К болоту они подошли уже к вечеру и стали готовиться к ночлегу. Собирался Николаич впопыхах, можно сказать, совсем не собирался. Просто покидал в рюкзак еду из холодильника — и пошли. В магазин заскочили уже по дороге, котелок купили и фонарь. У Николаича даже на бутылку денег не осталось. Поэтому ни палатки, ни мешков спальных у них не было. Да и одеты по-городскому, не для похода. Хорошо ещё, что дождь кончился сразу за посёлком, стало сухо и тепло.
Николаич был, пожалуй, рад бросить всё и отправиться в неизвестность. Его немного пугало, что ни один взрослый ещё не вернулся. Но и оставаться дальше не было больше сил. Нет, работа учителем физкультуры в интернате не была ему в тягость. Детей он любил и легко находил с ними общий язык. Но вот смотреть в глаза ученикам ему было больно. В мире, где под запретом оказались проявления эмоций, им было труднее, чем взрослым. Детям было труднее, но притворяться они умели лучше.
Пока Николаич готовил постель из елового лапника, а Бобров бегал в кусты, Толик опять вспомнил, как Лиза плакала после беседы с директором. Директор был лысый и толстый и это был новый директор интерната, назначенный после того как Маму Галю увели волшебники. Новый директор любил вызывать к себе в кабинет девочек — особенно тех, которые ходили в кружок художественной гимнастики.
— Он обидел тебя? — снова и снова спрашивал Окунь у Лизы, а она тихонько плакала и ничего не говорила. И старалась быстрее справиться с собой, со своими слезами, чтобы никто не заметил и не настучал тому же директору: «А Лиза плакала — бе-бе-бе!» А Толик, глядя как у неё вздрагивают плечи, ненавидел директора так сильно, что в животе у него становилось холодно.
Николаич развёл небольшой костёр и кипятил воду в новом котелке. Из кустов прибежал радостный Костик:
— Если больше трёх раз стряхнул, то уже дрочишь! — заржал он. — На вот, Николаич, я брусники нарвал, листочков, заваривай.
— В ручье сполосни, — сказал Николаич.
Толик услышал, что ему пришло сообщение, и достал телефон. «Толик, ты должен немедленно вернуться».
— Разве мы ещё в зоне приёма? — удивлённо спросил Николаич.
— Не в зоне. Давно уже, — ответил Окунь и выключил телефон.
***
После уроков Марина, самая старшая из девочек, заявила учителю:
— Это очень плохо, что у нас нет предсказателя!
— Зачем тебе? — засмеялся колдун. Он был совсем молод, немногим старше своих воспитанниц, но зато с бородой.
— А тогда мы заранее знали бы о приближающейся опасности, и не надо было бы впустую на болоте дежурить.
Колдун промолчал. Он знал, что девочки очень не любят ходить на болото, где был расположен охранный периметр. Можно было бы просто поставить магический барьер, но это привело бы к значительному расходу энергии, которую надлежало тщательно сберегать. Поэтому ограничивались системой сигнализации на основе самых простых амулетов. И маленькие колдуньи каждый день, по очереди, ходили менять вчерашние амулеты на новые, подзаряженные. Так выходило экономнее. А про «опасность» Марина сильно преувеличила. Колдун близко бы не подпустил девочек к периметру при даже намёке на возникновение рискованной ситуации. Просчитать вероятность на ближайшие сутки он мог и без всяких предсказателей. Дежурили на случай появления «беглецов». Встречали.
Марина, не дождавшись ответа, вышла из класса вслед за остальными колдуньями. Колдун встал, подошёл к окну. Девочки резвились, радуясь окончанию занятий. Кто-то крикнул:
— Побежали глядеть, как Сонька рыбу ловит! — и они умчались к озеру. Колдун вынул из нарукавного кармана свитера мобильник, нажал кнопку быстрого вызова. Пока шёл дозвон, сделал несложное заклинание усиления сигнала.
— Привет, — сказал он.
— Привет, борода, — ответили ему. — Завтра гостей жди. Мальчишка всё-таки сбежал и выйдет к ближайшей школе. А ближайшая — твоя.
— Сбежал… Впрочем, мы же сами этого исподволь добивались. И мы, и они. Его обязательно попытаются остановить. Я выйду навстречу. Сейчас же.
— Нет! Всё должно выглядеть естественно, встретишь как обычно на кордоне, когда ученики тревогу поднимут. Волшебники не должны догадаться, что мы тоже знали о способностях парня.
— У меня ученицы, — автоматически поправил колдун и сильно почесал бороду. Волосы заскребли по микрофону мобильника.
— Что?
— Не важно. Думаю, надо всё же перехватить до кордона. Волшебники наверняка пошлют за ними лучших спецов. А они умеют уговаривать. Вот когда я сбежал, чуть не уговорили. Ему же страшно, он же просто мальчик.
— Ты хочешь завалить нашу агентурную сеть? — собеседник сильно повысил голос и колдун морщась, убрал телефон подальше от уха. — Мне сказали, что эту операцию готовили несколько лет, с момента как стало известно о потенциальной возможности появления уникального Умельца. Возможно, за мальчиком наблюдали с самого рождения. Пожалуйста, действуй по плану.
— Хорошо Макс, я буду действовать по плану, — ответил колдун и отключил связь.
Он сунул трубку в карман и легко выскочил в окно. Тоже пойду смотреть, как Соня рыбу ловит, подумал он. Если ничего нельзя сделать. Если в борьбе департаментов за политическое влияние дети становятся разменной монетой, будем смотреть, как ловят рыбу.
***
Когда уже улеглись и Толик всё никак не мог заснуть, ворочался да на звёзды смотрел, Николаич спросил:
— Окунев, ты помнишь, мы в магазин по дороге зашли?
— Когда ты котелок купил? Помню.
— Так вот там продавец был — волшебник.
Окунь повернулся, пытаясь в свете затухающего костра разглядеть лицо Николаича.
— Да как ты узнал-то?
— А я их чую, — засмеялся невесело Николаич. — Когда после ранения в госпитале лежал, там их много было, я понял, что могу их от обычных людей отличать.
— Это потому, что у тебя в голову ранение было, — влез в разговор Бобров. — Я читал, так бывает — если мозг у человека задет, он или дураком станет, или новые способности в себе открывает. Языки иностранные выучивает легко или там погоду предсказывает. Если не помрёт, конечно…
— У кого-то здесь мозг точно задет, — негромко сказал Толик. — Николаич, а ты почему сам в волшебники не пошёл? Мне отец говорил, что после армии легко к ним устроиться.
Николаич помолчал. Он вспомнил, как в конце войны, когда магия уже понемногу действовала, волшебники заклинаниями бесстрашия и героизма гнали в бой его батальон. Хорошая получилась атака, вот правда на противника заклинания тоже подействовали.
— Как тебе сказать… вот, что, по-твоему, общего, между колдунами и волшебниками?
— Ничего общего, — опять подал голос Костик. — Волшебники среди людей трутся, вынюхивают, кто чем дышит, себя не выдают поначалу, а потом — опаньки! Вот печать — пройдёмте с нами. А колдунов никто никогда не видел. Известно только, что если кто против них пойдёт — всё, капец ему…
— Я знаю, — перебил Окунь Боброва. — И тех и других все одинаково боятся.
— Точно! — воскликнул Николаич. — А я не люблю, когда меня боятся.
— Почему? — изумлённо спросил Костян.
— Не знаю. Наверное, потому, что в голову раненый.
***
Лизе было очень страшно. Сначала она надерзила взрослым, когда рассказывала про побег Толика, а теперь её поймали на очень серьёзном нарушении. После таких нарушений, дети, бывало, навсегда пропадали из интерната и больше про них никто не слышал.
— Скажи правду, — настаивал директор. — Зачем ты котёнка подобрала?
— Не знаю… я не знаю. Я, правда, не знаю! — Лиза удивлённо смотрела на успевшего обсохнуть котёнка, который тёрся об её ноги. Она попалась им в коридоре, когда несла его спрятать в подвале. Там бы он жил, а она приносила бы ему покушать и гладила по шёрстке. Такой вот был план. А теперь её застукали, хоть и не на месте преступления, но зато с уликами от которых не отвертишься. «Улики» жалобно пищали, просились на руки.
Инспектор спросил:
— А ты его покормила?
— Да, — кивнула Лиза. — Я в столовой молоко взяла, напоила его из блюдечка и полотенцем шёрстку ему высушила. А потом он вылизывался долго.
— Ты же знаешь, что это нельзя, — укоризненно сказал директор.
— Знаю, — Лиза вздохнула и решительно заявила: — Раз нельзя, я его завтра утром в приёмный пункт сдам!
Директор с инспектором переглянулись.
— Вот и молодец. Хорошая девочка.
И директор погладил Лизу по мокрым волосам.
— А пока можно, я с ним поиграю? — Лиза жалобно посмотрела на директора.
— Ну, что с ними делать? — добродушно засмеялся директор. — До завтра поиграй, но другим детям не говори, что это я тебе позволил. А потом мне расскажешь, кто его у тебя видел. Поняла?
Лиза кивнула.
— Ну, беги.
Лиза подхватила котёнка и вприпрыжку поскакала по коридору.
— Завтра у неё такой эмоциональный всплеск будет, что любо-дорого, — директор довольно прищурился и едва слышно заурчал. — Сам её на приёмный пункт провожу.
— И не забудьте меня уведомить. По долгу службы, сами понимаете, — инспектор облизнул пот с верхней губы.
— Непременно, непременно, — прошелестел директор. Инспектор начинал ему нравиться. Не сразу, но налаживался контакт.
***
Снилось Толику, как новый директор швыряет в него мобильные телефоны из окна николаичевой квартиры, а Лиза стоит рядом и говорит: «Не бойся, он ни за что в тебя не попадёт. Он же косой! Но ты должен как можно скорее вернуться!». И говорила она почему-то маминым голосом.
А когда они проснулись, у потухшего костра сидел волшебник. Был он весь какой-то закутанный — в плаще, в сапогах, шарф на шее, перчатки на руках — а ведь светило солнце, тепло было. И кашлял. Окунь сразу почувствовал, что это волшебник, и понял, как у Николаича получалось их различать среди обычных людей. Он ещё подумал, что может эта способность заразная и он теперь тоже на голову больной…
— Просыпаемся, просыпаемся!! — прогундел волшебник и высморкался. — Просыпаемся и ко мне подходим.
— По одному с поднятыми руками? — весело спросил Николаич.
— Всё шутим, — грустно сказал волшебник. — Уже до болота дошли, а всё шутим, всё дурачками прикидываемся. Всё непонятно нам, куда взрослые подевались, которые детей отводили…
— Николаич, он подслушивал! — закричал Толик, вскочил, метнулся к кустам спрятаться, убежать от очень мирно выглядевшего и от этого ещё более страшного человека, но волшебник дёрнул плечом, ноги у Окуня сами собой запутались в траве, он упал и больно стукнулся грудью.
— Вы бы с детьми поаккуратнее, дети не кегли, — тихо сказал Николаич, шагнув к волшебнику. — Ты кто такой, вообще, здесь распоряжаешься? Я ведь тоже могу кое-кого сейчас опрокинуть!
— Не надо притворяться, не надо усугублять, вы все отлично поняли, кто я — вблизи болота уже магическая зона действует. Впрочем, могу и официально, — он поднял вверх руку, раскрыл ладонь — там светилась печать Министерства счастья.
— Я такую уже видел, — прошептал Толик, — когда папу забирали.
— Так я же тебе от папы привет передать пришёл, а ты бегаешь. От мамы привет-то уже получил, на мобильный?
Волшебник старался говорить ласково, но простуженным голосом получалось это у него плохо. Он и сам это, видимо, понял и перешёл опять на приказной тон.
— Значит, последний раз говорю — возле меня собрались!
— А то — что будет? — Николаич говорил очень спокойно, но Толик видел, что кулаки у него сжаты и весь он напряжен.
Волшебник помолчал, а потом тоже спокойно спросил:
— А хочешь — скажу, где взрослые, которые детей к колдунам отводили?
— Где?
— А в болоте.
Пока волшебник отвлёкся на физрука, Толик на четвереньках добрался-таки до кустов, залёг там, растерянно озираясь. Если проползти тихонько, не высовываясь, прямо по болотной грязюке, то, может, и не заметят. Но волшебник сразу нашёл его взглядом и поманил пальцем, а Николаич сделал движение встать между ними.
И тут Костик Бобров, про которого все забыли, сказал:
— А давайте костёр запалим и чаю попьём. А то жрать хочется катастрофически.
***
***
Идти по болоту было очень трудно. Впереди шёл Николаич. Он прощупывал болотную жижу перед собой длинной жердью и лишь потом делал шаг. За ним карабкался Окунь, которому вода доходила почти до пояса, а за ним плёлся Бобров. Костик, хоть был выше и крепче, выдохся первым. Он всё время канючил, что устал и хочет есть и вообще идти никуда не собирался, даже деньги предлагал «этому гаду Окуню» и когда уже кончится это вонючее болото. И что очень жарко. И ещё он постоянно сбивался с тропы и проваливался, и Николаичу приходилось вытаскивать его.
А рядом легко скользил по воде волшебник и то угрозами, то уговорами старался заставить их вернуться в посёлок.
— Сергей Николаевич, — говорил он. — Я ведь не шучу. Утоплю в болоте — булькнуть даже не успеешь.
— Мог бы — давно утопил… — в который раз отвечал физрук и упрямо шёл дальше. Тыкал перед собой шестом, оглядывался на пацанов, поджидал отстающего Костика и не забывал ободряюще кивнуть Толику. Иногда мурлыкал себе под нос частушки собственного сочинения:
Мы набиты фальшью,
Словно рыбы фаршем.
Неудобно?
Зато съедобно…
Стихи у него, надо сказать, были весёленькие.
А волшебник всё не унимался:
— Окунев, а ведь ты, засранец, не подумал, что подвергаешь опасности жизни своего учителя и этого мальчика, который вообще не при чём.
— Подвергает, — согласился Бобров противным голосом.
— Отвали, — устало огрызнулся Окунь. А волшебник сказал насмешливо и в тоже время с угрозой:
— Ты со мной так не разговаривай, ты со своим директором так бы разговаривал…
Вот тут Толик подумал, что неплохо бы самого волшебника взять и утопить.
— А ты на меня не зыркай, — продолжал волшебник. — Всё про тебя знаем. Бойся своей мамы!
Толик остановился.
— Почему? — растерянно спросил он. А волшебник часто-часто затараторил:
— Отец в тюрьме, мать на двух работах, чтоб прокормить его, оглоеда, а он из-за девчонки сбежал, как не стыдно, обидели малютку, подумаешь, а почему инспектору не пожаловался…
— Заткнись, ты! — закричал Окунь и рванулся к волшебнику, провалился, дёргаясь в трясине, протянул руки:
— Замолчи, сволочь!!
— Толик, ты чего испугался? Что про Лизку узнают? Так они знают! — и волшебник захохотал.
Толик замер, оглянулся на Николаича. Тот стоял молча и не смотрел на него, не спешил вытаскивать из трясины. А Бобров, вытирая рукавом пот с лица, сказал:
— Про Лизку-то? И директора? Так все знают. Давно уже. Он у неё кровь пьёт.
***
Соня, балансируя свободной рукой, закрепила кошачий череп на вершине вбитого в землю высокого шеста и посмотрела вниз. Лестница под ней ходила ходуном.
— Марина, держи нормально!
Марина, которой поручено было придерживать лестницу, вздрогнула и вцепилась в перекладины двумя руками, виновато улыбнулась.
— Опять мечтаешь, — печально сказала Соня, спускаясь. Хоть и младше Марины, она была старостой класса и держалась строго. Соня была очень серьёзной девочкой. Вернее — колдуньей.
Марина смутилась и, оправдываясь, сказала:
— Нет, я почувствовала присутствие…
— Да? — Соня посмотрела по сторонам. — Я ничего не чувствую.
— Ты с артефактами работала, уровень Магии у тебя сейчас низкий.
— Да, они Силу вытягивают… И кого чуешь?
Марина встала на четвереньки и стала нюхать воздух. Нос у неё вытянулся, черты лица заострились. Соня, чтобы не сбивать запах, отошла на несколько шагов.
— И кем ты себя представляешь? Кошка или волчица? — с интересом спросила Соня.
— Отстань, не мешай… Я мышка, серенькая…
Соня засмеялась.
— Маринка, тебе пятнадцать лет уже, мышками девочки из младшей группы прикидываются!
— Плевать, мне в мышку лучше всего получается трансформироваться, а чуют мыши не хуже волков.
Соня покачала головой и стала брезгливо вытаскивать из мешка амулеты — черепа мелких животных, сушеные мухоморы, мотки паутины… Пахло от этого хозяйства соответствующе, и Соня морщилась.
— Ну, вот. — Марина встала и отряхнула колени. — Идут. Трое. Два мальчика и взрослый.
— Хорошо, — обрадовалась Соня. — Мальчики это очень хорошо.
— Я тоже думаю, что мальчики это хорошо, — очень серьёзно сказала Марина. — Мальчики это просто здорово, — она закатила глаза и качнула бёдрами.
— Дура ты, Маринка, — рассердилась Соня. — Нам парней не хватает с артефактами работать. Вот этот череп кошачий! Его на полную мощность можно включить, если только крыльями летучий мыши обвесить. И сделать это должен непременно колдун. Заметь — не колдунья, а именно колдун. Иначе сигнализация работать будет в пол силы.
— А я чё? Я ни чё. Я и говорю — работать некому, одни девчонки, — засмеялась Марина и тихо добавила: — Вот будет тебе пятнадцать, а не двенадцать, по другому запоёшь…
— А если сигнализация будет плохо работать, — дальше лекторским тоном продолжала Соня, — мы так и будем в дежурствах на кордонах торчать. Тебе нравится? Вот скажи — тебе нравится здесь на болоте тину нюхать?
— Кишки сушёные мне особенно нравится по жердям развешивать! — тоже рассердилась Марина. — Что ты въедливая такая? Пошутить нельзя?
Марина ещё раз отряхнула джинсы и тоже принялась разбирать амулеты. А Соня вдруг дёрнулась, как от удара.
— Ой.
— Ты что? Соня, что с тобой? Ты бледная…
— Как же ты нюхала, дрянь, что волшебника не почуяла? — Соня говорила шёпотом. Она прижала ладони к вискам и присела на корточки.
— Где? — Марина опять опустилась на четвереньки. — Не чую… — жалобно сказала она.
— Волчицей нюхай, — зло прошептала Соня.
Марина зажмурилась, прогнулась в пояснице и оскалилась.
— Чую. Волшебник. Матёрый. Кружит вокруг этих… гостей. С пути их сбивает, но Магию не использует. — Марина говорила тихо и часто, задыхаясь как после долгого бега.