В зашифрованных записях Николаича в реферативной форме описывалась история создания и развития лаборатории по изучению Магии. Той самой, что когда-то заведовал Жрец. И были изложены выводы работы аналитического отдела, в котором работали родители Ярославны Шуйской. А выводы были поразительные.
Создание и использование пси-оружия в последней большой войне привели к необратимым изменениям ноосферы. Изменилась физическая структура материи. Вернее, физическую величину приобрели самые тонкие, эфирные энергии, не поддававшиеся раньше точным измерениям. Ментальное усилие можно было теперь измерить в джоулях, ньютонах и ваттах. Да хоть в лошадиных силах! Выходило, что в зависимости от внутреннего потенциалы, человек мог исполнять любое своё желание. Это и была Магия.
Вот только желания у всех были разные и постоянное взаимное столкновение хотений, воль, стремлений, охот и мечт приводило к подавлению общей магической температуры. Точнее, вело к её невозрастанию. Удерживало на постоянном уровне. Потому что сила действия равна силе противодействия. Так произошло разделение на колдунов и волшебников. Они собирали, аккумулировали излишки Магии в виде эмоциональных выбросов, а без этого любой смог бы набрать такую Силу, что бытовой посыл к чёрту каждый раз создавал бы отдельный, локализованный в пространстве и времени мир с персональным дьяволом и адом для туда направленного. А ведь могли и в жопу послать. И не только…
Поэтому после отмены мной Магии возникла «точка Z». Куда происходил сброс нереализованной материально ментальной энергии. Потому что энтропия изолированной системы не может уменьшаться. Пресловутый второй закон термодинамики. И сейчас, после извлечения из хранилища большого количества магических артефактов эта система пошла в разнос. Потому что закон сохранения энергии тоже никто не отменял.
От всего этого у меня сделалась изжога и головная боль. Я бродил по Крепости и от избытка свободного времени очень натурально представлял себе мир, где все — все до одного! — маги безграничной Силы. Добрые и злые, радушные и завистливые, склочные и миролюбивые. Волки и овцы. Со своим персональным представлением о том, как всё должно быть ПРАВИЛЬНО. И ничего я не мог сделать, мне оставалось лишь наблюдать, как мир катится псу под хвост. Слабая надежда на то, что Яра сумеет добраться до «точки Z» раньше, чем о ней узнают Лиза или Лёня, вот всё, что мне оставалось. А про экспедицию Гэндальфа я тогда и не знал.
***
Установить магическую сигнализацию вокруг Крепости графиня не захотела. Вместо этого инспектору было поручено наладить несение караульной службы. Ребят из школы волшебников инспектор пожалел, не стал загонять в караулы, а поставил на посты ополченцев. Ополченцы тут же перепились. Поэтому Сергей без всякого труда незамеченным миновал оцепление и вышел в Зону. Зону, которую знал с детства, вырос в ней, которую чувствовал. И сразу понял, что за пару дней проведённых им в Крепости, Зона изменилась. И продолжала меняться на глазах.
Обычно серое предрассветное небо Зоны полыхало лиловыми зарницами. Дремлющие аномалии, расположение которых Сергей знал наизусть, активизировались, увеличивались в размерах, начали перемещаться. Странным, необъяснимым образом менялся ландшафт. Очумевшее от таких катаклизмов зверьё металось, не обращая внимания на одинокого сталкера. Мутанты в жуткой тишине сбивалсь в стаи и неслись диким галопом то в одну, то в другую сторону. Чавканье копыт по вязкому грунту и хриплое дыхание звериных глоток жутким аккомпанементом сопровождало перерождение Зоны. А на холме, на фоне мерцающего неба, вырезанным силуэтом неподвижно стоял могучий тиранозавр и по-собачьи выл на луну. Луна была красной.
Сергей, чтобы не быть затоптанным беснующимися мутантами, свернул в обход, вдоль Бумажного леса, мимо избушки зомби. Поэтому к Кузедеевке вышел со стороны железнодорожной насыпи и не застал отправление экспедиции Гэндальфа. Лишь подходя уже к «Питеру Таккерсу» он взглянул ещё раз на небесную свистопляску и заметил проплывающий на небольшой высоте дирижабль.
— Капец, — сказал Сергей. — Уже бегемоты в Зоне летают.
***
— Так не интересно, — сказала Лиза. — Война это канонада и крики «ура», и подвиги. И я должна вести вперёд своё войско. На белом коне. Александр, почему нет канонады?
— Потому что при первом же выстреле из пушки наши ополченцы драпанули на безопасное расстояние, — пояснил инспектор. — Из Крепости больше не стреляют, берегут снаряды.
— Не врите, — строго сказала Лиза. — Верные мне воины не бегают от опасности. Я видела, как рвались в бой мои ученики. И как вы их остановили.
— Воля ваша, но ребят я в бой не пущу. Лиза, ну их же поубивают!
— Не хамите!
Графиня встала с перины, потянулась. Бряцая элегантной кирасой, вышла из шатра. Мушкетёры отсалютовали шпагами ей и, менее торжественно, инспектору. Лиза, недовольно морща носик, огляделась. Несмотря на утреннюю прохладу, она обмахивалась ярким веером. Картина, открывшаяся взору блистательной графини, была безрадостной.
Бивуак доблестного войска напомнил ей цыганский табор. Лиза никогда не видела цыганский табор, но именно таким его себе представляла. Между расставленными вкривь и вкось повозками стояли кое-как натянутые походные палатки. Между походными палатками дымили сырыми дровами костры. Между кострами бродили полуодетые ополченцы. Между ополченцами сновали полураздетые девицы из стихийно возникшего обоза. Многие были если и не пьяны, то явно с похмелья. И над всем этим бардаком гордо возвышалась Крепость с реющими на шпилях флагами Высшего Волшебного Заведения. И воняло дымом и помойкой.
А в отдалении, на пригорке, закрытый пока строительными лесами уже возвышался монумент. Памятник Жрецу планировали торжественно открыть после капитуляции Крепости, но капитуляция откладывалась на неопределённое время, и Коля, не спеша, занимался отделочными работами.
Мало того, что вопреки ожиданиям графини осаждённые не собирались сдаваться, они предпринимали дерзкие вылазки, колотили ополченцев, отбирали оружие и провиант. По негласной договорённости огнестрельное оружие конфликтующие стороны пока не применяли, а в рукопашной тренированные бойцы гарнизона превосходили вчерашних фермеров и шахтёров.
— Александр, почему они все с опухшими рожами? Почему девки? Почему карты? Я сама видела, не спорьте! Это, по-вашему, армия?
— Ваше сиятельство, невозможно поддерживать дисциплину, когда вместо энтузиазма наступает разочарование. Это же сброд! Они хотели быстрой и лёгкой победы. А приходится жить в грязи, терпеть побои и жрать просроченные консервы. У них у всех понос, между прочим. Если мы в ближайшее время не придумаем, как, сохранив лицо, вернуться в Столицу, они взбунтуются. Это я вам как психолог говорю.
— Вы плохой психолог. Если блядство нельзя запретить, его надо узаконить.
— Простите, что?
— Регламентировать. Людям надо устроить отдых. Праздник. Какие-нибудь соревнования. Спортивные состязания. У нас в интернате всегда были соревнования. И драмкружок.
— Драмкружок — это то, что нам сейчас просто необходимо, — уже наглея, съязвил инспектор. И съёжился под внимательным взглядом графини.
— Объявите мой указ, — сказала она. — Мы проводим рыцарский турнир. С вином, маркитантками, менестрелями и трубадурами.
— Да откуда у нас рыцари? — простонал инспектор.
— Вот всех кто запишется на это… как его… ристалище — всех посвятим в рыцари. И отправьте вызов в Крепость. С парламентёрами, как положено.
***
В гондоле дирижабля было жарко, тесно и пахло озоном. И перегретой изоляцией. Электродвигатели натужно гудели, проводка искрила, и пассажиры, те самые «иностранные специалисты» — поляк, белорус и крепкая старуха из Грузии, — тоскливо ожидали, когда вспыхнет пожар и пылающий водород весёлым факелом превратит летательный аппарат в падающий с высоты тлеющий мусор. Они продолжали работать с приборами, но вид имели бледный.
А вот два молодых парня, французы, напротив, радовались как дети и бойко перезаряжали пневматическую пушечку, которая выплёвывала через бойницу пластиковые снаряды в аномалии, засечённые детекторами. Болванка возбуждала активность заданного сектора, и, разглядывая полученные данные на мониторе сканера, французы возбуждённо чирикали на своём языке. Где Гэндальф добыл в экспедицию французов, оставалось загадкой.
Дверь во второй отсек, где располагались два квада сталкерской охраны, распахнулась, и, дыша перегаром, в кабину пилотов прошёл голый по пояс Чакра. Грузинка деликатно прикрыла нос ладошкой, а белорусский ксеногеолог завопил:
— Слушайте, это уже невыносимо! Может, есть возможность как-то наладить вентиляцию? Хотя бы откройте дверь!
— Пан ще помылил, — возразил поляк. — Спалить нас хочете? Дженкуе бардзо. Мы будем потерпеть.
— Почему спалить? — удивился вор. Он только что отобедал мясными консервами и был настроен благожелательно. Всё шло по плану, первые данные телеметрии уже обрабатывал портативный компьютер. Этим компьютером вор особенно гордился. За последние годы все уже основательно подзабыли, что это такое.
— Они боятся, что в оболочке загорится водород, — пояснила Яра. Её укачало в первые же часы полёта и сейчас мутило всё сильнее.
— Какой водород? — очень удивился вор. — У нас вакуумная оболочка. Сейчас проветрим.
Придерживаясь за шпангоут и запинаясь о мешки с балластом, он прошёл к выходу и распахнул люк. Сделанный, как и вся обшивка, из материала, блокирующего Магию.
— Иль нё фо па! — успел крикнуть один из французов, и всех швырнуло на пол перегрузкой. Самого Гэндальфа чуть не вынесло в открытый люк. Он опрокинулся навзничь, с перекошенным лицом вцепился в решётку пайола. Дирижабль накренился и, подчиняясь возросшей силе тяжести, медленно терял высоту.
— Мы падаем? — спокойно спросила грузинка.
— Нон мадам, — успокоил её француз. — Мы мьедленно спускаться.
— Дидад гмадлобд, — поблагодарила грузинка, попыталась сесть прямо на полу, но тут же снова легла.
— Мы мьедленно спускаться прямо в аномалия! — прошипел второй француз вору в ухо. — Прямо в гравиконцентрат. В серьёдка!
Из кабины пилотов выполз Чакра. Он потёрся окровавленным лицом о деревянный пайол и сказал:
— У нас водила загнулся. Башкой в стекло врезался.
Тогда Яра встала на четвереньки и поползла в кабину. Ей было легче всех, она была маленькая и меньше весила. Ей надо было всего лишь уловить затухающую в активности Зоны ментальную сущность пилота и перенять навыки управления дирижаблем. Делов-то! Она же не только транслятор, но и трансформатор.
***
Родители Ярославны Шуйской согласились провести эксперимент над собственным ребёнком. Возможно, даже сами предложили использовать себя в качестве подопытных. Именно себя, так как эксперимент начался ещё до рождения Яры. Целей у эксперимента было несколько. И в этом месте конспект Николаича становился невнятен. Я понял только, что именно Яра стала первым ребёнком, у которого ещё до рождения определили будущее Умение. Более того, у меня сложилось впечатление, что это Умение не столько определили, как предопределили. Ни о чём подобном я раньше не слышал.
Оставалось совершенно непонятным, почему родители Яры, судя по всему, не последние люди в ведомстве Жреца, решили отдать дочь колдунам. Были, надо полагать, у них для этого веские основания. А когда поняли, что будут захвачены волшебниками, они что же? Взяли и бросили дочь на произвол судьбы? Фактически оставили умирать в болотах Заповедника? Я этого решительно не понимал. Но кроме предопределённого Умения ребёнку навесили ещё и уникальную способность, о которой Николаич узнал из собственного расследования. Об этом в записях говорилось вполне конкретно. Это было главное, что узнал Николаич. А теперь знал и я. И об этом обязательно должна была узнать Яра. Поэтому я и отправил к ней Сергея.
— Шаман без тебя занятия не начинает, велел привести, — Бобров стоял у меня за спиной и через плечо пытался читать конспект Николаича. Как он вошёл, я опять не услышал.
— Тема урока? — спросил я, свернув тетрадку и пряча её в карман.
— Вектор заклинания. Направленность магического воздействия и локальность применения, — отчеканил Костян. Было видно, что готовился.
Мы пошли в аудиторию. После перемирия, заключённого для подготовки к турниру, я стал если не любимым, то уж точно самым преданным учеником декана Высшего Волшебного Заведения. Он заставлял меня присутствовать на всех лекциях и, особенно, на практических занятиях. Я так понимал, что Шаман форсирует учебный процесс, опасаясь, что Тюленичеву снова захочется поиграть в войнушку, и студенты разбегутся по крепостным стенам.
Реакция на наше появление случилась бурная. Аудитория взорвалась радостным смехом. Я, как мог незаметно, проверил молнию на джинсах. Нет, ширинка застёгнута. Чего это они?
— Входите Анатолий, — смущенно сказал Шаман. — Я поясню. Мы, видите ли, как раз разбираем конкретный пример неудачного применения значительного количества Силы одним юношей. Десять лет назад.
— Ну и нечего ржать, — зло ответил я. — Вас бы тогда на моё место. Я же вообще ничего не умел.
— Не сердитесь, пожалуйста, — сказала стоящая у доски девушка лет шестнадцати. — У нас это на первом курсе проходят. Смотрите, это совсем просто.
И она показала на написанные мелом формулы. Но я сам уже видел. Действительно, очень просто. Вот только если добавить ещё одну лемму из тетрадки у меня в кармане, следствия получаются страшненькие. Полностью подтверждающие выводы из той же тетради. Абсолютная Магия. Для каждого. Даром.
***
— Ты уверен, что это именно спасатели? — с сомнением спросил Сергей. — Они больше на бандитов смахивают.
Бармен недовольно поморщился и выбросил на прилавок пачку патронов 5,45.
— Бандиты и есть. Это мародёры в стаю сбились, когда я вознаграждение объявил за поиск экспедиции.
— Так и что они с той экспедицией сделают, когда найдут?
— Слушай, — разозлился бармен. — Мне Гэндальф поручил бабло на кон выкатить, если он в контрольное время на связь не выйдет. Десять монет, кстати, оставил! А что там дальше будет, меня не касается. Жрачку брать будешь?
— Тушёнки давай. Пять банок. Сухарей. Сгущенки две банки.
— Есть миноги маринованные.
— Давай миноги.
— Сотню бумажных готовь, — бармен повернулся и через плечо уже бросил: — Не тронут блатные ни Гэндальфа, ни его людей. В авторитете он.
Пока бармен ходил в подсобку, Сергей взял с прилавка рацию, потыкал настройку. На приёме рация шипела помехами, но иногда сквозь белый шум можно было расслышать приятный баритон. Это был известный феномен Зоны — на птичьем языке кто-то спокойно из года в год рассказывал что-то неведомому собеседнику. Ни дешифровать язык, на котором ведётся передача, ни определить источник сигнала не удалось до сих пор. Впрочем, в последние годы уже некому было заниматься дешифровкой. Не до того стало.
— Поклади где взял на место! — рыкнул бармен, появляясь из подсобки. К волосатой груди он нежно прижимал консервные банки.
— Это вор оставил? — спросил Сергей. — Продай.
Бармен грохнул консервы на прилавок и стал застёгивать рубашку. Так он размышлял.
— Ты какой себе маршрут наметил?
— От Кузедеевки до Бара я уже всё обшарил, никаких следов, — пожал плечами Сергей. — Значит, если живы, будут к Крепости выходить. Туда и пойду. Зигзагом.
— Вот, — довольно сказал бармен. — И по пути заглянешь в «Тополёк».
— На базу эльфов? — удивился Сергей. — Там десять лет как всё бурьяном заросло.
— Это сверху, — негромко сказал бармен. — А снизу, оказывается, есть система подземных ходов. Орки прокопали, собирались из-под земли на эльфов напасть, шухер им устроить. После всё это забросили. И вот в этих подземельях интересный артефакт завёлся. Принесёшь мне образец, я тебе и рацию подарю, и монет отсыплю.
— Конечно, — сразу согласился Сергей и, пока бармен не опомнился, быстро повесил рацию на пояс. Потом стал закидывать консервы в рюкзак и рассеянно спросил: — А какой артефакт тебе нужен?
— Да есть такой, — бармен перегнулся через прилавок и шёпотом сказал: — «Смерть-трава» называется.
***
— Возможно, это я виноват, что он стремительно превращается в идиота, — сказал Максим. — Вмешиваюсь в его сознание, заставляю принимать нужные мне решения. Раньше он был хоть и не великого ума, но вполне практичный, рассудительный человек. А теперь совершает глупости на грани безумия. Открыть брешь в защите вакуумного дирижабля, когда они находились прямо над гравиконценратом! Над аномалией, только что возмущённой выстрелом бомбозонда!!
— Я не совсем понимаю, — сказал Владимир, отталкиваясь шестом. Он гнал плот сквозь густой туман в надежде наткнуться если не на берег, то хотя бы на какой-нибудь остров. — Не знаю вашей терминологии.
— Гравиконцентрат — это участок с повышенной гравитацией, — пояснила Ольга. — Как и все аномалии, он порождает артефакты с обратными свойствами. «Колба» снижает вес переносимых предметов. Но если её закинуть обратно в аномалию, сила тяжести в радиусе гравиконцентрата многократно увеличивается. Предположительно из-за того, что внутри «колбы» — вакуум.
— То есть когда он открыл дверь…
— Сила тяжести над аномалией превысила подъёмную силу дирижабля, — продолжила Наташа. — Их просто засосало.
— Их бы засосало, если бы не девочка, — сказал Максим. — Из двух десятков мужиков она одна не растерялась и сообразила, что делать. Правда, я ей немного помог.
— Взял её под контроль? — с интересом спросил Владимир.
— Нет, просто подсказал, как управлять этой бандурой. Она оказалась очень восприимчива к ментальному контакту. Но сейчас они нуждаются в реальной помощи, у них раненых некому тащить.
— Давайте со своими проблемами разбираться, — сказала Ольга. — Мы уже сутки не можем никуда причалить. И всё время туман…
Плот вошёл в заросли камыша. Владимир устало воткнул шест в илистое дно и присел передохнуть. Наташа налила ему кофе из термоса.
— А пирожки уже кончились, — сказала она.
— Хорошо, что они вообще у нас были, — сказала Ольга.
— Никто не знал, — сказал Владимир.
Никто не знал, что собравшись покататься на плотике, они окажутся в безбрежном море, возникшем внезапно на месте маленького уютного озера.
— Хорошо хоть вода пресная, — сказала Наташа. — Кофе совсем не осталось.
Максим ничего не ответил. Он знал, что вода солёная.
— Почему ты больше не можешь управлять локацией? У тебя же получалось! — с ноткой истерики спросила Ольга.
— Потому что слишком много сил потратил, спасая девчонку, — тоже не сдерживаясь ответил Максим. — Я не демиург! Этот кусочек мира я извлекал из подсознания десять лет, годами обустраивал, продумывал детали, цвета, запахи… Но я не смог быть и там и здесь одновременно!
— Да за каким чёртом ты её вообще спасал?! Когда мы сами вляпались в такое дерьмо!
— Она одна сможет нас вытащить отсюда. Не знаю как, но точно знаю, что сможет. А мне тут, знаете ли, уже надоело. Но это не главное.
— Что же ещё? — Ольга уже пошла в разнос, и Владимир попытался обнять её за плечи, но она вырвалась.
— Если в ближайшее время не открыть подвал и не успокоить оживающую Зону всем запасом накопившейся здесь Энергии, то нам и вправду лучше будет остаться здесь навсегда. Потому что внешний мир будет скоро уничтожен избытком Магии.
Они молчали, сидя на отяжелевшем плотике, отвернувшись друг от друга. Вода хлюпала между раскисшими брёвнышками, поднимался ветер. В свинцовых сумерках невозможно было понять день сейчас или лунная ночь.
— Нельзя сдаваться, — сказала Наташа. Максим хмыкнул. Владимир печально взглянул на Наташу и спросил:
— А что ты предлагаешь?
— У Максима не осталось Силы, чтобы поддерживать созданную им локацию. Давайте поможем ему.
— Как ты это себе представляешь? — зло спросила Ольга.
— Я представляю, что мы перестанем уповать на его весьма ограниченные возможности, перестанем лаяться и сами, дружно, попытаемся создать свою локацию. На одну-то у нас должно силы хватить!
Какое-то время все переваривали сказанное Наташей. Потом Владимир спросил у Максима:
— Это сработает?
— Может быть, — задумчиво ответил тот. — А может быть, и нет. Но попробовать нам никто не мешает.
Он встал на опасно раскачивающемся плоту, огляделся.
— Сделаем проще. Не придумывайте новую локацию. Придумайте ориентир. Вон в том примерно направлении. Я не знаю — маяк, путеводную звезду, да хоть лунную дорожку! Которая приведёт нас обратно прямо в подвал с кристаллами. Должно получиться.
Он снова уселся, подумал секунду и лёг. Закрыл глаза.
— А я вам мешать не буду. Я лучше за Гэндальфом буду приглядывать. Что-то он совсем дурачком без меня становится. А вы не тяните, прямо сейчас и приступайте.