Вавилон. Пламя - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 8

Глава 7

Лилит подперла дверь ногой, жестом приглашая внутрь двоих ребят из громил Анэкуа. Она кивнула им на бочку в центре комнаты.

— Прошу. Ваши юны.

— Че, в бочке? — недоуменно спросил один из них.

— В бочке, — кивнула Лилит, проходя к Ежу.

Озадаченно почесав затылок, громила попытался было приподнять ее, но, попыхтев и повыпучивав глаза, сдался.

Сдерживая смех, Лилит чуть подпрыгнула, усаживаясь верхом на скульптуру, и подперла подбородок кулаком, загадочно улыбаясь.

— Че встал? Помогай давай, — недовольно пробасил громила своему напарнику.

Вдвоем им удалось приподнять бочку и даже сделать пару небольших шажков к выходу, прежде чем она начала заваливаться. Переругиваясь между собой, громилы как раз были в процессе следующего захода, когда по лестнице поднялся Варац, державший в руке распечатанное письмо.

— Уважаемые бандиты, — поздоровался он, протискиваясь мимо них внутрь студии. Найдя взглядом Лилит, сидящую на Еже с одной из самых ехидных своих ухмылок на лице, Варац вскинул бровь: — Злорадствуем, кирья?

— Как можно! — возмутилась Лилит. — Просто люблю смотреть, как мужчины работают. Аж дух захватывает, — она кивком указала на громил, как раз готовившихся поднять бочку в третий раз. Варац сообразил, в чем причина ее веселья, и тоже принялся наблюдать с интересом.

— Я вот тут на днях, — сообщил он, ковырнув носком дощатый пол. — Читал любопытнейший труд. Называется “О природе цилиндрических предметов”.

— Да ты что? И что же ты там вычитал?

— Не знаю! — сказал чародей плаксиво. — Слова сложные. Ничего не понял.

Лилит закивала с сочувствием.

— Понимаю. Я вот даже слова “цилиндрический” не знаю. Вроде круглое что-то.

— Круглое такое, объемное, — подтвердил чародей. — Главное свойство знаешь какое?

— Катится?

— Ага.

Они синхронно уставились на громил, которые ненадолго застыли на месте. А потом взорвались дружным хохотом. Громилы — один сконфуженный, второй рассерженный — наконец положили многострадальную бочку на бок и покатили ее к лестнице, всеми силами игнорируя заливающихся Лилит и Вараца. Они торопились смыться от унижения, даже слишком: бочка сорвалась вниз по лестнице, едва не раздавив одного из них. Крышка слетела, и послышался густой звон монет. Постанывая, Лилит широко взмахнула рукой, захлопывая за ними дверь.

— Грандиозно, — Варац утер слезы. — Дай им бог здоровья. Смотри что птичка в клюве принесла.

Он протянул Лилит письмо, и она, шмыгая носом, раскрыла его и забегала глазами по строчкам. Перед ней был трудночитаемый каллиграфический почерк, мелькнули слова “прием” и “выставка”, после чего Лилит не стала читать дальше: поэтические изыскания влюбленной наместницы ей были малоинтересны.

— Согласилась?

— Как миленькая, — кивнул Варац. — Даже уговаривать не пришлось.

— Славно, — Лилит приподняла рубашку, и ощупала рану. — Швы пора снимать.

— Мне не хочется называть тебя собакой, но иногда прям так и просится, — пожаловался Варац, исчезая в арочном проеме.

— Уже не хо-очется? — язвительно протянула Лилит. — Что-то раньше ты не особенно раскланивался.

— Я прощу тебе твое кошмарное невежество, — донесся до Лилит его голос вперемешку с шуршанием пергаментов. — И ужасную бестактность.

— Спасибо. Можешь меня сукой называть, если сильно хочется.

— Перебьюсь. Хамить тоже нужно уметь, иначе превратишься вон в тех двух.

Лилит хмыкнула, прислушиваясь к переругиваниям бандитов, собиравших монетки внизу.

— Какой план сегодня?

— У меня или у тебя? — Варац показался в проеме, неся в руке кипу свернутых разноразмерных пергаментов. — У меня — готовить наше шоу. У тебя — не знаю. Но есть предложение.

— Ну?

— Почитай теорию о дикой магии. Любопытная вещь. Сдается мне, ты из нее больше толка вынесешь, чем я.

— Это ты с чего решил?

— Прочти и поймешь. Ну? Там, на полу валяется, синий переплет. И пошли уже, дорогуша, бога ради, сколько можно копаться? Сил моих нет вечно тебя ждать!

Къол и Варац определенно делили какую-то полумистическую связь, Лилит малопонятную. Зачастую они смотрели друг на друга и кивали неизвестно чему, будто общались телепатически. Порой, наоборот, вступали в жаркий спор, в котором бросались терминами вперемешку с ругательствами. Къол был сдержанней Вараца в выражениях эмоций, но и его гулкий бас, докладывающий чародею, что он думает о всей его родне вплоть до седьмого колена, звучал очень даже живо. Наблюдать за динамикой их работы Лилит было куда интереснее, чем вчитываться в занудства Теории, и она охотно отрывалась от фолианта, стоило ей заслышать очередное заковыристое оскорбление. Впрочем, за полдня грения ушей она так и не поняла, что, собственно, задумали чародеи.

После очередной пылкой перепалки, которая затихла столь же внезапно, сколь и возникла, Варац спустился по лестнице, весело насвистывая.

— Ты его все-таки убил? — сочувственно спросила Лилит, перелистывая страницу.

— У нас перемирие, — пояснил Варац, щелкая портсигаром.

— На улице кури! — Къол спустился почти сразу за ним. — А то перемирие долго не продлится.

— Какое мещанство, — поморщился чародей, но в дальнейший спор вступать не стал, покорно проследовав к входной двери. Къол окинул взглядом пустой стол.

— И еды захвати!

— “Захвати”? — возмутился Варац. — “Метнись в центр города”, ты хотел сказать?

— Я заплачу.

Варац наставил на него палец.

— Это вопрос не финансов, а принципа! Я не нанимался тебе еду таскать!

— Ну, не ходи, — легко согласился Къол, опускаясь на стул и закидывая руки за голову. — Без вина останемся, значит.

— Вопиющая наглость! — взмахнул руками Варац, выходя за дверь под добродушный смех островитянина.

— Как успехи? — поинтересовался Къол, кивая на Теорию в руках Лилит.

— Кошмарное занудство! — воскликнула она, передразнивая Вараца. — Как вы это вывозите столько лет, никогда не пойму.

— Этот еще ничего, — закивал Къол. — Ты самого Двольфиуса попробуй почитать, вот там действительно беда.

— Я осилила только вольный пересказ для идиотов, — Лилит протерла уставшие глаза, не привыкшие к длительному чтению. — Может, поэтому ничерта не знаю про печати.

— Могу рассказать, если тебе интересно что-то конкретное.

Лилит охотно отложила раскрытую книгу и подобрала под себя ноги.

— Пожалуйста. С радостью послушаю живую человеческую речь, а не этот схоластический бред.

Къол со смехом поднялся со скрипнувшего стула, и перебрался на диван. Лилит подперла голову рукой.

— Расскажи, чем занимаются островные демонологи. Северные по большей части изучают религиозные тексты и теоретизируют.

— Северная демонология прочно связана с ламбианской религией, — кивнул Къол. — Островная — в чуть меньшей степени. В нашей вере мы зовем демонов wairuba, и считаем их душами умерших, которые не могут переродиться, пока не отслужат свое кармическое наказание. Ты знакома с концепцией кармы?

— Знакома, — кивнула Лилит.

— Я на всякий случай, — слегка смутился Къол. — На Островах довольно много приверженцев других школ, которые определяют демонов иначе. Теорий о их происхождении и природе очень много, подтвержденных фактов — ровно наоборот.

— Как и почти со всем, что касается дикой магии и демонов в целом. И ваших любимых аномалий, заодно.

Къол охотно покивал.

— Именно так. Это слишком хаотичная материя для систематизированных исследований. Но кое-что нам известно доподлинно. Демоны бесплотны, — он загнул один палец. — И могут быть помещены в материальный, неодушевленный предмет. Считается, что раньше для этого пользовались ритуалами, секреты которых до сих пор хранят разве что ведьмы Диких Земель. Но до нас дошел лишь один способ: печати. Смотри, — Къол потянулся к своей сумке, и извлек из нее небольшой металлический термос. Он протянул его Лилит, и она увидела печать, аккуратно выгравированную на дне. — Это — основное начертание, — Къол указал пальцем на широкий темный круг с несколькими вписанными в него сложного вида рунами. — Именно с его помощью демон и помещается в предмет. Все прочие носят вспомогательный характер, и придают предмету свойства.

— Например?

— Например, долго сохранять чай горячим, — улыбнулся Къол, и качнул термосом. — Потрогай.

Лилит аккуратно коснулась металла, и удивленно вскинула брови. Он был горячим на ощупь, словно его только что вынули из дровяной печи.

— Не всех печатей можно касаться, — Къол поставил термос на столик. — Они способны влиять на разум, если были составлены неосторожно или со злым умыслом.

— И демонологи изучают эти начертания?

Къол кивнул.

— Составление печати — дело долгое и кропотливое. Кучу всего нужно учесть, не хочу утомлять тебя подробностями.

— Взорвать что-нибудь можно? — заинтересовалась Лилит. — Заставить исчезнуть?

— Можно, — рассмеялся Къол. — Возможности печатей ограничиваются лишь нашими знаниями. Открытия в этой области делаются очень медленно. Отчасти из-за опасности практических экспериментов. Нельзя просто составить формулу на бумаге, перенести на предмет и посмотреть, что выйдет. Потому что почти наверняка выйдет катастрофа.

— Интересно, — Лилит побарабанила пальцами по подлокотнику. — Обычно от чар крайне мало пользы. Но это звучит иначе.

— Технически демонологи — не чародеи. У нас нет способностей, хоть мы и учимся в академиях. Мы зануды и теоретики, которые лишены самой веселой части обучения чародейскому ремеслу.

— Чародеи высокомерны и заносчивы, — махнула рукой Лилит. — А их невероятный дар страшно переоценен, как по мне. Я видела падающих с неба телепортаторов, которые ошиблись в расчетах, видела, как телекенетики разбивают дорогущий хрусталь, и так далее. По мне так надежнее доплыть на корабле, отнести руками и убедить словами, чем прибегать к ментальным чарам. Иногда приходится, конечно, но я никогда от этого не в восторге.

— Ты ментальная чародейка?

— Своего рода, — улыбнулась Лилит. — Скажи мне, как специалист. Тебе известны способы разрушить печать? Снять с предмета ее свойства?

— Ни мне, ни сообществу, — покачал головой Къол. — Если ошибся в начертании, то выбрасываешь предмет и переделываешь, по-другому никак.

Лилит задумалась. У нее на языке вертелся вопрос, который она почему-то не решалась задать вслух.

— А что насчет этики? — наконец спросила она. — Демоны ведь тоже существа, пусть и бесплотные. Подчинять их волю и запирать в предмете для сообщества считается нормальным?

— Это интересная тема, — кивнул Къол. — Есть гуманисты, утверждающие, что печати порабощают осознанную сущность, но это довольно маргинальная теория. У нас нет никаких оснований полагать, что демоны обладают каким-то подобием разума. Они считаются просто сгустками магической энергии, не более того.

— И тем не менее, они фигурируют в религии, притом не в одной, — возразила Лилит. — Ты сам сказал про души умерших.

— А еще в куче мифов и сказок, в самых разных формах, — кивнул Къол. — Но это тот случай, когда веру, суеверия и науку лучше разделять.

Лилит покивала.

— А что бывает с людьми, которые входят в контакт с демонами?

— Смотря в какого рода контакт, — пожал плечами Къол. — Если ты о печатях на людях, то тут как раз можно вспомнить печально известные эксперименты Двольфиуса. Что стало с испытуемыми ты, я думаю, знаешь. Если ты об описанных контактах с демоническими существами, то там черт ногу сломит… Свидетельства очень разные, зачастую бессмысленные и бредовые. И их слишком мало, чтобы вычленить что-то общее.

— А почему, кстати, демонические существа вообще называются демоническими? Причем тут демоны?

— Думаю, из-за классификации чар, — Къол медленно потирал ладонями, чуть покачивая корпусом. — У нас есть телепортация, телекинез, иллюзия, стихии, материя, ментальные чары и альтер-чары. Дикая магия же, которой владеют демонические существа, не классифицируется вообще никак. Мы понятия не имеем, на что она способна. Как и в случае с печатями. Но силой предмет наделяет не начертание, а демон внутри него. Это уже было доказано в прошлом.

Лилит поменяла позу, расправив слегка затекшую ногу.

— То есть, теоретически, я могу скопировать начертание, нанести его на предмет, и оно будет работать?

— Теоретически, — уклончиво ответил Къол. — Там много нюансов в весе предмета, в его функции, материале, и так далее… Но если взять две одинаковые кружки, к примеру, то да.

— Интересно. Что ж, спасибо. Было познавательно, — Лилит со вздохом посмотрела на раскрытую Теорию. Къол понимающе улыбнулся.

— А тебе дикая магия зачем? — спросил он. — Ты учишься?

Лилит не удержалась от громкого фырканья, не сразу вспомнив, что Къол не в курсе подробностей.

— Это очень, очень, — пояснила она. — Просто умопомрачительно долгая история. Которую не расскажешь вкратце. Хотя нет, расскажешь: мне — ни за чем. Но Варац считает, что зачем-то. Впрочем, я начинаю подозревать, что ему просто стало лень и он решил спихнуть на меня скучную часть работы.

— Это он может, — кивнул Къол. — Это тоже как-то связано с печатями? Ты скажи, если я чем-то могу помочь.

— Думаю, Варац все равно собирался тебе рассказать, — радуясь, что появился повод отложить чтение Теории, ответила Лилит.

— Собирался, — подтвердил чародей, возвращаясь с улицы с бумажным кульком и бутылкой вина в руке. Он качнул ею в воздухе. — Дай только открою.

— А времени хватит? — улыбнулся Къол.

— Чтобы пьяница не нашел время выпить? — ужаснулся Варац. — Твое неверие ранит меня в самое сердце, адельфос. Будешь?

— Полбокала. Я не ты, я либо пить, либо работать.

— Кошмарный прагматизм. Лилит?

— Полбокала плюс полбокала, — вздохнула она. — А то я эту чушь никогда не осилю.

— Похвальная дальновидность!

— Ужасная предвзятость! — возмутился Къол.

— Виновен, — чародей неглубоко поклонился. — Ну, кирья? Вы сразу все расскажете, или опять частями?

— Вина плесните, кирье. Тогда, может быть, сразу все.

Варац и Къол устроились на софе, а Лилит осталась сидеть в кресле напротив них.

— Я сразу хочу предупредить, что она не сумасшедшая, — Варац сделал глоток и закинул ноги на кофейный столик, предварительно скинув туфли. — Разве что мы оба лишились рассудка, но эту теорию я отметаю за невозможностью ее подтвердить.

Къол вскинул бровь и посмотрел на Лилит взглядом, полным любопытства.

— Отличная прелюдия. Спасибо, — Лилит взяла в руку бокал. Вздохнув, она отпила и заговорила: — С чего начать… Помнишь, я сказала, что я своего рода ментальная чародейка? Это не так, я не знаю ни одной руны. Но владею ментальной дикой магией.

— Чрезвычайно мощной, притом, — кивнул Варац. — Лично наблюдал.

Къол слегка осоловело моргнул. Лилит продолжила:

— Я, как и демонические существа, обладаю искаженной внешностью.

— У нее рога.

— У меня рога, — подтвердила Лилит.

— Где? — не понял Къол, вытягивая шею.

— Я их спилил.

Островитянин озадаченно поскреб лоб. Лилит дала ему время переварить услышанное, после чего продолжила:

— Еще это, — она подняла в воздух культю. — Некромикаре, как утверждает уважаемый чародей.

— Открыла червоточину, — Варац отхлебнул, смакуя. — Потом началось отмирание тканей, с кончиков пальцев. Как добрались до города, была поражена уже вся кисть.

— Примерно так, — кивнула Лилит. — Я что-то упустила?

— Убила сатори, — Варац принялся загибать пальцы. — Приручила кицунэ. Мы считаем гаки за аномалию? Нет? Тогда вроде все.

Къол задумчиво посмотрел на своего друга. Тот закатил глаза.

— Адельфос, если бы я удумал тебя разыграть, я бы придумал что-то поизящнее. Ты меня оскорбляешь.

— А откуда я знаю, что вы долбили?

— Дорогуша, я в этой жизни долбил все, — хмыкнул чародей. — Это такая чушь, что ее ни под какими веществами нарочно не выдумать.

— Резонно… И тем не менее.

— Публика требует демонстрации, — Варац извлек уже знакомый Лилит камень источника и перебросил его Къолу. — Не будешь ли так любезна?

— Это обязательно? — Лилит скривилась. — У меня после тебя каждый раз нервные тики.

— Не драматизируй, — Варац отмахнулся от нее и поставил бокал на стол. — Мы это уже проходили.

— То-то и оно, что проходили… — проворчала Лилит и аккуратно ступила в сознание чародея, которое было для нее уже почти привычным. У нее ушло какое-то время, чтобы подстроиться под его обрывочное мышление, и она двигалась в такт его аритмично пульсирующему разуму, полному ярких вспышек и хлопков. Лилит старалась быть аккуратной, и это тоже было в новинку: обычно ее не заботило, какой вред она нанесет чаруемому своими манипуляциями. Было важно не касаться воспоминаний и не трогать чутко отлаженные мыслительные процессы, у каждого работающие по-своему. Это были тончайшие механизмы, повредить которые ничего не стоило, особенно теперь, когда она едва осознавала границы своих возможностей.

Варац сжал и разжал правую ладонь, и камень в руке Къола задрожал и зазвенел, подрагивая от бьющей через край магической энергии. Поморщившись от резкого звука, Лилит отступила так же мягко, как и вошла. Чародей потряс головой, в его слегка осоловелый взгляд вернулась осмысленность и он буднично зевнул, снова потянувшись к бокалу. Камень утих.

— Поразительно, — только и сказал Къол. — И часто ты это делаешь?

— Когда приходится. И когда Варац хочет что-то проверить в очередной раз, — фыркнула Лилит. — Камнем вон обзавелся.

— Где бессильна теория, всесильна практика! — заметил чародей. — Что подтверждается тем, что у меня в этот раз даже глаз не дергается. Прогресс налицо, кирья, снимаю шляпу.

— Погодите-ка, — Къол оторвал взгляд от камня. — И больше вы ничего не выяснили? Почему вы вообще тут до сих пор? Почему не на Островах, не в Академии?

— Хороший вопрос, — чародей перевел взгляд на Лилит. — Я бы и рад продать ее школярам, но никак не могу. Я зарекся, если помнишь.

— У меня в Чинджу работа, — Лилит глотнула. — А потом на Севере работа.

Къол непонимающе замотал головой.

— Если то, что вы мне тут наплели — правда…

— До последнего слова.

— …то какая работа может быть важнее этого? — в его голосе звучало искреннее непонимание.

— Моя, — пожала плечами Лилит.

Островитянин повернулся к Варацу.

— И мы там, наверху, страдаем херней…

— Не выражайся при даме! — ужаснулся чародей.

— Прошу прощения! — спохватился Къол. Варац рассмеялся, а Лилит хмыкнула.

— Ничего. Вы занимаетесь херней, которой занимались бы, не будь тут меня. Я занимаюсь херней, — она вздохнула и потрясла в воздухе отложенной на время Теорией. — Которой в жизни бы не занялась, не будь тут вас. И то и другое в перспективе полезно, так что не вижу смысла ничего менять.

— Я в толк не возьму, неужели тебе не любопытно? — допытывался Къол, глядя на Вараца.

— Любопытно, — кивнул Варац. — За кого ты меня принимаешь? Разумеется у меня есть теории и наработки.

Чародей прикончил бокал, после чего потянулся за бутылкой.

— Дела! — заключил Къол, откидываясь на спинку софы. — Ну так познакомь меня со своими наработками, а то совсем не дело! Аномалия прямо в руки прибежала, да у нас бы весь курс удавился от зависти…

— Я, пожалуй, вернусь к этому незабываемому чтиву и сделаю вид, что ничего не слышала, — Лилит перевернула Теорию и вновь уткнулась в текст. Къол собрался было извиняться, но Варац махнул рукой.

— Не обращай внимания. Это социально приемлемое поведение в ее исполнении. Она не в обиде.

— Я не то имел в виду…

— Она знает. Просто мысли выражать не умеет.

— Книжка тяжелая, — напомнила Лилит, не отрывая глаз от текста. — Далеко полетит.

Варац издал издевательское “ха”, вскинув голову к потолку.

— Зная, как ты метаешь ножи, я чувствую себя в полнейшей безопасности.

— Меч тоже при мне.

— Только держать его нечем.

— Хамло.

— Пустозвонка.

Лилит зевнула, перелистнув страницу. Варац глотнул вино, после чего обратился к Къолу, выражение лица которого было почти поэтически задумчивым.

— Возвращаясь к твоему вопросу. Познакомить-то я познакомлю, не вопрос. Только мы ограничены во времени, притом существенно.

— Пораскинем, — кивнул Къол уверенно. — Слишком уж интересно. А проект до завтра потерпит, там осталось-то…

Для внешнего наблюдателя мало что изменилось: Варац и Къол все так же переругивались, сидя на кухне, в окружении пергаментов. Къол явно стеснялся крепко выражаться при Лилит, чем очень забавлял Вараца, который позволял себе все доступные риторические вольности и даже чуть сверх этого, пользуясь беззащитностью оппонента. Лилит, впрочем, не вслушивалась в их обсуждения. Она наконец-то добралась до той части Теории, которая показалась ей не совсем бесполезной.

“Не существует единой теории или однозначного мнения о том, что является источником дикой магии. Что было до демонических существ, ей владеющих, и доступна ли она людям. Подобных свидетельств не зафиксировано, но аномалии показывают свою полную хаотичность и заставляют предполагать, что любая вероятность не является нулевой. Хаотичность связана еще и с тем, что пока чары вполне четко разграничиваются на семь доступных школ, дикая магия не поддается никакой классификации, и почти каждый случай в ней — уникален. Исследования Двольфиуса Аренийского, хоть и слабо верифицируемые, ясно дают понять, что дикая магия, как минимум, имеет отношение к демонам. И, пока это кажется умозрительным и логичным, это так же позволяет нам взглянуть на саму демоническую природу с другой стороны. Долгое время демоны, как невидимые глазу сущности, с которыми исключен любой контакт, даже не полагались, как существующие. После, когда их присутствие научились фиксировать, используя камни источника, стало принято считать, что эти существа не обладают сложным сознанием и существуют автономно, притягиваемые лишь печатями подобно тому, как мотыльки бездумно летят в огонь.”

Лилит откинула голову на спинку кресла, задумчиво водя взглядом по потолку. Чем дольше она размышляла, тем меньше в ее размышлениях было смысла. Было слишком много неизвестных, слишком много переменных. Стройные теории были невозможны при такой критической нехватке информации. А Лилит и без того никогда не была сильным теоретиком. Зато в практике кое-что понимала.

— Я до студии. Скоро вернусь.

Варац, не отрываясь от бумаг, махнул ей рукой. Къол оторвался от своих начертаний, устало протирая лицо.

— Закончил? — заинтересовался Варац.

— Пробовать надо.

— Куда деваться.

— А что с формулой?

— Так была готова еще накануне нашей встречи.

— А сейчас ты тогда что делаешь?

Чародей подвинул чертеж Къолу, и тот вгляделся в него, с любопытством изучая. Потом, поняв, на что он смотрит, со смехом фыркнул.

— Как-то подозрительно практично для тебя, — островитянин встал со стула, чтобы немного размяться. — Даже почти разумно.

— Кирья уважает практичный подход, — пожал плечами чародей. — Почему нет.

— Это я уже понял. Но я обязан спросить, почему тебя это волнует? Насколько мне известно — прости уж мою прямоту — ты способен ценить ровно одну дружбу. На большее тебя не хватает.

— Какая у вас оскорбительная прямота, — хмыкнул Варац. — Ну что я тебе отвечу, адельфос? Не знаю я. Обстоятельства были экстраординарные. Вначале мне просто было любопытно, хотелось скрасить вечер беседой, пусть и с бандиткой… Альтернатива была еще хуже. Рыжая такая альтернатива, жутко неприятная. Потом был сатори, и уж тут… — он вздохнул. — Скажу так: невозможно оставаться глухим к тому, что ты пропустил через себя. Ты так умеешь на человеческом уровне, а мне, видишь, потребовался сатори.

— Мне прямо душу греет, как тебе не все равно! — Къол потрепал его за щеку. Чародей вяло отмахнулся от него, посмеиваясь.

— Иди ты.

— И что будешь делать?

— А что я сделаю? — развел руками Варац. — Что и всегда, вестимо. Буду следовать за своим интересом.

— Ну хоть веру не сменил, слава Минайе, — Къол широко потянулся. — Но эти клейма жуткие… — его передернуло. — Смотреть страшно. Бедняга.

— Бедняга кусается. Жалеть не советую. Не вслух, по крайней мере.

— Это не жалость, а сочувствие. Уж ты-то должен знать разницу.

— Адельфос, ну ты как дитя малое. Жалость, сочувствие — для таких как она это пустой звук. Протянешь руку — откусит и проглотит, не жуя. И еще компенсацию попросит, потому что мясо жесткое.

— Ой, да прям! Что ты наговариваешь на человека? Ну бывают недоверчивые люди, но зачем так выражаться-то…

— Ничерта ты в людях не понимаешь, добрая твоя душа из полной семьи, — отмахнулся от него Варац. — Сирота без роду без племени, всю жизнь выживает, в криминале по уши. Ну попробуй ей проповедь прочесть, попробуй, я посмотрю, посмеюсь.

— Причем тут проповеди, дурында? Раны нанести легко, лечить — трудно. Для травмированных весь мир колюч и опасен, и нужно много лун, заботы и любви чтобы они однажды смогли спокойно засыпать.

— А вот и проповедь, — кивнул Варац. — Как по расписанию.

— Да ну тебя, — пробасил островитянин. — Кто тут еще не может в дискуссию.

— Я слишком утомлен для дискуссий, — чародей принялся раскачиваться на стуле. — Могу только языком чесать, как говорит кирья. В речах, не обремененных смыслом.

— Тоже мне, новость, — островитянин огляделся. — Выпить что ли, пока ждем… Расскажи мне пока, как вас угораздило в лесах оказаться. Не по грибы же вы ходили?..

Когда Лилит вернулась, вместо бумаг на круглом столе стоял ужин и вино, которое Варац умудрялся находить, где бы он ни оказался. Чародеи увлеченно о чем-то болтали, и синхронно замолчали, когда дверь скрипнула.

— Голодны, кирья? Мы взяли на себя смелость, — Варац обвел рукой многочисленную еду на столе.

— Зачем столько? — не поняла Лилит, немного ошарашенная разнообразием и количеством блюд, представленных на столе.

— Никогда не знаю, сколько адельфос съест, — пожал плечами чародей, усмехаясь в бокал. — Но голодным его оставлять отказываюсь. Лучше больше, чем меньше.

— Прекрасно, — довольно кивнула Лилит. — Обожаю выбрасывать еду.

Она уселась за стол и жестом попросила налить ей бокал.

— Серьезно? Или шутишь? — спросил Къол заинтересованно.

— Абсолютно серьезно, — кивнула Лилит. — Всегда беру больше чем в итоге съем.

— Зачем? — рассмеялся островитянин.

— Потому что могу, — игриво округлила глаза Лилит, отправляя в рот рисовый шарик.

— Гиперкомпенсация, — пояснил Варац. — Она с деньгами так же делает.

— Сам-то.

— А я еще хуже, — охотно кивнул чародей. — Притом гораздо.

Лилит выудила из торбы что-то блестящее.

— Я принесла печать, — пояснила она. — В Теории я вычитала, что присутствие демона можно зафиксировать камнями источника. Это так?

— Камни реагируют на дикую магию, чары и присутствие демонов, — кивнул Варац. — Это ты к месту. Я думал примерно в ту же сторону.

— Къол, можешь что-то сказать? — Лилит протянула ему печать. Островитянин осторожно взял ее в руки, используя подол рубашки как прихватку. Он сощурился, пристально разглядывая начертания.

— Сходу — почти ничего. Могу сказать, что она имеет отношение к воздействию на разум, и работает при прямом контакте с кожей, — Къол коснулся печати белым камнем источника. Тот тихо, неприятно зазвенел. — Работает. Дурно пахнет, откуда она у вас?

Он аккуратно вернул печать на стол.

— Друг с красивым именем в наследство оставил, — Лилит взяла печать в левую руку и задумчиво подбросила ее. Къол изумленно округлил глаза, а Варац с любопытством склонил голову набок.

— Это мы видели, — кивнул он.

— Этого, — задохнулся Къол. — Мы никогда не видели!!!

Он вновь схватил печать, и принялся тщательно изучать начертания.

— Печать цельная, — заговорил Варац. — Про это-то мы и забыли рассказать, незадача какая. Лилит отпечатали. Валялась с пол луны, как болваны Двольфиуса. Только они все так и остались, а кирья однажды открыла глаза, и все. Печати как не было, и заново не ложится.

— Как это можно было забыть упомянуть?! — Къол взмахнул свободной рукой.

— Как-то затерялось, — пожал плечами Варац. — На фоне всего. Насыщенный был сезон, адельфос, хватит меня жечь очами.

Лилит задумчиво щелкнула ногтем.

— Я тамису лежала под этой печатью, — сказала она, поднимая глаза к потолку. — Там что-то происходило, но я не помню, что. Ко мне обрывочно приходят воспоминания о сознании сатори. Контакта с Афаа я тоже не помню, но я пыталась что-то написать на полу, когда очнулась, — она перевела взгляд с Къола на Вараца. — Судя по всему, воспоминание уходит постепенно. Может, сразу после контакта получится меня расспросить.

Они переглянулись.

— Интересно мыслишь, — Варац подался вперед.

— И опасно, — добавил Къол. — Но даже если, как ты планируешь войти в контакт, если печать на тебя не действует?

— А это-то как раз крайне просто, адельфос, — Варац отпил. — Через мой разум.

— Ты спятил? — фыркнул Къол. — Ты себя отпечатать удумал, идиотина?

— Я спятил, но не настолько, — улыбнулся Варац. — Я просто возьму печать в руки. Это прерываемый контакт. Если ничего не получится, просто заберешь ее у меня, и все.

— “И все”? Варь, я понятия не имею, что это за печать, — Къол скрестил руки на груди. — Там может быть что угодно. Ты можешь сойти с ума, разорваться на части, сгореть заживо, да что я тебе рассказываю-то, сам не маленький!

— Лилит же в порядке, — пожал плечами Варац. — Брось драматизировать.

— Я тебе дам драматизировать, — Къол дал Варацу несильный подзатыльник. Чародей возмущенно дернул ногой.

— Что за хамство! Адельфос, прекрати истерику.

— Не знаю, Варац, — подала голос Лилит. — Сатори и Афаа этого не пережили. И я понятия не имею, что происходит во время контакта.

— Именно это я и надеюсь выяснить, — Варац закинул ногу на ногу, и приложил указательный палец к своему виску. — Ты там хорошо ориентируешься. Я тебе доверяю. А других предложений, как я понимаю, нет.

— Есть предложение этого не делать, — буркнул Къол, и махнул рукой. — Все равно не послушаешь…

— Наконец-то здравые слова из твоих уст, какое чудо, — обрадовался Варац и протянул руку за печатью. Лилит подняла на него глаза.

— Уверен?

— Не тяни, дорогуша, — Варац подвигал пальцами раскрытой ладони. Лилит глубоко вдохнула и вложила металлическую печать в руку чародея. Его веки медленно закрылись, тело расслабилось, голова тут же рухнула на стол. Лилит куснула губу.

— Будь аккуратна, — мягко сказал Къол, и нервно поскреб подбородок. — Какой идиотизм затеяли…

Панический страх быстро разрастался внутри. Лилит с силой сжала собственное колено, стараясь дышать глубоко и размеренно.

В этот раз сознание Вараца ощущалось совсем иным. Медленным и тягучим, будто спящим. Там не было мыслей, вспышек и образов, которыми обычно думал чародей, был только густой воздух и темнота, которая расступалась перед Лилит. Все ее существо сжималось, молчаливо кричало где-то внутри, просило ее покинуть чужой разум и закончить эксперимент. Но Лилит упрямо дышала, и упрямо оставалась стоять на месте.

Она чувствовала присутствие. Присутствие откликалось у нее в груди, отзывалось под кожей, резонировало в мозгу. Она искала объект этого присутствия, но он нигде не обнаруживался. Воздух становился все гуще, и дышать в нем было все сложнее. Лилит расслабила тело, и мысленно уплыла в пустоту, куда-то вглубь себя, куда так боялась заглядывать. Сначала она услышала треск. Потом — ощутила тепло. Потом почувствовала боль в груди, но не отпрянула, а поддалась ей, покорно склонив голову.

Она видела расплывающиеся во тьме разноцветные пятна, и узнала их. Она вспомнила тоску, которая придавила ее к земле, вспомнила ужас потерявшей себя искорки по имени Лилит. Темноту, которая шептала ее имя. Воспоминания сдавили виски, и Лилит стоило огромных усилий продолжать смотреть и продолжать слушать. Она чувствовала, что в этот раз что-то было по-другому. Она услышала звук собственного шумного выдоха, и позволила боли заполнить себя изнутри, разрешая ей превратиться в агонию.

Это было очень знакомое, старое чувство. Это была не физическая боль, но будто ее оборотная сторона. Бестелесное страдание, пространство, заполненное воем, скрученное, искаженное, и вопящее. Уши забил собственный крик, панический страх спер дыхание. Лилит подняла глаза на акварельные пятна, и из ее груди вырвалось дрожащее:

— Minstro… de… ei…

Агония достигла пика, память перестала быть понятным для осмысления концептом, перед глазами мелькали хаотичные образы спиралевидных деревьев, рогов, живого воздуха и говорящего ветра… Лилит не сразу поняла, что больше не находится в сознании Вараца. Она сидела на стуле, вцепившись в подлокотник, и жадно хватала ртом воздух. Ее колотило, по лбу бежал холодный пот. Желудок скрутила тошнота, и она согнулась пополам в порыве рвоты.

— …одна идея охерительней другой, потому что! — туманно донеслось до нее откуда-то издалека. Звон в ушах постепенно утихал. Она почувствовала, что кто-то стоит рядом, но пока не находила в себе сил разогнуться.

— Все же живы, — услышала она голос Вараца. — Лилит, ты жива? Что-то помнишь?

— Ты совсем кретин?! — возопил Къол. Лилит увидела перед собой протянутый ей стакан воды, и протянула к нему дрожащую руку. Она с трудом села прямо. Вода пролилась ей на колени, и Лилит поставила стакан на стол. Она закрыла глаза, и дышала. Это все, что она сейчас могла — держать глаза закрытыми, и дышать.

— Даже не думай, твою мать, — шикнул Къол.

— Чтобы это все было напрасно, видимо? — недовольно спросил Варац. — Лилит!

Дрожь постепенно утихала. Лилит открыла глаза, и протянула руку к печати, которая лежала на столе. Она взяла ее в ладонь, и долго смотрела на нее. Металл заскрипел, и задвигался под ее взглядом, слегка изменив форму. Лилит выронила печать. Варац и Къол изумленно переглянулись.

— Что ты сделала?!

Лилит провела рукой по лицу, чувствуя внутри себя холодную, выжженную пустыню.

— Приказала себе служить, — тихо ответила она, чувствуя, как силы покидают ее. Она медленно потеряла сознание.

Пока Лилит отсыпалась наверху, Варац и Къол сидели возле камина, пораженные бессонницей.

— Дай сюда, — островитянин отнял у чародея бутылку. — Мне теперь тоже надо.

— Всегда вы так, — фыркнул Варац, закуривая. — Осуждаете, пока самим не припрет.

— Я только один раз скажу, что это, вероятно, самое удивительное открытие всей моей жизни. Но почему-то хочется не отмечать, а совсем наоборот, — хмуро отвечал Къол, наливая себе до краев. — Это же кошмар, Варь. Ужас, каких мало.

— Можно горевать, — кивнул Варац. — А можно попытаться что-то сделать.

— А что ты сделаешь? — пораженно спросил Къол. — Экзорцизм проведешь? Ни одна другая школа, кроме северной, не описывает захват демонами людских тел.

— А вот тут я с тобой поспорю, — Варац задумчиво затянулся, покачивая ногой. — О демонических существах известно чудовищно мало. Так?

— Ну, — кивнул Къол.

— Они избегают людей, и пересечься даже с одним за всю жизнь считается огромной удачей. При условии, что ты переживаешь эту встречу. Так?

— Ну. К чему ты?

— К тому, что за последний сезон я повстречал трех, — Варац качнул бокалом. — Если не считать саму Лилит. Она их не просто притягивает, она имеет над ними какую-то власть. Она убила сатори. Кицунэ, которая пришла с явным намерением нами пообедать, при взгляде на нее замерла и прижала уши, а потом увязалась следом. А теперь еще это, — он кивнул в сторону круглого стола, на котором валялась печать.

— Судя по рассказам кирьи, впервые рога у нее прорезались в девять. Поэтому я подозреваю, что она не просто сосуд для демона, что было бы логично предположить с самого начала. Я думаю, что она — демоническое существо ментальной природы, которое случайно попало к людям.

Къол шумно выдохнул, отпил из горла и покачал головой.

— Демонические существа не выносят друг друга. И! — он ткнул Вараца в плечо пальцем. — Они бессмертны, дурында. Она не могла вырасти, как человеческий ребенок.

— Бессмертие, если помнишь, так и не было доказано, — Варац вернул Къолу тычок. — Эта теория основана на искусстве старого мира. Поверь мне, как человеку этого самого искусства — оно ни в какой из вселенных не может считаться научным доказательством. Я, собственно, к чему веду. Кицунэ-то здесь, в городе. В порту сидит.

— Серьезно? — Къол удивленно вскинул брови. — Зачем?..

— Нравится ей так, не знаю, — пожал плечами Варац. — Говорю же, увязалась. Я с ней дай бог парой слов обмолвился за все это время, но с Лилит она разговаривает. Вот я и предлагаю — пусть они поговорят.

— Варь, оставь человека в покое. Что с ней было после твоего эксперимента замечательного, видел?

— Видел, адельфос, видел, — вздохнул чародей. — Но сейчас не время для гуманизма. Она сама считает, что некромикаре не ушла с ампутацией руки. И дальше, вероятно, будет только хуже.

— Ты этим руководствуешься? — сощурился Къол. — Потому что мне кажется, что тобой движет вовсе не забота.

— Господи боже мой, какая разница, что мной движет! — раздраженно ответил Варац. — Если я предлагаю идеи, которые работают?

— Варь, — серьезно пробасил Къол. — Ты это уже проходил, и не один раз.

Варац сжал переносицу пальцами.

— Речь не обо мне. Ты понимаешь, с чем мы столкнулись, адельфос? Как нам повезло, понимаешь? Чародеи всю жизнь тратят на поиски даже самых банальных аномалий…

— Варац! — Къол громко щелкнул пальцами. — В тебе говорит одержимость. Возьми себя в руки.

Чародей глубоко вздохнул, и откинул голову назад.

— Вероятно, — неохотно согласился он, приканчивая бокал. — Большое видится на расстоянии.

— Вот именно, — кивнул Къол, и уселся поудобнее. — Помнишь, как мы раньше делали?

— Субъективация, как борьба с объективацией? — Варац усмехнулся. — Ладно. Но за это пойдешь за вином.

— Договорились, — Къол подлил ему, и глотнул сам. — Я слушаю.

— С ней приятно говорить, по большей части. Несмотря на полное отсутствие образования, у нее мышление эрудированного человека, — Варац сделал маленький глоток. — Помешана на своей работе, и это даже как-то завораживает. Поразительная целеустремленность при полном отсутствии задних мыслей, как лошадь в шорах. Она абсолютно равнодушна к музыке и искусству, зато, как показала практика, может тамисами питаться листьями и жуками без вреда для физической формы, — Варац тихо рассмеялся в бокал. — Вспыльчивая, эмоциональная, закрытая. Кошмарная, невыносимая детерменистка. Любит тишину. Когда надолго задумывается, всегда что-то делает руками. Трюки с монеткой, в основном. Не выносит чужих прикосновений. Незнакомцев особенно.

— М-м, — улыбнулся Къол. — И как вы познакомились, говоришь?

— Я вышел покурить на балкон, а она сидела на моей крыше, — усмехнулся Варац. — Я ее даже не увидел, а учуял. Она пила соджу незадолго до.

Къол рассмеялся.

— Она там готовила засаду. Потом пришли многоуважаемые похитители, про которых я тебе уже рассказывал. Бесцеремонно ворвались ко мне, скрутили, и стащили вниз. А там кирья с мечом в руках, и труп с ножом в шее. Она убивает второго, на нее наставляют два арбалета, и говорят пойти с ними. А она пожимает плечами и отказывается. Говорит, что у нее в городе заказ, и своими ногами она его покидать отказывается. Можешь вообразить наглость?

— Сильно, — согласился Къол. — А дальше печать?

— Печать, — кивнул Варац. — И целая тамиса в компании совершенно невыносимой стихийщицы.

— И когда ты понял, что она тебе интересна?

— После того, как она освободилась из-под печати, — Варац глотнул. — Я сразу почуял, что здесь что-то очень глубокое.

— Съезжаешь с темы! — Къол стукнул ладонью по обивке дивана. — Как человек!

— Как человек… — Варац задумался. — Сложно сказать. Но еще до сатори, наверное, — он взял небольшую паузу. — Знаешь, когда? Вообрази сцену. За нами ночью по лесу несется гидра. Огромная разъяренная туша, кругом темно, черт ногу сломит. Тварь вылетает из-за деревьев, а кирья стоит и смотрит на нее с палкой в руке. И говорит: “сука, клялась же себе, что не сдохну в лесу”. И пошла на гидру. С палкой, адельфос.

Къол потряс головой.

— Кошмарное безрассудство, — Варац провел пальцем по краешку бокала. — Я тогда сразу понял, что у нее течет крыша. И мне сразу стало интересно, почему.

— И что, выяснил?

— Нет, — улыбнулся Варац, и отпил. — Я сначала подозревал, что у нее страх вообще напрочь атрофирован. Но нет, она ему подвержена, более чем. Она боится того, что мы между собой называем демонической херью. Своей дикой магии, собственной силы. Когда она теряет контроль над собственными мыслями, то приходит в ужас. Ее отвлекают разговоры и работа, но она все равно постепенно в это скатывается, это видно невооруженным глазом.

— Ты бы сказал, что она хороший человек?

— Я в таких категориях не мыслю, адельфос. Она интересный человек, и это все, что меня волнует.

— Да пожалуйста, — махнул рукой Къол. — И ты этого интересного человека, которого только что так детально описал, правда хочешь бросить в яму с этой… демонической херью? От которой она в ужасе?

— Я бы хотел ответить, что не хочу, — вздохнул чародей. — Но это будет лукавством. Хочу, адельфос, даже очень. Так уж я устроен. Хочу, — он приподнял и опустил бокал. — Но не буду. Слишком уж долго я отвоевывал власть самому принимать решения.

— Другой разговор, — добродушно пробасил Къол, и слегка ударил горлышком бутылки о бокал Вараца.

— Но, — Варац наставил на друга палец. — Я отказываюсь совершенно ничего не делать. Во-первых, выслушай мою идею относительно чертежа. Во-вторых, мы и сами можем сходить к Минг. Говорить она с нами, положем, не станет, но проверить, как на ней работает камень и печать мы можем. Верно?

Сакусэ сидела в комнате, развлекая себя трюками. Она сосредоточенно морщила лоб, разглядывая свой миниатюрный лес. У елей размером с пару детских ладоней было видно каждую иголочку, а если приглядеться, под ними можно было обнаружить грибницы. Девочка попыталась дотронуться до верхушки одного из деревьев, и ее палец прошел насквозь. Она разочарованно вздохнула. Чтобы подбодрить себя за успехи — Минг говорит, так иногда надо делать — Сакусэ закрыла глаза и представила крохотного кролика, который пасся на лугу. Она укрепила образ и наделила его деталями, а потом внесла в свою поделку. Тут же маленькое белое пятнышко показалось из-под ели, перепрыгивая с места на место и пугливо озираясь. Девочка восторженно вдохнула и не удержалась от хлопка в ладоши.

В дверь постучали. Напугавшись, Сакусэ подпрыгнула и неловкими движениями рассеила иллюзию. Она недоверчиво подошла к двери, прислушиваясь. Снаружи доносился знакомый голос, говорящий на всеобщем что-то ей непонятное, и девочка, не задумываясь, повернула ручку и распахнула дверь.

Рядом с Варацем стоял очень — очень! — большой человек с очень темной кожей, и Сакусэ не удержалась от крика испуга и неожиданности. Минг рядом не было, а Варац был далеко, поэтому она спряталась за дверь. Черный человек что-то сказал голосом будто из котелка, и девочка тихонько пискнула от страха.

— Мелочь, — сказал Варац, проходя в комнату. — Это невежливо.

— Он чего такой черный? Это кто? — немного приходя в себя и выглядывая из-за двери, спросила Сакусэ.

Варац вздохнул со смешком.

— Это страшный дух с неведомых островов. Ест детей, но сейчас он сыт, не трясись.

Сакусэ встряхнула головой.

— Духи не едят детей. Ты какой-то глупый.

— Докатились, — фыркнул чародей.

— Извини, малютка, — Къол улыбнулся девочке широко и протянул ей большую ладонь. Она дотронулась до нее немного пугливо, а потом схватила один из пальцев и принялась пристально его разглядывать.

— Она не говорит на всеобщем, — пояснил Варац. — Бегала в лесах в компании кицунэ, пока к нам не попала. Знал бы ты, как ревностно кирья отучивала ее жевать сопли, всю жизнь бы смотрел!

Къол присел напротив девочки, выставил вторую ладонь, и хлопнул. Она повторила за ним и ударила в его развернутые ладоши. Проделав это несколько раз, она громко рассмеялась и что-то сказала на аньянгском.

— Что говорит?

— Я это отказываюсь переводить, — покачал с улыбкой покачал головой. — Так не говорят в приличном обществе. Надо будет Минг сказать, что времена немного изменились.

— Что ты мне там собрался сказать? — спросила кицунэ недовольно, появляясь на пороге. — Что за праздник? Это кто?

Сакусэ радостно подбежала к ней, и Минг привычно подгребла ее рукой, по-матерински пряча за себя.

— Познакомься, Минг, это Къол. Мой верный друг и ближайший соратник во всех начинаниях.

Къол смотрел на Минг с любопытством, но манеры не растерял: он поклонился и представился, соблюдая аньянгский этикет. Кицунэ лишь громко фыркнула в ответ.

— Да уж. Золотой мальчик, ты удумал ко мне туристов водить? Проваливайте, сожру обоих.

— Вообще-то мы пришли попросить об услуге, о грозная и могучая кицунэ, — отвечал Варац насмешливо.

— Да-а? — заинтересовалась Минг. Она прошла в комнату и взглянула на тумбочку, где Сакусэ творила иллюзию до прихода гостей. Сейчас там ничего не было, но кицунэ все равно цокнула языком и покачала головой, поглядывая на свою воспитанницу. — И что мне с вашей услуги?

— А что нужно? Рыба? Зайцы? Человеческие дети? Двести черепков ворон?

— Живой мозг колдуна, — Минг окинула Вараца взглядом. — Твой не подойдет. За отсутствием.

— Она серьезно? — спросил Къол вполголоса. Кицунэ не удержалась от ехидного смешка.

— Проваливайте, говорю. Тут не ярмарка, и я не в настроении.

— Когда ты будешь в настроении, небеса разверзнутся и наступит судный день, — Варац сделал шаг вперед и неуловимым движением приложил печать к предплечью Минг. Та ощетинилась и отскочила:

— Пшли вон, колдунье, — сказала она с рычащими нотками в голосе.

Варац посмотрел на Къола и поманил его к выходу.

Когда дверь за ними закрылась, кицунэ встряхнула головой, унимая вздыбывшуюся на загривке шерсть. В человеческой иллюзии ее было не видно, но это не значит, что она не существовала.

— Не открывай дверь кому попало, — бросила она Сакусэ.

— Это же Варац, он не кто попало!

— Все, кроме меня — это кто попало! — отрезала Минг. — Это что? — она указала рукой на пустую тумбочку. — Почему я след чую аж снизу? Забыла, как рассеивать?

Варац и Къол ступили на крыльцо, щурясь на яркое солнце. Варац глубоко вдохнул и извлек из кармана портсигар. Къол подпер плечом деревянную колонну, от чего козырек крыши слегка качнулся. Чаек сегодня было особенно много; видимо, одно из китобойных суден зашло в порт.

— Ну и что? — спросил Къол, смотря на то, как Варац пытается раскурить крученку на ветру.

— Я крайне доволен, — сообщил Варац нечетко.

— Почему?

— Потому что я прав, — хмыкнул чародей. — Она не среагировала на печать.

— А камень?

— Сработал при прикосновении, — кивнул Варац.

— Интересно, — Къол провел рукой по бритой голове. — Значит, камень звенит при контакте с демоническими существами. А печать на них, как и ожидалось, не действует.

— Именно.

— Но почему, интересно? Может, какие-то особенности человеческого мозга?

— Почему, можно предполагать до утра, — Варац выдохнул дым. — Факт в том, что не работает. Ни на ней, ни на Лилит. Видишь, куда клоню?

— Вижу, — Къол выпустил изо рта воздух через плотно сжатые губы. — Но сначала же сработала. Как полагается, притом. Как ты это объяснишь?

— Пока никак. Ты видел печать, уважаемый демонолог. Сколько, как думаешь, нужно времени, чтобы ее разобрать?

— От двух тамис до трех лун, я бы сказал, — задумчиво промычал Къол. — Она пятиступенчатая, с перекрытиями. Эти самые противные в интерпретации.

— Кошмар, — ужаснулся Варац. — Тогда, боюсь, не получится.

— Не получится, — согласился Къол. — Что будем делать?

— Ничего, — пожал плечами чародей. — Вернемся к проекту, отпразднуем день первородного пламени. Я начну изучать некромикаре, как только представится возможность. Всю эту чушь давно запретили, но мы оба знаем, что запрещенные эксперименты просто сложнее отыскать.

— Печать я все-таки скопирую, — Къол сощурился на солнце. — Письмо пришлю, если что, — он вытянул шею, что-то высматривая вдали, и близоруко сощурился. — А это не Лилит там?

Варац затоптал окурок.

— Она, — он вздохнул, и рассмеялся: — Для нее порт как для меня хорошее вино. Место вечного интереса, надежд и разочарований.

Лилит о чем-то болтала с двумя оренхайцами возле доков. Къол поморщился при одном взгляде на них, безошибочно распознав пиратов. Как странствующий купец он чаще прочих имел неудовольствие сталкиваться с ними, и один их вид вызывал у него стойкое желание поквитаться за все варварства, что ему довелось наблюдать в своих путешествиях.

— Kaitora, — процедил он недовольно и глубоко вдохнул, борясь с гневом. — Не пойду ближе.

— Я тоже, пожалуй, воздержусь, — Варац остановился, не без любопытства глядя на то, как Лилит что-то говорит, а оба пирата внимают, кивая как болванчики. Лилит стояла спиной к чародеям, и не видела их, пока ее рыжебородый собеседник не кивнул их сторону, что-то при этом произнося. Лилит повернулась и помахала рукой, после чего вернулась к разговору.

— Друзья ее, что ли? — спросил Къол с некоторой неприязнью.

— Зная кирью, — Варац расправил плечи. — Скорее, инструменты.

— Нехорошо так говорить, — пробурчал островитянин. — Но я буду рад, если она их использует как-нибудь… неподобающе.

Варац тихо рассмеялся.

— Ну ты и животное, адельфос, я возмущен! Как можно говорить такие ужасные вещи, прямо уши вянут!

— Не паясничай.

— На закате мира прекращу, — кивнул Варац, следя взглядом за Лилит. Она попрощалась с пиратами, ловко избежав любых прикосновений, и энергично застреляла глазами, стоило ей повернуться к Къолу и Варацу. Посмотрев на оренхайцев, взгляды которых были преисполнены животной готовности к действию, Варац развернулся и зашагал прочь.

— Ну вам жить не хочется, уважаемые, честное слово, — сказала Лилит, нагоняя их. — Кто ж так пялится?

— Они еще и возмущаются?! — вспылил Къол, оборачиваясь.

— Тихо, здоровяк, — Лилит легонько похлопала его по плечу в успокаивающем жесте. — Придет твой час возмездия за все утопленные статуэтки, или чем тебе эти ребята насолили. Островная религия же мирная, или как?

— Это адельфос мирный, а не религия, — заметил Варац. — А им жить не надоело, среди бела дня в порту ошиваться? От них же за стадий налетами разит!

— Думаешь, стража будет с ними связываться? — усмехнулась Лилит. — У них корабль набит злыми оренхайцами, которые мечтают умереть в сражении и забрать с собой как можно больше народа, им только повод дай. Они стражу не провоцируют, а те старательно делают вид, что награбленное добро на их посудине это описанный товар. И уговаривают их выйти из порта поскорее.

— Низость какая, — Къол сокрушенно покачал головой. — Я был уверен, что хоть в Чинджу стража достойная.

— Достойная, — кивнула Лилит. — Но переть на сотню гневливых варваров — не достоинство, а глупость. Капитан бережет своих людей, раз уж на то пошло. Попытка ареста-то сам понимаешь, чем кончится.

— Все равно неправильно, — упрямо мотнул головой Къол. — Это принципиальный вопрос.

— Как угодно. Ну? Куда мы?

— В коттедж. Обсудим наши наблюдения. И поедим, — ответил Варац.

Захватив по дороге еды, они с комфортом устроились на кресле и диване, поедая лапшу. Лилит не ела, только мелко потягивала вино и ждала, пока Къол и Варац утолят свой голод. Она мелко барабанила пальцами по подлокотнику; по какой-то причине ей было тяжело усидеть неподвижно.

Варац, лишь слегка поклевавший лапшу, отставил ее в сторону примерно тогда же, когда Къол прикончил всю порцию. Вооружившись бокалами с вином, они устроились поудобнее и обратились к Лилит:

— Как ты себя чувствуешь после вчерашнего?

— Нормально, — Лилит дернула плечом. — Я ничего не помню, если вас это интересует.

— Просто беспокоимся о твоем самочувствии, — мягко сказал Къол, запивая лапшу вином. — Ты выспалась?

— Выспалась, выспалась, — Лилит подобрала под себя одну ногу. — К делу давайте?

— К делу, — Варац протянул ей камень источника. — Возьми в ладонь.

Лилит медленно протянула руку, и взяла мелкий камень двумя пальцами. При соприкосновении с ее кожей он тут же засветился, и зазвенел, и Лилит поспешила положить его на низкий журнальный столик. Варац покивал.

— Пока все указывает на то, что ты — демоническое существо, — сказал он. — Мы на этом худо-бедно сошлись.

— С трудом, — добавил Къол.

— Верно. Но ничего лучше у нас пока нет.

Лилит перевела глаза на металлическую печать, которая лежала на столе. Она с неприязнью кивнула на нее.

— А с этой херью что?

— Понятия не имеем, дорогуша, — вздохнул Варац. — Все на уровне предположений. Ты демоническое существо ментальной природы, как сатори. Как и демоническое существо, ты реагируешь на их близость. Ты почуяла сатори раньше меня, и отозвалась на дикую магию Минг.

Лилит раздраженно нахмурилась, и прижала палец к виску.

— Допустим, — сдержанно сказала она. — Что дальше?

— Пока — ничего, — Варац повел запястьем в воздухе. — Мы надеемся понять больше, когда Къол расшифрует печать. Это займет какое-то время.

— Много времени, — мягко добавил островитянин.

Лилит провела руками по лицу.

— Къол, — сказала она, отнимая ладони. — Ты же демонолог, твою мать. У твоей специализации один корень слова с тем, чем Варац меня считает. А ты, уважаемый чародей с тремя грамотами, сколько тебе там, говоришь, лет? Как вам двоим, таким одаренным, может быть нихера не понятно?!

— Мне жаль, кирья, — пожал плечами Варац. — Открытия не делаются за пару дней с бокалом вина в руке. Теперь я лучше понимаю, в чем корень, и в каком направлении копать, а это уже немало. Наберись терпения.

— Терпения? — тихий голос Лилит слегка задрожал. — Когда неизвестность вцепится в твое блядское горло своими сраными пальцами, и будет медленно сжимать их, когда день за днем ты будешь задыхаться все сильнее, когда ты будешь рыдать во сне от страха, потому что даже сны причиняют боль — вот тогда ты получишь право раздавать мне советы, уважаемый чародей.

Она поднялась с кресла в широком, решительном шаге.

— Терпения, блять! — крикнула она, и звонко хлопнула дверью. Варац шумно выдохнул.

— А надо было меня слушать, — он отпил вино. — Кто знает, что нам мог бы дать всего один разговор?

Вместо ответа Къол с грустью покачал головой.

— Она отойдет. Подумай лучше знаешь о чем? О том, что наше небольшое открытие сводит на нет труды всей жизни нашего дражайшего ректора. Он целый труд написал об опровержении теории демонического дуализма, если помнишь.

— Думаешь, это тут применимо? Теория дуализма никогда не подразумевала две… нематериальные сущности, как два разума. Только материю и нематериальное.

— Так ты смотри шире, — посоветовал Варац. — Идея, что бессмертное нематериальное существует в смертном материальном сама по себе абсурдна на бумаге. Но мы это наблюдаем, тем не менее. А в случае кирьи явно есть и человеческое, и демоническое.

— Потому что люди не владеют дикой магией и не растят рога?

— Именно поэтому, адельфос. Вопрос в том, как получить доступ к этому демоническому. И не будет ли это означать, что некромикаре снова начнет прогрессировать. Так или иначе, — Варац отставил бокал, и поднялся на ноги. — У нас еще куча работы, поэтому я пойду начну. А ты присоединяйся, когда тебе надоест печалиться.

Къол лишь тяжело вздохнул в ответ.

С наступлением ночи Лилит долго бродила по порту взад-вперед. Она ходила и ходила, надеясь, что спокойствие и ощущение себя рано или поздно вернется к ней. Но они не возвращались. Вместо этого ее охватило всепожирающее отчаяние, и Лилит ненавидела себя за то, что опять позволила себе на что-то надеяться. Раз за разом, год за годом она снова и снова наступала в уютную и доверительную ловушку надежды. И каждый раз она захлопывалась, пронзая тело острыми кольями. И каждый раз Лилит клялась и божилась сама себе, что убьет в себе всякую надежду. Но она не могла этого сделать. Надежда была ее стержнем и ее опорой, такой же прочной и необходимой, как и ненависть. Что-то, от чего она очень хотела, но никогда не могла избавиться.

Лилит протерла заплаканные глаза. Она развернулась и оглядела массивное здание трехэтажной плавучей таверны. Она понятия не имела, как у нее еще осталась хоть какая-то воля принимать решения. Ей казалось, что еще чуть-чуть, и она растворится сама в себе, передаст вожжи кому-то еще, и будет лишь молчаливым наблюдателем, полным безразличия к зрелищу того, как горит и полыхает ее прежняя жизнь.

Лилит прошла мимо трактирщицы, которая закричала на нее с самого порога. Игнорируя вопли за своей спиной, она поднялась по лестнице и направилась прямо к комнате Минг. Лилит широко распахнула дверь и замерла на пороге, увидев в полоске света спящее личико Сакусэ. Она повернула голову на вторую кровать, на которой калачиком свернулась Минг в обличии белого лиса. Кицунэ приоткрыла глаза и вопросительно повела ухом, глядя на Лилит. Потом широко зевнула, лениво потянулась и спрыгнула с кровати. Она покинула комнату уже в человеческой иллюзии, тихо закрыла за собой дверь и повернулась к Лилит. Сначала лицо ее приобрело насмешливое и немного недовольное выражение, но, вглядевшись в глаза своей собеседницы, кицунэ вздернула брови с волнением, почти с беспокойством. Лилит куснула губу, и оглядела коридор, в котором они стояли.

— Пошли прогуляемся, — тихо сказала она. — Надо поговорить.

Лилит и Минг спустились вниз, где трактирщица раздраженно гремела стаканами, пока уже знакомый Лилит громила неподвижно сидел за стойкой. Он коротко кивнул Лилит, и та рассеянно махнула ему рукой.

— Гребаные банды… — пробормотала трактирщица.

Они вышли на пустой причал, прошли до его конца и встали под фонарем. Лилит долго молчала, шмыгая носом и подергивая ногой. Минг стояла рядом.

— Ты знаешь про печати? — тихо подала голос Лилит. Минг недовольно дернула бровью, и кивнула. — Вчера я с ней контактировала.

Она царапнула свое предплечье.

— Варац спросил меня, помню ли я контакт, — ее голос сорвался и задрожал. Лилит закрыла глаза. — Я соврала, что нет. Потому что я не знаю слов, которые могли бы передать то, что я там почувствовала.

Она резко утерла слезы и отвернулась.

— Я пыталась сбежать от этого чувства. Но оно не уходит. Я будто расщепляюсь в пыль, Минг, — Лилит пронзительно посмотрела на кицунэ покрасневшими глазами, и шепнула: — Мне страшно. Мне еще никогда не было так, сука, страшно.

Минг посмотрела на тонкую полосу света на горизонте.

— Я тоже ее боюсь, — сказала она негромким, ровным голосом. — Но рано или поздно она заберет всех нас.

— Это неизбежно? — тихо спросила Лилит.

Минг едва заметно кивнула, опуская глаза.

— Я буду… — Лилит зажмурилась, сдерживая всхлип, и прерывисто выдохнула. — Я буду помнить себя, когда все закончится?

Она до боли сжала собственный локоть подрагивающей рукой.

— Не знаю, — едва слышно ответила Минг. — Когда пришло время, моя мастер помнила лишь три слова.

Лилит глубоко вдохнула, унимая плач.

— Я не знаю, о чем ты.

— Тебя вырастили люди. В тебе слишком много человека, чтобы ты знала, — ответила Минг. — Но я могу показать.

Лилит свело живот от одной мысли о том, что она снова ощутит вчерашнюю боль, испытает, как собственная память ускользает из ее рук, как агонизирующее пламя выжигает внутри все, оставляя лишь ее собственное имя. Она помотала головой. Минг мягко положила руку ей на плечо, и Лилит резко дернула им, стряхивая ее ладонь.

— Решай сама, — сказала кицунэ.

Лилит провела руками по лицу, и тяжело села на причал. Минг мягко опустилась рядом.

— Постарайся расслабиться, — тихо сказала Лилит. — Так нам обеим будет проще.

Минг ничего не ответила. Лилит посмотрела на нее, и замерла, скованная ужасом предстоящего. Но действие было незбежно. Все было неизбежно.

Сознание Минг было мягким, гибким, едва заметным для любого чувства и ощущения. Оно переливалось и танцевало, ускользая из хватки, словно тончайший неосязаемый вилюр. В его движениях Лилит чувствовала ловкость и силу, и эти ощущения передались и ей, немного ослабив удавку ужаса. Боли не было; была грация, уверенность, и едва слышимый, теплый смех.

Вуаль вилюра расступилась перед ней, и Лилит поразило пространство ее памяти, оно было замысловатым, сложным, но при этом почти пустым. Словно библиотека, которой однажды пришлось хранить в себе все книги мира, и где теперь пылилось лишь несколько старых томов. Пустота на полках не казалась сосущей или пугающей, она чувствовалась естественной, словно и задумывалась там кем-то очень знающим и мудрым. В этом была гармония, продуманность, от которой у Лилит по коже бежали мурашки. Она направилась вдоль полок, изучая пустоту и то немногое, что все же хранила память кицунэ.

Минг жила в разных частях Аньянга, в городах и деревнях, встречала множество людей, любила, дружила, даже имела человеческую семью. Когда-то очень давно, настолько давно, что их лица давно стерлись из ее памяти. После Лилит видела лишь леса; дождливые, древние, пасмурные, наполненные солнцем и утренним туманом, молодые, нетронутые, где в предрассветных сумерках звонко пели птицы. В какой-то момент в них появилась Сакусэ, а в Минг поселилась тревога; они много путешествовали и почти всегда искали новые места для жизни. Минг часто просыпалась от знакомого треска в воздухе, и ощущала внутри боль, словно ее раздирали на части. Тогда она будила Сакусэ и они бежали от этой боли. Это были червоточины. Они словно преследовали ее, и неизменно появлялись там, где оказывалась кицунэ. Минг свыклась с мыслью, что они вечно будут странствовать, но эта мысль вызывала у нее тоску. Кицунэ скучала по чувству дома, и хотела лишь обрести его еще раз, всего один раз. Она много лет искала это чувство, и ощутила его отголоски, когда ее полный ненависти хищника взгляд встретился с холодными глазами цвета аметиста. Злость вмиг ушла, а сердце сжалось чувством тепла и узнавания. Минг понятия не имела, откуда оно взялось, но жадно ухватилась за него и боялась лишь, что оно исчезнет, как одна из ее иллюзий. Но это была не иллюзия, и чувство никуда не ушло; оно и сейчас было с ней, где-то глубоко внутри, постепенно пуская корни и прорастая в ее сердце. Минг берегла его, как молодой росток, и любовно гладила его лепестки. Лилит ощутила всю глубину этой заботы, этой самоотверженной готовности защищать то, по чему кицунэ так изголодалась и чего так долго искала. И Лилит уже знала, что это будет частица, которую она заберет с собой в мир, когда покинет сознание Минг. Слишком легко и быстро она впитала его каждой своей порой, слишком сильно оно напоминало ей о чем-то важном, о чем-то давно забытом. Она пошла в другую сторону, возвращаясь в начало. Так рано, как ей позволяла собственная сила.

Минг жила долго, и ее память была не лучше или цепче человеческой. Чем дальше Лилит забиралась, тем более размытыми и трудночитаемыми становились воспоминания. Кицунэ помнила в основном эмоции, и в основном неприятные; они густились вокруг разноцветными клочками порванного воздуха, уже давно не привязанные к конкретным воспоминаниям. Но кое-что кицунэ помнила ярко и детально, и Лилит направилась туда, чувствуя в воздухе смесь тревоги, предвкушения и грусти.

Она увидела молодую девушку с длинными, светлыми волосами, одетую в гётэ и свободный халат. Лицо и руки ее были испачканы грязью, она сидела на полу крохотной минки, склонившись над одноухой рыжей лисой. Лис дышал хрипло и прерывисто, его когда-то густая и пушистая шерсть теперь была сальной, истончившейся и побледневшей. На теле лиса Лилит увидела следы некромикаре в виде крупных, черных пятен, которые постепенно съедали его плоть. Девушка осторожно гладила лиса по небольшому участку спины, который пока что не был поражен болезнью. Лис закатил глаза и затрясся в конвульсиях, и девушка прижала его к полу обеими руками, пока приступ не прошел.

— Пора, Хэй, — тихо сказала она, и Лилит с трудом разобрала ее слова через густой западный акцент, который явно относился к другому периоду времени.

Лис ненадолго перестал дышать, а потом снова вывалил язык.

— Ei… de… toi… — хрипло сказал он, едва выговаривая согласные.

Девушка закрыла глаза, и в последний раз коснулась его морды.

— Toi de ei, — тихо сказала она, и Лилит ощутила, как воздух вокруг них сгустился и задрожал. Она не могла ухватить перемены в нем, но эта перемена коснулась девушки неуловимым прикосновением тончайшего вилюра. Вилюр стал ее частью, и Лилит увидела молодую белую лисицу, которая замерла над бездыханным телом обнаженной женщины с медными волосами, чье тело было покрыто крупными черными язвами. Минг коснулась носом уха женщины, и медленно пошла к выходу. Она вышла в распахнутую дверь, ни разу не оглянувшись, и Лилит вышла вместе с ней, вместе с тем покидая разум кицунэ.

Минг проморгалась. Лилит ощупала свою руку. Чувство тепла, которое жило в Минг, осталось с ней, и немного оживило ее полумертвое сердце. Они молча обменялись взглядами.

— Можешь поехать со мной на Север, — негромко сказала Лилит.

Минг молча улыбнулась, и едва заметно кивнула. Еще немного посидев в тишине, они разошлись; Лилит направилась к студии, а Минг вернулась в таверну.

Лилит ощупала рану на боку. Она больше не зудела, но прикосновения все еще доставляли неприятные ощущения. Она погладила неровный шов, водя по нему пальцем. Напоследок царапнув рану ногтями, Лилит оставила ее в покое.

Она уселась за туалетный столик Вараца и долго смотрела на себя в зеркало. Она определенно узнавала себя в отражении. Лилит принялась искать в себе что-то чужеродное — новое выражение в глазах, манеру сводить брови, может быть прищур. Руки двигались так же. Так же щелкал ноготь. Так же ощущалась кожа.

Лилит впилась ногтями в заднюю часть своей шеи, будто желая продрать ее и нащупать хребет. Оставив там неглубокие царапины, она отняла руку, не меняясь в лице.

Постепенно темнело, а она так и сидела на одном месте, смотря в стол перед собой. И сидела так еще долго, даже когда взгляд перестал различать крема и тюбики.

Сложно сказать, думала ли она о чем-то конкретном. Позже ей так не казалось, казалось лишь, что она всеми силами удерживала себя от того, чтобы выйти на улицу без оружия, найти компанию пьяных здоровяков и обматерить всю их семью. Или напиться вусмерть и пойти плавать. Ничего из этого она не сделала. Но той ночью ей очень, очень хотелось.

Из забытия ее выдернул скрип входной двери. Варац зажег свет, замер на пороге в комнату и оперся плечом о дверную арку, смотря на Лилит через зеркало.

— Знаешь, страдать в одиночестве в полной темноте — это для тебя слишком поэтично, — сказал он с легкой полуулыбкой на лице. — Я был уверен, что ты напьешься и подерешься с кем-нибудь на улице.

— Я хотела, — Лилит подняла на него глаза. — Но не стала.

— Значит, все не так уж и плохо, — заключил чародей, медленно проходя в комнату. Он уселся на кровать. Лилит повернулась к нему боком. — Я пришел к тебе с предложением, кирья.

Лилит послала ему вопросительный, выжидающий взгляд. Варац щелкнул порсигаром, достал крученку, и перебросил его Лилит. Она поймала его левой рукой, открыла одним нажатием на замок, извлекла крученку зубами и захлопнула кейс.

— Эксперименты с печатями запрещены везде, кроме Севера, — Варац закурил. — И я хочу попытать счастья в Пиргосе. Для начала.

Лилит невесело усмехнулась.

— Не-чародеев в Пиргос отправляют за преступления, — она подкурила, затянулась и выдохнула дым. — Особо тяжкие.

— Увы. Но нам, в кое-то веки, зверства церкви могут оказаться на руку. В прочих частях света отпечатывать людей запрещено, что значит что отыскать хоть сколь нибудь верифицируемые исследования будет крайне трудно.

Лилит устало вздохнула.

— Чародеи и польза понятия несоместимые, — она стряхнула пепел. — Я всегда это знала. И понадеялась на вас только из-за отчаяния. Но вы не поможете. Ни ты, ни Къол, ни весь Пиргос вместе взятый.

— Знаменитый северный оптимизм, — Варац вгляделся в ее лицо. — Что-то еще случилось?

— Я говорила с Минг. Была в ее сознании, — Лилит отвернулась, делая затяжку. — Поразительное место, должна сказать.

Варац чуть подался вперед, подперев подбородок рукой.

— Демонические существа не бессмертны. Они перерождаются. Обучают детей дикой магии, чтобы те могли вместить в себя их… — она покрутила запястьем в воздухе. — Душу. Сущность. Демоническую сущность. Они живут долго, очень долго, пока неизбежно не заболевают некромикаре. И, когда приходит время умирать, перемещаются в новое тело.

Варац воспринял эту новость спокойнее, чем ожидала Лилит. В его взгляде не вспыхнуло лихорадочное любопытство, которое она уже наблюдала там прежде, по его лицу не загуляло радостное возбуждение. Он лишь задумчиво хмыкнул, глядя в потолок.

— Интересно, — сказал он.

— Интересно не это, — Лилит стряхнула пепел, упавший ей на штанину. — А то, что каждая последующая инкарнация не помнит своих прошлых жизней. Могущество кицунэ происходит из демонической памяти, которая несет опыт всех предыдущих инкарнаций. Там… — она зажмурилась и нахмурила лоб, вспоминая. — В них есть частица старого мира. Что-то… древнее, чем сама память. И оно проходит белой нитью через все жизни, и связывает их. Но другие воспоминания — нет. Память самой Минг заканчивается там же, где и у людей, в детстве, в беднейшей деревушке на западе Аньянга, когда она была обычным человеческим ребенком. Пока ее не принесли в жертву местной кицунэ, которая взяла ее в подмастерья.

Варац вскинул брови, и удивленно проморгался.

— Любопытно, — сказал он.

— Крайне, — Лилит посмотрела на него насмешливо. — Признай, что чародеи чудовищно, патологически бесполезны. Я за день узнала о кицунэ больше, чем куча чародеев за много тысяч лет. И это не потому, что я такая одаренная.

Варац с улыбкой повел бровью.

— Знаешь, сколько открытий так и не стали открытиями по самым разным причинам? — спросил он после небольшой паузы. — Какие-то звучали настолько безумно, что канули в лету времен, потому что никто не воспринял их всерьез. Какие-то просто не были увековечены, потому что были сделаны безграмотными крестьянами. Такие иногда заканчивают в фольклоре, и это одна из причин, по которой я продолжаю утверждать, что народные сказки и мифы так же валидны, как труды крайне уважаемых чародеев, — он посмотрел на Лилит с легким озорством. — И я тоже принял важное решение оставить при себе все, что узнал от тебя. По двум причинам: во-первых, научный труд — дело крайне утомительное, а я уже выбрал искусство над академической жизнью. Во-вторых, не хочу тратить время, увековечивая опыт, если могу потратить его, получая новый.

— Очень в твоем духе, — улыбнулась Лилит и добавила негромко и искренне: — Спасибо.

Варац кивнул.

— Инкарнации… Они все еще там, где-то очень глубоко. Спрятанные. Но я их почувствовала. Думаю, они за дверью по типу той, в которую ломился сатори, — она затянулась. — И меня пугает мысль о том, что будет, если ее открыть.

Варац постучал пальцами по колену.

— Думаешь, они есть и в тебе?

— Не знаю, — тихо ответила Лилит. — Но во мне есть что-то. Что-то, чего я по глупости коснулась, когда помнила лишь свое имя. И это что-то сжирает меня изнутри.

Она проморгалась, и отвернулась.

— Как зловеще, — улыбнулся Варац.

— Зловещая демоническая херь, — кивнула Лилит. — Знаешь, почему ты мне сразу не понравился? Ты желал умереть, тогда как мне приходилось идти на немыслимое, лишь бы избежать смерти. Я сразу поняла, что ты выпил Виталонгу не чтобы продлить жизнь. Ты надеялся, что она тебя прикончит, верно же?

— Так, или же я надеялся наказать себя жизнью столь долгой, что она непременно меня утомит, — улыбнулся чародей. — И не прогадал.

— Ты кошмарен, — покачала головой Лилит. — Но ты пережил ее прием, не покрылся коркой и не отрастил вторую голову, или какие там еще бывают побочные эффекты.

— Они индивидуальны, — Варац встал с кровати. — Чай или вино?

— Глупейший вопрос, — фыркнула Лилит. — Что у тебя?

— Бессонница, гипервозбудимость, проблемы с вниманием, — пожал плечами Варац. — Все остальное уже было раньше. Может, стало чуть хуже, но не факт что это связано с зельем.

— Вот о чем я и говорю, — ответила Лилит почти с досадой. — Кому так везет?

— Так это и не везение, как раз, — насмешливо ответил Варац, открывая шкаф и доставая бутылку. — Ровно наоборот. Шанс умереть на месте был крайне высок, как и шанс выжить с дефектом. Шанс же выжить без дефекта был очень низок, и именно такого исхода я боялся больше всего. Понимаешь, дорогуша, как ужасно мне не повезло?

Лилит шумно выдохнула, и несильно ударила ладонью по подлокотнику.

— Ты! Кошмарен! — повторила она, и чародей рассмеялся. Он достал два бокала, и вернулся на кровать. Один он протянул Лилит. — Вздыхаешь, закатываешь глаза и жалуешься на скуку, пока такие как я выгрызают свое выживание зубами.

— И весьма успешно, насколько я могу судить, — хлопнула пробка. Варац наполнил бокалы.

— Вот именно. И я планирую так это и оставить, — Лилит сделала небольшой глоток. — Поэтому слушай мой план. Я закончу работу, и сдам заказ. А потом буду искать решение, пока не отыщу его, или пока демоническая херь меня не прикончит. Минг говорит, что это неизбежно. Но она покорна перед судьбой, в отличие от меня. Я этой суке уже начищала рожу прежде. Не вижу, почему теперь должно быть иначе.

Варац легко улыбнулся, проникновенно глядя на Лилит.

— Ты в себе, — заметил он. — Это радует.

— Не полностью, — не согласилась Лилит. — Будь я в себе, я бы не спросила тебя, поедешь ли ты со мной на Север. Но, как видишь, спрашиваю.

Она отвернулась, и глотнула, постукивая по бокалу ногтем указательного пальца.

— Ни в коем случае. Я предпочту и дальше оставаться в занюханном Чинджу, бездельничать, жрать грибы и творить кошмарные скульптуры, — тонко улыбнулся Варац. — Это же куда интереснее, дорогуша, о чем ты вообще думаешь?

— Скотина, — тихо рассмеялась Лилит. Варац поклонился головой.

— Безусловно. И заметь, ни разу этого не отрицал.

Лилит задумалась, потом кивнула.

— Пожалуй. Если хочешь знать, это одно из твоих лучших качеств.

Они легонько чокнулись, тихо звеня тонким стеклом бокалов.

День первородного пламени.

Это был праздник зарождения мира, света и тепла. За несколько дней город обильно украшали, чтобы в назначенную ночь ни один уголок, ни один переулок не остался неосвещенным. С самого утра город будет гудеть: приезжие торговцы и купцы будут разворачивать открытые лавки, пекари будут месить заготовки, по улицам будут носиться взмыленные подмастерья, расплачивающиеся за забывчивость своих мастеров. Дети будут бегать по городу с кусками ткани в руках, собирая костюмы в последний момент. Кто-то более подготовленный будет отсыпаться днем накануне праздника, который не утихнет до самого утра. Лилит принадлежала бы к этому привилегированному меньшинству, не поддайся Варац и Къол охватившей город подготовительной лихорадке, и не локализуй ее внутри их арендованного коттеджа.

Все утро, вплоть до полудня, они что-то тестировали с громкими скрежащими звуками. Что-то постоянно стучало и падало, слышались вопли и ругань, иногда прерываемые радостными возгласами и смехом.

— Нога, кретин!!! — послышался отчетливый крик, после вновь перетекший в неразборчивое карканье.

— Взрослые вроде люди, — заметила Лилит сама себе, глядя в потолок. Она откровенно бездельничала, апроприировав для этого дела диван.

Сегодня в ней бушевали игривые настроения. Было любопытно и даже нетерпеливо увидеть, что с таким рвением разрабатывали Варац и Къол все это время. До этого Лилит доводилось бывать лишь на приемах в Синепалке, которые примерно раз в год закатывал Варгул. Местная знать относилась к ней пренебрежительно, как и к любому, кто к этой самой знати не принадлежал. Кто-то из злопыхателей Варгула однажды пустил слух, что она любовница мэтро, чтобы попортить ему кровь и принизить его статус. Лилит это не уязвляло; знать смотрела сквозь нее ровно до того момента, пока у них не возникала нужда в ее услугах, и это все, что ее волновало. Деньги аристократов Севера она ценила стократ больше, чем их уважение.

— Это будет катастрофа! — радостно сообщил Варац, спускаясь с лестницы. — Мне конец!

Насвистывая, он упал в кресло и выдохнул. Къол спустился следом за ним.

— Вставай, пошли! Где ты там их держишь, своих страшилищ? — он поправил кучу свернутых пергаментов, которые держал подмышкой.

— В надежном месте! Лилит, прими решение! — размахивая рукой, прокричал Варац. — Что делать с Ежом?

— Оставь Ежа быть, дорогуша, — отмахнулась Лилит. — Не знаю, что вы там задумали, но явно ничего хорошего.

— Явно, — Къол расплылся в белозубой улыбке, потом вновь обратился к чародею, растекшемуся по креслу: — Пошли! Время!

— Все торопитесь, — простонал Варац, скорее скатываясь, чем вставая с кресла. — Никакого покоя старику!

— Кончай кривляться, — Къол решительно подтолкнул его между лопаток.

— А вы куда, собственно?

— За скульптурами, — пробасил островитянин. — Их надо доставить к наместнице.

— Приходи в студию, дорогуша, — обратился Варац к Лилит. — У нас с тобой сегодня работы непочатый край.

— Какой, к черту, работы?

— Важной! Не спорь!

— Пошли-пошли, — поторопил Къол. — До вечера, Лилит!

— Да и вам не хворать, — она упала назад на подушки, слушая как закрывается входная дверь, и широко зевнула, прикидывая, сколько у нее есть времени на дрёму.

В студии Лилит ожидала молодая аньянгка с испещренными оспинами щеками. Варац рылся в шкафах, энергично выбрасывая из них вещи, а девушка сидела на стуле, покачивая ногой с безразличием и скукой.

— Я не вовремя? — спросила Лилит слегка насмешливо, глядя на то, как Варац отправляет в полет бархатную темно-зеленую тряпку.

— Крайне! — возмущенно ответил чародей. — Ты поздно!

Он решительно захлопнул шкаф, после чего повернулся к девушке.

— Заклинаю, аджумма, приступайте к работе! — взмолился он, складывая ладони вместе. — У нас времени до заката!

— У всех времени до заката, — сухо ответила аньянгка, поднимаясь и окидывая Лилит оценивающим взглядом. — Прошу.

— Как такой огромный манекен, — Варац широким шагом прошел в другую часть студии. — Умудряется постоянно исчезать в этой дыре? Я теряю самообладание! Решительно невозможно!

Он звонко хлопнул в ладоши. Лилит подошла к туалетному столику, и присела.

— За шкафом смотрел? — крикнула она. — Я его там видела какое-то время назад. Плечо торчало.

Варац ненадолго притих, а после до Лилит донесся торжествующий вопль, за которым тут же посыпались ругательства. Аньянгка слегка поморщилась, и принялась доставать из большой сумки закупоренные баночки.

— …который не додумался его покрасить! — закончил свою тираду Варац, внося в комнату деревянный манекен на длинной ножке и ставя его посередине комнаты. Он остановился на месте, медленно вдохнул, выдохнул и сказал уже гораздо спокойнее: — Безумие, чистой воды безумие.

Он посмотрел на аньянгку, которая как раз ракончила разгружать свой арсенал. Лилит уже поняла, что ей предстоит долго сидеть под пляшущей кисточкой в попытках не расчихаться от пудры. Она тоскливо вздохнула.

— Это обязательно? — она посмотрела на Вараца через зеркало перед собой.

— Разумеется, обязательно. Думаешь, я тебя пущу в высший свет в таком виде?

— Это непрофессионально. Я наемница, а не эскорт, — буркнула Лилит. Аньянгка взяла в руки ее лицо и сделала попытку повернуть его к свету, и Лилит непроизвольно дернулась от ее прикосновения. — Без рук, пожалуйста.

— Как я работать буду, без рук? — спросила аньянгка, сердито упирая руки в бока.

— Не знаю. Вы тут профессионал, вот и разберитесь, — махнул рукой Варац. — А вот ты, дорогуша, недооцениваешь силу верно подобранного образа. Нет такой профессии, в которой изящно выглядеть — хуже, чем ходить пугалом.

Бормоча что-то нелестное вполголоса, аньянгка принялась раскладывать кисти. Она протянула Лилит небольшую баночку с белым, жирным кремом.

— Намажьте на все лицо. Тонко.

— Тонко это сколько? — Лилит зачерпнула из баночки пальцем. — Так хватит?

Варац задумчиво вгляделся в лицо Лилит. Потом обратился к девушке:

— Акцентируйте на глазах. Белый, черный и лиловый. Что у нас сейчас в моде? Я слегка отстал от общественной жизни.

— Природные цвета: зеленый, голубой, желтый. Симметрия, высокая обувь. Для молодых людей — темные шляпы с большими полями, — вздохнула аньянгка.

Варац поморщился как от зубной боли.

— Мог бы и не спрашивать. Нет, так не пойдет. Придется черпать вдохновение откуда-то еще, — он деловито оглядел манекен, покорно ожидавший воли своего хозяина. — Лилит! Расскажи, что было дальше, будь любезна.

— Уверен, что истории о борделе — подходящий источник вдохновения? — с усмешкой спросила Лилит, неумелыми движениями втирая крем в веки.

— Более чем. Прошу, кирья. Ради искусства.

— Ладно, — хмыкнула Лилит. — Разве что ради искусства.

Лилит не спешила рассказывать Идри и Дарири о том, где она работает и почему не появляется в башне сутками. Однако, чародеи не были дураками: они знали, что Лилит во что-то впуталась. Разговоры о перспективе отправить ее учиться в Пиргос зачастили и приобретали все более настойчивый характер. Лилит яростно отстаивала свое право и дальше оставаться необразованой; одна мысль о том, чтобы жить под гнетом церкви, изучая совершенно не интересующие ее руны, вызывала в ней острое желание разбежаться в стену. С каждым днем башня все больше напоминала ей тюрьму, а Идри и Дарири — тюремщиков, и Лилит возвращалась туда все неохотнее.

Работа же, напротив, вызывала в ней все больший интерес. Информация, которую Лилит так скрупулезно собирала и запоминала, наконец-то начала приносить какие-то плоды. Лилит удалось наладить вполне стабильный канал сбыта сведений через старого друга в своей бывшей банде. Торговать конфеденциальной информацией было рискованно, но это был необходимый риск, в котором Лилит видела возможности. И она легко шла на него, стараясь быть внимательной и держать ухо востро.

После разговора с мадам Лилит все свое время посвятила раздумьям на тему того, что она может предложить Плети. Ответ не находился — ей казалось, что она ни в чем не хороша. Она попробовала сунуться в бесконтактное доминирование, но эта игра была ей чужда и непонятна. Лилит то и дело чувствовала на себе требовательный взгляд мадам, в котором с каждым днем было все меньше терпения.

Она долго наблюдала за тем, как работают другие девочки. Как они общаются, как ведут себя в процессе. И, конечно же, наблюдала за клиентами. Она искала ответа на вопрос: что отличает двух одинаковых в своей красоте девушек? Почему к одной возвращаются, а к другой — нет? Ответов на этот вопрос было много, но Лилит свела их к одному простому тезису: понимание нужд клиента. Проблема была в том, что она, Лилит, не понимала. Не понимала фундаментально: когда речь заходила о близости и ласках, ее мозг тут же опустошался, превращаясь в белое полотно. Даже мысль о чужом прикосновении вызывала в ней парализующий ужас.

Лилит тогда долго смеялась над тем, что при всем этом она добровольно работает в бордели. Она смеялась над собой, над ситуацией, и от нервного напряжения из-за возложенных на нее ожиданий. Происходящее стало казаться сюрреалистичной, жестокой шуткой. Она бросила серьезный подход и попытки что-либо понять, и подошла к одной из коллег, с которой они были в приятельских отношениях. "Сегодня, когда ты будешь работать, я хочу смотреть. Не возражаешь?". На комментарий о том, что на работе надо работать, а не себя развлекать, Лилит только игриво подмигнула.

На предложение о безучастном наблюдателе клиент заявил, что согласен только в том случае, если Лилит облачится в монашескую одежду. С трудом сдерживая внутренний хохот, она легко на это согласилась.

Пока она наблюдала за ними, она чувствовала себя декорацией. Декорацией, служащей для доставления удовольствия.

Тогда ее осенило. Костюмы, переодевания, притворство, иллюзии: все это — дешевые фокусы, призванные имитировать реальность. У нее же в руках был мощнейший инструмент, способный эту реальность создать. Самые дикие фантазии, самые невероятные сценарии, воплощенные в чужом сознании кончиками ее пальцев. Мадам говорила об этом с самого начала, но тогда Лилит не поняла, что она имеет в виду. Зато понимала теперь.

Лилит приступила к работе. Она начала усиленно практиковаться — Идри и Дарири удивленно хвалили ее новообретенную тягу к знаниям. Ментальная магия давалась ей непросто; прошло немало времени прежде чем она научилась работать с барьерами и волей, с чужим сопротивлением, подстраиваться под мышление, которое у всех работало по-разному. Но она трудилась, и труд приносил плоды. Лилит спала все меньше; работы в Плети тоже был непочатый край.

Она разбила процесс на три пункта: выяснить желания, изобрести сценарий сообразно им, и воплотить его. На каждом этапе возникали свои сложности. Иногда образы были совсем неочевидными, и Лилит плохо чувствовала эмоции, которые они вызывают. Это могло кончиться тем, что вместо чьей-то мечты она могла воплотить в жизнь худший возможный кошмар.

Разработка сценария страдала от полного отсутствия опыта. Этот пробел Лилит старалась восполнить разговорами с девочками, которые посвящали ее в тонкости того, что именно стоит за желаниями клиента. Просто теории, разумеется, было недостаточно, поэтому Лилит продолжала наблюдать за процессом, стараясь понять, что происходит между его участниками на чувственном уровне.

Совсем скоро секс и связанные с ним игрища перестали вызывать у нее смущение и наталкивать на дурные воспоминания. Это превратилось в механику, в процесс, который можно было разобрать на составляющие и проанализировать. В этом не было никакой мистификации, тайны, чего-то притягательного или соблазнительного. Но именно эту иллюзию нужно было создать для того, кто платил деньги.

Потому что платили они не за то, чтобы кончить. Они платили за чувство вожделения, за интригу, за неземной опыт. Они платили за иллюзию.

И именно этим она и занялась в воплощении своих сценариев. Процесс выглядел так: сначала она отвлеченно беседовала с клиентом, с целью немного расположить к себе и понять, что перед ней за человек. Чтобы снять напряжение, создать доверие и немного приоткрыть разум, во время беседы Лилит поила клиента успокаивающими травами. Это была подготовка, целью которой было смягчить и взрыть почву, прежде чем погружать в нее руки.

Далеко не все клиенты знали, чего хотят, и совсем небольшое их количество было в состоянии сообщить о своих желаниях четко и вслух. Но Лилит все равно всегда спрашивала, даже если уже знала ответ. В основном для того, чтобы они почувствовали уверенность от контроля над происходящим. Жестами, взглядами, языком тела она давала понять, что они во главе процесса, что он начинается и заканчивается по их слову, и происходит в комфортном для них темпе. Это было не совсем так, но в Плети ничего не было важнее иллюзии, и кольца были лишь ее частью. Совсем небольшой, как вскоре поняла Лилит.

После установления контакта с клиентом Лилит приступала к основному действию: проводила некоторое время в его мыслях, давая ему освоиться с новыми ощущениями. Когда она привыкала и адаптировалась к его мышлению, она воплощала сценарий в жизнь. Интенсивность происходящего во многом зависела от его ожиданий и настроя, и Лилит выбирала фантазии в соответствии с ними.

Чужой разум — очень странное и крайне запутанное место, где легко спутать пол с потолком, и ошибиться в интерпретации, особенно когда речь о чем-то столь неоднозначном и спорном, как сексуальные предпочтения. Хоть Лилит и владела дикой магией, она все еще оставалась самоучкой, которая практиковалась на опыте и училась на ошибках. И ей пришлось много раз оступиться прежде чем она набралась опыта и отшлифовала процесс. По большей части ей удавалось сгладить углы самостоятельно, но несколько крупных скандалов были неизбежны. Мадам прикрывала Лилит и заступалась за нее, но в ее взгляде читалось ясное "надеюсь, ты этого стоишь".

И она изо дня в день доказывала, что стоит, работая все глаже и постепенно обрастая собственными постоянными клиентами. Работать с ними было приятнее всего; она знала их, а они знали ее, и на уже установленном взаимном доверии попасть в цель и чувствовать процесс ей было гораздо легче.

Однажды мадам пришла к ней в рабочую комнату во время перерыва.

— На тебя растет спрос, — сказала она с едва слышимой ноткой одобрения в голосе. — А повышение спроса означает, что и цена должна расти. Одна проблема — твой сеанс длится в два, а то и в три раза дольше сеанса любой другой девочки. Думаю не нужно пояснять, что для меня это означает убытки.

— Быстрее не получится, — пожала плечами Лилит. — Это очень деликатный процесс.

Это прозвучало заносчиво, и мадам это почувствовала. Она сощурилась на Лилит. Та стушевалась под ее взглядом.

— Извините, я не то имела в виду.

Мадам склонила голову на бок.

— Я рада, что ты нашла себя в этой работе и можешь хорошо ее выполнять, — сухо сказала она. — Ты вправе собой гордиться. Но как только мне покажется, что с тобой слишком тяжело иметь дело, ты отсюда вылетишь. Потому что ты провела здесь больше времени, чем любая другая, не зарабатывая для меня ни гроша. И теперь тебе нужно очень, очень стараться, чтобы окупить вложенное в тебя время. Я ясно выражаюсь?

— Да, Эдне, — Лилит изо всех сил старалась не отводить взгляд от буравящих ее ярко-зеленых глаз.

— Вот и славно. За твои услуги я начну брать оплату по времени, и можешь сидеть с ними хоть сутками.

Лилит согласно кивнула.

Постепенно к ней пришло чувство глубокого понимания процессов в собственной работе, а вместе с ним и уверенность. Лилит успела истосковаться по ощущению, что она хороша в том, что делает; оно не посещало ее со времен банды. Она наслаждалась этим чувством, и всеми силами укореняла его в себе. Оно стало ее хребтом, ее основой, на которой держалось все прочее. С каждым днем Лилит понимала себя все лучше.

Появились деньги. Они открыли для нее новый, доселе невиданный мир: раньше Лилит даже не смотрела на витрины магазинов и лавок, зная, что у нее ни гроша за душой. Ей казалось, что вещи ее не интересуют. Она ошибалась.

В ее взгляде вновь появилась гордость и заносчивость, походка стала тверже, даже в осанке появилась какая-то сила. Теперь лавочники заискивали перед ней, и стремились впихнуть побольше барахла, а она его скупала, просто потому что ей нравились вещи, нравилось чем-то обладать, даже если это что-то было ей не нужно. Особенно она тяготела к украшениям. Ей нравилось золото.

— Золото? — Варац недоверчиво посмотрел на нее. — Какая кошмарная безвкусица. Совершенно не твой металл.

— Это единственное, в чем я раскаиваюсь, — Лилит сокрушенно покачала головой и звонко чихнула от летавшей в воздухе пудры. — Прошу прощения, аджумма.

Аньянгка, слегка поджав губы, продолжила резво работать кисточкой.

— Что же, хочешь сказать, у тебя никогда не было соблазна нарушить границы? Залезть куда не просят, перетряхнуть ящики с грязным бельем? — Варац что-то делал, но Лилит не видела, что именно: он полностью закрывал манекен своей спиной.

— Разумеется, был. Но это трудно сделать незаметно, особенно если опыта нет. Я однажды облизнулась на подпольное дело одного каменщика, и залезла туда. Он почувствовал, и переполошился. Выпихнул меня из головы, заверещал, пришлось его силой усаживать и волю ломать, после чего стирать воспоминание. Грубо отработала, испугалась, руки потом до конца дня тряслись. Но пронесло. И заплатили потом хорошо.

— Кто-то из банды? Верил тебе на слово, хочешь сказать?

— Ну, во-первых, я за три года в банде хорошо себя зарекомендовала. А во-вторых у нас с моим контактом были особые отношения. Скажем так, мы оба слишком хорошо понимали выгоду этого сотрудничества, чтобы нарушать его.

— Первая любовь?

Лилит брезгливо поморщилась, и снова чихнула.

— Фу, уважаемый чародей. Нет. Скорее старая дружба, основанная на глубокой неприязни и ненависти.

— Одно и то же, — махнул рукой Варац. — Продолжайте, кирья.

Дарири с подозрением смотрела на ее новые вещи, которых становилось все больше. Формально у Лилит не было своей комнаты — в башне вообще не было комнат в традиционном смысле этого слова. Были частично огороженные стенами закутки, в которых хранилось всякое. Тот закуток, где стояла кровать Лилит, был загроможден разного размера сундуками, абсолютно неспособными вместить весь ее хлам. Вокруг царил страшный бардак; гора вещей захватила кровать и полки, камни и украшения валялись вперемешку с одеждой и нижним бельем, и отыскать во всей этой горе что-то конкретное было решительно невозможно. Выглядело это тоже не лучшим образом, и Дарири со вздохом покачала головой.

— Я тут подумала, — сказала она, опираясь плечом о каменную арку с чашкой горячего кофе в руках. — Что не хочу знать, откуда ты берешь деньги. Что-то мне подсказывает, что ответ мне все равно не понравится. Только прошу: будь осторожна. Если ты в банде, это лишь вопрос времени, когда это станет проблемой.

Лилит слегка закатила глаза, сидя на корточках спиной к чародейке. Она как раз перерывала один из сундуков, выискивая свою новую теплую шаль, которую на днях купила у оренхайского торговца.

— Да… — Дарири прокашлялась. — Если что, я помогу. Раз ты уже впуталась, выпутаться будет непросто, но…

— Все в порядке, мам, — перебила ее Лилит. — У меня все под контролем.

— Ага. Пока что. Бог с ним, давай не будем из-за этого ссориться, — Дарири махнула рукой. — Просто… ты говори, если нужна будет помощь.

— Угу.

— Я вообще не за этим пришла. Вот это, — она указала рукой на гору вещей. — Неприемлемо. Раз уж ты собралась забивать дом барахлом, хотя бы храни его нормально. Купи шкаф, я не знаю. Смотреть неприятно.

Лилит решительно захлопнула сундук, выпрямилась, и развернулась.

— Не знаю, Дарири, — она скрестила руки на груди. — Может, мне пора от вас съехать. Не хочу вас стеснять своим барахлом.

— Лилит, я не то имела в виду, бога ради, не будь ребенком.

— Я тоже не то имела в виду. Я имела в виду, что я могу себя обеспечивать. Вы приютили меня, когда мне некуда было идти. А теперь есть куда.

Дарири растерялась.

— Ты хотя бы подумай сначала… А уроки? А Идри? Он же места себе не найдет…

— Переживет. И чтобы ты знала — я не в банде.

— Это хорошо, но…

— Мне пора. До вечера.

Бесцеремонно оборвав разговор, Лилит взяла с собой сумку с вещами и вышла на улицу, оставив Дарири в печальной растерянности. Она гордо шагала по верхнему городу, чувствуя, как собственные амбиции бегут впереди нее по его неровной брусчатке. Она принимала решения легко и переворачивала страницы решительно. И поводов быть в себе неуверенной у нее тоже не было.

Обычно днем в Плети было тихо, и Лилит надеялась побездельничать перед занятым вечером. Она валялась на диване и насвистывала прилипчивую мелодию, которую на днях распевал бард на площади. Песня была красивая, какая-то баллада о зарождении мира. Слов она не запомнила, но мотив засел в голове наглухо.

К ней постучалась хостес и сообщила, что у нее клиент. Лилит удивилась, но не слишком; скрываться от вездесущих жен и мужей, прикрываясь работой днем было проще, чем выскальзывать из дома в ночи.

Лилит привычно поправила волосы и удостоверилась, что халат чистый. Она очень гордилась идеей принимать клиентов в домашнем халате — это дарило им чувство комфорта и располагало к себе. А Лилит не нужно было корячиться в тугом корсете и поправлять чулки, что тоже было огромным плюсом.

На выходе она включила магическую жаровню, на которой стоял чугунный чайник. Она приглушила свет, и спустилась вниз.

Клиентка стояла за стойкой к ней спиной. Это была короткостриженная женщина в кожаной куртке и высоких сапогах. Она сняла с пояса кинжал, вытащила из сапога нож, и протянула их хостес. Лилит заранее улыбнулась вежливо и учтиво, и легонько тронула клиентку за плечо. Та повернулась, и Лилит обмерла, безошибочно узнав в ней Тати. Ее кожа сильно загрубела, а через лицо тянулся длинный, глубокий шрам, но ошибиться было невозможно. Это была она.

— Чего, не красавица, да? — хмыкнула Тати, неверно истолковав реакцию Лилит. Та поспешила взять себя в руки.

— Шрамы пишут историю. И ваша кажется мне интересной, — она слегка поклонилась.

Тати расхохоталась.

— Иш как заливает! Ты, говорят, в голове рыться умеешь. Про тебя аж в самом Голлене слухи ходят.

Лилит коротко кивнула хостес, мягко взяла Тати под руку и повела ее к лестнице.

— Значит, вы приехали из Голлена?

— Из него.

— Надолго к нам?

— Смотрю пока, думаю перебраться. Посвободнее у вас тут, говорят. Святоши не так душат.

Они поднялись наверх. Лилит открыла дверь и жестом пригласила гостью внутрь. Как только замок на ней щелкнул, она торопливо сорвала с пальца кольцо, и игриво округлила глаза.

— Бу! — сказала она, широко улыбаясь.

Сначала Тати опешила, но узнавание медленно прокрадывалось в ее взгляд. Наконец, она радостно воскликнула:

— Еб твою, Ося! — Тати заключила ее в объятия. Лилит справилась с порывом оттолкнуть ее. — Я думала тебя убили эти старухи повернутые!

— Отправили в лагерь. Я сбежала, — Лилит мягко высвободилась из ее медвежьей хватки, и заглянула ей в лицо. — Я тебя искала потом…

— Погоди, — Тати отпрянула, с подозрением щурясь. — А это точно взаправду? Не внушение твое, не иллюзия?

— Сама ты иллюзия! Но кольцо я надену, мало ли. Мадам настрого запрещает их снимать, — морок послушно занял свое место, как только кольцо село на пальце.

— Ловко они тебя! А так и не скажешь, — Тати с любопытством ущипнула ее за щеку. — Иш, как настоящая!

— Иллюзия хорошая, да. Ты тут вообще как, какими судьбами?

— Да по делам… — отмахнулась Тати. — Ты свалить можешь? Пойдем в таверну!

Лилит оглянулась на дверь.

— Не сразу. Когда выйдем, веди себя так, будто я подняла тебя на небеса, а на землю спустить забыла. Иди вниз по улице, справа будет трактир — большая вывеска деревянная, не пропустишь. Жди там. Я скоро подойду.

— А-а, вот и она, — кивнул Варац. — Какая драма.

— А то. Теперь, небось, рад что я начала издалека?

— Счастлив, дорогуша, — Варац оторвался от своего занятия и повернулся, после чего глаза его возмущенно округлились: — С ума сошла? Румянить такую аристократическую бледность! Чему вас там учат вообще?!

Аньянгка посмотрела на него недоброжелательно, а потом перевела взгляд на Лилит, словно надеясь, что та избавит ее от необходимости делать работу заново. Та пожала плечами.

— Что поделать, аджумма. Клиент очень нравная сволочь. Но всегда прав.

Тихонько фыркнув, аньянгка потянулась за смывкой. Варац тяжело вздохнул в потолок.

— Ну почему стало так сложно находить компетентные кадры? В какой момент люди прекратили разбираться в том, что делают? — проворчал он, возвращаясь к рунам. Послышался тихий, мелодичный звон чар.

— Зато знаешь как люди радуются, когда находят кого-то толкового? — Лилит приняла смоченный платок из рук аньянгки и принялась смывать румяна с щек. — Только на этом четверть моего ценника и держится. Так что? Заканчивать историю?

— Давай пока повременим. Иногда удачно отложенный финал гораздо лучше цельного повествования. Сколько, говоришь, ты там проработала?

— Несколько сезонов. Потом надо было уехать, заказ отвезти, а там дали еще один, и пошло-поехало… С тех пор осесть нигде так и не получилось, но я еще долго ошивалась в Синепалке, хоть и Плеть бросила, и под бандой уже не ходила, — Лилит посмотрела на аньянгку, показывая очищенные щеки. Та, удовлетворенно кивнув, приготовилась пудрить заново. — На побегушках в основном. Потом упал первый крупный заказ, за ним и второй. И пошло-поехало.

Звон прекратился и Варац придирчиво оглядел свою работу, после чего поправил что-то руками.

— Ну я, положим, закончил.

Он развернулся, все еще загораживая собой манекен, и скрестил руки на груди.

— Так уже лучше, — одобрительно сказал он, оценивая работу аньянгки. — Полосы не забудьте.

— Нет бы своими делами заняться… — едва слышно проворчала женщина. Она потянулась к покрасочному порошку. Варац неспешно закурил.

— Признаться, — хмыкнул он. — Я даже несколько удивлен. То, что для бандитки ты грамотна и говоришь сносно, я отметил сразу, но отнес это к какому-никакому чародейскому воспитанию. Не подумал бы, что это у тебя из борделя.

— Это много откуда. Говорить меня Идри переучивал, грамота тоже его рук дело. А вот словарный запас я расширяла по большей части в Плети, этикету тоже училась там. Пришлось. Архоны публика чувствительная.

— Бестактный вопрос. Сколько из твоих знаний было действительно получено так, как ты сказала?

Лилит посмотрела на него вопросительно.

— Когда мы удирали от гидр, ты выдала целую главу из энциклопедии об их поведении. Очень точные сведения, и все к месту. Ты тогда сказала, я процитирую: “читаю книжки и с умными людьми общаюсь”. Я спрашиваю: это действительно так?

— Ты спрашиваешь, сколько моих знаний было получено из голов моей многострадальной клиентуры? — усмехнулась Лилит. — Мало. Я там не сведения о поведении гидр искала, а что-то конкретное, по зацепкам. Иногда бывает что-то налипнет, но это редко происходит, и чаще это идеи, чем знания, — она сделала паузу, продолжая смотреть на чародея. — У тебя хорошая интуиция, ты в курсе? У меня действительно странная память. Иной раз я не знаю, откуда взяла ту или иную информацию. О ёри, например, мне рассказала не следопыт. Я не помню, откуда мне было о нем известно.

— Вот как?.. Любопытно. И давно ты это заметила?

— Никогда не придавала этому большого значения.

— А сейчас?

— А сейчас… — Лилит прервалась, чтобы отстраниться от аньянгки. Она закончила с макияжем и потянулась было к волосам. — Прическу не нужно, аджумма.

— С волосами мы как-нибудь сами, — кивнул Варац. — Благодарю сердечно, позвольте вас проводить.

Пока Варац рассчитывался, Лилит оглядела себя в зеркало. Темно-фиолетовые полосы, нанесенные тонкой кистью по контуру ее худого лица, перемежались с белой краской. Это была традиционная часть костюма на праздник первородного огня: полосы обозначали очертания драконьей морды, но заметить сходство можно было только если смотреть со знанием. На уличный праздник раскрасятся куда более смело, для высшего же света требовалась более изящная работа.

— Слава богине, думал она никогда не закончит… — Варац подошел, чуть щурясь. — Сносно. С волосами справишься?

— Что-нибудь придумаю, — Лилит взялась за гребень. — Заканчиваю фразу: сейчас всему стоит придавать значение.

— И тебя не утомляет эта мысль? — Варац оперся руками о спинку стула.

— Меня все утомляет. В особенности твои абстрактные вопросы. Какая разница, что я чувствую? Реальность от этого не меняется.

— М-м, — протянул чародей задумчиво. — Очень мудрые слова. Жаль, что всего лишь слова.

Лилит посмотрела на него исподлобья.

— Не беси, уважаемый чародей. У меня в последнее время трудности с контролем гнева.

— Я заметил, — с улыбкой ответил Варац, отходя назад. — Но это не моя проблема, кирья.

— Станет твоей, если не заткнешься, — проворчала Лилит, закалывая волосы наверх.

— Как угодно, — Варац поманил ее рукой. — Взгляни.

Он отступил на полшага, открывая ее глазу манекен, на котором покоилось довольно открытое белое платье, силуэт которого был стянут шелковыми полосами. Полосы меняли цвет по мере того, как сходились к груди, переходя из белого в темно-фиолетовый. Подол был длинным, но не сильно пышным, и выглядел сравнительно удобно. Лилит вскинула брови чуть удивленно. Почему-то ей не приходило на ум, что Варац тоже может быть компетентен.

Она осторожно дотронулась до ткани, поглаживая полосы шелка.

— Без рукавов?

— Могу доработать, если хочешь.

— Нет, не надо, — она распрямилась. — А…

Она красноречиво продемонстрировала чародею культю. Хоть она и не была частой гостьей на светских приемах, наитие подсказывало что демонстрировать увечья не стоит. Не только из эстетических соображений, но и из соображений здравого смысла. Чародей почему-то улыбнулся.

— Меня вечно преследует иллюзия, — сказал он, уходя в другую часть студии. — Что всегда существует более подходящий момент. Может, поэтому я ничерта в этой жизни не сделал за почти полный век.

Лилит моргнула. Варац возник на пороге с льняным свертком в одной руке и портсигаром в другой. На ходу открывая кейс и выуживая крученку губами, он протянул Лилит сверток, и она нащупала внутри что-то твердое и тяжелое. Чародей уселся на кровать и закурил.

Лилит развернула ткань и ее желудок предательски сжался. И продолжал сжиматься все сильнее с каждым ударом сердца.

— Я использовал печать в качестве основы. Добавил кое-какой сплав для большей пластичности, а Къол доработал начертания.

В ладони Лилит лежала металлическая рука цвета темного серебра, с выпуклой резьбой, которая обрамляла многочисленные начертания рун. Лилит посмотрела на Вараца почти гневно и сказала с дрожью в голосе:

— Это же не сработает.

— Пока все указывает на то, что сработает.

— Варац, если не сработает… — она замолчала, делая тщетные попытки взять под контроль свое прерывистое дыхание. Вид руки вызывал в ней надежду, надежда же вызывала лишь боль. Как Лилит ни открещивалась от нее, как ни отказывалась верить, как ни старалась оставаться покорной своей судьбе и не надеяться, упрямое желание жить уже поселилось в ее груди и поднималось там предательской, бунтарской волной.

— Я тебя ненавижу.

Чародей медленно кивнул.

— Разумеется.

Почувствовав головокружение, Лилит осела на пол. Она смотрела на железку, которая так изящно повторяла форму ее запястья, длину и толщину ее пальцев. Этого не может быть. Это не сработает. Даже не смей надеяться. Лучше не пробовать. Выкинь ее и забудь. Судьба таких подарков не делает.

Варац молча наблюдал за ней. Забывшись, Лилит провела рукой по лицу, размазывая по нему фиолетовую краску. Она коснулась железной руки, сглатывая ком в горле. Чародей прислушивался к ее рваному, тихому дыханию.

— Ты ведь уже ее потеряла.

Лилит закивала, вдыхая и силой впуская в себя смысл этих слов. Слезы катились по ее щекам, но она не обращала на них внимания. Она обхватила руку и сосредоточилась, превозмогая внутреннюю бурю. Казалось все, что она выбрала не ощущать, загнать внутрь, закрыть и запереть, вдруг вырвалось и схлестнулось друг с другом, слившись в один ураганный шторм. Не отдавая себе в том отчета, Лилит сжала металлическую руку так, что побелели костяшки. Губы дрожали от напряжения, в голове бились неоформленные мысли. С каждым ударом сердца, в котором рука оставалась недвижимой, в ней было все больше отчаяния, боли и ненависти. И, парадоксально, все больше и больше надежды.

— Оставь, — мягко сказал Варац. — Покажу Къолу начертания, подумаем еще раз…

Лилит сжала руку сильнее. В какой-то момент звон в ее ушах заглушил собственные мысли, и в голове остался лишь один образ, который был там давно, из детства, с праздника равноденствия. Она многое забыла, но всегда ясно помнила, как с треском взмывали в воздух искры, улетая к ночному небу. Она помнила танцы языков пламени в ночи и чувство, что она может дотронуться до них, и не обжечься. Она видела это пламя прежде. Это его частицу она носила в себе в виде воспоминаний о той ночи. Она искала в себе чужеродное, но оно никогда не было чужеродным. Оно всегда жило в ней.

Скрипнув, мизинец металлической руки согнулся на пол-фаланги одновременно с тем, как из груди Лилит вырвались сдавленные рыдания облегчения и боли. Подавляемые лунами, годами, они охватили ее полностью, заставив скукожиться в собственных руках, и не утихали, становясь лишь громче и пронзительней. Варац сел рядом, и она, забыв о всякой осторожности, о том, что прикосновения причиняют боль, прижалась к нему, как ребенок. Чародей обнимал ее в ответ, и они долго сидели так, хороня все свои шансы показаться на празднике вовремя.

• «
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• »