- Похож на скинхеда какого-то.
- Это все так, эпатаж. Ну, ты меня понимаешь. А вообще он - классный чувак.
- А откуда, из какого города?
- Точно не помню. Из Иркутска, что ли... А может, из Новосибирска.
- А как зовут хоть?
- Сергей Романов. Ладно, все это херня. Давай лучше выпьем.
Я тянусь к своей бутылке водки - она стоит на подоконнике. Колян говорит:
- Может, сначала пива? Там не все пустые, в некоторых еще есть.
- Нет, давай лучше водки. Раз вы, шакалы, все виски выжрали, мне не оставили.
- Виски он покупал - получил здесь аванс за книгу и проставился.
- Ага.
Я открываю бутылку, Колян ставит мне рюмку. Наливаю себе и ему, выпиваем. Я рукой беру с тарелки кусок нарезанной красной рыбы.
Бугай поднимает голову, открывает глаза.
- А мне?
- Ну, мы думали - ты спишь. Вот, знакомьтесь. Это - Сергей, начинающий беллетрист, а это - Олег, один из лучших газетных дизайнеров города Москвы.
Мы с бугаем жмем друг другу руки. Колян наливает всем троим, выпиваем.
- Колян, а почему мы без музыки сидим? - спрашивает бугай.
- Магнитола вчера накрылась. Стояла здесь на холодильнике, и я ее нечаянно зацепил.
- Это плохо. А то бы послушали что-нибудь. Я вообще-то больше по панку. Мне тридцать лет все-таки, что мне еще слушать, кроме панка?
- А какой ты панк слушаешь? - спрашиваю я.
- Самый разный. От "Красной плесени" до Ramones. А вот сегодня купил Cure восемьдесят девятого года - Disentegration. Такой альбом - просто супер.
- Так это же не панк никакой.
- Ну и что, что не панк? А вот и панк. Все, что классное, все панк. Понял?
- Ага.
Мы добиваем бутылку, и бугай опять вырубается.
*
Спускаюсь в метро на Новокузнецкой. Выпили с Кузьмой по бутылке пива, и он попер куда-то по своим темным делам. Вагон до отказа набит пьяными пролетариями и серыми унылыми тетками. Свободных мест нет. В углу сидит бухая девка в косухе - лет девятнадцать или двадцать. Ее голова мотается в разные стороны, потом она закрывает глаза и вырубается.
На Каширской седой бородатый дед выходит, и я сажусь на его место прямо напротив девки. Она открывает глаза, смотрит перед собой, наклоняется и начинает тошнить. Несколько капель блевоты попадают на размазанные по лицу волосы. Тетка рядом с ней вскакивает и отходит подальше. Девка перестает тошнить, вытаскивает из кармана косухи смятый платок, вытирается. На полу у ее ног красноватая лужа блевоты, она топчется в ней своими "гриндерсами".
Домодедовская. Я поднимаюсь и трогаю ее за руку.
- Пошли.
- Куда?
- Домой.
- А какая это станция?
- Домодедовская. Пошли.
Я волоку ее по подземному переходу. Бабка продает семечки, поставив стакан на деревянный ящик из-под бананов.
Дома я сразу тащу ее в комнату, швыряю на кресло.
- Пить будем?
- Мне по хер.
- Ну, как хочешь.
Приношу из кухни водку, тарелку с нарезанными помидорами и огурцами осталась от вчерашнего. Она спит, откинувшись на спинку кресла. Трясу ее за плечи - бесполезно. Наливаю себе рюмку, выпиваю.
Включаю ЭфЭм. "Наше радио". Я его ненавижу, но лень копаться в дисках, что-нибудь выбирать. Все уже переслушал по сто раз, все надоело.
Я расстегиваю пуговицу и молнию на ее джинсах, лезу в трусы. Тампон. Shit! Можно, конечно, вытащить его и устроить кровавую оргию, но сегодня нет настроения.
Я перетаскиваю ее на диван, сам сажусь рядом - чтобы дотягиваться до бутылки и рюмки. Беру пульт, включаю MTV без звука - не потому, что боюсь ее разбудить, а потому что от их песен меня тошнит. Наливаю водки.
Просыпаюсь в одежде. Она копается ящиках письменного стола - ищет money. Пускай. Я знаю про такую фишку, и всегда закрываю квартиру изнутри, а ключ прячу.
- Доброе утро.
Она оборачивается.
- Доброе утро.
- В рот возьмешь?
- Нет. Давай так.