Что под ненавистью дышит
Оскорбленная любовь.
Виталий пораженно застыл. Ему захотелось спросить о чем-то очень важном, о чем-то таком, что преследовало его всё это время, отказываясь формулироваться в вопрос, но Саша/Фрейд вдруг опустился на четвереньки, зарычал и стал по-собачьи отряхиваться. Остатки одежды на нем разлетелась клочьями, очки ударились о бревно и плюхнулись в воду. Не переставая трястись, мертвый поэт превратился в большого черного пуделя со стеклянными глазами-пуговицами, кинулся на Виталия и быстрыми, судорожными толчками принялся трахать его голую ногу.
Темно. Душно, как в гробу. Плеск океанических волн в ушах. Виталий вскрикнул от страха — по ноге что-то ползло. Что-то чужеродное. Опомнившись, сообразил, что это вибрирует мобильник в кармане джинсов. Поднес его к носу: номер незнакомый, код городской. Мембрана выхлестнула наружу панический женский плач:
— Алё! Алё!
— Да, Женя…
— Виталий, это ты?
— Я.
Он попытался встать, но затекшие ноги уронили тело обратно на стул.
— Ты где?
Щелкнул самостоятельно включившийся экран, осветил комнату призрачным голубоватым светом.
— На работе.
— На работе? — ошарашенная пауза. — Сейчас 2 часа ночи.
— Ну и что?
Виталий мельком взглянул на ее губы, заполнившие монитор, и свернул окно.
— Нет, ничего… — Всхлип. — Ты мог бы приехать?
Он закатил глаза и скрипнул зубами.
— Знаешь, я тут так неплохо спал…
— Виталий! — Всхлип с подвыванием. — У меня… проблема.
— Что-то новое. — Он не смог скрыть удивления. — Куда ехать?
Щелчком мыши Виталий выключил назойливый плеск волн, льющийся из колонок, и наконец встал. По телу забегали мурашки.
— Ко… мне… Я дома.
— Скажи, что случилось? — он потер лоб, взъерошив челку.
— Я… не могу сказать… — В Женином голосе отчетливо прорезалась истерика. — Просто приходи…
Виталий закусил губу.
— Что, всё так плохо?
— Хуже не бывает… Помоги мне, помоги, пожалуйста…
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ???
— Я… я, кажется, убила человека.
Остатки сна слетели, словно отброшенная веником паутина.
— Хорошо. Я сейчас буду.
Он сел и прислушался к своим ощущениям. Хмель уже прошел. Глаза еще наверняка были красные, но голова мыслила вполне ясно. Страшно хотелось есть. Он достал из ящика стола распечатанную пачку крекеров, затолкал в сухой рот пару горстей желтоватых черепашек, лошадок и дельфинчиков. Открыл бутылку минералки, запил размолотых зубами зверюшек, сморщился и отрыгнулся газом. Взял со стола ключи, выключил компьютер, закрыл офис, кивнул охраннику на первом этаже и вышел в ночь.
На перекрестке Пушкина и Клары Цеткин, возле парка, его неожиданно стошнило. Воздухом. Он согнулся, чувствуя, как из глаз выдавились две слезы. Сплюнул.
— Молодой человек, что с вами?
Виталий обернулся. За спиной стоял милиционер. Еще трое в форме удалялись от них по улице, оживленно о чем-то переговариваясь.
— С тобой всё нормально? — спросил мент, внимательно глядя ему в лицо. Было видно, что он подвыпил, и к Виталию подошел просто ради порядка.
— Да так, — выдавил Виталий. — Язва…
— До дома сам доберешься?
— Угу, тут недалеко…
— Ладно, — мент повернулся и побежал догонять своих. Переходя дорогу, уже спиной Виталий слышал, как тот им на ходу что-то объясняет, пару раз мелькнуло слово «язва», потом кто-то засмеялся, разговор удалился и стих. Лохи…
Он свернул в сектор старой застройки, и спустя пять минут постучал в Женину дверь. От толчка дверь раскрылась, показав язычок замка, как будто до этого ее собирались захлопнуть, но не успели.
За дверью стояла Женя в домашнем халате с розами. Ему показалось, что от нее остались только глаза: огромные, серые и пустые, с безобразно растекшейся косметикой.
— Он… там, — она бессильно показала рукой, хотела что-то добавить, и вдруг, покачнувшись, бросилась вглубь квартиры. До Виталия донеслись приглушенные звуки рвоты.
Он вошел в тесную полутемную прихожую, совмещенную с кухней. Захлопнул дверь. Увидел белеющую на полу сумочку, одну туфлю и чьи-то раскинутые ноги в ботинках «Todd». Осторожно переступил через длинное мускулистое тело в футболке с изображением желтой улыбающейся рожицы, из левого нарисованного глаза которой торчал самодельный кухонный нож с костяной рукояткой. Нога поехала в черной луже, и он едва не упал, с чертыханием успев схватиться за угол холодильника. Постоял несколько секунд над трупом, для проформы пощупал сонную артерию. С новым интересом глянул в красивое запоминающееся лицо, расчерченное глубокими свежими царапинами.
«Вот ты какой, северный олень… Жаль, не выпил с тобой сегодня, а ведь мог. Жизнь, знаешь, такая штука…»
Кровь, выступившая на губах блондина, напоминала яркую губную помаду.
Виталия тронули за плечо.
— Что тут произошло? — спросил он, встретившись с Женей глазами. Она умылась, но выглядела всё равно неважно. Лицо бледное, как у утопленницы, губы дрожат.
— Это Коля.