Все настолько были поглощены подготовкой к предстоящему турниру, что как будто не заметили радикальных изменений в поведении Зоны. А если и заметили, то не обратили внимания. Например, Стёпа, пробегая мимо меня с набором рыцарской амуниции, крикнул:
— Видишь, солнышко светит, аномалии успокоились, а ты — короткое замыкание, короткое замыкание!
Для меня же голубое небо и приятный ветерок после буйства однополюсной Энергии в последние дни, означали только одно — Яра добралась до «точки Z» и сумела откупорить запертый источник Силы. Но я и представить себе не мог, что она умудрилась замкнуть на себя оба источника Энергии, и теперь вся Магия мира стекается к ней, превращая совершенно духовно не развитую, с искалеченной психикой, совсем неискушённую в житейских вопросах шпионку в волшебницу невероятной силы и с безграничными возможностями.
К тому же, если признаться честно, ни о чём таком я в тот момент и не задумывался. Я был безмерно счастлив, что моей семье больше ничего не угрожает и надо только дождаться окончания этого опереточного турнира, забрать отца с мамой, обнять Наташу и пускай Тюленичев открывает нам портал. И валить отсюда!
Пусть Лёня создаёт новую интеллектуальную элиту, пусть Лиза делает всех счастливыми, пусть без меня ловят шпионв и устанавливают дипломатические отношения. Я слишком от всего этого устал. Будет, конечно, очень печально расставаться с Костяном и Мариной, да и со Стёпой тоже, как-то я притерпелся к нему за последнее время. Но, в конце концов, семья важнее всего!
Я сильно повзрослел, после того как прочитал дневники Николаича. Я не хотел, чтобы меня снова предавали.
***
В переродившейся, безопасной теперь Зоне попёрли грибы. Марина, прихватив по привычке детектор аномальной активности, вывела близнецов на прогулку.
— Это маслята, — показала Марина.
— «Маслята» — это патроны, — сказал Вовик.
— Ты их на радиоактивность-то проверь, — сказал Вадик.
Марина вздохнула и, присев на корточки, стала срезать ядрёные, крепенькие грибки. А Вовик уже натянул тетиву лука и целился в непонятно откуда взявшегося суслика. Вполне нормального на вид суслика, с любопытством разглядывающего гостей Зоны.
— Не стреляй, — строго сказала Марина. — Это не мутант.
— И чё? — не понял Вовик.
— Нельзя убивать просто так.
— А как можно? — спросил Вадик.
— Лучше никак, — ответила Марина. — Вам папа про это ещё расскажет.
Мимо проходил отряд сталкеров во главе с барменом. По-привычке шли медленно, вглядываясь в грунт перед собой, прежде чем поставить туда ногу, высматривая аномалии, которых не было. Они приблизились, поздоровались.
— С нами в Крепость пойдёте? — предложил бармен. — Там у них весело, говорят. Ярмарка, игры. Концерт.
Близнецы, услышав про игры, затаили дыхание, но Марина сказала:
— Сами не пойдём, и вам я не советую.
— Что так? — заинтересовался бармен.
— Не потащу я детей в такую даль по Зоне.
— Так успокоилась Зона! Сама разве не видишь? И «смерть-трава» не понадобилась.
— Сегодня успокоилась, а что завтра будет? И вообще, знаешь, — раз есть «смерть-трава», значит, кто-то непременно должен умереть.
Бармен хмыкнул и пошагал дальше впереди сталкеров, нагруженных тюками с товаром не хуже верблюдов.
— Нравится вам гулять? — спросила Марина у братьев.
— Фигня, — разочарованно сказал Вадик. — Ни стрельбы, ни артефактов.
— Без противогаза плохо, — пожаловался Вовик. — Мне пух какой-то всё время в лицо лезет.
— Пух? Это пыльца! Видите цветы? Настоящие цветы! И пчёлы.
— Пчёл я вижу, — сказал Вадик. — Я думаю, их же никак не подстрелишь.
— Только если из огнемёта, — задумчиво подтвердил Вовик.
***
Сигнал к началу турнира, за неимением герольдов, протрубил Прокопий. Первые же ноты любимого всеми шлягера привели публику в игривое настроение. На трибунах слышался смех и шутки. Под барабанную дробь на ристалище выходили новоявленные рыцари. Само посвящение прошло накануне без излишних формальностей. Каждый желающий просто выбрал себе имя, оружие и доспехи. Долго ломали головы над гербами и девизами, пока Бобров не разогнал всех спать.
— Ты хотел элиты? Вот тебе благородное рыцарство, — сказал Окунь, указывая Тюленичеву на воинов с затупленными мечами и шпагами, в самодельных латах, но преисполненных отваги и куртуазности.
— Я как-то по-другому себе это представлял, — промычал Лёня.
— А будет так, — жёстко сказал Окунь. — И приготовься к тому, что очень скоро они потребуют от тебя привилегий в обмен на преданность. И жалованья. И земельных наделов. И рабов.
— Так я как бы ещё не король, — попытался отшутиться Тюленичев, но Окунь шутки не принял и совершенно серьёзно сказал:
— Назначат.
Зато графиня была в восторге. Для своей команды она не пожалела Магии, и у неё солдатики были просто загляденье. С плюмажами на шлемах, с лентами на щитах, благоухающие мужественным одеколоном. Команды, по пять человек в каждой, выстроились перед правительственной ложей. Пятёрка колдунов выглядела оборванцами на фоне гламурных рыцарей графини. Да и сама она была ослепительно хороша в малиновом парчовом платье, отороченном горностаем.
Колдуны попытались опротестовать использование графиней Оторвановской магии при подготовке команды, но зомби, после короткого раздумья, отклонил протест.
— По действующему регламенту использование Силы запрещено при проведении турнира. Использование же Магии до его начала никак не оговаривалось, — сказал он. — Короче, сами лоханулись.
Зомби был мрачно настроен. Вчера его поймал подвыпивший Лахтадрель и попытался надавать по шее. Сталкер отбил руку, не нанеся мертвяку ни малейшего физического урона, но реноме главного арбитра было подорвано. Лахтадреля заперли в угольном ящике. Он матерился и обещал засунуть зомби в первую же аномалию, как только они снова появятся.
— Надо начинать, нельзя больше тянуть, — шепнул Тюленичев графине, перегнувшись через зомби, который сидел между ними.
— Так начинайте, — ответила Лиза. Ей и самой не терпелось.
— Эт-ву прэ? — тоненько выкрикнул зомби, и махнул платочком, подаренным ему Лизой.
Вышла первая пара бойцов вооружённых мечами.
— Алле! — крикнул зомби, но Тюленичев саданул его локтем в бок и, совсем разобидевшись, он перевёл: — Да начинайте уже.
Противники сшиблись. Оба бились яростно, в высоком темпе, стремясь с первых же секунд боя перехватить инициативу. Рубились на близкой дистанции, не столько парируя своим клинком, сколько подставляя щиты под удары противника. Мечи доставали до шлемов, скользили по доспехам, и колдуну в латах из старинных хоккейных щитков, приходилось не сладко. Тюленичев скрипел от досады зубами, но сделать ничего не мог — по взаимному согласию они с графиней на время турнира наложили друг на друга заклятия блокирующие Магию.
— По низу работай, — не выдержав, закричал Окунь, и, присев, колдун сразу провёл несколько мощных ударов по коленям волшебника.
Даже через стальные наколенники волшебник почувствовал сильную боль и отскочил на несколько шагов, хромая. Зрители взревели. И в этот момент от стен Крепости прогремел орудийный залп. Это Антон, не дождавшись сигнала, который ему просто забыли подать, поджёг фитили мортир. В небо, минут на двадцать позже запланированного, ударил праздничный салют. Колдун закрутил головой, пытаясь понять причины переполоха. А волшебник не растерялся, подскочил к противнику и огрел его мечом по хоккейному шлему. Колдун упал и не шевелился. Зрители орали:
— Не честно!
— Ура, — кричали другие.
Зомби махнул платочком, отдавая победу в схватке команде волшебников. Лиза довольно хлопала в ладоши. Лёня хмурился. Окунь одним прыжком перемахнул через покрытые ковром перила ложи и стянул с головы поверженного ученика шлем.
— Ты как? — спросил он и похлопал того по щекам.
— Нормально, — спокойно ответил парень. Он задумчиво смотрел в голубое небо. — Пожалуй, это правильно, что мы отказались от конных поединков.
— Так скакать никто не умеет, — улыбнулся Окунь.
— Вот я и говорю — правильно.
Парня отволокли в палатку с нарисованным красным крестом. Зрители требовали продолжения. Стало заметно, что симпатии толпы разделились примерно поровну. Жители Столицы болели за команду графини, обитатели Посёлка и Оторвановки были не прочь насладиться триумфом колдунов. Сказывалась извечная нелюбовь провинциалов к столичным выскочкам.
Вышла вторая пара рыцарей, и народ затих, любуясь неподдельной статью представителя волшебников. Двухметровый красавец в золочёных латах, в шлеме с открытым забралом размахивал над головой длинным мечом, сияющим под ярким солнцем. Меч тихонько гудел, а рыцарь раскручивал его всё быстрее, пока не превратил в ослепительный круг. Толпа ликовала.
Против богатыря вышел щуплый подросток в лёгких кожаных доспехах с мечом, который вернее было бы назвать утяжелённой шпагой. Зато голова у него была закрыта армейским шлемом-сферой с забралом из тёмного бронестекла. Зомби вопросительно взглянул на Окуня, но тот лишь кивнул, и зомби подал сигнал к началу поединка.
Парнишка со шпагой сразу сделал стремительный выпад и нанёс молниеносный укол прямо грудь противника. Волшебник зло отбил шпагу уже на возвратном движении и ринулся в атаку. Он рубил мечом направо и налево, но рассекал лишь воздух. Миниатюрный колдун легко порхал вокруг неповоротливого верзилы и жалил его своей шпагой. Волшебник, всё больше входя в раж, совсем забыл про защиту и уже безнадёжно проигрывал по очкам. Публика хохотала.
Но вот увлёкшись, юркий подросток не заметил, как оказался зажат в угол огороженного канатами ристалища. Он разом потерялосновное преимущество, ему некуда было отскочить от занесённого меча. А на него бульдозером пёр, словно выкованный из стали, белокурый красавчик. Уже меч начал своё стремительное падение, но парнишка шагнул навстречу и принял удар прямо на тяжёлый шлем-сферу, подставив его под основание клинка. Рука в кольчужной перчатке подскочила вверх и волшебник выронил оружие. Маленький колдун тут же в прыжке нанёс ему не сильный, но очень точный удар ногой под забрало шлема, прямо в подбородок. Волшебник рухнул, грохоча амуницией.
— Па конте! — закричал зомби. — Ничья.
Зловещая тишина повисла над ристалищем.
— Протест, — сказал Окунь.
— Ничья, — упрямо повторил зомби. — Решающий удар нанесён не оружием.
В это время колдун стянул с головы шлем, по плечам рассыпались длинные русые волосы, все увидели Машу. Кто-то восхищённо выдохнул:
— Девка!!!
И тогда зрители взорвались.
***
Сначала Яра наблюдала за ходом турнира в бинокль. После сообразила, что проще сделать себе телескопическое зрение, и бросила бинокль в траву. Ещё позднее она поняла, что ей нет нужды пользоваться даже зрением. Новые ощущения захлёстывали её, и среди них самым ярким была способность чувствовать всю эту толпу в долине и одновременно каждого человека в отдельности.
Она видела их полыхающие ауры, чувствовала энергию, которую они излучают. Каждую эмоцию она различала на вкус, цвет и запах. Зависть была с горчинкой и пахла плесенью, злость была солёной, ярость приторно-кисло-сладкой и белой как снег. Ненависть. Она полыхала чистым кроваво-красным, и запах был тоже кровяной, удушливый. Это вот тот сталкер, почему-то запертый в большом деревянном ящике. Он очень сильно ненавидел и от бессилия бил кулаками по доскам. Яра кинула ему физической силы, и доски разлетелись в щепки, он выскочил грязный, страшный и с ходу врезался в кого-то из зрителей. От того сразу сверкнуло зелёным. Это пока просто раздражение, но Яра подкинула ему беленького, и вот он уже двинул Лахтадреля по рёбрам, и они сцепились.
Яра засмеялась. Никогда в жизни ей не было так весело. Она всегда выполняла чьи-то приказы, поручения, желания… А сейчас все эти людишки со своими страстями были подвластны ей. Как марионетки. И она принялась дёргать за ниточки.
Вот Лиза с аурой фанатичной дуры. Яра подкинула ей капельку ума, чтобы поняла, что она натворила и ужаснулась. Тюленичев. Напротив, слишком хитёр, ему не помешает немного поглупеть. Стёпа. Ах, какой добрый, честный, благородный… На тебе скотства ломоть. Бобров. Хитрости ему, жадности, шкурником его сделаем! Какой-то молоденький парнишка, дурачок, романтично влюблён в графиню. Пусть он увидит, какая это тварь. Пусть побудет циником. Зомби. С этим сложней, он не живой, все эмоции пригашены, но что-то шевелится. Да это же зависть. Это он живым завидует. Усилить. Убрать мудрую снисходительность, сделать обидчивым, как ребёнка. Пусть получит!
Окунь. Яра задумалась. Окунь ей нравился. В конце концов, он её спас. Она оставила Окуня и принялась, не выбирая цели, швырять в толпу сгустки агрессии, злости, нетерпимости. И вот уже замелькали кулаки, замельтешили дубинки, мечи и шпаги. Их надо было подтолкнуть совсем немного. Они сами этого хотели. Готовились. Принесли с собой цепи и свинцовые трубы. Они оправдывали себя: «Это для самообороны. Это если те на нас нападут».
Яра поняла, что уже нет необходимости заводить толпу. Они сами прекрасно подпитывали себя затаённой в глубине сознания звериной яростью. Уже можно было от них забирать излишки Энергии. И за потраченные крохи Силы она собрала богатый урожай.
— Цепная реакция, — со вкусом произнесла Яра и пошагала к дерущимся.
***
— Стёпа, ты что творишь?! — заорал я и бросился в битву.
Мне повезло вклиниться как раз между отрядами Лёниных отморозков и Лизиных выкормышей. Не активируя защитное поле, я своим палашом выбивал мечи и освинцованные биты, левой рукой вырывал цепи, валил мальчишек на землю подсечками и просто пинками. В горячке, не заметил, как чья-то шпага распорола мне плечо, как выпущенный из пращи камень угодил прямо в колено.
— Назад! — кричал я. — Стоять!! Смирно!!!
Всё было бесполезно. Они рвали друг друга голыми руками, зубами, топтали упавших ногами, они озверели и упивались своим зверством. Выпученные глаза, орущие пасти, брызги крови и вязкий, густой воздух, остановившееся время… Они сцепились не на жизнь, а на смерть. Они хотели этого. Их готовили к этому. Им долго внушали, что они особенные, избранные и дело их правое. Самое нужное дело. Они были готовы. Не за себя. Ради великой цели. Во имя будущего.
Вот Маша красиво, словно в замедленной съёмке, с кровожадной ухмылкой на лице бьёт ногой в голову мушкетёра из Лизиной свиты. Это я научил её этому удару. Лахтадрель схватил за грудки толстого мужика, по виду фермера и долбит его по лицу своим лбом. Стёпа с остервенением ломает мальчишкам руки и ноги отобранной у кого-то дубиной. Бобров притаился за опрокинутой набок повозкой и подленько бил зазевавшихся тупым копьем в спину. Мелькнуло лицо Лизы. Она рыдала, и я как-то услышал её сквозь вопли боли и бешенства:
— Толя, останови их! — в голосе графини было столько неподдельного горя, что я оторопел.
А рядом с ней сидел Тюленичев. Ему пробили голову, и он хохотал, размазывая кровь руками. Зомби взирал на побоище отстранённо. Как мне показалось, он одобрительно кивал головой.
— Так вам и надо, так и надо, — приговаривал зомби.
На краю эстрады, свесив ножки, сидел Прокопий. Похоже, он единственный не обезумел в этой заварухе. Я дёрнул его за ногу и сказал:
— Играй.
— «Секс и пемоксоль»? — с сарказмом спросил он и покрутил пальцем у виска.
— Нет, эту… — я не знал названия песни. — Ну, как там у тебя: «Верь мне, я исцелю твою душу, я излечу твоё сердце, скучно не будет со мной…»
Прокопий взглянул на меня уже с интересом, поднёс к губам трубу и над полем битвы разнеслись чистые, пронзительные ноты щемящей мелодии.
Этот вкус зависти приторно-горький,
этот вкус радости видеть
девичьи только глаза.
Это страх вспомнить о том, что здесь было,
это крик слабости, петли и пыла,
это всплеск гордости —
я-то уж знаю, кто против, кто за…
Верь мне, я исцелю твою душу,
я излечу твоё сердце,
скучно не будет со мной.
Дай мне повод держаться сомнений,
так вот без предположений,
выжил твой главный герой…[1]
И в такт неспешной песне замедлился темп сражения, затихли боевые кличи, прекратился лязг оружия. Музыка снимала наваждение, успокаивала людей, приводила в чувство. Самые отчаянные ещё продолжали по инерции свару, но их растаскивали, с ужасом оглядывались, спешили на помощь раненым.
— Что это было? — очумело спрашивал Стёпа.
А я видел, как от Бумажного леса приближается маленькая девчачья фигурка.
***
А в небе летел корабль. Нет, не Летучий Голландец. Парусов у него не наблюдалось, да и профилем он никак не напоминал каравеллу или галеон, а скорее был похож на нормальный крейсер типа «Тикондерога». Водоизмещением где-то десять тысяч тонн.
Измученные битвой колдуны и волшебники опустили оружие и с изумлением наблюдали, как крейсер, заслонив солнце, застыл в воздухе прямо над их головами. На капитанский мостик вышел молодой человек, совсем юноша.
— Я капитан Жан-Поль де Фитннесс, — сказал он, и по голосу стало понятно, что лет ему больше, чем кажется.
— Ишь ты, фитнес, — сказал Бобров и сплюнул кровью через разбитые зубы.
— Я подданный Его Величества Короля Бискайского Эстебана Наискромнейшего, — сказал капитан. — Прошу разрешения на облёт вашей территории.
— Зачем? — крикнул из ложи Тюленичев.
— Я разыскиваю двоих наших сограждан, они были в составе экспедиции, организованной одним вашим авантюристом, — Жан-Поль разговаривал по-русски, с едва заметным акцентом. — Надеюсь, мне не будет препятствий? Мы не собираемся вмешиваться в разборки колдунов с волшебниками. Мы лояльны и к её сиятельству графине Оторвановской и к руководству Высшего Волшебного Заведения. Наша позиция — нейтралитет.
— А вы неплохо осведомлены о наших делах, — заметил Тюленичев.
— Мы за вами следим. Вы опасные.
— Уважают, падлы, — сказал Бобров.
— Эй, Жан-Поль! — крикнула Маша. — А как там у вас, на бискайщине?
— У нас очень хорошо, — ответил Жан-Поль. — У нас никто не дерётся.
— По какому принципу работают двигатели вашего корабля? — задал технический вопрос зомби.
— По магическому принципу, — пожал плечами капитан крейсера. — У нас Магию никто друг у друга не тырит. Я правильно выразился? Не крадёт. Не лимитирует и не утаивает. Все понемногу копят. А когда наши ребята попали в беду, все земляки… как это? Кинулись? Нет, скинулись мне на этот полёт. Во всём мире так давно. Магический коммунизм.
— А почему у нас не поймёшь что? — спросил Стёпа.
— Потому что никто не хочет с вами дружить. Потому что вы злые, как собаки. Потому что вы сами во всём виноваты.
И крейсер величественно проплыл над Крепостью и плавно удалился вглубь Зоны.
— Может мортиру зарядить и врезать ему в корму? — задумчиво спросил Бобров. Но не зло. Так, для порядка.
— Не наврезались? — строго спросила Яра. — А ну все разошлись. Завтра решу, что с вами дальше делать. Устала.
Побросав оружие, колдуны и волшебники равнодушно разбрелись кто куда. Всех потрясло не столько явление народу Ярославны, сколько равнодушно-презрительное отношение заморского гостя. Было о чём призадуматься. Гости турнира, ополченцы, фермеры, шахтёры, железнодорожники — все спешно засобирались по домам. Мужик с разбитой мордой, тот которого Лахтадрель уделал, приставал ко всем с вопросом:
— У меня брат родной во Францию ещё до первой войны эмигрировал. Можно ведь к нему перебраться? Не повяжут же?
Яра, мановением руки вылечив всех пострадавших в побоище, прошла в шатёр графини. Лиза едва прилегла. Ей было плохо. Инспектор и Тюленичев отпаивали её минералкой.
— Пошли вон, — сказала Яра. И играючи выкачала всю Магию из графини Оторвановской и руководителя Организации Желаемого Будущего.
Подхватив графиню, они бегом убрались из шатра. А что им ещё оставалось делать?
[1]Стихи Андрея Каруноса
Бармен так и не успел к началу турнира и теперь с удивлением смотрел на унылый караван бредущих от Крепости людей. Прямо на него вышли Лахтадрель в обнимку с им же избитым фермером. Оба были пьяны в дым и пытались напевать «Секс и пемоксоль». Фермер размахивал трубой, отнятой у Прокопия, но дудеть не пробовал. Сам музыкант плёлся сзади с несчастным видом.
— Здорово, страдальцы, — сказал бармен, аккуратно подхватил повалившегося на него фермера и опустил его на травку. Рядом плюхнулся Лахтарель.
— Привет, барыга, — сказал он и присосался к фляге.
— Утомились гляжу на праздничке, — участливо констатировал бармен. Сталкеры, пользуясь передышкой, побросали на землю кули с товаром и с интересом следили за беседой.
— Ха! — сказал фермер. — Праздник! Мордобой. И корабль в небе.
— Кореш мой, Виталик, — пояснил Лахтадрель.
— Девчонка, — продолжил рассказ Виталик. — Соплячка. Р-раз, и нету Магии. Рр-р-раз, и вся у неё. То есть, два.
— А как же турнир? — спросил бармен. — Кто победил хоть?
— Сдаётся мне, победила молодость, — глубокомысленно изрёк Лахтадрель.
— Детство, — уточнил Виталик и икнул.
— Турнир прекратился после массовой драки, — пояснил Прокопий, опасаясь подходить близко к пьяным друзьям. — Драку инициировала маленькая девочка. Это было мощное магическое воздействие. Как я понимаю, под заклинание не попал только Окунь. Он, кстати, и придумал, как это безобразие прекратить. Послушайте, а вы не могли бы попросить их вернуть мою трубу?
— Окунь? — насторожился бармен. Он легко выхватил у фермера инструмент и подал Прокопию. — Он что же, опять Магию отменил?
— Всё значительно хуже, — сказал Прокопий. — Вся Сила теперь у этой девочки. Но Окунь там и, по-моему, уходить не собирался. Спасибо за трубу.
— В небе такой, гад, говорит, вы злые, — возмутился Виталик и спросил у Прокопия: — Вот ты скажи, разве я злой?
Прокопий быстро ушёл, а один из сталкеров, потирая плечи, натёртые лямками рюкзака, спросил:
— Выходит, возвращаемся?
— А вот нет, — сказал бармен. — Возвращаться мы не будем. Пошли, как и планировали, на Крепость.
— Но теперь-то зачем?
— А затем, что если Окунь там, что-нибудь интересное обязательное будет.
— Что там может быть интересного? — недовольно спросил сталкер, снова взваливая на себя огромный рюкзак.
— Мало ли, — уклончиво ответил бармен и про себя подумал — например, немеряно артефактов, после спонтанного выброса Силы.
***
— Я, когда скрутило, подумал, что это ты опять мудришь, как тогда, — сказал Бобров. — Тычу всех этой пикой, а сам думаю: «Что же это я творю? Не иначе Толян всех заколдовал, отрицатель хренов».
— Мне столько Силы за всю жизнь не собрать, — ответил я.
— Прошлый раз ведь собрал, — с надеждой сказала Лиза.
— Тогда мне помогли очень сильно. И Магия была доступней. Теперь всё намного сложней.
— Теперь нами Ярочка вертеть будет, как пожелает, — сказал Тюленичев.
Я собрал их в деканате уже под утро, всё равно никто не спал этой ночью. Мы пили чай и пытались придумать, как быть дальше. Вот только ничего не придумывалось. А меня это не устраивало. Мне Лёня обещал портал провесить. Он мне должен. Все были подавлены, а Шаман был ещё и очень недоволен. Он не любил когда так много гостей. Тем более незваных.
— А чего вы собственно переполошились? — спросил он. — Чем, собственно, вас не устраивает сложившаяся ситуация? Да, вас от Магии и от власти отодвинули. Ну и что? Мне, например, всё равно — Лёня, Лиза или Яра. Лишь бы преподавать не мешали и наукой заниматься.
— Вы не понимаете! — горячо заговорила Лиза. — Вы не были там, на поле, когда она всем в душу залезла, вы не знаете, как это ужасно.
Я был у неё этой ночью. Не у графини Оторвановской, фаворитки Жреца, заговорщицы и руководителя государственного переворота. Я был у девочки Лизы, своей одноклассницы и моей первой любви. Вся гадость, налипшая на неё за эти годы, слетела как шелуха, и я был благодарен Яре за эту реморализацию. Лиза много плакала, я успокаивал её, как мог, и ещё она жадно расспрашивала про Наташу и Костяна с Мариной, про их детей. Жрец и после своей смерти продолжал калечить жизни людей, ведь это он своим злым волшебством заменил в этой красивой, умной женщине естественное желание иметь семью, домашний уют на слепую преданность ему и его бредовым идеям всеобщего счастья. А счастье не бывает всеобщим, оно всегда твоё…
А Стёпа, выслушав Лизу, мрачно согласился:
— Да уж, настроение такое, что удавиться хочется, честно говоря. Меня как будто изнасиловали.
— И ведь она просто развлекалась, — сказал Тюленичев. — А откуда нам знать, что она завтра придумает? Ведь она, по сути, всего лишь малолетняя шлюха.
— Ты не завирайся! — сказал я. — И не малолетняя уже и…
— Вот-вот, — сказал Бобров.
— Всех ведь в бараний рог скрутила! — воскликнул Тюленичев. — Это же какая у неё силища!
— И не всех, — по инерции продолжил я заступаться за Яру. — Меня вот, например, не скрутила. Я даже Силы запас небольшой сберёг.
Я сказал и прикусил язык. Это ж надо так спалиться!
Они молчали и смотрели на меня. С недоверием и надеждой. Как тогда, на поле, когда связанные валялись в грязи, а Жрец готовился нанести последний удар. И нельзя было просто встать и уйти, разбирайтесь, дескать, сами. Потому что они мои друзья. А зомби, не проронивший до этого ни слова, грустно сказал:
— Это теперь только тебе решать.
И я подумал: «Опять я. Ну, почему снова я? Ну, почему?!»
***
Не знаю, на что рассчитывали мои друзья. Надеяться противостоять Яре с моим крошечным запасом Магии, было наивно и смешно. Поэтому я выбрал другое решение. Простое и очень надёжное. И я удивился, насколько легко далось мне это решение.
Рано утром я уже ждал Яру возле шатра. Я был готов. И, видимо, было что-то такое в моём лице, потому что зомби, который тихо подошёл и встал в сторонке, помня наверняка, что даже его запах вызывает у меня непроизвольное отвращение, спросил:
— Анатолий, а может, не надо? Может, ещё обойдётся?
— Что «не надо»? — как можно искренней удивился я. — Что «обойдётся?
— Прежде всего — не надо со мной хитрить, — улыбнулся зомби запавшими губами. — Я вижу, что вы снова, как когда-то, собираетесь совершить необратимый поступок.
— Поступок оказался очень даже обратимым, — сердито ответил я. — Магия, как выяснилось, никуда не исчезла!
— Магия не исчезла, но люди уже никогда не смогут обращаться с ней так же вольно, как раньше. И в этом целиком ваша заслуга, Анатолий.
— Заслуга ли? Меня многие за это ненавидят.
— Они просто не понимают. Вы всё сделали правильно, но стали вы от этого счастливым?
— О, только не это, — простонал я. — Мне только лекции по философии сейчас не хватает!
— Может быть, это именно то, чего вам действительно не хватает.
— Мне не хватает лишь одного — моей семьи. И чтобы все оставили меня в покое!
— Тогда почему вы немедленно не уйдёте к своей семье? Почему вы сами придумали себе новое беспокойство?
Действительно, почему? Я не знал. Ещё вчера я готов был бросить всё и бежать к Наташе на край Зоны, а теперь стою здесь, болтаю с этим полутрупом и собираюсь обделать дельце, за которое мне потом наверняка будет очень стыдно.
— Подумайте, Анатолий, — продолжил зомби. — Должны ли вы совершать то, что собираетесь совершить. И вообще, должны ли вы кому-либо что-либо? Вас толкают к решению нравственные обязательства, как вы их себе представляете, но кто сказал, что цель оправдывает средства?
— Кто-то говорил, — ответил я. — Давно. Но мне нет дела до заезженных цитат и абстрактных рассуждений о всеобщем благе и индивидуальном счастье. Я принял решение, и менять его не собираюсь. Я сделаю то, что должно, а не то, что должен. По крайней мере, так, как мне это представляется верным.
Поэтому уходите и не мешайте мне. Сейчас я буду изо всех сил притворяться, а я не очень хорошо умею это делать. Так что мне надо войти в образ, не портите представление!
И тут из шатра вышла Яра приветливо поздоровалась, предложила прогуляться. И я был очень рад, что можно прекратить этот мучительный для меня разговор с зомби. Он остался стоять, одинокий, не мёртвый и не живой, никому не нужный со своими размышлениями о счастье и несчастье. А мы пошли по опустевшему лагерю, под слабыми лучами восходящего в пасмурном небе солнца, по зелёной травке. Невозможно было отделаться от впечатления, что она самая обычная девочка. Весёлая, отдохнувшая. В отличном настроении от подаренной недавно игрушки. Вчера она уже немного поиграла, а сейчас ей очень хорошо от предвкушения большой игры. Я видел, что она доверяет мне. А мне было страшно.
— Жрец болван, — восторженно щебетала Яра. — Нельзя сделать людей счастливыми насильно, против их воли. Надо каждому предоставить возможность быть счастливым, понимаешь? Ведь для счастья надо совсем немного, пусть жизнь станет беззаботной, пусть не будет бедных, злых и больных. И пусть не будет стариков.
Да, ты молодец, думал я. Вылечить больных и дать всем молодость до самой смерти, это наверно здорово. Но что ты будешь делать с влюблённым, отвергнутым любимой девушкой? А как ты поможешь художнику, который не может дописать картину? Что ты сделаешь с учёным, бессильным решить поставленную задачу?
Со стороны мы, должно быть, напоминаем папу и дочку на прогулке, некстати подумал я.
— Ты не знаешь, кто такой Штирлиц? — вдруг спросила Яра. И тогда я достал старый, но очень надёжный ПМ и выстрелил в неё.
Я уже видел, как умирают люди после выстрела в упор. Они не хватаются руками за простреленное место и не вскидывают на вас удивлённые взоры. У девочки просто подкосились ноги, она бесформенным кулёчком упала к моим ногам, кровь брызнула на подёрнутую инеем траву. А вместе с кровью хлынул поток Энергии настолько мощный, что всё вокруг забурлило, заискрилось. Да, как шампанское.
И я подхватил плеснувшую из неё Силу, всю до капли, и ударил. Уже по-настоящему. Не как в прошлый раз. Я уже был умелым Отрицателем. Шаман научил. У меня всё получилось. И от этого хотелось завыть в голос.
И крейсер «Тикондерога» плюхнулся в болото из серого неба.
А Наташа улыбнулась, когда в зарослях Бумажного леса отвратительный тиранозавр превратился в гордого красавца дракона. Он ударил мощным хвостом по плоским стволам деревьев, сминая их, с громким хлопком расправил перепончатые крылья и, оттолкнувшись когтистыми лапами от земли, взлетел.
А мушкетёры графини со злостью сорвали с себя наряды семнадцатого века.
А в Баре рассерженная Марина шлёпала близнецов по попам за то, что они тайком собрались бежать в Крепость, на войну, на помощь папе. Вадик и Вовик хмурились, но не плакали.
А вор всё вспомнил и подумал, что Максима ему надо будет наказать.
А Лиза и Лёня решили создать объединённое учебное заведение.
— А жалко: я так никогда и не узнаю, какое ты желание хотела исполнить, — сказал Владимир, обнимая Ольгу.
— Ещё узнаешь, — пообещала она.
***
А в самом центре Зоны, в маленькой избушке за Бумажным лесом, шло тайное собрание недавно возникшей подпольной организации. Организации Случившегося Прошлого. Ещё не полностью восстановившиеся после долгого летаргического сна бывшие сотрудники лаборатории по производству синих кристаллов внимательно слушали Максима.
— Самый надёжный способ правильно организовать будущее, это в нужный момент изменить прошлое. И теперь у нас есть для этого все возможности, — так говорил Максим.
— Ответственность перед будущим невозможна без ответственности перед прошлым, — подтвердил Троян Святовитович. — Очень жаль, что мы это поздно поняли. Настолько поздно, что нормализация будущего теперь напрямую связана с коррекцией прошлого. Мы постараемся обойтись локальным вмешательством, но масштаб изменённых событий сможет оценить лишь наблюдатель из исправленного прошлого. Поэтому я требую беспрекословного подчинения нашему посланнику в прошлое после его возвращения. Во имя будущего!
— Во имя будущего, — нестройным хором подхватили его слова подпольщики, и только Припегала Игоревна, глядя в окно, прошептала одними губами:
— Ярочка, доченька, девочка моя, где же ты?
***
Из переписки Его Величества Короля Бискайского Эстебана Наискромнейшего и Президента Союза Афро-Европейских республик Наримана Тусами. Голубиная почта.
«Дорогой Нурик, ты, как всегда, оказался прав. Согласно твоим рекомендациям мы не стали вмешиваться в дела анклава. Более того, даже не расширяя агентурную сеть, пользуясь услугами сохранившихся имперских агентов, мы добились нужных нам результатов. Аборигены сами отличнейшим образом разрешили проблему стабилизации неубывания энтропии. А для начала необходимых социальных реформ оказалось достаточно услуг одного провокатора и одного местного идеалиста.
Таким образом, благодаря твоим консультациям, наимудрейший друг мой, отказавшись от оккупации, мы сэкономили значительные как человеческие, так и магические ресурсы и не испортили себе репутацию.
Прими мою благодарность, уверения в искренней дружбе и признательность народа моей страны.
С уважением Король Бискайский Эстебан. Дата… Подпись…»
«Вай, Беня, а я что тебе говорил? Когда людишьки жить захочут, то прямо чудеса творят, хлебом клянус. Сам видел.
Благодарности твои очень приятные, но оплату за мои консультации пока не получал, жду с нетерпением. Кстати, если при транспортировке «гонорара» загнулся курьер, то меня вполне устроит образец его тканей.
Бонусом тебе совет: опасайся идеалистов, если больше он тебе не нужный — ликвидируй. Могу прислать специалиста, но уже за отдельную плату.
Твой кореш навеки, Нариман Тусами, эсквайр, бгг».
Больше книг на сайте - Knigoed.net