Вавилон. Пламя - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Глава 3

Варац негромко насвистывал, мешая ложкой в котелке. Ему удалось найти дикорастущий черный перец, чем он был чрезвычайно доволен. Пресная уха вставала поперек горла, и мысль о хоть каком-то разнообразии во вкусовой палитре воодушевляла и поднимала настроение.

Последние два дня кругом была тишь да гладь: никаких гидр и других хищников. Даже птиц вокруг будто стало меньше, по крайней мере пели они заметно менее активно. Чародей тихо постучал ложкой о краешек котелка, и отложил ее. Он бросил взгляд на Лилит, и с удивлением обнаружил, что глаза ее открыты. Она неосознанно следила за его движениями ничего не выражающим взглядом.

— Ты как? — спросил Варац.

Лилит ответила не сразу.

— Пить хочется, — бледно сказала она.

Варац протянул ей бурдюк с водой. Сделав несколько глотков, Лилит вернула голову на землю.

— Почему я голая?

— Я не стал брать на себя смелость тебя одевать. Одежда вон там лежит.

Лилит равнодушно посмотрела на стопку новеньких вещей, и вернула голову на место.

— Где Дарири?

— Понятия не имею.

Лилит медленно присела и вынула лист из растрепанных волос.

— Я так и пролежала на земле два дня?

Чародей кивнул в ответ.

— Я бы тебя накрыл, но ты явно не мерзла. Решил, что лучше тебя не трогать.

— Спасибо, — Лилит поджала под себя ноги.

— Да на здоровье, дорогуша, — Варац заглянул в котелок, и вновь принялся помешивать уху. — Разреши теперь я поспрашиваю?

— Можешь попробовать.

— Начнем с простого: ты что-нибудь помнишь?

Лилит слегка поморщилась.

— Боль. Агонию. Невыносимую агонию, — ответила она после небольшой паузы.

— Ага… — Варац склонил голову набок. — А что это было, черт побери, ты знаешь?

— Я плохо помню. О чем ты?

Варац вкратце пересказал ей произошедшее, как он его запомнил. Лилит посмотрела направо, туда, где кончались деревья и начинался идеальный круг ровной, выжженной земли.

— Червоточина, а? Понятно, — кивнула она и уставилась в костер.

Взгляд ее был отсутствующим и расфокусированным, лицо ничего не выражало. Ее не заботила ни собственная нагота, ни сломанная рука, ни разбитые в кровь локти и колени, раны на которых успели покрыться легкой коркой. Варац прокашлялся и спросил тихо и вкрадчиво:

— Лилит, ты… Как ты себя чувствуешь?

Она оторвала взгляд от огня и провела рукой по лицу.

— Как дерьмо, — ответила она, чуть отворачиваясь.

Варац едва заметно кивнул, и спросил еще осторожнее:

— Ты чувствуешь правую руку?

Лилит посмотрела на свою ладонь. Кончики пальцев до нижней фаланги были ссохшимися и почерневшими. Она коснулась их другой рукой, меланхолично ощупывая омертвевшую кожу. Потом сжала и разжала ладонь. Пальцы пока повиновались.

— Знаешь, что за дрянь?

— Я ничерта не знаю о знахарстве, как ты можешь помнить, — пожал плечами Варац.

Лилит усмехнулась отрешенно.

— Понятно.

Варац чувствовал себя неуютно. Он понятия не имел, как вести себя в подобных ситуациях, и невозможность убежать делала все гораздо хуже. Одевшись в дорожный костюм, который чародей приготовил для нее, Лилит ушла к берегу реки, чтобы умыться. Когда она вернулась, волосы ее были стянуты на затылке, а взгляд был чуточку живее.

— Смотри, какую красоту я нашла, — она продемонстрировала Варацу маленький кусочек зеленой ткани. — Платье Дарири. На ветке висело.

— Удирала от гидры, наверное.

Лилит молча уставилась в огонь, и долго молчала. Она смотрела уже иначе: цепко, сфокусировано, осмысленно. Варац уже собирался спросить, в чем дело, когда она резко пришла в движение, гневно пнув землю под собой. Из-под ее сапога вылетели куски грунта вперемешку с мхом и травой.

— Чародейка, твою мать! — громко выругалась она, сжав кулаки, и тут же зашипела от боли в сломанной руке.

Варац слегка расслабился, чувствуя, как оцепенение отпускает его. Лилит явно приходила в себя.

— Какая драма, — сказал он насмешливо. — Что за страсти, дорогуша?

— А вот скоро и узнаем, — ответила Лилит, потирая запястье. — Надо взять ее след.

— Спорим, ее сожрала гидра? — Варац понюхал кипящую уху.

— На что? — охотно согласилась Лилит.

— На чувство превосходства от выигранного спора, — со смехом ответил чародей. — Больше мне предложить нечего.

— Идет, — Лилит окинула его взглядом, в котором постепенно разжигался азарт и веселость. — Скоро там уха? Жрать охота, ты бы знал.

После тщательного осмотра леса вокруг червоточины Лилит вернулась к дереву со следами от ногтей и нашла слегка взрытый след. Они медленно пошли по нему; след был двухдневным и был едва заметен. Лилит часто теряла его и то и дело возвращалась обратно в попытках его отыскать. Варац следовал за ней прогулочным шагом, праздно озираясь, когда она останавливалась, чтобы осмотреть землю.

— Ты планируешь упомянуть в своем послужном списке победу над гидрой с помощью одной только палки? — спросил он.

— Будто мне кто-то поверит, — фыркнула Лилит. Она припала к земле, внимательно разглядывая слегка примятую траву. — Да я ее и не победила, судя по твоему рассказу. Она смылась от… этого, — она кивнула в сторону червоточины. — Чем бы оно ни было.

— От твоей дикой магии. Очевидно же, — Варац задумчиво оглядел небо. — Крайне любопытно, я должен сказать.

— А мне вот не очень, — отрезала Лилит. — Хватит об этом.

Она залезла в колючий куст, ища куски одежды или следы крови. Варац взглянул на солнце, слегка прищурившись.

— Погодка-то шепчет, а?

Лилит укололась, выругалась, и покинула куст.

— Уважаемый чародей, — она вытащила из рукава пару иголок. — Раз уж вы выполняете крайне полезную функцию развлечения меня беседой, может хоть расскажете историю?

— Историй у меня вагон, — с готовностью кивнул Варац. — Тебе какую? Самую скандальную, самую безумную, самую непристойную?

— М-м, — Лилит вернулась к оборвавшемуся следу и пошла в другую сторону, ища его продолжение. — Расскажи про то время, когда ты странствовал.

Варац поморщился.

— Я же сказал, кошмарные были времена. Ты от скуки хочешь помереть, дорогуша?

— Еще как, — энергично кивнула Лилит и указала рукой на едва заметный след грязи на камне. — Вот он, видишь, лист перевернут… Мы с тобой на какое-то время повязаны, уважаемый чародей, и выбираться из глухомани нам придется совместными усилиями. А раз так, я хочу знать, с кем имею честь, — она присела на землю, что-то пристально разглядывая. — Знать лучше, если быть точнее.

Чародей фыркнул.

— Это скучно. И я не люблю копаться в прошлом, знаешь ли.

— Я на твои расспросы ответила, — пожала плечами Лилит. — Ты мне должен.

Варац опешил, а потом рассмеялся:

— Изумительная наглость! Ты в юности, часом, не мошенничала? Повадки у тебя, как у уличных разводил.

Лилит кивнула.

— Ходячила. Собирала доли с лавок, выбивала долги… У меня это всегда лучше получалось, чем форточничать или барыжить. Ты давай с темы-то не съезжай, уважаемый чародей. История в обмен на историю, что скажешь?

— Скажу, что терпеть не могу, когда люди не принимают отказов. Это пошло. Поэтому все, что ты получишь — краткую сводку без сочных подробностей, сухую и тошнотворную, как ты сама.

— Давай, — согласилась Лилит.

— Ладно уж… — Варац прокашлялся. — Детства я почти не помню, и очень этому рад, если честно. Я был настоящей занозой в заднице, и, едва похолодало и еды стало не хватать, меня сплавили в приют. Нас там много таких было, уродцев из больших семей. Карликов, калек, отсталых. Было весело, компания что надо. Здоровых отправили обучаться для службы в священном войске, тех, кто имел хотя бы две извилины, учили писать. В основном для того, чтоб чем-то занять, чем ради перспектив. Мне повезло чуть больше остальных: у меня нашли способности и отправили в школу при академии, как и еще нескольких будущих чародеев. Тоска там была зеленая, но все лучше, чем дрогнуть на стогах сена в учебке войска. Учился я скверно, таланта во мне было немного, а вот дури — хоть отбавляй, — Варац усмехнулся. — Трудолюбие мне не прививалось: об меня ломались розги и нервы монахинь и наставников. Интерес во мне проснулся, когда я нашел древние тома в одной из закрытых секций библиотеки. Еще доламбианских времен. Я был поражен: ни слова о Сатане и его искушениях, о демоническом происхождении чародейского дара, о врожденной черноте нашей души, ничего из этого там не было. Только теория рунных писем, формулы, исследования, эксперименты. Тут-то я и пропал: пробирался туда ночами, зачитывался, сидя на холодном полу, старательно выписывал все, что мог, прятал и зазубривал. Я превратился в одержимого, еще немного и пошел бы по дорожке безумных академиков, но вовремя опомнился. К семнадцати годам я окончательно понял, что с церковью мы не уживемся, — Варац вздохнул, театрально всплакнув. — Наша любовь умерла, так никогда и не начавшись.

— Какая драма, — Лилит рассматривала натоптанный кусочек земли. — И что, были у тебя единомышленники?

Чародей вздохнул.

— Парочка. Но они разделяли мои взгляды не настолько, чтобы отправиться вместе со мной в добровольное изгнание. Хороший урок о верности, вернее, ее отсутствии. Каждый преследует свои цели, и в лучшем случае вам по пути на жизненной дороге. Но, по большому счету, только до первого перекрестка.

Лилит хмыкнула.

— Сейчас расплачусь.

— Ну хоть бы подыграла ради приличия! — воскликнул Варац, взмахивая руками. — Боже мой, какая скучища!

Лилит вздохнула и посмотрела на него проникновенно.

— Воистину, все мы — лишь одинокие души в вечных поисках смысла, — сказала она с придыханием. — Так нормально?

— Пойдет, — кивнул чародей. — В общем, смылся я оттуда. Убежал в Сульян, где предавался разного рода гедонистическим удовольствиям много лет подряд, — он провертел в руках палку. — Мало что помню! Так что на этом сводка подходит к концу. И не только потому, что мне больше нечего рассказать, но и потому, что на лице твоем написано хмурое беспокойство, дорогуша. Что ты нашла?

Лилит не ответила. Она отошла на несколько шагов, припадая к земле. Потом направилась в другую сторону. Скрылась за деревьями, и вернулась где-то через пол-мины.

— Ну, — она провела рукой по лицу. — Есть хорошие новости, есть плохие. Или только плохие, это как посмотреть. С какой начать?

— С любой! Не томи!

— Видишь вот этот след? — она указала рукой на два отпечатка ног с примятой вокруг травой. — До этого места он тянется. Здесь — обрывается. Почему?

— Гидра настигла ее, и проглотила целиком, — весело ответил Варац.

— Следов боя или потасовки нет, земля не вытоптана. А вот эти два следа — последние — две стопы вровень друг с другом. Она остановилась здесь, более того, простояла какое-то время. Почему?

— Задумалась о том, какая она невыносимо скучная?

— Если бы, — Лилит извлекла из кармана монетку и принялась вертеть ее в руках. — Тут одна теория хуже другой.

— И какая лучшая?

— Вопрос не в том, какая лучшая, а в том, какая худшая. И звучит она так: телепортационный амулет.

Варац тихонько рассмеялся.

— Я даже не знаю, с какого из своих вопросов начать, такой это бессмысленный бред!

— Бред, — согласно кивнула Лилит. — Но не бессмысленный. Мне надо подумать, уважаемый чародей. А пока я думаю, пошли-ка к реке. Нужно вернуться к конвою.

— Грандиозно! — хлопнул в ладоши Варац. — Я жутко заинтригован. Ты размышляй, а я пока предамся скучным пространным рассуждениям вслух. Идет?

— Развлекайся, — кивнула Лилит и бодро зашагала вперед.

Сегодня улова не было, зато им попалась сносная грибница. Лилит крупно нарезала червивые грибы, и кинула их тушиться в котелке вместе с речной водой. Полевая кухня, да и вообще любая кухня, никогда не была ее сильной стороной.

Ночь была жаркой и по-южному душной. Из-за тепла и близости воды насекомые активизировались и кусались, на чем свет стоит. Лилит и Варац быстро покрылись красноватыми укусами и сильно чесались. Лилит размышляла, машинально прихлопывая надоедливых мошек.

Она подтачивала конец палки метательным ножом, желая усилить эффективность этого простого оружия. Варац постукивал пяткой по земле, сильно тряся коленом. Он выглядел взвинченным, если приглядеться, можно было заметить мелкую дрожь в его руках.

— Ты чего трясешься, уважаемый чародей? — спросила Лилит вкрадчиво.

Он посмотрел на нее с натужной улыбкой.

— У меня бывает. Не обращай внимания.

Лилит недоверчиво вскинула бровь.

— Нервы, или что? Поспишь, может?

— Займешься своими делами, может? — он крутил в длинных пальцах один из своих колтунов. Лилит заметила на его запястье старую, едва заметную наколку, на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцем. Она не успела рассмотреть, что именно изображала наколка, но мысленно отложила это наблюдение в памяти.

— В диких лесах, — Лилит придирчиво оглядела конец заточенной палки. — Живет много странной твари. Здесь все заросшее, нет следов людей, мало животных. Мне тоже не по себе, я вот к чему. И в таких местах, как это, любое необычное ощущение нужно воспринимать со всей серьезностью.

Варац раздраженно фыркнул.

— Мое состояние не имеет никакого отношения ни к лесу, ни к живущей в нем твари.

— А мое вот, кажется, имеет, — ответила Лилит, смотря в темноту чащи. — Поэтому спать я ложиться не буду. По крайней мере пока не буду уверена, что не проснусь в чьей-нибудь пасти.

— Ну, — Варац вытянул ноги и задышал чуть ровнее. — Самая главная тварь нас уже покинула. Впрочем, вдруг она все еще снует где-то неподалеку? Выжидает момента, чтобы незаметно ударить в спину?

— У Дарири много талантов, но засады и путание следов — не в их числе. Впрочем, — Лилит с интересом смотрела, как из трещины в полене пробивается огонь. — Ложь и притворство я тоже никогда не считала ее сильными сторонами. И, похоже, очень сильно ошибалась.

— Да ну? А мне вот наоборот показалось, что она та еще интриганка. Не знаю даже, почему. Движения, взгляды… Было в них что-то вороватое.

— Значит, ты разбираешься в людях лучше меня, — вздохнула Лилит. — У меня глаз на нее замылился. Я привыкла к тому, что она в моем присутствии ведет себя странно.

— Влюбленность вещь такая, — пожал плечами чародей.

— Не думала, что ты заметишь. Твой типаж обычно не видит дальше своего носа.

— Мой типаж? — взвился Варац. — Мой типаж?! Записывая меня в какие-то там типажи ты переходишь все грани, дорогуша, мыслимые и немыслимые!

— Ага. Тебе можно, а мне нельзя? — усмехнулась Лилит. — Или одинокий и колючий это лучше, чем эгоцентричный и экспрессивный?

— Еще как лучше! — взмахнул руками чародей. — Я к твоему типажу добавлю еще и “дотошный”, для полноты картины. Так бы и сказала, что тебя уязвило мое суждение. Я могу проявить вежливость и извиниться.

— Чрезвычайно уязвило, — серьезно ответила Лилит. — Ты даже не представляешь, насколько мне не все равно. Видишь, прямо спать не могу, как волнуюсь.

— Прикрываешь уязвимости сарказмом, — кивнул Варац. — Как по нотам. Я тебя насквозь вижу, дорогуша.

— И что же ты видишь, уважаемый чародей?

— Что ты носишь столько масок, что под ними не видно лица. И бесчувственный профессионал — твоя любимая, — Варац сделал паузу. — Ты рано поняла, что люди все равно видят то, что хотят видеть. Так почему бы им это не дать, верно? Дай угадаю: так проще работается.

Он замолчал, смотря на нее пристально, будто ожидая реакции. Потом добавил вкрадчиво:

— И, в целом, в этом нет ничего предосудительного. Только сможешь ли ты ответить на вопрос, кто ты? Без своих выдуманных идентичностей, а на самом деле. Вот это действительно любопытно.

— Как проникновенно, — ответила Лилит с насмешкой. — Единственное, что я рано поняла: нет смысла спорить с теми, кто говорит ради того, чтобы заполнить тишину. Так что давай помолчим, а, дорогуша? Справишься? — она игриво сощурила глаза. — Или голоса в голове сведут тебя с ума?

Варац негромко фыркнул, и вернул взгляд в огонь. Лилит молча продолжила затачивать палку.

День выдался спокойным; сгустившиеся свинцовые тучи скрыли солнце, спасая от зноя. В небе сверкали молнии, обещая внезапный и обильный ливень. Было душно и чрезвычайно влажно. А еще неправдоподобно тихо.

Лилит и Варац достигли подножия отлого склона и остановились на короткий привал перед восхождением.

— Птиц нет, — заметила Лилит. — Вот что не так. Послушай. Тишина мертвая.

Найсоны слегка шелестели на несильном ветру.

— Может, из-за грозы? — Варац кивнул на небо.

— Вот скоро и узнаем, — Лилит поднялась на ноги. — Двинули?

Лилит пошла вверх боком, помогая себе здоровой рукой.

— Будь настороже на всякий случай, — сказала она, цепляясь за камень.

— Зачем? Ты с этим лучше справишься, — ответил Варац, следующий за ней. — Тебе надо было в стражу идти. Можно было бы блюсти дозор, не взбираясь на башню.

— Шутки про рост, — кивнула Лилит. — Уморительно, кирье.

— Разумеется, шутки про рост, — фыркнул Варац. — Это моя специализация, считай.

— По причине? — нога Лилит слегка съехала на сыпучем щебне, который покатился вниз по склону.

— Адельфос даже повыше тебя будет, — Варац цепко схватился за корень. — По ощущениям.

— Адельфос, — Лилит взобралась на небольшой уступ, и села перевести дух. — Сто лет этого слова не слышала. Просто “лучший друг” для тебя слишком приземленно?

Варац поджал губы, подтягиваясь обеими руками. Шумно выдохнув, он уселся рядом с Лилит.

— Кирья, архон, адельфос — это все жалкие осколки настоящей Северной культуры, нашего языка, который ламбианцы вытравили много лет назад. Я считаю важным сохранять хотя бы то, что осталось.

— М-м, — кивнула Лилит. — Так переходи полностью на древнесеверный, чего мелочиться-то. Тебя ни одна живая душа не поймет, конечно, зато культуру сохранишь.

— И не ожидал, что ты поймешь, — фыркнул Варац.

— Куда мне, действительно, — Лилит похлопала его по колену. — Ты сколько лет среди знати провел? От тебя прямо несет аристократическим высокомерием.

Чародей ощутимо напрягся. Лилит заметила это, и посмотрела на него с любопытством.

— Что?

— Ничего, помимо того, что ты меня кошмарно раздражаешь, — ответил Варац, беря себя в руки.

— А вот это уже моя специализация, — подмигнула ему Лилит, и бодро подскочила на ноги. — Пошли. Надо успеть до ливня.

Нужное место нашлось не сразу. Им пришлось сделать большой круг, и где-то через колокол поисков их глазам открылась интересная картина.

Большинство тел угадывались лишь по кровавым ошметкам. То, что не разодрали гидры, за ними доели падальщики и лесное зверье. Хлынул ливень, омывая не до конца обглоданные кости. Останки еще не начали активно разлагаться, поэтому запах был терпимым, как от тухлого мяса.

Земля была взрыта, кустарники раскиданы, а на деревьях красовались следы мечей и когтей. Кое-где валялось оружие и обрывки одежды, и именно они заинтересовали Лилит в первую очередь.

— Поищи то, что осталось от Льгашмына, — сказала она, беря в руки кожаный пояс и пристально его разглядывая.

— В этой-то красоте? — Варац оглядел поле брани и кивнул на обезглавленное тело. — А вон он лежит, судя по размерам. Невкусный, что ли, оказался?

Обильный южный ливень громко стучал по кожаной куртке трупа, разбиваясь об него крупными каплями. Лилит присела рядом. Она расстегнула петлички на куртке, и с усилием перевернула мясистое тело, высвобождая руки из рукавов. Потом тщательно прощупала куртку. Тем временем Варац нащупал что-то в кармане штанов.

— Печать, — сказал Варац уверенно. — Ее нельзя касаться кожей, дай что-нибудь.

Лилит залезла во внутренний карман куртки трупа, и подала Варацу бордовый носовой платок. Чародей расправил его, положил на ладонь, и аккуратно извлек из штанов Льгашмына металлическую печать со сложной круговой руной на донышке.

Лилит внимательно изучила раны на обезглавленном теле.

— Он умер позже остальных, — сказала она убежденно. — Максимум пару дней назад. Остальных сожрали падальщики, а он целехонький.

— Кроме головы. Что же он тут, несколько дней так и просидел?

— Похоже на то. Но меня другое интересует, — Лилит медленно поднялась на ноги. — Если не гидры, то что отгрызло ему голову?

Джеллаба чародея прилипла к телу, а с вымокших колтунов ручьями стекала вода. Лилит отжала хвост на затылке, и ладонью смахнула с лица воду.

Они нашли убежище от дождя в крохотной выемке в скале. Для ночлега она не подходила, но переждать ливень, поджав под себя ноги, годилась. Варац с любопытством разглядывал печать, используя платок, как прихватку. Лилит сидела рядом, смотря на стену ливня.

— Гребаный дождь, — вздохнула она. — Смыл все следы.

— Что ты надеялась там найти? — спросил Варац, вертя в руке печать.

— Сумки. Документы. Письма. Оружие с гравировкой. Хоть что-то, — Лилит устало провела руками по лицу. — А там одни арбалеты валяются. Почему, интересно. Не гидры же все железо слопали.

— Мародеры? — предположил Варац.

— В такой глуши? Тут ни одной деревни на пятьдесят ику, — Лилит покосилась на печать в руках Вараца. — А это тебе о чем-то говорит?

— К сожалению, — качнул головой Варац. — Это демоническая печать, но это и все, что я могу сказать.

— Очень полезная информация, действительно, — с усмешкой ответила Лилит. Она задумчиво побарабанила пальцами по колену. — Не везет нам что-то, уважаемый чародей.

— Не то слово, — хмыкнул Варац в ответ. Он аккуратно поставил печать возле своей ноги. — Что нам известно?

— Немногое. Ты про дом Валор хоть раз слышал?

— Нет.

— Вот и я нет. А я слежу за современной геральдикой.

— Думаешь, липовое?

— Очень может быть, — Лилит сощурилась, смотря на бордовый платок в руках Вараца. — Ну-ка дай-ка.

Она расправила платок, и оглядела качественную вышивку, сделанную золотыми нитями. Она изображала церковные Агнчьи рога с пламенем между ними. Лилит долго смотрела на вышивку, не моргая и ничего не говоря.

— Узнаешь? — спросил Варац с интересом.

— Нет. Но это герб, — Лилит кивнула на характерное обрамление. — Подозреваю, что дома Валор.

— И что это значит, по-твоему?

— Есть теория, — ответила Лилит невесело.

— Ну? Не томи.

— Это исключительно моя проблема, уважаемый чародей. Тебя в эту мясорубку случайно затянуло. Извини за это, кстати. В качестве компенсации я сопровожу тебя до Чинджу, и позабочусь, чтобы по дороге ты не умер от голода и не расшибся на скалах. А дальше можешь вернуться к своей прежней жизни, что бы ты там в ней ни делал.

— Ничего полезного, или даже приятного, — хмыкнул Варац. — Что ж, как пожелаешь. Совру, если скажу, что я в восторге от такого эскорта, но выбирать не приходится. Сколько обычно стоят твои услуги?

— Будь это обычная глухомань, взяла бы пару сотен. А за конкретно эту глухомань — в три раза больше.

— Почему?

— Потому что у шеи Льгашмына срез ровный, как от лезвия. При этом вокруг ни одной железки. Я знаю только одну тварь, которая грызет сталь и питает слабость к головам. И я очень, очень надеюсь, что мы с ней не пересечемся.

Ливень подутих, потом и вовсе перестал. Потихоньку выглянуло солнце, но птицы так и не запели. Лилит убрала печать в небольшую тканевую торбу, сделанную Варацем, и легко улыбнулась чародею.

— Пошли. Чем скорее достигнем города, тем меньше тебе придется меня терпеть.

Жизнь на Севере ни для кого не была легкой. Урожаи были непостоянные, и в крестьянских общинах часто случались голодные года. Многие дети кончали в приютах и на улицах, как тот же Варац, по самым разным причинам. Кто-то сбегал, кого-то изгоняли, кто-то был просто лишним ртом, от которого необходимо было избавится. Еще, разумеется, были сироты, чьи слезы орошали пепелища, некогда бывшие их родным домом.

Многие осиротели во время войны с Оренхаем. В те годы приюты были переполнены, и мест не хватало ни для кого. Многие беженцы, включая детей, так и остались брошены за воротами городов, без роду, племени, и крыши над головой.

Те, кто смог выжить, кто смог приспособиться и делать то, что необходимо, уже не могли вернуться к прежней жизни. Дети, закалывавшие в подворотнях за крошки хлеба, подростки, совершавшие налеты на деревни ради денег, скота и зерна, молодые люди, которым пришлось убивать и есть своих вчерашних соседей; все они прошли точку невозврата, оказались выброшены на обочину общества, клейменные, презираемые, извращенные ужасами голода и войны.

Банды, существовавшие в крупных городах и раньше, многократно пополнились их ножами, мечами и кинжалами. Преступность не просто взлетела, а рванула и вышла из берегов, притом так стремительно, что никто и опомниться не успел, а стража уже плясала под дудку кучки мародеров, носящих одно имя и один опознавательный знак.

Банды часто враждовали друг с другом за территорию, лавки, магазины и людей. За авторитет и прибыль, которые все это приносило.

Процветала жестокость и беззаконие. Вводились комендантские часы, на вооружение стражи и пополнение их рядов выделялись огромные суммы чеканок. Кое-где удалось восстановить некое подобие порядка — в том же Исхеросе, например. Законы там были безжалостны к любого рода преступникам. За воровство отрубали обе руки, за убийство казнили, за содомию лишали гениталий, за чтение запретных книг отрубали пальцы. За взятничество тоже грозила виселица, а доносчикам, наоборот, полагались огромные вознаграждения и всяческие поощрения и поблажки. Преступления там совершали лишь совсем отчаявшиеся, те, кому нечего было терять. Либо же профессионалы, готовые рисковать всем за щедрую монету и строчку в послужном списке. Тогда Лилит в большей степени относилась к первым, но изо всех сил старалась перейти в категорию вторых.

Получалось у нее, впрочем, с переменным успехом. На это указывал розыскной плакат, обещавший за нее тысячу чеканок. Или пятьсот за голову. Он висел рядом с множеством таких же плакатов, свежих и пожелтевших, на которых красовались самые разнообразные лица и суммы вознаграждений.

Плакат был нарисован схематично, и в нем едва угадывались черты лица Лилит. Однако, ее безошибочно выдавали лиловые глаза, на которые художники не пожалели покрасочного порошка.

— Лиловые глаза, черные волосы, высокий рост, — прочла она вслух и громко фыркнула, сорвав плакат. — Аметистовые, а не лиловые. Идиоты.

Она носила плащ с большим капюшоном, под которым узнаваемый цвет ее радужки не так бросался в глаза. Лилит избегала больших улиц, по которым шастали обширные вереницы патрулей, и старалась держаться трущоб, куда стража заходила менее охотно.

Это был не Синепалк. В Синепалке банды окапывались в своих логовах, здесь же никто не мог позволить себе роскоши долго сидеть на одном месте. Лилит почти с луну выискивала своих, разнюхивая на площадях, в тавернах, кабаках и подворотнях. Попрошайки не кололись, щипачи ей и вовсе не попадались, лавочники грозились стражей при малейшем намеке на беззаконие, даже в разговорах.

Все были запуганы и ходили по струнке. Рано или поздно этот пузырь лопнет, думала Лилит, но когда — неизвестно. Явно не в ближайшее время, а с каждой новой луной без заказа ее имя сходит с уст, уступая место более свежим слухам и новостям.

Почему ей взбрело голову искать заказы в Исхеросе, где вероятность быть пойманной за руку и четвертованной возрастала многократно? Из-за простого правила: чем больше риск, тем больше выгода. И тем громче будет молва, если ей удастся выполнить работу хорошо.

Местные шустрилы шифровались так усердно, что Лилит уже готова была сдаться и вернуться в Синепалк. Она облазила весь город, засунула нос в каждую щель, и в фигуральном, и в буквальном смысле, но добилась только награды за свою голову и пыли, осевшей в легких.

Лилит прислонилась к стене в переулке, под аркой. Она размышляла, сколько ей будет стоить дорога назад. Пешим ходом до Синепалка ей не добраться, на это уйдет слишком много лун. Уезжая оттуда на практически последние свои чеканки, она рассчитывала найти здесь работу. Но, похоже, ее расчеты не оправдались.

Она посмотрела на монетку с дыркой в середине, которую вертела в руках.

— Любопытная побрякушка, — услышала она мягкий голос откуда-то сзади.

Лилит медленно развернулась, готовя вежливую улыбку, и кинжал, висевший в ножнах на поясе. Перед ней стоял молодой человек, чуть ниже ее ростом, с темно-рыжими волосами, забранными назад. Глаза его были синими, удивительной глубины и яркости. Лилит бросила взгляд на подрезанные кончики ушей. Молодой человек смотрел на нее спокойно, немного насмешливо, но без высокомерия. Она знала этот взгляд. Он был своим.

— Что эльф делает в Исхеросе? — спросила она.

— А что полукхин делает в Исхеросе?

— Кто? — не поняла Лилит. — Я? Работу ищу, не видишь?

— Не вижу.

— Слушай, — ответила Лилит раздраженно. — Либо помоги, либо проваливай. Настроения у меня нет шашни водить и языком чесать.

— Могу помочь, — ответил он и щелкнул монеткой с дыркой в середине. Лилит растерянно посмотрела на свои опустевшие руки. — А могу и провалить. Ты только попроси.

— Как ты?.. — глаза ее загорелись жадным любопытством. — Интересно. Помочь можешь, говоришь?

Он ударил по монетке большим пальцем, возвращая ее Лилит. Та поймала ее и осмотрела удивленно, будто видела впервые.

— Четыре клейма. Плакаты о розыске. Опознавательная монетка. Тихо работать не умеешь, я понимаю?

— Умею, — праведно вспыхнула Лилит. — Если захочу.

— Ну-ну, — ответил он насмешливо. — Докажи. На Платисе есть ювелирная лавка. Найди там кольцо. Белое золото с рубином и гравировкой. Встретимся здесь же ровно через тамису. Провернешь чисто — дам настоящий заказ.

Лилит лишь моргнула, а он уже исчез, будто не стоял перед ней один удар сердца назад.

Она раздраженно взрычала, чувствуя себя дурочкой, которую водят за нос. Ей стоило немалых усилий успокоить свое задетое эго и обдумать предложение эльфа. Она не хотела признаваться себе в этом, но ей было любопытно. Кажущаяся мальчишеская внешность не могла обмануть Лилит — с эльфами никогда не скажешь, сколько им на самом деле лет: двадцать, двести или и того больше. Никто, кроме них самих, не знал сколько же они живут на самом деле. И где живут, тоже. Скрываться остроухие умели, как никто, особенно после погромов сорок лет назад. Тем удивительнее было встретить одного из них посреди крупного города, да еще и в таком интересном контексте.

Самолюбие Лилит было задето, но интрига оказалась сильнее. Ей и прежде доводилось обносить лавки, но никогда — в одиночку. С другой стороны, это всего лишь одно несчастное кольцо. Насколько вообще сложным это может быть?

Лилит была юна и нетерпелива, но она не была наивна. Какой бы мотив ни был у странного эльфа, свалившегося ей на голову невесть откуда, ей стоило быть настороже. И не ожидать, что она войдет и выйдет с побрякушкой в руках. Нужно использовать каждый колокол отведенной ей тамисы, с умом и расчетом. И начать, как и всегда, с наблюдения.

На первый взгляд лавка не показалась ей особенной или сложнодоступной. Два входа, передний и задний, со стандартными на вид замками. Плюс широкая витрина с двойным мутным стеклом.

Отношения с закрытыми замками у Лилит были, мягко говоря, сложными. В Синепалке под рукой всегда были медвежатники, которых можно было попросить о помощи, и нужды учиться вскрывать у нее никогда не возникало.

Задняя дверь лавки вела в сеть переулков, через которые можно было попасть в сточные каналы. Но решетка была намертво закреплена дорожной брусчаткой, что отрезало этот простой, привычный и желанный путь отхода. Сами по себе переулки были недостаточно ветвистыми, чтобы быстро потерять в них патруль. Обдумав все эти факторы, Лилит окончательно отказалась от идеи грабить лавку обычным способом. Тогда она обратила свое внимание на на ее хозяина.

Им был дядюшка, пожилой и неприметный. Скорее всего мастер, судя по близорукости и сгорбленной спине.

Лилит проследила за лавочником до его дома, как могла аккуратно. Он жил в узком двухэтажном доме из шлифованного камня; видимо, ювелирное дело было весьма прибыльным занятием.

Еще через два дня она знала, что лавочник одинок, по вечерам любит сидеть у камина с кружкой горячительного, спать ложится поздно и часто встает ночами — видимо, страдает бессонницей.

Последние свои деньги Лилит потратила на одежду: плотные бархатные штаны, рубашку и жилет с воротом. В своей крохотной комнатке на постоялом дворе, где она жила в долг, Лилит тщательно вымылась в бадье, педантично причесалась и оделась, внимательно следя, чтобы ни одна складка не выбивалась из образа.

Строгая, точная походка без лишних движений. Неспешная, размеренная жестикуляция. Вытянутая шея и гордо вскинутый подбородок. Взгляд, полный надменного безразличия. Сухой голос, немногословность, безотлагательный тон. Ровная осанка и внимательный прищур, чтобы немного скрыть цвет глаз.

Ее звали Валенсия Хемонесийская, и она прибыла в Исхерос по личному указу его величества. Дело было срочное, безотлагательное и чрезвычайно важное.

Она мерила шагами город, сживаясь со своей новой шкурой. Останавливалась у уличных лавок и обменивалась с торговцами несколькими словами. На пятом прилавке она ощутила, что попала в цель — продававшая накидки и плащи женщина поклонилась ей и залебезила, поглядывая цепко и предлагая лучший товар. Осмотрев ее арсенал, Валенсия покачала головой и молча двинулась дальше по улице. Путь ее лежал к ювелирной лавке.

Она скабрезно оглядела вывеску и не спеша проследовала внутрь, звеня дверным колокольчиком.

Помимо хозяина в лавке была девушка. Он показывал ей серебряные подвески. Валенсия вежливо кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Подождите немного, кирья!

— Очистите помещение немедленно, — Валенсия звучала спокойно, холодно и требовательно.

Лавочник, наконец, поднял на нее глаза. Она смерила его строгим, оценивающим взглядом и повернула голову к девушке.

— Прошу простить, кирья.

Девушка недоверчиво посмотрела на лавочника и пожала плечами, направившись к выходу. Когда дверь за ней закрылась, лицо ювелира приняло возмущенное выражение, и он открыл было рот, чтобы выразить его вербально, но Валенсия заговорила первой:

— Я здесь по личному приказу его величества, — она смахнула с рукава невидимую пылинку. — Уделите мне мину?

Полуседой дядечка недоверчиво хлопнул ртом, собираясь ответить. В глазах его было растерянное сомнение.

— Мне было поручено отыскать мастера, который справится с заказом для короля, — продолжала Валенсия. — В кратчайшие сроки. Вы — один из кандидатов.

Лавочник опешил, лишившись дара речи. Она сощурилась, будто решая, стоит ли он ее времени.

— А… — вымолвил он, сглатывая.

Она воспользовалась паузой, чтобы осторожно даже не ступить, а заглянуть в его сознание. Послышался легкий звон, и она отпрянула прежде чем успела увидеть хоть что-то. Украшения, инкрустированные камнем источника. Могла бы и догадаться.

— Возьмите себя в руки, кирье, — сказала она чуть мягче, сохраняя, тем не менее, жесткость во взгляде.

Лавочник тряхнул головой. Смятение и недоверчивость постепенно пропадали из его глаз.

— Что за заказ? — наконец вымолвил он пересохшим ртом.

— Инкрустирование короны и королевского наперстка. Вы сами шлифуете камень?

Мастер закивал.

— Чудно. Покажите мне лучшие ваши образцы с инкрустацией. И сами камни, будьте любезны.

Ювелир исчез из виду, скрывшись в подсобном помещении. Валенсия окинула взглядом прилавки и открытые витрины, придирчиво разглядывая изделия. Она слегка фыркнула, заметив на золотом браслете темное пятнышко.

Как только лавочник вернулся, держа в руках несколько коробок, она указала на изделие аккуратным, длинным ногтем:

— Подобная небрежность — обычное дело для вас, кирье?

Ювелир взял в руки браслет, близоруко разглядывая его.

— Надо же… — пробормотал он, поправляя пенсне.

Проведя пальцем по прилавку, Валенсия брезгливо стряхнула с него пыль.

— Возможно, я ошиблась в выборе, — сказала она разочарованно. — Дела у вас явно идут не очень. Не без причин, я подозреваю.

Она еще не развернулась, но уже посмотрела в сторону выхода. Ювелир вздрогнул.

— Я один управляю лавкой, кирья… Я не молод, за всем не поспеваю, — развел руками он, и в его тоне чувствовалась некая стыдливость.

Валенсия задержалась, будто сомневаясь.

— Что ж, понимаю, — сказала она. — Давайте посмотрим на ваши работы.

Он продемонстрировал ей несколько подвесок с мелкими камнями, два перстня с яшмой, браслет, серьги, большой ограненный рубин и мелкий шлифованный изумруд. Валенсия рассматривала каждое изделие скрупулезно и неторопливо, периодически задумчиво хмыкая. Заметив, что ювелир начал потирать руки в нервном жесте, она отложила украшения.

— Искусные работы, — кивнула она одобрительно, и даже не услышала, но ощутила интенсивный вздох облегчения. Валенсия дежурно улыбнулась и сказала чуть мягче. — Давайте обсудим заказ подробнее, что скажете?

— Смотри, какая красота! — Варац указал на небольшую полянку в низине, которая так и просила разбить на ней стоянку.

— Красота, — согласно кивнула Лилит. — Только если дождь пойдет, проснемся в луже. Пошли дальше.

— Жуткое занудство! Темнеет уже, дорогуша, — недовольным, но вполне бодрым голосом заметил чародей.

Они были в пути уже восемь дней. Лилит ощущала себя странно, будто не на своем месте. Она поняла, что что-то не так, когда поймала себя на мысли, что не вспоминала о заказе два дня кряду. Вместо этого она была поглощена странными мыслями о своем прошлом, копалась в нем, будто ища что-то утраченное. Ее не отпускало чувство, что она забыла что-то, что-то очень важное. И это чувство, впервые возникшее в ней после открытия червоточины, становилось все больше, все тревожнее с каждым проходящим днем. Незримая тень этого утраченного воспоминания нависла над ней угрожающим сомнением в себе. В своей памяти, в своих способностях, в своих решениях и действиях. Неуверенность, зародившаяся на месте неуловимого провала в хронологически четкой последовательности событий, брала верх медленно и верно. Она проникала в каждую мысль, в каждый аспект сознания, и отравляла почву под ногами Лилит, превращая ее в болото. Как Лилит ни цеплялась за привычное и понятное, как ни старалась возвратить свое мышление на протоптанные годами и опытом дорожки, все было безрезультатно. Во взгляде ее появилась рассеянность, движения стали мягче и скромнее, и к ней вернулись давно забытые повадки голодных времен. Она стала чаще отводить взгляд, будто стеснялась смотреть на чародея во время разговоров, то и дело потряхивала хвостом и незаметно для себя заламывала пальцы.

Варац тоже ощутил эту перемену, но вопросов не задавал. В его изучающем взгляде не было сострадания и сочувствия, лишь холодное, отстраненное любопытство.

— Ну-с? Еще пол-мины, и нам придется искать растопку на ощупь, — сказал он, косясь на Лилит.

Та замерла, осознавая его правоту.

— Я об этом не подумала.

— Да я уж вижу, — ответил чародей насмешливо. — Садись, эскорт. Сегодня костер, так уж и быть, на мне.

Лилит послушно села на землю, поджав под себя ноги, и попыталась сосредоточиться на дыхании, слушая, как чародей поблизости хрустит ветками. Внутри у нее поселился комочек волнения, который она силилась вытеснить из себя глубоким выдохом, но не могла вдохнуть достаточно глубоко, чтобы зацепить его. Ее чувства обострились, возвращая старую боль и забытые страхи, то ли пенетрирующие иглами снаружи, то ли раздирающие изнутри. Она будто постепенно лишалась кожи: каждое дуновение ветерка, каждый поток воздуха, каждая мысль, каждое слово ощущались острее лезвия далла. Она подумала о Дарири и почувствовала боль, интенсивную и щемящую, какой не чувствовала уже много лет, а может быть вообще никогда. Ей хотелось плакать от собственной беспомощности, непонимания и… одиночества. Бесконечного, всепожирающего одиночества.

Лилит легла на землю, и поджала под себя ноги. Все казалось пустым и бессмысленным. Работа… ради чего? Денег? Славы? Достижений? Через, самое большее, сорок лет от нее не останется ни тела, ни имени. Какая разница, где утром взойдет солнце, если она его не увидит? И как она узнает, что оно взошло?

— Та-а-ак, — глухо, будто сквозь подушку, донесся до нее голос Вараца. Она услышала стук палок, бросаемых на землю. — Любопытно.

Она повернула голову и вдохнула запах земли, на которой лежала ее голова. Она пахла влагой, свежестью, грибами и червями.

— Дорогуша, меня не было от силы пару мин, — чародей присел возле нее. — Признавайся, где ты опять достала ёри?

Лилит с трудом перевернулась на спину. Ей казалось, что если посмотреть в небо, ей полегчает. Ощущение было ложным. Она не нашла в себе сил говорить.

— Понятно, — кивнул чародей. — Ну, раз ты удумала втыкать в пространство, кто я такой, чтобы тебе мешать? Или не я пришел на прием к султану, упоротый кеной по самые уши? М?

Лилит моргнула. Варац принялся складывать костер.

— Вообще, должен признать, я тоже чувствую себя необычно. Как бы описать… — он задумался. — Будто на меня кто-то смотрит. Бывало у тебя такое?

Эти слова дотронулись до жижи в мозгу Лилит острой иглой, пуская по одинокой нейронной связи слабый импульс.

— Смотрит? — она приподняла голову.

Что-то внутри нее зашевелилось. Страдания чуть отступили. Лилит смогла перевернуться набок.

— Все, — сказала она чуть осознаннее. — Приплыли.

— Куда приплыли-то?

— Готовься к худшей ночи в своей жизни, — сказала Лилит, медленно моргая.

— Дорогуша, я польщен, но у меня перед глазами так и стоит картина, как ты ворошишься в объедках. Если до этого что-то и могло быть, то теперь…

— Я серьезно, идиот. Помнишь… — она глубоко вдохнула и медленно, с трудом села. — Помнишь я говорила думать о бабочках?

— Смутно.

— Вот. Думай. Хорошие, мирные мысли, как бы тяжело ни было. Понял?

Чародей чуть посерьезнел, глядя на мелкий пот, бисеринками выступивший на лбу Лилит.

— Дорогуша… Только не говори мне, что это та тварь, встречи с которой ты надеялась избежать.

— Нам нужна вода и горящий костер, — Лилит стоило огромных усилий не рухнуть обратно на землю и не погрузиться во тьму, в ее болезненно мягкие объятия. Пока что она могла держать себя в руках. — Как можно скорее.

Варац кивнул, чуть вскинув бровь. Он не ощущал себя настолько скверно, как выглядела Лилит. Впрочем, ему тоже было не по себе. Он узнавал внутри паранойю и возбудимость, которая обычно наступала во время ломки. Чуть другие, чуть более глубокие, но очень, очень похожие.

Стараясь следовать завету Лилит и думать о спокойном, он набрал родниковой воды в котелок и вернулся к стоянке. Она полусидела, оперевшись на дерево. Он поставил на землю котелок, слегка расплескав воду.

— Сука… — Лилит зачерпнула руками и отхлебнула, после чего откинула голову назад.

— Ну-с? Я слушаю, — Варац принялся разводить костер.

Лилит посмотрела на него мрачно, но осмысленно.

— Сатори. Знаешь таких?

— Вроде слышал, — пожал плечами чародей, поддувая задымившиеся ветки. — Полумифическое что-то.

— Мать у тебя полумифическая, — Лилит устало провела руками по лицу. — Демонические существа ментальной природы. Подавляют волю, причиняют кошмарные страдания, — она округлила глаза, часто моргая — Ножи. Выбрось свои ножи.

Варац извлек два ножа, и послушно запустил их в чащу.

— Их привлекает сталь, или что?

— Их привлекаем мы с тобой. А это, — Лилит кивнула вслед метательным ножам. — Чтобы мы себе вены не вскрыли.

— Все настолько серьезно? — с сомнением спросил Варац. — Ну, допустим. И как мирные мысли нам помогут?

— Помогут. Слушай внимательно, — Лилит посмотрела на него тяжелым взглядом. — У каждого человека внутри есть тьма. Самый темный, страшный и потаенный угол, который ты от самого себя запираешь за семью замками. Это — твоя уязвимость, и он будет ломиться туда. Не пускай. Будет тяжело, очень тяжело, но не пускай. Понял?

Варац долго молчал, ничего не отвечая. Потом кивнул, и подул на занявшиеся от искры ветки.

Костер постепенно разгорелся. Лилит подвинулась ближе и легла на землю, смотря на огонь. Она думала о Мегалимере — летнем празднике плодородия, который ежегодно отмечали в ее родной деревне. Он имел языческие корни, и ламбианцы строжайше запрещали его, но вытравить вековые традиции не так-то просто. Лилит вспоминала огромные костры, и искры, улетающие в темное летнее небо. И неземное чувство, что в эту ночь волшебную ночь возможно абсолютно все.

— Ты веришь в высшую силу? — спросила Лилит.

Варац тряхнул головой. На какое-то время он явно ушел в себя.

— А? — переспросил он, промаргиваясь. — Религия? Давно бросил искать в ней утешения.

— Из старых богов… Когда были апороны, и Пути… Какой бы выбрал ты?

— Удивлен, что ты знаешь про Пути, — хмыкнул Варац почти уважительно. — С учетом того, что ты ни дня не провела в учебном заведении. Из древних… упомнить бы всех, — он поднял глаза к небу. — Я бы хотел быть тем, кто совершенно искренне ответит “Путь Энке”. Но это будет лукавство. А какой Путь подходит тому мне, который сидит перед тобой, я не знаю. И не очень хочу об этом думать.

Лилит нахмурилась, припоминая.

— Энке… Вода, жизнь, знания, — сказала она. — Это те, которые еще пили все время? Ходили по миру, делились мудростью и благами?

— Они. Откуда знаешь?

— Информацию можно получать не только в академии, уважаемый чародей, — Лилит сделала паузу. — Мирный Путь. Но скучный.

— Разделяю сантимент, — вздохнул Варац. — Как я уже сказал, это ответ лучшей, ненастоящей версии меня. Ну а ты?

— Эрешкигаль.

— Разумеется, — тихо хмыкнул Варац. — Путь мщения и самобичевания. Очень тебе подходит.

— Иди ты, — беззлобно фыркнула Лилит. — Смерть и боль — обратная сторона жизни и счастья. Одно невозможно без другого. В смерти и боли ты ничего не теряешь. Ты обретаешь. И чувствуешь по-настоящему, — она сглотнула и приподнялась, чтобы попить. — А Путь… Мне трудно представить себя апороном, не спорю. Но Путь Эрешкигаль мне ближе всего.

Разговор ненадолго развеял мрак, опутывающий их мысли. Но стоило им замолчать, как он с готовностью вернулся, проникая внутрь и разъедая душу. Лилит охватила такая невыносимая тоска, что хотелось выть и выцарапывать ее из груди. Варац держался чуть лучше, но и его обуревали темные мысли и желания, это было видно по невеселому лицу и взгляду исподлобья.

— Расскажи, как ты держишься, — Лилит повернула на него голову. — Это какие-то чародейские штучки?

Варац хмыкнул угрюмо.

— Отчасти. Когда тебе с детства внушают, что ты ходишь по струнке, а внизу пропасть демонических соблазнов и обреченность твоей души, как-то невольно задумываешься о контроле, — он расправил плечи, чуть расслабляясь. — Но в большей степени это моя личная заслуга, и пусть церковь выкусит мой средний палец.

— Я бы выразилась пожестче на тему того, что им стоит выкусить, — ответила Лилит.

Воздух был вязким и тяжелым, будто налитым свинцом. Лишь небольшой костерок светил им, как маяк, слабо рассеивая непроглядную тьму. Неосознанно они подползали к нему все ближе, ища спасения в его тепле. Между делом, пламя постепенно угасало. Растопка кончалась.

— Надо пойти набрать, — сказал Варац, опасливо оглядываясь на черноту позади себя, в которой не было видно даже силуэтов деревьев.

— Не ходи. Нельзя терять друг друга, — Лилит почти ничего не видела. — Смотри. Видишь, ветви двигаются?

Варац задрал голову. Ветки найсонов действительно шевелились и были неровными, будто покрытыми чем-то. Слышалось тихое шуршание, но помимо этого стояла пугающая, всеобъемлющая тишина.

— Приглядись.

Чародей, прищурившись, различил едва заметные маленькие головы и хвосты. Сотни маленьких, двигающихся голов и дергающихся хвостов.

— Это… птицы? — спросил он пораженно.

— Птицы. И они смотрят.

От костра остались лишь угли, от которых шло слабое тепло. Лилит не видела и не слышала чародея. Она лежала, прикованная к земле, не в силах пошевелить конечностями. Все ее силы уходили на то, чтобы не закрывать глаза. Не засыпать. Любой ценой, не засыпать.

Ее объяло и поглотило гнетущее чувство обреченности. Стало все равно. Жизнь не казалась чем-то, за что стоит цепляться. Смерть не казалась чем-то завораживающим и таинственным. Ты есть, потом тебя нет. На этом все. Этого не избежать, этому не воспрепятствовать. С естественным порядком нет смысла бороться. Сильные поедают слабых. Ты выживаешь, пока можешь. А потом умираешь.

Она стиснула в кулаке комочек прохладной земли, борясь с собой.

— Двенадцать лет, — шепнула она, сама не зная, что хочет сказать. — Изгнание и голод. Потом нож к горлу. Тринадцать. Мне сломали обе ноги и четыре ребра. Четырнадцать. Я выпала из окна. Четырнадцать. Три удара ножом в живот. Пятнадцать. Голод в лагере. Драка со стражей. Несколько ночей в лесу, зимой, без еды. Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать один, двадцать один с половиной. Двадцать два и двадцать четыре. Двадцать пять. Прошлая тамиса. Сейчас.

Варац не отвечал. Может, не вслушивался в ее бормотание. Она дышала часто и поверхностно, в деталях вспоминая каждый перечисленный случай. Ее разум метался меж воспоминаний и цеплялся за них, лихорадочно сопротивляясь неведомой силе, неумолимо тянущей в небытие. Лилит повторяла и повторяла цифры, боясь остаться в тишине, повторяла горячо и почти с мольбой, не обращенной ни к кому конкретному. Пока она вспоминала, пока могла говорить, она существовала.

Однажды ей довелось своими глазами видеть, как пытает Гиммик. Правильно пытать — настоящее искусство, которым Лилит так и не овладела. Она могла причинить боль, очень сильную и мучительную, но истязать часами, чувствовать тонкую грань между надеждой и обреченностью жертвы, не умела. А Гиммик умел. Сидящий перед ним на стуле мужчина, замученный, желающий лишь избавления смертью, не говорил. Лишь тихо молился. Гиммик бесстрастно посмотрел на него, а потом бросил, обращаясь к Лилит:

— Вера — очень сильная вещь. Но вера — ничто против боли. Боль — госпожа всего.

Лилит запомнила эти слова, запомнила очень хорошо. Но никогда не понимала глубинного смысла этой фразы, не чувствовала на себе, что это значит — сломаться, отказаться от всего, во что ты веришь. У тебя может быть сколько угодно господ. Но ты предашь их всех, когда столкнешься с настоящей болью.

Она не знала, сколько времени прошло. Руки ее были изодраны собственными ногтями, сил кричать уже не было. Волосы и одежда промокли от пота, она уже не могла определить, где земля, где небо, и где ее собственное тело. Боли не было начала и конца, она съедала ее, поглощала полностью, пока Лилит не перестала существовать. Боль была ее госпожой, ее богом, всем ее миром. Единственным, что позволяло ей не умереть, что держало ее здесь, что напоминало ей о том, что существует не только вечная агония, не только нескончаемые муки истерзанного сознания, была холодная, дрожащая рука Вараца, которая до спазмов сжимала ее собственную.

Они не могли говорить, не могли кричать или стонать. Они едва-едва могли дышать.

Все сливалось воедино. Все мешалось в объявшей их бесконечной тьме. Больше не было ничего. Только они. На краю нескончаемого, черного нечта.

События. Люди. Слова.

Все было тоскливым. Предсказуемым. Либо скука либо…

Интерес был предтечей одержимости. Любопытство было сладким ядом, поначалу будоражившим, но в итоге приносящим лишь боль.

Метания, бессонница, ненависть. Бесконечная, неуемная истерика. Годами, тянущимися годами. Меняется все — события, люди, слова. Не меняется лишь внутренний тремор, голодный, жадный и изматывающий.

Бессонные ночи над книгами, все вещества мира, лишь бы не слышать ту часть себя, которая хочет лишь боли, лишь страданий, лишь крови на собственных руках.

Контроль. Повседневность. Обыденность. Предсказуемость и тоска. Потому что либо скука, либо…

Боль. Одиночество. Грубость, безразличие, холод. Иначе не выжить. Иначе не продраться к пламени, в котором горит жизнь. Вереница отвержений, осуждений, и лишь одно спасение — действие. Держаться, во что бы то ни стало, держаться. Просчитывать, думать, искать. Не останавливаться, не чувствовать.

Нельзя жить в облаках, пока живешь на земле.

Лилит не знала, сколько прошло мин, дней или лун. Открыв глаза, она нашла себя скукоженной в объятиях Вараца. Прижимаясь друг к другу, как дети в холодную ночь, они дрожали. Их зубы стучали, из глаз неостановимым ручьем лились слезы.

Агония чуть ослабла; настолько, что один из них нашел в себе силы заговорить:

— Убей меня.

— Вставай.

Дрожащие ноги не повиновались, тело ходило ходуном. Они шатко поднялись, вцепившись друг в друга.

— Я не могу.

— Пей.

Они не могли касаться, они могли лишь стискивать и сжимать, судорожно и бесконтрольно. Лилит вцепилась в волосы чародея, чувствуя его похолодевшую кожу.

Прикосновения несли боль. Но больше у них ничего не осталось.

Ты же и сам знаешь, что все бессмысленно. Ты ведь этого хотел? Забытия. Тьме все равно, что ты сделал в прошлом. И тебе тоже будет все равно.

Впусти меня.

Чего ради ты противишься? Или не тебя так влекла тьма все эти годы? Или не ты танцевал со смертью, делая вид, что можешь ее переиграть?

Чего стоит жизнь, особенно твоя? Тьма бесконечна. И ты можешь стать ее частью. Наконец-то стать частью чего-то большего. Быть собой. Ты ведь этого желал?

Больше не будет истерики и дрожи. Одержимости и ненависти. Будет только тишина и покой. Всегда.

Просто впусти меня.

На что ты готова, чтобы это прекратилось? Ты все равно сломаешься. Откажешься. Впустишь. Зачем мучиться и держаться? Просто впусти меня.

Ничто значит, что больше не будет боли. Крови, смерти. Холода и злобы.

Впусти меня.

Или ноги не повинуются тебе? Или не они истоптали все земли мира, но не нашли своего дома? Или не они не привели никуда, лишь нося тебя по кругу?

Больше не будет бессмысленности, поисков.

Просто впусти меня.

Они видели друг друга, касались друг друга. Дрожащее и ищущее, решительное и помнящее. Они касались друг друга, чувствовали друг друга, потому что только так могли спастись, и выдержать его взгляд.

Они видели его. Оно смотрело на них лицом без глаз, и рот его был наполнен лезвиями. Оно дышало тьмой, и тьма была его домом.

В одной тьме горело робкое пламя. Пламя было велико, оно было больше, древнее и темнее того, что не имело глаз. Безглазое поглощало тьму, но эта тьма обещалась проглотить его. Она шептала к нему, и он слышал ее шепот:

Впусти меня.

В пламени нет боли, есть лишь облегчение. Свобода.

Больше не будет неутолимого голода. Больше не будет страдания и вечного одиночества.

Потому что пламя всегда было с тобой.

Просто впусти меня.

Loi te de ei.

Лилит выругалась, пнув доски под собой.

Весь ее расчет не стоил выеденного яйца. Весь этот спектакль нужен был для того, чтобы спровадить ювелира работать в дом, освободив лавку. И у нее это получилось, невероятным трудом, но получилось, притом даже без чар.

Она перерыла все. Залезла в каждый угол, в каждую коробку, каждую шкатулку, по многу раз. С каким трудом ей достался этот чертов ключ, сколько мин она просидела в ожидании, сколько времени потратила впустую.

Кольца нигде не было. Лилит стала сомневаться, что оно вообще существует.

В запасе у нее оставался один день. Как она его потратит? Сведя на нет все труды шести дней кряду, почти без еды, без денег?

Ну уж нет. Она не сдастся. Она залезет в каждую щель, но найдет кольцо.

Или убьет наглого эльфа, который решил над ней подшутить.

Последнее место, которое она не обыскала — дом ювелира. Она с таким трудом загнала его туда, и теперь ей предстояло выманить его обратно.

Не думая дважды, Лилит взяла в руки масляный светильник. Чем-то всегда приходится жертвовать. И не всегда жертву приходится приносить ей.

Она разбила светильник о пол и тихо вышла через заднюю дверь, закрыв ее за собой.

Пожар разошелся быстро. Звон колокола донесся до Лилит, притаившейся за поломанной повозкой в переулке. Кто-то забарабанил в дверь. Выскочил мастер, и Лилит услышала его испуганный вопль. Ботинки часто застучали по брусчатке. Как и ожидала Лилит, впопыхах он оставил дверь открытой.

Времени на осторожность не было. Лилит рыла носом скоро и четко, как гончая, как ищейка. Она била шкатулки, разбрасывала вещи, срывала со стен картины и гобелены.

В спальне был туалетный столик, который обычно стоит в домах обеспеченных женщин. На нем царил порядок: склянки духов, чуть запылившиеся, стояли в ряд разноцветной вереницей. Кисточки, белый порошок, растертые травы. Маленькая шкатулка с четырьмя выдвижными ящичками.

Лилит видела достаточно шкатулок с секретами. Этот был простым, и она выдвинула четыре ящичка до конца. Не сразу, но раздался щелчок. Дно раскрылось, и из потемневшего от времени красного бархата сверкнул большой рубин. Лилит схватила кольцо и увидела полустершуюся, старую гравировку, изображающую незнакомый ей символ в виде рогов и пламени.

— Сгоревшее дотла здание, погром в доме, розыскной плакат… Сколько теперь, четыре тысячи чеканок? — спросил эльф насмешливо, вертя в перчатке кольцо. — И это твое “тихо”?

— А не все всегда идет по плану, — ответила Лилит весело. Она была до крайности довольна собой. — И тихо не всегда значит хорошо, знаешь ли.

— Почти всегда значит. Особенно, если это было единственным условием.

— Не было. Чисто и гладко — таково было условие. Кольцо у тебя, а награда за мою, а не за твою голову. Заказ выполнен и заказчик в безопасности, — парировала она спокойным голосом. — И если тебя не устраивает такой исход, можешь катиться нахер. Или же… — она взглянула на него дерзко. — Дай мне настоящий заказ.

Эльф неожиданно рассмеялся.

— А ты недолго проживешь.

— Зато ярко, — кивнула она. — Я Лилит.

— Гиммик. Пошли. Слушок про тебя пойдет и без моей помощи, но пара знакомств не повредит. В долгу будешь.

— Буду. Если знакомства окажутся полезными.

Эльф одобрительно хмыкнул, и мотнул головой, указывая направление. Они двинулись вниз по улице.

Пришедший в себя Варац с удивлением обнаружил, что может видеть, слышать и чувствовать. Видеть, слышать и чувствовать что-то, кроме бесконечной боли.

Он поднял голову, и во взгляде его была ошарашенность. Лилит сидела рядом, в обнимку с котелком. Она улыбнулась чародею почти жизнерадостно:

— Добро пожаловать назад, дорогуша. Водички?

Он лишь кивнул, подползая ближе. В его движениях была опаска, словно он боялся ненароком спровоцировать агонию, которая все еще отзывалась в теле свежим воспоминанием.

— Мы долго спали. Как себя чувствуешь?

Глотая живительную влагу, Варац прислушался к ощущениям.

— Приемлемо, — ответил он, умывая лицо от засохшей крови и других жидкостей. — С учетом обстоятельств.

Он огляделся. Поляна вокруг них была усеяна мертвыми птицами, черными, серыми и пятнистыми. Их было невозможно сосчитать, и ветер трепал перышки на их маленьких, бездыханных телах. Десятки безжизненных глаз-бусин уставились в небо, приоткрытые клювики обнажали красные рты, а задранные когтистые лапки напоминали растопыренные ветви.

— Как мы…

— Выжили? Понятия не имею.

— Твою ж… — вымолвил Варац, постепенно приходя в себя. — А ты не врала. Про худшую ночь. Я даже шутить не в силах, представь себе…

— Представляю с трудом. Выше нос, дорогуша. Или ты не рад снова дышать?

— Я сейчас ничему не рад. Но скоро буду, — он рухнул на спину. — Когда очухаюсь.

— Очухивайся, очухивайся. И пей побольше. Мы всю ночь только потели да плакали.

— Не напоминай, — простонал чародей.

— Не буду. Может, потом. Птицы, кстати, не так давно умерли. Есть хочешь?

— Должен признать, — Варац вытащил изо рта кость. — Это вкуснее, чем ожидалось.

— Скажи же, да? — кивнула Лилит, обгладывая крыло. — А ты нос воротил. Можем инфекцию подхватить, конечно… Но хоть от голода не помрем.

— Знаменитый северный оптимизм, — одобрительно усмехнулся Варац.

В их взглядах и голосах была жизнь. Они были теплыми и радостными. Наевшись до отвала, они улеглись на землю, с глупыми и блаженными улыбками на лицах.

— Я должен тебе извинение, — заговорил Варац негромко. — Я был резок в своих словах. И поспешен в суждениях.

— Загадками говорите, дорогуша? — спросила Лилит, повернув к нему голову. Ему явно было непросто извиняться вслух, и она почти наслаждалась его страданиями.

— Полностью осознавая, что ты сейчас делаешь, — ответил Варац ехидно. — Я, тем не менее, продолжу. Я не увидел твоего лица лишь из-за собственной близорукости. А про маски — это все чушь, притом оскорбительная.

— Я тоже извиняюсь, — вздохнула Лилит. — За то, что пыталась запихнуть тебя в типаж. Ты удивительно хорошо держишься, надо сказать. После того, что я там видела.

Чародей неожиданно расхохотался.

— Знаешь, обычно я бы возмутился. Но сейчас просто скажу спасибо. Ты тоже неплохо справляешься. После того, что там видел я.

— Какой у нас прекрасный вышел обмен любезностями, — умилилась Лилит. — Напьемся, как доберемся до города?

— Как свиньи, — с готовностью кивнул Варац. — Я угощаю. У меня, если помнишь, есть отличное красное сульянское.

— Я все помню, — подмигнула ему Лилит. — Особенно если речь про красное сульянское.

Они позволили себе отдохнуть, прежде чем продолжить путь. Не нужно было произносить вслух, что после пережитого им было необходимо немного покоя и праздного безделия. Когда первая эйфория от окончания кошмара схлынула, Лилит с удивлением обнаружила в себе некую новизну. Она ощущала будоражащую живость, ноги ее были словно пружины, рвавшиеся в путь. В груди поселился странный восторг, и она понятия не имела, кому он принадлежит, ей или чародею, с которым они какое-то время пробыли, казалось, одним целым. Варац вел себя чуть спокойнее и приветливее обычного. Во взгляде его появилось тепло, а в движениях — невиданная прежде мягкость.

Их одежда была безнадежно испорчена. Ополоснувшись в роднике, Варац расщедрился на две простенькие джеллабы. Пожав плечами, Лилит порвала подол своей, укоротив его и сообразив два разреза, чтобы дать ногам свободу движения.

— У меня широкий шаг, — пояснила она.

Чародей махнул рукой. Подхватив котелок, они двинулись в путь.

— Птицы поют, — заметила Лилит, пружинисто вышагивая босыми ногами.

— Что удивительно. Я был уверен, что они все на полянке померли, — ответил Варац и тут же замер, будто вкопанный, моментально переменившись в лице.

Проследив направление его взгляда, Лилит охнула. Они осторожно двинулись вперед, приближаясь к чему-то белесому и бесформенному, лежащему в высокой траве.

Подойдя тихо и опасливо, часто переглядываясь, они вытянули шеи. Им открылась бледная, тонкая, натянутая на костях кожа.

— Это оно? — спросил Варац тихо. — Оно дышит?

Лилит медленно присела возле сатори и нерешительно коснулась его.

— Не дышит…

Уже смелее она перевернула тело, и обнажился живот с шестью беспалыми лапами, по форме напоминавшими сабли. Шея была длинной, тонкой и наверняка очень гибкой при жизни. Голова по форме напоминала человеческую, но была деформирована сзади, имея сильно выступающий затылок. Та часть, где должно было располагаться лицо, имела сморщенную кожу, стянутую к центру головы многочисленными складками. Там, где они сходились, угадывался плотно сжатый рот. Лилит не было нужды открывать его, чтобы знать, что он наполнен острыми зубами-лезвиями.

Она внимательно осмотрела тело, по очереди задирая лапы. Варац с любопытством крутился вокруг, то и дело приближаясь и что-то разглядывая, но прикасаться к существу не решался.

— Ран нет, — пожала плечами Лилит. — Что его убило, интересно?

— Мой ответ остается прежним, — ответил Варац. — Твоя дикая магия. Очевидно. Как думаешь, дотащим его до города?

— Спятил? Он весит как мы с тобой плюс минимум десять пар штанов.

— Но это же тело! — с энтузиазмом взмахнул руками чародей. — Ты можешь представить, чего стоит тело настоящего сатори? Да школяры друг другу глотки грызть будут за возможность в нем покопаться!

— Пока я одобряю твое желание наблюдать за тем, как академики дерутся за труп, я также взываю к твоему разуму, — Лилит посмотрела на него снизу вверх. — Он тяжелый, и скоро начнет разлагаться. Нам и так черт знает сколько дней пути, а с ним и того дольше. Во что он превратится через это время?

Варац шумно выдохнул, осознавая ее правоту.

— Пожалуй, — сказал он с неохотой. — Ну что за досада! Кому расскажешь — не поверят… Ну давай хоть голову возьмем! Череп им отдадим!

— Флаг в руки, — хмыкнула Лилит, с готовностью протягивая ему нож. — Работайте, мастер.

— Э-э…

— Что? Или ты хотел меня запрячь? Знаешь, как я не люблю позвоночник резать? Тем более этой ковырялкой.

— Тот факт, — возмущенно начал Варац. — Что у тебя есть нелюбимая часть процесса отрезания головы, говорит о том, что ты справишься гораздо лучше меня!

— Возможно, — лукаво улыбнулась Лилит. — Но идея-то твоя. Ты и корячся. А я больше смотреть люблю.

— Изумительная наглость! — взмахнул руками чародей, и, сверкая глазами, взял у нее нож. — Учти, за это готовить будешь до конца дороги!

— Тогда будем на пайке из коры и листьев, — Лилит поднялась и скрестила руки на груди, с насмешкой наблюдая, как Варац приценивается, откуда лучше начать разрез.

Вздохнув, он вонзил нож в основание шеи, жестом куда тверже и решительней, чем ожидала Лилит. Тело дернулось, и голова сатори откинулась набок. С каждым движением чародея труп подрагивал, будто по нему ударяли палкой. Черная кровь, уже успевшая свернуться, перемазала руки Вараца чернильными сгустками.

— Ничерта не вижу, — пожаловался он, вытирая ладонь о траву.

— Может, помочь? — услышали они мелодичный голос, донесшийся слева.

Лилит вскочила на ноги, хватаясь за нож. Кто-то захихикал.

— Смотри, Сакусэ, какие дурацкие. Напуганные и чумазые, — услышала Лилит.

Приглядевшись, она смогла различить в траве белый хвост.

— Тихо! — зашипел детский голос. — Дурная лисица!

Лилит и Варац переглянулись. Из травы показалась пара желтых глаз и ехидное выражение на пушистой морде.

— Срезаем трофеи? — промурлыкал лис. — Ухайдокали бедняжку, еще и останки оскверняем?

— Минг, пошли отсюда! — снова раздался детский голос. Трава зашелестела, и Лилит смогла разглядеть макушку черных волос.

— Говорящий лис, — очухался Варац. — Почто нам так везет, а? Сначала сатори, теперь кицунэ…

Лисица захихикала.

— Минг!

Не обращая внимания на девочку, лис покинул траву, мягко помахивая хвостом. В ее движениях читалась определенная кокетливость. Игривость хищника, который знает, что жертве не уйти, и хочет растянуть удовольствие. За ней из травы показалась черноглазая девочка лет десяти, нагая, с растрепанными и спутанными волосами. На плече у нее висел маленький самодельный лук из вяза.

— Та-ак, — не сводя глаз с лисицы, протянула Лилит, приняв нарочито расслабленную позу. — Чего желаем?

— Поиграть, поболтать, — качнула головой кицунэ. — Посмотреть, кто прикончил нашу подружку.

— Это, что ли, ваша подружка? — Варац поднял отрезанную голову сатори, держа ее обеими руками и капая на землю черной кровью.

— Подружку? Насколько мне известно, демонические существа друг друга на дух не переносят, — Лилит скрестила руки на груди.

— Умная, а? — кицунэ склонила голову набок.

— Минг! — девочка дернула ее за мех и что-то прошептала ей на ухо. Лилит не расслышала, что именно. Опасаясь смотреть на них, девочка пряталась за телом лисицы.

— Тогда должна знать, что людей мы не переносим еще больше, — договорила кицунэ.

Она сделала мягкий шаг в сторону Лилит с опущенной головой и прямым, полным решимости взглядом. Лилит спокойно встретила его.

— А кто сказал, что я человек, лисица? — негромко спросила она.

Кицунэ замерла на месте. Она сощурилась на Лилит бегающими глазами, будто пыталась понять, на что она смотрит. Потом едва заметно прижала уши.

— Вот и прекрасно. А теперь поговорим, — Лилит присела на корточки, поравнявшись со своей собеседницей. — Иди куда шла, тварь мохнатая.

Кицунэ недружелюбно сощурилась. Потом медленно моргнула и встряхнула головой, возвращая в глаза прежнее нейтрально-любопытное выражение.

— Тогда я пришла, — она села за землю, поочередно посмотрела на Лилит и Вараца, и дернула ухом. — Железки ваши вам нужны? Могу отвести.

Варац посмотрел на Лилит недоверчиво.

— Да ну? С какой это радости?

— С такой. Пойдем потом с вами.

— Минг! — снова крикнула девочка, опасливо косясь на Лилит.

Варац расхохотался.

— Я понял! Мы умерли. Или в горячке. Иначе это безумие я никак не могу объяснить!

Лилит смотрела на лисицу пристально, не присоединяясь к его веселью. Варац смахнул с глаза слезу и забвенно обнял мертвую голову сатори.

— Поясни.

Кицунэ слегка поморщилась и ответила неохотно:

— Нам нельзя оставаться возле щели, — она замолчала, принюхиваясь.

Чародей снова зашелся маниакальным смехом.

— Я не могу! — простонал он, падая на траву.

— Ну а мне что с лисы и ребенка в качестве прицепа, а? — сдержанно вздохнула Лилит.

Кицунэ кивком указала на ее правую руку с омертвевшими пальцами.

— То, что я могу помочь.

Лилит сощурилась. Смех впавшего в непрошенную истерику Вараца немного мешал сосредоточиться.

— Малая, подойди сюда, — она перевела глаза на кицунэ. — Я должна знать, что меня не прирежут во сне. Скажи своей малявке, чтоб стояла смирно.

Кицунэ засомневалась. Девочка испуганно застыла на месте.

— Не боись. Больно не будет, — заверила ее Лилит. — Самую малость, может.

Не дожидаясь разрешения, она мягко, но безропотно ступила в сознание девочки. Ощутила страх, сильный, почти суеверный. Перед собой. Перед частью себя. Перед пламенем, которым была объята ее фигура. Пламя пахло древностью и яростью, и в его присутствии девочка дрожала от благоговения и ужаса.

Страх был сильным, но он не занимал все ее мысли. Там было любопытство, непонимание… Детская невежественность, с которой она смотрела на мир. Она видела оленя, и не осознавала его иначе, кроме как добычу. Больше для нее ничего не существовало. Только его торчащие рога, только настороженный поворот головы. Только тихий звон тетивы и свист стрелы.

Лилит отпустила ее. Девочка осела на землю, ошарашенно тряся головой. Минг посмотрела на Лилит несколько злобно, но ничего не сказала.

— Дикая и недалекая, но не опасная, — Лилит поднялась на ноги. — Тебя читать не буду, лисица. По глазам вижу, что сама все понимаешь. Верно?

Та кивнула через силу, проглатывая огромный комок собственной гордости.

— Славно. Варац, ты жив?

— Живее всех живых! — воскликнул чародей, поднимаясь с травы. Голову сатори он любовно держал подмышкой.

— Ну, веди к гнезду, Минг. Я Лилит, кстати. Почтена, — сказала она, шутовски кланяясь.

Кицунэ была неразговорчивой, но Лилит и не стремилась вести с ней диалогов о высоком. Она расслабленно шла вперед, позволив лисице вести их по неровному ландшафту леса, который постепенно редел. Сакусэ — черноволосая девочка — поначалу жалась к Минг и с опаской поглядывала на Лилит, но потом ей стало любопытно. Она осторожно шагала сзади и рассматривала Лилит и Вараца, как рассматривают неведомых зверей. Лилит насмешливо наблюдала, как девочка старательно отворачивает голову, стоит их взглядам пересечься. Варац полностью игнорировал и кицунэ, и девочку, не проявляя к ним никакого интереса.

— Я думала ты с ума сойдешь от возможности поговорить с живой кицунэ. Что такое, дорогуша?

— Я тебе что говорил про архетипы? Фанатичный академик — не мой. Я шут и баламут, раз уж на то пошло. И имею крайне дурную привычку делать только то, что хочется.

— А, так ты котел поэтому отказываешься мыть? Потому что ты шут и баламут? А я-то, дура, думала, что ты просто ленивый осел.

Краем глаза Лилит заметила, что Сакусэ подошла чуть ближе.

— Спорим, она ни слова не знает на всеобщем?

— Я удивлена, что она по аньянгски-то говорит.

— Говорит ли? Я от нее три слова слышал.

— А можем проверить, — Лилит перешла на аньянгский. — Бывал на охоте когда-нибудь?

— Разумеется, — подключился Варац. — Когда еще верил, что каждому юноше положено сделать в жизни определенные вещи. Никого не подстрелил, правда. Только сапоги испачкал и заболел из-за дождя.

Сакусэ тихо хихикнула. Лилит красноречиво посмотрела на чародея.

— Я из лука стреляю, как слепая курица, — продолжила она. — В стоящую мишень не попаду, куда там в зверя.

Сакусэ чуть ускорила шаг, ведомая любопытством.

— Охота дело сложное, — кивнул Варац, сдерживая смешок. — Не всем дано. Большое искусство, так-то!

Лилит коротко кивнула и перешла на всеобщий:

— У нее в памяти почти нет людей. Что-то очень смутное из детства, не разобрать. Ее вырастила вот эта, — она кивнула в сторону Минг, трусящей впереди на приличном расстоянии. — И как она скажет, так мелочь и сделает. Своей соображалки у нее кот наплакал.

— Какая грубость! Чего ты ожидаешь от ребенка, выросшего в лесу? — притворно ужаснулся Варац.

— Ничего не ожидаю. Просто говорю как есть. С лисицей явно все не так просто, но угрозы от нее я не чувствую. Пусть пока с нами околачиваются, если хотят.

Варац сощурился.

— Тебя пробрало! — воскликнул он. — Тебе любопытно!

Лилит усмехнулась, демонстрируя ему руку с омертвевшими пальцами.

— Я жить хочу. Но да, это… интересно, — она склонила голову набок. — Это твой след. Или как это назвать?

— Никак. Слова это чушь, — махнул рукой чародей. — На Островах есть маленькое племя, которое изъясняется щелканьем языка. Куда более развитая форма коммуникации, между прочим.

— А я могу тебе прощелкать, чтобы ты пошел нахер? — заинтересовалась Лилит.

— А я тебе прям щас прощелкаю, — он заговорил на всеобщем, цокая языком после каждого слова: — Ты. Змея. Которая. Сдохнет. В. Одиночестве.

— Мне нравится! Ну-ка. Твою. Мать. Трахал. Леший. И. В. Результате. Получился. Ты.

— Да ты полиглот! Потрясающе.

Хоть разговоры с Варацем и отгоняли тоску, она, все же, не уходила полностью. Лилит ощущала себя так же, как и всю тамису до встречи с сатори. В глубине души она надеялась, что со временем это пройдет, но в той же самой глубине знала, что нет. Источником ее новоявленной тревоги были не игры сатори, а она сама. Что-то новое внутри нее самой. Что-то, что говорило на незнакомом ей языке, отзывалось в груди тоскливыми стонами и древней, очень древней болью.

Гнездо Сатори оказалось довольно глубокой естественной ямой, частично прикрытой корнями деревьев. Запах там стоял омерзительный — видимо, от полусгнивших голов. Даже Лилит, которой однажды довелось разрывать свежую братскую могилу, поморщилась. Запах был стойким и плотным — нора почти не проветривалась. Варац сунул голову внутрь и моментально позеленел.

— Ну, понеслась… — Лилит залезла под корень, исчезая в норе. Было темно, но внутрь пробивалась пара лучей солнца, благодаря которым можно было что-то разглядеть. Прижав платок Льгашмына к носу сломанной рукой, здоровой Лилит принялась копаться в сокровищах сатори. Помимо нескольких черепов, липких клочков меха и странной слизи неизвестного происхождения, она обнаружила голову Льгашмына. На дне гнезда что-то поблескивало, и Лилит принялась черпать рукой липкую слизь, стараясь не думать, откуда она взялась и из чего состоит.

Она довольно долго шарила рукой в гнезде, прежде чем нащупала что-то длинное и прохладное.

— Вот куда ты все железки стащила, зараза, — пробурчала она в платок, погружая руку глубже, по самое плечо. Ей удалось ухватить что-то, по форме напоминавшее рукоять, и она не без усилий вытянула из гнезда короткий меч, покрытый сгустками слизи с налипшей сверху землей. Лилит отбросила его в сторону.

— Надо копать! — крикнула она.

— Можно вытащить человека из трудового лагеря, но нельзя вытащить трудовой лагерь из человека! — расхохотался Варац снаружи. Лилит высунула голову и протянула к нему покрытую слизью руку, что заставило чародея вмиг прекратить издевательства и резво отпрыгнуть назад.

— Будешь копать, дорогуша, — она зловеще подвигала пальцами, на которых растягивалась липкая субстанция, издающая противное чавканье.

— Не-а. Нет, нет и нет, — замотал головой чародей. — Убивай меня здесь, сейчас. Я туда не полезу. Ни в жизни.

— Даже ради искусства? — расстроилась Лилит.

— Даже ради своих причиндалов, — он поудобнее перехватил увесистую голову сатори.

— Ну хотя бы Льгашмына забери! — Лилит исчезла в норе, и оттуда выкатилась голова охотника. — Будешь как сатори, бошки собирать, — она вновь показалась наружу. — И что будем делать, я вас спрашиваю? У меня рука сломана, между прочим!

— Эй, мелочь, — Варац повернулся к Сакусэ которая стояла чуть поодаль и рассеянно рассматривала кроны деревьев. — Копать умеешь?

Девочка растерялась. Лилит поманила ее рукой.

— Иди сюда, малая. Поможешь.

Помявшись на месте, Сакусэ нерешительно подошла. Лилит исчезла в норе.

— Воняет! — пожаловалась девочка, входя за ней и зажимая нос.

— А что делать? Давай помогай, — Лилит присела на колени и принялась расчищать нору от слизи и испачканного ею барахла.

Сакусэ неожиданно быстро адаптировалась к запаху и новому занятию, принявшись бодро работать руками. Она забрасывала землю назад, подражая лисице, что, впрочем, было неудивительно. Удивительным было то, с какой проворностью и ловкостью ей это удавалось.

Всего за пять мин работы с двумя небольшими перерывами они докопались до сига Лилит. Еще там обнаружились покрытые ржавчиной старые латы, фонари, мечи, ножи, кинжалы, и еще куча хлама, невесть откуда взявшегося. Сакусэ помогла выволочь железки наружу. Лилит тяжело выдохнула, разминая спину, и девочка повторила за ней.

— Я даже передать не могу, — прогнусавил чародей сквозь зажатый нос. — Как это все смердит.

— Сатори жуткие вонючки, — согласно кивнула Минг, сидевшая рядом.

— Так, лисица, — Лилит связала несколько мечей обрывком джеллабы и взяла их в руку. — Доказывай свою полезность. Выводи нас к воде.

Когда они достигли зацветшего озера, больше напоминавшего болото, уже почти стемнело. Минг и Сакусэ удалились в лес, заявив, что не любят огонь. Чародей принялся собирать растопку, пока Лилит отмывала найденное, скребя железо сорванным стеблем камыша. Костерок занялся, потрескивая, и котелок уже начинал кипеть, когда она вернулась, с лязгом бросив на землю свои сокровища. Она оглядела свой хэй, который хоть и был поцарапан, но вполне сохранил товарный вид. В отличие от далла, в нескольких местах которого виднелись крупные сколы.

— Сука, — вздохнула она, и со скорбным видом выбросила меч себе за спину.

— В Чинджу сносные мастера, — подал голос Варац. — Я даже знаю парочку. Сплавы им на заказ чаровал.

— Сносные. Но это был подарок, — Лилит осмотрела следующий кинжал из кучи.

— Чей?

— Мастера, — Лилит провела кинжалом по лезвию другого, смотря, сыпется ли сталь. — Меня учили в храме рядом с Чинджу.

Варац удивленно вскинул брови. Лилит бросила на него короткий взгляд.

— Чего?

— Удивлен, вот и все. И сколько ты жила с монахами?

— Четыре года. Но я не все время там была. Ездила в командировки в Синепалк, да и в Чинджу подрабатывала. Никогда не могла там долго усидеть. Скука смертная.

Пока Лилит продолжала сортировать оружие, чародей потянулся к голове Льгашмына. Он взял ее в руки и деловито оглядел. Затем щелкнул его по носу.

— Зачем он тебе? — спросил он, играюче отбрасывая голову обратно на траву.

— Занесу к старому другу. Задам парочку вопросов, — Лилит отложила короткий меч, и взялась за следующий.

Варац задумчиво постучал пальцами по колену. Потом вздохнул, и заговорил:

— Знаешь, я был уверен, что они пришли за мной, а ты и Дарири просто попались под руку. И собирался молчать об этом в тряпочку, чтобы вы не бросили меня на растерзание гидрам.

— Здраво, — хмыкнула Лилит. — И что?

— Ну, во-первых, ты призналась сразу, и теперь я чувствую себя уязвленным, — ответил Варац.

— Не чувствуй. Если бы мне от тебя была хоть какая-то польза в этом странствии, я бы поступила так же. Без обид.

— Без обид, — согласился Варац.

— А во-вторых?

— А во-вторых, я задумался, почему мне вообще стало не все равно, сожрут ли меня гидры.

— "Только дураки бегают от смерти?" — уточнила Лилит.

— Это мое мироощущение последние черт знает, сколько лет, — чародей пристально смотрел в огонь. — Точно не могу сказать, сколько именно.

Лилит царапнула сталь ногтем, и бросила на Вараца короткий взгляд.

— Сколько тебе вообще лет? У тебя довольно глубокая память.

— Не вижу, почему это важно, — пожал плечом чародей.

Лилит освободила руки, и тоже уставилась в костер, слегка покачивая корпусом.

— Не важно, — согласилась она. — Но я помню твою скуку, и в твоей памяти ее много. Совершенно кошмарное место.

— Вот именно, — усмехнулся Варац. — Еще луну назад я бы и не подумал убегать от гидр. Нашел бы это бессмысленным. И я задумался о том, что изменилось.

— Тебе снова стало интересно, — Лилит улыбнулась уголком рта. — Очевидно же.

Варац слегка закатил глаза в полуулыбке.

— Ты и твои кошмарные манеры. Но да, стало.

— Очень рада, что моя дикая магия и способность открывать червоточины вернули тебе волю к жизни, — насмешливо сказала Лилит, откидываясь назад и опираясь на вытянутые руки. — И к чему ты это?

— К тому, что перед тобой сидит академический чародей с тремя грамотами об окончании. А тебя одолевает неведомая хворь, явно магического происхождения.

— И ты хочешь помочь, значит? — Лилит склонила голову набок.

— Скорее, мне интересно найти ответ, — поправил Варац.

— Какой же ты идиот, — вздохнула Лилит. — На меня открыта охота, я сейчас просто ходячая мишень. Вдобавок, у меня горит заказ для одного из самых знатных людей Севера, и это я уже не говорю обо всей этой… демонической хери, — Лилит округлила глаза. — Беги, придурок!

— Дорогуша, — рассмеялся Варац. — Я бы не был собой, если бы страх или даже благоразумие во мне были сильнее интереса. А за то, что я вновь ощущаю себя собой, мне нужно благодарить всю эту ситуацию, которую ты создала.

Варац и поменял позу, садясь поудобнее.

— Про мишень ты заметила верно. Посвяти меня в свое небольшое расследование. Чтобы я хоть понимал, чего ожидать.

Лилит поморщилась

— Это сложно, Варац. Есть причины, по которым я работаю одна. Я нарушила это правило, и взяла с собой Дарири, и вот результат. Все это, — она повела головой, указывая на пространство вокруг. — Результат всего одной моей ошибки. И я не очень горю желанием тут же ее повторять.

— Разумеется, — кивнул Варац. — Но если ты задумаешься, то у тебя гораздо больше поводов доверять мне, чем Дарири. Во-первых, мы знакомы меньше одной луны, и у нас нет никакой истории. Во-вторых, мне глубоко плевать на тебя и твои бандитские разборки. Без обид.

— В третьих, сатори, — добавила Лилит.

— И это тоже.

Лилит задумчиво пожевала губу.

— Одно условие, — сказала она, поднимая глаза на чародея. — Заключаем пакт о безоговорочном доверии.

Варац недовольно повел плечами.

— Это обязательно? Что, из-за одного факта данного обещания тебе станет проще мне доверять?

— Станет, — кивнула Лилит. — Потому что ты ненавидишь любые обязательства, включая обещания.

Чародей тихонько фыркнул.

— Какая кошмарная манипуляция, — он окинул ее задумчиво-оценивающим взглядом, и вздохнул. — Ладно, твоя взяла. Жмем руки?

— Зачем? Просто встань на одно колено и поклянись в верности.

— После того, как ты поцелуешь перстень.

— Спорим, поцелую?

— Не спорим, — чародей прожег ее взглядом. Лилит расхохоталась. — Обещаю. Довольна?

— До крайности, — кивнула Лилит. — Обещаю.

Варац чуть покачал головой.

— Просто кошмар. Ну? Теперь расскажешь? Что там у тебя за теории, выкладывай.

Лилит устроилась поудобнее.

— Постараюсь быть последовательной. Я была недавно в Синепалке по делам, пересеклась с Дарири. Она напросилась со мной в Аньнянг, якобы в отпуск, а на деле — следить за мной. Погоди, не смейся. Сейчас станет понятнее. В один из вечеров я спокойно работала в городе, никого себе не трогала. Заметила за собой хвост. История не новая, в Синепалке если после попойки меня не пытаются прирезать — это какой-то очень странный день. Но в Чинджу такое впервые. Город маленький, наших там немного…

— Наших?

— Бандитов, наемников, контрабандистов, всей этой швали, — пояснила Лилит. — Мне там просто не с кем было конфликтовать, даже если бы я очень захотела. Так что я сразу подумала, что слежка не местная. И оказалась права: прихожу на следующий день в нору…

— В нору?

— Такие места, где наши собираются, — Лилит слегка закатила глаза. — Давай шустрей соображай, дорогуша, по контексту же понятно. Я прихожу в нору, а там двое: Дори, хозяин заведения и мелкий мошенник с бумагами по совместительству. И Льгашмын, который для меня тогда был просто безымянным северным наемником. А, ну и Гиммик, ассасин из шишек…

— Дорогуша, прекрати это словоблудие немедленно. Это какой-то кошмар.

Лилит махнула на него рукой.

— Ладно, постараюсь. Ассасин из высшей лиги. Так понятнее?

— Гораздо! — кивнул Варац. — Продолжай.

— Он эльф, и живет на этой земле уже хренову тучу лет. И убивает, насколько я могу судить, дольше чем на Севере правят ламбианцы. Ну или какой-то сопоставимый срок. Если совершенство в этом мире существует, то оно — в работе Гиммика. И я никогда, ни разу не видела и не слышала, чтобы он от чего-то убегал. Он игрок, и любой степени угроза для него — проверка мастерства и развлечение. Но в то утро, когда мы болтали в кабаке, он сказал мне убегать и прятаться. Сказал, что не возьмется охранять, и ушел. Представь мое удивление.

— Ага. Возможно, конфликт интересов. Не думала?

— Может и так. Гиммик в гильдии, а с гильдиями вечно всякие сложности. Так или иначе, передо мной встал выбор: повести себя разумно и последовать его совету, или остаться верной своим правилам. Как ты можешь видеть, я выбрала второе. Это в моей жизни не меняется, по крайней мере. Я подсела к Дори, и разыграла с ним небольшой спектакль, который предназначался для Льгашмына. Я сказала, что утром уезжаю в Хангему. Хангема находится под защитой семьи ниндзя, и там абсолютно невозможно работать, если твоя работа нарушает закон. И когда я говорю невозможно, я имею в виду невозможно.

— Так. Ты вынудила Льгашмына действовать.

— Вынудила, — кивнула Лилит. — Я не планировала с ними драться, хотела просто посмотреть, с кем имею дело. Сколько их, как одеты, и так далее. Но приперлась Дарири. Которая вообще не должна была знать, где я и чем занимаюсь.

— Она же, вроде, искала тебя?

— И нашла именно в тот момент, когда напали люди Льгашмына? Очень удобно. Нет, уважаемый чародей, Дарири там оказалась не случайно. Она знала, куда я пойду, как и Льгашмын.

— А он не должен был? Ты же сама говорила про спектакль.

— В том-то и вся соль, — улыбнулась Лилит. — Спектакль-то был, но знаешь что мне сказал Льгашмын потом? Что он ни слова не знает по-аньянгски.

Варац вскинул брови. Лилит неожиданно рассмеялась.

— Так-то. Что я, думаешь, ржала как полоумная? Такой идиотский прокол, поверить не могу… — она покачала головой. — Неважно. Важно то, что кроме Льгашмына и Дори там никого не было. И если Льгашмын не понял нашего диалога, а Дарири не могла знать, где я пасу засаду, остается только один человек. Дори. Который отлично знает без всяких слежек, где я сбрасываю хвосты. И я планирую донести бошку лысого урода до Чинджу, вывалить ее ему на стойку, и задать парочку вопросов по теме.

— Любопытно… — Варац немного помолчал, осмысляя сказанное. — Допустим. А что это была за чушь, что Дарири работала вместе с ними? Про это давай поподробнее.

— А, это самое вкусное, — Лилит поменяла позу. — Смотри внимательно. Я встречаюсь с Дарири. Упоминаю в разговоре Чинджу. Она уходит домой на пару колоколов, пока я разбираюсь с делами, после чего мы две луны идем на корабле. Два колокола достаточно, чтобы черкануть письмо и отправить его с даймоной, а дорога на лошадях до границы, и оттуда до Чинджу, занимает где-то полторы луны. Поэтому когда мы причалили, они уже были здесь. Дарири уговаривала меня остаться в храме подольше, потому что они, вероятно, были еще не готовы. Но вот, мы в городе. У нее было достаточно времени, чтобы найти Льгашмына и передать ему все, что она знает, пока я была занята работой. Они встречаются в назначенное время в месте моей засады, якобы случайно. А дальше ты знаешь.

— Так, погоди, — Варац помотал головой. — Пока я услышал только спекуляции. Она могла и не делать всего этого. Где доказательства, дорогуша?

Лилит загнула один палец.

— Скажи мне, академический чародей с тремя грамотами об окончании, ты когда-нибудь читал или слышал о том, чтобы люди освобождались от действия печатей, как это сделала я?

— Не так, чтобы всерьез этому верить. Задокументированных или доказанных свидетельств нет.

— А теперь вспомни, что ты мне сказал. Она всю тамису тебе твердила, что я очнусь. И вот я здесь. Каковы шансы такого совпадения?

— Не засчитываю. Вера это не аргумент, даже беспричинная. Особенно когда речь о такой тонкой и романтично настроенной особе.

— Допустим, — Лилит загнула второй палец. — Я уже упоминала, что импровизация — не самая сильная ее сторона? Наш побег они не планировали, и она явно растерялась. Поэтому после того, как я ее прижала, попыталась смыться в ночи. И успешно это сделала. С помощью телепортационного амулета.

— Опять этот бред, — фыркнул Варац. — Лилит, амулеты это артефакты из старого мира. Они одноразовые и стоят огромных денег, если ты вообще умудришься его отыскать.

— Все так. Но следы не врут. Она замерла, а потом исчезла, — Лилит подобрала под себя ногу. — Вспомни наших охотников. Я как наемница тебе скажу, что нас похитили не охотники за головами. Они не трепались, не бухали, не разнюхивались. Выговор почти чисто верхнегородский, а шрамы как у обычных бандитов. Оружие, — Лилит кивнула в сторону груды мечей и кинжалов. — Из отборной стали. Дорогущая клеть времен эльфийских облав. Даже кони породистые, холеные, слов нет. Это элитный отряд с огромным опытом, в снарядку которого вбухали кучу денег. И, пока мне лестно, что ради меня кто-то так разбивается, еще я осознаю масштаб угрозы.

Она достала из кармана бордовый платок, и протянула его Варацу.

— Я думаю, что дом Валор — это гильдия. Судя по рогам, относящаяся к церкви. Достаточно властная и влиятельная, чтобы проворачивать операции в чужой стране и запрягать лошадей в провинции, где это строжайше запрещено.

— У них на гербе рога и пламя, — Варац усмехнулся. — Уверена, что церковь? Может, культ?

— Да хоть кто. В этой истории все выглядит плохо. Дарири — главным образом. Не хочу хвастаться, но обычно меня не так-то просто отследить. Только если ты не знаешь кого-то, кому я привыкла доверять. Тогда, конечно, гораздо легче, — Лилит щелкнула пальцами. — Я прижала ее. Она запаниковала, и хотела смыться по тихой, но случайно привлекла внимание гидры.

— Был визг, — вспомнил Варац.

— Испуганный, — подтвердила Лилит. — А после драки наша дорогая чародейка испаряется в воздухе, как не было ее. Если бы ее разорвали гидры, мы бы нашли следы. Если бы она убежала дальше, мы бы нашли следы. Но их не было, руку готова поставить. Те два отпечатка, и все.

Варац прочно задумался, смотря на ситуацию с разных сторон и прикидывая все в голове.

— Вообще… — наконец сказал он. — В ночь накануне нападения ей прям не терпелось остаться одной. Она мне раза три сказала, чтобы я шел спать. А перед тем, как отойти от стоянки, она обронила, что искренне надеется, что тебе хватит ума держаться от меня подальше.

— Чародейка, — закатила глаза Лилит. — Очень в ее духе. Ну, теперь видишь?

— Пожалуй, что вижу, — вздохнул Варац. — А зачем ей это, ты хоть примерно представляешь?

— Ни малейшего понятия. Я знаю Дарири как скучнейшую наседку с инстинктом гиперопеки, которая печет отличный мясной пирог. Если бы мне на словах кто-то сказал, что она вовлечена в заговор, я бы умерла со смеху, — Лилит невесело усмехнулась. — Дура потому что.

— А что многоуважаемым похитителям от тебя могло быть нужно, идеи есть?

— Зависит от того, кто они; версий множество. Если я права и они связаны с церковью, я не удивлюсь. Меня в Исхеросе и Долине Шепотов уже несколько лет ищут. Плакаты висят, пятнадцать тысяч за голову.

— Сколько? — рассмеялся Варац. — Что ты там наворотила, боюсь спрашивать.

— Много чего. Но главным образом сожгла заживо трех человек вместе с поместьем одного архона. Все бы ничего, но он и был моим заказчиком, — Лилит вздохнула. — И поэтому я сбежала в Аньянг, но это история для другого раза. А что до похитителей… Мне очень не нравится, как вежливы и обходительны они были. Исправно кормили, обращались бережно, даже ноги не связывали. Терпели наш треп, ни слова не сказали.

— Я тоже удивился, — хмыкнул Варац. — Да уж, ситуация.

— Есть еще один момент, — Лилит помрачнела. — Символ на платке, я уже видела его прежде. Выкрала кольцо с такой же гравировкой по заказу Гиммика, когда мы только познакомились.

Варац вскинул бровь.

— Интересно. Думаешь, он с ними связан?

— Может да, может просто совпадение. Это скорее говорит о том, что дому Валор далеко не один год, а я про них прежде не слышала. Что само по себе — очень дурной знак, — Лилит поменяла позу. — Допрашивать Гиммика бесполезно, даже если мне удастся его найти. Поэтому я сосредоточусь на Дори и Дарири. Поболтаю с одним, разберусь с заказом. Потом поплыву на Север и найду уже ее.

— Оптимистичный прогноз, — Варац кивнул на ее запястье. — В твоем-то состоянии.

Лилит бросила взгляд на свою правую руку. Ненадолго забытое чувство потерянности, тревоги, и настойчивый звон забытого с готовностью вернулись к ней. Это была не просто гангрена, а внутри нее был не просто страх. Это было что-то гораздо большее, чем крохотная искорка по имени Лилит. И осознание собственной незначительности, собственной ничтожности и крохотности перед лицом этого больше сдавило ей сердце. Лилит сглотнула ком в горле, легла на землю, и закрыла глаза.

— Буду спать, уважаемый чародей, — сказала она.

— Короткой ночи, бесстрашная наемница, — с усмешкой ответил Варац.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »