Глава 14
Иногда, чтобы укрепить соперника в его заблуждении,
нужно говорить чистую правду.
Вера Камша "Синий взгляд Смерти. Рассвет."
Есть волшебство, которому обучаются по книге,
с трудом запоминая заклинание за заклинанием.
А есть другое, которое идет из глубины сердца.
Из глубины любящего сердца,
когда оно печалится о дорогом человеке.
Отфрид Пройслер. Крабат, или Легенды старой мельницы
Очнулся он от холодного морского ветра, пробиравшего до костей, и совершенно немыслимых в центре города звуков: скрипа снастей, близкого плеска волн и крика чаек. Создатель всемилостивый, как его угораздило попасть прямиком в ловушку?! Следует отдать должное, для него нашли надежную приманку — настолько надежную, что он полностью потерял бдительность… Что же теперь? Если вокруг море, значит он может быть только на корабле противника!
Лоцман потряс головой, и туман перед глазами окончательно рассеялся. И шум волн, и птичьи крики он слышал несколько приглушенно, точно они врывались в приоткрытое окно. Окно? Нет, в витражный иллюминатор роскошной каюты, похоже, капитанской…
— К сожалению, наш способ приглашать в гости несколько нетрадиционен, — услышал он приятный, с глубокими бархатными нотками, женский голос, — но я надеюсь, мы не причинили слишком большого беспокойства знаменитому Лоцману.
— Насколько я понимаю, вы — капитан этого корабля? — осторожно спросил Даррен.
— Ну, не совсем. Это адмиральский галеон, действительно, и все флоты подчиняются мне. Но меня трудно назвать капитаном, — наконец-то он разглядел разговаривающую с ним женщину. Она стояла в глубине обширной каюты, зажигая свечи в тяжелом бронзовом шандале. Лоцман видел ее со спины: достаточно высокого роста, с тонкой талией, в сложной прическе поблескивают драгоценности.
— Тогда с кем имею честь? Впрочем, я догадываюсь…
— И правильно догадываетесь. Я — Дингра, Верховная жрица храма Танх Каар. И это я привела сюда все эти войска.
— Зачем вам это понадобилось, я спрашивать не буду, — зеленоглазый волшебник пожал плечами и с удивлением обнаружил, что не связан, — у Тьмы всегда найдется множество поводов.
— О нет, у нас вполне конкретная цель на этот раз. Город нам вовсе не нужен, хоть он и торчит у всего нашего мира, точно кость в горле. Нас интересует один-единственный артефакт, древний, как вселенная. Но вы же добровольно его не отдадите? А ведь могли бы, и жили бы себе спокойно дальше.
— Полагаю, что после этого спокойно жить дальше было бы в принципе невозможно, впрочем, как и вообще — жить, — усмехнулся Даррен, — зачем оставлять в живых несколько тысяч убежденных противников, хоть и загнанных на маленький остров. Ваш Хозяин никогда не допускает подобных ошибок. Кроме того, я не вправе что-либо говорить от имени горожан. Я всего лишь чужак, хоть и сражающийся на их стороне.
— Бросьте, Даррен. Посмотрите правде в глаза, вы ведь не за Город сражаетесь, и не ради вашего друга-короля рискуете жизнью.
— Я не стану обсуждать с вами мои мотивы, Дингра. Равно как и все остальное. Мне не о чем разговаривать с Тьмой.
— Ну, не будьте столь прямолинейны. Сие допустимо для примитивных жителей этого мира или полудикого Арашамфа. Но вы, рожденный в прекрасном Ирольне, должны быть гораздо тоньше и умнее, — Дингра сделала несколько шагов, все еще оставаясь в тени, — Или на вас столь пагубно сказалось общение с этой вашей… Хранительницей?
— Если уж вы знаете, откуда я родом, то должны понимать мое нежелание говорить с вами. Ирольн изначально светел.
— Свет, Тьма… По большому счету, это лишь имена власти. Мы, люди, можем только пытаться выжить в их бесконечной борьбе, и, если повезет, чего-то для себя добиться. Разве вам никогда не хотелось получить нечто… заветное?
— От вас и вашего Хозяина — нет.
— А ваши собственные хозяева никогда и не предложат вам подобного. Что вы получили взамен долгих лет безупречного служения Свету?
Даррен молчал, выжидал, тянул время и осторожно осматривался. Нужно было понять, возможно ли отсюда вырваться, а если нет, то как-то послать сигнал своим.
Не дождавшись ответа, верховная продолжила:
— Я знаю, что вы скажете. Вы получили свою награду раньше, и никто не в силах ее оценить. Тьма Изначальная, ну нельзя же так превозносить заурядную колдунью, совершенно случайно спасшую вам жизнь!
— Вы напрасно тратите слова, Дингра. Как хорошо осведомленный полководец, вы должны бы знать, что я крайне редко меняю свое мнение. И не вам говорить о Тайри.
— Да откройте же, наконец, глаза, Лоцман! — произнесла Дингра с сочувствием, — Вы давно уже ничего ей не должны! Вы тоже вытаскивали ее из-за Грани, защищали в бою… Вам не за что испытывать к ней благодарность. Не говоря уже о том, что она ни разу не ответила на ваши чувства, так ведь? В лучшем случае, вы дождались ни к чему не обязывающих слов, несмотря на все ваши старания…
— Не смейте… — Даррен вскочил, отшвырнув кресло. Он понимал, что каким-то образом Дингре удалось прочитать его мысли и память, что его откровенно провоцируют и он должен оставаться равнодушным, но… Эта женщина умело бередила все тщательно скрываемые душевные раны.
Дингра, тем временем, подошла к приоткрытому иллюминатору, полностью распахнула его, давая бледному свету пасмурного дня свободно литься в помещение. Лоцман взглянул на нее и на какое-то время просто потерял дар речи. Ему стоило огромных усилий, чтобы не показать, насколько он поражен. Верховная жрица была невероятно похожа на Тайри! Естественно, в первую очередь волшебник подумал, что его дурачат, что все это — лишь коварный магический маскарад. Он послал в преисподнюю осторожность и привел в действие весь доступный в данный момент арсенал познания. Как ни странно, внешность стоящей перед ним женщины не была обманкой. Даррен видел только чуть заметные чары на гребнях, помогающие удерживать в прическе тяжелую массу каштановых волос. Безусловно, Дингра не являлась полной копией Тайри, но сходство было разительным: овал и черты лица, почти одинаковый рост, жесты, манера держаться… Хотя манера держаться, как раз, была иной, куда более уверенной и властной. Это помогало Лоцману не сбиться окончательно с толку, потому что Дингра буквально завораживала его.
— Даррен, — сказала она ласково и сделала еще один шаг ему навстречу, — она же не любит вас, бедный мой Лоцман. И боюсь уже никогда не полюбит. Я не понимаю, как можно было предпочесть вам кого-то еще, но ей это удалось.
— Тайри никогда ничего мне не обещала и всегда была абсолютно свободна в своих чувствах, — Создатель, он что, оправдывается? Даррен понимал, что это недопустимо, но остановиться уже не мог, — Жаль, Дингра, но вам этого действительно не понять.
— Да уж, где мне… По-моему, вашей драгоценной Хранительнице просто всегда было наплевать на вас, прекраснодушный рыцарь! Она не умела и не умеет ценить выпавшее на ее долю счастье, — жрица зло усмехнулась, и Даррен дернулся, словно от пощечины, настолько неестественно и отвратительно исказилось столь дорогое ему лицо, — Если бы… Если бы у меня был такой шанс!
— А вы не думаете, что это у меня была единственная возможность выжить, и только она одна…
— Ну с чего вы взяли?! Просто она оказалась рядом, вот и все. Тоже мне, подвиг: сделать то, что ты не только можешь, но и должен! — Дингра пожала великолепными плечами, едва прикрытыми тончайшим шелковым палантином, — наверное, я действительно зря трачу слова. Вы же все равно остаетесь слепым, как крот. Никого, кроме нее не видите.
Зеленоглазый волшебник лишь вопросительно поднял бровь, говорить ему было трудно. Молчать, впрочем, еще труднее — собеседница мастерски играла на его чувствах к Тайри, на упорно не забывающихся мелких фактах, догадках, мечтах, обидах… Он находился в шаге от того, чтобы безоговорочно признать правоту темной жрицы — ведь эти же мысли не раз приходили и ему в голову.
— Вы никогда не допускали, что вас может полюбить другая? — Дингра стояла теперь очень близко, глядя на Даррена чуть снизу. Он чувствовал дурманяще-сладкий аромат ее духов, видел, как дрожат длинные ресницы, — напрасно… Я похожа на вашу Хранительницу, ведь так? Не пытайтесь отрицать, я видела ее лицо много раз глазами моих лазутчиков. Случайная шутка судьбы? Или нет? Я встретила вас, Даррен, и, наверное в насмешку, все, что должна бы чувствовать к вам она, теперь чувствую я.
Лоцман попытался отступить, вернуть себе прежнее душевное равновесие, в конце концов, как-то отвлечься и перестать слушать, но колдунья крепко держала его: взглядом, голосом, доверительной интонацией.
— Да, вы мне глубоко небезразличны, и я не боюсь сказать об этом. Ну же, не отводите взгляд, — да он и не смог, даже если бы захотел. Какие удивительные глаза, этот дивный разрез и цвет, какая глубина…
— Вы рождены в прекрасном Ирольне, вы стоИте на ступень выше всех этих варваров, именующих себя магами, — продолжала Верховная мягко и вкрадчиво, — я убеждена, что вам должно нравиться все совершенное. Посмотрите на меня, разве я не более совершенна, чем Хранительница?
Лоцман только глубоко вздохнул, стискивая кулаки. Зачем спрашивать об очевидном?
— Последнее время я только и думаю о том, что мое сходство с Хранительницей не случайно. И о вас — с тех пор, как увидела, — голос жрицы дрогнул. Если это и была игра, то весьма искусная. — Мне невыносимо видеть, как она мучает тебя.
— Вот как?
— Именно так… Хочешь, я прямо сейчас пошлю в самую дальнюю преисподнюю и свою власть, и эту войну, и пойду с тобой, куда ты захочешь? Я же вижу, как ты устал… Она никогда не говорила, что готова последовать за тобой в твой мир, а я пойду! Скажи, тебе не надоело еще воевать и скитаться? Давай бросим все и исчезнем… Посмотри, разве я не достойна тебя, разве я не жертвую всем, что у меня есть?
Дингра стояла так близко, что Лоцман ощущал кожей ее горячее дыхание. Она была хороша — просто воплощение цветущей женственности во всей своей красе и силе. Тайри рядом с ней показалась бы, самое малое, неинтересной простушкой. Открытый корсаж подчеркивал великолепную грудь и царственные плечи, шитый золотом пояс охватывал соразмерно тонкую талию. Жрица одним движением вынула из прически зачарованный гребень, и дивные каштановые волосы заструились пышной волной до самых бедер. И лицо — такое родное, такое искреннее, лучащееся той любовью, которую он так долго ждал… Может, и правда, бросить все и уйти, вернуться домой, — подумал Даррен, точно во сне. Дингра осторожно коснулась его щеки тонкими пальцами с длинными, отливающими металлом ногтями.
— Ты мне веришь?
Он едва не ответил согласием, но дрогнула потревоженной струной связующая нить. О нем беспокоились, его искали, чувствовали, что он в беде! Даррен решился. Прижав крепче ладонь жрицы, он попытался проникнуть в ее мысли так, как его учили когда-то в Обители. Ему было известно, что Серые Зеркала отражают порой странные вещи, которые прячет человек глубоко в себе, но они никогда не лгут. То, что удалось разглядеть за несколько коротких мгновений, привело Даррена сначала в замешательство, потом взбесило. Он чуть не купился на тщательно подготовленную и великолепно разыгранную ложь, искусно спрятанную среди кусочков правды. Был ли он нужен Дингре — да, но только как проводник, чтобы иметь возможность легко исчезнуть из этого мира. Хотела ли она оставить войну — да, чтобы избежать кары А’Деула. Желала ли она отправиться с ним в Ирольн — всей душой, ведь это идеальное убежище, куда ее Хозяину путь заказан. Ей не нужен артефакт, ради которого затеяна эта война? Разумеется, не нужен, ведь есть другой — в мире Даррена. Она испытывает к нему какие-то чувства? Не более чем к полезному орудию и красивой игрушке. У этой женщины не было иной цели кроме власти, и ей абсолютно безразлично, какими средствами ее можно достичь. Она считала себя способной перехитрить даже своего Хозяина!
Видимо, Даррен чем-то выдал себя: Верховная удивлено подняла соболиные брови:
— Что случилось, волшебник? Снова подумал о своей Хранительнице?
— Возможно. Я не останусь с тобой, Дингра, ты напрасно стараешься.
— Почему?!
— Потому что ты лжешь! Я нужен тебе, для того чтобы избегнуть, в случае неудачи, заслуженной кары Царя Бездны и завладеть вторым ключом, что спрятан в Ирольне. Жаль, но твой расчет не оправдался.
— И что с того? Чем лучше твоя Тайри?! — Дингра произнесла имя его любимой женщины, точно ругательство, — она ведь тоже вертит тобой, как хочет.
— Тебе не понять, сколько бы я ни говорил, — грустно усмехнулся Лоцман, — в любом случае, она не лжет. А здесь нет ничего, кроме обмана, впрочем, предельно глупо было бы ожидать иного.
Женщина резко отдернула руку, будто обжегшись. Прекрасное лицо ее все еще оставалось спокойным, но глаза полнились гневом.
— Ты играешь с огнем, зеленоглазый. Я еще никому не доверяла так, как тебе, а ты обвиняешь меня во лжи!
— Ты прекрасная актриса, Дингра.
— Это все, что ты можешь сказать? — она взглянула на него, чуть склонив голову набок. Почти так, как это делала Тайри, — Хочешь испытать мою Силу?!! — голос ее изменился, став низким и вибрирующим, — что ж, не хочешь добровольно, так будешь привязан!
Ожерелье из рубинов на ее шее показалось Даррену брызгами свежей крови. В каюте стало темнее, жрица чертила на ладони какой-то знак узким каменным стилетом, едва слышно произносила слова заклинания. От странного аромата ее духов путались мысли, голова становилась тяжелой, накатывала дремота. Волшебник понял, что еще минута, и он останется здесь навсегда, и, даже если вырвется, унесет в себе колдовскую занозу, которая будет возвращать все его мысли, сны, чувства сюда, к Дингре. Он собрался, стряхнул с себя оцепенение и ударил древним запретным заклинанием. Даррен никогда в жизни не решился бы на это, не покусись жрица на свободу его мыслей и чувств.
"В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов.
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
На жизнь, ее скорбей и счастья не изведав,
Ты будешь, как больной, смотреть через окно.
И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,
И скука въестся в плоть, желания губя,
И в черепе твоем мечты окостенеют,
И ужас из зеркал посмотрит на тебя."
(Поль Верхарн)
Лоцман не стал дожидаться, подействует ли его страшное оружие, или Дингра отразит его. Он шагнул, а лучше сказать, вломился на ближайшую Сокрытую Тропу. Обратная дорога показалась ему вечностью: весь путь домой пришлось «выжигать», отдавая за каждый шаг частицу собственного Огня. Когда он буквально вывалился во внутренний дворик бывшей резиденции купца, шум сражения и пушечная канонада показались ему райской музыкой. Он с трудом верил, что добрался живым.
— Творец милосердный, Дар, что с тобой случилось? — перед ним стояла Тайри — живая, хоть и с перебинтованным плечом. — Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Ты как будто исчез…
— Н-ничего, надеюсь, что ничего страшного. Мне сказали, что ты опасно ранена…
— Да, было дело, зазевалась — полоснул какой-то сумасшедщий, — отмахнулась волшебница, — нет ни времени, ни сил затянуть рану. Что-то ты мне не нравишься, не верю я твоему «ничего страшного».
— Я сам ему не верю, Тайри. Я все расскажу тебе… позже.
— Хорошо, — Хранительница смотрела на него обеспокоенно, но допытываться не стала, — мы отступаем, Дар, а правильнее сказать — бежим. На нас прет лавина нечисти, с которой одной мне не справиться. А мои элеттийцы сейчас настолько выжаты, что еще одно усилие просто убьет их.
— Я могу…
— Ты сам сейчас выглядишь не лучше. Думаешь, я не вижу? Нам всем нужен отдых. Так что и не пытайся. Мы послали гонца к королю, хотя он наверняка уже и сам все увидел. С этими тварями может справиться только его чудо-оружие.
— Жезл?
— Секиры. Я боюсь одного: что все наши усилия будут тщетны…
Через двор шли солдаты — последние из тех, кто удерживал дом, волоча за собой легкие корабельные орудия на собранных из подручного материала лафетах, тяжелые стационарные арбалеты, ящики с глиняными ядрами для катапульт.
— Пора, мой Лоцман, пойдем, — Тайри взяла Даррена за руку, — да у тебя пальцы ледяные!
— Всем отойти на ярмарочную площадь! — услышали они голос командующего отступлением Раррока.
— О, кажется. Его величество прибыли, — устало улыбнулась Хранительница, — идем же, сейчас здесь начнется такое…
Поначалу вполне организованное отступление рассыпалось. Тайри и несколько едва державшихся на ногах элеттийцев кое-как справлялись с отвратительными тварями А’Деула, миновавшими королевские Секиры. Батарея вяло огрызалась, прикрывая отходящий к Цитадели изрядно потрепанный отряд. Даррен и правда ничем не мог помочь им, он едва находил в себе силы двигаться. Прорыв по заполненной Тьмой Тропе и разговор с Дингрой обошлись ему очень дорого. Стыдно было признаться, но сейчас им владело одно желание: лечь и уснуть. Еще Лоцмана мучила совесть, ведь он чуть не поверил темной жрице и был в шаге от того, чтобы навсегда покинуть Тайри. А ведь вернуться удалось только благодаря той ниточке, что соединяла его и Хранительницу. Он был слеп и глух, все его магические чувства отказывались работать во Тьме… Даррен шел на далекий свет ее души — и спасся! Да, Тайри может быть, еще не любила его, но никогда и не предавала. А он… Задумавшись, Лоцман отстал от сопровождавших его воинов, замешкался, обходя догорающий труп какого-то не в меру зарвавшегося монстра.
— Быстрее, господин волшебник! — окликнули его, — не ровен час Темные из пушек в ответ палить начнут. Если с вами что случится, как мы Хранительнице в глаза-то посмотрим.
— Бегу, уже бегу, — откликнулся Лоцман, прибавляя шагу.
Захватчики, точно услышав, дали залп, за ним другой… Рядом с Дарреном тяжело бухнулось и разорвалось на десяток острых осколков большое ядро. Зеленоглазый волшебник слабо вскрикнул, схватился за грудь и осел наземь.
— Ох, небесные защитники, лейтенант, ты как в воду глядел, — охнул рядом немолодой вояка, — беги теперь за ней…
Но Тайри уже сама спешила к ним. Бегло осмотрев мага, велела как можно быстрее доставить его во дворец — там Одри поможет извлечь осколки и затянуть раны. Тяжелое предчувствие ледяными пальцами сжало сердце, к счастью, в бою невозможно было на нем сосредоточиться.
Вечер принес кратковременную передышку за стенами, но не облегчение. Хороших известий просто не было, да и откуда им взяться? Враг замкнул кольцо вокруг Старой Цитадели, людей, способных держать оружие, становилось все меньше и меньше. Едва алеттийские маги находили способ одолеть одних чудовищ, как на смену им тут же появлялись другие, которым только что действовавшая защита была нипочем. Силы были на исходе, и горожане это хорошо понимали.
Тайри дома ожидало еще одно неутешительное известие: Одри легко залечила раны Лоцмана, но он до сих пор не очнулся. Даррен пребывал в каком-то тяжелом горячечном полусне, временами стонал и метался, но глаз так и не открыл. Леди Даллет провела у его постели всю ночь, применяя самые сильные и самые тайные средства, пустив в ход все известные ей секреты Гарды, но увы… Ранения были пустяковые, а ее друг умирал. Хранительница видела, что его Сила, его внутреннее Изначальное пламя, раньше сиявшее маленьким солнцем, теперь едва теплится в нем. По обрывкам сказанных в бреду фраз волшебница поняла, что с Лоцманом произошло нечто такое, что заставило буквально сжечь все свои силы. Она чувствовала его страдание и была уверена — именно эта душевная боль и мешает ему по-настоящему бороться за жизнь. Если бы Даррен хоть ненадолго пришел в себя, Тайри смогла бы все узнать, понять и помочь, но сейчас она была бессильна. Все ее искусство, все ее знания не могли преодолеть тот барьер, который, сам того не зная, воздвиг между ними Даррен. Поэтому ей оставалось только сидеть рядом с метавшимся в горячке другом, меняя снимающие жар компрессы и держа его за руку. Тайри казалось, что так ему легче будет понять, что он не один, что не брошен на произвол судьбы, что он нужен ей, как и прежде…
Когда Орданну доложили о том, что Лоцман ранен и возможно, при смерти, король даже не пытался скрыть свое горе. Зеленоглазый волшебник так много сделал для него, а последнее время они просто стали близкими друзьями. Как же так, сначала Габриэль, теперь Даррен… Кого судьба отнимет в следующий раз? И сможет ли он пережить эту потерю? Если бы было хоть немного времени, Орданн бы обязательно нашел способ вылечить друга, перерыл бы библиотеку Дома Мудрых, попросил бы помощи у элеттийцев и лесовиков… Увы, эта война не оставляла ни времени, ни надежды. Король со своими Секирами Света нужен был повсюду, ибо разнообразной нечисти конца-краю не было. Люди вполне справедливо говорили, что оборона пока держится во многом благодаря ему одному. А тут еще сообщили, что в переполненном госпитале уже сутки как закончились лекарства и травы из Арашамфа, которые сильно облегчали и работу целителей, и страдания раненых. Последний караван из лесного мира должен был подойти еще неделю назад, но война, видимо, внесла свои коррективы.
Утром возле дверей комнаты Даррена собрались все, кому была небезразлична жизнь зеленоглазого волшебника. Никто долго не решался заглянуть и потревожить его или Тайри, которая после бессонной ночи выглядела немногим лучше своего пациента. Наконец, король осторожно открыл дверь и, неслышно ступая, приблизился к постели раненого, возле которой на низкой скамеечке сидела Хранительница.
— Как он? — негромко спросил Орданн.
— Без изменений, — не меняя позы, не выпуская из своих рук ладонь Даррена, ответила целительница, — не знаю, я ли его удерживаю, или он сам… Или это просто вопрос времени.
— Чем можно помочь, Тайри? Только скажи.
— Видит Создатель, я бы много отдала за то, чтобы узнать…
— Отдохни, иначе ты не сможешь даже слышать его через нить, — попросил король, — я знаю, что вы связаны крепко, но… Пусть с ним побудет Одри.
— Хорошо. Только сначала загляну в госпиталь. Мне сказали, там нужна помощь.
В приоткрытую дверь заглянул Лиард, позвал шепотом:
— Ваше величество, странные новости!
— Минуту, — кивнул Орданн Командору, — потерпи, Одри скоро придет, — как можно ласковее сказал он Тайри.
— Что еще стряслось? — спросил король, затворив за собой дверь, — Сын Ночи пожаловал лично?
— Я же сказал, новости странные, а не страшные, — без тени улыбки ответил Командор, — хотя и до появления А’Деула, боюсь, недалеко. Командир дозорной роты докладывает, что на перевале появился караван из Арашамфа — очевидно, тот самый, что мы ждали неделю назад. Во всяком случае, все опознавательные знаки на месте. Только вот как они очутились в долине, на стороне наших маленьких соседей, и что там делали… Скоро они будут здесь. Было донесение, что три дня назад там же видели большой отряд ньятти, но он бесследно исчез. Может, малыши посмотрели на кишащую по эту сторону нечисть и домой вернулись…
— Так дорогу давно перекрыли бешеные рубаки с островов во главе со своим шаманом, — вздохнул Орданн, — лесовиков должны были уже порвать на мелкие кусочки. Какие они воины?
— В том-то и дело, что не порвали. У них какой-то невероятный эскорт, мои парни насчитали двадцать пять воинов. Караван идет сквозь войска Темных, как нож сквозь масло. Мы уже готовимся принять их у Дельфиньей заставы. Эти сопровождающие не только искусные воины, но и сильные маги, ваше величество. Скажу честно, такие приемы я встречал только у одного человека, — Лиард кивнул на закрытые двери.
— Даже не верится, — король потряс головой, — его соотечественники. А мы его не уберегли, и даже не знаем толком, что с ним случилось.
— Не стоит заранее волноваться, мой король. Мы еще не видели их в лицо.
— Наверное ты прав, Лиард. Что на стенах?
— Боюсь, там снова нужна ваша помощь, впрочем, она теперь нужна постоянно. Драконы почти не справляются. Темные напустили на них какие-то летающие сети, Скай попал крылом в эту мерзость и несколько часов не мог прийти в себя.
— Давай самой короткой Тропой. Посмотрим, что за сети…
Тайри не была в госпитале всего пару дней, но даже предположить не могла, что все настолько изменится к худшему. Раненых было так много, что они уже не помещались в коридорах и залах отведенного под госпиталь дворцового крыла. Лекари едва передвигали ноги от усталости, многие не спали несколько суток подряд. Волшебников и учеников Мудрых сейчас в госпитале не было вообще — все, кто мог, находились на стенах. Так что людям приходилось полагаться только на свои руки и милость Создателя. Лекарств не хватало, обезболивающих средств не осталось вовсе. В здании стоял многоголосый стон, во многих помещениях висел тяжелый запах крови. Хранительница первым делом отправилась к самым тяжелым пациентам, зная, что среди них большинство мучаются от ран, нанесенных тварями Тьмы, а следовательно, именно там ее искусство исцеления нужнее всего. Она переходила от человека к человеку, очищая и заживляя ужасные раны, оставленные когтями, шипами или зубами нечисти, снимала боль и дарила глубокий, возвращающий силы сон измученным страданиями воинам. По умоляющим взглядам, по слабым улыбкам, которые освещали лица солдат, Тайри понимала, как ее ждали. У нее кружилась голова от тяжелого воздуха и слабости, но она не могла оставить своих пациентов. Единственное, что радовало Хранительницу и придавало ей сил — это сохраненные жизни. Кажется, ей в этот раз удалось отвоевать у близко стоящей смерти всех, кто доверился.
Там и отыскал ее Герт — уставшую до изнеможения. Тайри вопросительно взглянула на него: нет ли новостей, но Смотрящий сквозь Время лишь отрицательно покачал головой.
— Не отчаивайся, Тайо. Ему, во всяком случае, не хуже. А еще к нам пробился караван с лекарствами из Арашамфа. С удивительнейшей охраной! Двадцать пять рослых красавцев, очень похожих на твоего Лоцмана. Лесовики чуть не молятся на них.
— Ирольнцы, — грустно вздохнула Тайри, — я знала, что рано или поздно они найдут его.
— Не думаю, что это плохо. Может, они сумеют его вылечить?
— Возможно. Но, скорее всего, они просто заберут Даррена и исчезнут, так же неожиданно, как появились. Что им за дело до наших войн, когда их собственный мир гибнет. Им нужны такие, как Лоцман, умеющие ходить от мира к миру Сокрытыми тропами, чтобы отыскать новое пристанище.
— Ничего себе! — Герт хмуро усмехнулся, — Хороши же они, дети изначально светлого мира! Вот так взять и бросить свой единственный дом, даже не попытавшись его отстоять?!
— Ты не совсем прав. Даррен рассказывал мне, что есть сторонники Исхода и есть те, которые ищут иные решения. Наш Лоцман отправился в свое первое путешествие именно для того, чтобы узнать, как помочь Ирольну. Так, не имея опыта, не рассчитав сил, он очутился в Городе-над-Морем, где мы и встретились.
— Вот оно как было… Я видел Лоцмана как часть пророчества, заглядывая в будущее, но историю его жизни и судьбу его мира, конечно, узнать не мог. Что ж, будем надеяться на лучшее. Тайри, тебе надо поспать хотя бы пару часов, — сказал маг ласково, — на тебя смотреть больно.
— Ты прав. Я просто уже не чувствую себя человеком, — кивнула волшебница устало.
— Хочешь, я посижу рядом, пока ты будешь спать?
— Спасибо, но я не буду спать, — целительница потерла слипающиеся глаза тыльной стороной ладоней, — по крайней мере здесь. Я не могу оставлять Лоцмана одного.
Хранительница сняла перепачканную кровью и снадобьями зеленую робу, набросила на плечи плащ и ушла. А Герт остался мрачно смотреть ей вслед и злиться. Ну почему, почему она вечно возится с кем-то, а не с ним. Волнуется, лечит, помнит каждое слово, боится оставить хоть на минуту. Она ведь не слепая, должна видеть, кто по-настоящему к ней всей душой стремится. Ну ничего, Лоцман, так или иначе, исчезнет скоро — или свои заберут, или помрет от ранения. Тут-то и настанет его, Герта, счастливое время… Надо будет заглянуть в будущее, чтобы успокоиться на этот счет. Да, его учили, что по пустякам время тревожить не стоит, тем более, в личных целях, но кто теперь оглядывается на старые запреты?
Тайри тихо вошла в комнату и сразу устремилась к неподвижно лежащему Лоцману. Герт не соврал, хуже ему не стало, но и лучше тоже. Одри тихонько выскользнула в коридор, с первого взгляда поняв, что уговаривать подругу отдохнуть бесполезно. Хранительница села рядом с Дарреном, который дышал так легко, что его грудь почти не поднималась. Сжав обе его ладони, она попыталась сделать самое простое — поделиться силой, поддержать слабеющий организм. Почему на процедуру, не требующую изощренного волшебства, уходит весь накопленный запас, точно в бездну? Но как бы трудно ни было, Тайри не оставит его. Откуда-то всплыла уверенность, что они оба живы, пока она держит его за руки. Пока она держит его в этом мире, не давая уйти за Грань, как бы ни тянул Даррена в смерть непонятный груз вины. Надо всего лишь найти баланс, чтобы удержать его и не соскользнуть в небытие самой. Создатель, насколько бы проще было, если бы она знала причину! А что, если спросить Серые Зеркала? Они всегда отвечают правдиво…
Тайри не спала и не бодрствовала. Вокруг простирался странный зал, где зеркала всех видов и мастей стояли, на первый взгляд, в совершенно произвольном порядке. И только присмотревшись внимательнее, можно было угадать, где туманно-серебристые стекла образуют спирали и коридоры, отражаясь друг в друге. Целительница идет и идет между ними, не видя своего отражения. Ей холодно и неуютно, и неприятно давит на глаза рассеянный серый свет, какой бывает, когда низкие облака застилают небо.
Тяжелый дым клубится у ног, ластится, точно кот, только его прикосновения заставляют вздрагивать и прибавлять шаг, они холодны, как змеиная кожа. Тишина здесь такая плотная, что давит на плечи, заставляет опускать голову. В отчаянии Тайри кричит, но голос пропадает, точно в кошмарном сне. Целительница поворачивается к огромному зеркалу, в котором нет ничего, кроме пустоты, и спрашивает, что она должна сделать, чтобы Даррен остался жив и невредим. В ответ на ее вопрос оживает другое, за ее спиной. Точно в гладкой озерной воде Тайри видит сцепленные руки, переплетенные пальцы — свои и его. Потом картина меняется: золотой дракон тяжело взмахивает крыльями, рядом парит серебристо-серая, с синими крыльями, птица. Они связаны тонкой, но нерушимой алмазной цепью. Упадет дракон — и птице не жить. Но и обратное верно — цепь проходит через сердце дракона. Где-то на краю сознания знакомый голос едва слышно просит: держи его, девочка. Держи, потому что больше никому другому это не под силу…
Наступила ночь, и из темноты и лунных лучей соткался у окна Скайяр. С минуту он смотрел на происходящее, потом, тяжко вздохнув, сделал два решительных шага и стал за спиной замершей в своем поиске и ничего не видящей вокруг Тайри. Дракону страшно — потому что его леди сейчас очень близка к смерти, а он ничего не может с этим поделать. И помешать он ей не в силах, потому что нарушит долг куда более древний, нежели его личная клятва роду Джехона. Воин всегда и везде обязан защищать Князя — Хранителя, даже ценой собственной жизни. И чести, если понадобится. Что значат люди перед долгом крови, который не нуждается в подтверждении, а рождается с каждым драконом его касты? И кому какое дело, если, исполнив этот древний долг, один Крылатый не сможет больше жить? Потерять леди для него равносильно потере собственного ребенка, пусть у Ская детей еще не было, но память предков послушно подсказывала, каково это…
Дракон думает еще несколько долгих мгновений и решается. Он отдаст Тайри столько сил, сколько сможет, а там будь, что будет.
— Простите меня, мой князь. Простите, моя леди. Возможно, мой поступок покажется вам неправильным и неразумным, и излишне фамильярным… — говорит он негромко, скорее для собственной уверенности, ведь его не слышат, — думаю, вы ничего о нем не узнаете, и слава Творцу за это. Но по-другому я просто не могу. Если я сейчас потеряю вас — обоих или каждого в отдельности, мне останется только взлететь туда, где кончается дыхание, и сложить крылья.
Синеглазый тихо опустился рядом с целительницей, крепко обнял ее за плечи, прижал к себе и спрятал лицо в ее рассыпавшихся волосах. На утро он будет бесполезен, туп и малоподвижен. Хорошо, что есть Фаэ, и завтра ее дежурство.