Вавилон. Пламя - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Глава 6

Лилит очнулась в постели. Она тут же скользнула рукой под одеяло: проверить состояние раны. На нее был наложен свежий, ровный шов. Крови на пальцах не было.

— Долгой жизни, — поздоровался Варац, не отрываясь от книги.

Лилит присела, стараясь двигаться осторожно. Она посмотрела на чародея. У того была разбита губа и рассечена переносица. Все его внимание было устремлено в толстый фолиант.

— Тебя подлатала Юки. Тело тоже забрала она.

Значит, не показалось. Лилит не помнила их контакта, но помнила рот, разинутый в беззвучном крике. Помнила опал, безжизненно уставившийся в потолок. Афаа не боялась смерти. Она слишком часто видела ее в чужих глазах. В ней было лишь сожаление о том, что она не успела закончить начатое.

Варац отложил книгу с неслышным вздохом и посмотрел на Лилит.

— Я догадываюсь, о чем вы говорили. И я пойму, если ты захочешь… прервать наше соглашение.

Повисла густая тишина. Лилит перевела глаза на чародея. Он ожидал увидеть в них разочарование, боль или гнев, но они не выражали ничего. И это ощущалось — было — гораздо хуже.

— Сейчас, — заговорила Лилит тихо, но Варацу казалось, что нет ничего громче и пронзительнее звука ее голоса. — Я решаю, выйдешь ли ты отсюда живым.

Она повернула голову обратно, смотря в пустоту перед собой. Пальцами она поглаживала выступающую кость на культе, корпус ее слегка раскачивался. С улицы доносились голоса. В комнате было светло от выглянувшего солнца.

Через какое-то время Лилит встала. Она подошла к чародею и присела напротив, придерживаясь за бок. Она привычным жестом попросила у него крученку. Варац щелкнул портсигаром.

— Кажется, я понимаю того, кто придумал клейма.

Она закурила.

— Жаль, что система не работает.

Крученки прогорели до конца в полной тишине. Варац не сводил глаз с Лилит, ожидая ее решения. Наконец и она посмотрела на него в ответ.

— Благодари сатори. Если бы не он, я бы не раздумывала.

— Знаю, — ответил Варац негромко.

Лилит сделала очень медленный вдох и такой же медленный выдох. Она закрыла глаза.

— Я никогда по-настоящему не прощала, — сказала она негромко, отвечая на незаданный вопрос. — И не жди, что у меня получится. Но я попробую.

Еще какое-то время они сидели в тишине. Потом Лилит вернулась в постель, а Варац снова уткнулся в книгу.

Шли дни, проводимые в зализывании ран. Вечерами Лилит подолгу сидела на балконе, слушая город. Каждый раз, выходя из студии за едой или вином, Варац был готов к тому, что по возвращению застанет ее пустой. Но каждый раз он видел худощавую фигуру, сгорбившуюся на полу возле арочного прохода. Она много времени проводила там, смотря на непонятный кровавый развод на полу — единственный, который она запретила смывать.

Иногда Варац ощущал на себе ее продолжительный, изучающий взгляд, когда занимался чем-то посторонним. Он был готов к тому, что однажды этот взгляд завершится звуком меча, доставаемым из ножен, и научился существовать в этом состоянии постоянной готовности встретить свою смерть. Он давал ей возможность принять решение самостоятельно, и, пусть он об этом и не знал, именно это сыграло ключевую роль в вердикте, который вынесла Лилит. В одно утро она вышла из умывальной, и на лице ее была легкая улыбка, которую чародей не видел, казалось, целую вечность. Она посмотрела на него, подбрасывая в руке монетку, и сказала:

— Что-то мы засиделись, уважаемый чародей. Выберемся в город, что скажешь?

Смотря на ее непринужденную позу, Варац ясно почувствовал: ему был дан еще один шанс. Он хмыкнул, отвечая:

— Охотно, кирья. Охотно.

Пели птицы, и было удивительно тепло и погоже. Душный штиль сменился легким ветерком, приятно овевающим лицо. Было людно: народ высыпал на прогулки и за покупками, праздно шатаясь по городу и наслаждаясь поздним осенним солнцем.

Лилит и Варац сидели на деревянном балкончике одного из заведений певчего квартала, поглядывая вниз, на кипящую жизнь..

— Я хочу кое-что понять, — начала Лилит, делая маленький глоток из стоявшей перед ней кружки.

— Слушаю.

— Растя на Севере, — она говорила медленно и будто задумчиво. — Когда тебя самого растили церковники. Били, ставили на колени и бесконечно принуждали. Как так вышло?

Чародей сделал глубокий, неслышный вдох.

— Самому интересно, — ответил он, постукивая длинными пальцами по столу. — В разные периоды своей жизни я давал себе разные ответы на этот вопрос. Но разреши сначала спросить. Как ты думаешь, человек рождается с жестокостью или становится жестоким?

— Рождается. Мы уже вели этот разговор.

— Хорошо. Я так не считаю, но тут с какого угла ни посмотри, суть не меняется. Ты хочешь знать, как так вышло? Когда-то я считал, что это травмы. Когда-то, что страх. Все люди животные, просто у кого-то хватает смелости себе в этом признаться, был и такой ответ, — он усмехнулся немного болезненно. Его тон казался безразличным, но Лилит ясно чувствовала, сколько бессонных ночей он провел в попытках примириться со своим прошлым. И, кажется, так и не смог сделать этого до конца. — Это ответы. Оправдания я даже перечислять не буду, иначе до ночи тут будем сидеть.

— И какой из них ты считаешь верным сейчас?

— Я человек. А человек слаб. Власть, деньги и безнаказанность делают его еще слабее. Я ненавидел себя всю свою жизнь, по самым разным причинам. И это тоже сыграло свою роль. Очевидно.

Лилит ничего не ответила. Она понимала.

— Ты сказал, — Лилит облокотилась на стол. — что ты понимаешь, если я захочу разорвать наше соглашение. Почему?

Варац хмыкнул и слегка закатил глаза.

— Разумеется. Понимает ли любитель вечеринок, почему бандитка и наемная убийца вдруг захотела поступить по совести. Это тебя интересует?

Он посмотрел на нее, склонив голову набок.

— Преступники были единственными, кто принял тебя. Жить с чувством, что в любой момент тебе могут вонзить в спину нож, стало не просто данностью, но почти необходимостью. Их не волнуют твои клейма, твое прошлое, твои взгляды. Их вообще ничего не волнует. Иногда от них приходится избавляться, конечно, но это всегда неприятно, верно? Но хотя бы понятно, зачем и чего ради. А тут, — он усмехнулся. — Большой вопрос. В конце концов, кто тебе ближе — бывшая рабыня, пробившая себе дорогу в люди, или тот, кто так напоминает тебе о твоих собственных мучителях? У меня к тебе еще один вопрос, Лилит, — он глотнул вино. — Если человек рождается, а не становится жестоким, то может ли он изменить свою природу?

Деревянная вывеска внизу захлопала на внезапно усилившимся ветру.

— Нет.

Чародей кивнул.

— Так и думал.

— Я скорблю о таких, как Афаа. Насколько мне вообще доступна скорбь. Но я не ищу оправданий. Ни для нее, ни для тебя, ни для себя. Ты выбрал убивать. Она выбрала мстить. Я выбрала защищать то, что мне дорого. Каждый из нас следовал своему пути и оказался там, где оказался. Она сказала, что такие как ты хуже, чем я и она. Но никто не лучше и не хуже. Я могла бы снести тебе голову, вернуть меч в ножны и продолжить идти своей дорогой. Но выбрала этого не делать. Почему?

Варац молчал. На этот вопрос не существовало верного ответа, кроме того, что даст сама Лилит. И он ждал, что она ответит.

— Потому что мой путь не в том, чтобы мстить. Месть это… слишком человечно.

Мимо прошла официантка, и Лилит сразу почувствовала, что она греет уши. Захотелось невзначай напугать ее, но Лилит махнула рукой, подумав, что она, вероятно, уже достаточно напугана их необычным разговором.

— И в чем же он, в таком случае? Твой путь.

— Чтоб я знала, — хмыкнула Лилит. — Ты ошибся в одном. Это не убийцы, налетчики и бандиты приняли меня. Это я приняла — и могу принимать — только их. Так уж сложилось.

— Семью не выбирают?

— То-то и оно, что выбирают. И я выбрала эту. И, хочешь ты того или нет, ты — ее часть.

— Я тронут, — усмехнулся чародей.

— Ерничай-ерничай, — улыбнулась Лилит, делая глоток. — Лучше тебе все равно ничего не светит.

— У меня в жизни было достаточно лучшего, — кивнул Варац, задумчиво покачивая бокалом. — Лучшее — это скучно.

Задышалось легче. Лилит прикрыла глаза, чувствуя, как солнце греет шею.

— Что изменилось? — спросила она, приоткрывая один глаз. — Почему ты покинул Сульян?

— Ответ “раскаялся и уверовал” тебя не устроит, я полагаю? — хмыкнул он. — Сложно сказать. Моя память, в отличие от твоей, склонна к подменам и забывчивости. Сейчас мне кажется, что я хотел быть чем-то еще. Кем-то еще. Но тогда, скорее всего, мною двигало нечто более прозаичное. Допускаю, что я пресытился и мне стало… скучно.

— М-м, — протянула Лилит. — Скучно, да?

— Относись к этому как хочешь, — пожал плечами Варац. — Тебя ведь интересует истина. У меня ее нет. Есть только версии.

— Всегда есть та версия, которую ты сам считаешь истинной.

— Есть версия, которая тебе нравится больше других. Это не делает ее истинной. Но ты ведь можешь увидеть, разве нет? Зачем спрашивать?

— Знаешь, люди ошибочно полагают, что прочтя чужие воспоминания можно узнать, как все было на самом деле. А я отвечу: это худший способ искать истину. Иной раз там такое творится, что хочется себе глотку расцарапать от чужой обиды и ненависти. Есть только эмоции и игры восприятия, а истиной там и не пахнет. И, — она подвинулась, меняя позу. — Я не хочу чувствовать то, что чувствовал ты, когда вспарывал глотки рабыням ради удовольствия. Есть места, из которых не возвращаются.

— Резонно, — промычал Варац в ответ. — И что же? Ты правда оставляешь в себе немного тех, в чьем разуме тебе довелось побывать?

— Да. К моему величайшему сожалению. Но плюс в том, что когда видишь тысячу истин, понимаешь, что ничто не истинно. А значит твоя истина — единственная верная.

— Потрясающе, — усмехнулся Варац. — Мне даже любопытно, что было бы, схлестнись мы в дебатах на академической трибуне. Тогда, когда мне еще было дело до чужих взглядов.

— Это до сотворения мира-то? — Лилит забарабанила пальцами по столу. — Судя по возрасту Афаа, Сульян был не так давно. Или я ошибаюсь?

— Грязно играешь, — Варац подпер висок пальцами, вальяжно развалившись в кресле. — Почему тебя так волнует, в каком году моя скромная персона нарушила покой своей семьи, появившись на свет?

— Меня не это волнует. Я хочу знать, сколько ты прожил в Сульяне.

— Надо было сразу установить лимит на количество вопросов, которые ты можешь задавать из позиции силы, — проворчал Варац. — Долго я там прожил. Учился, пытался приобщиться к академическому сообществу. У них любопытная школа, мне было что наверстать после консервативного Севера. Потом я увлекся искусством, после чего пропал. Что творилось в моей голове, описывать не буду; не к столу будет сказано. Какое-то время я прыгал по пустыням Сульяна с очень вдохновенным выражением лица, изображая странствующего голодного художника. Потом мне повезло завести парочку знакомств в свете — через старые академические связи — и мой скромный гений пригрел сульянский принц, которого забавляли мои безумные замашки. Дальше следует невообразимо скучная история о том, как молодой бездарь, опьяненный всеми благами, которые приходят вместе с протекторатом его высочества, катится под откос. Все начиналось довольно невинно — оргии, приемы, порошки и прочая чушь. Правда вот в чем: ненависть жила во мне давно. Она долго решала, куда же ей, несчастной, податься, вовнутрь или же вовне. Церковь, вырастившая вашего покорного слугу, учила направлять ее вовнутрь, и долгие годы я так и поступал. Пока не попал в общество, где в качестве жеста доброй воли считалось нормальным подарить соседу пяток человеческих существ. В Сульяне kalb не считаются — и не называются — людьми. На них не смотрят, с ними не говорят. Один шейх, чью семью я одевал на высшие приемы, любил заживо скармливать рабов своим собакам, и подобное отношение было не редкостью. Сначала я этого не понимал — сквозь прутья клеток я видел живых людей, пусть затасканных, диких и неграмотных, но людей. Но ты не представляешь, как быстро это изменилось. Пугающе быстро, я бы сказал. Слухи о том, что творится в моем доме, поползли по двору и окрестностям. Но единственное, на что это повлияло — на цены моих кошмарных произведений. Как ты можешь догадаться, они взлетели до небес, и стали стоить гораздо больше, чем в действительности того заслуживали. Продавались уже не скульптуры, продавались слухи об изуверствах их создателя. Я еще и пользовался этим, как мог — спустил с поводка свое безумие, стер границы дозволенного, уничтожил любой контроль. Делал что первое в голову придет, просто чтобы посмотреть, как отреагирует общество.

— И как оно реагировало?

— Обожало это, ясное дело. Такое развлечение, просто куда деваться, — Варац жестом подозвал трактирщицу, указывая на пустой бокал. — Классическая история трагического клоуна. Думаю, часть меня хотела посмотреть, как далеко я могу зайти. Другая часть, вероятно, хотела быть наказанной согласно деяниям моим. Я перешел все возможные и доступные грани. А сама история кончилась ничем. Однажды я просто ушел. Может, у этого и были какие-то предпосылки, но я не помню, что тогда было у меня в голове. Я был безумен, без преувеличений. Страдал провалами в памяти и целым ворохом самых разнообразных приступов. И у меня ушло чрезвычайно много времени, чтобы вернуть себе некое подобие контроля.

— Ты не ответил на вопрос. Когда ты покинул Сульян?

— Около сорока лет назад, — ответил чародей чуть неохотно.

Лилит задумчиво забарабанила пальцами по кружке. Потом она улыбнулась.

— Интересно. А ты знаешь, что Афаа среди наших была известна, как личная убийца султана?

Варац удивленно вскинул брови.

— Действительно, интересно.

— Сдается мне, взявший тебя под крылышко принц не случайно возвысил именно твою бывшую рабыню. Или случайно?

— Кто знает. Шехзадэ всегда был жутким интриганом. Кормил с руки худших представителей рода человеческого, чтобы просто наблюдать за их выходками и грызней. Есть ли разница? — он поморщился. — Это скучно.

— Может статься, что и нет. Но это, как минимум, забавно, — Лилит склонила голову набок. — Как думаешь, насколько султан ценит свои кадры?

— Почем мне знать? Но не думаю, что он когда-либо всерьез относился к бывшей kalb. Думаю, она его просто забавляла.

Лилит кивнула.

— Я удовлетворил твое любопытство?

— Вполне. Не так уж и сложно было, правда?

— Оставлю за тобой право так считать, — хмыкнул чародей и встряхнул головой. — Ну-с? Что будем делать?

— Зализывать раны, — Лилит сделала крупный глоток. — Отдыхать пока рано. С крючка стражи я тебя сняла, и не думаю, что банде ты интересен, так что можешь снова ходить, куда вздумается. Мне с ними еще надо перетереть, но думаю мы договоримся. И к капитану зайти, отчитаться за Дори, тоже надо.

— Это все, конечно, интересно, — Варац помотал в воздухе запястьем. — Но я не о том. Со дня на день, если помнишь, в городе будет адельфос.

— Буду рада познакомиться, — кивнула Лилит. — Но сначала дела.

Варац поднял бокал в воздух, и они чокнулись. Лилит слегка переусердствовала, и по бокалу пошла трещина. Она усмехнулась, предвкушая перепалку с трактирщиком. Стекло в Чинджу было импортным, и стоило невероятно дорого.

На следующий день Лилит направилась в гарнизон, выбирая широкие и людные улицы. Лишившаяся головы банда сейчас была занята тем, как удержать свое влияние, и грамотно перераспределить обязанности, и им наверняка было не до нее. Но нельзя недооценивать мстительность и гнев тех, кто был обведен вокруг пальца, тем более когда их щека еще была красной от ее пощечины. Слух о том, что она работала со свиньями, несомненно поползет дальше, дойдет до Севера, и под корень разрушит ее репутацию, если Лилит срочно что-то не предпримет. И первым делом она направилась к капитану, который в этот раз принял ее без длительного ожидания в приемной.

— Лилит, — поздоровался он, как только она зашла к нему в кабинет. — Ранена, я слышал? Что говорит знахарь?

— Какая забота в вас проснулась, капитан, — усмехнулась Лилит, осторожно опускаясь в кресло напротив. — Жить буду. Повезло.

— Я уважаю тех, кто держит слово, — кивнул капитан. — В этом есть честь. К тому же, тебя приняли монахи, а это очень о многом говорит.

— Копнули под меня, я вижу? Если вам спится спокойнее с мыслью, что вы работете с достойным человеком, флаг в руки. А я на днях договорилась сотрудничать со свиньями и убила для них своего друга. Так что, как говорит один уважаемый чародей, не разделяю сантимент, — Лилит подвинула ногу, чтобы рана не касалась кресла. — К делу давайте.

Капитан обратил взгляд в бумаги.

— Написали, как самоубийство. Муж знал о болезни, но его такой исход не устроил. Сказал она не попрощалась ни с ним, ни с сыном.

— Боль ломает людей, — пожала плечами Лилит.

— К сожалению, — кивнул капитан. — Так или иначе, дело закрыто. Что еще… Кабак мы накрыли, со смертью владельца и в отсутствии завещания он отходит городу.

— Верните им, — сказала Лилит. — Они все равно его выкупят. Или, еще хуже, найдут другой, о котором вы не будете знать. Протяните руку для сотрудничества, они это оценят.

Капитан посмотрел на нее с недовольством и скепсисом. Лилит слегка закатила глаза.

— Слушай, я понимаю, что твой брат стояки ловит на идею о городе без организованной преступности. Но чудес не бывает, капитан, и ты их никогда отсюда не выживешь. Ты сам сказал, мы как паразиты. С этим я согласна, более чем. Твой лучший шанс — договориться с ними о взаимовыгодных условиях. Поверь мне на слово.

— Я подумаю об этом, — капитан слегка поморщился. — Думаешь, они на это пойдут?

— Их мало, они потеряны и разобщены. Пойдут. Но ты должен сам пойти на контакт. И не хвататься за меч каждый раз, когда они тебя назовут свиньей. Если выдержишь их провокации, выслушают. А если предложение будет выгодным, примут.

Капитан стукнул пальцами по столу.

— Тебе и Варацу положен иммунитет до конца сезона. Но не во все последующие визиты, это ясно?

— Да уж ясно, — хмыкнула Лилит. — Мне чтоб вас дурить по городу иммунитет не нужен. Вот видишь, о чем говорю? Будешь так хмуриться на любой их комментарий — выпрут тебя из норы и даже слушать не станут. Учись контролировать мимику, или отправь переговорщика.

— Прекрати зарываться. Что-то еще нужно?

— Вообще-то, да. Относительно корабля с контрабандными гидрами. Капитана зовут ансан Корр, верно? Знаешь, кто это?

— Глава Сульянской Купеческой Гильдии, если я верно помню.

— А когда их корабль отходит, не в курсе?

— У них была какая-то неразбериха с накладными, — капитан прошерстил бумаги на столе, что-то в них выискивая. — А, вот. Должен был выйти позавчера, но пока задерживаются. Дату отправления еще не сообщили.

— Славно, — Лилит оперлась о стол, и поднялась на ноги. — Было приятно. У тебя сносные ребята, даже свиньями их называть не хочется. Удачи во всех начинаниях, капитан.

— Буду рад не видеть тебя в своем городе, — махнул рукой капитан, возвращаясь к бумажной работе.

— Хоть это у тебя с северными общее, — хмыкнула Лилит себе под нос, покидая его кабинет.

Лилит остановилась напротив норы, наметанным взглядом определив, что входная дверь была недавно снесена с петель, после чего повешена на место. Она открылась не сразу, и, зайдя внутрь, Лилит обнаружила пустое помещение без единого предмета мебели, кроме прочно прибитой к полу барной стойки.

Лилит прошлась по скрипучим, липким доскам, и зашла за стойку. Она присела, осматривая ее нижнюю часть. Наскоро простучав дерево в нескольких местах, она ощупала одну из секций с разных сторон, ища потайную заслонку. Она знала про тайник давно, не знала правда, что Дори там хранил.

Ручки не было, и фальшпанель пришлось зацепить ногтями, чтобы та согласилась отъехать в сторону. Внутри, среди паутины, Лилит нащупала что-то круглое и металлическое, и обхватила его худыми пальцами.

Сдув пыль с небольшой серебряной фляги, потемневшей от времени, Лилит потрясла ей в воздухе, услышав тихий плеск. Не без труда открыла засахарившуюся крышку и понюхала.

Посуды под рукой не было, и, пожав плечами, Лилит отхлебнула из горлышка. Это был добротный ром с пряностями, старый, но не потерявший в качестве. Интересно, из каких соображений Дори его хранил; при жизни он не отличался сентиментальностью.

Лилит успела сделать еще пару глотков прежде, чем дверь распахнулась.

— За подмогой бегали? — весело спросила она. — Долго вы что-то.

Перед ней стояла низкая, крепкая девушка с ярко-рыжими, явно крашенными порошком волосами, забранными в пучок. Ее сопровождали двое аньянгцев и молодая северянка.

— Фий, — Лилит подняла флягу в воздух, здороваясь.

— Лилит, ты че тут? — Фийка непонимающе посмотрела на нее. — Это ты, что ли, угрохала нору?

— Виновна.

— Зачем? — Фий звучала растерянно. Рука, в которой она сжимала короткий меч, опустилась.

Один из громил подался было вперед, но рыжая девушка шикнула на него. Лилит вгляделась в ее лицо.

— Анэкуа, верно? — спросила она. Дори помнил ее как смышленную и амбициозную, и всегда доверял ей задачи посложнее, те, где требовалось думать. Лилит надеялась, что он не ошибался на ее счет. — Присаживайтесь, поговорим.

— Да я тебе, сука… — начал было громила, и потянулся за пояс — то ли за ножом, то ли за острой звездой, но Фий цепко схватила его за запястье. Аньянгец собрался было переключить агрессию на нее, но Анэкуа, все это время неотрывно смотревшая на Лилит, повернулась к нему:

— Выйди отсюда. На стреме стой.

Тот резко выдернул руку из хватки северянки. Фий проводила его высокомерным взглядом.

Анэкуа, внимательно смотря под ноги, медленно подошла к стойке, остановившись в шаге от нее.

— Оружие убери, — потребовала она. Лилит кивнула, развязала оби и отложила хэй в сторону, так, чтобы его невозможно было быстро вытащить из ножен. Показав, что больше она ничего не носит, Лилит вновь облокотилась на стойку и глотнула ром. Анэкуа приблизилась; она выглядела напряженной и сильно хмурилась.

— Я не позлорадствовать пришла, — начала Лилит. — И не на костях плясать. И я думаю мы все будем рады, если обойдется без еще одной бойни.

— Чего тебе еще надо? — сжав губы в ленточку, спросила Анэкуа.

— Самую малость. Гарантию, что ты и твои люди — они же теперь твои, как я понимаю? — не будут ставить мне палки в колеса. Ни сейчас, ни потом. Я не хочу даже думать, что “мешаю кому-то из местных”, если вдруг у меня в городе заказ.

— Ты больная? Да от нас нихера не осталось! — сказала Анэкуа злобно. — Кто тебе мешать-то будет?!

— Сейчас — может быть. Но знаешь как говорят на Севере? Свято место пусто не бывает. Ты сообразительная, верю что вы и без Дори справитесь прекрасно. Отстроитесь, возьмете город. Может, со стражей подружитесь в этот раз — дольше протянете тогда. Бесплатный совет.

Лилит не удержалась от усмешки, глядя, как ее собеседницу крючит от злости.

— Не серчай, Анэкуа. Дори знал на что шел. И сгореть мне прям здесь, если я всего этого хотела, — у нее было совсем немного времени, чтобы перейти к сути: может, Анэкуа и была сообразительной, но кротким нравом явно не отличалась. — Мое предложение: я вам выплачу компенсацию. Этого хватит, чтобы выкупить нору, заново ее обставить, еще и останется на первое время, пока снова не отобьете лавки.

Она сделала паузу на глоток, оценивая эффект от своих слов. Анэкуа все еще играла челюстью, но гнев в ее глазах подостыл; вместо него туда просочился расчетливый холодок.

— Зачем? — спросила она коротко.

— Потому что мне здесь еще работать, так или иначе. И лучше нам сохранить нейтралитет, не думаешь? Все просто: я вам жертвую крупную сумму, благодаря которой вы сможете продолжить существовать. А вы придерживаете слушок, что я ходила к свиньям. И даете мне спокойно работать. Сейчас, через год, через пять, неважно. С остальными наемниками обращайтесь, как решите сами. Хоть раздевайте догола и пускайте восвояси верхом на ослах. Ну?

— Сколько?

Лилит подняла глаза к потолку.

— Двадцать, плюс-минус.

— Откуда?

— Наследство богатого дядюшки. Не бойся, искать не будут. Это мое личное. Считай, я в вас инвестирую.

Она посмотрела на Лилит недоверчиво.

— Ни процента не хочешь, ничего?

— Хочу, чтоб ты поднаторела в переговорах, если собираешься банду возглавлять. Но пожалуй что и все.

Анэкуа выпрямилась и, немного подумав, коротко кивнула.

— Чудно. Где я живу, вы наверняка знаете. Присылай народ в удобное время. Пытаться меня обнести не советую — если хорошо следили, то знаете, что Афаа из моего дома так и не вышла. Не на своих двоих, по крайней мере.

— Я не дура, — кивнула Анэкуа. — Лезть к шишке в пасть. Пришлю пацанов.

Лилит символично поклонилась и посмотрела на Фий.

— У тебя с ними еще дела? Или прогуляемся?

Северянка тряхнула русой косой и посмотрела на Анэкуа вопросительно. Та коротко кивнула, показывая, что у нее к наемнице дел больше нет. Они покинули нору, и Фий озадаченно почесала лоб.

— Вы о чем говорили? — спросила она, убирая меч в ножны, когда они вышли из подвала и ступили на ровную землю. — Я ж не балакаю по ихнему.

— О возможностях. Ты-то с ними каким боком? — Лилит кивнула в сторону улицы, и они направились к выходу из переулка.

— Дак не уплыть было, в штиль… После погромов в городе они ко всем оставшимся наемникам пришли, расспрашивали.

— Разумеется, — кивнула Лилит. — Умная девка. Если толковых ребят себе в качестве рук возьмет, отобьет город как нечего делать.

— Лилит, я нихера не понимаю, — пожаловалась Фий. — Ты их главного зарезала, а они тебе в пасть смотрят!

— Людей заботит выгода, Фий, — вздохнула Лилит, потягиваясь. — А от моей дохлой тушки им никакой выгоды больше нет, зато проблем целый ворох. Ты-то что думаешь делать? Домой мародерить поедешь? Я слышала там неспокойно на северной границе опять, самое оно гон по деревням устроить.

— Да я чет думала… Может, и правда в городе окопаться. Денег, кажись, больше будет и так и так. Все рядом, опять же. Да и че я, до старости чтоль буду по болотам прыгать?..

— И куда думаешь?

— Ну… В Синепалк, походу, куда еще-то?

— Если в Синепалк, иди сразу к атаманше Крыс. Скажи что от меня.

— У тебя и там подвязки? Тьфу ты, — Фий сплюнула с досадой. — Че я делала всю жизнь, а? Пахарей и земель гоняла за колоски, твою мать, а могла бы…

— Не кручинься, душа, — подмигнула ей Лилит. — Времени еще полно. Успеешь себе имя сделать. Пропустим кружку, как в городе буду?

— Спрашиваешь. Только полегче с хайаном в этот раз, — Фий утерла нос, веселея на глазах. — Ну, пойду тогда! Соберусь и корабль найду.

— Бывай, Фий. Чистой и гладкой.

Они крепко пожали руки на прощание.

Лилит сидела на одном из пустых ящиков, молча созидая вяло движущийся порт. Был спокойный полдень, пообедавшие матросы отсыпались в каютах либо шатались по городу, кто-то играл в кости, кто-то рыбачил. Народу под палящим дневным солнцем было немного, и эти немногие стремились укрыться в тени козырьков крыш и корпусов кораблей. Стоял полный штиль, и ни один корабль не входил в порт и не покидал его.

Сульянские корабли в порту выделялись среди прочих: все они были если не новыми, то со свежим ремонтом, краской, и, как на подбор, крепкой и выносливой командой. Сульянцы крайне ревностно относились к имиджу, и Лилит подозревала, что аналогичную черту Варац перенял именно у них. Определенное общее высокомерие между ним и сульянцами тоже прослеживалось; только у них оно было основано на национальной принадлежности, а у Вараца — на профессиональной. Если чародейский дар можно было так назвать.

Лилит задумалась о своем, смотря на воду, чуть щурясь от солнца и ярких бликов. В левой руке она крутила монетку, то и дело роняя ее себе под ноги. За годы она выучила множество трюков: это позволяло убить время в засадах, развивало реакцию и мелкую моторику, помогало думать. Теперь она могла разве что прогнать ее от большого пальца к мизинцу, и то не всякий раз. Лилит размышляла и прикидывала, сколько у нее уйдет времени на то, чтобы восстановить навык. По всему выходило, что много.

Профессиональные наемники редко получали серьезные увечья. Потеря конечности в бою, как правило, означала немедленную смерть. Бывало, разумеется, всякое, и если наемник терял руку, ногу или зрение, то оставлял свое ремесло. Большинство из них могли позволить себе безбедную старость на накопления и сбережения. Чуть менее востребованным и удачливым светило купеческое дело, в котором могли пригодиться старые подвязки. Иногда уходили в контрабандисты, иногда шли в разведку. Лилит не могла вспомнить иных случаев. Может, они и существовали. Но она о них никогда не слышала.

Лилит устало провела рукой по глазам. Она решительно встала с места с мыслью о том, что имеет право и желание насладиться своей победой и провести остаток дня, не мучая себя вопросами и сомнениями. Она встряхнула хвостом, отгоняя страх и тоску, и решительно направилась в трущобы с твердым намерением вытащить Вараца в город.

Пусть и не сразу, но Лилит смогла получить удовольствие от своей новообретенной власти. Власти идти по ночному Чинджу и не всматриваться в лица случайных прохожих, не прислушиваться к шагам за спиной, не стрелять глазами по переулкам в поисках слежки. Она позволила себе купаться в лучах своего триумфа, и загадочно улыбалась чувству безоговорочной победы. Варац рядом ней тоже пребывал в беспечном настроении, но без всякой на то причины, просто потому что ему того хотелось.

В какой-то момент их вечерней прогулке стал сильно мешать ни на шутку разбушевавшийся ветер, обещавший сильный шторм. Домой возвращаться не хотелось, но и задержаться на улице означало вымокнуть до нитки, в лучшем случае. Ветер был неоднородным, и дул, казалось, со всех сторон, завихряясь в переулках и вздымая клубы дорожной пыли, опавшие листья и прочий мелкий мусор.

— Есть же деньги, — заметила Лилит, вытряхивая из хвоста мелкую веточку. — Пошли в таверну.

— Меня уже тошнит от ваших забегаловок, кирья, — фыркнул Варац и отплюнулся от прилетевшего ему в рот песка. — Какое хамство. Ладно уж, покажу одно место. Коль уж наружа столь неприветлива.

Чародей, зябко кутаясь в джеллабу, довольно быстрым шагом повел Лилит вперед по улочкам. Прямо над ними под порывом ветра порвалась бумажная гирлянда, моментально завившаяся вокруг столба.

— Хорошо хоть потушить их додумались, — буркнул Варац, ежась.

Вскоре в отдалении засверкали молнии. Ветер такой силы должен был принести грозу меньше, чем за мину, и осознание этого факта погнало их по улице вдвое быстрее.

— Водички боитесь, уважаемый чародей? — насмешливо спрашивала Лилит, перекрикивая завывающий в переулках ветер.

— Можно подумать, ты любишь хлюпать водой в сапогах! — ворчливо отвечал Варац, с тревогой поглядывая на приближающиеся грозовые тучи.

— Южные грозы приятные.

— Если ты никогда не мерзнешь, то и северные, вероятно, тоже. Но не всем так повезло, знаешь ли.

Они нырнули в один из переулков и остановились перед неприметной дверью, ведущей в одноэтажный жилой дом, маленький, но крепкий. Над дверью неярким светом горел магический огонек, окрашенный порошком в красный цвет.

Варац коснулся ручки двери. Та легко распахнулась под порывом ветра, и Лилит с любопытством вгляделась в непроглядную темноту внутреннего интерьера. Выглядела темнота неуютно, и ступать туда совершенно не хотелось.

— Ну? Вас за ручку подержать, кирья? — чародей кивнул в сторону дверного проема, зиявшего пустотой.

Лилит фыркнула, переступая с ноги на ногу.

— Дорогуша, бога ради. Это просто пустая комната. Явно не страшнее, чем твои путешествия в разумы демонических созданий, — чародей с трудом удерживался от смеха.

— Опыт научил меня не ходить туда, где ничерта не видишь, — буркнула Лилит.

— Потому что всюду клятые супостаты, тенёты и засады?

— Потому что можно споткнуться и расшибить бошку, — ответила Лилит почти с досадой. — Что за спектакль, уважаемый?

— Да так, — ответил Варац, унимая тихий смех. — Развлекаюсь за чужой счет. Но серьезно, пошли. Вот-вот хлынет.

Он сделал решительный ша гвперед и исчез в темноте. Тихо ругаясь, Лилит последовала за ним, превозмогая некоторый страх перед неизвестным. Она доверяла Варацу, но все ее звериные инстинкты замирали при виде неестественной черноты, наотрез отказываясь повиноваться рациональному зерну. И все же, человек на то и человек, а не животное, что может принимать осознанные решения совершать глупости.

Опасаться, впрочем, было нечего: стоило Лилит переступить порог, как из темноты проступили искусно украшенные интерьеры: множество мягких ковров, низкие стулья, крохотная круглая сцена из красного дерева. Освещение было мягким и приглушенным, играла ненавязчивая музыка. Лилит огляделась, и, увидев несколько неприлично красивых сульянок, одетых в цельные, абсолютно прозрачные воздушные платья, тихонько рассмеялась сама себе.

— Сульянский бордель? Ты серьезно? — спросила она.

— Вполне, — с улыбкой ответил Варац. — Здесь самая приличная сульянская кухня в городе. Шоу тоже ничего, интересные.

К ним подошла девушка с учтивой улыбкой на лице. По одной этой улыбке Лилит оценила класс заведения; чем дешевле бордель, тем откровеннее на тебя вешаются, это было простое и зарекомендовавшее себя временем правило. Судя по целомудренной вежливости в глазах и позе девушки, они были в очень, очень дорогом заведении. Лилит бросила быстрый взгляд на ее пальцы и шею, и не удержалась от уважительной усмешки, не обнаружив там магических аксессуаров.

— Давайте без прелюдий, анса, — устало вздохнул Варац еще до того, как она открыла рот. — Мы поесть, дополнительных услуг не надо. Низкий столик, если можно.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться, и поманила их рукой.

Пол оказался настоящим минным полем: Лилит дважды споткнулась о бархатные подушки, валявшиеся где ни попадя, пока они добирались до круглого столика. Он стоял в искусственном углублении в стене, и был украшен тяжелыми бархатными шторами, которые при желании можно было задернуть, обеспечив себе приватность.

— Ты не смотри, что здесь пусто. Начнется шоу и подтянется народ, — сказал Варац, усаживаясь за стол, и заговорил с девушкой по-сульянски.

— Затосковал по пустыням? Почему сюда? — спросила Лилит, когда девушка, приняв заказ, покинула их столик.

— Потому что это Чинджу, дорогуша. Тут не то чтобы огромный выбор действительно хороших заведений. Есть еще одно недурное, но мне там лучше не показываться еще некоторое время.

Лилит посмотрела на огромных размеров абажур, висящий прямо над сценой.

— Как недальновидно, — заметила она, цокая языком.

Проследив направление ее взгляда, Варац не согласился:

— Напротив. Хорошо освещает сцену.

— И упадет на голову одной из девочек. Рано или поздно.

— Знаменитый северный оптимизм, — кивнул чародей. — Смысл жать рожь, если амбар все равно сгорит.

— Элементарная безопасность. И практичность. Если твои вложения — это люди и их наемный труд, в твоих интересах, чтобы они хорошо ели, высыпались и не работали в опасных условиях.

— Дорогая моя, не обижайся, но бордель — одно большое опасное условие. И страшно неблагодарная работа.

Лилит покачала головой с хитрой ухмылкой.

— Как посмотреть, как посмотреть.

— А как еще на это можно смотреть? Уж не хочешь ли ты сказать, — Варац рассмеялся. — Что в твоей многостраничной биографии есть и такая глава?

Лилит уклончиво пожала плечами с загадочной улыбкой на лице.

— Изумительно, — Варац заинтригованно подался вперед. — Я требую подробностей!

— А, — Лилит махнула рукой. — Недлинная была глава. Серьезно, хочешь послушать?

— Еду здесь готовят неприлично долго, а обнаженные сульянки — развлечение для молодых, — он устроился поудобнее, приготовившись слушать. — Так что да, разумеется. Я весь внимание.

— Ай, сука! — пискнула Лилит, потирая ушибленную поясницу.

— Еще раз сюда сунешься, одними пинками не отделаешься, — прогремел детина, только что вышвырнувший ее на улицу. Он хлопнул входной дверью так, что зазвенели занавешенные изнутри окна.

Тихо ругаясь, Лилит принялась в сотый раз обходить дом. В последний раз она пробралась через узкое окно, ведущее в уборну. Настолько узкое, что даже ее худощавая задница умудрилась там застрять. Так ее и поймали: свесившуюся головой вниз над ночным горшком, брыкающуюся в своей унизительной ловушке.

В очередной раз убедившись, что задняя дверь заперта, а не заклинена, Лилит раздраженно пнула ее ногой и громко выругалась.

Последние три дня она провела, трясь вокруг Огненной плети — так называлось заведение, славящееся своими непомерно узкими окнами. И еще огромным количеством вещей, которые Лилит заботили куда меньше.

Ей позарез нужно было внутрь. Недавно она услышала про работницу Плети с заячьей губой, и была обязана выяснить, не Тати ли это. Не то что бы Лилит специально искала ее, но такую наводку проверить была обязана. Что-то подсказывало Лилит, что если Тати жива, то она в Синепалке. Слишком уж вольный у нее был нрав.

Она приходила сюда каждое утро и ждала до ночи, пока не начинала засыпать на ходу. За три дня она не видела ни одной работницы, покидавшей заведение: ни через заднюю, ни через переднюю дверь. Лилит была понятна такая конспирация: у владельцев подпольных заведений в рукаве много трюков, чтобы гарантировать своим гостям безопасность. Кто-то держал при себе телепортационных магов, кто-то иллюзионистов, кто-то еще на этапе планирования включал гигантских размеров взятки в ежелунные расходы заведения.

Лилит была близка к тому, чтобы признать поражение. Насколько заячья губа вообще редкое явление? Вероятно, это не она. Вероятно, это того не стоит.

В пораженческих настроениях Лилит уселась возле двери. Внутренний зуд попасть внутрь не унимался, несмотря на долгое, не принесшее плодов ожидание. Он не позволял ей махнуть рукой и пойти домой. Лилит понимала, что сидеть возле двери и ждать неизвестно чего, слепо идя на поводу у загадочного предчувствия, глупо. Но она не могла поступить иначе.

В подворотню зашла женщина средних лет. Лицо ее было слегка опухшим и морщинистым, под глазами были крупные мешки — всем известные следы нелегкой жизни. Женщина выглядела уставшей, почти изможденной; так выглядят лица тех, кто с малолетства тяжело работал, плохо питался и недосыпал. У многих на севере были такие лица. Они носили особое выражение, особый отпечаток смирения с тяжелой судьбой. Чаще всего в их глазах была злоба, а взгляд был полон враждебности человека, которому никогда ничего не принадлежало, даже его собственная жизнь. Однако же, взгляд этой женщины был другим — прямолинейным, гордым. Так смотрели те, кто отважился взять судьбу в свои руки и смог не только выжить, но и преуспеть.

Женщина зашагала к двери, возле которой сидела Лилит. Та вскочила и затараторила, едва справляясь с волнением:

— Вы здесь работаете?

Женщина, до этого не удостаившая девочку вниманием, остановилась в шаге от двери и нехорошо посмотрела на нее. Потом усмехнулась с тоской и горечью.

— Совсем капитан нюх потерял. Шлет малолеток за себя работу делать, — как будто разочарованно сказала она самой себе.

Покачав головой, она потянулась к наплечной сумке, выудила оттуда огромную связку ключей и начала их планомерно перебирать.

— Какой капитан? — непонимающе отозвалась Лилит. — Нет никакого капитана! Я подругу свою ищу!

Женщина поморщилась, продолжая выискивать нужный ключ.

— Можешь ему сказать, что старая Эдне дала тебе поджопника и обещала прирезать следующую замарашку, которую он пошлет. Сильно бить не будет, особенно если поплачешь.

— Да не работаю я на свиней! — с досадой ответила Лилит. — Вот! — она задрала рукав рубашки, демонстрируя два из четырех клейм.

Женщина взглянула на шрамы и только пожала плечами.

— Украла кошелек и прогуливала в церковной школе? Тоже мне, нашла чем гордиться. Капитан и не таких под крыло берет — вон, полные улицы его подкормышей, все в шрамах да ожогах. Сидят, слушают, запоминают, бедные дети, — в ее бесстрастный голос просочились досада и грусть.

Лилит молча закатала второй рукав. Женщина увидела их, и впервые за все время разговора посмотрела прямо на Лилит. Та увидела ее глаза; светло-зеленые, пронзительно яркие, пристально изучающие девочку.

— Правда или ложь? — спросила женщина, следя за движением каждого мускула на ее лице.

Лилит затаила дыхание.

— Правда, — твердым голосом, со сталью во взгляде соврала она.

Женщина не двигалась с места. Лилит чувствовала, как на нее складывают булыжники, которые сейчас придавят ее к земле. Ей стоило огромных усилий не отвести взгляда, но она выдержала. Женщина, наконец, отвела глаза и снова уставилась на связку ключей. Лилит ощутила огромное облегчение и неслышно выдохнула подрагивающим ртом.

Женщина вставила ключ и повернула его несколько раз, прижимая дверь ногой. Она выругалась на заедающий замок, дернула еще раз, и, наконец, открыла.

— Ну пошли, талантливая ты моя.

Лилит воссияла и проскользнула в дверь вслед за женщиной. Внутри было влажно, воздух был спертым и густо пах мускусом. Задняя дверь, через которую они вошли, вела в коридор и не соединялась с основной залой, которую Лилит успела рассмотреть с плеча вышибалы, пока ее выносили прочь.

Коридор вел в другое помещение, где пахло парфюмом, стояли туалетные столики и были расставлены кресла, казавшиеся удобными. Женщина присела в одно из них и устало провела по лицу руками. Посмотрела на Лилит задумчиво, слегка склонив голову набок. Рука ее потянулась в карман и выудила оттуда медный портсигар. Женщина неспешно открыла его и пробежалась пальцами по крученкам, будто выбирая. По небрежному щелчку ее пальцев на столе вспыхнул крохотный магический светильник с ручкой. Подкурив, женщина сделала глубокую затяжку, откинулась на спинку кресла и шумно выдохнула, подняв голову к потолку. Еще раз взглянув на Лилит оценивающим взглядом, жестом предложила присесть напротив себя. Девочка послушно села в кресло и закинула ногу на ногу, желая казаться более расслабленной, чем чувствовала себя на самом деле.

— Как зовут тебя, талантище?

— Лилит.

Женщина рассмеялась тихим, грудным смехом.

— Уже и псевдоним придумала, иш прыткая.

— Это имя.

— Пóлно врать. Самая ублюдочная на свете мать не назовет ребенка Лилит. Не на Севере.

Лилит не ответила.

— Впрочем, — женщина стряхнула пепел. — Неважно, как тебя зовут на самом деле. Настоящими именами мы здесь не пользуемся. Хочешь — будешь Лилит, хоть самим сатаной назовись — мне без разницы. Учти, я кого попало к себе не беру. Но ты ничего, симпатичная. Мелкая, правда, но пару лет мой чародей тебе накинет без проблем. А может и так все оставим. У гостей бывают свои причуды.

До Лилит наконец дошло, в чем дело.

— Вы не поняли… Эдне, да? Я не работать к вам. Я подругу ищу. Слушок ползал, что она тут у вас работает.

Женщина удивленно округлила глаза. Потом расхохоталась громче прежнего.

— А я, дура старая, думала ты шифруешься, — она утерла слезы. — Не пойми меня неправильно, многие хотят в Плети работать, да только не знают кого спрашивать. Большинство даже не знает, где. А ты не только отыскала место, еще и терлась тут без малого четыре дня.

— Так вы знали, что я тут?

— Девочка, я знаю обо всем, что происходит в моем заведении и вокруг него. Иначе не удержала бы дело и тамисы. Поделись, если не секрет, как ты нас нашла.

Лилит настороженно посмотрела на свою собеседницу. Она не была уверена, какие сейчас отношения между Плетью и ее старой бандой. Вернее всего было перестраховаться.

— Слухи, — уклончиво ответила она.

Женщина прищурилась, немного злобно, как показалось Лилит. Но лицо ее быстро расслабилось и приняло прежнее безучастное выражение.

— Своих сдавать не хочешь? Твое право. Не самое плохое качество, вызывает уважение. Поэтому я им тоже обладаю. Работа у меня такая — вызывать уважение.

Женщина замолчала, продолжая смотреть на Лилит. Та поняла, что Эдне ей ничего не скажет и поникла, зная, что ничего не может ни предложить, ни противопоставить этой женщине.

— Твоя подруга, которую ты ищешь… Кто она тебе? И пожалуйста, без вранья. Лжешь ты неплохо, но со мной не пройдет, даже не пытайся.

Лилит поддых ударило осознание того, что Эдне раскусила ее ложь. Она слегка стушевалась, но постепенно справилась с охватившей ее досадой и смущением.

— Мы приютские… — начала она.

Лилит рассказала ей историю о приюте, Тати и побеге, аккуратно избегая имен. Она старалась передать суть и не углубляться в детали, и внимательно следила за реакцией женщины. Та с интересом слушала, изредко задавая уточняющие вопросы. Лилит ожидала перемены в ее лице, когда рассказывала о нападении на настоятельницу монастыря, но Эдне оставалась бесстрастной. Впрочем, она едва заметно, но тепло улыбнулась, когда Лилит упомянула об освобождении сироток.

— Словом, — подытожила Энге. — Ты напала на спящую пожилую женщину, после чего вверила другой бездомной соплячке двадцать детей, половина из которых едва научилась ходить. И ты считаешь, что поступила правильно?

Лилит задумалась. Потом подняла глаза.

— Лучше чет сделать, чем вообще ничего. Так у них хоть был шанс.

Энге медленно кивнула. Немного помолчала.

— Хорошо. Теперь давай о тебе, — светильник снова загорелся. — Расскажи как тебя занесло в Синепалк, что с тобой было до приюта. И об этом вот, — она указала на клейма. — тоже расскажи.

Лилит немного растерялась. Прежде ей не приходилось суммировать свою биографию. Большую часть ее она активно пыталась забыть, и возвращаться в эти воспоминания совсем не хотелось. Рассказать о банде тоже, вероятно, придется. Но надо быть аккуратной в выражениях.

Она рассказала все, как есть, опуская лишь незначительные детали и компрометирующие подробности. Воспоминания из деревни, где она получила второе клеймо, были для нее особенно болезненными. Лилит почувствовала, что не сможет контролировать дрожь в голосе, и пропустила эту сцену, посмотрев на Эдне со смесью непережитой до конца боли и вины, словно прося разрешения не говорить об этом. Эдне почти незаметно улыбнулась уголками губ, но Лилит заметила этот простой жест и впервые за все эти годы почувствовала себя не наедине со своим прошлым, которое вечно нависало над ней угрожающей тенью.

— И сейчас ты живешь с чародеями?

Лилит кивнула.

— И как тебе с ними?

Она пожала плечами.

— Нормально. Я в банду пыталась вернуться, но старший попер. Чародеи учат и кормят. Я взамен слежу за зверьем и за домом.

Эдне пристально посмотрела на нее.

— И что ты планируешь делать дальше?

— Не знаю, — немного подумав, ответила Лилит.

— Подытожим. Тебя приютили на неопределенный срок, будем честны, из жалости. Как думаешь, как скоро эта жалость пройдет и им станет неуютно жить с почти взрослой козой, которая ни чеканки не зарабатывает?

Лилит отвела взгляд.

— Ты талантливая, я это вижу. Многое понимаешь. Три года в банде совсем соплячкой, а обе руки на месте, и голова еще на плечах. Вот что, Лилит. Мое предложение в силе. Поработаешь у меня луну-другую, глядишь и про подружку свою что узнаешь. Если для тебя это, конечно, важно. Заработаешь на свое жилье, встанешь на ноги. Работай исправно, а деньгами я не обижу. Подумай. Только не слишком долго. Вакантные места у меня закрываются быстро.

— Я подумаю.

— Вот и славно. Приходи через пару дней. Туда же, к задней двери. В этот раз три дня ждать не придется.

Подали вино. Варац кивнул, не глядя на официантку.

— Любопытно, — он принюхался, глядя на Лилит поверх бокала. — Из банды и башни чародеев в бордель… Интересная карьерная лестница, вынужден признать.

— Куда уж интереснее, — Лилит сделала глоток, и лицо ее невольно приняло выражение приятного удивления. Вино было отличным, возможно лучшим, что она когда-либо пробовала. Варац улыбнулся. — А вы знаток, кирье. Да… Я Плети многим обязана. Именно там я научилась работать с информацией. И находить тех, кто готов за нее заплатить.

— А-а, — он щелкнул пальцами. — Имеет смысл! Сама додумалась?

— Случайно вышло. Когда вертишь в руках чье-то сознание, бывает тяжело справиться с искушением залезть, куда не просят.

Варац поморщился.

— Борьба с искушениями это что-то из церковной академии. Давай вот без этого, пожалуйста. И как же ты чаровала в бордели, позволь поинтересоваться? У меня множество догадок, одна лучше другой!

— Так, как ты, вероятно, себе представляешь. Рассказываю дальше?

Варац с готовностью кивнул.

Огненная плеть была закрытым клубом, работающим исключительно по спискам. Войти туда могли только те, за кого готовы были поручиться уже доверенные гости, более того, единовременно один член клуба мог привести с собой только кого-то одного. Плеть брала дорого, но гарантировала строжайшую конфиденциальность, безопасность и самый широкий спектр услуг. Судя по всему, модель работала; к моменту прихода Лилит Плеть под началом Эдне стояла в Синепалке вот уже двадцать лет.

Совсем скоро Лилит была знакома с каждым из постоянников, знала их вкусы, места работы, расписание и привычки. В Плеть часто приезжали издалека; нередкими гостями были высшие церковные чины, из тех, кого никто никогда не видел в лицо. При общении они казались нормальными, почти приятными людьми, вопреки расхожему среди безбожников мнению, что высокопоставленные церквуши обязательно должны обладать рогами, копытами, и питаться исключительно детьми. Гости обсуждали интересные вещи, не всегда Лилит понятные. Они сыпали незнакомыми именами и невообразимыми суммами в своих речах, говоря о наследствах, претензиях архонов на земли и знатных родовых домах… А Лилит слушала. И запоминала. Запоминала то, из чего могла вынести толк, и зазубривала то, из чего не могла. Пробелы в знаниях приходилось закрывать, невзначай задавая вопросы Идри и Дарири, и Лилит делала все это, повинуясь неясному звенящему чувству, что она невольно оказалась в самом центре чего-то важного. Что через ее руки текли невероятной ценности сведения, и все, что нужно было сделать — вовремя сжать ладони. Этим она и занималась, грея уши в рабочие часы, и неслышно перебирая губами в гримерке, стараясь не забыть очередное заковыристое имя. Благодаря этому и учеба в башне пошла легче: Лилит, которой все еще сложно было складывать слова в предложения, начала практиковаться усерднее, надеясь найти полезное применение навыку чтения. Наверняка в городских архивах немало информации, которая отлично дополнит ту, что она получала в Плети. Цепкий ум молодой бандитки увидел возможность и ухватился за нее, как за обещание чего-то интересного и как за перспективу лучшей жизни. Лилит впервые подумала, что однажды хотела бы не иметь старшего. Работать для себя, так, как сама того захочет. И она двигалась к этой неясной, полуоформившейся мечте, как то было ей доступно: болтая с девочками в гримерной, слушая гостей, читая и стараясь быть везде и быть невидимой.

Бумаге свои наблюдения она не доверяла. У мадам Эдне было всего три неукоснительных правила: хранить чужие тайны, не использовать имен и никогда не появляться в Плети, не нося морока. Прочие правила, более мелкие, носили более гибкий характер, за нарушение же этих трех… Никто не говорил этого вслух, но все понимали, что случалось с теми, кто их нарушал. Лилит понимала этот порядок: мадам охраняла огромное количество тайн, защищала их, себя и своих работниц. И, конечно же, свое дело. Лилит понимала и то, что стоит ей по неосторожности обронить кривую заметку, или дать мадам повод для подозрений, что она собирается как-то воспользоваться полученной информацией, и следующей исчезнет уже она. Доверять Лилит могла лишь своей памяти, не самой лучшей на свете, но молодой, гибкой и способной обучаться.

Работа была устроена так: когда Лилит только вышла, ее отвели в небольшую комнатку к чародею-иллюзионисту. Чародей был пожилым, почти дряхлым, запросы слушал неохотно, и в разговоре смотрел в пространство сквозь собеседника. Для каждой из работниц он создавал уникальный образ с описания мадам, который был привязан к кольцу. Таким образом чародею не нужно было поддерживать иллюзии постоянным усилием воли — эту функцию за него выполнял зачарованный предмет.

Лилит оставили ее волосы и рост, поменяли цвет глаз на менее приметный карий, сделали кожу не такой бледной, и изменили лицо — форму челюсти, нос, лоб и надбровную дугу.

— Легкий случай, — сказала ей мадам. — Была симпатичная, стала красивая, привыкнешь быстро.

— А бывает иначе? — Лилит пялилась на себя в зеркало и ощупывала новое лицо, пытаясь понять, ощущается ли оно иначе. Она выглядела старше, более зрелой. И действительно, иллюзия была пленительно красива.

— Конечно бывает. Если всю жизнь живешь с дефектами, и смотрят на тебя, как на дефектную, вжиться в образ статной красотки довольно трудно. Мне ли не знать, — усмехнулась мадам. — И все-таки рекомендую поносить морок в свободное время. Выйти на улицу, познакомиться с кем-то. Обвыкнись в новой шкуре, почувствуй власть своего образа. С девочками поговори, они посоветуют чего полезного.

Поначалу Лилит работала в зале, обслуживая столики. При этом ей полагалось выглядеть безупречно, улыбаться и всячески очаровывать обаянием. Это давалось труднее всего; Лилит не понимала той власти, которую над другими имела красота. Она никогда не чувствовала ее в себе и не умела с ней обращаться. Присущая ей отстраненность тоже этому не способствовала, ровно как и неумение спрятать свою неприязнь к некоторым клиентам. Это было нередкостью: Лилит с детства ненавидела церковников, и, как она ни старалась это скрыть, отвращение все равно просачивалась наружу, и гости это чувствовали.

Однажды она поделилась этой проблемой с танцовщицей, которая казалась ей чуть добрее и мудрее остальных: ее морок представлял собой крупную даму в теле, она носила мягкий корсет, подчеркивающий складки. Ее звали Диззи.

Выслушав проблему Лилит, Диззи посмотрела на нее через отражение в зеркале, прервав нанесение пудры.

— Наша мадам — бесконечно мудрая женщина. Она понимает, что эта работа ломает. Как ни крути не верти, ломает. Ты думаешь, все эти иллюзии и псевдонимы — для безопасности? Брехня. Это чтобы мы не свихнулись и не снюхались, — кисточка бодро плясала по румяным щекам Диззи. — Не понимаешь, нет? Новое имя, новая внешность. Мой совет: оставляй себя за стенами Плети. Тебе противны эти боровы? Так придумай ту, кому не противны. И будь ею. Играй роль, пока сама не поверишь в нее.

После этого разговора Лилит взглянула на вещи иначе. Ее персонаж ожил, обзавелся своим именем, повадками, привычками и характерными жестами. Лилит почувствовала уверенность, и это стало проявляться в работе: гости здоровались с ней по имени, звали пообщаться, угощали. Она даже начала получать удовольствие — образ притягивал жадные взгляды, приковывал внимание, вызывал интерес. Лилит посещали новые чувства, прежде ей почти незнакомые: власть, контроль, обладание. Она ощущала себя центром внимания, объектом вожделения, чувствовала, что ей дана власть управлять и манипулировать. Это пьянило.

В какой-то момент мадам вызвала ее к себе.

— Итак, — Эдне закурила. — Я вижу, ты вполне освоилась. Хватит тебе вино в бокалы подливать. Пора повышаться.

По спине Лилит пробежал холодок. Она моментально вышла из образа и поспешила снять с себя кольцо.

Эдне откинулась на спинке стула и долго, неотрывно смотрела на Лилит.

— Каждая из моих девочек, — продолжала мадам. — предоставляет определенный спектр услуг. Помимо шоу и работы в зале. Как ты понимаешь, именно это — мой основной источник дохода, и я не могу держать у себя кадры, которые не приносят прибыли.

Она стряхнула пепел и снова сделала паузу, изучая реакцию Лилит.

— Однако же, — голос ее немного потеплел. — Не в моих правилах принуждать девочек делать то, чего они делать не хотят. Пока твоя работа окупает занимаемое тобой место, мне все равно, как именно ты этого добьешься. Секс — самый простой путь. Но ты, как умная и талантливая, вполне можешь пойти путем посложнее.

— Каким? — Лилит сдержала вздох облегчения.

— Ментальные чары — очень мощный инструмент. Я бы посоветовала им воспользоваться. Мне насчет тебя поступали запросы весьма специфического характера. Можно с этого и начать. Я оповещу гостей, что ты выходишь на повышение и свободна для брони, — Эдне сделала глубокую затяжку и добавила чуть тише: — Оповещу и о том, что ты оказываешь нестандартные услуги. А какие это будут услуги — решать тебе.

— Спасибо, — едва слышно прошептала Лилит.

Заведение постепенно наполнялось гостями. Обведя их рассеянным взглядом, Лилит подумала, что этот бордель по сравнению с Плетью — просто проходной двор. Хотя, казалось бы, пространственная магия.

— Грандиозно! — с энтузиазмом прокомментировал Варац. — Чую катастрофу. Не верю в непродажное искусство, честных госслужащих и человечных владельцев борделей. Душки, какой ты описываешь эту мадам, в этом деле не выживают.

Лилит хмыкнула.

— Эдне очень далеко до душки. Сложно сказать, что она защищает — своих девочек или свои вложения. Так или иначе, она понимает что одно связано с другим, и это большой плюс для всех, кто на нее работает.

Варац кивнул.

— Полагаю, это лучшее, на что может рассчитывать проститутка. Или жиголо.

— Тебя печалит участь обделенных? — усмехнулась Лилит.

— Ничуть, — улыбнулся Варац. — Местные девушки — он кивнул в сторону обладательниц прозрачных платьев, занимавшихся гостями в зале. — Обращаются с ножами лучше нас с тобой вместе взятых. Защищать себя или нет — личный выбор каждого, абсолютно всегда.

— Любопытно, — Лилит засмотрелась на девушку, которая обслуживала их столик до этого, а ныне о чем-то шепталась с хостес у стойки.

— А мне вот любопытно, ввели ли они морение голодом в качестве одной из садистских практик. Если да, то решение интересное, но в таких случаях полагается спрашивать согласия, — проворчал чародей.

Он недовольно махнул рукой, привлекая к себе внимание. Лилит откинулась на подушки с улыбкой: наблюдать за тем, как Варац праведно скандалит в заведениях, стало одним из ее любимых развлечений.

Еда была неплохой, но Лилит сомневалась, что она стоила такого длительного ожидания. Блюда сульянской кухни вызывали у нее недоверие: вот этот волосатый мох, кажется, только что пошевелился. На вопросы о том, что она собирается поглощать, чародей лишь загадочно усмехался, пожимал плечами и озвучивал сульянские названия, Лилит незнакомые. Отставив от себя все волосатое и склизкое, Лилит сосредоточилась на сыре, который, хоть и имел странный земельный привкус, был очень даже вкусен.

Варац ел медленно, то и дело прерываясь на беседу или на раздумья. Лилит уничтожила весь сырный поднос и вернулась к вину, а он и наполовину не справился со своим волосатым мхом.

— Шоу будем смотреть?

Лилит пожала плечами.

— Оно интересное?

— Ничего принципиально нового, для тебя в особенности. Музыка поприятнее северной и антураж другой, разве что.

Вспомнив о чем-то, Лилит принялась задумчиво вглядываться в лица гостей, выискивая среди них сульянцев.

— Как думаешь… — она понизила голос до заговорщицкого шепота: — Каков шанс встретить здесь главу сульянской купеческой гильдии?

— Такой же, как и любого другого сульянца, — Варац заинтересовался. — А что? Опять работа?

Лилит кивнула.

— В гильдию тебя не примут, только если ты не отпетый жмот. Из растратчиков редко выходят достойные купцы, а гильдия — представительство лучших из лучших.

— Жаль, жаль… — Лилит постучала пальцами по столу, потом перевела взгляд на чародея. — Прогуляться не хочешь?

— Жажду, — он с готовностью отодвинул от себя недоеденный мох и встал из-за стола.

На улице пахло мокрым камнем и землей. Ливень успокоился, и даже ветер почти прошел, поддувая едва заметно, почти нежно. Небо посветлело, показались звезды и спутники. Кругом шумела вода, обильно стекая с козырьков крыш. Они дошли до крутой лестницы, узкой, длинной, врезанной в отлогий холм. Камень был избит и покрыт множеством разноразмерных трещин. Из некоторых пробивалась трава. Лилит невольно подумала о том, сколько несчастных посворачивали себе здесь шеи; если оступиться или поскользнуться на многочисленных неровностях, почти наверняка катиться будешь до самого низа.

Вокруг лестницы на крутом склоне буйно рос дикий орешник и бурьян. Молодые голубоватые листочки покоили свои ветви на перилах лестницы. Лилит и Варац медленно начали нисхождение; чародей придерживался за перила, Лилит же свела руки за спиной, сжав предплечье одной руки пальцами другой.

— Тебе когда-нибудь приходилось извиняться? — спросила она почти что светским тоном.

— Разумеется. При полном параде. В Академии, чтобы извиниться подобающим образом, полагалось встать на одно колено, нося при этом несуразный колпак, и сжимать петуха подмышкой. Непросто было, скажу я тебе: мой петух брыкался, клевался и всячески отказывался сотрудничать.

Лилит закатила было глаза, но потом на ее лице медленно проступила улыбка, когда она поняла, что чародей и не думал шутить.

— Только не говори мне, что это островной обычай.

— У островитян бывают странные традиции, но это не тот случай. Этот ритуал, как и многие другие шалости — наше с адельфос изобретение. И, как это часто бывает, мы в числе первых пострадали от собственного гения.

Лилит махнула на него рукой.

— А неплохо. Когда знаешь, что придется так унижаться, дважды подумаешь прежде чем сделать глупость.

— Не сметь! — Варац гневно зазвенел браслетами. — Привносить праведность в глупые студенческие забавы! Нами двигало исключительно желание надорвать животы, а наказание публичным унижением — дело рук церквуш, радость моя.

— Пожалуй, — согласилась Лилит, вспоминая, как однажды два дня провела в колодках в центре города. Иногда кто-то сжаливался и незаметно давал воды. Но плевали или швыряли гнилой овощ куда чаще. — Ты, судя по твоим рассказам, давно не был на Севере. Не скучаешь по родине?

— Ты открыла в себе страсть к светским беседам? — спросил чародей с долей ехидства в голосе. — Что за болтология?

— Просто интересно, — пожала плечами Лилит. — Я ненавижу Север. Всей душой, всеми фибрами ненавижу. Святош, тупорогих свиней, земель… Но почему-то всегда туда возвращаюсь, — она сдержанно вздохнула. — И чем дальше, тем больше мне кажется, что дело вовсе не в работе.

— Подожди-подожди, — Варац помотал головой. — “Дело вовсе не в работе”? Лилит, ты умираешь?

— Смейся-смейся. Только на вопрос сначала ответь.

— Вот мы и перешли от светской беседы к допросу с пристрастием, — хмыкнул Варац. — Начинаю привыкать к твоей манере вести разговоры. Скучаю ли я? А по чему, по-твоему, мне следовало бы скучать?

— Не знаю, Варац. Ты везде успел пожить. Где твой дом?

— Дом это что угодно, но не место. Люди, чувство покоя, ощущение себя… — он помотал запястьем в воздухе. — За чем бы ты ни гнался, дом там, где ты это нашел.

— Не знаю, — Лилит покачала головой. — Я возвращаюсь не потому, что скучаю. Думаю, что я… — она ненадолго замолчала, а потом сказала вопросительно, почти удивленно: — Надеюсь?

Варац вскинул бровь.

— Надеюсь однажды вернуться на другой Север, — неохотно пояснила она, а затем обреченно усмехнулась. — Словно это возможно. Словно надежда — не худшая вещь на свете.

— Все может быть, — пожал плечами чародей. — Правители умирают, идолы горят. Вопрос только во времени. А надежда это не преступление.

— Преступление против здравого смысла. Надежда лишает тебя свободы.

Лилит легко махнула запястьем, закрывая тему. С определенного момента даже самые немыслимые зверства — всего лишь необходимое зло. Наверняка так рассуждали и те, кто придумал изгонять и клеймить. И Лилит глубоко задумалась о том, так ли они неправы, как ей казалось всю жизнь.

— Гедонизм, — увещевал чародей, орудуя у лаборатории. — Это признание, что отсутствие ответа и есть ответ. Ты признаешь, что духовные вопросы это чушь собачья, и единственное верное решение — это набить брюхо.

— Я, может, всего пару раз видела, как ты ешь, — ответила Лилит насмешливо. Она сняла повязку, и, удостоверившись, что края раны все еще не зарубцевались, подготавливала новую. В мази больше не было нужды, но и снимать швы было еще рано.

— А отсутствие гедонизма, — захохотал чародей, с самого утра пребывающий в возбужденном настроении. — Это признание нерелевантности вопроса как такового. Духовные вопросы это чушь, а тело — еще большая чушь. Все на свете чушь, и когда понимаешь это, аппетит как-то сразу пропадает.

— Держу пари, студенты бы обожали твои лекции, — хмыкнула Лилит.

— Неплохо кручу, а? — подмигнул ей Варац. — Молодняк обожает подобное интеллектуальное рукоблудство. Из тебя, кстати, вышла бы сносная студентка. Скорее всего из тех, кто горячо спорит с лектором, а потом гордо проваливает предмет, не поступившись своими принципами.

— Смеешься? Я продам родную мать, отца и фамильную овцу за полчеканки, — фыркнула Лилит насмешливо. — Я неисправимая материалистка, забыл?

— Это та версия тебя, что не нюхала школьных стен и пыльных учебников, — заметил чародей. — А я не о ней говорю, заметь.

— Можно я остановлю тебя до того, как мы опять за это зацепимся? — спросила Лилит с усталой улыбкой в глазах. — Я не в настроении.

— Какая скучища, — фыркнул Варац, бросая на нее слегка подернутый беспокойством взгляд. — Ты опять удумала портить праздник своими терзаниями?

— Ни в коем случае. Просто настроена на тишину, — Лилит обрезала бинт и вернула на место плотный шелковый халат темно-фиолетового цвета, на днях сделанный ей чародеем. Варац коротко кивнул, показывая, что все понимает, но игривые искорки в его глазах говорили о том, что прекращать издеваться он, тем не менее, не намерен.

— Не морочь мне голову, дорогуша. У тебя на лице написано, что ты собралась идти топиться. Я, кстати, знаю отличный утес неподалеку от города — если не считать рыбаков, там довольно спокойно.

— Да-а? И сколько раз ты сам смотрел вниз с этого утеса, раздумывая, чего стоит сделать всего один шаг?

— Больше, чем ты раздумывала в этой жизни в принципе, — беззаботно парировал Варац.

— Туше.

Солнце светило ярко, бросая на пол студии отчетливую тень приоткрытого окна. Чародей приостановил ручную центрифугу и принялся сосредоточенно изучать один из образцов. Лилит наблюдала за ним с интересом.

— А тебе идет разбитая губа, уважаемый чародей, — заметила она. — Выглядишь почти мужественно.

— До тебя мне в этом смысле, как до небес, — Варац окунул металлическую соломинку в небольшую склянку и, достав ее, всматривался в сгустки отвара, разглядывая их на свету. Наконец, он удовлетворенно кивнул и принялся поочередно снимать сосуды, освобождая центрифугу. — Отфильтровались, слава богу, можно наконец закончить с этой чушью. Одевайся, пошли к Юки.

Лилит послушно спрыгнула с подоконника, на ходу отметив, что тело, несмотря на отсутствие постоянных тренировок, все еще ощущается гибким и контролируемым. Это ее обрадовало; ороговеть было легко, а вот восстановить былую подвижность — нет.

Лилит и Варац, пребывая в легких настроениях, не спеша направились в сторону приемной. Было жарко, даже знойно; на юге перемена сезонов ощущалась не так разительно, как на Севере, но даже для поздней осени Аньянга погода была аномально теплой. Варац удовлетворенно щурился на солнце и шел медленно, прогулочным шагом, явно наслаждаясь зноем.

— Интересно, откопала ли Юки что-то полезное, — Лилит оторвала листок от придорожного куста и принялась разглядывать светло-голубые прожилки.

— Увидим, но я бы на это не рассчитывал. Она хоть и стремится к академическому подходу, но все еще остается травницей в занюханной провинции. Которой приходится просить чародея о помощи, как только нужно сварить что-то сложнее харчей, — он легонько потряс сумкой, звеня склянками.

— То есть ты бы понял больше, доверь я вскрытие тебе? — спросила Лилит с сомнением.

— Никогда не любил анатомию. У меня вообще другая специализация, — фыркнул Варац. — Алхимию, кстати, тоже. Но тут уж пришлось поднатореть, иначе не выжить мне в моих кутежах… А что ты, собственно, надеешься выяснить, дорогуша?

Лилит чуть нахмурилась.

— Не знаю. У меня о контакте с ней никакой памяти. Но когда я очнулась, я что-то помнила. Там не просто что-то происходило, там происходило что-то, что показалось мне важным. Иначе не написала бы на полу эти каракули, черт знает что это значит. После сатори было похожее чувство, — она сморщилась. — Не знаю. Откуда у нее эта… сила, как думаешь?

— В Аньянге есть легенда о нурэ-онна, женщинах-змеях, питающихся людской плотью. Считается, что девушка становится нурэ-онна, если ей удается пережить взгляд василиска, и часть его сил переходит ей. Мир дикой магии — совершенно безумное место, где возможно абсолютно все. И, как я уже говорил, зачастую в народных сказках больше правды, чем в академических фактах.

Лилит покивала.

— И нет, — сказал Варац чуть мягче. — Легенд о рогатых мастерицах меча, способных убивать ребрами, я не слышал. Но я и не бард, кто знает…

— Не корми меня надеждами, будь добр, — фыркнула Лилит. — Если мы вдруг и разберемся в этой чуши, то не благодаря сказочкам и попрошайкам с лютнями.

— Барды — страшная сила, — улыбнулся чародей. — Никогда не недооценивай власть слова.

Лилит отмахнулась от него. Они остановились перед дверью с облупившейся краской с крохотным каменным крылечком.

Шел прием, это было понятно по голосам, доносящимся из-за закрытой двери. Лилит и Варац встали у узкого окошка, заставленного горшками с комнатными растениями.

Из приемной периодически доносился знакомый прерывистый кашель, принадлежавший мальчику, которого Лилит встречала здесь ранее. Кашель звучал резче и жестче, чем до этого.

Вскоре из двери показалась Юки в компании тучной аньянгки с явно больными коленями и мальчишкой, который, узнав Лилит, помахал ей рукой. Лилит помахала ему в ответ.

Лицо аньянгки — видимо, мамы мальчика — было усталым и печальным. Она избегала смотреть на своего отпрыска, это Лилит заметила сразу. Было ясно, что новости неутешительные; мальчишка схуднул и в целом выглядел более болезненно, чем до этого. Юки держалась прямо и собранно, давая женщине знахарские указания. Лилит в них не вслушивалась: она догадывалась, чем болен мальчик, и что бы Юки не назначила, это не поможет. Назначения были нужны лишь для успокоения и давались во имя веры в чудо. Подобные чудеса случались, но очень, очень редко.

Проводив пациентов, Юки тяжело вздохнула и обратила свой взор к Лилит и Варацу.

— Рассвет, дорогие мои, — она проморгалась уставшими, чуть расфокусированными глазами. — Прошу.

Лилит заметила, что банок с раствором стало больше, однако не могла указать, каких из них на полке не было в прошлый раз. Пока она разглядывала растворы, Варац протянул Юки одну из склянок, чтобы та изучила ее поподробнее.

— Как ваша рука, аджумма? — спросила Юки, зубами вынимая тугую пробку.

— Рука? В порядке. Отсутствие руки тоже ничего, — ответила Лилит, водя взглядом по банкам. — Раны на боку тоже заживают. Не сегодня-завтра можно снимать швы.

— Отрадно слышать, — она обмакнула соломинку в раствор, так же, как это делал чародей накануне. — А ваше ребро как, аджосси?

— Понятия не имею, — пожал плечами Варац. — Я его не щупаю.

Юки посмотрела на него с укоризной, ненадолго оторвавшись от разглядывания субстанции.

— Ну хоть у кого-то тело функционирует, как надо, — пробормотала она то ли недовольно, то ли облегченно. Она вновь закупорила склянку и оперлась руками о стол. — Относительно тела.

Лилит перевела на нее взгляд.

— Да?

— Наверное, будет лучше если вы сами взглянете, — сказала Юки после некоторой паузы. — Если желаете, конечно.

Они последовали за Юки в дверку, ведущую под лестницу. Спустившись в подвал, Лилит мельком бросила взгляд на изрубленное полено с бордовыми следами засохшей крови и парой инструментов, хранившихся отдельно, рядом с крепким алкоголем.

На столе, собранном именно под эти специфические цели, лежало тело с раскрытой грудной клеткой. Руки и ноги были закреплены ремнями, а голова — накрыта платком. Лилит остановилась возле стола, ожидая, пока Юки зажжет свет. Варац нетерпеливо пощелкивал ногтем.

Вспыхнул светильник, и Юки аккуратно сняла с тела мешковину. Лилит, ожидавшая увидеть алые внутренности — возможно, уже чуть посеревшие от времени — удивленно вскинула брови, застыв на месте. Она подалась вперед, вглядываясь в почерневшие, ссохшиеся комки, когда-то, похоже, бывшие внутренними органами. Запаха гниения не было, пахло скорее пылью, стариной и лежалой бумагой. Лилит дотронулась рукой до черного сплетения узелков, и ощутила, как те крошатся в ее пальцах.

Варац тоже склонился вперед

— Так было сразу после вскрытия? — спросил он напряженно.

Юки кивнула. Чародей отошел на пару шагов, явно усиленно о чем-то размышляя.

— Я знаю, что обещала не лезть, но вы сами все видите. Я обязана знать, что произошло, — сказала она с легким нажимом.

Уловив в ее голосе знакомые нотки, Лилит мигом потеряла интерес к черной паутине капилляров в груди Афаа и выпрямилась.

— Это ведь и вас касается, аджумма.

Глядя на Юки, Лилит вспомнила самую крайнюю банку на полке, и смутные очертания почерневшей конечности со скрюченными пальцами.

— Почему?

— Поражение тканей имеет схожий характер.

— Вы же говорили, гангрена.

— Я так и думала, — закивала знахарка. — Но, похоже, ошибалась. Это не гниение, это, скорее, иссушение. Полное. Остаются, — она демонстративно коснулась сыпучей паутинки в пустой грудной клетке. — лишь минимальные остатки.

— А остальное?

— Я не наблюдала процесс, — покачала головой Юки. — Но, судя по вашей руке, плоть просто испаряется, за неимением лучшего термина.

— Рука, — энергично сказал Варац. — Ампутированная рука еще у тебя?

Юки кивнула.

— Давай ее сюда, — безапеляционно потребовал чародей. Его голос слегка подрагивал от возбуждения.

Юки замялась.

— Она мне нужна для дальнейшего исследования…

— Для какого, к черту, исследования?! — повысил голос Варац. — Что ты там можешь исследовать, прости господи? Юки, — Варац выдохнул, насильно беря себя в руки. — Играйся с головой сатори, идет? А руку отдай тем, кто хоть что-то понимает в дикой магии.

Юки горделиво расправила плечи, обиженно поджав губы. Варац снова уставился в пол, поглощенный собственными размышлениями.

— Не держите зла, аджумма, — мягко сказала Лилит, делая шаг по направлению к выходу. — И отдайте мою руку, будьте добры.

Аньянгка прошла к выходу. Наверху она вручила Варацу банку с рукой, которую чародей тут же разбил об пол, разлив по паркету раствор и рассыпав осколки. Юки заругалась, но он, совершенно глухой к ее увещеваниям, схватил почерневшее запястье и подошел к окну, разглядывая его под светом. Его ноздри гневно раздулись.

— Раствор повредил ткани. Юки, кто тебя просил класть руку в гребаный раствор?! — крикнул он.

Не дождавшись ее ответа, Варац вихрем покинул приемную, вертя в руках экспонат. Лилит кашлянула, и извинительно улыбнулась.

— Прошу прощения за неудобства. Пятьсот юнов за зелья, будьте добры, — вежливо сказала она.

Лилит нашла Вараца в студии уже подуспокоившимся. Он курил возле балконной двери.

— Вряд ли это поможет, но я положил ее сушиться на солнце, — он затянулся.

— Потрясающе, — Лилит вскинула бровь. — Чего тебя так перекрутило, расскажи?

— Я изучил свою догадку, — вздохнул Варац. — И вполне уверен, что Афаа, как и тебя, поразила одна и та же дрянь.

— Ты о чем?

— Это болезнь, описанная в Экспериментах. Некромикаре.

Лилит нахмурилась, вспоминая.

— Это которая была на отпечатанных? — спросила она.

Варац кивнул.

— Каждого, на чью кожу было нанесено начертание, поражала некромикаре. По срокам — от тамисы до одной луны. Она прогрессировала с разной скоростью, но исход всегда был один, — Варац стряхнул пепел. — Впрочем, ни один из них так и не очнулся после наложения печати. В отличие от тебя. Так что сомневаюсь, что здесь все так просто.

— Про нее еще что-то известно?

— Почти ничего. Считается, что ее вызывает непосредственно контакт с печатями. Но я поищу, может, в последние годы были какие-то исследования.

— Весело, — хмыкнула Лилит, садясь на край кровати. — А что Афаа? Думаешь, и у нее был контакт с печатью?

— Есть теория посмелее, — Варац затянулся, и выбросил окурок в окно. — Но ее надо доработать. Я прогуляюсь, поищу в лавках камень источника. Пойдешь?

— Вообще, я бы вздремнула, — Лилит устало хлопнула глазами. — Сегодня вечером же встречать корабль?

— И верно, — Варац цокнул языком. — Вылетело из головы.

Рассеянно потерев виски, он направился к шкафу с явным намерением что-то в нем отыскать.

— У меня припасена очень особая бутылка на чрезвычайно особый случай. Я планировал приберечь до конца света, но это куда лучше, честно признаюсь, — сказал он, присаживаясь на корточки и шарясь в вещах. Наконец он извлек оттуда сверток, по форме напоминавший бутылку, и отставил его в сторону.

— Это на вечер.

Лилит улеглась, и мягко погрузилась в сон. Стук входной двери настиг ее уже на полупути в знакомые сновидения о спиралевидных деревьях, которые она всегда запоминала ярче прочих.

Корабля пришлось подождать какое-то время: они никогда не прибывали по расписанию. Лилит и Варац вдоволь нагулялись по порту, надышались морским воздухом, наговорились, успели заскучать и вновь разговориться, когда из-за скалы показался обильно освещенный фонарями фрегат с гордо реющим над ним флагом Островов.

— Любопытный факт: судостроительство на Островах появилось только после вступления в международные отношения. Которые, в свою очередь, начались с захватнических амбиций Сульяна… — начал Варац, но Лилит перебила его:

— А как они между островами перемещались до этого?

— На каноэ, лодках из массива. Видела бы ты, какую они там красоту наладили: ходят по расписанию, возят желающих… Раньше было сложнее: нет каноэ, вот и сиди себе на родной пальме. Через знакомых передавай, что нужно. Впрочем, нужды часто посещать другие острова раньше и не было, разве что на другое племя войной пойти. Давай отложим урок истории. Смотреть на то, как швартуют фрегат, нужно молча и с наслаждением.

Лилит наблюдала за крупными островитянами, залихватски управляющимися с веслами и корабельными канатами. Она заметила, как небольшая группа сульянских моряков поглядывает на их работу свысока, мол, мы бы справились лучше. В ней появилось задиристое желание обжулить их в кости, но она с ним справилась: вряд ли Варацу захочется проводить сегодняшний вечер в портовой таверне.

Протянули мостик, и пассажиры начали сходить на причал. В основном купцы, прибывшие к дню первородного пламени — одному из самых крупных праздников года в Аньянге. Лилит всегда радовалась, если вдруг оказывалась в Чинджу в этот сезон: праздник напоминал ей о летнем солнцестоянии, которое раз в год отмечали в Коши. В детстве она обожала эту ночь, и это было одним из немногих воспоминаний о старой жизни, которые ей хотелось сохранить.

Корабль постепенно пустел. Пассажиры толпились на причале, нагруженные мешками, тюками, рюкзаками, сумками и ящиками. Лилит наблюдала, как они медленно разбредались по порту: кто-то искал встречающих, кто-то сразу направлялся в таверны или другие кварталы, кто-то разминал спину, затекшую от корабельных гамаков. Толпа всегда оказывалась интереснее, чем виделась поначалу. И в ней жило множество любопытных историй.

— Вон того детину видишь? — шепнул Варац, кивая на рослого лысого островитянина. — Смотри, как озирается.

— Тебя ищет?

— Посмотрим, как скоро найдет, — Варац извлек из складок мантии портсигар.

— Ты бы еще в ящике спрятался.

— Чтоб ты его забила гвоздями? Нет уж, дорогуша. Дважды в такую ловушку попадается только законченный оптимист.

Островитянин долго щурился в их сторону, а потом жизнерадостно помахал рукой. На соседний причал ему пришлось проталкиваться чуть ли не лбом вперед: народу там набилась тьма. Его темнокожая голова возвышалась над толпой, и Лилит стало любопытно, действительно ли он выше нее или так только кажется издалека.

— Племя авва, — пояснил чародей, глядя на снующую в толпе лысину своего друга. — Они все гиганты.

— Не наврал. И правда выше.

— Ну так, — кивнул чародей. — Будет, что обсудить.

— Рост? — вскинула бровь Лилит.

— Нет. Мою кошмарную закомплексованность и посредственные шутки, — со смехом ответил чародей.

Островитянин подошел, широко улыбаясь ровным рядом белых зубов. Варац повернул к нему голову, не вставая.

— Дорогуша, тебя заждешься. От сирен статуэтками отбрасывался, или что?

Островитянин кашлянул в кулак и скрестил руки на груди. Варац оставася недвижим и не прерывал визуального контакта. И поэтому оказался недостаточно расторопен, когда островитянин набросился на него, как лев на мелкую дичь: всем телом сразу. Подхватив голосящего Вараца, потонувшего в его огромных руках, островитянин скатился с причала в воду, издав шумный всплеск. Лилит окатило прохладной водой. Варац бурно матерился, а островитянин зычно, радостно хохотал. Пассажиры только что прибывшего корабля со смехом поглядывали на них.

Лилит подала Варацу руку, чтобы вернуть нерадивых пловцов на бренную землю. Не прекращая ругаться одной заковыристой скороговоркой, чародей вытянул из воды Къола, снял с волос длинную водоросль и отжал полы джеллабы, после чего вздохнул, воздев лицо к небу:

— Забери у меня это наказание! Зовут Къол, питается детьми и моими страданиями.

Къол посмотрел на Лилит сверху вниз, и ей стало некомфортно от непривычного ощущения собственной миниатюрности. Глаза у него были ореховыми, светлыми, прищур — добродушным и немного лукавым. На лице были мимические морщины от частых улыбок.

— Я Лилит, — она не знала, как принято здороваться на Островах, поэтому предпочла поклониться на Аньянгский манер. — Тоже питаюсь страданиями Вараца. С недавних пор.

— Их на всех хватит, — голос его, как и ожидалось, был басовитым и бархатным. Лилит тут же стало любопытно, как он звучит в пении.

Обильно капая на причал водой, Варац поморщился:

— Обменялись любезностями? Все! Пошли сохнуть, немедленно!

— Варац, а где вино?

Чародей обежал взглядом кусочек причала, где они сидели, и лицо его вытянулось в устрашающую гримасу.

— Нет, каков подлец! — снова заругался он, экспрессивно размахивая руками. Къол расхохотался. — Ныряй теперь! Какая наглость, какое свинство…

Посмотрев на своих обтекающих спутников, Лилит подумала, что если вымокнет еще и она, это будет только честно. Воспользовавшись тем, что они были заняты перепалкой, она без раздумий шагнула с края причала и тихо вошла в воду почти без брызг. Не без труда проморгавшись в соленой воде, она сделала пару размашистых гребков вниз, и принялась шарить по дну в поисках бутылки. Грести одной рукой было неудобно, благо было неглубоко, да и полная вина бутыль не могла уплыть далеко. Ухватив трофей за горлышко, Лилит устремилась к поверхности, и резко вдохнула, выныривая.

— Какая жертвенность, — со смехом умилился Варац, принимая бутылку из ее рук. — Родина тебе этого не забудет.

Къол протянул ей крупную ладонь, и Лилит замешкалась, но преодолела себя и подала ему руку. Островитянин влет вытянул ее на причал.

— Ну теперь-то, — взмахнул бутылкой Варац. — Можем пойти?

— Бумажки заполнить надо…

— Не хочу ничего слышать ни о каких бумажках! Мы идем в крайний квартал, точка!

— Зачем в крайний? — не поняла Лилит.

— Потому что там стоит дом, за который я заплатил своими кровными! Полный еды, выпивки и сухой одежды, знал же что так будет…

— Он так каждый раз делает, — кивнул Къол, подхватывая с причала холщовый мешок. — И каждый раз кичится, как курица.

— Я бы сказал, кто тут курица, но мы с твоей матушкой для этого слишком близки, — фыркнул Варац, встряхивая мокрыми рукавами. Неожиданно он обрубил свой ворчливый тон и рассмеялся тепло и искренне: — Как же я рад тебя видеть, твою мать!

Крайний квартал был самым свежим на вид районом Чинджу. Насколько Лилит было известно, он целиком принадлежал одному человеку, который застроил его однотипными гостевыми коттеджами для денежных туристов и зажиточных купцов.

Они шли мимо вереницы одинаковых домиков: Варац и Къол оживленно болтали, а Лилит слегка отставала и оглядывалась по сторонам. Квартал ей не нравился, от него веяло бездушностью, которая слишком разительно отличалась от остального, такого живого и выразительного Чинджу, где каждая трещина в стене имела свою богатую историю.

Чародей остановился перед одним из крайних домов в конце улицы, вертя в руке латунный ключ.

— Наше пристанище, — он поежился и поторопил Лилит, рассеянно оглядывающуюся по сторонам: — Дорогуша, поверь мне, ты не хочешь видеть меня простуженным.

Они поднялись на небольшое крылечко.

— Если ты думаешь, — продолжал Варац, вставляя ключ в замок. — Что у меня трудный характер, то подожди когда у меня разыграется насморк.

— Я его однажды запер на двое суток, — кивнул Къол. — В компании ящика вина.

— В качестве наказания или поощрения? — не поняла Лилит.

— Чтобы я его с ума не свел, — замок мягко щелкнул и чародей распахнул дверь. — И это не преувеличение.

Лилит учуяла съестное еще до того, как бросила взгляд на круглый накрытый стол: он был уставлен многочисленной едой, которую можно было купить в центре города, на открытых прилавках. Лилит равнодушно посмотрела на крупные порции лапши со свининой; хоть она и давно ничего не ела, аппетита у нее почему-то не было.

Варац водрузил на стол многострадальную бутылку вина и направился к лестнице на второй этаж, заявив, что ему нужно переодеться. Лилит сняла мокрую тканевую куртку и бросила сапоги к двери. Къол тоже решил не терять времени даром и выудил комплект сменных вещей из принесенного с собой мешка.

Лилит уселась за стол и потянулась к одной из порций лапши, выискивая взглядом хаси.

— Чем ты торгуешь? — спросила она, раздвигая руками блюда.

— Статуэтками, — натянув хлопковую белую рубашку, Къол широко зевнул и огляделся. — Про кофе он не подумал, конечно?

Лилит пожала плечами. Наконец-то нашарив хаси, подкатившиеся под одно из блюд, она не без труда отправила в рот первую порцию лапши; орудовать палочками, держа их левой рукой, было довольно затруднительно.

— Хорошая, — кивнула она одобрительно. — Весь день ничерта не ела…

— Это не я ее голодом морю! — крикнул Варац, показываясь на лестнице в свежей, сухой джеллабе. — А ребра у нее сами по себе такие.

Къол посмотрел на него неодобрительно.

— Хамить-то зачем!

Варац рассмеялся, подвязывая волосы на макушке.

— Такая у него функция, — усмехнулась Лилит, жуя. — Развлекаться за мой счет.

— Хоть бы раз развлекся за свой собственный, — Къол щелкнул подошедшего Вараца по лбу массивным пальцем.

— Без рукоприкладства пожалуйста! — возмутился Варац, плюхаясь на стул. — Можем культурно провести время хоть раз в жизни?

— Кончай кривляться, — Къол уселся рядом, потирая ладони. Он шарил голодным взглядом по столу. — Расскажи лучше, как там твое искусство.

— А что ему будет? — поморщился чародей, небрежно взмахивая запястьем.

Къол придвинул к себе говядину в соусе и закатал рукава, явно приготовившись есть руками. Варац хотел было возмутиться, но бросил эту затею на полпути, и лишь махнул рукой.

— Выставляешься?

— Вот еще, — фыркнул Варац, закуривая. — Слишком утомительно.

— Обидно! Я бы посмотрел, что там у тебя из последнего, — ответил Къол, вымазываясь в соусе и поглядывая на Лилит с интересом. Та ощущала себя незащищенной под его прямым взглядом; словно островитянин видел ее насквозь.

— Из последнего? — усмехнулся чародей. — В последний раз я съел столько грибов, что честно не помню, что делал два дня кряду. А когда отошел, там уже стоял он, — Варац покосился на Лилит со смешинкой в глазах. — Древний Хтонический Еж. Кошмарное создание, я бы его расплавил не задумываясь, но Лилит почему-то питает к нему родственные чувства.

— Я бы глянул, — Къол широко утер рот салфеткой.

— Уверяю тебя, оно того не стоит. Все мало-мальски достойное я распродал еще в Сульяне.

— Ага, — рассмеялся Къол. — Я поэтому твое имя в разных концах света слышу. Знаешь, какие про тебя слухи ходят? Что ты питаешься солнцем и сидишь в пещере, ища утраченную музу.

Варац прыснул.

— Изумительно! Твоих губ дело?

— А то, — усмехнулся островитянин. — Подумал, тебе понравится такая слава. Твоя работа, эта, как ее… Солнцеликая? Которая самая известная, недавно ушла с молотка за какие-то безумные деньжищи, я даже цифру не запомнил, в островной системе таких больших чисел-то нет…

— А, — чародей отмахнулся. — Ее вечно перекупают, понятия не имею почему. Переоцененная вещь.

— Нормальная вещь, — не согласился Къол. — Может, не на такую сумму, согласен…

— Я недавно, — рассмеялся Варац. — Провел аукцион века. Покупатель был один, а вместо денег было вот это, — он задрал рукав, показывая подзаживший след от укуса на плече. — По мне так куда более дельная сделка. И цена в кои-то веки соответствующая.

— Ты скульптуру, что ли, проспорил? — расхохотался Къол. — Дурында! Да ее бы с руками оторвали просто потому что твоя.

— Уже не моя. А деньги это чушь. Кстати об этом, как там твои истуканчики?

— А, — пожал плечами Къол. — Истуканятся. Лучше всего в Сульяне идут, сам знаешь какая там публика, любит всякие безделушки с претензией.

— А лавка как? Ты же осесть собирался в прошлый раз.

— Дорого, — пожаловался Къол. — Да и не хочу я пыль с них сдувать целыми днями… Особенно вдали от дома. Фестиваль вот дело другое, я ездить люблю.

— А потом ты куда?

— Обратно, к археологам. Они к тому моменту еще партию раскопают как раз. Ну, может, перезимовать успею, а потом обратно.

Лилит с интересом слушала их болтовню.

— А верховная шаманка как? Еще в песок не рассыпалась?

— Рассыпалась, — подтвердил Къол. — Уже пару лет как, ты под землей что ли живешь? У нас новая теперь, Минайя. Мудрая земля.

— Какая изумительная чушь! И как она? Мудрая или все-таки земля?

— Не хами! — Къол несильно пихнул ногой ножку стула, на котором покачивался чародей. — Пока кажется разумной, совет слушает, а не только духов…

— Хоть так, — кивнул Варац. — А то видели мы, что там эти ваши духи нашептать могут…

Къол прикончил свинину и утер рот тканевой салфеткой, после чего посмотрел на Вараца исподлобья.

— Богохульствовать кончай, а то снова купаться пойдем, — пригрозил он.

— Вот всегда они так! — возмущенно взмахнул руками Варац, обращаясь к Лилит. — В дискуссию не могут, зато кулаками махать первые!

— Ты кривляться будешь или вино открывать? — спросил островитянин, откидываясь на спинку стула. Тот жалобно скрипнул под его немалым весом.

— Одно другому не мешает, — подмигнул ему Варац и ловко подхватил бутылку со стола, помахивая ей в воздухе. В его тоне появились торжественные нотки, когда он заговорил нараспев: — Шел тысяча семьсот девятый год, в провинции Калирон стоял тяжелый летний зной… На лозах спел виноград, и каждая виноградина была размером с голову певчей птицы, тяжелые гроздья так и клонились к земле, стремясь оторваться от веток, но каким-то чудом держались, с каждым днем становясь все слаще…

Лилит усмехнулась, глядя на то, как Варац воодушевленно жестикулирует и округляет глаза, демонстрируя всю свою артистичность. Ей было интересно, договорит ли он, или не выдержит и расхохочется. Он продолжал чуть более тревожным тоном:

— Пока в один день на винограднике не вспыхнул страшный пожар! Накаленная солнцем сухая трава вмиг возгорелась, подобно щепке. Говорят, что виной тому мальчишка-посыльный, неосторожно воткнувший факел в землю возле хозяйского дома… Или же здесь причастен злой умысел конкурентов, возжелавших поиметь всю прибыль с годового урожая?

Он резво ввинтил невесть откуда взявшийся штопор в бутыль и откупорил вино с громким хлопком.

— Так или иначе, сгинула отнюдь не вся винница, — он пододвинул пустой бокал и плеснул. Вино имело красивый рубиновый оттенок, и поигрывало на свету. — Удалось спасти винограда ровно на десять бутылей, что делает этот год самым редким и желанным для разнообразных коллекционеров, — Варац понюхал бокал и приподнял его в торжественном жесте: — Ну а нам, дорогие кирьи, выпала честь утереть им нос, варварски его выпив!

— Коллекционное вино не пьют, дурында, — широко улыбнулся Къол, подпирая рукой голову. Чародей сделал небольшой глоток и замер на несколько мгновений, после чего красноречиво скривился.

— И я понимаю, почему! Ну и дрянь, клянусь богиней, да пацан герой что решил спалить этот кошмар!

Лилит и Къол рассмеялись, пока Варац плевался и утирал рот рукавом. Потом, когда ему наскучило паясничать, он тоже присоединился к общему веселью и снова уселся на стул, довольно улыбаясь.

— Попробовать-то дай, — попросила Лилит, двигая бокал.

Чародей фыркнул.

— Ни в жизни. Ты же умрешь.

— Я за ней, сука, ныряла, — Лилит привстала и забрала бутыль у него из-под носа. — Я имею право знать, ради чего сижу в мокрых штанах!

— Твои похороны, — Варац подался вперед, с любопытством наблюдая, как Лилит наливает вино и осторожно принюхивается. Она сделала небольшой глоток, прислушиваясь к ощущениям, потом пожала плечами и отхлебнула посмелее.

— Деревенщина, — сокрушенно покачал головой Варац.

— Возьми себе что-нибудь менее претенциозное, королева драмы, — фыркнула Лилит.

Варац удовлетворенно рассмеялся.

— Я так ей горжусь иногда, — проникновенно сказал он, обращаясь к Къолу. Лилит протянула островитянину бутыль.

Какое-то время они посидели, болтая и травя байки, пока Къол не поднялся со стула с широким зевком.

— Мне завтра к распорядителю очередь стоять с утра. А потом место арендовывать на ярмарке.

— Rere, — махнул рукой чародей.

— Короткой ночи, — ответил Къол на северный манер, направляясь к лестнице. Напоследок он бросил на Лилит странный, немного задумчивый взгляд, от которого та вновь ощутила себя не в своей тарелке.

— Ну-с, кирья? — Варац ощупал волосы, и, убедившись, что они высохли, перевязал их сзади.

— У меня сегодня еще дело, — Лилит потянулась. — Не поверишь, какое.

— Та-ак, ну давай подумаем… Ограбить императора? Убить старушку? Отравить рисовые поля?

— Почти. Выкопать клад.

— Чего? — расхохотался чародей. — Только не говори мне, что ты купила карту у какого-то жулья.

— Это не совсем клад… И не совсем выкопать. Но суть та же. Составишь компанию?

— Глупейший вопрос! Охотно, — Варац с готовностью поднялся на ноги.

Они направлялись в выделенный квартал. Он располагался довольно далеко от крайнего, но они не торопились. Сегодня ночь была тихой, безветренной и вполне располагающей к прогулке.

— Никогда не устану удивляться, как он носится с этими статуэтками. Все нормальные купцы на ярмарке будут сувенирами торговать, масками там, посохами и прочей чушью. А этот — антиквариатом с раскопок.

— Это странно, — кивнула Лилит. — Не видела прежде странствующих старьевщиков. А на Островах раскапывают много статуэток?

— Ты удивишься, — хмыкнул чародей. — Но там не только статуэтки, разумеется. Просто это самый ходовой товар.

— Почему?

— Красивые. Легкие. Вписываются в интерьер. Окутаны мистикой. Считалось, что их использовали для ритуалов — спекуляции, как по мне — всякие легенды о дикой магии и старом мире. Публике нравится, одним словом, а на Островах этого добра навалом, приезжай и греби лопатой. Адельфос так, собственно, и делает.

— Интересно будет взглянуть. Спорим окажется, что в них заперты демоны?

— Спорим, что проклятые люди старого мира?

— Идет.

Посмеиваясь, они достигли узкого спуска, ведущего из певчего квартала в порт. Лилит сощурилась на пришвартованные корабли.

— Никак не придумаю, как к ним подобраться. С командой, что ли, в кости раскинуться…

— Это же Гильдия, — фыркнул Варац. — У них секут за азартные игры. Портит имидж Гордой Нации.

— Разумеется, — закатила глаза Лилит. — И проституток они тоже не снимают. Понятия не имею, как ты столько лет прожил с такими кошмарными занудами.

— Потому что я и сам подходил под это описание. Не смейся, в юности я был просто отвратительно серьезен, даже меланхоличен. И сульянский официоз и горделивость мне очень импонировали.

Лилит невольно улыбнулась этому факту, и еще раз взглянула в сторону портовых огней.

— Не может же быть, что капитан с корабля носу не кажет. Он где-то спит, где-то ест. Понять бы только, где.

— В Сульяне социальный статус — это все. Если важная птица, то в портовых тавернах его можно не искать.

— Это глава Гильдии, — кивнула Лилит.

Варац присвистнул.

— Тогда может быть, что и не кажет. Вряд ли в Чинджу есть заведения его пошиба, — чародей рассмеялся. — И что, ты планируешь бегать по городу и искать одного несчастного сульянца?

— Необязательно, — пожала плечами Лилит. — Можно выманить. Как, только.

Варац замедлился, смотря куда-то в сторону, затем замер на месте. Лилит тоже остановилась, и вопросительно вскинула бровь. Внезапно Варац резко и громко хлопнул в ладоши, и эхо, отразившись от плотно застроенных домиков разнеслось по неширокой улице. Где-то в отдалении залаяла собака. Чародей посмотрел на Лилит полубезумным взглядом.

— Ну? — Лилит давно привыкла к его маниакальным повадкам. Если поначалу ей казалось, что в такие моменты он становится непредсказуемым и опасным, то позже она усвоила, что даже если это и так, то Варац прекрасно себя контролирует.

— Рассказываю! — с готовностью затараторил он, возобновляя широкий шаг. — Кратко. Наместница каждый год собирает у себя празднество из местной знати на день первородного пламени. Жуткая скучища, терпеть не могу приемы…

— Празднество, — привычно напомнила Лилит, пока чародея не унесло в другую степь на буйной лошадке его нелинейного мышления.

— Да-да… А коль уж адельфос в городе, я подумал, не тряхнуть ли нам стариной?

— Какой стариной ты собрался трясти, старина? — ужаснулась Лилит. — Ты с кем говоришь, со мной? Потому что я понятия не имею, о чем ты.

Он впустую хлопнул ртом и лукаво улыбнулся.

— Пожалуй, все подробности тебе знать не обязательно. Любишь сюрпризы?

— Ненавижу.

— Вот и прекрасно! — он воодушевленно зазвенел браслетами. Лилит вздохнула.

— Это как-то связано с моим заказом? Или ты просто вдохновился моими словами? Потому что в таком разе я хочу процент с выручки, если она будет.

— Какой кошмарный паразитизм, — весело усмехнулся Варац. — Связано, связано. И это огромная жертва, между прочим — опошлять наши с адельфос шалости, наделяя их целью и смыслом, идет вразрез со всеми моими убеждениями. Так что только ради тебя, дорогуша.

— Я тронута. Ты пояснишь уже, в чем, собственно, затея?

— А, — Варац махнул рукой. — Напишу наместнице. Передам ей какие-нибудь кошмарные свои скульптуры, устроим выставку на празднике.

— Варац, ближайший духовный дом аж в Хангеме, но еще немного, и я отнесу тебя туда на горбу. Ты можешь связно говорить?

— Да все же понятно! — отмахнулся от нее чародей. — Выставка моих отродий будет значить, что туда стянется больше высокородного народа. Других наместников, иностранных гостей… Такие мероприятия устраиваются с одной-единственной целью: завести знакомства, наладить дипломатические связи и удовлетворить свои шкурные интересы. Твой сульянский купец тоже наверняка там окажется: возможностей пристроить свою продажную жопу там будет уйма, они такое обожают.

— Погоди, — Лилит мотнула головой. — Ты хочешь сказать, что твоя выставка способна собрать знать со всего Чинджу? И ты в этом уверен?

— Ага, — безинтонационно ответил Варац, но потом о чем-то вспомнил и в глазах его снова вспыхнул огонек: — И это, в кои-то веки, замечательно!

— Хоть в общих чертах? — безо всякой надежды спросила Лилит.

Варац посмотрел на нее игриво:

— Крайне глупая, чрезвычайно неуместная, возмутительная шутка, после которой никто в здравом уме не захочет выставлять у себя мои работы.

— Что, настолько?

— И даже чуть больше.

— Какой скандал.

Варац забвенно рассмеялся.

Они долго петляли в выделенном квартале, пока Лилит искала нужный дом. Она выглядела задумчивой и рассеянной, и Варац заметил это. В какой-то момент она остановилась между двух домов на небольших сваях, краска на которых облупилась и слезла из-за частых южных дождей. Она задумчиво подняла голову к небу. Варац немного постоял рядом, а потом сел на землю.

— Привал, — объявил он, потянувшись в карман за портсигаром. Лилит что-то промычала в ответ, и тоже села, поджав под себя ноги. Варац подал ей крученку.

— Знаешь… — Лилит неторопливо выдохнула дым. — Когда-то я стыдилась клейм. Пока не поняла, что церковь именно этого и добивается. Чтобы ты сам наказывал себя стыдом до конца жизни. Тогда я заставила себя гордиться ими. Обрезала рукава на всех рубашках, — она усмехнулась. — Но ненадолго. Меня не пускали в кучу мест, плюс лишнее внимание стражи. Мешало работе, — она прижала колено к груди. — Но гордость осталась. Шлюха, убийца, воровка, безбожница… Я так часто слышала эти слова, что со временем они перестали иметь смысл. Частью меня стали даже не они, а то осуждение, которое шло вместе с ними. И гордость той, кто решил поставить себя “выше общественного осуждения”, — Лилит тихо рассмеялась, глядя на звезды. — Жуткая глупость. Но сейчас я понимаю, что только так могла выжить и не сохранить рассудок, — она вздохнула, и сделала паузу. — К чему я это все… Къол — хороший человек. И мне в его обществе неуютно. Я все пыталась понять, что я чувствую, когда он на меня смотрит. А теперь вспомнила. Это стыд.

Варац вытянул ноги, садясь поудобнее.

— И чего ты стыдишься?

— Себя, — пожала плечами Лилит. — Всего, что делает меня мной. Знаешь, я лишь раз в жизни замешкалась перед осознанным убийством. Самым первым. Все последующие разы даже не моргала. Я пытала, убивала и сжигала людей заживо, — она длинно затянулась. — Это все отлично выглядит в моем послужном списке, кстати.

— Что, там прямо так и написано? — улыбнулся Варац.

— Нет, — со смехом ответила Лилит. — Но это подразумевается. Каждый заказ — труп. Куча трупов, если заказ крупный. И когда я дописываю новую строчку — это ни с чем не сравнимый кайф. Я закрыла заказ, выполнила работу. Я чего-то стою, что-то умею. Пусть это и убивать, пытать и сжигать заживо, — Лилит выдохнула дым и затушила крученку о землю. — И я привыкла к этому. К тому, что я такая, и к тому, что у нормальных людей это вызывает осуждение и ужас.

— Среди ваших это наверняка обычное дело, — Варац тоже поднял голову к небу, медленно водя взглядом между звездами. — Человек ко всему привыкает.

— Так, — согласилась Лилит. — Когда гудели, болтали с одной северянкой. Она налетчица. Рассказала о том, как они деревни на границе жгли. Обе посмеялись, и все.

— Но сейчас ты почему-то вышла из этой парадигмы. Раз вообще об этом задумалась.

— Ага. Я вела к тому, что привыкла к осуждению, плевкам, страху и неприязни. И я уже даже не помнила, каково это, когда чье-то мнение тебя волнует. Но по какой-то причине мне не все равно, что подумает Къол.

Варац щелкнул портсигаром, закрывая его.

— Когда я только прибыл на Острова, — начал он негромко. — Мне уже давно ничего не хотелось. Я шлялся по миру, ища то ли голодной смерти, то ли надеясь наказать себя достаточно, чтобы вновь оказаться в праве чувствовать себя живым. Это жутко банальная история о том, как прямой, настоящий человек изо дня в день спасает того, кто отказывается быть спасенным, — он тихо фыркнул. — К сожалению, банальности на то и банальности, что они работают. Я Къолу многим обязан, в особенности пониманием того, что внутренний судья всегда предвзят. А суд это и вовсе подставной цирк с конями, да простит меня наместница за упоминание их всуе. Поверь, адельфос не так прост, как кажется. И судить, а тем более осуждать — это против его природы.

Лилит лениво размяла шею.

— Я думаю, дело не в нем, а в моей восприимчивости. Меня сейчас легко выбить из колеи. Знаешь, такое уродское чувство с самой червоточины, будто меня разбили на осколки и раскидали по комнате. И я все это время пытаюсь себя склеить, но выходит криво. Будто чего-то не хватает, и куски не на своих местах, — Лилит фыркнула. — Видишь, даже в метафорах изъясняться начала. Кошмар.

Варац тихо посмеялся.

— Действительно, ужасный побочный эффект. Напомни обязательно внести в твой анамнез, — чародей поправил браслеты на руках. — Если серьезно, дорогуша, то у тебя самый банальный кризис. Ты пережила что-то, что заставило тебя сменить перспективу, взглянуть на вещи иначе. И теперь ты сживаешься с этим новым взглядом, вот и все.

— Как у тебя на словах все просто, — ответила Лилит с издевкой. — А твои кризисы как, уважаемый чародей? Сколько тебе там лет, а тебя до сих пор трясет?

— Меня по жизни трясет, дорогуша, так уж я устроен, — пожал плечами Варац. — Раз уж мы тут откровенничаем, то с годами я нашел на себя управу, худо-бедно. В последнее время сомневаюсь, правда, столь ли успешно, как мне казалось.

— Почему?

— Ты помнишь мою скуку. Я намеренно загнал себя в рутину, чтобы не потерять контроль. Это работало, но сейчас я перестаю видеть ценность в таких методах. Это утомительно.

— И что будет, если ты потеряешь контроль?

— Черт его знает. Ничего хорошего.

Лилит положила подбородок на колени, поворачивая голову к чародею.

— Это связано с рабами?

Варац слегка нахмурился, и взял долгую паузу.

— Сложно сказать, с чем это связано. С годами оно все как-то смазывается в одно большое пятно, и уже сложно вычленить, что было первоначально, а что появилось позже. Я, вероятно, сейчас тоже переживаю своеобразный кризис.

— И на что ты взглянул иначе?

Варац размял запястье.

— Помнишь, я рассказывал, как сульянцы относятся к рабам? Не все над ними издевались, но это было не редкостью. Убийства тоже. Но, — чародей едва слышно, грустно усмехнулся. — Между мной и другими рабовладельцами была принципиальная разница. На самом деле я никогда не переставал видеть в рабах людей. И мучил их именно поэтому.

Лилит почти кожей ощутила знакомое прикосновение тьмы, которое уже чувствовала раньше. Она помнила ее запах, и он странным образом пробился к ней через запах водорослей, йода и соли. Она ясно вспомнила чувство присутствия этой тьмы, и звук, с которым она резонировала с ее собственной. Она вспомнила пламя и распахнутый рот, наполненный острыми зубами-лезвиями.

— Как думаешь, это сатори? — спросила она негромко.

Варац пожал плечами.

— А какая разница? Ты сама говорила, что это дверь внутри разума. Так ли важно, почему она открылась?

— Ушам своим не верю, — усмехнулась Лилит. — Где твой исследовательский интерес?

— Заканчивается там, где начинаюсь я сам, — Варац глубоко вдохнул, закрывая глаза. — Я кошмарно скучный объект для исследования, дорогуша.

— Это ты так считаешь. У меня для тебя много неприятных эпитетов, но скучный — не один из них.

Они выкурили еще по крученке, молча слушая пение сверчков.

— Знаешь, зачем мы здесь? — Лилит снова уставилась в небо. — За стену во-он того домишки забито примерно двадцать тысяч юнов. Это кризисный фонд банды Дори. О котором не знал никто, кроме Дори. Я их пообещала новой атаманше, в качестве жеста доброй воли от себя. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что ты ужасный человек, — улыбнулся Варац. — И заслужила все свои клейма. Я бы еще оставшиеся три добавил, просто для полноты картины.

— Знала, что ты оценишь. Говорю же, это обычное дело — ты делаешь то, что выгодно, неважно какой ценой. И сейчас я думаю… Может, я все поняла неправильно? Может, клейма — не такая уж человеконенавистническая идея? Ты помечаешь тех, кто представляет угрозу, чтобы люди были осведомлены. Кто знает, сколько жизней это спасло?

Варац пристально покосился на нее. Лилит повернула к нему голову.

— Чего?

— Это очень рациональное и отстраненное суждение, — заметил чародей. — Обычно тебе это несвойственно.

— Обычно закончилось, — вздохнула Лилит, и прикрыла глаза. Она погладила шрамы, оставленные на коже раскаленным гвоздем. — Не обращай внимания. Я всегда буду ненавидеть церковь, от этого нет лекарства.

Варац неожиданно рассмеялся.

— Только сейчас подумал, как это восхитительно. Рогатое существо ненавидит церковь Агнца, — он засмеялся громче, и рухнул на траву.

Лилит покосилась на него с насмешливой улыбкой.

— Существо это ты, уважаемый чародей.

Варац выдохнул со стоном, и полез в карман мантии. Он сел и протянул Лилит открытую ладонь, на которой лежал маленький белый камень с острыми краями.

— Я существо в фигуральном смысле. А ты, вполне вероятно, в буквальном, — он начертил простенькую руну, и камень засветился и издал неприятный звон. Варац и Лилит синхронно поморщились.

— Ты о чем?

— Теория, о которой я тебе говорил, заключается в том, что ты, как и Афаа — демоническое существо. Некромикаре вызвана не печатью, а присутствием внутри тебя демонической натуры. Это не так странно, если об этом подумать; болезнь поражала отпечатанных, потому что печать вселяла демонов в их разум.

Лилит медленно моргнула.

— То есть, твоя теория в том, что я одержима демоном? — переспросила она, сдерживая смех.

— Не перевирай мои слова! Я сказал “демоническое существо”.

— Варац, в этом ноль смысла, — покачала головой Лилит. — Я не бессмертна, я родилась обычным человеческим способом, и росла среди людей.

— Как и Афаа, — заметил Варац. — Ты владеешь дикой магией, и у тебя рога. Сообщество точно не знает, как именно демонические существа появляются, и откуда. Предположение, что они рождаются при контакте бестелесного демона с плотью ничуть не хуже других. Печать — лишь один из способов осуществить этот контакт. К счастью, эту часть теории сравнительно легко проверить, — Варац подбросил камень в ладони, и убрал его обратно в карман. — Но мы это отложим на завтра.

Тревога, объявшая ее при виде камня, немного отпустила. Лилит вгляделась в полосу горизонта над океаном, которая едва заметно начала светлеть.

— Посидим еще немного? — попросила она.

— Почему нет.

Повинуясь странному, совершенно новому для нее чувству — желанию чужого прикосновения, она осторожно взяла Вараца за руку. Тот покосился на нее удивленно, но пригласительно распустил пальцы, вернув взгляд в постепенно бледневший небосвод. Его ладонь была теплой, гладкой и ее прикосновение не вызывало страха, боли и чувства зуда под кожей. Лилит этого не понимала, но это ее не пугало. Ненадолго время замерло.

• «
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• »