– Они друг другу ничего не должны?
– Ага, – улыбнулся Олег и закурил. – Люди вообще никому ничего не должны.
Мы опять помолчали. Олег курил, щурясь от дыма. Потом он потушил сигарету в блюдце и взял гитару.
– Сыграй что-нибудь свое, – попросила я.
Но он подумал и стал играть «Song For Lovers». Он подбирал ее и пел, сбивался и снова подбирал. А потом мы пошли спать.
Сосиска сварилась. Я втиснула ее в разрезанный батон и полила сверху кетчупом. Получился «хот-дог». В переводе с английского, это никакая не «горячая собака», а «возбужденный собак». Потому что сосиска похожа на одну часть тела этого собака… Так этим американцам показалось. Это мне Леха Петров рассказал.
Телефон снова позвонил. Я взяла трубку.
– Але…
– Ну, че, поела?…
– Нет.
Олег после сейшна куда-то исчез и протрезвевшие басист и барабанщик искали его два дня. На третий нашли. Точнее, он сам нашелся. Оказывается, ездил в другой город с какой-то девчонкой. Имя не помнит. А может, помнит, да не говорит.
Мы потом всем курсом пошли на концерт Олега и его группы в каком-то засранном клубе. Все опять напились. Валялись по углам. Маша Никонова сидела трезвая и задуманная. Я к ней села с банкой джина.
– Как твой Стеклов поживает?
Маша посветлела и замучено улыбнулась:
– Нормально…
– А ты?
Маша не поняла вопроса.
– Нормально, – повторила она, как повторяют кондукторше, когда она второй раз спрашивает: «А у Вас что за проезд?».
Я пожала плечами и отпила из банки. На сцену влез Олег с гитарой. Какой-то мужик с сальным лицом отчаянно ему захлопал. Олег подключил гитару и стоял так. Басист и барабанщик валялись никакие в туалете. Олег тоже был никакой. Почти. Он качнулся вперед и схватился за микрофон. Резануло по ушам. Олег встряхнул головой и стал играть. И петь.
Маша слушала, подперев щеку рукой. Все песни, которые она слышала, были про Стеклова. И поэтому ей вся музыка нравилась.
Олег пел, а все остальные пили или лежали на полу и на столах. Наверное, это раздражает. Когда видишь перед собой только пьяные рожи. Когда поешь, а тебя не слышат. Даже не потому, что не слушают. Я встала и подошла к сцене. Олег стоял с закрытыми глазами и улыбался в микрофон.
– … sing the song for lovers…
Я смотрела на него снизу вверх. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Улыбнулся и стал петь глядя на меня. Потом слез со сцены и подошел.
– Как дела? – спросил он.
Я пожала плечами.
– Ниче…
– Ну как мы тебе?
Барабанщик и басист валялись в туалете. Олег мне нравился. А они нет.
– Прикольно, – ответила я.
– Понятно, – кивнул Олег и сморщил нос.
– Мне правда понравилось.
Олег улыбнулся и закурил. Мы сидели на сцене и молчали. Маша Никонова смотрела на нас из зала и улыбалась про Стеклова.
Я измазалась в кетчупе, потому что сосиска все время выпадывала из батона. По телевизору гоняли «Big In Japan». «Things will happen while they can, I wait for my man tonight. It’s easy when you’re big in Japan…» и все такое. Я поставила чайник. Потом стала пить кофе. С пряниками.
Если бы год назад кто-то сказал мне, что я буду пить кофе, я бы не поверила. Кофе – это мой враг номер один с детства. Меня от него тошнило, как от манной каши.
После клуба мы все пошли к Сашке Бердышеву. Спать. Барабанщика забыли в клубном туалете.
Спали кто где мог. Маша Никонова умудрилась втиснуться на две табуретки, стоящие между шкафом и диваном. Наська Кулакова и Галя Романова спали на столе. А Костя Патрушев в ванной.
Нас на диван влезло четыре человека. Олег дышал мне в ухо. Потом шепотом спросил:
– Ты спишь?
– Неа, – тоже шепотом ответила я.
– Хочешь конфету?
– Ага!
Мы сосали липкий «Барбарис» и нам было весело, как сообщникам. От Олега пахло яблоками и сигаретным дымом.
– Куда ты ездил-то? – спросила я.
– А… – Олег неопределенно повел в воздухе рукой – Она говорит: «Поехали ко мне», ну я и поехал. Да, пьяный был…
– Смешной ты какой-то.
– Не смешной, а странный.
– Почему странный?
– Потому что.
Олег порылся в кармане и вытащил медиатор.