— Увидимся.
Он разворачивается и направляется обратно тем же путём, которым мы пришли, к офису своей мамы.
Я качаю головой и немного смеюсь над его вызывающим, очаровательным энтузиазмом, затем поворачиваюсь и стучу в полуоткрытую папину дверь.
Папа сидит за своим столом и что-то печатает на компьютере.
— Привет, Нелли Би! Как прошёл твой первый рабочий день?
Я плюхаюсь на один из стульев напротив него.
— Хорошо, — говорю я, хотя хочу сказать, что встретила одного очень хорошего парня и одного придурка, который, очевидно, не знает значения слова "несчастный случай". — Оживлённо. Как прошёл твой день?
Он ухмыляется.
— Хорошо. Оживлённо.
— Ты почти закончил?
— Мне нужно закончить ещё пару дел, но что ты скажешь, если мы поужинаем где-нибудь через час?
— Звучит хорошо.
Он возвращается к своему компьютеру.
— Эй, пап? Ты, правда, счастлив здесь, да?
Он делает глубокий вдох и кивает.
— Счастливее, чем я был долгое время, малышка.
Это всё, что мне нужно услышать. Его счастье стоит того, чтобы иметь дело с кошмарами и дерзким уборщиком. И, кроме того, это не значит, что за последние два дня мне не понравилось в "Гранде".
Крутая пекарня. Потрясающая работа. Макс.
Всё могло быть и хуже.
* * *
Я достаю из кармана ключ-карту и открываю дверь в наш номер. Здесь тихо, почти до жути, и впервые я понимаю, что не слышала никаких явных признаков присутствия других гостей вокруг нас. Ни телевизора, бормочущего сквозь стены, ни захлопывающихся ящиков, ни разговоров в холле. Это означает, либо комната, смежная с нашей, не занята, либо конструкция девятнадцатого века намного более звукоизоляционная, чем я полагала.
Я направляюсь в ванную, включаю горячий душ и снимаю с себя запыленную одежду. Зеркало запотевает, поэтому я открываю крошечное окошко под потолком, так как наша комната находится слишком высоко, чтобы кто-нибудь, кроме птиц, прыгающих на цыпочках по зелёной медной крыше, мог меня увидеть.
Я вхожу в душ, разминаю узлы на шее и вдыхаю пар, пока вода бьётся о мои ноющие мышцы. Я закрываю глаза и напеваю себе под нос знакомую мелодию. Мне требуется мгновение, чтобы даже вспомнить, где я недавно слышала эту песню, а затем ко мне приходит ответ.
Бальный зал. Просачивающаяся через эти невероятно хорошо скрытые динамики.
По другую сторону занавески скрипит половица.
— Папа?
Ответа нет.
Кончиками пальцев я отодвигаю край занавески. Туман пара размывает туалетный столик и очертания двери, но я вижу достаточно, чтобы понять, что здесь никого нет. Я хмурюсь, а потом вспоминаю об открытом окне.
Должно быть, от порыва ветра задребезжали жалюзи.
Тем не менее, я побыстрее заканчиваю. Возможно, скрип исходил от папы с другой стороны двери, и я не хочу заставлять его слишком долго ждать, чтобы перекусить. Я выключаю воду, беру полотенце с душевой штанги и вытираю кожу насухо, а затем оборачиваю его вокруг себя и отодвигаю занавеску.
Я кричу.
Все до одного ящики под раковиной были выдвинуты и беспорядочно висели на петлях, как будто кто-то что-то искал и не успел их закрыть.
Папа?
Я бросаю взгляд на дверь…
Она заперта изнутри, но я не помню, чтобы запирала её.
А значит, человек, который это сделал, всё ещё находится со мной в ванной — окно слишком маленькое, чтобы кто-то мог пролезть, и находится слишком высоко, чтобы кто-то мог дотянуться, — но тут никого нет.
Я одна.
Мой взгляд останавливается на зеркале. Буквы начертаны на запотевшем стекле, конденсат стекает по стеклу.
Сердце колотится, я выскакиваю из душа, щёлкаю замком и открываю дверь. Пар клубами валит из ванной комнаты при внезапном порыве свежего воздуха. Я снова смотрю на зеркало, зная, что это было всего лишь моё воображение, что моё имя не будет написано на стекле.
Туман начинает рассеиваться, так что видны только верхушки букв, но имя всё ещё там.
Нелл.
А потом и оно тоже исчезает.
ГЛАВА 15
ЛИЯ
В БАЛЬНОМ ЗАЛЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ.
Мужчины в смокингах и женщины в бальных платьях, которые сверкают, как звёздная пыль, под тёплым золотистым светом люстры, кружатся под музыкальную подборку Вагнера, Штрауса и Мендельсона. Я благодарна за свою насыщенную танцевальную карту, благодаря которой Лон смог получить только три танца. Слишком много, если бы мы не были помолвлены, заставляя меня скучать по тем дням, когда он просто ухаживал за мной.
Я почти сразу выделяю из толпы Алека. Он стоит у дальней стены, держа в руках поднос с бокалами шампанского, и выглядит удивительно красивым в своей униформе и белых перчатках. Я наблюдаю за ним, бросая взгляды поверх плеч моих партнеров по танцу.
Иногда я чувствую себя храброй и посылаю ему улыбку или подмигиваю, а иногда я настолько захвачена его красотой, интенсивностью его взгляда, когда он смотрит на меня в ответ, что я ничего не могу сделать, кроме как смотреть и считать минуты до того момента, как смогу уйти.
В половине двенадцатого я жалуюсь на головную боль от шампанского и сообщаю Лону, что мне нужно будет уйти пораньше. Мама выглядит обеспокоенной — на меня не похоже уходить с вечеринки до полуночи, особенно с той, на которой моя танцевальная карта заполнена. Я ободряюще похлопываю её по руке, а затем убегаю. Она стала такой беспокойной с тех пор, как отец потерял больше половины своих клиентов, и чувство вины горит у меня в животе, как раскалённый уголь, но с каждым шагом, который я делаю, удаляясь от бального зала, оно всё больше задыхается, пока не превращается в мерцающую кучку пепла под моим волнением.