Участвовать в турнире я сразу отказался. Тюленичев поскрипел, покряхтел, но отстал, не стал настаивать. Другое дело позаниматься с ребятами, поднатаскать их в рукопашке. Это я умел и любил. Выбрал десяток самых толковых парней, которые уже прошли обучение у Боброва, и стал с ними заниматься.
Основные приёмы владения мечом и шпагой они уже знали, но я каждому, в зависимости от физических данных, ставил удар, показывал выпады и отскоки. Труднее всего было заставить их приучиться работать как на высоких, так и низких линиях.
— Мы готовимся не к бою, а к спортивным состязаниям, — говорил я. — Поэтому колите мечом, как шпагой. Такой удар малоэффективен, но противнику труднее его парировать, а судья засчитает.
Хорошие результаты показывала Маша. Сначала я не хотел брать её в команду, она даже снова плакала. Но после я отметил, что у девчонки длинные руки и молниеносная реакция. Теперь я занимался с ней индивидуально, показывал финты и удары ногами. За этим занятием и застал нас комендант.
— Не буду мешать, — с мерзкой улыбочкой буркнул он и прикрыл дверь. Маша покраснела. Я отпустил её ногу, которую держал у себя на плече, и выскочил из комнаты.
— Эй, вы! — я схватил коменданта за плечо, развернул. — Вас стучаться не учили?
— Извиняюсь, никак не ожидал вас застать, — он искренне раскаивался. — Вы обычно в это время на плацу тренируетесь.
— Приличные люди говорят не «извиняюсь», а «извините», — меня распирало от злости. — Что вы вообще забыли у меня в комнате?
— По обязанности, исключительно по служебной обязанности, — он молитвенно сложил ручки на груди. — Обход.
— Попрошу мою комнату навсегда исключить из вашего обхода!
— Как вам будет угодно. Но и я, в таком случае, складываю с себя всякую ответственность.
И, преисполненный негодования, он удалился.
— Что ты к нему цепляешься? — спросил Бобров. Он как раз поднимался по лестнице и видел всю сцену.
— Бесит меня. Вынюхивает, высматривает…
— Я же тебе говорил — это его работа.
— Не понимаю я такой работы. Он что, Лёне каждый день отчитывается о состоянии вверенной ему территории?
— Лёне? — удивился Бобров. — Да причём здесь Лёня?
— А кто? Не понимаю.
Боров внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Потому что, ты всегда делаешь неверные выводы из правильных предположений. Сам же мне рассказывал, что логично, если в Крепости есть агенты, интересующиеся делами новой общественной элиты.
— Ну.
Бобров даже закряхтел от моей тупости.
— На постаменте, выбиты зашифрованные координаты секретнейшего объекта. Очевидно, что это послание. Кому?
— Мне.
— Определённо, у тебя мания величия. А если всё же не тебе?
— Но этот шифр известен только мне. И Николаичу. Был известен.
— А кому ещё может быть известен шифр, который придумал ученик интерната? Которым ты писал записки одной девочке. Которая потом стала доверенным лицом Жреца. И кто там ещё возле крутился?
— Директор интерната, — прошептал я. — Который стал комендантом.
— Ну, наконец-то.
— Всё равно не понимаю, зачем агентам покойного Николаича сообщать коменданту секретные сведения.
— А если это агенты, но не Николаича?
— А чьи?
— Да хоть чьи.
И Бобров, насвистывая, пошёл по коридору. Из комнаты выглянула Маша.
— Мы ещё будем заниматься? — спросила она.
— Нет, на сегодня хватит.
Она попрощалась и ушла, а я так и стоял в коридоре, поражённый. Я вспомнил, что мне напоминал мягкий, бархатистый говорок коменданта. Мне не часто доводилось слушать рацию, но спутать было нельзя — это его голос звучал на всю Зону в радиоэфире, это он вёл передачу на неведомом языке. Да, с чего же, неведомом, одёрнул я себя. Это всё тот же шифр, прочитанный вслух!
***
Непонятно как, но вор шёл сам. После драки с собаками, он впал в состояние, похожее на транс. Поднялся с брезента и, пошатываясь, на подламывающихся ногах, сделал шаг, другой… Это было так страшно, что Яра старалась не смотреть в его сторону.
— Азимут! Ключ! — вскрикивал он время от времени. — Предельный потенциал…
Чем ближе они подходили к избушке зомби, тем сильнее бесновалась Зона. Ветер, пропитанный дождём, подталкивал в спину, валил с ног. Били молнии. Справа и слева возникали аномалии, создавая коридор, по которому брели израненный пожилой мужчина и молодая женщина в измученном теле маленькой девочки. Они вцепились друг в друга, и было непонятно — или Яра поддерживает вора, или он волочит её за собой.
В жилище зомби они уже заползали, силы покинули обоих прямо на пороге. Внутри было сухо и тепло. Из открытого подпола шёл мягкий голубоватый свет. Отдышавшись, они спустились в подпол. Вор упал на колени перед люком, оглядел крышку.
— Вот, — прохрипел он, тыча пальцем в отпечаток ладони. — Тебе надо просто руку сюда приложить.
— Это понятно, — сказала Яра.
Она спокойно села рядом и, наклонив голову, принялась отжимать воду из длинных волос.
— Ты чего? — изумился вор. — Открывай быстрее! Ты ключ!!
— Да не ори ты. Может, я не хочу.
Вор обалдел и застыл с выпученными глазами, а Яра засмеялась.
— Шучу, шучу. Сейчас открою. Просто как-то обыденно получается. Столько мучились, на дирижабле чуть не разбились, с собаками дрались, а теперь просто взять и открыть… Давай хоть посидим, поговорим минутку.
Она врала, но вымотавшийся вор не замечал этого. Он обречённо сказал:
— Давай. О чём?
— Ну-у… вот у тебя было Умение — вор?
— Да.
— А сейчас Сила осталась? Хоть капелька?
— Осталась.
— Как здорово! Транслируй мне немного, пожалуйста.
— Зачем?
— Просто интересно почувствовать.
— И ты откроешь люк?
— Да.
Вор пожал плечами и передал ей немного своего воровского Умения. Совсем кроху. Но этого было достаточно.
— Спасибо, — сказала Яра и приложила ладонь к люку. Крышка откинулась, чуть не ударив её по лицу. Снизу хлынул плотный световой поток. Навстречу, через окна и двери, полилось такое же холодное, сиреневое сияние. Две Энергии соединялись, образуя могучую Силу. Это Сила по праву принадлежала Зоне, была её порождением. Но Яра, пользуясь только что полученным воровским Умением, украла часть. Малую толику. И увеличила в два раза свой потенциал. И тут же ещё в два раза. И ещё. Она же была не только Транслятор, но и Трансформатор. А теперь и конденсатор.
И с каждой секундой она становилась самым мощным магом на Земле. С безграничным запасом Силы.
***
Впервые за много дней в Зоне установилась хорошая погода. Рассеялся плотный туман, с неба ушли разноцветные тучи, светило солнце. Я прогуливался по плацу, настраиваясь на начало занятий. Ребята разбирали рапиры, маски. Маша отрабатывала бой с тенью. И тут из административного корпуса вышел комендант. Один, без конвоя. Он шёл прямо на меня, и мне захотелось сбежать. Оказывается, неприятно видеть человека, на которого донёс.
— Ан гард, — отдал я команду, и парни построились для тренировки.
— Здравствуйте, Анатолий, — сказал комендант. — Вас, кажется, можно поздравить? Вы раскрыли государственный заговор.
— В государстве, которого нет, — ответил я.
— Не преувеличивайте. Есть страна, есть народ, должен быть и управленческий аппарат.
— Без него, значит, никак? — попытался я съехидничать.
— Без него анархия, — мягко ответил комендант. — Вы же сами с ней боролись. Не понимаю вашей неприязни.
— Не люблю шпионов.
— А я больше не шпион, — засмеялся комендант. — Благодаря вам я повысил статус, я теперь дипломат. Мы коллеги!
— Будь моя воля, я бы вас повысил, подтягивая на верёвке к перекладине! За шею.
— К моему счастью, Леонид Сергеевич, в отличие от вас, настроен не так радикально. Он не захотел портить отношения с могущественной зарубежной державой. Предпочёл договариваться.
Я молчал, ожидая, когда он уйдёт. Мне нечего было ему сказать. И вообще, меня ученики ждали. Что он мне учебный процесс срывает? Но комендант не отставал.
— Вы меня вычислили, это вызывает уважение. Но зачем сдали меня Тюленичеву? Чего добились? Гораздо грамотнее было бы установить за мной слежку. А теперь вместо меня одного пришлют трёх агентов, про которых вы не будете знать. Вы же не думаете, что место, где зарождается Магия, оставят без наблюдения другие страны?
— Я не контрразведчик, мне эти тонкости неведомы. Я знаю одно — мы будем безжалостно избавляться от всяких наблюдателей. Это наша родина, и мы её будем защищать. В прошедшей войне можно было убедиться, что мы это умеем.
— Лучше поразмышляйте на досуге, почему за все эти годы никто из дальнего зарубежья не попытался установить с вами нормальные цивилизованные дипломатические отношения. Зато меня мгновенно завербовали для нелегальной работы, как только вы скинули Жреца.
Больше всего мне хотелось выхватить у кого-нибудь из парней шпагу и проткнуть насквозь этого самодовольного мерзавца. Прямо в пузо ему! Он же предатель, как его Лёня отпустил?! Продался и теперь ещё поучает, ребусы загадывает! Но он уходил прогулочным шагом, а я чувствовал, что мы не раз ещё встретимся. Я точно это знал, у Наташки что ли предвидеть научился? Иди-иди, мы ещё разберёмся, кто тебе шифровки передавал.
И тут комендант, он же бывший директор интерната и он же бывший шпион крикнул мне через плечо, словно прочитав мои мысли:
— Да, и не подозревайте, пожалуйста, в государственной измене этого бедолагу, скульптора, — комендант открыто насмехался. — Он действительно думал, что украшает постамент шумерской письменностью. А вот кто ему подсунул этот текст, я вам не скажу.
***
— Молодец, девочка, я в тебе не ошибся, — сказал Максим. Он неловко выбрался из подвала и впервые за много лет дышал воздухом Зоны.
— Какая я тебе девочка? — угрюмо спросила Яра. — Я тебя вообще впервые вижу.
Маленькая избушка понемногу заполнялась народом. Ольга с Наташей сразу принялись перебинтовывать ноги Гэндальфу. Он ругался в полубреду, и Максим спросил:
— А ему не хочешь помочь?
— Не к спеху, как будто, — ответила Яра и вышла во дворик. Зона была прекрасна. Светило солнце, лёгкий ветерок гнал запах озона, от аномалий не осталось и следа. Рядом шумел Бумажный лес, и всё это принадлежало теперь Ярославне Шуйской, магу невероятной силы, бывшему агенту Организации Желаемого Будущего.
На крыльцо выскочила пожилая измождённая женщина в ветхом синем халате.
— Доченька! — воскликнула она и бросилась обнимать Яру.
— Здравствуй, мам, — сдержанно сказала Яра и отшатнулась. Ей была неприятна эта женщина, пахнущая сыростью. И остальные люди в синих халатах ей не понравились. Они были растеряны и нелепы на фоне блистающей яркой зеленью новой Зоны. И под ярким голубым небом они тоже были нелепы. Вообще, в этом мире они смотрелись лишними, от них хотелось как можно быстрее избавиться.
— А где папа? — вежливо спросила Яра.
— Так вот же он! — воскликнула женщина и указала на седого мужчину в круглых очках.
— Привет, дочка, — спокойно сказал он.
— Привет.
— Что дальше делать будешь?
— Пока не знаю. Сначала подрасти, наверное, надо.
— Правильно, не торопись.
— А куда мне теперь торопиться? — спросила Яра и пошла прочь.
— Ярочка, а мы? — окликнула её мать.
— Вы? — Яра удивилась. — Ну, вот вам. Живите.
Она кивнула, и все увидели, что на месте полуразвалившейся избушки зомби стоит роскошный особняк. Рядом возникло озеро. Бумажный лес превратился в благоухающий сосновый бор. В озере плавали белоснежные лебеди.
— Побудь с нами. Мы так по тебе истосковались.
— Странно. Сперва бросили в Зоне подыхать, а после, значит, тосковали?
— Не говори так, — одёрнул её отец. — Так было надо. Ты же ничего не знаешь! Мы тебя спасали.
— Ну, вот и спасли, — сказала Яра и решительно пошла в сторону Крепости.
— Ярочка вернись! — закричала мать. — Мы же не могли выйти, пока ты не придёшь!
— Она ещё вернётся, — успокаивая её, сказал отец.
— Никогда не вернётся, — прошептала Наташа.
***
Подготовка к турниру была закончена. Зомби, как главный арбитр соревнований, получил право выхода из Крепости и теперь важно слонялся между праздничных шатров. Лиза обрядила его в зелёный камзол, ярко-красный жюстокор и башмаки с изумрудными пряжками. От шляпы он наотрез отказался, грел голый череп на солнышке.
Из Кузедеевки пришёл большой караван с товарами, встал табором. Вдоль крепостных стен протянулись торговые ряды. Прилавки ломились от колбас, окороков, копченых кур, вязанок сушёной рыбы и кувшинов с напитками. Потихоньку, несмотря на запрет, приторговывали оружием, патронами. Коллегия жрецов Вуду пыталась торговать кровью диких вампиров, но Лахтадрель со сталкерами сразу жёстко, с мордобоем и пальбой, пресёк это дело.
Из Оторвановки прибыл отряд ополченцев. Все бойцы в отряде были женского пола, молоды и хороши собой. Зрители шли из железнодорожного посёлка, из Столицы, даже из дальнего Великого Улуса. Гнали скот, по дороге били дичь в Зоне, и вот уже там и тут воздвиглись огромные вертела над тлеющими угольями, на которых, истекая жиром, целиком зажаривались дикие кабаны. Ветер разносил обрывки серпантинов, конфетти и воздушные шарики.
Над всем этим великолепием возвышалась эстрада, на которой приглашённый менестрель Прокопий небрежным голосом в сопровождении ансамбля исполнял свою новую песню.
Запью сигару молоком И закушу коньяк халвой Пусть не обласкан я молвой Зато я пьян. И босиком Могу отправиться гулять По — вдоль красавицы-реки И встретив у изгиба блядь Я ей подам руки
Сорву с бронежилетацепь Позёрства и стыда Паду нагой в густую степь Что скажешь ты тогда?
И затоплю пожарче печь На берегу крутом Смыть чтобы пепел наших встреч Чтоб ничего… Потом
Построю в Зоне старый дом Такой, как я хочу И будет место в доме том И льну, и сургучу
Что скажешь, ты, когда огонь Сотрёт меня совсем… А впрочем, нет, иной мне путь Я слеп, я глух, я нем.[1]
Зрители вяло хлопали и требовали уже полюбившийся шлягер.
— «Секс и пемоксоль», — кричали они. — «Секс и пемоксоль»!
Но Прокопий поморщился и сошёл со сцены.
— Да вы задрали его уже этой пемоксолью! — крикнул барабанщик и швырнул в зрителей палочки.
— Это не тот ли крутой берег вы живописали, что пылающими аномалиями знаменит? — поинтересовался зомби.
— Вы там бывали? — оживился Прокопий.
— Я там живал, — печально ответил зомби.
— О, как я вам завидую!
— Серьёзно?
— Конечно! Это же счастье — жить в таком уникальном месте… Помните как Вертер описывает Оссиана?
Прокопий красиво встал и, отведя руку, с выражением процитировал: «Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков, слушать с гор сквозь рёв лесного потока приглушенные стоны духов из тёмных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, её возлюбленный!»
— Нда, — ответил зомби, вежливо дослушав цитату. — Однако не забывайте, коллега, что сам же Гёте говаривал: «Вертер восхвалял Гомера, пока был в здравом уме, а Оссиана — когда уже сошёл с ума».
Зомби откланялся и побрёл, бормоча под нос: «Тебя бы, падло, загнать при свете луны… в клубы тумана… Когда у мутантов гон начинается, а ты промеж аномалий застрял и в спину тебе сталкеры пуляют!»
А Лиза, положив прелестную головку на плечо инспектора, говорила:
— Ах, Саша, дура я, дура! И зачем всё это затеяла? Ведь побьют же нас.
Инспектор гладил графиню по плечам и успокаивал:
— Непременно побьют. И это очень хорошо. С Тюленичевым объединимся, союзниками станем. Силой с ним поделишься, он учеников твоих к себе возьмёт, а когда обучит, университетское образование им даст, мы и поглядим: кто — кого!
— Он памятник снесёт, — печально сказала Лиза. — Жалко.
— Ни за что не снесёт, — уверенно сказал инспектор. — В крайнем случае, переименует.
***
— Возможно, мы сделали ошибку, — сказал Троян Святовитович, — но другого выхода в тот момент у нас всё равно не было.
У Максима как-то сразу наладились приятельские отношения с отцом Яры. Троян Святовитович оказался прекрасным организатором. Он быстро наладил в особняке подобие комунны, где каждый был занят делом по душе. Люди, провалявшиеся в погребе почти десять лет, да ещё и в бессознательном состоянии, были вынуждены заново учиться ходить, они мгновенно обгорали на солнце, у них была депрессия и авитаминоз. Но тем не менее, усилиями Шуйского были налажены рыбалка, сбор грибов и ягод в очистившейся Зоне, самые слабые занимались уборкой и стиркой, а супруга Шуского, мама Яры, Припегала Игоревна, разбила позади особняка грядки для овощей.
— Доцент Бардокин, копайте на полный штык и комки разбивайте, — прикрикнул Шуйский на флегматичного здоровяка, возившегося неподалёку с лопатой. — Вы не над своей бездарной диссертацией работаете, здесь нужен аналитический подход!
Максим усмехнулся, подумал — строг бывший завлаб, и потянул на себя рукоятку двуручной пилы. Ночи в Зоне были холодными, и они с Шуйским пилили дрова для камина. Впрочем, пилил больше Максим, а Троян Святовитович просто придерживал ручку пилы, чтоб не болталась.
— Всё было хорошо, пока Жрец не полез в политику, — продолжил Шуйский. — Но у него, видимо, не было другого выхода. Вы же помните тогдашнего президента?
— Банальный извращенец, — поморщился Максим.
— И не умный человек, — подтвердил Троян Святовитович. — Жрец подсадил его и ключевые фигуры в правительстве на реалистические сны, в которых исполнялись заветные желания. Был у Жреца такой человечек с редким умением — Баюн.
— Баюн плохо кончил, — сказал Максим.
— Да? Я не удивлён. Жрец всегда легко расставался с людьми, когда в них отпадала потребность.
— Как с вами?
— С нами было несколько иначе.
Отпиленное полено упало на траву, и они присели передохнуть в тенёк на груду дров. Подошёл Владимир с садком, полным крупных карпов. Максим с уважением кивнул на рыбин, изумлённо пучивших глаза:
— Их бы со сметаной.
— Где ж её взять? — вздохнул Владимир и пошёл в дом.
— Не отвлекайтесь, Максим, — строго сказал Шуйский. — Так вот, с нами Жрец поступил и гуманней, с одной стороны, но и бесчеловечней, с другой. Он нас не убил, не отправил в санаторий, а посадил за обработку кристаллов. Превратил в наркоманов. У меня жена рожала в лаборатории, представляете?
Максим не представлял. Он сказал:
— Возможно, Жрец предполагал, что вы ему ещё понадобитесь.
— Трудно сказать, — пожал плечами Троян Святовитович. — Мы были классной командой, у меня была прекрасная лаборатория, и мы давали результат. Мы научились предугадывать Умения и программировать Умения. Мы прилично продвинулись в понимании природы Силы. Мы нашли хранилище Энергии, осталась самая малость — докопаться, откуда вообще появилась Магия. Но у меня хватило ума не показывать Жрецу конечные результаты работы, где точка Z он не знал. Кстати, надо отдать должное, Жрец и сам был приличным исследователем. Скорее всего, он узнал что-то, чего не знали мы, и решил таким образом свернуть нашу работу.
Вдруг Шуйский разволновался, толкнул Максима в плечо:
— Подумать только! Ведь если бы не ваше ограбление, мы бы так и сидели, уткнувшись носом в кристаллы, и ловили кайф от волшебного сияния! Спасибо вам.
— Да уж, что уж теперь-то, — неловко ответил Максим.
— Да, — снова погрузился в воспоминания Шуйский. — А тогда нам пришлось просто уносить ноги. Ломка гнала нас к хранилищу Силы, в который стекались остатки Магии. У жены было умение Пророк, она смогла предвидеть судьбу Яры на ближайшее будущее. Вероятность того, что её жизни ничто не угрожает, была сто процентов. Тогда мы оставили дочь в Зоне, а сами скрылись в источнике Силы. А сейчас, когда я увидел Яру, я не поверил, что это моя дочь. Возможно, даже кратковременный контакт с синими кристаллами в лаборатории в младенческом возрасте повлиял на её психику.
— Я думаю, на её психику оказали влияние совсем другие обстоятельства, — сказал Максим.
— Сейчас это уже не важно, — ответил Шуйский. — Сейчас надо понять, как исправить ситуацию.
— Знаете, — подумав, сказал Максим. — Мне кажется, есть один человек, который сумеет всё исправить без нашего вмешательства. Он однажды уже справился с подобной задачей. У него есть опыт.
— Да? — с сомнением сказал Шуйский. — Что ж, будем надеяться на лучшее. В конце концов, что нам ещё остаётся? Бардокин, что вы застыли? Вы дождевого червя никогда не видели?
Он снова повернулся к Максиму и, не очень охотно, как обычно делятся важной информацией с человеком, которому не до конца ещё доверяют, сказал:
— Я не знаю, как будет исправлять ситуацию знакомый вам человек, но если у него не получится, можно будет попробовать метод настолько радикальный, что мне думать страшновато.
— А что это за метод? — с интересом спросил Максим.
— Есть, — задумчиво сказал Троян Святовитович, — есть такой и метод, и способ. Это, знаете ли, изменение прошлого.
А в сторонке на туристской пенке, почёсывая прутиком загипсованные ноги, лежал вор и внимательно слушал слова Шуйского.
[1]Стихи Андрея Каруноса