— Он не вспомнит меня, если я не вернусь, — говорю я. — Значит, он тоже может ничего этого не запомнить. Ты могла бы подождать. Посмотреть, что произойдёт.
Она качает головой.
— Я не позволю тебе так говорить. На этот раз ты вернёшься.
Я едва ли ей улыбаюсь.
— Конечно, ты можешь сказать ему, — говорю я.
Она притягивает меня в объятия, крепко прижимая к себе, как это делала мама.
— Удачи.
В моём горле образуется комок.
— Спасибо.
Мы с Алеком провожаем Макса и Софию до лифта. Макс не сводит с меня глаз, пока оператор не закрывает дверь клетки, и лифт не начинает спускается. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает из виду.
— Я не могу оставить тебя сейчас одну, — бормочет Алек. — Не тогда, когда Лон сможет вселиться в кого-нибудь и напасть на тебя.
— Я сомневаюсь, что он может обладать кем попало. Ты сам сказал, что он никогда не делал этого раньше, и Лон в значительной степени сказал мне, что он мог обладать Максом только потому, что его сердце было открыто для этого. Думаю, со мной всё будет в порядке.
Алек обнимает меня за плечи и прижимается губами к моему виску.
— Думать недостаточно.
— Мы справимся, — шепчу я. — Уже почти всё сделано.
Он сглатывает.
— И именно этого я боюсь.
ГЛАВА 56
НЕЛЛ
МЫ С АЛЕКОМ РАБОТАЕМ НАД НАШИМ ПЛАНОМ, пока он не становится расписан с точностью до минуты. Утром 5 августа 1907 года я буду со своей матерью и организатором свадьбы, у меня не будет ни одной свободной минуты до окончания обеда. Алек воспользуется этим временем, чтобы найти Томми. Он сомневается, что это будет, как в нашу прошлую попытку это сделать, когда мы не смогли уехать после полуночи, потому что Алек покинул собственность отеля тем утром, выполняя поручения. Только после полуночи, утром 6 августа, он больше не мог покидать отель.
Он надеется, что ему удастся убедить Томми пригнать машину своего дяди к отелю ровно в пятнадцать минут второго пополудни, и в этот момент моя мама будет спать, а отец, Лон и множество деловых партнёров будут на поле для гольфа, не в состоянии следить за моим передвижением. Это большая просьба — Томми вообще-то не получил разрешения своего дяди "одолжить" машину, и единственная причина, по которой он согласился на это изначально, заключалась в обещании, что после того, как он станет свидетелем нашей предрассветной свадебной церемонии в Саванне, он сможет вернуть машину обратно к дому дяди ещё до того, как тот узнает, что её нет.
Если мы не сможем достать машину Томми, нам придётся сесть на паром и найти какое-нибудь другое средство передвижения в Чарльстоне. Алек не уверен, действительно ли нам придётся ехать до Саванны, как планировалось изначально, чтобы снять проклятие, или будет достаточно просто покинуть остров, но он не хочет ничего оставлять на волю случая, если это может помочь. Он думает, что помнит автобусную станцию в Чарльстоне на Митинг-Стрит, поэтому мы решаем начать поиски там, если понадобится.
Я провожу свой последний день так же, как и все остальные: после утренней тренировки по балету быстро перекусываю с папой. Но на этот раз густые пятна консилера скрывают исчезающие синяки на моей шее. Работаю с Алеком до обеда, а потом плаваю с ним днём, вдыхая запах соли, песка и кокосового солнцезащитного крема.
Я считаю каждый вдох в своих лёгких. Сосредотачиваюсь на каждом изображении, которое воспринимают мои глаза, сохраняя их в памяти, как снимки с камеры. Я зарываюсь пальцами ног в песок и чувствую, как каждая песчинка пробегает рябью по моей коже. Я живу с осознанием того, что завтрашний день может стать последним днём моей жизни.
Живая и напуганная.
Я прошу папу взять отгул на ночь с работы и съесть со мной в номере на ужин пиццу. Он напоминает мне, что моя вечеринка с пиццей в честь дня рождения состоится только через несколько дней, но я говорю ему, что мне просто нужно немного побыть с ним. Он больше не задаёт никаких вопросов.
Мы смотрим старый фильм с Джимми Стюартом — думаю, я видела его в другой жизни — и говорим о папиной работе, моих тренировках. Это не очень глубокий или важный разговор, но это не имеет значения. Мы могли бы поговорить о морских коньках, мне всё равно. Я просто хочу слышать папин голос.
Когда папа засыпает, смотря повтор "Фрейзера", я выключаю телевизор, накрываю его одеялом и целую в щёку.
— Люблю тебя, папа, — шепчу я.
Я выскальзываю из нашей комнаты и провожу остаток ночи в объятиях Алека. Впервые за несколько недель мы не говорим о плане. Мы не пересматриваем наши поминутные расписания и не пытаемся найти новые способы обойти проклятие. Мы просто обнимаем друг друга, прислушиваясь к биению наших заклеймённых сердец.
В 11:59 Алек сжимает руки вокруг меня.
— Готова? — спрашивает он.
Я зарываюсь лицом в изгиб его плеча. Я не хочу смотреть, как стрелки часов переводятся на полночь.
— Никогда.
— Я люблю тебя, — говорит Алек.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я тоже его люблю, но нас окутывает белый свет.
Мир вращается.
А потом мне не за что держаться.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 57
НЕЛЛ
Я ОТКРЫВАЮ ГЛАЗА НАВСТРЕЧУ тёплому утреннему солнечному свету, струящемуся по моему лицу. Я тянусь через кровать к Алеку, но сразу несколько истин поражают меня:
Я нахожусь в другой, большей кровати.
Комната квадратная, а не круглая.
И Алека здесь нет.
Моё сердце колотится, когда я оглядываю комнату: кровать красного дерева с балдахином и шкаф в тон, антикварный керамический кувшин и миска, стоящие на комоде, старомодные светильники и большой дорожный сундук, задвинутый в угол комнаты.
Я смотрю налево, ловя своё отражение в зеркале на туалетном столике. Мои волосы длиннее, они падают локонами на плечи и спину, и на мне ночная рубашка из прозрачного кружева и розовой ленты. Я оттягиваю воротник от горла.
Желто-зелёные синяки, которые были там вчера, исчезли.
Я поднимаю руки и смотрю на мягкую, безупречную кожу, свободную от шрама под большим пальцем, который я получила в результате падения с велосипеда, когда мне было восемь.