?
— Понятия не имею, — пожал плечами Варац. — Но держу пари, оно существует до сих пор. Мы с адельфос, сами того не подозревая, вскрыли банку с червями. Когда тебе с пеленок втирают про ответственность, про огромную силу и умение ею распоряжаться, про то что в твоих руках будущее всех поколений чародеев, про соблазны, силу воли и контроль, — Варац широко зевнул. — Понятное дело, что юным бестолочам захочется выпустить пар, пустив за противным школяром иллюзию огнедышащего дракона. Даже на Островах это правда, к большому сожалению. Занудство и академическое образование — ближайшие синонимы.
— Юные бестолочи это одно, — лукаво улыбнулась Лилит. — Но ты-то уже тогда был в преклонном возрасте, уважаемый чародей.
— А в моем случае, кирья, необходимо было родиться заново.
— Ага. Помогло?
— Не особо. Но было весело, и этого вполне достаточно, — Варац повернул к ней голову. — Кончай допрос с пристрастием. План будешь слушать?
— Давай, — согласилась Лилит. — Но я требую, чтобы он веселым и идиотским. Скучный и функциональный я и сама могу придумать.
— Можешь ли? — рассмеялся Варац. — Ты далеко не такая серьезная, какой хочешь казаться. Ума не приложу, зачем пытаешься.
— Потому что я слежу за имиджем, — Лилит с улыбкой скрестила руки на груди. — К тому же ты дурно на меня влияешь своей взбалмошностью.
Варац громко фыркнул.
— Скажи еще, что тебе не нравится, — он ловко спрыгнул с борта. — Пошли пройдемся.
Лилит коротко постучала в дверь капитанской каюты, сжимая в руках измятый ворох желтоватых бумаг.
— Входите, — послышался приглушенный голос Корра.
Лилит приоткрыла дверь, оставшись стоять на пороге.
— Давайте пройдемся, ансан, — она взмахнула в воздухе бумагами. — Сдается мне, вы найдете это интересным. К тому же погода просто прекрасная.
Корр недоверчиво вскинул бровь, но спорить не стал. Он поднялся из-за стола, и отправился за Лилит на верхнюю палубу. Дул ветер, была небольшая качка. Небо было пасмурным.
Они дошли до пустующего капитанского мостика, и Лилит протянула бумаги Корру.
— Ваши накладные. Те, которые липовые.
Корр торопливо перелистнул бумаги, бегая по ним глазами, мрачнея все сильнее с каждым ударом сердца.
— Откуда? — спросил он, поднимая на Лилит взгляд из-под нахмуренных бровей.
— А вы не догадываетесь? — Лилит оперлась спиной о перила. — На гамаке Касра, под шкурой.
Корр перевел взгляд на помощника капитана, который громко руководил матросами, корректирующими паруса под переменившийся ветер.
— Все еще ничего не значит, анса, — Корр вернул ей бумаги. — Их могли подбросить.
— И мне нужно меньше колокола, чтобы доказать или опровергнуть это предположение, — Лилит погладила перила живой ладонью. — Если вам, конечно, нужны ответы. В противном случае я не совсем понимаю, зачем вы меня наняли, ансан.
Корр окинул ее задумчивым взглядом.
— Действительно, зачем? Будь вы хоть сколько-нибудь компетентны, вам бы пришло на ум, что саботер мог сохранить бумаги только с одной целью — подставить кого-то, — сказал он жестким тоном.
— Или по неопытности и неосторожности, — пожала плечами Лилит. — Гадать можно бесконечно, ансан. Даже очень умные люди иной раз совершают глупейшие ошибки. И скажу вам из опыта: очень часто самый очевидный ответ в итоге и оказывается верным.
— Ваши спекуляции меня мало интересуют, — Корр оправил камзол коротким и сухим движением. — Я вижу, что ошибся на ваш счет. Вы освобождены от контракта, и по прибытии в Синепалк я выставлю вам счет за каюту и еду.
— Как будет угодно, ансан, — Лилит склонила голову, а потом посмотрела на небо. — Шторм будет, похоже. Я крайне плохо переношу качку.
— С вашего позволения, я вернусь к работе, — Корр коротко кивнул ей, и откланялся. Лилит проводила его насмешливым взглядом с хитрой полуулыбкой на лице.
— Даже очень, очень умные люди, — сказала она вполголоса, и уселась на борт.
Примерно через мину на палубе показался Варац. Он отыскал Лилит взглядом, и направился к ней.
— Когда у тебя день рождения, кирья? — он с улыбкой подбросил в руке новенький ключ.
— На Миттвинтур, — Лилит протянула руку.
— Самая длинная ночь в году, — задумчиво сказал он, придирчиво оглядывая свою поделку. — Один из четырех сезонных языческих праздников. Ты нарочно такое клише, или тебе действительно так повезло?
Варац неаккуратно перебросил ей ключ, и Лилит едва успела поймать его до того, как он вылетел за борт. Она зашипела на рассмеявшегося чародея.
— В гроб меня вгонишь, — проворчала она, разглядывая ключ. — Проверил хоть?
— Не успел, — пожал плечами Варац. — Восковой слепок — дело небыстрое. Придется тебе мне довериться, кирья, — он откинул подол накидки взмахом руки, подпрыгнул, и уселся рядом. — Что Корр? Занудствует?
— Уволил меня, — Лилит ковырнула коронку ключа ногтем, и убрала его во внутренний карман жилета.
— Какой кошмар, — сокрушился чародей. — Какое пятно на репутации!
— Никакое, — ответила Лилит, и протянула руку за крученкой. — Заказ был горелым изначально. Я подозревала, но теперь совершенно уверена.
Варац извлек портсигар и щелкнул им.
— Он не попросил список, но это бог с ним. Можно списать на спешку, — Лилит взяла крученку в зубы, и подкурила. — Но ты правда считаешь, что глава Сульянской Купеческой Гильдии, представительства лучших из лучших, самых отпетых жлобов и счетоводов на всем белом свете, даже не подумал спросить, сколько я возьму за заказ?
Варац охнул. Лилит взяла паузу на затяжку.
— Я умная девочка, уважаемый чародей, — она выдохнула дым. — И не стала называть цену сама. А он про нее даже не вспомнил. Потому что знал, что платить ему не придется.
— Как любопытно, — Варац оживленно поерзал на месте. — И что ты думаешь?
— Ничего хорошего, если коротко, — пожала плечом Лилит. — Так или иначе, если мы хотим что-то понять, мне нужны его бумаги.
— Идет, кирья, — чародей с предвкушением потер ладони. — Чую катастрофу!
— А это у меня уже давно, — махнула рукой Лилит. — Я смирилась.
Они немного посидели на палубе, слушая команду, которая затянула сульянскую моряцкую песню. Варац вольно перевел Лилит ее текст, попутно рассказав о сульянской богине Хафиф, чей лик был солнцем, затылок — луной, а вся земля — ее оторванным от головы телом. Насмешливо поспекулировав о том, какой именно частью этого тела является покрытый песками Сульян, они отправились в каюту дорабатывать предложенный Варацем план, и обсуждали его до самого вечера.
Следующие несколько дней качка только усиливалась. С началом полнолуния Лилит выползла наружу еще до рассвета, добралась до борта, и тут же перегнулась через него, тошня вперемешку с грубым кашлем. Издав усталый стон, она утерла рот и уселась на палубу, опершись о борт спиной.
Парус громко хлопал на ветру, со скрипом качались фонари, команда перекрикивалась и сновала по палубе, поддерживая курс. Лилит медленно моргнула отяжелевшими веками, и закрыла глаза. Ей требовалось просидеть на общем виду хотя бы пару мин, прежде чем она сможет спуститься в каюту. Она не надеялась, что к ней кто-то подойдет, но, видимо, она выглядела совсем плохо. Лилит открыла глаза, привлеченная звуком приближающихся шагов, и подняла их на Касра.
— Морская болезнь? — сочувственно спросил помощник капитана. — Давайте провожу вас до каюты, анса.
— Буду крайне признательна, — Лилит поднялась на ватные ноги, после чего снова перегнулась через борт. Каср придержал ее за плечо.
— Я попрошу повара заварить вам имбирь, — Каср перекинул ее руку через свое плечо, давая ей опору.
Лилит покивала. Они медленно дошли до лестницы, спустились вниз и остановились у двери ее каюты. Поблагодарив Касра заплетающимся языком, Лилит сообщила, что попытается отоспаться.
Она выпила некрепкий чай, и ее стошнило еще раз, пока на палубе громко не прозвонил двойной колокол, означавший, что Варац начал свое небольшое шоу. Лилит медленно поднялась с койки.
Она дождалась, пока многочисленные шаги на лестницах стихнут, и неспешно двинулась к каюте Корра. Для верности она постучала, выждала с десяток ударов сердца, и лишь после этого вставила ключ в замок.
Копия была неидеальной; видимо, топленый свечной воск был не лучшим материалом для слепка с замка. Ключ сделал пол-оборота, после чего его намертво заело. Лилит нажала на дверь плечом, слегка подергивая ключ настойчивыми, мелкими движениями. Где-то через пол-мины замок наконец щелкнул, и поддался. Лилит с трудом вытащила ключ из скважины, и уже приготовилась зайти в каюту, когда из другой части второй палубы до нее донесся тонкий детский визг.
Лилит замешкалась на несколько ударов сердца. Она поморщилась, как от зубной боли, захлопнула перед собой дверь каюты и закрыла ее на ключ. Затем побежала на голос, который звучал откуда-то из кухни.
Лилит влетела в арку, и увидела Сакусэ, которая испуганно жалась к печи, и матроса, который что-то говорил ей, осторожно сокращая расстояние.
— Да вашу ж мать! — не выдержала Лилит. Матрос, чьи глаза были полны вопросительного изумления, повернулся на нее.
— Лилит! — пискнула перепуганная Сакусэ.
— Лилит, Лилит, — передразнила она, и ужом скользнула в сознание матроса. Пользуясь его ошеломлением, она аккуратно обогнула все защитные барьеры, и решительно ухватилась за воспоминание о том, как он обнаружил на корабле маленькую черноволосую девочку. Стереть его целиком Лилит было бы не под силу, но ей удалось немного размазать его, сделать мутным, странным, похожим на сон. Проделав эту несложную манипуляцию, она сделала пару шагов к матросу, развернула его к себе и вырубила одним ударом металлического кулака по виску, надеясь, что удар окончательно отшибет ему память. Убедившись, что матрос без сознания, но все еще дышит, Лилит подняла глаза на девочку.
— Что “Лилит”? — раздраженно спросила она. — Где Минг, твою мать? Почему ты без иллюзии по кораблю ходишь?
Сакусэ виновато изогнула брови, и скрутила в руках подол платья.
— Там Минг, она, ей… — залепетала девочка. — Я тебя искала!
— Вашу ж мать, — вздохнула Лилит, поднимаясь на ноги. — Чего встала? Веди!
Сакусэ пошла следом за Лилит, держась за ее спиной.
— Там где ящерки, — шепнула она, когда они вышли в коридор.
Лилит быстро провела девочку мимо капитанской каюты и до люка, который вел на среднюю палубу, в помещение с гидрами. Нырнув в темноту трюма, она подхватила Сакусэ и помогла ей спуститься вниз. Гидры все так же мирно спали, лишь ворочаясь и недовольно ворча во сне. Двигаясь наощупь, Сакусэ отвела Лилит за ряд клеток, где та смутно различила белесый силуэт Минг.
— Живая, лисица? — Лилит присела на колени рядом с ней.
— Пока да, — кашлянула кицунэ.
— Идти сможешь?
Минг попыталась подняться на дрожащие лапы, но почти сразу рухнула обратно на пол. С верхней палубы донесся смех, одобрительные выкрики и апплодисменты. Судя по всему, выступление Вараца подходило к концу. Лилит мягко обняла обмякшее тело кицунэ, и осторожно подняла ее на руки.
— Это унизительно, — промямлила Минг, свешивая голову вниз.
— Потом пожалуешься, — Лилит быстро прошла обратно к люку и шикнула на Сакусэ, чтобы та не отставала.
Им удалось добраться до каюты, больше никого не повстречав. И как раз вовремя; едва Лилит положила Минг на койку, как в дверях появился Варац, от неожиданности замеревший на пороге. Лилит бесцеремонно схватила его за накидку, и втащила внутрь.
— Как интересно! — оживился чародей. — Начинаю верить твоему утверждению, что ничто никогда не идет по плану.
Он уселся на койку, с любопытством глядя на то, как Лилит осматривает Минг. Кицунэ вывалила язык, и дышала часто и поверхностно. Лилит мягко прощупала ее живот, ища уплотнения, и Минг тут же стошнило на подушку.
— Морская болезнь, — выдохнула Лилит с долей облегчения в голосе, и потянулась к чайнику. — Твою ж мать.
Она дала кицунэ немного воды из глиняной кружки, и вытерла желчь с подушки куском тряпки. Лилит аккуратно подвинула кицунэ, уселась рядом, и провела по лицу руками.
— Успела? — поинтересовался Варац. Лилит отрицательно качнула головой.
— Увы. Буду думать дальше.
Задумчиво постучав металлическими пальцами о костяшки, она поднялась на ноги.
— Малая, оставайся тут. Дверь никому не открывай.
Сакусэ покивала. Она постепенно успокоилась, и с ногами взобралась на освобожденную койку.
— Скоро придем, — пообещала Лилит, и выскользнула в коридор. Варац вышел следом за ней.
Они поднялись на палубу. Лилит замерла у выхода, увидев довольно большую, массивную скульптуру, состоявшую из тонких полос металла. Сгрудившаяся вокруг команда постепенно рассасывалась, возвращаясь к своим обязанностям. Варац перевел взгляд на Лилит.
— Какая, а? — спросил он, облокачиваясь плечом о поддерживающий столб.
— Варац… — Лилит длинно, шумно выдохнула, и скрестила руки на груди. — Глиняного тебе мало было? Что за фиксация на причиндалах?
— По моему скромному мнению, — ответил чародей. — Интерьер человека должен отражать его внутренний мир. Ты обещала Корру скульптуру. Я ее сделал.
— Боже ты мой, — простонала Лилит. — И как бедняга отреагировал?
— Остался доволен, вообще-то, — пожал плечами Варац. — Сказал что приметно, узнаваемо, и чувствуется рука автора.
Лилит кашлянула, сдерживая смех.
— Так, — стоически кивнула она.
— На что я пожелал ему хорошего пользования, — продолжил чародей, мягко поведя в воздухе рукой. — А он ответил, что воздержится и сбагрит ее на первом крупном аукционе. В другой формулировке, но смысл был таким.
Чародей меланхолично вздохнул.
— Не хочешь ей тоже имя дать? — спросил он, косясь на Лилит. — Чтоб хоть не просто так из рук в руки кочевала.
Лилит окинула новоявленное произведение задумчивым, оценивающим взглядом.
— А назови в честь хозяина? — предложила она. — “Ансан Корр, бессменный глава Сульянской Купеческой Гильдии”.
— Какая потрясающая идея, — вдохновенно ответил Варац. — С таким именем он ее точно не продаст.
Чародей встряхнул запястьем, и принялся выводить руны. Лилит увидела, как на пустом металлическом постаменте медленно проступает выпуклая надпись упомянутого содержания, выполненная в более темном металле. Варац завершил начертания и подул на руны, рассеивая их в воздухе, после чего они с Лилит обменялись заговорщицкими взглядами, и расхохотались в голос.
Этой ночью Варац вызвался переночевать на гамаках, заявив, что не горит желанием спать в обнимку с больной лисицей. Лилит слегка удивилась этому заявлению, зная, что чародей спит, самое большее, пять колоколов в сутки, но спорить не стала.
За ночь Минг стало лучше. Утром кицунэ уже могла сидеть, и даже съела немного свежей сырой рыбы. Она была все еще слишком слаба, чтобы поддерживать стабильную иллюзию, поэтому пока осталась отдыхать в каюте вместе с Сакусэ. Девочка непрерывно дергалась, вертелась и вставала ногами на койку, скача по небольшой каюте и явно страдая от переизбытка энергии. Лилит тщетно попыталась занять ее загадками и словесными играми, но Сакусэ ни в какую не соглашалась сидеть на одном месте. Промучившись с ней около колокола, Лилит взмолилась:
— Лисица, твою мать, мне работать надо! Хоть чем-то ее займи!
Минг слабо улыбнулась, медленно принимая сидячее положение.
— Уже пять лет пытаюсь, — вздохнула она, и перевела взгляд на девочку. — Сакэ?
— Я! — крикнула Сакусэ, плюхаясь на койку.
— Не ори! — шикнула на нее Лилит.
— Сакэ, — повторила Минг. — Фокус покажешь?
Девочка задумалась, а потом энергично закивала.
— Давай, — кицунэ улеглась на живот. — И без тумана в этот раз.
Сакусэ крепко зажмурилась. От напряжения она смешно высунула кончик языка, и сильно качала одной ногой. Лилит видела, как она сжала ручкой покрывало, и с каждым ударом сердца ей становилось все любопытнее, что произойдет дальше. Она первой ощутила дрожь в воздухе, ощутила, как душная каюта наполнилась свежим воздухом, таким легким, что дышать почти не требовалось; он сам проникал в грудь и покидал ее. Голова слегка закружилась, и Лилит увидела, как стены раздвигаются и исчезают, сменяясь подернутым дымкой серым пейзажем большого каньона. Ее глаз касался бескрайнего горизонта, под ногами была сухая, сыпучая земля, а над головой — разноцветное небо, такое же, какое Минг сотворила на площади в Чинджу. Лилит пораженно огляделась. Что-то внутри нее дрогнуло, она чувствовала, как плотный воздух касается кожи и ласкает ее в приветственном объятии.
— Какие же люди идиоты, — шепнула Лилит, чувствуя ветер в собственных волосах. — Не способны к дикой магии, как же.
Сакусэ резко открыла глаза, обвела ими свое творение и издала тихий, восторженный писк. Минг придирчиво понюхала землю, и встала на лапы. Ее белая шерсть шла волнами на порывистом ветру. Кицунэ царапнула землю когтем и строго посмотрела на девочку.
— Сакусэ, — она требовательно кивнула на гладкую землю.
Девочка тут же стушевалась, и снова закрыла глаза. Минг вновь провела лапой по земле.
— Уже лучше, — сухо кивнула она.
— Охереть… — Лилит подняла голову к разноцветному небу. — Это что?..
— Это — то, чему я успела ее научить, — Минг села на землю, медленно вертя головой. — И наставник из меня не очень, судя по всему. Я в ее возрасте уже освоила осязание.
Сакусэ расстроенно изогнула брови.
— Я стараюсь, — тихо сказала она, скручивая в руках подол платья.
— Плохо стараешься, — отрезала Минг. — Рассеивай.
Девочка шмыгнула носом, и снова закрыла глаза. Иллюзия медленно растаяла, и из ее туманной дымки вновь соткались интерьеры маленькой каюты, которая казалась клеткой после бескрайних серых горизонтов. Лилит закашлялась от резко спершей дыхание духоты, и поднялась на ноги, чувствуя легкое головокружение.
— Пойду подышу, — она взялась за ручку двери. — Тихо справитесь посидеть?
Сакусэ широко зевнула, и захлопала слипающимися глазами.
— Фокусы ее выматывают, — Минг вновь улеглась на койку. — До ночи проспит как убитая. Иди занимайся чем там тебе надо.
— Ага, — Лилит толкнула дверь одновременно с резким выдохом. — Твою ж…
На палубе ей немного полегчало, но Лилит еще долго думала о серых просторах каньона, не в силах сосредоточиться на чем-то еще. Ругаясь вполголоса на демоническую херь, она отправилась искать Вараца, надеясь отвлечь себя разговором и обсуждением нового плана, работу над которым нужно было начинать как можно скорее.
Лилит обыскала всю среднюю и нижнюю палубу, дважды заглянув в кладовку и трюм с гидрами. Она возвращалась в свою каюту и снова поднималась наверх, но Вараца нигде не было. Корабль был большим, и они легко могли разминуться, но это было слабым утешением на фоне сосущего чувства диссонанса. Что-то определенно было не так. Лилит ощутила, что начинает нервничать.
Остаток дня она провела на палубе, блуждая мыслями то в воспоминания, то в догадки о том, куда спрятался чародей, и не остался ли он за бортом. И не может ли быть такого, что кто-то помог ему там оказаться. Тревога нарастала. Пока Лилит справлялась с ней, но ощущала, что та будет лишь эскалировать, если она срочно что-то не предпримет.
Она нашла взглядом Касра, который корректировал курс у руля, и подошла к нему.
— Вараца не видели, ансан? — спросила она, внимательно смотря за выражением его сосредоточенного лица.
Каср выкрикнул что-то на сульянском, обращаясь к команде, потом бросил на Лилит короткий взгляд.
— Не сейчас, анса, надо риф обогнуть пока шторм не начался, — он резко крутанул руль.
— Такой талантливый помощник наверняка может совмещать два дела сразу, — Лилит скрестила руки на груди. — Я задала простой вопрос. Да или нет?
Каср выругался вполголоса.
— Нет, не видел, — ответил он с долей раздражения в голосе.
— Точно? Потому что на корабле я его найти не могу, — Лилит глубже впилась взглядом в его лицо. — А вы не так давно повздорили.
— Анса, я понятия не имею, в какой угол забился ваш языкастый чародей. Может напился и за борт выпал, мне и так и так все равно, — Каср прервался на энергичный жест рукой и выкрик, обращенный к матросам в гнезде. — Ничем не могу вам помочь.
Лилит сжала кулак, из последних сил борясь с желанием прижать лезвие к горлу помощника и выжать из него правду. Или выломать защитные двери его сознания и расковырять его разум в поисках ответов. Но она сдержалась. Лилит отказала себе в принятии решений под влиянием страха, и силой заставила себя вернуться в каюту и спокойно и планомерно приготовиться ко сну, борясь с собственными саморазрушительными импульсами. Общество Минг немного успокоило ее. Они коротко поговорили вполголоса, чтобы не разбудить Сакусэ.
За ночь Лилит не сомкнула глаз. Тревога быстро переросла в страх, который душил ее в ночи бесконечными вопросами и предположениями, одним хуже другого. Страх разрастался как гангрена, становясь все обширнее и неумолимее. Он выматывал, он путал мысли, и к утру Лилит уже ни в чем не была уверена. Действительно ли корабль принадлежит Гильдии? Действительно ли везет рабов? Действительно ли они направляются в Синепалк?
Качка усиливалась, постепенно превращаясь в шторм. Лилит сидела в каюте, слушая неутихающий звук корабельного колокола и крики команды, сражавшейся со стихией. Минг, уже вполне бодрая, наложила на Сакусэ иллюзию, и девочка, радостно пискнув в обличии небольшой, неприметной крысы, отправилась носиться по кораблю. Сама же кицунэ осталась с Лилит, и они вместе сидели в молчании, изредка подогревая быстро остывающий чайник. В какой-то момент Минг вздохнула, и нарушила тишину:
— Может, все-таки прыгнул за борт? У него с жизнью были странные отношения.
Лилит прожгла кицунэ взглядом, но справилась с раздражением и покачала головой.
— Нет. Поверь мне, нет.
— А что тогда? — Минг лизнула лапу.
— Не знаю, — Лилит поскрипела протезом, сжимая и разжимая кулак. — Не знаю, Минг.
Ее парализовало. Она не могла пошевелиться. Если вчера ей приходилось удерживать себя от необдуманных действий, то теперь, сколько бы она их ни обдумывала, никакое решение не казалось ей верным и правильным.
— Давай я поищу, — предложила Минг, спрыгивая на пол и на глазах покрываясь туманной дымкой, приобретая облик небольшого серого паука.
— Как хочешь, — ответила Лилит, отворачиваясь.
Оставшись одна, она наконец поняла, что так терзает ее. Неизвестность, непредсказуемость, чувство полнейшей растерянности и бессилия перед обстоятельствами. Чувство, что она отчаянно пытается нашарить опору, ухватиться за что-то в абсолютной пустоте. И она не имела никакого контроля над тем, куда несет ее обмякшее тело, не могла даже увидеть, что лежит впереди. Она могла лишь беспомощно размахивать конечностями в невесомости и темноте, отданная им на растерзание.
К ночи загремели молнии. Гром, в котором была неукротимость и сила, вселил в Лилит отвращение перед собственной слабостью и бессилием. Он побудил ее сжать кулаки, встать сквозь собственную тревогу, он побудил ее разозлиться достаточно, чтобы понять: любое, даже самое безрассудное действие лучше полного бездействия. Она дернула дверь каюты, и в борт корабля врезалась крупная волна, покачнувшая судно. Лилит влетела в дверной косяк, и едва не прибила дверью Минг, которая стояла снаружи. Обретя равновесие, Лилит хмуро посмотрела на кицунэ:
— Ну?
Минг молча покачала головой.
— Так и думала, — Лилит вышла в коридор. — Будь в каюте.
С каждым шагом в ней крепла злость, которая становилась все больше, все решительнее и мрачнее. Когда Лилит достигла кабинета Корра, в ней почти не осталось здравого смысла; злость бесцеременно вытеснила его и заняла всю ее душу. И это, почему-то, ощущалось понятным и правильным. Лилит распахнула дверь, входя в каюту без стука.
Корр, отдыхавший в кресле, поднял на нее голову и открыл было рот, чтобы возмутиться ее вторжением, но не успел. Лилит в два шага оказалась у его стола, и резко ударила по нему руками.
— Сам скажешь, или достать меч? — спросила она с тихой угрозой, бегая по его лицу взбешенным взглядом.
Корр повернулся в кресле, сохраняя расслабленную позу.
— Как это понимать? — в его голосе звучал ледяной гнев.
Лилит широко взмахнула рукой, сметая со стола ворох бумаг и опрокидывая чернильницу. Корр резко поднялся на ноги. Лилит в одно движение извлекла хэй и очутилась возле капитана, держа лезвие у его уха. Он остался стоять недвижно, смотря на нее с высокомерным презрением.
— Бешеное животное.
— Еще какое, — Лилит резко толкнула его в грудь, и прижала к стене. — Кто твои заказчики? Где Варац?
Корр не повел и бровью. Лилит глубже вжала лезвие ему в шею, но даже когда по его коже побежала тонкая струйка крови, капитан не переменился в лице, и ничего не сказал.
— Так хочешь, да? — Лилит не слышала собственных мыслей из-за клокочущего внутри гнева. — Ну, давай так.
Она ворвалась в его сознание одним мощным ударом топора, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы влет сломать его волю. Послышался звон камней источника. Он сжимал уши, давил на мозг, он раскалял внутренности, от него закипала кровь, а лоб наливался невыносимой тяжестью. Корр сопротивлялся, но Лилит ввинчивалась все глубже, давила все сильнее, игнорируя боль и чувство, что ее нутро вот-вот разорвется от всепожирающего звона. Из нее вырвался дикий крик, расколовший собой звон, боль и все, что мешало ей и стояло у нее на пути. Все звуки разом стихли. Тяжело дышавшая Лилит сжимала в руке сознание Корра, беззащитное перед ее силой, перед ее пламенем, перед ее злостью и ее решимостью. Она была внутри.
Она ожидала, что на поверхности окажутся дела. Бумаги, договоры, положение, деньги. Но она ошиблась; на поверхности была его семья: жена и сын, которых Корр без памяти любил и по которым тосковал. Не позволяя себе впитать эти эмоции, чтобы они не потушили ее гнев, Лилит зарылась глубже, не в воспоминания, но в гораздо более тонкую и неуловимую материю: знания, мысли и соображения. Они стучали и бились вокруг нее сгустками воздуха, и она касалась их, отыскивая нужные.
Она и Варац раздражали Корра. Он считал ее непредсказуемой и опасной, его — нестабильным и безумным. Он презирал их обоих, и не питал к ним ни намека на симпатию. Ему не терпелось избавиться от них, потому что тогда его наконец отпустит тревожное чувство надвигающейся катастрофы, которое преследовало его с тех самых пор, как он пожал Лилит руку. Он сделал это с неохотой, с покорным повиновением перед высшей силой, собственном долгом и обязательствами.
Лилит резко толкнула его в грудь. Корр безвольно упал в кресло и схватился за голову, силясь вернуть себе контроль над собственными мыслями. Лилит дернула на себя ящик стола, и схватила кипу бумаг. Она перебрала их быстрыми движениями, бегая по строчкам цепким взглядом. Там были документы на гидр, сертификаты об их боевой подготовке и дрессуре, знахарские печати о здоровье… Один из поседних листов был договором, подписанным рукой Корра. Лилит впилась в него глазами.
В дверь вломился Каср и еще пара матросов, привлеченных ее криком и звоном амулетов. Увидев Корра в кресле, и Лилит, стоявшую рядом, они не стали мешкать и раздумывать дважды. Каср скрутил ее, и впечатал в стену. Лилит молчала и не сопротивлялась.
Корр потряс головой и проморгался. В его взгляд вернулась осмысленность. Он коротко ответил что-то расспрашивающим его матросам, поднимаясь на ноги. Он подошел к Лилит, и Каср развернул ее лицом к капитану, держа ее руки заломанными за спиной. Лилит посмотрела на Корра сверху вниз.
— Остаток пути доедете в обществе kalb, — Корр перевел взгляд на Касра, и отдал ему короткий приказ. Лилит разоружили, и потащили прочь.
— Ты хоть знаешь, на кого ты работаешь? — обратилась Лилит к Касру, пока он стаскивал ее вниз по лестнице.
— На Гильдию, анса, — коротко ответил Каср. — Зря вы так. Врагам Гильдии жизни не будет нигде.
Лилит не выдержала и истерично расхохоталась. Она заливисто смеялась, пока ее вели к помещению с рабами, не замолкала пока часовой отпирал дверь, не утихомирилась она и тогда, когда ее грубо втолкнули в темный трюм, захлопнули дверь и провернули в замке ключ. Постанывая от смеха, Лилит сползла по вниз стене.
В трюме стоял жуткий смрад. Воздух был спертым и отравленным запахом нечистот и немытых тел. Вонь едва позволяла дышать, резко впиваясь в нос и оседая в горле мерзким привкусом. Когда глаза Лилит немного привыкли к темноте, она различила ровные ряды тел, сложенных на полу мозаикой. Рабы тихо посапывали, погруженные в глубокий, демонический сон.
— В своем репертуаре, кирья, — донесся до Лилит знакомый голос. Она сощурилась в полумрак, и различила силуэт Вараца, который сидел в противоположной части трюма, прислонившись к стене. — Расскажешь хоть, что там было такого смешного?
Лилит медленно поднялась на ноги и прошла вдоль рабов, осторожно переступая через тела. Она дошла до Вараца и присела на корточки напротив него. Потом схватила его за мантию и притянула к себе в крепком объятии, чувствуя, как разжимаются тиски нервов, как отпускает тревога, и как по груди волной разливается облегчение.
— Я тебя убью, — тихо сказала она. — Клянусь, я тебя убью.
— Угрозы! — с вялой радостью в голосе ответил чародей, обнимая ее в ответ. — Сразу видно, что ты соскучилась.
Лилит резко отстранилась. Варац тихо рассмеялся.
— Ты вовремя, — он откинулся обратно к стене. — Меня вот-вот усыпит печатью. Она работает не сразу, как выяснилось…
Только сейчас Лилит обратила внимание, что Варац едва ворочает заплетающимся языком.
— Где она? — Лилит мягко взяла чародея за подбородок. — На меня смотри, не вздумай вырубаться!
— Дорогуша… — сонно улыбнулся Варац. — Я понятия не имею.
Он медленно моргнул, и веки его сомкнулись, а шея расслабилась. Лилит немного побила его по щекам, но безрезультатно. Она села рядом, приложив руки ко рту, и тихо выругалась.
Она была заперта на корабле в бушующем шторме. Корабле, полном обученных бою сульянских моряков, которые считали ее своей пленницей. Рядом спал Варац, а наверху сновали Минг и Сакусэ, которые нуждались в ее защите. Чем дольше Лилит думала, тем лучше понимала, что выбора у нее нет. Человек в ней не мог справиться с этой ситуацией. Надежда была лишь на то, что справится демон.
Будь Лилит сама по себе, она, вероятно, предпочла бы ничего не делать. Выпросить у тюремщиков воду и еду, ждать прибытия и действовать по обстоятельствам. Она жутко ненавидела себя за то, что позволила кому-то зависеть от себя, а себе — опекать кого-то, пусть и столь опосредованно. Но еще она чувствовала, что ей необходимо действовать, а отчитать себя за непрофессионализм она могла и после.
Лилит заковыристо материлась сама на себя, чтобы не позволять тишине наполнить себя страхом. В ней все еще жила память об агонии от контакта с печатью, агонии которая была тем страшнее, чем сильнее отличалась от любой физической боли, с которой Лилит была хорошо знакома и которую понимала гораздо лучше. Та агония была безгранична, она стирала ее, стирала все, что делало Лилит собой, и утягивала ее в пучину беспамятства, пустоты, не-существования. Лилит понятия не имела, чем агония была вызвана, и повторится ли она в этот раз. Но она была обязана попытаться.
— Какой же тебе пиздец, если мы это переживем… — тихо сказала она, обращаясь к спящему Варацу. Она легко коснулась его руки, и аккуратно протиснулась в его разум, совершая шаги по уже привычному для нее пространству его сознания.
Сон Вараца был тяжелым, и Лилит не стала долго отираться в его размытых сновидениях. Она принялась искать их источник, с трудом ориентируясь в густом и тяжелом фиолетовом тумане, который путал мысли и сбивал ее концентрацию. Лилит заговорила вслух, чтобы оставаться в себе.
— Золото, золото, золото, медь, крышая худая, холодный поветь, выйдет из Яри бирюк на помост, следом отправишься ты на погост… — забормотала она первое, что пришло на ум.
Пространство вокруг вопросительно заурчало, кажется, отзываясь на считалочку. Оно оживилось и задвигалось, и Лилит задышалось легче. Она повторила стишок, чувствуя, как рассредоточенный туман собирается вместе, формируется в собственное сознание внутри сознания Вараца, обращает на нее свой взгляд. И заливисто смеется хрипловатым, звонким смехом.
— Кто-кто выйдет? Откуда? — спросил туман.
— Бирюк, — ответила Лилит, оставаясь настороже. — Из Яри.
Туман захохотал гуще.
— Ну и бред.
Лилит потянулась к сгусткам тумана.
— Демоны, вроде, не говорят на всеобщем?
— Демоны, — фыркнул туман в ответ. — Приперлась тут, записала меня сразу в демоны. Хорошо себя чувствуешь, дамочка?
— Неплохо, — кивнула Лилит. — Ты легкая.
— Еще и хамит! — возмутился туман. — Такое легко тебе устрою сейчас…
Туман угрожающе сгустился, но Лилит не ощутила никакой перемены ни в себе, ни в пространстве вокруг. Туман издал кряхтящий звук усилия, потом крякнул, и выдохнул.
— Ладно, хами, — согласился он. — Но руки не распускай!
Лилит покорно отстранилась от него подальше.
— Дамочка, — заинтригованно хмыкнул туман. — Ну иди сюда, поболтаем.
Он повлек ее в пространство сновидения, которое на ходу обрастало детальными подробностями. Лилит оказалась окруженной дощатым полом, выцветшими картинами на стенах и старой, хорошей антикварной мебелью с заметными следами времени. Запахло гвоздикой и книжной пылью. Звуки шторма снаружи корабля стихли, и вместо них Лилит услышала пение цикад.
По своей сути сон был куда более странным и непостоянным, чем иллюзия Минг. Иллюзия стремилась повторить реальность, а сон был своей собственной, отдельной от реальности материей. Варац тоже был здесь — он сидел в кресле, запрокинув голову, и расслабленно перебирал пальцами одной руки. Лилит огляделась.
— А, кирья, — поздоровался Варац, не открывая глаз. — Добро пожаловать.
Лилит задрала голову и удивленно вскинула брови, обнаружив на потолке несколько стульев и огромный книжный шкаф.
— Потрясающий вкус, уважаемый чародей, — похвалила она.
— Всегда любил сюрреализм, — улыбнулся Варац.
— Самое безобидное, что нашла. У него сны все ужасные, — раздался голос откуда-то сбоку. Лилит повернула голову к картинам, одна из которых разговаривала голосом тумана. Из нее показались очертания большой кошачьей морды, а затем существо выползло из картины целиком. Размером оно было с горного льва, и по строению его тело напоминало кошачье. Его кожа была покрыта мелкой чешуей, передние лапы отсутствовали, замененные на два кожистых крыла, на которые существо и опиралось при ходьбе. Оно чем-то напоминало дракона, но это определенно был не дракон. Покинув картину, существо уселось на задние лапы, трижды обогнув вокруг себя свой неправдоподобно длинный и тонкий хвост, и уставилось на Лилит небольшими черными глазами.
— Альрами? — Варац слегка удивленно вскинул бровь. — Приснится же чушь…
— И этот хамит, — фыркнуло существо, и вытянуло морду к Варацу. — Сейчас полетишь на своей поехавшей кукушке сны про Пиргос смотреть, хочешь?
— Воздержусь, — чародея передернуло.
— Тогда повежливей, — существо манерно повело головой. — Меня Хутала зовут.
— Как-как? — прыснул Варац.
— А что смешного? — вклинилась Лилит.
— Huthala с сульянского это что-то среднее между “мразь” и чем-то куда более нецензурным, — с улыбкой ответил Варац. — А сон-то все любопытнее становится.
— Он всегда такой тугой или это от влюбленности? — спросило существо у Лилит.
— Всегда, — убежденно кивнула она, и посмотрела на Вараца. — Еще слово и я тебя придушу.
— Ну, хоть это не меняется, — Варац подпер висок пальцами. — Только не на глазах вот у этого чуда. Я по натуре застенчив.
Он рассмеялся. Лилит повернула голову к существу с твердым намерением игнорировать чародея.
— Я Лилит, — представилась она. — Давай по существу, не против? Обычно я контактирую с демонами через разум вот этого озабоченного придурка в кресле. И обычно демоны не столь приветливы.
— Тебе же сказали “альрами”, дамочка, — качнуло головой существо.
Лилит со вздохом посмотрела на Вараца.
— Можно говорить, да? — спросил он через смех. — Альрами это драконовидные создания из сульянских сказок, демонические существа, как предполагают многие. Живут в песках неподалеку от небольших деревень, и едят людей.
— Едим-едим. И много спим еще, — добавила Хутала.
— Так, погоди, — Лилит помотала головой. — Раз ты демоническое существо, что ты забыла в печати?
— Скучно стало, развлечься решила, — огрызнулась Хутала. — Я почем знаю, дамочка?
Лилит прошлась по комнате, задумчиво поглядывая на потолок с книжным шкафом.
— Ты застряла в корабле, значит?
— Мгм, — протянула Хутала.
— И давно ты так?..
— Считаю, что ли? — фыркнула она с недовольством, и Лилит ощутила ее грусть и тоску, которые отдались в груди знакомой ноющей болью. — Давно.
Она повела хвостом.
— Да нормально. Я-то хоть в снах могу спрятаться, — она широко оглядела небольшую комнату. — Слежу, чтоб рабам дрянь всякая не снилась. А то жаль их.
Лилит посмотрела на Вараца.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Понимаю, что это либо очень странный сон, либо не сон вовсе, — чародей закинул руки за голову. — Теория демонического дуализма предполагает, что есть материальная часть — предмет, в котором заточен демон — а есть бесплотная, то есть сам демон. Видимо, демоническая часть Хуталы покинула ее родное тело, и оказалась в печати. И если это так, то это косвенно доказывает, что демонические существа — результат слияния демонической сущности с другими осознанными формами жизни. Что поразительно само по себе.
— Чародеи, — Хутала брезгливо высунула раздвоенный язык. — Эти самые противные. Приходят, расспрашивают, поймать пытаются, еще и чертят закорючки свои когда съесть их пытаешься. Бе.
— Ага. А потом мозг тебе полощат своими теориями, гипотезами и экспериментами, — Лилит скрестила руки на груди. — И как рот откроют, ничем не заткнуть.
— Мгм, — согласно протянула Хутала, и посмотрела на Вараца. — Понял, чародей? Тихо сиди, а то покажу дамочке что там тебе про нее снится.
— Шантаж! — восхитился Варац, и подался вперед. — Я заинтригован. Ты помнишь, что именно с тобой случилось?
Хутала недовольно заворчала, и заерзала на месте. Она слегка опустила крылья и повела головой на изящной шее.
— Щель, кажется. Не знаю.
Лилит протерла пальцами глаза, борясь с усталостью от ментальных чар, которые поддерживала все это время.
— Какая разница? — спросила она. — Понять бы, что делать. Ты можешь его отпустить?
— Я ничего не могу, дамочка, — повела головой Хутала. — Пока я в этой гребаной печати.
Лилит энергично провела руками по лицу. Она закрыла глаза, слушая дрожь в собственной груди. До ее чуткого уха донеслось потрескивание пламени, по телу вибрацией пробежало воспоминание.
— Самый первый раз, — сказала она, открывая глаза и быстро подходя к Варацу. — Ты же все видел? Тогда, в лесу? Перед червоточиной?
Чародей кивнул, изгибая брови слегка озабоченно.
— Это случилось не просто так, — тихо сказала Лилит. — Что-то разбудило демоническую херь.
— Может, угроза жизни? — предположил Варац. — Или страх?
Лилит помотала головой.
— Что-то еще, — она снова отошла, и какое-то время молчала, меряя шагами комнату. Потом она остановилась, смотря в пол перед собой. — Я скажу это только один раз. Судя по всему демон знает, что делать. Поэтому мне нужно в то воспоминание.
Варац задумчиво провел пальцами по лицу, и постучал ими по подбородку.
— Думаешь, если пережить воспоминание, это разбудит его снова?
Лилит едва заметно, угрюмо кивнула.
— Человек во мне не знает, как сломать печать, освободить ее, — она кивнула на Хуталу, которая с интересом слушала их разговор. — Сейчас человек во мне бесполезен. Поэтому мне нужен не он.
— Это разумно, — согласился Варац, и улыбнулся. — И одновременно крайне глупо, опасно и безрассудно. Я восхищен.
Лилит отмахнулась от него, совершенно глухая к его словам. Она была занята тем, что обвивала собственный страх и душила его в зародыше, не давая ему разрастись. Не прощаясь, она покинула пространство сновидения и вернулась туда, где жили воспоминания. Она слышала собственное дыхание там, где не нужно было дышать, и треск внутреннего пламени вел ее по воспоминаниям почти без ее участия. Звук толкал ее к свету, желая воссоединиться с ним, желая вновь стать чем-то целым. И Лилит повиновалась, чувствуя внутри обречение приговоренного висельника.
С каждым шагом свет становился все ярче, все отчетливей. Вокруг проступила знакомая темнота леса, в нос ударил запах задора, смешанного с испугом, предвкушением и растерянностью. Лилит увидела себя, стоящую напротив огромной гидры, и ощутила принадлежавшие Варацу интерес и восхищение.
— Сука, — донесся до нее собственный голос, гулкий и нечеткий. — Клялась же себе, что не сдохну в лесу…
Послышался рев, от которого завибрировали барабанные перепонки. Лилит видела, как прыгает вокруг маленьким кузнечиком, уворачиваясь от смертоносных атак гидры. Ломались деревья и трещали ветки. Но было что-то еще. Откуда-то сбоку. Далеко, едва различимо. Кто-то прерывисто дышал. Варац не обратил на это внимания, не мог обратить: он был поглощен наблюдением за схваткой. Лилит напрягла слух и услышала тихое, прерывистое пение, которое ввинчивалось в уши и мозг, выжигая в нем раскаленным гвоздем:
— А ведьма горела, горела, горела,
Ярче, чем солнце в закат.
А люди глядели, глядели, глядели,
Как та орет, горя.
Вспыхнуло пламя, и при одном взгляде на него Лилит ощутила невыносимое давление в груди. Тело объяла агония. В этот раз Лилит была готова, и встретила ее, стоя на обеих ногах. В этой агонии было что-то знакомое, что-то что порождало ее, питало ее, было ее причиной, ее следствием, ее неотъемлемой частью. Лилит не сразу узнала это что-то. А когда узнала, это узнавание волной пробежало по ее телу, облегчая боль и раскрывая легкие, чтобы она вновь смогла вдохнуть.
Она узнала собственную ненависть.
И эта ненависть разрасталась далеко за пределы ее тела, она удлиняла ее руки, она позволяла брать, скручивать и швырять чужие сознания, как Лилит самой было угодно. Чувствуя ее силу, ее неподконтрольность, Лилит спешно покинула сознание Вараца, опасаясь повредить его неминуемым взрывом.
Агония не покинула ее, когда она очутилась в темноте корабельного трюма. Они все так же жгли грудь, и Лилит издала натужный стон напряжения, который вырвался из ее груди эхом сотни голосов. В ушах звенело, что-то рвалось наружу из реберной клетки. Контроль над собственным телом то уходил, то снова возвращался, боль мерцала, накатывая волнами, накрывая с головой, поглощая и отпуская, вновь и вновь.
Четырнадцать лет назад ненависть повела ее по пыльной дороге. Ненависть вырастила ее, ненависть научила ее выживать. И теперь ненависть заставила ее встать на ватные ноги, и шатко пойти к выходу, борясь с болью, сживаясь с ней, врастая в нее и становясь ее частью.
Осознание происходящего пробивалось к ней смутно и туманно. Кто-то открыл дверь, и она видела перед собой чье-то лицо, жалкое и бесполезное. Просто мусор под ногами, об который брезгливо было даже спотыкаться. И она избавилась от него одним движением рук, породившим приятный для слуха хруст сломанного позвоночника.
Кто-то поддерживал ее, помогая подняться вверх по лестнице. Кто-то еще встречался ей на пути, кричал и хватался за сабли. Она убила их всех — это ничего не стоило, это было неважно, это не стоило даже упоминания. Она шла к своей цели, ведомая неутихающей ненавистью, болью и треском жадного пламени.
Ей пришлось навалиться на дверь всем телом, чтобы открыть ее против уже даже не ветра, а урагана. В лицо хлестнул ветер, а ливень вперемешку с брызгами от волн шторма вымочил ее волосы и одежду за считанные удары сердца. Лилит видела палубу в частых вспышках молний, которые выхватывали из темноты спины и лица матросов; на досках, на вантах, на мачте, повсюду вокруг нее.
Слышались крики, в свете молний сверкали лезвия сабель. Лилит схватилась рукой за крышку металлической решетки, ведущей в трюм, рванула ее на себя и исчезла внутри. Она увидела тьму, услышала яростные вопли гидр, которые бились в клетках, грызли прутья и молотили по ним хвостами. Она развернулась, чувствуя позади себя источник своей ненависти.
Варац придержал Лилит за плечи, пока ее скручивал очередной спазм. В них ее глаза зажигались белым огнем, кожа раскалялась, и он мог лишь догадываться, какую чудовищную боль ей причиняет этот огонь. Все это время она не говорила: лишь шла вперед, и остановилась лишь сейчас, достигнув трюма. Часть команды во главе с Корром ворвалась следом за ними. Стоны и крики боли Лилит звучали в ушах эхом ужасающих потусторонних воплей, и команда замерла в нерешительности, опасаясь приближаться к ней. Лилит болезненно согнулась пополам, и вскинула голову в тяжелом выдохе, прерываемым натужным смехом. Корр повел рукой, и команда рассредоточилась по трюму, обходя Лилит и Вараца и медленно сжимая их в кольцо.
— Ты только делаешь хуже! — громко сказал Корр, перекрикивая шторм и вопли взбесившихся гидр.
— Так в этом вся суть, капитан! — с хохотом выкрикнула Лилит, изгибая спину от боли. Она посмотрела на Корра исподлобья, дыша тяжело и прерывисто. Команда неумолимо смыкала кольцо, Варац насчитал около двух десятков сульянцев, которые подходили все ближе. — Гори ярко, уебище!
Лилит вскинула голову, и заговорила на незнакомом Варацу языке. Она выкрикивала слова, ее пламя разгоралось все ярче, гидры вокруг завопили, бросаясь на решетки, и послышался звук выламываемого металла и вылетающих замков. Трюм захлестнул их рев и вопли команды, раздираемой на части взбешенными ящерицами. Варац не отходил от Лилит, сидя на полу рядом с ней и во все глаза смотря на развернувшуюся перед ним бойню. В хороводе голов, хвостов, и сабель, в хоре криков, свиста, и воплей Лилит он видел цельную, сложную симфонию, которая поражала своей гармонией и чистотой. Она была многоступенчата, глубока, и она была одной из самых прекрасных вещей, которые ему доводилось видеть в уродливом, неидеальном мире. Он соприкоснулся с красотой, и это прикосновение наполнило его тихим восторгом, экстатическим счастьем и редким чувством полной гармонии и абсолютного баланса.
Гидры разрывали команду на части, и по их телам медленно ползла постепенно расползающаяся некромикаре. Это была длинная, наполненная страданиями и смертью ночь, в которой бушевало темное море, сверкали молнии, ломались двери, а все три палубы окроплялись алым цветом человеческой крови. К утру море успокоилось, и все шумы на корабле стихли незадолго до рассвета. Опустевший корабль, усеянный частями тел, внутренностями и почерневшими трупами гидр, стоял на якоре в открытом море. Холодное северное солнце коснулось его белых парусов, покрытых мелкими алыми брызгами.
Лилит, которая потеряла сознание еще ночью, очнулась в трюме, лишенная одежды, закутанная в покрывало. Она медленно поднялась на ноги, и закашлялась. Из ее рта вырвался едва заметный клуб черной пыли, которая мелко скрипела на зубах.
Она пошла к выходу из трюма, ступая бледными ступнями по кровавому месиву. Она наступила на чей-то размотанный кишечник, обошла несколько выпотрошенных и изуродованных тел, и поднялась на верхнюю палубу по невысокой лестнице.
В молочном утреннем тумане она различила два негромких голоса, и два силуэта: Вараца, который что-то говорил, опираясь рукой о борт, и гидры, которая кивала головами и угукала в ответ. Лилит подошла ближе, и чародей повернул голову на звук ее шагов.
— Как себя чувствуешь? — он поманил ее рукой. — Дай на тебя посмотреть.
Лилит покорно подошла к нему. Варац взял ее за подбородок, и придирчиво оглядел ее глаза, уши и лицо.
— Я в порядке, — она мягко убрала его руку, и обратила внимание на гидру. — Хутала?
— Мгм, — она синхронно качнула семью головами.
Назвать ее гидрой можно было разве что с очень большой натяжкой. Она была меньше в размерах, ее чешуя пошла синим отливом, на головах проступили костяные наросты. Ну и кожистые крылья, разумеется, тоже были на месте. Хутала сидела на задних лапах, и поджимала к груди передние — видимо, по привычке.
— Представляешь чудо? — улыбнулся Варац. — Она покинула печать и слилась с телом гидры, вообрази себе.
— Туша та еще, — Хутала поерзала на месте. — И голов многовато. Но все лучше чем корабль.
Она сощурилась на солнце, и втянула ноздрями воздух. Лилит оперлась локтями о борт, и уставилась на воду.
— Минг и Сакусэ? — спросила она.
— Живы и чувствуют себя прекрасно. Гидры вырезали только команду, — Варац украдкой поглядывал на лицо Лилит.
— Не гидры. Демоны.
Посмотрев на валявшийся неподалеку семиголовый труп, почерневший и иссушенный некромикаре, Варац задумчиво кивнул.
— Вероятно.
— Слушай, дамочка… — заговорила Хутала. — Лилит. Что ты сделала я не знаю и знать не хочу. Я тут околачивалась, чтобы сказать спасибо. А теперь, когда сказала, полечу.
— Куда?
Хутала кивнула головами в сторону едва видневшейся на горизонте береговой линии.
— Туша здоровая, но летает как положено. Плавает тоже. За день-полтора доберусь до берега, — она вытянула свое крыло и придирчиво оглядела его. — Без обид, но мне твоя кицунэ все нервы вытрепать успела. Так что завтракать не останусь.
— Долгой жизни, — попрощалась Лилит, не отрывая взгляда от воды.
Хутала недоверчиво мотнула головами, и посмотрела на Вараца. Тот коротко кивнул. Тогда бывшая альрами, а теперь уже что-то совершенно иное, развернулась и взяла короткий разбег. Она оттолкнулась от борта и тяжело взмахнула крыльями, и до Лилит донеслось несколько кричащих ругательств. Ее полет быстро выровнялся, и Хутала исчезла в тумане, постепенно набирая высоту и скорость.
— Любопытнейшее существо, — заметил Варац, щурясь ей вслед. — Тост, чтобы у нее все было хорошо.
Он задумчиво хмыкнул и развернулся, вставая плечом к плечу с Лилит.
— Рабы проснулись, когда ты разрушила печать. К счастью, еды на корабле оказалось валом, ровно как и места на гамаках.
— Как они?
— Напуганы, — вздохнул Варац. — С трудом понимают что к чему. Я их не виню — я и сам уже ничерта не понимаю.
Варац повернул голову к Лилит, и долго смотрел на нее.
— Хворь вернулась? — тихо спросил он. Лилит едва заметно кивнула после небольшой паузы. Она стянула покрывало, демонстрируя чародею почерневшее плечо. Повисло протяжное молчание.
— Мы всего в паре дней от Синепалка, — заговорил Варац. — Есть шлюпка…
Лилит остановила его жестом почерневшей левой руки. Чародей замолчал, и сам отлично осознавая, что несет чушь. В тишине он ощущал бессилие — свое и Лилит, но дело было не только в этом. Чародей чувствовал в ней какую-то надломленность, безразличие, которого там не было раньше. Словно больше ее ничего не заботило. Словно она сдалась окончательно.
— Ну? — она посмотрела ему в глаза. — Стоило оно того?
Варац опустил голову, качнув корпусом.
— Не знаю, — вздохнул он. — Вероятно, нет. Когда ты поняла?
Лилит грустно усмехнулась.
— После того, как прошерстила сознание Корра и увидела, что он тебя не запирал. Дай крученку.
Варац потянулся в карман мантии.
— И все?
— Не все. Крученку дай, говорю.
Чародей извлек портсигар и протянул его Лилит.
— А что еще?
— Расскажу, как обсохнешь.
Варац недоверчиво вскинул бровь, потом его лицо исказила гримаса удивления, и почти сразу — молчаливой покорностью перед своей участью. Лилит схватила чародея за шиворот и одним резким движением отправила его за борт. Послышался короткий всплеск, и спустя пару ударов сердца он вынырнул, тяжело дыша и ругаясь, на чем свет стоит. Лилит подкурила, с улыбкой глядя на его страдания.
Варац доплыл до лестницы и взобрался по ней, дрожа и обтекая ледяной водой.
— Ладно, — выговорил он сквозь стук в зубах. — Это заслуженно.
Лилит стряхнула пепел, и развернулась к нему.
— Еще как, — кивнула она. — Я решила, что тебя скормили акулам. И пришла к Корру в полной уверенности, что это его рук дело.
Варац скинул насквозь мокрую мантию.
— А тебе, идиоту, просто не терпелось посмотреть, что я сделаю с печатью, если меня достаточно подтолкнуть, — Лилит затянулась. — Ну, ты выиграл, что я могу сказать.
— Не ощущаю вкуса победы, — буркнул чародей, губы которого стремительно синели. — Я не предполагал, что все так обернется. И это, вероятно, было не самое разумное с моей стороны решение.
— Это было твое решение, — пожала плечами Лилит. — И ты бы принял его снова, не обманывайся. Я не в обиде. Во-первых, это скучно, во-вторых, ты просто приблизил неизбежное, — она кивнула на почерневшую ладонь, в которой дымилась крученка. — В-третьих, я все равно не жилец. Смысл мне дуться.
— Мы же договаривались, что отыщем решение, — Варац шумно выдохнул. — Время еще есть.
— Я не о хвори, — Лилит щелчком отправила окурок в море. — Пошли в каюту. А то заболеешь.
Когда Варац переоделся, Лилит отвела его к каюте Корра, дверь в которую была вынесена с петель и валялась в коридоре. По пути им встретилось несколько рабов, которые потерянно шастали по кораблю и пугливо озирались. При виде Вараца и его наколки они спешно кланялись в пояс, а чародей не жалел сил и времени, чтобы поднять их из поклона, успокоить и что-то объяснить. От его речей понимания в их глазах не прибавлялось, они кивали его словам, как болванчики, и уходили дальше, перешептываясь и цепляясь друг за друга руками.
Лилит медленно прошла в разгромленную каюту, в которую, судя по повреждениям, вломилась одержимая демоном гидра. Книжный шкаф был разбит, и пол был усеян книгами, но стол и кресла уцелели. К ним и направилась Лилит; она опустилась в кресло Корра и потянула на себя ящик стола. Варац сел напротив, и с любопытством подался вперед. Перебрав кипу бумаг, Лилит достала нужную, и протянула ее чародею. Варац принял лист и забегал взглядом по строчкам.
Он держал в руках договор. С одной стороны на нем была выцветшая чернильная печать Сульянской Купеческой Гильдии, и подпись: ансан Корр, бессменный глава. с другой — символ с пламенем и спиральнозакрученными рогами, и подпись размашистым, угловатым почерком: Родерик. Без фамильного дома, титулов и регалий.
Варац поднял глаза на Лилит. Та кивнула на лист, прося чародея прочесть содержимое договора. Он опустил глаза в текст.
“Данный документ заключает соглашение между Сульянской Купеческой Гильдией и Домом Валор, и оговаривает контракт на регулярные поставки, сроком раз в два сезона, по договоренности сторон. Содержимое каждой отдельной поставки: сто рабов, мужчин и женщин, возрастом от семнадцати до двадцати пяти, осмотренных знахарем, без хронических заболеваний и врожденных дефектов, с подтверждающими то документами. Стоимость каждой отдельной поставки: двести тысяч серебряных чеканок, переданных в руки главе гильдии или его представителю при получении поставки”, — прочел чародей.
Лилит потерла пальцами почерневшей руки, задумчиво смотря на то, как с с них крошится черная пыль.
— Я теперь хорошо понимаю твое нежелание бегать от смерти, — сказала она, отряхивая колени. Она кашлянула, и сплюнула на пол сгусток черной слизи.
Варац вернул пергамент на стол, и слегка сполз на кресле вниз.
— Это серьезно, кирья, — сказал он. — Нам, вероятно, стоит вдохновиться примером Хуталы, и мотать отсюда на всех порах.
Лилит посмотрела на него с усталой насмешкой, и откинула голову на кресло.
— Дарири спела песню, которая разбудила демона, открыла червоточину, и заразила меня некромикаре, — она закрыла глаза. — Может, я бы и сбежала, если бы хотела. Но не хочу.
— Сейчас? — вскинул бровь Варац. — Ты решила сдаться сейчас?
Лилит ничего не ответила. Чародей шумно выдохнул, и задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику.
— Я понимаю, — сказал он. — На каком-то уровне.
— Я устала, Варац. Я уже давно ничего не контролирую. Я провела последний сезон в принесении жертв, — она пошевелила металлическими пальцами. — И хочу хотя бы знать, чего ради. Пусть приходят. Они, или береговая стража — мне без разницы. Меня устроит любой исход.
Варац неторопливо закурил, и подвинул портсигар Лилит.
— Что ж, — он повел в воздухе рукой с дымящейся крученкой. — Тогда нам стоит сообразить развлечение, пока ждем. Костей на корабле мы не найдем, зато книг здесь валом. Хочешь, почитаю тебе какую-нибудь чушь? Держу пари, Корр из тех, кто любит сульянскую поэзию…
— Я не знаю сульянского, — вяло рассмеялась Лилит.
— И хорошо, потому что она звучит куда лучше, если не знать, о чем она, — Варац оглянулся на пол, усеянный книгами.
— Идет, — кивнула Лилит.
Перебрав несколько томов, чародей нашел остановил свой выбор на небольшой, довольно толстой книге в темно-коричневом переплете. Он уселся на кресло, раскрыл том на первой странице, и начал читать, спокойно и размеренно. Лилит же закрыла глаза, слушала приятный на слух сульянский язык, и сама не заметила, как погрузилась в темный, спокойный сон.