— Вместе? — спрашиваю я.
Он кивает.
— На счёт три, — говорю я. — Один. Два. Три.
Мы делаем шаг вперёд, оба напрягаемся, ожидая, что линия собственности отели остановит нас, но наши ноги проходят насквозь, а за ними и всё остальное тело.
Алек колеблется, всего на секунду. Потом он поворачивается ко мне со слезами на глазах, поднимает меня и кружит.
— Ты здесь, — кричит он, его тело дрожит вокруг меня. — Ты действительно здесь.
Мы долго стоим так, держась друг за друга, не желая отпускать, пока солнце не поднимается так высоко, что я понимаю, что папа, должно быть, уже проснулся и, наверное, интересуется, где я.
Я вытираю слёзы с глаз и смотрю на Алека.
— Хочешь позавтракать со мной и моим папой?
Алек улыбается.
— Несомненно.
Он обнимает меня, и мы проделываем долгий путь обратно в отель. Не вдоль пляжа, а по жилой боковой улочке, Алек тянет руку за цветами, его поступь стучит по тротуару, а его глаза окидывают взором мир, который он не мог ни потрогать, ни увидеть, ни понюхать больше века. Я смотрю на удивление в его глазах и чувствую, как его рука сжимает ткань моей рубашки, не желая отпускать меня ни на секунду, и всё, о чём я могу думать, это дом.
Наконец-то мы дома.
ЭПИЛОГ
Февраль, 2020
ПОХОЖЕ, ВСЕ ЖИТЕЛИ острова собрались на торжественное открытие музея. Вестибюль настолько забит мужчинами в элегантных костюмах и женщинами в коктейльных платьях, что бедные официанты едва пробираются сквозь толпу, неся закуски и бокалы с шампанским.
Я лезу в сумочку и снова проверяю время на телефоне.
— Извини, я опоздал, — шепчет Алек мне на ухо.
Я улыбаюсь, когда он обнимает меня и прижимается губами к моему виску.
— Как прошёл твой экзамен?
— Отлично, — говорит он. — Там не было ничего такого, чего я не ожидал.
— Значит, всё ещё на пути к выпуску на год раньше? — дразню я.
Он ухмыляется.
— Да, но я стремлюсь к двум.
Я закатываю глаза. Помимо того, что он первокурсник, которого все знают в колледже Чарльстона благодаря тому, что он прошёл тестирование по всем общеобразовательным требованиям, так ещё и профессора Алека уже сказали, что после окончания школы он будет зачислен в Медицинский университет Южной Каролины. Конечно, с его оценками и результатами тестов он мог бы поступить в любую медицинскую школу, которую выберет.
Я замечаю папу и Софию сквозь разрыв в толпе. Они стоят возле дверей во внутренний двор рядом с Максом. Я беру Алека за руку и направляюсь к ним, мой взгляд падает на обручальное кольцо на пальце Софии.
Я бы солгала, если бы сказала, что это не было странно, когда папа и София начали встречаться, или когда он сказал мне, что хочет на ней жениться. Я не думаю, что хотя бы малая часть этого когда-нибудь перестанет быть странной: видеть, как папа обнимает её, а не маму, есть еду Софии, а не мамину, обмениваться с ней рождественскими подарками и делиться с ней своей жизнью вместо того, чтобы делиться ею с мамой.
Но я не могу отрицать, что София и отец просто… зажигают. Сначала я не хотела этого видеть, но оно есть. И теперь, когда она не пытается тонко выяснить, помнила ли я свои прошлые жизни или нет, что, как она признала впоследствии, было похоже на охотника за жутким, она была совершенно нормальной. Или, по крайней мере, настолько нормальной, насколько может быть человек, помешанный на отелях.
Я знаю, что они осчастливят друг друга.
— Привет, Макс, — говорю я, когда мы останавливаемся рядом с ними. — Есть какие-нибудь новости из Калифорнийского университета?
После того, как мы вернулись, мы подтвердили историю, которую София рассказала Максу о нас, хотя сначала он в это не поверил. Нам пришлось показать ему свои фотографии 1907 года и все остальные, которые Алек хранил в своей комнате. С нашего благословения Макс взял нашу историю и написал на её основе сценарий, образец которого он приложил к своей заявке на участие в программе сценаристов Калифорнийского университета. Я была бы шокирована, если бы они ему отказали — его уже приняли в несколько университетов по всей стране только за этот сценарий.
Думаю, что он хочет, в конечном итоге, раскрутить сценарий по всему Голливуду, но я не волнуюсь. История нереальная, чтобы кто-то мог поверить, что это произошло на самом деле.
— Пока нет, но скрестим пальцы. Привет, чувак, — говорит Макс, ударяя Алека по кулаку. — Как дела?
— Хорошо, — говорит Алек, ударяя Макса кулаком в ответ, хотя по его гримасе я могу сказать, что он предпочёл бы пожать руку старомодным способом, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы подавить смех.
— О, — внезапно говорит Макс, поворачиваясь ко мне. — Я такой идиот! У тебя же сегодня был кастинг!
— Так и было, — говорю я застенчиво.
Сегодня в Чарльстонской школе балета состоялся кастинг на весенний концерт — студенческую демонстрацию, в которой приняли участие вербовщики из всех ведущих балетных академий по всей стране. Главная роль только увеличивает шансы попасть в хорошую академию после окончания средней школы, а оттуда — в хорошую труппу.
— И? — спрашивает Макс. — Как всё прошло?
Алек сжимает мою руку. Я написала ему, как только кастинг закончился.
— Я получила главную роль в постановке "Ромео и Джульетта".
— Они дали тебе Ромео? — спрашивает Макс.
Я толкаю его локтем в рёбра.
— Просто шучу, — говорит он, обнимая меня и притягивая к себе. — Поздравляю.
Папа гордо улыбается мне и обнимает Софию.
Меня бесит, что папа — единственный в нашей новой семье, кто не знает правды обо мне и Алеке. Иногда я подумываю о том, чтобы рассказать ему, но знаю, что в это будет трудно поверить, и я не знаю, сможет ли он смириться с мыслью, что прошлым летом я могла умереть. Может быть, я расскажу ему когда-нибудь, когда мы оба станем старше и будем наслаждаться полноценной жизнью, когда это будет не так страшно, но я знаю, что это напугает его сейчас, когда всё ещё так близко к смерти мамы.
Это ещё одна причина, по которой я благодарна Софии. Я знаю, что она никогда не заменит маму в сердце папы, и я знаю, что она никогда бы этого не захотела. Но когда я вижу, что папа наконец-то двигается дальше, я чувствую, что мне не нужно оставаться так близко к дому. Я не знаю, где мы с Алеком окажемся, в конечном итоге, но по всей стране есть престижные медицинские школы и балетные труппы, и впервые с тех пор, как умерла мама, я больше не боюсь неизвестности.
Что бы ни случилось, я знаю, что это будет потрясающе. Потому что я здесь. Я жива.
И Алек тоже.
Один из рабочих машет Софии, чтобы она подошла к передней части зала, где большая красная лента перегораживает вход в музей.