— Я больна. В прямом смысле больна. И у тебя хватает наглости использовать это против меня?
— Я не могу рассказать тебе, что произошло, — огрызается он в ответ, — потому что я уже пробовал сделать это раньше, и это сработало не совсем хорошо.
Что бы я ни ожидала от него услышать, так точно не это.
— Что ты имеешь в виду?
Он отводит взгляд.
— Когда? — я опускаюсь обратно на песок. — Когда ты мне сказал?
Он колеблется.
— В первый раз, когда ты вернулась. Лето 23-го. Тогда тебя звали Элис.
Он поднимает потерянный в песке доллар, лежащий у его ног, и проводит большим пальцем по его лицевой стороне, изучая трещины. Затем он отводит руку назад и бросает его в воду.
— С той даты у тебя тоже начнут появляться воспоминания. Со всех времён, когда ты возвращалась. Вначале они будут приходить медленно, а потом начнут затоплять твой мозг, как прорвавшаяся плотина. Ты дойдёшь до того момента, когда больше не сможешь это отрицать. Иногда это происходит раньше, иногда позже, но легче, если это происходит раньше.
— Почему легче?
— Потому что это даёт нам больше времени.
Пустота в моём животе растёт.
— Больше времени для чего?
Он отрывает взгляд от океана и встречается с моим взглядом.
— Для того чтобы уберечь тебя от новой смерти.
ГЛАВА 37
ЛИЯ
ПОСЛЕ ЗАВТРАКА БЕННИ УМОЛЯЕТ ОТЦА отвезти его в Палаточный город, чтобы принять участие в гонке моделей парусников. Отец в хорошем настроении, поэтому он говорит Бенни сбегать за своей парусной лодкой. Мама решает учинить из этого праздник, она упаковывает обед для пикника и приглашает Лона составить нам компанию.
— Ты сегодня необычно тихая, — замечает Лон, когда мы занимаем своё место среди зрителей.
Это ещё мягко сказано. Я призрак, призрак, дымные щупальца потухшего пламени. Я не говорю ничего, кроме коротких, отрывистых ответов на неизбежные вопросы. Больше того, кажется, что для этого потребуется невероятное количество энергии. Я надеялась, что Лон не заметит, и на этот раз я действительно благодарна ему за хвастливые анекдоты и неспособность говорить о чём-либо, кроме себя, потому что это избавляет меня от необходимости говорить вообще. Но я полагаю, что он становится более восприимчивым к моим реакциям на него или их отсутствию.
— Я озабочена, — честно отвечаю я.
— Чем же?
Солнце насмешливо яркое. Я прикрываю глаза рукой и ищу Бенни в очереди детей, ожидающих, когда они выпустят свои парусники.
— Свадьбой, конечно же.
— А, — Лон обнимает меня за талию, его пальцы скользят по моему бедру. — Знаешь, сбежать никогда не поздно.
— И ты знаешь, мы уже обсуждали, насколько это было бы глупо.
Он напрягается. Мой быстрый язык задел его самолюбие. Я знаю, что должна извиниться, но мне попросту всё равно, чтобы это сделать.
Вместо того чтобы отстраниться, как я ожидаю, Лон двигается позади меня и прижимается грудью к моей спине, а ногами к моим ногам. Обеими руками он сжимает мои бёдра и притягивает меня к себе.
— Ты хоть понимаешь, — шепчет он мне на ухо, его дыхание кислое от запаха копченой рыбы на завтрак, — до нашей свадьбы всего два месяца? Теоретически, ты могла бы быть беременной во время церемонии, и ни один человек не узнал бы об этом.
Я не могу полностью скрыть свою усмешку, оглядываясь на него.
— И что же ты предлагаешь?
— Приходи ко мне в номер сегодня вечером.
Воздух сотрясает выстрел. Парусники освобождены. Я пользуюсь возможностью отстраниться от Лона, аплодируя вместе с остальной толпой.
— Я не знаю, за какую девушку ты меня принимаешь, — выговариваю я сквозь улыбку.
Мама наблюдает за нами.
— Я принимаю тебя за свою будущую жену, — говорит он. — Так какая разница, заключим ли мы наш брак сейчас или в первую брачную ночь?
— Что, если ты передумаешь и оставишь меня у алтаря? Я буду уничтожена.
— Ты же знаешь, что я так не поступлю.
Мне нужно что-то сделать. Польстить ему. Изменить его мнение. Заставить его думать, что ждать до нашей брачной ночи, это его идея. Но когда я открываю рот, мои слова выливаются наружу, как яд.
— Ответ — нет. А теперь, если ты меня извинишь, я пойду, поболею за своего брата.
Я ожидаю, что он последует за мной к воде, но мама, должно быть, чувствует его гнев и сцену, которую он собирается устроить, потому что она перехватывает его, давая мне возможность сбежать, в чём я так отчаянно нуждаюсь. Я проталкиваюсь к краю толпы и выкрикиваю имя Бенни. Его парусник в настоящее время находится на четвёртом месте, но у него самая широкая улыбка, которую я видела у него за Бог знает сколько времени.
— Твой брат? — спрашивает девушка, стоящая рядом со мной, и в её голосе слышится знакомая горечь.
Клара.
— Да, — отвечаю я.
— Алек был просто сокрушён прошлой ночью.
Она осматривает свои ногти, ковыряя под ними линии песка.
— Я не видела, чтобы он так много пил с тех пор, как умер его отец.
Я не спускаю глаз с Бенни и говорю тихим голосом. Опасно говорить об этом здесь, но я жажду новостей о нём.