Вавилон. Пламя - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6

Глава 5

Ночью хлынул ливень. Капли разбивались о грязь под окном, чавкая и постукивая. Лилит, которой Варац своими словами подарил ещё один день блаженного забытия, куталась в овчинный плед и с удовольствием вдыхала свежий запах дождя.

— Коса тебе идет больше, — заметил Варац, кивая на ее чисто вымытые волосы. Он вертел в руках монетку с дыркой в центре, которую попросил у Лилит.

— Мне все идет, когда волосы грязью не слеплены, — усмехнулась она, приканчивая остатки вина в бокале.

— Истинно! Без запаха заячьих кишков из тебя собеседник поприятнее, — Варац долил ей из декантера.

Лилит обдало волной уюта, и она поджала под себя ноги, желая приблизиться к форме ватного комочка, насколько позволяло тело. По лицу ее гуляла легкая улыбка, а голова чуть покачивалась, словно в такт отсутствующей музыке. Варац тоже улыбался, явно ощущая всю прелесть момента. Было спокойно.

— А где веер?

Лилит посмотрела на него вопросительно.

— Вчера ты сказала, что украла веер. Желаю засвидетельствовать!

— А, — Лилит махнула рукой в сторону умывальни. — Там, с одеждой. Свистнула в лавке, когда мимо проходили. Пираты, надо сказать, отличные подельники — пока они рядом, на тебя даже никто не посмотрит. Все глаза заняты пересчитыванием их отсутствующих зубов.

Варац хохотнул, поднимаясь на ноги.

— Помню однажды на нас налетели, когда я с Островов в Сульян плыл. Умора была страшная!

— Да? Ну-ка ну-ка, — заинтересовалась Лилит.

Жестом попросив об ожидании, чародей исчез в направлении умывальни, и вернулся, сжимая в руках красный веер с простеньким орнаментом в виде чёрных летящих журавлей. Он ловко раскрыл веер, подбросил его и перехватил на лету. Провертев его в руке, сложив и раскрыв, Варац с апломбом закончил свое короткое выступление, уронив веер на пол и разочарованно взмахнув руками.

— Почти! — сказал он с досадой, оставив его валяться на полу.

— Искусно, — Лилит усмехнулась в бокал. — В кабуки подрабатывал?

— Считай, что так, — чародей залез в шкаф и выудил оттуда пузатую бутылку, сдувая с нее пыль и придирчиво разглядывая. — Жуткая дрянь, должно быть!

— Так что про налет?

Варац не без усилий откупорил засахарившуюся бутыль и понюхал содержимое.

— Древнее, что моя матушка, красное полусладкое. Ну, — он вернулся на свое место на полу. — Если от этого не помрем, считай бессмертные! Налет? Старая история. У нас с адельфос была выкуплена каюта на пассажирской посудине, весьма приличной. Нас окружали состоятельные люди, которым вот чуть-чуть не хватило нанять собственный шлюп.

Варац неспеша отхлебнул и поежился, скорчив гримасу. Потом, словно ему наскучило кривляться, фыркнул неизвестно чему и сделал еще глоток, побольше.

— Судно было большое. Неповоротливое. Пираты нас нагнали быстро, как капитан не гонял матросов, все оказалось без толку. Закинули крюки, прибились к нам. На борту была паника страшная, прям смотреть противно. Мы сидели себе спокойно на бочках с сельдью и ждали. Честное слово, я чуть со смеху не помер, пока они к нам высаживались: первый десяток второй, третий, и так до бесконечности. Когда казалось, что ну вот совсем уже затянулась эта ватага, показывался следующий, и конца и края им не было. Мы хохотали как умалишенные, благо в общей возне пираты не распознали, что являются объектом наших насмешек. Иначе зубы пришлось бы пересчитать, — он хмыкнул. — Народу набилась тьма, наместники с купцами вопят, пираты их колотят, кому-то уже голову сняли… Худо-бедно угомонили народ и устроили шмон. Срывали с воющих кирей кольца с ожерельями, трясли монеты, кого-то раздели даже, — чародей тихо засмеялся. — Подошли к нам. Я им охотно отдал все на себе висящее, блестящее и звенящее.

— Чего было немало, подозреваю?

— Не то слово, — кивнул чародей с лукавой усмешкой. — Все десять колец, можешь представить? Даю одно, а он жадничает. Ладно уж, говорю, бери два.

Лилит отпила. Варац продолжал:

— Хорошие были кольца. Желтое золото, чистое, с резьбой. Увесистые такие перстни. Специально так делал, чтоб хотелось сразу нацепить. Ну, он и нацепил.

— И? — с некоторым нетерпением в голосе спросила Лилит.

— И лишился пальцев, разумеется, — Варац усмехнулся в бокал. — Не сразу, конечно; нам с адельфос еще пожить хотелось. Но где-то через день они начали постепенно сжиматься, наверняка доставили бедняге уйму неудобств. Я не видел, но мне и не нужно: у меня прекрасное воображение.

— Что за чары? — Лилит прежде не слышала о телекинетической магии, способной работать автономно, без прямого участия телекинетика.

— Не чары. Демонология, — пояснил чародей. — Адельфос в своем роде гений. Ты бы видела, какие жуткие вещи он вытворял с моими скульптурами. Вечно бы смотрел!

— Со скульптурами?.. — переспросила Лилит недоверчиво.

— Говорю же, гений. Рассказывать бессмысленно, особенно если можно увидеть. Скоро день первородного пламени, если помнишь. В Аньянг потянутся всевозможные купцы и торговцы, адельфос в том числе.

— День пламени? Уже? — Лилит рассеянно выглянула в окно, будто темная ночь за окном отвечала на вопрос, какая сейчас календарная луна.

— С возвращением в бренный мир, — Варац качнул бокалом. — Может, хоть аномалия его в городе задержит. А то он вечно в делах и проездом, совершенно невыносимый тип.

Лилит недовольно фыркнула. Почему-то слова Вараца уязвили ее самолюбие.

— Я не аномалия. У меня имя есть.

Варац взглянул на нее мельком, и тут же отвел глаза с безразличной легкостью. Лилит, махом допив бокал, бесцеремонно забрала у него из рук бутылку.

В дверь тихонько постучали. Лилит повернула голову на звук.

— Ждешь кого-то?

Варац коротко мотнул головой.

— Надо открыть.

— Открой, раз надо, — пожал плечами чародей. — Если по мою душу, скажи “гранат”.

— Чего?

Он неожиданно рассмеялся.

— Того. Только не лезь драться, бога ради. Я с этого места сегодня не тронусь, пусть убивают если им так хочется, — сжав в руке бокал и покачивая им, чародей расслабленно облокотился спиной о стену и вытянул ноги. Плотнее перевязав халат, Лилит по дороге к выходу подхватила ножны с хэйем. Она ненадолго замерла перед дверью, прислушиваясь. Потом расслабила плечи и открыла без всякой опаски.

Перед ней стояла невысокая аньянгка в амигасе. Она задрала голову, и Лилит увидела ее лицо, показавшееся из-под полы треугольной шляпы. Женщина средних лет со слегка отечным лицом и обеспокоенным взглядом. Она явно не ожидала увидеть Лилит, судя по удивленному тону:

— Аджумма?..

— Аджумма, — кивнула Лилит спокойно. — Что-то продаете? Нам не нужно, спасибо.

Аньянгка растерялась, и повисла небольшая пауза, которую Лилит использовала для изучения своей собеседницы.

— А… — аньянгка приподнялась на цыпочки и вытянула шею, сделав безуспешную попытку заглянуть за плечо Лилит. — Аджосси дома?

Прежде, чем Лилит ответила, Варац спешно показался из спальни, возникнув у нее за спиной.

— Дома, дома. Разреши, дорогая, — он чуть приоткрыл дверь, вынуждая Лилит отодвинуться. При виде Вараца аньянгка едва заметно напряглась и вытянулась, а лицо ее вновь приняло обеспокоенное выражение. Чародей вежливо кивнул Лилит и вышел в общий холл, закрыв за собой дверь. Лилит, не желая подслушивать, спешно направилась обратно в спальню, почти бегом проскакивая мимо темного силуэта скульптуры.

Бросив короткий взгляд на стоящий на полу бокал и небольшое винное пятно под ним, Лилит задумчиво вскинула бровь и неспеша направилась к балкону. Остатки завершившегося дождя орошали землю, накрапывая с крыш. Пахло свежей грязью и цветением.

Лилит посмотрела вниз. Там, где она совсем недавно сражалась с наемниками, теперь обжималась молодая парочка. На том самом месте, где она оставила гнить и разлагаться труп мужчины с коротким мечом, девушка страстно постанывала под ласками юноши, которому явно не терпелось перейти к делу.

Жизнь определенно шла своим чередом, крутясь и не выбирая осью своего вращения никого конкретного. Лилит остро почувствовала, что мир совершенно не знает об ее существовании. И это простое чувство заставило ее забвенно улыбнуться.

Ночь кончалась неумолимо. Вино не кончалось, но поглощалось недостаточно быстро, чтобы ввести в состояние беспамятства. Но эффекты были: Лилит осмелела настолько, что отважилась находиться в одной комнате со скульптурой. Варац, подбивший ее на это, с удовольствием поглядывал на нее и ждал, свыкнется ли Лилит с его творением.

— У твоей странной увлеченностью моей скульптурой будет какое-то развитие? Арка? — спрашивал чародей.

— Откуда я знаю? Я это чувство только через тебя видела, — фыркнула Лилит. — Ты мне скажи, чем кончаются такие заклинивания.

— Ничем хорошим, — кивнул Варац убежденно.

Лилит ничего не ответила. Варац перехватил полупустой бокал в другую руку изящным жестом тонких рук.

— Впрочем, — сказал он, задумчиво склоняя голову. — Иногда помогают слова.

— Слова это чушь.

— Абсолютная чушь. Именно поэтому и помогают.

Лилит вгляделась в скульптуру, подумав, что игра в названия в детстве была не последней в списке ее любимых. Догадавшись, чем она занята, чародей довольно скоро начал проявлять нетерпение, застучав пальцами по колену.

— Древний, — сказала Лилит убежденно, медленно обводя взглядом величественный, почти царственный в своей небрежности силуэт.

Над вторым словом Лилит думала чуть меньше, но интенсивнее: покусывала губу и щелкала ногтем. В какой-то момент она подняла взгляд к потолку, напряженно морщась, а потом выговорила с удовлетворением, четко артикулируя:

— Хтонический.

Третье слово пришло быстро, но Лилит сказала его не сразу, сперва повертев в уме и на языке. Наконец она уверенно завершила:

— Еж.

Посмотрев на ветвистую скульптуру, уставившуюся на них рубиновыми глазами, чародей лишь согласно кивнул:

— Грандиозная чушь. Изумительно.

Они чокнулись.

Варац оглядел шрамированную спину Лилит.

— Отвратительно, — сказал он убежденно. — Оденься немедленно.

Лилит послушно вернула халат на место.

— Твое тело это один сплошной кошмар, дорогуша. Смотреть больно, — Варац протянул ей крученку. Лилит взяла ее между пальцев. Варац дал ей прикурить.

— Мое тело исправно служит мне уже много лет. После всех переломов, вывихов, ран и увечий, — спокойно возразила Лилит. — После всего, через что я его протащила своими дерьмовыми жизненными решениями, оно все еще повинуется и прекрасно выполняет свою функцию. Мои шрамы — это моя биография.

Лилит чуть дернула ртом, подумав, что сказала чуть больше и звучала чуть откровеннее, чем ей бы того хотелось. Слегка кашлянув, она уставилась в окно. Варац выдохнул дым.

— Биография, которая не вызывает ничего, кроме жалости.

— А ты у нас из жалостливых, да? — усмехнулась Лилит, и перевела на него взгляд. — Только и рад проявить великодушие и помочь тому, кто рядом. Особенно, если с этим по-быстрому можно разделаться. Например сделать яд для хорошей подруги, потому что она попросила. Так?

Лилит стряхнула пепел себе под ноги. С улицы донеслось возмущенное пьяное восклицание, направленное куда-то в пространство. Варац долго молчал, смотря на нее в ответ, а потом коротко, уважительно хмыкнул.

— А ты и впрямь недурна, — он неспеша отступил к кровати и присел, поджав под себя ногу. — Как?

— Я имела дело с душегубами, — пожала плечами Лилит. — Может, ты и способен на убийство ради удовольствия, но эта аньянгка — явно не тот случай.

Варац молчал, слушая ее с интересом, словно она говорила о ком-то другом.

— Голову сатори ты резал со знанием дела, по крайней мере, — продолжала она. — А тут вдруг яд. Да еще и подруга пришла, волновалась. И ты волновался: подскочил вон, вино разлил.

Варац задумчиво покивал, словно делая для себя какие-то молчаливые выводы. Лилит сделала рукой пригласительный жест, предлагая чародею заполнить недостающие части истории.

— Ради уважения к твоему умственному труду, — он подобрал под себя вторую ногу, садясь поудобнее. — Подруга — это знахарка. Громко сказано на самом деле, скорее знакомая. Амэ сильно и долго болела. Мы с Юки пытались помочь. Она, в основном. Я просто доставал… необычные ингредиенты и гнал, что просили.

Он замолчал, задумчиво изучая потолок. Пристально посмотрев на него, Лилит увидела — или скорее вспомнила — усилие, с которым ему давалась любая искренность. Дискомфорт и чувство давления извне, будто кожа сжималась и стягивалась, ярко всплыли в ее памяти.

— На днях пришла. Сказала, что больше не может. Дальше ты сама видела.

— Почему два дня? — спросила Лилит прямо.

— Тактичность не твое, а? — хмыкнул Варац. — Последняя воля умирающей. Хотела хоть немного пожить без боли.

Лилит посмотрела в окно. Уже почти рассвело. Они долго, очень долго молчали, не шевелясь. Варац знал, что не оставил Лилит выбора, кроме как принять решение, и принять его сейчас. И он ждал, что она решит. Наконец, она негромко спросила:

— А мне можно к этой твоей знахарке?

Юки принимала только ранним утром в своем небольшом покосившемся домике в торговом квартале, подпертом с обеих сторон лавками с благовониями и деревянной утварью. Лилит была усажена на стул в холле, в очередь за кашляющим мальчиком лет десяти. Он был один, без родителей.

Из приемной доносился стойкий запах крепкого алкоголя, горечь трав и кислый запах уксуса. Вместе они образовывали легко узнаваемую смесь, которой пахли почти все без исключения приемные знахарей независимо от города и страны. Только в Аньянге травами пахло меньше. На юге ими лечили не так рьяно, как на Севере.

Варац заходить внутрь наотрез отказался, заявив, что уксус отбивает ему обоняние. Оправив вычурную джеллабу, он удалился в сторону певчего квартала, заявив, что ему должно пополнить запасы вина.

Мальчик снова кашлянул, сухо и неглубоко. Лилит вздохнула.

— Тебя матушка не учила не кашлять с незнакомцами? — Лилит окинула его взглядом. — Чего смурной, умираешь?

Мальчик пожал плечами.

— Наверное, — ответил он.

— Сегодня умираешь?

— Наверное нет.

— Ну так и не куксись, малой. Хочешь гадость покажу?

Мальчик посмотрел на нее с вопросительным интересом, развернувшись в пол-оборота, и кивнул. Лилит сдернула с руки перчатку.

— Фуууу! — сказал мальчик, весело задрыгав ногами. — Это что?

Лилит пошевелила пальцами для пущего эффекта, от чего мальчик пришел в неописуемый восторг и попросил разрешения дотронуться до руки.

— Это заразно, — она сделала вид, что собирается ткнуть в мальчика пальцем, и тот взвизгнул, чуть не рухнув со стула, а потом жизнерадостно рассмеялся.

Лилит вернула перчатку на место.

— Ты тоже умираешь? — спросил он, чуть поерзав на стуле.

— Все умирают, малой, — Лилит толкнула его локтем. — Просто мы с тобой чуть быстрее.

Когда подошла ее очередь, Лилит успела окончательно протрезветь и уже довольно давно широко зевала. Ей хотелось зарыться в мягкую кровать в недрах студии и смотреть теплые сны, а не крючиться на неудобном стуле, дыша замаринованными листьями.

Солнце вышло в зенит, когда из кабинета показался мальчик с чуть влажным на вид тканевым кульком в руках. Он помахал Лилит на прощание, пока знахарка провожала его до двери:

— Дважды, понял? Утром синее, вечером зеленое. Запомнил?

— Запомнил, — кивнул мальчик. — Через луну приходить?

— Через две приходи. С мамой сразу. Почему вообще она тебя одного отправляет? — спросила Юки недовольно.

— Утром у нее поле, аджумма, — мальчик переминался с ноги на ногу, то и дело покашливая. Ему явно хотелось поскорее улизнуть под солнце, но воспитание не позволяло завершить разговор первым.

— Поле полем, но раз в луну же можно…

Лилит кашлянула, привлекая к себе внимание. Юки прервалась на полуслове.

— Сердечно извиняюсь, аджумма, ужасно себя чувствую, — сказала она, вставая. — Разрешите?

— Да-да-да, — махнула рукой аньянгка и снова обратилась к мальчику: — Дыхательные не забывай делать! Чтоб через две луны задул мне свечку на вытянутой руке!

Мальчик закивал, медленно отступая к выходу. Лилит подмигнула ему, когда Юки отвернулась, и он, оскалившись, выбежал наружу, заливисто кашляя.

Лилит прошла в приемную вслед за знахаркой. На полу была разложена циновка, возле которой стояла большая пиала с водой. Рядом в скрученное полотенце было воткнуто множество острых игл.

Часть комнаты была уставлена и увешена разнообразными полками настолько плотно, что Лилит тут же поняла, почему дом покосился. Множество склянок и банок были нагромождены друг на друга в беспорядочном хаосе, и тот факт, что все это до сих пор не рухнуло, казался чудом. Где-то за одним из шкафов узнаваемо пискнула крыса. Лилит обратила свой взгляд на несколько полок, которые были отведены под мелкие забальзамированные органы: глаза, языки и еще что-то серое трудноопределимой формы. Жидкость была желтоватой и мутной, а сами банки — грязными и заляпанными.

— Коллекционируете? — Лилит кивнула на банки с органами.

— Изучаю, аджумма. Необычно, знаю. Чародеев за многое можно не любить, но их методы исследования — то, чего не хватает знахарскому делу.

Лилит присела на пол, возле небольшой платформы, аккурат напротив знахарки. Снимать перчатку она пока медлила.

— Знаю о вашей подруге. Да укроет ее пепел, — Лилит склонила голову, и Юки кивнула в ответ.

— Страшный недуг, — вздохнула знахарка чуть сухо. — Но не такой страшный, как лечение от него.

— Хюгьяль? — Лилит не сразу вспомнила нужное слово.

— Хюгьяльвон.

Лилит сочувственно поморщилась.

— Ну… Хоть перед смертью не страдала, — вздохнула Юки, чуть отряхиваясь. — А вы ко мне с чем, аджумма?

— С моим недугом вы мы вряд ли поможете, — Лилит сняла перчатку и протянула ей руку. Знахарка взяла гниющую заживо ладонь, пристально ее разглядывая. — Но, может, с симптомами что-то можно сделать?

— Как это случилось? — аньянгка потянулась к одной из склянок, стоявших рядом, и смочила тряпку прозрачной жидкостью.

— Долгая история. Замешана дикая магия. Червоточина, сатори…

Юки кивнула. Она осторожно коснулась влажной тряпкой кожи Лилит, плотно прижала и потерла с нажимом. На тряпке остались липкие грязно-черные следы.

— Аджосси мне принес голову. Не поверила, что сатори. Но сохранила. Сушится пока.

Лилит удивленно хмыкнула, но говорить ничего не стала. Юки отпустила ее руку, отложила тряпку и взглянула на Лилит прямо:

— Распространяется?

Лилит коротко кивнула. Юки встала.

— Ну… Тут я могу предложить только одну помощь.

Лилит опустила глаза, зная, что та имеет в виду.

— Если отрежем… Зараза не пойдет дальше?

— Не должна, — пожала плечами знахарка. — Гангрена она и есть гангрена. Даже магическая.

Лилит недолго помолчала, смотря в пол перед собой. А потом подняла голову со вздохом.

— Дальше ведь будет хуже. Смысл тянуть, — сказала она с комом в горле.

Юки кивнула и жестом поманила Лилит за собой.

— Пойдемте, аджумма. После ампутации вам будет нужен отдых. Два или три дня категорически не рекомендую работать, исключить любую физическую нагрузку…

Следуя за ней в заднюю комнату, Лилит кивала, до боли сжимая левую руку в кулаке.

Варац удовлетворенно оглядел сервант, который только что закончил заполнять бутылками. Он закрыл дверцу, и, насвистывая себе под нос, направился к алхимической стойке. Он рассчитывал, что Лилит покажется на пороге, будучи растерянной и расстроенной: едва ли знахарь сообщит ей хорошие вести. Думая так, чародей оглядел свои запасы трав и микстурных основ, размышляя, что из его арсенала будет способно сгладить ее расстройство.

Вечер почему-то пах многообещающе, и Варац сам толком не мог сказать, почему именно. Но его чуткая к жизни натура всегда безошибочно чуяла надвигающийся шабаш, поселяя в душе нетерпеливое предвкушение.

С интересом ожидая неведомо чего, он водил взглядом по склянкам, напевая себе под нос. Входная дверь скрипнула, и в студию вместе с Лилит ворвался наэлектризованный воздух. Ее взгляд искрился хитростью и жизнью, и даже Древний Хтонический Еж не поколебал ее уверенности: она встала рядом с ним прямо и гордо, поглядывая на Вараца заговорщицки. Тот замер в предвкушении, не удержавшись от заинтригованной ухмылки.

— Бесстрашная наемница?

Лилит положила руку на голову Ежа.

— Светишься прямо! Убила кого-то? Хорошие новости?

— Новости, — кивнула она и сделала попытку поправить волосы отрубленной кистью. Недоверчиво посмотрев на отсутствующую ладонь, она чуть дернула плечом и использовала другую руку. — Сегодня идем гудеть.

Варац рассмеялся.

— Все никак не угомонишься?

— Для дела, идиот, — отмахнулась от него Лилит. — Я была в комнатах, в паре забегаловок, на рынке и в банях. И везде, представь себе, обнаружилась крыша.

— Это для зданий, вроде, естественно? — со смехом вскинул бровь чародей.

— Уморительно, — закатила глаза Лилит. — Я серьезно. Что-то круто изменилось, пока меня не было. В городе есть банда, и я понятия не имею, что они из себя представляют.

— А почему это важно, напомни? — Варац прошел к балкону, и Лилит прошла за ним.

— Банды местные. Они держат руку на пульсе, знают у кого что спросить, кто где сидит, кто какой информацией обладает, с кем договориться можно, а к кому лучше не ходить. При заказах экономит кучу времени. Или наоборот, они могут сделать так, что ты шагу не ступишь, ни по работе, ни вне. Так что надо выяснить, с кем я имею дело. И поэтому, как я уже сказала, сегодня мы идем гудеть.

Варац бросил быстрый взгляд на ампутированную руку Лилит, замотанную в грязно-бежевую повязку. Повязка была покрыта небольшим количеством подсохшей крови. Лилит взяла в руку портсигар, делая попытки открыть его одной рукой. Замок не поддавался. Она тихо выругалась и вернула кейс на туалетный столик, после чего посмотрела на Вараца.

— Пройдемся по всем кварталам и оценим ситуацию. Вернее, я оценю, ты можешь делать что хочешь.

— А я тебе зачем, скажи пожалуйста?

— Даже не знаю, — ехидно ответила Лилит. — Может, потому что тебя ищет профессиональная наемная убийца?

— И поэтому ты хочешь обойти в моей компании весь город? Очень предусмотрительно, — рассмеялся чародей.

— Будешь со мной спорить? — вскинула бровь Лилит. — На тему того, как и где лучше скрываться от ассасинов?

— Всего лишь ставлю под сомнение здравость твоих суждений. И только потому, что у тебя есть все основания сейчас мыслить нерационально, — он кивком указал на ее культю.

Варац взял в руки портсигар. Легко отщелкнув замок, он извлек крученку и закрыл его, смотря на Лилит с озорством. Та закатила глаза.

— Действовать на людях она не будет. Если мы с ней пересечемся, или она потом узнает, что я с тобой околачиваюсь, это нам на руку. Когда твою цель охраняют, ты действуешь осторожнее и планируешь тщательнее. Это даст мне время придумать что-то еще. Достаточно рационально мыслю, уважаемый чародей?

Варац протянул Лилит крученку.

— Не сочти за грубость, дорогуша.

— Еще как сочту, — Лилит приняла крученку и подкурила. — И ты еще меня обвиняешь в бестактности.

— Я тактичен только по необходимости, — улыбнулся Варац. — А ты не из тех, с кем необходимо церемониться. Это одно из твоих приятных качеств, если хочешь знать мое мнение.

— Я тронута, — Лилит затянулась. — Давай собирайся. Впереди длинный вечер.

Лилит получила время поразмышлять, пока Варац умывался перед выходом. Она вышла на балкон, держа в зубах крученку, к которым довольно быстро пристрастилась. Она подкурила и задумалась о том, что ей было известно, в очередной раз рассчитывая приземлить свое блуждающее сознание знакомыми и понятными мыслями о работе.

Рука.

После гулянки в норе она была почти уверена, что в городе не осталось подельников Льгашмына, и повторной атаки не последует. Скорее всего, теперь они ждут, что следующим ходом Лилит будет прийти к ним самой.

У тебя больше нет руки.

Это было разумное предположение, и Лилит оставила его, как основное, пока ей не станет известно что-то еще. Ходить стоило оглядываясь, но это для нее было привычным. Менять же свой план из-за гипотетического наличия рядом врага, или играть в ожидание было для нее непозволительной роскошью.

Ты изучала искусство боя двумя мечами, а теперь лишилась ебаной руки.

Сроки поджимали; похищение и путь обратно отъели огромный кусок от выделенного на заказ времени. Отчасти поэтому она решилась выйти на банду, что всегда означало лишнюю головную боль и риски. Дори наверняка что-то о них знал, но идти к нему напрямую означало вскрыть свою комбинацию, чего Лилит пока делать не хотела. Переменных было многовато, а чем больше переменных, тем сложнее предсказать результат.

Ты не наемница, и не угроза. Без руки ты просто беспомощная, сраная добыча.

Лилит до боли сжала рукой перила, борясь с участившимся дыханием. Она резко сжала зубы и скомкала в кулаке зажженную крученку, обжигая себе ладонь. Боль не отрезвила ее.

— Только тебя жду, дорогуша! — донеслось из комнаты. Лилит выдохнула, спешно беря себя в руки. Она стряхнула с ладони пепел, силой втиснула себя в свою прежнюю шкуру, убедилась, что контролирует мышцы лица. И лишь после этого вернулась в комнату, непринужденно улыбаясь чародею.

— Ну? Готов тряхнуть кошельками? — спросила она, поправляя короткую жилетку.

— Твоим кошельком, дорогуша, — ответил Варац, направляясь к выходу. — Я нынче на мели. Надо будет продать какую-нибудь чушь…

Они покинули студию.

— Не люблю чаровать изделия на продажу, но красное сульянское само за себя не заплатит, — Варац закрыл дверь на ключ.

— Какой омерзительный прагматизм, — отметила Лилит.

— Совершенно омерзительный, — согласился Варац. — Но мы живем в материальном мире по материальным законам.

— Наконец-то сказал что-то внятное, — хмыкнула Лилит. — Тебе повезло, что я-то могу заработать где угодно и когда угодно. А потом профукать все за вечер.

— Знакомая история. Деньги жмут карман?

Они медленно спустились вниз, и вышли на улицу. Чинджу встречал их оркестром звонов: звенели ловцы ветра на дверях, звенели плошки с лапшой и рисом, звенели уличные музыканты, разнося по городу радостный клич конца новолуния. Под вечер народ высыпал на улицы и жил, насыщая свое тело кто едой, кто танцами, кто дурманом. Вдохнув, они медленно двинулись к выходу из трущоб, возобновляя прерванный разговор:

— Бедняк никогда не сможет разбогатеть, — сказала Лилит. — Родился нищим, нищим и умрешь.

— Ну и чушь, — фыркнул Варац. — Я это так не оставлю. Чем обоснуешь? Судьба, карма, божий промысел?

— Тем, что люди не меняются. Можно притвориться кем-то еще, походить так какое-то время, даже себе наврать, что теперь ты другой человек. Но нутро останется то же. И рано или поздно ты опять скатишься туда, откуда начал.

— Люди не меняются? — вскинул бровь Варац. — Грешник не может раскаяться, праведник не может нагрешить?

— Я не о поступках, а о человеческом нутре, — Лилит чуть замедлилась, обводя взглядом улицу. — Стержне, который ты держишь в себе всю жизнь. Твоей основе. Что в ней — знаешь только ты. И вот она не меняется никогда.

— Ты намеренно так размыто выражаешься, чтобы я не мог с тобой поспорить? Или, как обычно, ты делаешь выводы обо всех основываясь исключительно на себе? — Варац тоже притормозил. — Человека формирует опыт. И он же меняет, и еще как.

— Опыт может напугать, заставить отказаться от части себя, запереть ее в том замечательном месте, которое так привлекает сатори. Или наоборот, опыт может дать тебе сил открыть эту дверь, и стать собой в большей степени. Но суть не меняется. Я была жестокой манипулятивной сукой до наемной работы, до банды и даже до изгнания, и останусь ей всегда. Может, смягчусь с возрастом в действиях и словах, но стержень останется тем же. Понимаешь?

— Ага. Значит, все-таки по себе, — Варац вздохнул. Они возобновили свой прогулочный шаг. — И что же? Ты рожден таким, все предписано, конец предопределен и неизбежен?

— Если продолжишь говорить за меня, я просто перестану тебе отвечать, — Лилит поздоровалась со знакомой лавочницей, которая проходила мимо. — Да, ты таким рожден. Все предписано, потому что ты можешь принять только те решения, которые ты принимаешь. По поводу конца отвечу лишь, что он действительно неизбежен. И это относится буквально к чему угодно.

— Терпеть не могу детерменистов, — проворчал Варац. — С вами невозможно спорить. У вас любая сила и любое действие — единственно возможный вариант развития событий, — чародей окинул Лилит оценивающим взглядом. — Признавайся, это монашеское воспитание?

— До монастыря я о таких вещах вообще не задумывалась, — пожала плечами Лилит. — Там было время и поразмыслить, и книги почитать. Но я бы не сказала, что воспитание. Просто эти идеи откликнулись, вот и все.

Варац задумчиво посмотрел на усыпанное звездами небо.

— Любопытно, — протянул он. — То есть, ты веришь в предопределенность исхода, но при этом постоянно прикладываешь усилия, чтобы повлиять на этот исход?

Лилит тонко улыбнулась.

— Я делаю то единственное, что я могу делать. Кто сказал, что мои действия уже не вписаны в то, что приведет к конечному исходу?

— Вот об этом я и говорю! — раздосадованно ответил чародей, энергично взмахивая рукой. — С вами невозможно спорить! Хорошо, и что именно определяет этот исход?

— Люди, каждый из которых идет по собственному пути. Если ты надеялся, что я обоснуюсь религией, то не дождешься. Я не верю от слова совсем.

— Ожидал и не ожидал одновременно. С одной стороны, ты неисправимая материалистка, с другой стороны ты постоянно оперируешь материями, где все решает случай.

— Наши — довольно суеверный народ, — согласно кивнула Лилит, и послала Варацу озорную улыбку. — Я бы сказала, что верю в свою работу, просто чтобы лишний раз тебя позлить. Но это не совсем правда, все немного шире. Я верю в свое мастерство.

Лилит ожидала, что Варац фыркнет, или ответит колким комментарием, но он неожиданно надолго замолчал. А потом просто и честно кивнул, и сказал:

— Я когда-то сформулировал похожим образом.

— И во что веришь ты?

— В интерес и свободу воли. Но это скорее ответ на вопрос о том, что на мой взгляд делает жизнь достаточно ценной, чтобы прожить ее. Наверное, это можно назвать верой, вера точно так же абсолютна, но я бы предпочел сказать “убеждения”.

— Завидую, — вздохнула Лилит. — Для меня иметь убеждения это роскошь. Слишком часто пришлось бы против них идти.

— Ну, в известной степени твое убеждение заключается в том, что можно продать и предать все и всех, включая себя, если это позволит тебе выполнить работу, — ехидно рассмеялся Варац. — Это тоже вполне себе убеждение, почему нет.

— А если появится непреодолимая сила, или что-то важнее работы? — улыбнулась Лилит уголком рта.

— Ты что! Как можно! — ужаснулся Варац. — Удивлен, что ты это даже в своей голове допускаешь. Святотатство!

— Не допускаю, — пожала плечами Лилит. — Просто веду беседу. Я же сказала, люди не меняются.

Они остановились возле яркой вывески крупного трехэтажного заведения. Это было приличное место, не чета торговым полуподпольным борделям и трактирам в трущобных районах, или даже тавернам в торговом квартале. Варац изогнул бровь.

— Певчий квартал? Ты правда надеешься тут что-то разузнать о трущобных бандитах?

— Это не твоего ума забота, уважаемый чародей, — Лилит открыла створку двери, жестом приглашая его внутрь. — Твоя — отдыхать и не отсвечивать.

Внутри действительно было приятно. Шторы хорошей, плотной ткани, свежепокрашенные оконные рамы, пол, пусть исцарапанный и истоптанный, был выложен качественно и на совесть. Крупный зал был двухуровневым: наверху, на балкончике, стояли небольшие круглые столики, открывающие вид на пустующую сцену для бардов.

Лилит окинула помещение неторопливым взглядом, степенно поворачивая голову. Она кивнула на шестиместный круглый стол на небольшой платформе: приметное место, такие как правило отводились постоянным гостям, щедрым и состоятельным.

Они направились к стойке, где бодрый аньянгец средних лет с необычайно светлыми глазами резво наполнял одну кружку за другой для большой компании работников ратуши. Те смеялись, перебрасываясь новостями и шутками, иногда обращаясь и к трактирщику.

— …И по новому указу наместника, торговая подать в черте города теперь на два процента выше!

— Зимой! Летом на пять! Что думаешь, Хио?

Трактирщик покачал головой, поглядывая на своих гостей со смешинкой в глазах.

— По моему новому указу, для господ госслужащих объем хмеля на кружку теперь на два процента ниже, — отвечал он, заученным движением снимая лишнюю пену. — В любое время года.

Компания добродушно рассмеялась. Подхватив кружки и продолжив оживленную беседу, они направились к длинному столу в десять стульев. Трактирщик повернул голову в сторону Лилит и Вараца, терпеливо ожидавших, пока он закончит обслуживать других гостей. Лилит отметила, что, хоть он и улыбается, в глазах его нет радости или дружелюбия. Его брови были устало, озабоченно нахмурены.

— Пива не подаем, — сказал аньянгец на ломанном всеобщем.

Лилит и Варац с улыбками переглянулись.

— И не нужно, — ответил Варац на аньянгском, небрежно пожимая плечами. — Красное сухое на ваш выбор, два бокала.

Лилит посмеялась, не открывая рта. Трактирщик извинительно склонил голову.

— Извините, не признал. У вас прекрасный аньянгский, аджосси.

— Как и сносный сульянский, и приемлемый островной, — ответил Варац с легкой насмешкой в голосе. — Не извиняйтесь. Я привык.

Лилит мельком оглядела таверну, пока трактирщик доставал бокалы и откупоривал бутыль.

Вокруг пока было тихо, было занято лишь несколько столиков. Клерки, пара зажиточных купцов, супружеская пара преклонных лет, которая не смотрела друг на друга, и двое подвыпивших молодых людей, судя по одежде и манере держаться, золотая молодежь, которая за всю жизнь не держала в руках ничего, кроме серебряной ложки и кубка. Нужно было подождать, пока не набьется побольше народу.

Трактирщик поставил им два бокала.

— Благодарю, — Лилит подвинула ему пять юнов.

— Хорошего вечера, — поклонился трактирщик.

Лилит и Варац прошли к столу. Лилит подвигала плечами, уютнее устраиваясь в мягком кресле. Чародей тоже откинулся на спинку, слегка покачивая бокалом.

Ближе к полуночи таверна если не набилась, то была к этому близка. Все столы оказались заняты, подоспели барды, и полнолуние заиграло своими привычными красками забытия и предвкушения отдыха после двух тамис тяжелого труда. Лилит и Варац отвлеченно болтали, медленно потягивая вино. Лилит не сводила глаз со стойки, меряя взглядом каждого, кто подходил, чтобы сделать заказ. Она довольно долго наблюдала за группой из трех мужчин, носящих танто. Они пили за стойкой и о чем-то смеялись; в общем гуле подслушать их разговор было невозможно, но это и не требовалось. Трактирщик нет-нет да поглядывал на них с некоторым недовольством. Через некоторое время мужчины ушли, не заплатив, и тогда Лилит допила свой бокал и поднялась на ноги.

— Пошли дальше.

— Охотно, — Варац с готовностью отставил полупустой бокал. — Меня эти кошачьи вопли в могилу сведут, — он кивнул на выступающих бардов.

— Тогда тебе понравится наша следующая остановка. Выделенный квартал, уважаемый чародей, поднялись и пошли.

Покинув таверну, они немного постояли на крыльце, дыша свежим воздухом. Потом неспеша направились в упомянутую часть города. Лилит задумалась, а когда вынырнула из своих размышлений, то обнаружила, что задумчиво трогает еще не заживший край своей культи. Она спешно убрала руку.

Выпитое вино немного дало в голову, и лишь поэтому ее не обуял приступ тревоги, а тяжелые мысли не утянули в уже успевшее стать привычным болото неуверенности. Ее неосознанное внимание к собственной руке не укрылось от Вараца, и чародей протянул Лилит крученку.

— Спасибо, — она остановилась, пока он извлекал из кармана магический светильник.

— На здоровье, дорогуша, — он протянул ей маленький огонек, и Лилит подкурила. Они медленно пошли дальше. — Как смотришь на то, чтобы мы завтра начали исследование?

— Мы? — переспросила Лилит.

— Мне, так или иначе, потребуется твое участие.

Лилит выдохнула носом.

— Я, возможно, недостаточно ясно выразилась раньше, извини если мои слова ввели тебя в заблуждение, — Лилит повернула голову на Вараца. — Мне плевать на эту так называемую аномалию. Исследуй ее, если хочешь, но меня в это не втягивай, идет?

— М-м, — протянул чародей. — Знакомый разговор. Я, видимо, тоже недостаточно ясно выразился. Тебе придется справиться со своим страхом, если ты хочешь выжить. Так понятнее?

— Вопрос моего выживания, вроде как, уже решен, — резко ответила Лилит, демонстрируя культю. — А у меня есть заботы поважнее. Спасти твою несчастную шкуру, например.

Варац тихо рассмеялся.

— Как пожелаешь, кирья.

Они свернули за угол. Возле небольшого приземистого домика курили и болтали несколько молодых людей и девушек. Парочка из них были одеты откровенно, даже слишком откровенно, чтобы не оставить никаких сомнений о том, куда они пришли. Пройдя мимо подвыпившей компании, Лилит открыла дверь, и их проглотил полумрак, запах жженных трав вперемешку со спиртом, и негромкая, ритмичная музыка островных барабанов.

Это был не совсем бордель; здесь оказывался не полный спектр услуг. Но атмосфера была именно такой; полураздетые девушки и женщины обслуживали столы, ворковали и обжимались с клиентами. Одна из них пела, сидя на небольшой барной стойке, а вторая подыгрывала ей на бубне. Лилит и Варац остановились на пороге, оглядывая небольшое помещение.

— Волшебно, — прокомментировал Варац, и остановил блуждающий взгляд на маленьком незанятном столике в углу. Он указал на него пальцем. — Я вон там буду.

— Развлекайся, дорогуша, — Лилит хлопнула его по плечу, и пошла к стойке.

Хозяин заведения встретил ее дежурной улыбкой.

— Соджу, сакэ? — быстро спросил он, ловко перебрасывая полупустую бутылку из руки в руку. — Садитесь за столик, к вам девушка подойдет.

— Сакэ, — ответила Лилит, и оглянулась на столик с Варацем. Он о чем-то разговаривал с молодой аньянгкой в пока еще запахнутом халате. Лилит тонко улыбнулась, поворачиваясь обратно к хозяину. — Я тут пока постою. Пусть молодой человек отдохнет.

Хозяин покивал, подвинул резную чашку и размашисто плеснул в нее сакэ.

Девушка мелко зазвенела бубном, пока вокалистка выводила длинную завершающую ноту, вдохновенно закрыв глаза. Таверна разрозненно похлопала, и к вокалистке тут же подошел кто-то из клиентов. Недолго проговорив с ним, вокалистка элегантно слезла со стойки, и увела его наверх. Девушка с бубном разочарованно вздохнула, обвела взглядом таверну и остановила его на Лилит, которая стояла справа от нее.

— Как дела, дорогая? — промурчала девушка, чуть наклоняясь к ней. — Не хочешь меня угостить чем-нибудь?

Лилит усмехнулась в чашку.

— Расслабься, я не по девочкам. Угощу.

Девушка облегченно выдохнула, слегка сгорбив плечи и снимая с лица обворожительную улыбку. Ушел игривый изгиб шеи и искрящийся взгляд. Теперь в нем была лишь усталость.

— Слава пламени. Пьо! — она коротко махнула хозяину рукой.

Хозяин подал ей сакэ, и негромко процедил:

— Ну-ка выпрями спину! Я тебе за что плачу?

Девушка скорчила гримасу.

— Отвали. Клиент выпить взял? Взял. Вот и все, — она погремела в воздухе бубном.

Пьо раздосадованно махнул на нее рукой, и отошел к другому краю бара. Девушка махом выпила сакэ, встала на цыпочки и протянула руку за стойку, за бутылкой. Она налила себе еще.

— Ну? Чем живешь? — спросила она, подперев голову рукой.

— Болтать со мной тоже не надо, — ответила Лилит, делая глоток. — Можешь просто отдохнуть. Я знаю, что полнолуние все соки выпивает.

— Не то слово, — буркнула девушка. — Два дня вся жопа в мыле. Ну, зато деньги.

— Сколько за полнолуние выходит?

Девушка ответила не сразу, будто сомневаясь, стоит ли говорить. Потом пожала плечами.

— Пара сотен где-то, раз на раз. Если Ханэ не работает, то побольше. Она смазливая. Ее все хотят.

— Ну, неплохо для Чинджу, — кивнула Лилит. — Хватает?

— Да хватает, — вздохнула девушка. — Худо-бедно. У меня дочь дура, ехать учиться не хочет, а я на эту байду три года ей откладывала… Говорю, хочешь как мамка закончить, члены вонючие в рот брать ради денег? Не слушает.

— А в подмастерья отдать?

— Да мест нет нигде, — девушка налила себе еще. — Чтоб моя мамка так расшибалась, пытаясь мою жизнь устроить… Досадно просто, знаешь? Хочется-то чего: чтоб не в банде, не в бордели и обеспечивать себя могла нормально. Так много, разве?

Она легонько махнула рукой, налила себе и выпила еще.

— Банды мелких любят вербовать, — заметила Лилит. — Уличных в основном, чтоб им в случае чего уйти было некуда. Но бывает что и домашних.

— Пусть попробуют! — гневно ответила девушка. — Лично каждого за космы оттаскаю, если подойдут к ней только!

— А ты их знаешь? Лично?

Девушка хотела было ответить, но вовремя опомнилась и закрыла рот.

— Никого не знаю, — сказала она. — И вообще ничего не слышала. Про банду это я это… образно, вот.

— Разумеется, — кивнула Лилит, и допила сакэ. — Я тебе проблем не хочу, аджумма. Разумеется образно.

Девушка едва заметно покивала, и издала еще один усталый вздох.

— Я пойду, — Лилит положила на стойку пятнадцать юнов. — Дочке удачи.

— Рассвет, — попрощалась аньянгка, и глотнула в этот раз уже напрямую из бутылки.

Лилит помахала Варацу, который был занят тем, что играл с проституткой в кости. Чародей поднялся на ноги, легко поклонился девушке и пошел к выходу. Лилит поймала его возле двери.

— Не везет мне сегодня, — пожаловался Варац вслух. — Две пары три раза подряд, можешь вообразить?

— Просто я утянула на себя всю удачу, — хмыкнула Лилит, открывая дверь. — Опережаем график.

— Что выяснила?

— Что певчий и кожевенный квартал — их. Остался порт, и на сегодня культурную программу можно закончить.

— Порт? Дорогуша, — поморщился чародей. — Совершенно кошмарное место. Ты не могла выбрать для своей экспертизы районы поприличней?

— Не могла, — коротко ответила Лилит.

Варац задержал на ней взгляд.

— Есть гипотеза, что твоя хворь может вызывать состояние, граничащее с унынием. Не замечаешь за собой?

— Замечаю, что ты все никак не отвяжешься со своей хворью. Я думаю о работе. Можно, уважаемый чародей? — Лилит похлопала глазами. — Пожалуйста?

— Ради бога, — разрешил Варац.

— Сердечно благодарю, — раздраженно ответила Лилит, поправляя съехавший на культю рукав.

Она врала, думала она совсем не о работе. За этот вечер Лилит бесчисленное множество раз заново обнаруживала, что у нее нет правой руки. Незнакомый страх, неясное, тревожное чувство угрозы становились немного глубже каждый раз, когда она по привычке тянулась ведущей рукой к кружке и сжимала вокруг нее несуществующие пальцы. Лилит злилась на себя чем дальше, тем больше; на то, что позволяет себе существовать в этом страхе, что дает ему командовать собой и мешать себе. Злость душила изнутри, и ей было некуда деться. Лилит чувствовала, что грань, за которой она перестанет действовать себе во благо и начнет действовать себе во вред, совсем рядом. И понятия не имела, хватит ли у нее сил не переступать через эту грань.

В тишине они дошли до порта. Медленно прошли вдоль улиц, покрытых деревянным настилом, и остановились на одном из причалов, возле которого на волнах плескалась пустая лодка. Лилит замерла, смотря в темную воду, в которой отражался и гулял свет городских фонариков.

— Подышим немного. Я перебрала, — сказала она, скрещивая руки на груди.

— Да? — Варац оглядел ее. — Вроде ходишь прямо, говоришь связно.

— У меня хороший самоконтроль, — Лилит посмотрела на него с усмешкой. — Меч держать смогу, но лучше не рисковать.

— Интересно. Ты произвела впечатление кого-то, кто жить не может без неоправданного риска, — ухмыльнулся Варац.

Лилит фыркнула.

— Хватит лезть мне в голову. Это я, а не ты, ментальный чародей.

— Тем это интереснее. К тому же ты, дорогуша, что угодно, но не чародей. И из моих уст это комплимент, поверь на слово. Подавляющее большинство чародеев крайне тяжелы характером.

— Я заметила, — Лилит качнулась взад-вперед на стопах. — А почему, как думаешь?

— Теорий множество, — пожал плечами Варац. — Церковь приписывает это демоническому происхождению чар, у них все воспитание вокруг этого строится. Лично я считаю, что это следы тяжелого обучения и нарциссизм, который неизбежно приходит с осознанием собственного могущества.

— Обучение и правда настолько тяжелое?

— Настолько, — кивнул Варац. — Многие не выносят давления, и кончают с собой. Кто-то пристращается к веществам. Кто-то просто переходит черту, за которой его можно считать здоровым членом общества. По-разному.

— Тогда почему кругом так мало ренегатов?

— Уйти — это крайне тяжелый шаг. Что на Севере, что где-либо еще. Это, по сути, добровольное изгнание. Чародеи — тяжелое окружение, но оно дает чувство сплоченности. Тебя окружают люди с теми же проблемами, и во многом твой рассудок сохраняет принадлежность к группе. К тому же, и это уже чисто на уровне ощущений, — Варац сделал небольшую паузу, и продолжил чуть тише: — Когда ты верно завершаешь свое первое начертание… Материализуешь что-то, или зажигаешь свечу, или двигаешь перышко… После этого уже невозможно заняться чем-то другим, если ты меня понимаешь.

— Понимаю, — негромко ответила Лилит. — В целом, после определенных вещей уже невозможно вернуться к нормальной жизни. Потому что ты сам уже не нормален.

— Немного топорно, но да. Пожалуй, что так, — согласился чародей.

Они немного помолчали, слушая негромкий плеск воды.

— Что это было для тебя? — спросил Варац, поворачивая к ней голову. — Мне интересно.

— Когда я поняла, что уже не смогу жить, как раньше? После второго клейма, наверное, — Лилит слегка наморщила лоб. — Я тогда поняла, что теперь всегда буду козлом отпущения для тех, в чьем обществе выросла. Для крестьян, ремесленников, и прихожан. И начала искать тех, кто меня примет. Для кого я не буду убогой и ущербной.

— И ими оказались бандиты, надо понимать?

— Да.

Варац кивнул.

— И прежде чем ты опомнилась, тебя засосало слишком глубоко.

— Ну, во-первых, я не опомнилась до сих пор, — тихо рассмеялась Лилит. — А во-вторых, нет. Там не было спирали, скорее прямое падение, раз уж тебе нравятся такие аналогии. Но чем дальше, тем больше я врастала, и тем больше мне нравилось. Тем больше я становилась собой.

— В этом есть… — Варац задумчиво склонил голову набок. — Почти мистическая аутентика. Знаешь, очень малое количество людей в этом мире подлинно находятся на своем месте. Большинству приходится идти на компромиссы, или становиться кем-то еще, чтобы жить свою жизнь и не сойти с ума. А ты, оказавшись на социальном дне, неожиданно нашла там свое место. Это крайне редко происходит, по моему скромному опыту.

— Знаю. Именно поэтому я так дорожу своей работой. В ней я могу расправить крылья, и быть собой. Будто только она… принимает меня полностью, если в этом есть смысл.

Лилит досадливо поморщилась, вновь обжегшись о свое непрошенное красноречие и откровенность.

— Может, ты и правда перебрала, — тихо рассмеялся чародей. — Шучу. Я понимаю. Пошли, пока ты на еще один сонет не наговорила?

— Угу, — охотно согласилась Лилит.

Они ушли с причала, и направились к дверям большой плавучей таверны. Немного не дойдя до входа, Лилит замерла на месте, услышав тихий, отдаленный шепот откуда-то сбоку. Она повернула голову, щурясь в темный переулок.

Лилит медленно пошла на шепот, приближаясь к тени. Она напряженно вглядывалась во мглу, постепенно сближаясь с ней и держа руку на рукояти меча. Она сделала еще один шаг, и каменные стены переулка растворились в чем-то другом. В густом воздухе, который приобретал незнакомые формы, и пах совершенно иначе.

Ее окружала небольшая изба, пахнущая сосновой смолой и шишками. На небольшом столе стоял горячий чайник, было зябко. Лилит выдохнула негустой пар.

За столом сидел мужчина, и девушка. Они о чем-то забвенно болтали, явно не заметив присутствия Лилит. Она прикоснулась к стене, и провела рукой по теплому, сучковатому дереву. Оборвав свою речь на полуслове, девушка за столом повернула на нее голову.

— Обязательно нам мешать во время охоты? — спросила она недовольно.

— Какой охоты? — заинтересовался мужчина. — Миле, с кем ты говоришь?

Лилит почувствовала легкое головокружение. Она проморгалась.

— Завязывай, лисица, — сказала она с ноткой напряжения в голосе. Почему-то в этот раз иллюзия Минг ощущалась враждебной, словно нахождение здесь забирало у Лилит контроль.

Кицунэ негромко фыркнула, и лениво взмахнула головой. Иллюзия постепенно рассеялась, и Лилит с облегчением вдохнула привычный запах водорослей.

Сакусэ весело болтала ногами на бочке, пока Минг держала в объятиях мужчину, который фигурировал в ее иллюзии. Мужчина смотрел вперед расфокусированным взглядом, и вяло шевелился, тоже постепенно приходя в себя.

— Какого хера вы тут устроили? — Лилит энергично провела рукой по лицу.

— Охоту, — коротко ответила Минг, и неохотно отпустила мужчину из объятий. Тот упал на подогнувшихся коленях, и очутился на четвереньках.

— Минг меня учила фокусам, — подала голос Сакусэ, и жизнерадостно помахала ручкой. — Рассвет, Лилит!

— Закат, твою мать, — Лилит посмотрела на мужчину, который поднимался на ноги на дрожащих коленях. — Вы его сожрать, что ли, собирались? Прямо посреди порта?

Минг не ответила. Подошедший Варац тихо рассмеялся.

— Любопытно.

Мужчина оглядел их с нарастающей паникой во взгляде. Он что-то забормотал. Лилит недовольно посмотрела на Минг.

— И что делать с ним теперь?

Кицунэ безразлично пожала плечами.

— Пусть забудет. Ты так умеешь.

— Я не подписывалась твой бардак подчищать.

— Если бы ты меня не прервала, подчищать было бы нечего.

Лилит гневно перехватила рукоять меча, и извлекла его из ножен. Мужчина испуганно вжался в стену. Лилит надавила на его шею правым предплечьем, и пронзила его грудь.

Мужчина медленно сполз вниз по стене. Проводив его взглядом и вернув хэй за пояс, Лилит развернулась к кицунэ:

— Довольна?

— Так тоже пойдет, — Минг с любопытством посмотрела на тело. Сакусэ, ничуть не обеспокоенная совершившимся перед ней убийством, спрыгнула с бочки.

— Есть хочу! — требовательно сказала она.

— Пошли в таверну, — согласилась Минг. — Мы тут живем неподалеку.

— Потрясающе, — расхохотался Варац. — Так и оставим беднягу тут валяться?

— Нас не увидят, — негромко ответила Минг. — Не переживай.

Лилит выпила стопку. Потом, почти без паузы, еще одну.

— Я не специалист, но по-моему, трезвеют не так, — насмешливо заметил Варац. Лилит выдохнула и утерла рот.

— Перемена плана, — ответила она, угрюмо смотря на Минг. — И давно вы бегаете по городу, оставляя след из трупов?

Кицунэ с ленцой закатила глаза.

— Мы осторожны.

— Мне сейчас меньше всего, твою мать, нужно еще больше непредсказуемой херни, — Лилит надолго замолчала, а потом резко ударила ладонью по столу. — Мне работать в порту! А ты сюда всех свиней города стянуть решила?

Минг поперебирала пальцами в воздухе.

— Ты странная, — заметила она, склоняя голову набок.

— Я странная, — Лилит посмотрела на Вараца. — Я странная, уважаемый чародей.

Она выпила еще одну стопку.

— По мне так ты драматизируешь, — пожал плечами Варац. — Но я, как видишь, молчу из соображений тактичности.

Лилит подперла голову руками.

— Охереть, — только и сказала она. — Просто охереть.

— У городского историка пропала жена, — вздохнула Минг, слегка морщась. — И ее ищут в другой части города. Она для них важнее.

Лилит подняла голову на кицунэ, вцепляясь в нее взглядом.

— Откуда знаешь?

— Слышала, — пожала плечами Минг. — Капитан с ним тут разговаривал.

— У него шлем с пером! — подтвердила Сакусэ через набитый рот.

Лилит побегала взглядом по грязной поверхности стола.

— Понятно, — она выпила еще одну стопку и поднялась на ноги, покачнувшись. Лилит подошла к стойке, и уселась за нее. Она посмотрела на тучную трактирщицу.

— Обнови, — попросила она, протирая лицо рукой.

Трактирщица посмотрела на нее с неодобрением.

— Хватит тебе уже. Такая молодая, а пьешь как матросня.

Лилит молча потянулась в карман, и зачерпнула пригоршню юнов. Не отрывая взгляда от трактирщицы, она подняла кулак в воздух, и начала бросать на стойку монетки, одну за одной. Они покатились по поверхности и посыпались на пол, громко звеня. Трактирщица гордо вздернула подбородок, не трогаясь с места, и глядя на Лилит с неприязнью.

— Пошла ты, — сказала Лилит коротко. — Обнови, кому говорят.

Трактирщица отвела взгляд от Лилит и коротко махнула рукой громиле, сидящем за одном из столов. Лилит оглянулась на него, и со смехом фыркнула. Он медленно подошел.

— На выход, — он мотнул головой, требовательно и с угрозой глядя на Лилит. Та окинула его взглядом.

— На кого работаешь, дружок? — спросила она. — Ты не вышибала.

— На выход, — уже громче повторил громила.

Лилит сощурилась на него.

— Куда ж я пойду? У меня в порту работа. Я тут живу, считай.

Потерявший терпение громила схватил ее за предплечье, и чужеродное прикосновение прошло импульсом по нервным окончаниям и взорвалось в мозгу Лилит вспышкой неконтролируемого гнева. Она резко оттолкнула его, вскакивая со стула и роняя его на пол. Громила занес руку для прямого удара, от которого Лилит ушла бы, не будь она так кошмарно пьяна. Тупая, резкая боль в лице немного привела ее в чувство. Громила схватил ее за шиворот и выволок из таверны. Споткнувшись на выходе, Лилит с трудом устояла на ногах, распрямилась и утерла кровь с лица.

— Потрясающий концерт, — Варац вышел следом за ней. — Живая?

— Как посмотреть, — Лилит ощупала переносицу, убеждаясь, что она не сломана.

— Самоконтроль у тебя действительно отменный, — Варац подошел и жестом попросил Лилит поднять голову к свету. Он придирчиво оглядел ее лицо, потом потянулся в карман и протянул ей платок. — Ну, синяк останется. Домой, или хочешь еще побарагозить?

Лилит покорно кивнула. Они медленно направились к сульянским трущобам по почти опустевшему ночному Чинджу.

По возвращению в студию Лилит уселась на пол возле кровати, и прислонила к глазу наскоро материализованную Варацем металлическую пластину. Чародей открыл бутылку вина, забрался на кровать и скрестил босые ноги.

— Я не собирался тебя слушать, — сказал Варац, постукивая подушечками пальцев по горлышку бутылки. — Насчет того, чтобы не втягивать тебя в свое исследование. Но теперь, пожалуй, послушаю.

— Как прекрасно, что я смогла достаточно тебя разжалобить, — угрюмо хмыкнула Лилит. Она убрала пластину от лица и ощупала постепенно опухающий глаз. Потом протянула руку за бутылкой.

— К сожалению или к счастью, дело не в этом, — Варац подал ей вино. — А в том, что если мой интерес затрагивает кого-то еще, это быстро может выйти из-под контроля. Я привык иметь с этим дело. И это было легко, пока вокруг не было ничего, что было способно меня заинтересовать.

Лилит сделала несколько глотков и устало махнула рукой, упираясь затылком в стену.

— И? — спросила она.

— И ничего, — пожал плечами чародей. — Ты заслуживаешь того, чтобы с твоими желаниями считались.

— Да чего ты со мной носишься, — тихо фыркнула Лилит. — Ты же видишь, что я просто до усрачки напугана.

Она подвинулась и повела головой, уставившись в пол перед собой.

— Впервые я встретилась со смертью в двенадцать. И уже тогда мне не было до нее никакого дела, — негромко сказала она, и выпила вина. — С тех пор не проходило и луны, чтобы я не встречалась с ней снова. Сломанные ноги, колотые раны, голод… — она махнула рукой, будто сама устала от собственных слов. — Каждый раз я была уверена, что не выберусь.

— Ты об этом говорила во время сатори?

Лилит кивнула.

— Пыталась себя подбодрить, наверное. Дескать, и сейчас выживу, раз всегда выживала.

Варац улыбнулся.

— Ты на моих глазах пережила минимум три вещи, из которых ни один нормальный человек не выходит живым.

— Я это много раз слышала. Знаешь, я всю жизнь живу с ощущением, что смерть пытается меня догнать, но я каждый раз ускользаю. Это такая же игра, какую наши иногда затевают во время междоусобиц. Азартная, смертоносная. Веселая даже, — Лилит глотнула. — Я привыкла к мысли, что умру от ножа в затылке. От топора палача, хвоста гидры, яда, неудачной раны… Когда идешь в наемники, ты должен быть к этому готов, иначе страх не даст тебе работать. Но неясная… дрянь, гноящая заживо, — Лилит сделала паузу, заполненную несколькими глотками. — Когда ты понятия не имеешь, что с тобой происходит… К этому я готова не была, — она грустно усмехнулась, поднимая глаза на чародея. — Как видишь.

Варац молчал, ожидая, скажет ли она что-то еще.

— Я не умею справляться со страхом. Мне очень, очень давно не было страшно, — сказала Лилит совсем тихо. — А еще я в говно, поэтому скажу это один раз, и не напоминай мне об этом больше, ради всего святого. Я не думаю, что хворь ушла. Чувствую, что не ушла. И это сжимает мне горло так, что я не могу дышать, — Лилит выдохнула, и протерла глаза. — Я слишком боюсь верить. Но мне придется поверить в то, что тебе удастся найти решение, другого выбора у меня нет. Поэтому я сделаю все, что нужно. Все, что скажешь.

Варац сполз с кровати на пол, усевшись напротив Лилит. Он забрал у нее бутылку.

— Начнем с того, что попытаемся тебя отвлечь. Самокопания вредны для нервов, а плохие нервы подрывают здоровье. Это общее правило, применимое к любой хвори, магической или нет. Выпьем?

— Выпьем, — согласно кивнула Лилит, чувствуя, как удавка на горле едва ощутимо ослабла.

Лилит проснулась, не открывая глаз. Один удар сердца ей казалось, что все в порядке, пока она чуть-чуть не повернула голову, и давящая боль вместе с тошнотой не обрушились на нее сразу, залпом, не дав толком проморгаться.

Чародей насмешливо посмотрел на нее из угла комнаты. На лице его не было и тени сострадания, зато на губах плясала довольная усмешка. Между пальцев он сжимал крученку.

— Слева вода, если дотянешься.

Не без усилия Лилит приподнялась на локте и дотянулась до прикроватной тумбочки. Жадно проглотив стакан, она рухнула лицом в подушку.

— Есть люди, с которыми исключительно весело проводить время. В особенности пить. Таких, как ни удивительно, не так уж и много. Но ты определенно входишь в их число.

Лилит невнятно что-то пробурчала из недр подушки, борясь с тошнотой. Когда ей удалось немного прийти в себя и перевернуться, Варац уже зажег огонь на алхимической стойке, и перебирал склянки, шумно ими звеня.

— Потише, а… Что ты… — Лилит махнула рукой, бросив попытки издавать звуки, и глубже зарылась в одеяло.

— Соседям наша гулянка тоже понравилась. Приходили с утра уже трижды, все скопом — снизу, слева и справа. Были уверены, что я тут свиней режу. Я дал им на тебя посмотреть и убедиться, что хоть до человека тебе и далеко, до свиньи, вероятно, еще дальше.

Лилит слышала, как он крошит травы, шуршит лепестками, раскатывает стебли… Мешает, стучит. Что-то зашипело. Что-то закипело. Она задремала под его размеренное бормотание и нежные звуки алхимической лаборатории.

Варац встал рядом. С трудом разомкнув глаза, Лилит обнаружила у себя перед носом глиняную кружку со смолянистым, вонючим отваром.

— Зажми нос и глотай.

— Я не могу…

— Хочешь валяться весь день в постели с головной болью и тошнотой — будь моим гостем.

Лилит издала красноречивый стон, глубоко вдохнула, зажмурилась и разом проглотила содержимое чашки. Ее пронял рвотный позыв, и она закашлялась.

— Ну как тебе моя стряпня?

— Навевает воспоминания о доме, — буркнула Лилит.

— Раз можешь шутить, значит в пропорциях не ошибся. Впрочем, если бы ошибся, мы бы это уже поняли.

Тошнота немного отступила. Лилит накрылась одеялом с головой.

Голова прояснялась медленно, но верно. Вчерашний вечер постепенно проступал к ней из недр памяти: они много говорили, кричали что-то с балкона, смеялись.

С похмельем снадобье боролось эффективно. Лилит доводилось пробовать эту дрянь прежде — в Синепалке ею торговали алхимики.

Откинув одеяло и осторожно присев, она обнаружила, что уснула в своей монашеской одежде.

— Это мы уже видели, — пробормотала она, и окинула взглядом свою левую руку, которая немного саднила. На ней красовались свежие, отчетливые следы зубов. — А вот это что-то новенькое.

Следующим, что она обнаружила, были ее под корень спиленные рога. В памяти всплыла расплывчатая картина того, как она сидела на полу, поджав под себя ноги, а Варац орудовал напильником, напевая что-то на сульянском.

— Уважаемый чародей, — ей удалось пройти по прямой до выхода из спальни. Варац, перебиравший содержимое крупного шкафа в углу, посмотрел на нее вопросительно. — Я, может, и вправду бываю свиньей, но кусаться-то зачем…

— А, это… — он вернулся к своему занятию. — Идиотский был спор. Но ты выиграла, если хочешь знать. Мне даже пришлось припарку наложить.

— Ага… На что спорили хоть?

— На Ежа, как водится, — хмыкнул Варац. — Приз ваш, кирья. Делайте с ним, что возжелаете.

Лилит перевела взгляд на скульптуру.

— Знаешь, это отдельный вид развлечения — выяснять, что ты делал вчера. Изумительные вещи иногда открываешь.

— Кому ты это говоришь? — Варац закрыл скрипучую дверцу шкафа. — Я однажды человека для этой работы нанял.

— Держу пари, он был в восторге. Работа легкая, в одном городе, к тому же щедрая доплата за деликатность сведений…

Варац улыбнулся, подняв глаза к потолку.

— Разумеется. Именно так все и было, — сказал он, сдерживая смех. — Легкая работа в одном городе.

Лилит вскинула бровь, усмехаясь.

— У меня, в отличие от него, сегодня нелегкая работа. Вечером вернусь. Что-нибудь взять?

— Брать ничего не надо. Терять тоже. Ты достигла лимита на потерю конечностей без ущерба для внешнего вида, — чародей забросил на плечо шелковую ткань, которую чуть ранее выудил из шкафа, и оглянулся рассеянно. — Куда я манекен дел?

— И вы работать возжелали-с?

— Не мы возжелали, а хозяин дома. Сделаю ерунду какую-нибудь на продажу, — он небрежно крутанул в воздухе запястьем, а потом взглянул на Лилит с озорством. — Может, для Ежа одежду начаровать, м? Ты только скажи, возьму недорого.

— Одежда нужна, чтобы скрывать изъяны тела. А Еж прекрасен, как он есть, — Лилит скрылась в умывальной, почесывая зудящую макушку.

— Кошмарная глупость! — фыркнул чародей. — Но об этом мы поспорим, когда вернешься. Так! — он энергично хлопнул в ладоши. — Манекен!

Лилит направилась в порт, чтобы проверить сразу несколько вещей. Во-первых, сработала ли ее вчерашняя приманка. Во-вторых, подробнее поговорить с Минг о ее встрече с капитаном стражи. На Севере была поговорка, гласившая “городская стража хороша настолько, насколько хорош ее капитан”, и она была абсолютно правдива. Подготовка, облачение, склонность к коррупции — все сводилось к капитану и упиралось в него. И Лилит хотела понять, кто перед ней. И насколько сильно она рискует, если решит пойти к нему.

Она получила ответ на свой первый вопрос гораздо быстрее, чем рассчитывала. Лилит только вошла в порт, и едва успела сделать с десяток шагов, когда ей загородила ей дорогу группа из трех громил. В ходе короткого диалога Лилит доступно объяснили, что в порту ей не рады. Покорно кивнув и не раздувая конфликт, она покинула их территорию, и направилась к центру города, чтобы перекусить и подумать.

Вчера, сказав ходоку, что в порту у нее работа, она не просто бредила спьяну. Она проверяла простую теорию, которая пришла в ее затуманенный разум. Теория заключалась в том, что банда Чинджу целенаправленно теснит разъездных наемников. Чинджу был мелким городом, и работы в нем всегда было немного. Те, кто работал так же, как Лилит — катался из города в город, из страны в страну — поедал и эти жалкие крохи. Зарабатывал здесь деньги, увозил их прочь, и лишал работы местных бандитов. Видимо, теперь нашелся кто-то, кто был способен объединить их, и установить в городе новый порядок. Порядок, при котором тебе нечего ловить, если только ты не член банды.

Они были влиятельны. Трактирщик в певчем, который поил их бесплатно, проститутка, которая побоялась даже упоминать их вслух, и, наконец, ходок в плавучей таверне, который вчера поставил Лилит приметный фингал. Они явно не церемонились, и их явно боялись. Лилит знала лишь два способа быстро подмять под себя весь город — куча денег, или куча информации. Слушков, грязного белья, копромата, да и просто сведений, которые можно выгодно продать в нужные руки.

И внезапно она поняла, почему Дори не рассказал ей о новом положении в городе. Поняла, почему он сдал ее Льгашмыну. Дори был тем, через кого проходили все сведения. Тем, кто еще совсем недавно сказал Лилит, что из-за нее местные лунами сидят без работы. Пазл, наконец-то, сошелся. Лилит замерла посреди улицы, подняв голову к небу.

У нее было не так много времени прежде чем Дори перейдет в активное наступление и попытается выдворить ее из города раз и навсегда. Пока он ограничивался предупреждениями, и Лилит нужно было успеть сделать свой ход. Кровь в жилах разогрелась и побежала быстрее. Кто-то врезался в нее и недовольно выругался. Постояв на месте, Лилит решительно развернулась, и направилась в противоположную сторону, к гарнизону городской стражи.

Лилит прошла в большое, приземистое здание, где ее несколько колоколов подряд мурыжили ожиданием и попытками заставить ее изложить свою просьбу письменно. Капитан стражи — занятой человек, и у него нет времени болтать со всяким, кому взбредет в голову войти в главные двери. Лилит набралась терпения и брала измором, повторяя одно и то же одному клерку за другим, затем одному стражнику за другим, каждый последующий из которых был немного выше званием. Наконец, она утомила всех в гарнизоне достаточно, чтобы ей пообещали передать ее просьбу капитану, и сказали ждать в приемной. Лилит поклонилась, уселась на скамью, и сидела там, пока капеул не вернулся и не поманил ее рукой.

— Капитан согласился уделить вам внимание из уважения к вашему потраченному времени, — сказал капеул несколько недовольным тоном. — Не отвлекайте его от дел дольше необходимого, аджумма.

— Я быстро, — пообещала Лилит. Капеул кивнул и прошел с ней к задней двери, ко внутреннему двору гарнизона, где на песке тренировались новобранцы. Капитан молча наблюдал за их тренировкой. Капеул указал на него рукой, и откланялся. Лилит подошла.

— Рассвет, капитан, — поздоровалась она, склоняя голову. — Спасибо, что нашли время.

Капитан обвел ее взглядом.

— Когда мне сказали, что наемница просит аудиенции, я сначала не поверил, — он покачал головой.

— Отчаянные времена, — улыбнулась Лилит. — У меня для вас есть информация.

Капитан коротко кивнул.

— Слушаю.

— Жена историка, которую вы ищете. Амэ. Она мертва. И мне известно, кто убил ее.

Капитан не переменился в лице.

— Едва ли северная бандитка расследует тщательнее, чем вся городская стража. С чего мне тебе верить?

— С того, что я слишком умна, чтобы тебе врать. Я в Чинджу не первый день, и знаю, что ты хорошо делаешь свою работу. Именно поэтому в городе на моей памяти никогда не было настоящих банд. Тем сильнее я удивилась, когда узнала, что такая все-таки завелась.

Капитан отстраненно прокашлялся.

— Ты же понимаешь, что мне не нужен повод, чтобы арестовать тебе и бросить в казематы? — спросил он, чуть хмуря брови.

Лилит легко повела ртом.

— Может, я и не аньянгка, но я хорошо знаю аньянгские законы. Тебе нужны доказательства, либо чистосердечное признание. А у тебя нет ни того, ни другого, — Лилит склонила голову набок, глядя на то, как молодые новобранцы отрабатывают удары на чучелах. — Конечно, ты можешь приказать запытать меня, пока я не сознаюсь в чем угодно. И это будет твое право, разумеется. Нарушающее закон, но разве закон применим к собственной исполнительной руке?

Капитан скрестил руки на груди.

— Ты знаешь, какие в нижнем мире правила. И понимаешь, чем я рискую, просто приходя сюда, — сказала Лилит. — Я пришла не ради лжи и траты твоего времени. Я пришла заключить сделку.

— И что заставило тебя думать, что я соглашусь? — со вздохом спросил капитан.

— Даже не знаю. Может, пиратское судно в порту, полное награбленного в вашей провинции добра? Или сульянский корабль с кучей контабандных гидр на борту?

Капитан повернул на нее голову. Лилит улыбнулась.

— Это лишь говорит о том, что ты рассудительный человек. Который не хочет устраивать резню с кровожадными оренхайцами, или ставить палки в колеса влиятельной Купеческой Гильдии. Я это уважаю. Компромиссы неизбежны, капитан, если бы я в это не верила, я бы не стояла сейчас перед тобой.

— Твое мнение меня мало волнует, — ответил капитан, возвращая взгляд на новобранцев. — Что ты можешь предложить?

— Для начала, тело Амэ. Чтобы ты мог убедиться, что я не вру. Она была отравлена безболезненным ядом, по собственной просьбе. Она болела. Хьюгальвон. Посещала местную знахарку, которая может подтвердить мои слова. Яд сделал мой друг. Что формально нарушает закон, но я надеюсь на твое понимание. Сам знаешь, как больные этой дрянью мучаются.

Капитан кивнул с неслышным вздохом.

— Допустим. Если вскрытие действительно подтвердит твои слова. Что дальше?

— Дальше я займусь тем, чтобы принести тебе голову главаря. Я бы убрала всю банду, будь у меня побольше времени, но мои руки связаны. Они пожмутся, вы их покошмарите, устроите показательную порку, — Лилит помотала запястьем в воздухе. — Я со своей стороны тоже помогу им одуматься. Они пойдут на сотрудничество.

— Верю с трудом.

— Поверил бы, будь у меня с собой список, — вздохнула Лилит. — В любом случае, если я лягу в процессе, ты ничего не потеряешь. Денег я не попрошу.

— Но что-то попросишь. Вы как паразиты, вечно норовите к чему-то присосаться.

— Самую малость. Я знаю одну наемную убийцу, и знаю, где она обычно отдыхает. Подергайте ее для меня, чтоб занервничала. Поймать вряд ли получится, но можете попробовать, конечно.

Капитан неожиданно рассмеялся.

— И как у тебя, мразоты, наглости хватает? — спросил он с интересом, будто искренне желал услышать ответ.

Лилит слегка улыбнулась, и пожала плечами.

— Банда, может, и небольшая, но влиятельная. Что у них есть на тебя, на твоих капеулов? Признайся, они держат тебя за яйца. И будут выкручивать их чем дальше, тем сильнее. Я предлагаю тебе решение: не нужно марать руки о мразь, не нужно раскошеливаться, надо просто сидеть ровно на своей свинской жопе и ждать, пока я не принесу все твои проблемы завернутыми в лен. Ты заберешь себе все лавры, сохранишь кресло, покой горожан и жизни своих подчиненных. Все, что я прошу взамен — погонять по городу девку. Даже слепец увидит, какая это выгодная сделка, капитан. Вообще-то теперь, когда я ее озвучила, она мне кажется даже слишком щедрой, — Лилит скрестила руки на груди. — Поэтому я дополнительно попрошу о неприкосновенности до конца сезона. Для меня, и моего друга.

Капитан долго смотрел на нее, потом вернул взгляд на новобранцев. Наконец он вздохнул, и поморщился.

— Приноси тело. Вернемся к этому, если вскрытие подтвердит твои слова.

Лилит протянула капитану руку, и он с неохотой пожал ее. На этом они расстались, и Лилит направилась к каналам, чтобы потратить следующие полдня на выуживание и транспортировку поеденного крысами и начавшего разлагаться тела Амэ.

Когда она вернулась домой, измотанная и желающая лишь лечь спать, она застала студию пустой, с выключенным светом. И замерла на пороге, словно зверь, учуявший на своей территории чужой, враждебный запах.

Без присутствия Вараца студия казалась совсем иной. Свет падал иначе, воздух пах по-другому. Углы выглядели чужеродно, словно пространство исказили. Будто в комнате, которую ты видел множество раз, кто-то без твоего ведома передвинул мелкую вещицу, и неуловимая перемена ввинчивалась в мозг и пытала его неуютным ощущением вторжения.

Из манящего, почти живого в обещании мягкости лежбища кровать превратилась в холодный предмет интерьера, полный молчаливого безразличия. Занавески были пыльны, лабораторная стойка грязна, колбы покрыты копотью. Пространство было мертво, и ощущение этой мертвости пропитывало, почти пронзало.

Лилит стоило определенных усилий вступить в это мертвое пространство, и закрыть за собой дверь. Она зажгла свет, и подогрела воду. Открыла балкон, выкурила одну из двух оставленных ей чародеем крученок. Понимая, что у нее едва ли получится уснуть, Лилит заварила себе чай и пробежалась взглядом по бумагам, разбросанным на столе. Бумаги были исписаны незнакомыми ей начертаниями, и Лилит быстро бросила попытки в них разобраться. Вместо этого она подошла к книжной полке и оглядела корешки книг с полустершимися названиями. Они тоже мало о чем говорили; большинство упомянутых в них слов Лилит видела впервые. Тихо выругавшись, Лилит ушла в другую комнату и села возле Ежа, облокотившись о него спиной. И довольно долго сидела так, пока не ощутила, что не сможет сжиться с этим неуютным чувством, которое отказывалось покидать ее. Она переоделась, и покинула студию, надеясь вернуться к себе через прогулку по ночному городу.

Чародей направлялся к утесу. В нем взыграли драматичные чувства, и душа его жаждала одиночества и красивого вида на бескрайний океан. Подобные настроения для него были привычными, стихийными и ни от чего не зависящими. Они просто иногда случались, и Варац позволял им жить внутри себя, пока им самим не наскучит, и они не пойдут донимать кого-нибудь еще.

Пригородная часть Чинджу уже почти спала. Из редких минок еще доносились голоса и пробивался свет, но окна неумолимо гасли один за одним. Чародей держал взгляд на горизонте, на той его части, где еще виднелся едва различимый бледный след закатившегося солнца.

От полного безветрия ночь была душной. Утомленная дневным зноем земля отдавала накопленный жар в воздух, напитанный морской влагой. Чародея это не смущало; после суровых пустынь Сульяна Аньянг с его умеренно-жарким климатом был раем на земле. На Островах от тропических проливных дождей и буйных лесов, полных болот и рек, дышать и вовсе было невозможно. Но хуже всего был Север, потому что там мешал дышать вовсе не климат. К погодным условиям можно привыкнуть. Можно отстроить города посреди пустыни и превратить страну в центр мировой торговли. Можно не просто выжить, но процвести, живя в непроходимых лесах, разбросанных по сети архипелагов. А что можно сделать, если однажды великую цивилизацию разнесли по камням, предав огню прогресс многих столетий? Север был единственным государством, в котором не было собственного языка. Больше не было, по крайней мере. Варац не был традиционалистом, даже совсем наоборот, имел привычку пренебрежительно относиться к тем, кто сопротивлялся прогрессу. Однако, существовала разница между прогрессом и переменами. И в нынешнем своем состоянии Север был не в авангарде, но в опале; стагнирующий и невежественный, без культуры, идеи и идентичности за пределами ламбианской религии. Бравирующий своей армией и званием избранной богом державы, ведомый королем-марионеткой и существующий ради существования, а не ради развития.

Рассуждать об этом можно было бесконечно. Рассуждения и спекуляции успокаивают; когда находишь в чем-то смысл, пусть и кажущийся, мириться с реальностью становится легче. Варац знал, что это иллюзия. Знал также, что Лилит непременно поспорила бы с ним, окажись она рядом. Но прелесть была именно в том, что рядом никого не было. Только океан, спокойный и молчаливый, который отказывался разжигать диспут. Варац благодарно кивнул ему за это.

Он остановился, достигнув искомого каменного утеса поодаль от минок и бараков. Варац выглянул вниз, на пляж, различив в воде расставленные на ночь рыболовные сети.

Мысли его текли в привычных направлениях, омывая давно известные ментальные камни. Варац искренне восхищался теми, кто мог комфортно существовать в собственной шкуре. Теми, кто научался этому за ту короткую жизнь, что была им отведена, не нуждаясь в искусственном ее продлении с помощью достижений алхимии. Но и о своей судьбе он не горевал. Он вообще ни о чем не горевал уже много лет.

Чародей присел, подобрав под себя ноги, и закурил, слушая тихий шум прибоя.

Остаток ночи Лилит провела на городской площади, просидев на деревянном помосте до рассвета. Время текло тягуче, медленно и неохотно, ближе к утру город окончательно затих и опустел, и Лилит слышала, как в подворотнях просыпаются бродячие псы. Слышалось далекое пение птиц, доносившееся из окрестных лесов. Лилит машинально проводила взглядом пошатывающегося прохожего, последнего из гостей трущобных наливаек. Прохожий остановился и долгое время смотрел то ли на нее, то ли сквозь нее расфокусированным взглядом, после чего вернулся на свой пролегающий к высокому маршрут.

Медленно вздохнув, она поднялась с помоста. Нужно было возвращаться в студию, и встречаться с реальностью. Если Варац до сих пор не объявился, то уже и не объявится. Лилит оттягивала этот момент как могла, но дольше ждать было нельзя. Слух о том, что она ходила к капитану, уже должен был проползти по городу. И ответого хода Дори следовало ожидать в любой момент.

Лилит двинулась в сторону трущоб. Она проходила мимо ватаги сонных пекарей, которые традиционно открывались первыми в городе. Звенели ключи и колокольчики на дверях, кто-то намывал витрины и окна, откуда-то уже доносился запах зарумянившегося теста. Солнце потихоньку всходило, сопровождаемое вялой утренней болтовней ранних горожан. Едва-едва уснув, Чинджу просыпался вновь.

Лилит бегала глазами по улице, по давно выработанной привычке выискивая потенциального врага. Заметив аньянгку крепкого телосложения с даллом на поясе, Лилит резко затормозила и нырнула в один из переулков. По пути до студии ей встретилась еще парочка ребят, не вызывавших сомнения в принадлежности к банде. Лилит задержалась возле них достаточно, чтобы увидеть, как они беседуют с уличным торговцем.

Добрашись до трущоб, какое-то время Лилит просидела под наружной лестницей, прислушиваясь и оглядывая окрестности. Женщина из дома напротив вешала белье в небольшом общем дворике, зычно распевая народные аньянгские песни. Чуть поодаль на забор карабкались дети, создавая своей игрой немало шума. Услышать что-то еще было невозможно, и Лилит, выглянув из укрытия, незаметно шмыгнула за угол дома. Вместо главного входа она вскарабкалась на пристенок, оттуда — на кусочек крыши, и перепрыгнула на балкон.

К ее облегчению, Варац был дома. Он встретил ее насмешливой улыбкой, орудуя за алхимической стойкой.

— Как эффектно! — прокомментировал он, и Лилит не удержалась от поклона в пояс. Ей было радостно застать чародея живым и в добром здравии.

— Что варим? — она прошла в комнату.

— А. Чушь какую-то, — отмахнулся Варац. — Юки попросила.

— Снадобье от твоего идиотизма? — Лилит плюхнулась на кровать. — Ты о чем думал, когда ушел вчера один?

— О том, что мне нужно подумать, и отдохнуть от твоего невыносимого общества, — Варац приблизился к кипящей жидкости, высматривая в ней что-то одному ему ведомое. — Ты что, спала в подворотне? Выглядишь ужасно.

— Подозреваю, — Лилит скинула легкую жилетку и направилась в сторону умывальни. — Не спала. Гуляла по городу.

— Опять достопримечательности?

— Нет. Думала и отдыхала от твоего невыносимого общества.

— Удивительно здравая затея. Не ожидал от тебя, признаюсь честно, — он растер между пальцев соцветие, кроша в отвар желтую пыльцу.

Лилит умылась, и громко сказала:

— В городе бардак. Если решишь выйти из студии, я хороню тебя спустя один удар сердца.

— По причине?

— По причине я подхлестнула Афаа. И если мы ей попадемся теперь, раздумывать дважды она не будет. Ставки поднялись.

— То есть, твой изумительный план был в том, чтобы запереть нас в студии бог знает на сколько? Дорогуша, я начинаю всерьез ставить под сомнение твою компетентность.

— Тогда хорошо, что ты не знаешь всего моего плана. Тогда бы ты поставил под сомнение еще и мой рассудок.

— А это уже давно закрытый вопрос, что ты его напрочь лишена, — Варац подбросил в руке деревянную палочку, которой мешал отвар. — Ну, будет повод углубиться в исследование. Это-то не запрещено пока?

— Ой, да прекращай жаловаться, — фыркнула Лилит, набирая купальню. — Кто еще тут ребенок. Игрушку тебе купить на ярмарке, может?

— Смотря какого рода игрушку, — ответил чародей со смехом, и Лилит красноречиво закрыла дверь в умывальню, не желая продолжать этот разговор.

— Будь она здесь одна, я бы заманила ее сюда, — Лилит подвязала мокрые волосы. — Но у нас еще целая переменная, которая рыщет по городу в поисках меня. И что-то подсказывает мне, что они работают вместе.

— Афаа и этот твой, как его там?

— Дори. Ему нужно от меня избавиться, и он уже сотрудничал с Льгашмыном. Вряд ли теперь он отказался от возможности спрятаться за спину кого-то посильнее.

— Будем сидеть и ждать? Я не против, — Варац подкурил. — В затворничестве есть свой шарм. Может, еще хоть одну скульптуру успею сделать. Уродскую какую-нибудь. На аукционах после смерти художника даже самый невообразимый кошмар уходит за невероятные деньги, хоть повеселюсь напоследок.

Лилит тихо фыркнула.

— Твое неверие ранит меня, дорогуша. На ожидание у нас нету времени. Придется рискнуть.

Варац с улыбкой выдохнул дым.

— Разумеется.

— Оставь самолюбование на потом, идет? Я пойду к Дори на разговор. В это время ты остаешься здесь, и будешь ждать Афаа. Я могу ошибаться, и она может не прийти. Но если придет, уходи по крыше. До другого козырька, вниз по лестнице, и в порт, к Минг и Сакусэ. И не надо мне тут про “только дураки бегают от смерти”. Ты дурак, уважаемый чародей, притом еще какой. Тебе от нее положено бегать, ясно?

— Побереги дыхание, кирья, — Варац стряхнул пепел. — Я согласен на твои нелепые игрища. Я только-только начал, — он кивнул на кипу бумаг с рунами. — И начало очень многообещающее. Будет обидно не дожить до самого интересного.

— Рада слышать. Жди, и не вздумай открывать дверь. Если будут стучать, уходи через балкон.

— Какая драма, — Варац игриво округлил глаза. — В жизни не доводилось сбегать через балкон, веришь? Будет любопытно попробовать что-то новое.

— Что, не удирал от мужей любовниц? — со смехом спросила Лилит, исчезая в арке. — Не верю.

— Какая пошлость, — фыркнул Варац. — Ты совершенно кошмарна.

— Каюсь! — крикнула Лилит из другой части студии.

Вплоть до ее ухода этим вечером они больше не обмолвились ни словом. Лилит была погружена в свои мысли, Варацу неведомые, и размеренно собиралась. Она переоделась, подвязала волосы, размялась, надела оружие, и долго сидела на полу с прямой спиной и чуть опущенной головой. Чародей то и дело поглядывал на нее, но не прерывал.

— Если не вернусь к рассвету, советую уйти из города, — сказала она, стоя в дверях. — Хотя ты вряд ли меня послушаешь.

— Истинно так! — Варац ободряюще подмигнул ей на прощание. — Постарайся выжить, дорогуша.

— Ничего не могу обещать, — Лилит вышла за порог.

Дверь за ней закрылась. Варац отвернулся, снуя взглядом по комнате.

Заново заведя начавшую терять скорость ручную центрифугу, в которой крутились четыре склянки заказанного отвара, Варац вздохнул. Еж застенчиво, но пристально наблюдал за ним из дверного проема, посверкивая алыми глазами. Варац склонил голову, разглядывая свое творение.

— А по мне так ты отвратителен. Понятия не имею, что она в тебе нашла.

Еж ответил сердитым молчанием. Чародей улыбнулся и махнул рукой. Он обратил свой взгляд на книжную полку, на темно-синий переплет довольно толстого тома, одна лишь мысль о котором скручивала желудок тоскливой скукой. Это был рукописный труд теории о дикой магии, который Варац так и не смог одолеть в силу невероятного занудства автора и его патологического неумения складывать слова в предложения. Чародей прокрастинировал его чтение, как мог, но необходимость загнала его в тупик. Ворча, Варац взял книгу в руки, сдул с нее пыль, и уселся возле балкона. Он распахнул фолиант на первых страницах. Глаза его упали на полустершиеся чернильные завитки:

“В чем дикость так называемой “дикой” магии? Не в том ли, что человеку свойственно отчуждать от себя все ему неподвластное, как кочевые племена непризнанной земли или леса, густящиеся в закоулках неизведанных островов…”

Варац шумно выдохнул, из груди его вырвался непрошенный стон.

— Ненавижу словоблудов… — недовольно проворчал он и снова уткнулся в книгу, надеясь найти в труде автора хоть что-то полезное. Или, по крайней мере, удобоваримое.

“Как неизвестны нам истинные источники дикой магии, так и подлинные пределы ее могущества. Существа, наделенные способностью управлять потоками дикой магии, дики в той же степени, и даже обнаружить их задача почти невозможная, не говоря уже о том, чтобы изучить их. Дикая магия не изучена, а потому не поддается никакой классификации. Подобно…”

— Бла-бла-бла, — пробурчал Варац, пробегая глазами по диагонали очередную порцию безвкусных с его точки зрения метафор и неуместных сравнений.

“…лишь несколько известных нам существ. Северная крень, южная кицунэ, островная торва — все это разумные существа, скрывающиеся от людей, позволяющие себя обнаружить лишь если сами того захотят. Показания тех, кому удалось пережить встречу с ними, больше напоминают художественный стих или бред сумасшедшего. Часть из них после таких встреч совершенно утратили рассудок. Или приоткрыли для себя двери к пониманию того, за пределами чего познаваемое человеком более не может существовать.

Ясно одно — дикая магия чудовищно опасна, и жестоко наказывает за любые попытки себя познать. Как и в каких формах она существует, не поддается привычным способам академического изучения. Все, кто контактирует с ней, либо тщательно скрывают ее секреты — как дикие ведьмы ковенов, о которых сообществу, так же, известно чудовищно мало — либо погибают, либо теряют способность изъясняться в понятных человечеству терминах. Предполагается, что чары связаны с дикой магией в той же мере, в какой с ней связаны бесплотные демоны, они же духи, они же ионхон, они же вайруба… То есть в неизвестной мере. Существуют обширные споры на тему того, что было первым, что подчинено чему, и подчинено ли в принципе. За неверифицируемостью большинства теорий следует мистификация и уход рассуждений от академических в философские и религиозные. Таким образом, бесплотные сущности, их силы и мотивы нашли себе пристанище в различных верованиях мира, и объясняются через призму религиозных воззрений каждого конкретного из этих верований. Чем дальше, тем труднее сообществу смотреть на эту область, как на поле для исследований и экспериментов, и тем сильнее укореняется в народе мистификация, и, как следствие, сакральность и неоспоримость того, что однажды было предметом споров, дебатов и полем для поиска истины. Последний значимый эксперимент, давший результаты, был проведен известным всем нам демонологом Двольфиусом Аретинским. Свойства и схемы работы демонических печатей, его творения, до сих пор малоизучены — демонолог сам не представлял, что ему удалось создать, как и все человечество вот уже много сотен лет”.

Варац ненадолго оторвался от книги, чтобы протереть глаза. Потом усилием воли вернулся к чтиву, полный решимости сидеть за ним, пока его не осенит, или пока в дверь не постучат. Впереди у него была очень длинная ночь.

Стоило Лилит выйти на улицу, как вся ее решимость испарилась в воздухе. Неуверенность и сосущее чувство пустоты там, где раньше была правая кисть, вновь взяли ее за горло. Но отступать было слишком поздно. Лилит сглотнула ком и прибавила шагу.

Она прошла от силы пару улиц, прежде чем напоролась на громил Дори. Она остановилась, смотря на то, как они кивают на нее и переговариваются между собой. Подождала, пока они подойдут. Лилит понятия не имела, какой именно приказ они собирались исполнить, и решила перестраховаться:

— Рассвет, ребята, — поздоровалась она. — К главному отведете? Поговорить бы с ним.

Они переглянулись.

— Те из города было сказано валить, — сказал один из них.

— Так штиль уже третий день.

— Ножками, значит, — сплюнул второй. — Тупая чтоль?

— Да ей помочь надо просто, — третий с угрозой шагнул к Лилит. — Виш не понимает языком.

— Все понимаю, ребят, — Лилит миролюбиво подняла руки в воздух. — Дайте поболтать с Дори. Вы ж меня знаете, я своя.

— Свинская подстилка ты, а не своя, — с пренебрежением сплюнул первый. — Шваль разъездная. Ща пинками тя за ворота…

— Ты, сука, пятки нам целовать должна, что мы тя просто так отпускаем, а не заживо хороним, — поддакнул второй.

— Про свинскую подстилку это верно, — Лилит слегка расправила плечи, принимая более расслабленную позу. — Не верю, что Дори не хочет знать, о чем я договорилась с капитаном. Хочешь мне врезать прям на улице— валяй, — она повернула голову, подставляя скулу. — Проверим, кто тут окажется раньше — ваши или стража, а?

— Слышь, сука, — третий схватил ее за заднюю часть шеи, и опасно приблизился, гневно буравя ее взглядом. — Я тя прямо тут зарою, поняла?

— Руки убрал, — процедила Лилит, кладя руку на меч. — Мне за тебя, мразоту, нихера не будет. А тебя в казематах сгноят.

Второй бандит положил руку на плечо третьего.

— Харош. Падла того не стоит.

Третий резко убрал руку, с отвращением косясь на Лилит.

— К главному захотела? — первый подбросил в руке танто, и убрал его в ножны на поясе. — Пошли. Послушаем, на каком языке ты, сука, умолять будешь.

Лилит молча шла за ними, пока они не достигли до норы. Та была почти пустой: был занят лишь один стол. Дори хмуро посмотрел на вошедшую ватагу.

— Додумались-таки? — спросил он, маня их рукой.

— Хер там они додумались, — вклинилась Лилит. — Я сама попросила.

— Поболтать хочешь, Фиалочка? — вздохнул Дори, опираясь руками о стойку. — Все не уймешься?

— Все не уймусь, — кивнула Лилит. — По последней кружке, Дори. За старые времена.

— Сентиментальные девки, — Дори коротко кивнул. — Оружие возьмите у нее, и валите. Мы поболтаем.

Громилы исполнили приказ. Лилит протянула им хэй и позволила себя обыскать, неуютно ежась от грубых прикосновений чужих рук. Забрав меч и кивнув Дори, громилы вышли из норы вместе со столом, который взял недопитые кружки с собой на улицу. Нора опустела. Лилит прошла вперед, и села за стойку. Дори достал две кружки, и неспешно наполнил их соджу.

— Ну, рассказывай, — он протянул ей одну. — О чем свиньям настучала?

— Тебя даже не упоминала, — Лилит глотнула. — Один труп закрыть надо было. Его сдала, и все.

— И все, ага, — фыркнул Дори. — Думаешь, я совсем кретин? Ты полдня в гарнизоне торчала.

— Потому что двадцать раз по кругу объясняла каждой свинье, зачем пришла. Ты ж по бумажкам, должен знать какая у вас бюрократия конченная.

Дори неохотно кивнул.

— Есть такое. Ну и че приперлась тогда?

— Поздравить. Отличная работа, Дори, — Лилит приподняла кружку. — Горжусь тобой, без всяких. Всегда уважала тех, кто понимает ценность правильных сведений. Так постоишь за стойкой несколько лет, уши погреешь, и все, готов. У наших же у всех язык как помело.

— А так и не скажешь, да? — хмыкнул Дори. — Вроде умнее народ должен быть, а хер там. Но ты тоже ничего, Фиалочка, под тебя хер подкопаешься. Язык за зубами, и ничем не развяжешь.

Они чокнулись.

— Че грохнуть меня не приказал? — поинтересовалась Лилит. — Я однорукая, сейчас сам бог велел.

— Ну я ж не совсем мразота, Фиалочка, — Дори отпил. — Из уважения. Че тебе Чинджу этот, а? Городов куча, выбирай любой, будто тебе дело есть где зарабатывать. А у моих только дела в гору пошли. Бабки, к тому же, в городе остаются, это всегда плюс.

— Из уважения, да? — усмехнулась Лилит. — Херня, Дори. Ты самый скользкий червь, которого я знаю, тебе понятие уважения не знакомо в принципе. Ты со свиньями-то работать не хочешь только потому что тебя свои же заколят. А меня не трогаешь, потому что Гиммика боишься.

— Фиалочка, я тя умоляю, — фыркнул Дори. — Слух про то, что вы трахаетесь, я же и пустил, чтоб те нервы попортить.

— Думаешь, я не знаю? — спросила Лилит в кружку. — Только слухи на пустом месте не цветут. Нет, ты знаешь, что у нас с ним есть история. И нихера не уверен, что он не придет за твоей горелой мордой, если ты меня грохнешь.

Дори сделал глоток.

— Из-за спины папочки-то безопасно тявкать? Че, запугивать меня будешь, Фиалочка? Последний раз говорю, по слогам: вали из моего города. Еще раз тя тут увижу, переломаю нахер все кости, и брошу парням заебать до смерти то, что осталось.

Лилит глотнула, и облизнула губы.

— Какое же ты ссыкливое чмо, Дори, — сказала она. — На Афаа-то боязно залупаться, да? Ты, может, и сообразительный, но нихера не умный. Иначе давно понял бы, что мне никогда не нужна была защита Гиммика.

Повисла недолгая тишина. Дори неотрывно смотрел на Лилит, а она — на него. В его глазах было напряжение, в ее — азарт и легкое нетерпение. Лилит видела его. Видела все, что ей было нужно. В конце концов, именно она несколько лет неустанно трудилась, изучая искусство айдзу кагэ-рю.

Движение всегда следует за взглядом. Дори стоило лишь дернуть зрачками в направлении лежащего на стойке кинжала, когда Лилит ураганом ворвалась в его разум. Это далось ей на удивление легко, легче, чем когда-либо в жизни: в мгновение ока она была не просто внутри, она командовала происходящим в сознании Дори, царствовала там и подчиняла себе все, к чему пожелала прикоснуться. Он все еще был там: он молча, с непониманием наблюдал, как она деловито прохаживалась по его воспоминаниям, мыслям и образам.

Пьянящее чувство собственного всесилия медленно овладевало ею по мере того, как она вертела в руках самое сокровенное, что только может принадлежать другому человеку. Она чувствовала, как мечется его испуганное, разозленное сознание, как разум открывается в беззвучном вопле беспомощного ужаса. Она медленно сдавливала пальцы вокруг шейки мечущегося в ее хватке хорька.

Лилит плавно направилась от мыслей к действиям. Она пошевелила пальцами его правой руки, сжала кулак со всей силы, чувствуя напряжение мышц и боль от нестриженных ногтей, впившихся в кожу. Она слегка ослабила хватку. Дори получил достаточно контроля над собственным телом, чтобы на лице его выступили следы нечеловеческого напряжения. Вены вздулись, обширный шрам налился кровью. Прерывисто выдыхая, Дори выругался сквозь зубы.

— И тебе не хворать. Бабки где хранишь?

— …

Разного рода и вида монеты занимали в голове Дори особое место, они были эдаким центром паутины, причиной, ответом и обоснованием всего прочего. Важные воспоминания всегда самые яркие.

Молодой мужчина с обожженным лицом протянул сильно дрожащую руку к кинжалу. Ногтями другой руки он впивался в барную стойку, оставляя на дереве борозды. Все его тело тряслось, на шее вздулись вены, слюна вырывалась изо рта и стекала по подбородку. Глаза его были стеклянными, расфокусированными, полузакрытыми. В момент, когда рукоять кинжала легла в руку мужчины, дрожь в его теле прекратилась, уступая место размеренным, расслабленным движениям. Ловко, даже будто играюче, он подбросил в руке кинжал, совершивший в воздухе полный оборот. Затем перехватил его обратным хватом и одним резким ударом пронзил свое собственное сердце.

Сидящая напротив него высокая девушка, до этого неподвижная, резко выдохнула, задышала часто, шумно и напряженно. Она стерла следы пота с собственного лба и задней части шеи, и уставилась в пространство перед собой. Когда ее дыхание выровнялась, она встала и медленно направилась к выходу. Ненадолго оглянувшись, она окинула взглядом затхлый кабачок: несколько небольших столов, шаткие выцветшие стулья, потрескавшиеся потолочные балки, потертую барную стойку.

— Бывай, Дори, — сказала девушка безинтонационно и сделала шаг на улицу, толкнув горько скрипнувшую деревянную дверь.

Раздался щелчок замка. Варац поднял голову на звук и встал, прислушиваясь.

Это была Лилит. Измотанная, извалянная в грязи, и, кажется, раненная. Под глазами ее были синие круги, на лице была усталая, вымученная улыбка.

— Дорогуша, если ты хотела переночевать на псарне, могла бы так и сказать, — Варац подошел к ней и заглянул ей в глаза, ища в них следы лихорадки или бреда. — Отравлена?

— Нет.

— Сколько крови потеряла?

— Немного.

Лилит попыталась поставить хэй к стене, но выронила его на полпути. Вдетый в ножны меч громко стукнулся о паркетную доску. Лилит зашипела от боли в боку.

— Проходи и дай тебя осмотреть, — скомандовал Варац, подбирая упавший меч. Лилит слабо усмехнулась, видимо желая пошутить, но из груди ее вырвался лишь усталый, дрожащий вздох.

Варац помог ей снять куртку. Крови под ней оказалось столько, что сразу обнаружить ее источник оказалось проблематичным. Наконец Варац нащупал края нескольких рваных ран. Лилит сжала зубы и задышала чаще, пока чародей их осматривал.

— Еще что-то есть?

— Не знаю, — она прерывисто вдохнула.

Заметив бордовое пятно на штанине, Варац надрезал ее. Рана на бедре была хуже — глубокой, к тому же в довольно опасном месте. Кровь постепенно сворачивалась; похоже, вены задеты не были. Убедившись, что все остальное цело, Варац выпрямился. Движения его стали чуть более расслабленными — прямо сейчас Лилит ничего не угрожало. Чародей включил горелку на лабораторной стойке и принялся шарить по шкафам.

— Иголка и нитки — последнее, что я надеюсь у себя найти, — услышала она его голос из другой части студии. — К тому же я совершенно не умею шить, ну какова напасть!

— Я умею, — Лилит подняла голову, оглядывая раны на боку. Голова немного кружилась, в теле была знакомая слабость. Пальцы левой руки покалывало. — Материализуй, гений. Это же металл и… — она сжала зубы. — Хлопок, сука…

— Отдать тебе должное, мыслишь здраво, — вскинул брови Варац, уже выводя в воздухе первые начертания. — Не отвлекай.

Материализовав толстую иглу и нить, Варац принес воды и флягу с настойкой. Лилит смыла кровь, полила на рану крепкого, и взяла в дрожащие руки нить с иглой.

Пока она штопала раны, периодически шипя от боли и вытирая кровь с рук о ткань, Варац приступил к приготовлению несложных припарок, которые должны были облегчить боль и предвосхитить заражение ран.

— Как прошло?

— Лучше, чем я ожидала, — ответила Лилит уже более ровным голосом, не отрываясь от своего занятия. — Подай воды.

Варац исполнил ее просьбу, и задержался возле нее.

— Кто тебя так?

— Ребята Дори. Я его грохнула, и вышла прямо к ним. Крепкие, сука, повозиться пришлось… — она смыла кровь, поджимая губы, и наложила еще один стежок. — Давно меня так не трепали. Сдаю.

— Ты ведущей руки лишилась меньше луны назад, — ответил Варац насмешливо. — Радуйся, что вообще жива.

— Не получается. Но работа сделана. И этому я пока еще могу радоваться.

Чародей махнул на нее рукой. Он помешивал отвар, чтобы не дать ему выкипеть, другой рукой готовя повязки.

Затянув последний шов и перевязав нитку, Лилит отрезала ее и отложила иглу с усталым вздохом. Кровь еще слегка сочилась из-под сшитых краев ран, но обещала скоро перестать. Варац неодобрительно посмотрел на размазанные пятна крови на паркете, накладывая мазь на повязки.

— Оклемаешься — будешь отмывать, — проворчал он.

— Вот еще, — фыркнула Лилит. — Я с двенадцати швабру в руках не держала. И начинать не собираюсь.

— А еще говорят, что все наемники беспринципные, — хмыкнул Варац. Он подошел к кровати, держа в руках сильно пахнущие повязки. — Вставай. Перевяжу и будешь отдыхать.

Он подал Лилит руку, помогая ей подняться с пола.

— Афаа не приходила?

Варац приложил припарку к ране, и принялся бинтовать.

— Нет. Было тихо. Ты чаровала?

— Ну и время ты выбрал… — Лилит поморщилась от боли. — Аккуратнее там. Прошлась по воспоминаниям Дори, выудила что мне было нужно. Потом заставила его пырнуть себя в сердце.

— После двух бессонных ночей и прочего стресса последних дней? — Варац прекратил манипуляции и поднял на нее глаза. — Контроль над чужим телом? Не заливаешь?

Лилит мотнула головой.

— Поразительно, — чародей затянул повязки, и поднялся на ноги, задумчиво смотря куда-то в сторону. — Воистину, неизвестны.

— Что? — не поняла Лилит.

— Пределы дикой магии, — ответил Варац машинально, явно о чем-то задумавшись. — Чертовски любопытно.

Лилит осторожно улеглась на кровать поверх покрывала. Стоило ее голове коснуться подушки, как она тут же отключилась.

Лишь под вечер Варац успокоился достаточно, чтобы вернуться к чтению. Весь день мысли его лихорадочно бились в голове, не давая сосредоточиться ни на чем конкретном. Обычно в такие дни он делался дерганым и раздражительным до такой степени, что становился неприятен сам себе, но сегодня самоконтроль, почему-то, давался легче.

Стоило ему усесться на пол и прочесть название раздела: “Теории о существовании бесплотного во плоти”, как в дверь раздался стук. Варац посмотрел на спящую Лилит, и замер. Он быстро понял, что нет сценария, в котором они оба уйдут из студии живыми, если сейчас он разбудит ее. Более того, она выдворит его на крышу, а сама останется здесь, наедине с Афаа. Вараца передернуло от этой мысли, и он тихо, но решительно направился к входной двери с намерением открыть ее. Вероятно, это было идиотское решение. Но оно давало им какой-никакой шанс. Чародей щелкнул дверным замком.

Прошлое, нагоняющее тебя в настоящем, имеет свойство оглушать и выбивать из привычной колеи. Оно игнорирует прошедшее время, изменения, события, оставившие на тебе след за время вашей с ним разлуки; оно заявляется, самонадеянно полагая, что все в точности так, как прежде. И неважно, когда было это прежде, год, два, или целую жизнь назад.

Впрочем, Вараца уже давно непросто было застать врасплох. Удивить тоже: побочный эффект жизненного опыта, и, вероятно, самая удручающая сторона старения. Варац смутно узнавал черты стоявшей перед ним сульянки, но не мог вспомнить ни ее имени, ни где он прежде ее видел. Впрочем, его это волновало мало.

Оперевшись о дверной косяк с усмешкой на лице, Варац окинул девушку со змеиными глазами нарочито небрежным взглядом.

— А говорят, товар не портится с годами. Ужасно выглядишь, анса.

Сульянка со змеиными глазами брезгливо поморщилась.

— Huthala, — процедила она, почему-то отворачивая голову.

Варац степенно кивнул.

— Воистину, ничто не ново под луной, — он со вздохом оглянулся. — Ну? С чем пожаловала?

Ноздри сульянки гневно раздулись, и она сделала быстрый шаг по направлению к чародею, вынуждая того отступить назад. Дверь за ней с треском захлопнулась.

— Какая изумительная наглость. Если мне не изменяет память, в чужой дом в Гордой Нации без даров не приходят, анса.

Девушка ударила его под колено, явно не в силах больше сдерживать гнев. Чародей упал на пол, больно ударившись выставленным локтем.

— Будешь шуметь, прибегут соседи, — сказал он насмешливо, и в следующий миг голова его мотнулась в сторону от размашистого удара сапогом по лицу. Афаа сделала несколько медленных шагов вокруг.

Варац машинально провел языком по ряду зубов, проверяя, все ли на месте. Облизнув разбитую в кровь губу, он стрельнул глазами в сторону кровати, краем глаза замечая, что Лилит там уже нет.

Он быстро оглядел нападавшую, ища, за что зацепиться. Вскоре он это нашел: наколка на запястье, полустершаяся, старая и едва заметная.

— С каких пор рабам разрешают покидать Сульян, интересно? — он сделал попытку встать. — Или султан вас, нелюдей, стал наделять правами свободного сословия? Большая ошибка. Собака в белом воротничке — все еще собака.

Следующий удар пришелся точно в ребра, и в этот раз не прошел так же бесследно, как удар по лицу. Варац ясно услышал хруст костей и почувствовал, как от резкой боли сперло дыхание.

В воздухе что-то просвистело, и в дверь с характерным звуком вонзился метательный нож. Сульянка резко повернула голову, но ей не пришлось даже уходить от следующего броска — второй нож был пущен еще кривее первого.

— Сука, — услышал Варац голос Лилит. — Уважаемый чародей, я так понимаю, ситуация гранат?

Варац зашелся кашляющим смехом, корчась от боли.

— Афаа, — Лилит склонила голову, стоя в дверном проеме. — Приятно тебя видеть.

Сульянка окинула ее цепким, оценивающим взглядом..

— С работой ты не справилась. Драку не переживешь. Не путайся под ногами.

Лилит устало качнула головой.

— Давай поговорим, что скажешь? Тут вино есть приличное, с твоей родины. А он пусть пока полежит. Можешь ноги ему сломать, если хочешь. Чтоб точно не убежал.

Афаа с ненавистью посмотрела на Вараца, из глаз которого лились слезы боли. Он улыбался чуть ехидно, и дышал прерывисто.

— О чем?

— О разном, — уклончиво ответила Лилит.

Афаа смотрела на нее прямо, будто решая, как поступить.

— Рана открылась, — она кивнула на повязку Лилит, по которой медленно расплывалось кровавое пятно.

Лилит оперлась о стену, борясь с головокружением.

— Тратишь время. Уходи, пока даю.

— Не могу уйти. Он мне должен, — Лилит кивнула в сторону чародея. — Три луны тут с ним сижу, все завтраками кормит.

— Очень в его духе, — Афаа вновь пнула чародея, поджав губы. Тот не издал ни звука. — Возьми вещь. В его вшивом особнячке каждая склянка стоила дороже полусотни рабов, — она присела возле Вараца, цедя сквозь зубы: — Так ведь, дорогуша?

Она схватила его за волосы и ударила лицом об пол. Если до этого Варац еще и был в сознании, то теперь совершенно точно его потерял.

— Видимо, больше нет, — хмыкнула Лилит, окидывая рукой пространство вокруг. — Живет как крот. Скульптура, может, чего-то стоит, но куда я ее упру? — она шмыгнула носом. — Дышит еще?

Афаа с видимой неприязнью приложила пальцы к его шее.

— Дышит. Lays tawil.

— Афаа, будь другом. Пусть оклемается. Я из него быстренько вытяну, где он бабки прячет, и свалю по-тихому. Делай с ним что хочешь. А меня тут и не было.

Еще раз посмотрев на Вараца, Афаа ответила после паузы:

— Тебя тут не было. Меня тут не было. Тебе — деньги, мне — месть, — она подняла глаза на Лилит, все еще сидя на корточках. — Идет?

— Еще как, — охотно кивнула Лилит и присела на пол, придерживаясь за бок. — Так что, будешь вино?

Афаа покачала головой.

— Подобрею. Кайф испорчу.

— Долго гонялась за ним? — с пониманием спросила Лилит.

— Долго.

— Хотела тебе его выдать, когда ты пришла, — призналась Лилит. — Даже жаль, что так получилось. Оказала бы тебе услугу.

— Это работа. Я не в обиде.

— Расскажи хоть, кого я от тебя защищала, — вздохнула Лилит. — Я про него не знаю ничего.

— Лучше продолжай не знать. Крепче спать будешь.

— И все-таки.

Афаа усмехнулась. Потом заговорила, и Лилит слышала, сколько в ее словах было старой боли и ненависти, которая росла и крепла внутри годами, пуская корни в самые отдаленные уголки ее сердца. Эта ненависть была огромной частью ее самой.

— Урод жил в своем особнячке. Клепал свои скульптуры и тряпки. Имел рабов. Рабынь.

Она поморщилась, поигрывая челюстью.

— Насиловал. Избивал. Издевался. Убивал. В своем специальном подвальчике. Потом одни собаки выносили трупы других собак. Зная, что дальше будут выносить их.

Она сплюнула презрительно.

— Нас зовут душегубами. Убийцами. Бандитами. Мразями. Вот — настоящая мразь. Знак видишь? — она приподняла запястье Вараца, указывая на полувыцветшую наколку между большим и указательным пальцами. — Значит shakhson. Человек. А вот это — она указала на свою, в том же месте. — Kalb. Собака. Шавка.

— Знаю, о чем ты, — Лилит кивнула на свои клейма.

— Ага, — протянула Афаа.

— Месть это дело чести, — вздохнула Лилит. — Жаль, мне мстить некому.

Афаа посмотрела на нее вопросительно. Злость постепенно уходила из ее взгляда, хоть она все еще хмурилась и смотрела исподлобья.

— На Севере клейма — дело коллективное, — пояснила Лилит, меняя позу и морщась от боли в боку. — Их ставят добрые люди. А добрых людей очень, очень много.

— Может стать меньше.

— Пожалуй.

Они немного помолчали. Напряжение улетучивалось, оставляя наедине двух людей, закрытых от мира и обнаженных лишь друг другу. Среди наемников не бывает друзей. Но бывают те, чьи судьбы так похожи, что они понимают друг друга без слов. Иной раз лучше, чем супружеские пары.

— Извини, что так вышло.

— Сказала же, не в обиде.

— Ага.

Аметист, полный силы и решимости, встретился с опалом, отважным и настороженным. Густые черные брови хмурились от напряжения, безволосое лицо исказила гримаса ненависти. Змея вилась вокруг огня и не могла дотронуться до него, лишь шипя, а пламя не могло обжечь влажную змеиную кожу.

На бледном лице проступил пот, рука стиснула собственную ногу. Боль осталась в сознании размашистым следом, как пролетевшая в ночи зажженная стрела.

Было все меньше комнаты. Было все больше живой темноты. Все шептало и все говорило, стучало и билось, и болело, болело, болело… Больше не было ненависти. Была лишь тоска. Бесконечная, воющая, густая, такая же, как окружавшая их темнота. Которая расступалась перед ее светом, обнажая наполненные тоской глаза цвета опала.

— Eso… eso, — слышала она дрожащую мольбу. Мольба отозвалась в груди волной гнева, и пламя разрослось и заполнило черноту. Послышался невыносимо громкий звон, утонувший в хоре голосов. Лопнула струна. Все стихло. Раздался последний, преисполненный облегчения выдох бесконечного.

— Grande…

Темнота сомкнулась. Пламя остыло. Лилит открыла глаза.

Был краткий миг, пока она помнила. Она бы записала, будь под рукой угольный карандаш. Все, что ей удалось — обмакнуть палец в кровь открытой раны и вывести на полу одно-единственное слово: eso. Ее голова бессильно упала на пол.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »