«Она сказала: у тебя некрасивое тело. Он пошел заниматься плаваньем и получил мастера спорта. Она сказала: тебе не хватает мужественности. Он ушел в армию и вернулся в шрамах и с медалью за отвагу. Она сказала: ты глуповат. Он закончил университет и аспирантуру, защитил диссертацию и написал книгу. Она сказала: ты не сможешь меня обеспечить. Он бросил науку, заложил квартиру и открыл свой бизнес, который через два года стал приносить хороший доход. Она сказала: ты офисная крыса. Он увлекся дайвингом, сноубордом и стритрейсингом. Она сказала: ты жадный. Он купил ей дом на Рублевке и Феррари. Она сказала: бизнес сделал из тебя черствого, бездушного человека. Он продал всё, что у него было, закрыл контору и на все деньги построил приюты для нищих. Он пришел к ней — заросший, в старых джинсах, похудевший и голодный, с букетиком незабудок в руке. Она сказала: да что ты маешься? Ну не люблю я тебя, не-люб-лю».
Херня, подумал он, не смешно. Долистал страницу до конца, закрыл окно и нашарил мышью на экране значок с изображением конвертика. Программа «Аутлук Экспресс» погрузилась пару секунд и издала характерный звук, напоминающий короткое соло на трубе. Открывая пришедшее письмо, озаглавленное «Приглашаем Вас» (наверняка какая-нибудь бесполезная реклама), Виталий в очередной раз задумался, знают ли разработчики «Виндоуз», что на многих вокзалах этот звук эксплуатируется как перебивка между объявлениями громкой связи. Наверное, не знают.
«Международная Консалтинговая Компания приглашает принять участие в полезных семинарах:
«Риски и пути преодоления международных перевозок товаров»
«Особенности таможенного контроля и оформления товаров»
«Актуальные вопросы ВЭД: контракты, минимизация рисков, международный арбитраж»
«Правовая защита руководителей предприятий всех форм собственности»
Скидки: за 2 участников — 10 %, за 3 участников — 15 %, Постоянным клиентам — клубная скидка. В стоимость входят: лекции, консультации, эксклюзивный сборник нормативных материалов и практических рекомендаций; обед, чай, кофе…»
Забурчало в животе. Почувствовав, что голоден, Виталий встал, взял из пиджака портмоне и вынул из него несколько купюр. Пряча бумажник, обратил внимание на торчащий из принтера листок с изображением мертвой мухи.
— Ага…
На стенах уже не было места, потому он, вооружившись скотчем, налепил картинку прямо на дверь. Положил кольцо скотча на стоявший поблизости стул и вышел из кабинета. Избегая встречаться с Женей глазами, прошел через холл, толкнул входную дверь, спустился по лестнице на первый этаж и вошел в душную столовую. Пока буфетчица зачехляла ручку и откладывала в сторону журнал с кроссвордами, он окинул взглядом пустующий зал. Словно по закону подлости, столик у раскрытого окна был занят — какой-то белобрысый чувак в футболке с огромным желтым смайлом думал думу над полупустым пивным бокалом, лениво передвигая его туда-сюда. Глянул мрачно и отвернулся к окну. «Еще одному не работается» — подумал Виталий. Заказал суп, картофельное пюре и пиво, сел за угловой столик и взял ложку.
По утрам он просыпался с эрекцией. Член упрямо распирал трусы, не желал падать, а часы на стене тикали и тикали, словно кто-то осуждающе цокал языком — мол, что это еще за оптимизм в такую рань? А ну-ка, отставить.
Чтобы не шокировать немолодую мать, которая всегда в это время приходила в его комнату посмотреть телевизор (собственно, телеящик его и будил), Виталий долго отлеживался, между делом пытаясь вспомнить свои сны, но в голову лезли только бедра, высокая круглая грудь, и губы, губы, губы… Он видел и узнавал их теперь везде — в сплетении потолочных трещинок, в тканом ковровом узоре на стене, в игре солнечных зайчиков, дрожащих на полированной кроватной спинке.
Не успев позавтракать, бежал на работу. Казалось, ни в каких утренних развлечениях больше не было смысла. Да и зачем они, если можно войти в тихий пустой офис, утонуть в кресле, улыбнуться Жене и попросить кофе. А потом положить локти на стол напротив нее, закурить и проболтать часа полтора. Правда, поскольку работы у секретаря в начале дня хватало, совсем скоро он уже сам готовил кофе для нее, делая это при любой удобной возможности. При этом они шутили, что сегодня она — шеф, а он — секретарь, разыгрывали мини-сценки в ролях, а потом хохотали так, что в двери начинала заглядывать охрана с первого этажа.
После того, как шеф порекомендовал реже курить на лестнице (мол, с утра уже на лестнице запашок стоит, люди внимание обращают), заспанные сотрудники не раз заставали их обоих у раскрытого окна холла, понимающе ухмылялись и расползались по кабинетам. Виталию эти ухмылки не нравились, потому что реальных поводов для них не было, и это чуть-чуть, но все же его уязвляло.
Однажды, подбрасывая его до дома после работы, водитель Слава небрежно воткнул в губы сигарету, почесал изрытую оспинами щеку и поинтересовался, не правда ли, у Женьки буфера получше будут, чем Светкины? Чтобы хоть что-то сказать, Виталий промямлил, что у него как-то не было возможности исследовать Светкины буфера. Слава понял это по-своему, похихикал и намекнул, что если бы он, Виталий, имел тачку и часто подвозил Светку до дома, то такую возможность имел бы. Ядовито похвалив водителя за расторопность, Виталий с невинным видом спросил, чьи буфера он щупает теперь, когда Светку уволили. Слава сверкнул на него мутно-зеленым глазом и пожал плечами, пробурчав, «мало ли баб на свете, главное, чтоб их было на чем катать». Обратив внимание на видеокассету с голыми задницами, розовеющую в глубине бардачка, Виталий утвердился в мысли, что водитель уже давно сидит на сухом пайке, чередуя правую ладонь с выхлопной трубой своей добитой «Вольво», и дальше его уже не слушал.
Заскучав, Слава пощелкал кнопками радио, попал на Укупника: «Я не насильник, ей-богу, Сима, но жить так дальше невыносимо…» — и тут Виталий наконец не выдержал, заржал.
— Да, попса — это херня, — согласился Слава, переключаясь на радио-шансон. Остаток пути Виталий слушал «гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла» и тактично молчал, улыбаясь в боковое стекло.
Тем не менее, решив, что лишняя реклама ему ни к чему, он предложил Жене перенести перекуры к нему в кабинет. Со временем они там же стали и выпивать, и однажды он, набравшись храбрости, признался ей, что раньше постоянно бухал на работе. И даже траву курил временами. А теперь, сказал он, ему не хочется. Правда, сказано это было уже после второй бутылки. Но, черт, ему и правда не хотелось больше пить в одиночку.
Когда Боня заявил, что алкаши на плакатах ему поднадоели, Виталий взял цифровик и уговорил Женю попозировать ему с бутылкой «Красного золота», стоймя прижатой к груди. Потом обработал изображение в «Фотошопе», разогнал на плакат и показал шефу, пояснив:
— Подпись у нее на майке будет такая: «Держись золотой середины!» Я чуть позже пририсую.
Викторыч повел бровью, побурчал, что он «со своими фрейдистскими штучками когда-нибудь доиграется», но плакат утвердил.
Лето катилось по своим раскаленным рельсам. Офис дремал под музыку Олега Кострова, даже Боня стал заметно добрей и, разговаривая с женой по телефону, почти не орал. Виталий развлекал себя тем, что фотографировал сношающихся на горизонтальных поверхностях мух, а потом пририсовывал им реплики по типу «Ja, ja!», распечатывал на принтере и вешал на стену кабинета. Со временем получилась целая галерея, над которой потешались вся контора.
Попробовал суп — слишком горячий, обжигает губы. Виталий отставил тарелку, придвинул к себе пюре. Зачерпнул ложкой, перевернул, проследил за тем, как вязкая белая масса стекает обратно в тарелку. Аппетит куда-то ушел, когда — он и сам не заметил. Теперь вид еды вызывал какие-то неприятные ассоциации.
Он посмотрел на буфетчицу — та снова занималась своим кроссвордом. Вот женщина, подумал он. Живет, не тоскует. Ни о чем не думает, депрессий не испытывает. Таких пышек никакая депрессия не берет. И живут они дольше, и к жизни относятся дружелюбно, потому что взгляды уже давно сложились, и никакая реклама им мозги засрать не в состоянии. Другое дело молодежь — они смотрят на гламурных девушек с обложек, истекая слюной. Они начинают жить по нереальным стандартам. Они стремятся к тому, чего не существует, они напропалую фантазируют, они годами делят шкуру неубитого медведя, и они всегда в двух шагах от линии горизонта. Но что в итоге — разочарование, боль, депрессии, суицид…
«Может быть, поэтому я сам решил делать рекламу? — спросил он себя, разглядывая тонкие белые линии на запястьях. — Наверное. Чтобы не быть обманутым, я сам сделался обманщиком. Но решило ли это мои проблемы? Ни на йоту. На самом деле, меня по-прежнему легко обмануть. Но этот не тот обман, не тот сладкий сон, которого я желал бы. Взять вот хотя бы этого чувака, который занял мой любимый столик. Он, наверное, думает, в какой клуб ему податься сегодня вечером. Какую бабу снять. Он даже заранее представляет, как он ее трахает, — но когда он реально будет ее трахать, то представит на ее месте Уму Турман или Ксению Собчак, потому что иначе не сможет кончить. А кончить он захочет непременно на ее лицо, чтобы всё было как в немецкой порнухе — недостижимом идеале его пубертатных фантазий. Этот блондин, как и многие, ему подобные, обманывает сам себя, и поэтому никогда не получит то, чего хочет. Невозможно трахнуть рекламный плакат и невозможно нырнуть в нарисованный океан. Но пока он верит в реальность этого океана, его вселенная устойчива. И он живет полной жизнью. И проживет так еще долго. А я, рисующий эти океаны, я, презирающий его за легковерность и придуманное счастье, ненавижу сам себя, потому что хотел бы оказаться на его месте… Но уже не могу.»
Он обернулся к парню со смайликом на футболке. Тот сидел вполоборота, прямой как палка, и с тоской смотрел в окно. Потерев растерянно подбородок, Виталий пожал плечами. Неожиданно захотелось подсесть к этому чуваку и пожаловаться на жизнь. Просто выговориться, и неважно, что тот ответит. Эффект попутчика, елки-палки…
Сам удивившись этому желанию, он отвернулся.
Женя заходила к нему всё чаще. Послушав музыку, которую Виталий ставил за работой, она как-то поинтересовалась, нет ли у него Лу Бега. Назавтра он по дороге на работу купил диск Лу Бега «A little bit of mambo», соврав ей, что взял его дома. Теперь издевательство над мушиными свадьбами проходило под зажигательные латинские ритмы. Еще через неделю из интернета была скачана песня «Волчица», и каждый их перекур стали сопровождать взволнованные вопли Александра Добронравова, которому, судя по всему, отказывалась давать какая-то баба, и бедняга очень от этого страдал.
— Глупая песня, — сказал как-то Виталий. — Не пойму, почему она тебе так нравится. Ты считаешь себя волчицей?
— Почему сразу глупая? — Женя стряхнула пепел в блюдце. — Нет, не считаю. Но укусить могу.
Она показала зубы. Виталий вскинул руки, сделал преувеличенно испуганное лицо, и оба рассмеялись.
Со временем он стал находить кайф в ее музыкальных вкусах, понемногу начиная считать их своими. Хотя скажи ему о таком кто-то пару месяцев назад, он бы не поверил. Когда однажды Женя сказала, что ей нравится эта электроника непонятного происхождения, которую он слушает у себя за дверью, Виталий внутренне возликовал — ему всегда казалось, что от его музыки всех передергивает. И дверь в свой кабинет с тех пор всегда оставлял приоткрытой, хотя, вообще говоря, открытые двери бесили его с глубокого детства — с тех пор, как у него дома жили хомяки. Пушистые комки часто выбирались из своей коробки и разбегались по квартире, а отец, приходя пьяным, постоянно наступал на них, множа маленькие могилки в кустах за домом и заставляя Виталика плакать от бессилия…
Всё было хорошо, всё было прекрасно. Огорчало только то, что для друзей и знакомых он был Виталиком, но Женя упрямо продолжала называть его полным именем, как, впрочем, и всех обитателей офиса. Вместе с тем она никогда не отказывалась остаться после работы и выпить с ним пива (от халявного вина к лету всех уже тошнило). Поразмыслив, он решил, что девушке, возможно, и самой хотелось бы общаться более доверительно, но рабочая обстановка к этому не вполне располагает, и абстрагироваться от нее возможно только когда рядом нет посторонних. А поскольку гора не шла к Магомету, и все его попытки вытащить Женю куда-нибудь заканчивались неудачей, Магомет решил довольствоваться теми условиями, которые имелись.
Объявив войну официозу на работе, он устраивал по утрам просмотры фильмов в переводе «от Гоблина», по три раза в день таскал секретаря на обед, бегал для нее в киоск за мороженым, а количество перекуров довел до просто неприличной цифры (у него даже возникла идея сделать плакат для Минздрава, изображающий могильный холмик из окурков с надгробием в виде сигаретной пачки). Производительность труда, конечно, полетела к черту, но оно того стоило: мало-помалу общение пошло свободней, и так постепенно выяснилось, что с родителями Женя не живет с 15-ти лет. По ее словам, оба предка сильно пили, а отец плохо обращался с ней и часто бил. Потом она поступала в местный универ, но год назад учебу пришлось бросить (из-за чего, он так и не понял). Живя одна, она успела хлебнуть лиха, поэтому теперь не очень-то доверяет окружающим и предпочитает держать их на расстоянии. Мир полон подлецов и сволочей, и рассмотреть их не всегда просто, подытожила Женя, допивая третью бутылку и прося у него огоньку. Виталий возразил, что независимость — это, конечно, классно, но доверять людям необходимо, иначе не будешь знать, к кому обратиться, если вдруг попадешь в беду, — но она в ответ только нахмурилась и обронила, что всегда предпочитает сама решать свои вопросы. Так и сказала — «вопросы». Слова «проблема» Женя, похоже, просто не знала. И не хотела знать.
Найдя в этом что-то высокомерное, Виталий какое-то время дулся на нее, потому что получалось, что с такими взглядами на жизнь Жене неплохо живется и самой, и в чьем-либо участии она, похоже, не особо нуждается, но происшедшее спустя несколько дней заставило его забыть об этих мыслях.
Утром леди-секретарь явилась на работу с опозданием, расстроенная, повесила сумочку мимо стула, клиентам по телефону отвечала невпопад, несколько раз уходила курить на лестницу сама, без него, а когда водитель Слава попытался отпустить какую-то свою обычную шутку, ответила что-то очень резкое. Виталий вышел в коридор поглядеть, что стряслось, и Женя быстро убежала в туалет, а Слава в ответ на его взгляд только покрутил руками, тихо буркнул себе под нос «дура» и вышел из офиса, хлопнув дверью.
Дождавшись, когда после пяти все слиняют домой, Виталий подошел к Жене. Она сидела на своем рабочем месте, катая в руках синий зонтик.
— Чего домой не идешь?
— Да так… — раздув ноздри, Женя принялась изучать иконки на мониторе. — Сделать надо еще кое-что.
— Понятно. А почему не зашла за весь день ни разу? Я, вот, фильм новый достал, посмотреть не с кем.
— Неохота что-то, — сказала она, думая о чем-то своем.
— Неохота фильм смотреть или неохота заходить?
Женя промолчала. Выждав, чтобы пауза стала предельно выразительной, он подошел к ее столу и навис сверху, сложив локти на монитор:
— Ну что случилось-то?
— Да так. Думаю о своем.
— Пива хочешь?
— Не знаю.
— Значит, хочешь. Клади зонтик, пошли, — Виталий распахнул дверь кабинета