За неделю до школы меня навестил отец. Пришел он к Федерику простым способом, не пользуясь камином. Просто постучав в дверь. Открыл я и замер. А отец зашел и снова прижал меня к себе в медвежьем захвате. И выглядел он намного лучше прежнего. Гладковыбритый, причесанный, не в робу тюремную одет, а в рубашку, брюки и какой-то камзол, с пуговицами на манжетах и груди, вся одежда в черных тонах. Профессора Снейпа мне напомнил. Прошел, заглянул поздороваться с Федериком, а тот сказал:
— Долохов, зараза ты русская, как же давно ты меня не навещал. Совсем забыл старика, — на что отец отшутился: — Как я мог, Федор, как мог! — наиграно возмущался отец, — ради того, чтобы навестить старика даже из Азкакбана сбежал! А ты говоришь, что я забыл! — оба рассмеялись, а потом отец, став серьезным, поблагодарил: — Спасибо тебе, Федор, за сына, за то, что приютил и под крыло взял, — пожимая руку, хлопая старика по плечу, говорит отец. А старик сказал, что это меня надо благодарить, что я терплю его ворчания, сквернословия и брюзжания. А еще за помощь, которую старику оказываю. Сказал, что терпение у меня ангельское, другой давно бы послал, но не я. И послал нас в мою комнату, мол, там общайтесь и не мешайте старику отдыхать. И мы ушли ко мне в комнату.
Рассказал отцу все, как есть, ничего не скрывая. Сначала и до конца. С письма и Хагрида, заканчивая недавним визитом на Гриммо к Блэку. Тяжелее всех мне дался рассказ о моей прошлой жизни, до смерти, когда я был Гарри Поттером. Отец был шокирован не навешанной на меня чужой личности, а рассказом о том, что я был на той стороне и видел самого Гарри, его душу. И конечно миссия Смерти так же вызвала у отца ступор и недоумение. Сказать ему на эту тему было нечего. Только то, что раз мне доверили собрать душу лорда, то так тому и быть.
Потом рассказывал он. О их с мамой прошлом. О том, как они познакомились. Необычная и романтичная история. Мама и отец любили одно место — кофейню. По словам отца, кофе там самое лучше в квартале. А день встречи — утро. Мама бежала в офис «Пророка», а отец зашел в кофейню по привычке. И так получилось, что зашли они в одно время и оказались в одном месте. Столиков пустых не было. Пить горячий кофе на ходу — не то. А свободное место лишь рядом с отцом. Мама, как и все посетители была в курсе, кто сидел в самом дальнем углу, с чашкой черного, без сахара кофе, смотря в окно на проходящих мимо прохожих. Выбора, кроме как составить компанию отцу у нее не было. Вот и оказались они сидящими друг напротив друга.
— Любовь с первого взгляда? — спросил отца.
— Нет, — говорит, — с первого Круцио, — мне было интересно, что он имел в виду, оказалось: — я тогда попал к лорду в немилость. Мне не удалось полностью выполнить одно из его заданий. И я был изрядно наказан Круцио. У лорда они болезненные. В сто крат обжигающее, чем у того же Грюма или у Беллатрикс. И я в таком поганом состоянии шел в кофейню. А там твоя мама. Она замученная и сонная пила третью кружку, а сидела на моем любимом месте. И я присоединился к ней. Между нами завязался разговор. И казалось, рядом с ней боль от пыточного отступала. Ее усталость и сонливость проходила. Мы смеялись, потом я проводил ее до дома, а потом, каждый день или через день мы пересекались в кофейне и сидели просто так, рядом.
— Первое свидание когда было?
— Через три недели после Круцио. А свадьба через два месяца. Потом Жюли забеременела тобой. А когда родила тебя, я готов был летать от счастья. Этот год с тобой и Жюли был самый лучший в моей жизни. Думал, стану как Малфой с родовым менором, обзаведусь семьей. Жена есть, и ты родился. Уже и домик присмотрел и эльфов домовых, а потом новость, как гром, среди ясного неба: "Лорда не стало!", а авроры устраивали облаву за облавой. Ловили нас, используя грязные, подлые методы. Зачистка не обошла стороной и нас с Жюли. Дальше ты знаешь. Тринадцать лет в Азкабане и побег. И вот, я тут, рядом с тобой.
— Рядом, — улыбаясь, ответил, а шепотом добавил: — лишь мамы с нами нет.
— За Жюли мы с Грюма спросим. Три шкуры с него спустим! Встану на ноги, наберу прежнюю магическую мощь и меня никакая сила, чистая или нечистая не остановит, раскатаю его в кровавую кашу. А тебе, если понадобится помощь — обращайся.
— Как?
— Патронус? — сказал, что не выходит. Пробовал призвать телесную форму все лето, перебрал всевозможные варианты воспоминаний и все без толку. Тогда отец сказал, что я могу пользоваться не только прожитыми воспоминаниями, но и создать их, в своем разуме. Например, как мы с ним, плечом к плечу будем стоять и Грюма с асфальтом ровнять. Эти мысли во мне вызывали улыбку. А отец предложил попробовать зацепить этот момент и ощущения и поверить. Достал палочку, закрыл глаза, окунаясь в эти мысли и живя этим желанием, произнес:
— Экспекто Патронум! — из палочки вырвался сгусток серебристого цвета, окутывая комнату, он начал принимать форму и ей стал:
— Журавль… Жюли… — шепотом сказал отец, наблюдая за летающей под потолком птицей, — у тебя такой же Патронус, как и у нее. Ты — это она, — прижимая меня к груди и целуя в макушку, говорит отец. Журавль растворился серебристой дымкой, а я все так же сидел в его объятиях. Лишь раз за это время я нарушил тишину, спросил о мистере Нотте, как он и что с ним. Сказал, что плохо, здоровье его подорвано и силы практически на нуле. Ему предстоит реабилитационный период, отец и Крауч-младший обещали сделать все возможное, чтобы поставить мистера Нотта на ноги. Был ему и Краучу за это благодарен.
Отец ушел поздно вечером. Пожелал мне хорошего года и просил хотя бы раз в неделю присылать ему Патронус. Пообещал и снова ушел с головой в книги и уроки. А через неделю — первое сентября. На платформе, у поезда, нашел Малфоя и Нотта, обменялся рукопожатиями с лордом и леди Малфой, и мы с друзьями зашли в поезд в поисках купе. А там разговоры о каникулах, а еще я передал Тео слова отца о состоянии мистера Нотта. Он так же, как и я был благодарен отцу и Краучу за то, что помогают его отцу встать на ноги.
За разговорами прошло время, а уже подъехали к станции «Хогсмид». Мы с парнями переоделись, взяли вещи и шли к выходу. Первогодок, как всегда встречал Хагрид. Он рассадил их по лодкам, а мы шли к каретам. По пути видел недовольные и мрачные лица бывших друзей. Все так, как и сказал Тео. Даже если они у знают о том, что я был Поттером, меня не примут. Для них я — Долохов, а то, что имя рода у меня мамино — не волнует.
Плюнул на все и всех, шел с Драко и Тео к дверям Большого зала. Их перед нами открыли, и мы шли к столу, а по пути я смотрел на профессорский стол. Лишь кивком головы поприветствовал декана, хмыкнул на встречный взгляд директора, а на остальных не посмотрел. Подойдя к столу, слышал разговор старших, особенно возмущался Маркус, говоря:
— Это же надо было, бывшего аврора профессором назначить! И кого? Ненавистника темных родов, ярого фанатика директора и его взглядов. Волшебника, прикрывающегося светлыми помыслами и поступками, но готового применить любые меры и способы, не важно кровавые они или нет, лишь бы добиться желаемого результата, — и это определение мне напоминали слова отца и Федерика. Спросил кто. Как оказалось: — Грюм, — а я так улыбнулся, пиранья позавидует. На вопрос Маркуса, почему я так красочно улыбаюсь, ответил:
— Недолго профессору Грюму небо коптить осталось, — шепотом, но этот шепот хуже крика. Прониклись все, а я пояснил, — месть Долоховых будет кровавой, за то, что угрожал маме, которая защищала меня, сидящего в колыбели — он ответит. Отец раскатает его тонким слоем, как масло по тосту.
— Отец!? Ты — Долохов? — спросил капитан, я кивнул.
Флинт и слизеринцы от откровений шарахнулись, а когда отошли от новости, стали упрекать, что молчал и не говорил об отце. Сказал, что сам узнал летом. И даже виделся с отцом. От откровений одноклассники пребывали в ступоре, но окончательно приняли, стали считать частью Серпентария. А не просто чистокровным потомком старого рода. А пир, пока мы обсуждали моего родителя уже закончился. И как оказалось, мы прослушали то, что в этом году состоится Турнир трех волшебников, следовательно квиддич отменяется. Но, Маркус сказал, что отменить могут игры, а тренировки никто не отменял и еще:
— Люсиан, тебя это тоже касается!
— С какого? Я в команду не вхожу!
— На свое место буду тебя тренировать. Этот год для меня последний. капитаном будет Малфой, — блондин на этих словах пытался высказаться против, но слова капитана: — не обсуждается, — и Драко буркнул: «ладно». А капитан был доволен, как и моим согласием.
Я был не против попробовать играть на другой позиции. Пусть в небе, в поисках снитча Драко летает. Не возражал быть как Маркус, на метле и с битой в руках, отбивая бладжеры или в сторону, или в противника, если тот нарвется. Поэтому, как и приказано капитаном, каждую среду и субботу, ровно в шесть утра я буду на поле. А пока мы шли в комнату. В этом году меня переселили к Драко и Тео, а Блейз ушел к храпунам. Был не против поменяться, так как все равно большую часть времени он спит вне комнаты. А у кого? Плевать. Разложил вещи, сходил в душ, переоделся и под одеяло. Утром у нас первым уроком ЗОТИ с профессором Грюмом. А перед сном решил порадовать отца.
— Экспекто Патронум! — вылетел серебристый журавль, под шокированные взгляды друзей, я диктовал сообщение: — Приватос! Антонину Долохову! «- Здравствуй, отец. Доехали нормально. Без происшествий. А в школе меня и всех слизеринцев ждал сюрприз. Грюм — профессор ЗОТИ. Передавай привет мистеру Нотту и всем своим. Люсиан», — о том, что я освоил Патронус, меня спросили лишь раз, сказал, отец научил, чтобы сову не гонять, а магией пользоваться. Больше вопросов не было. И мы выключив свет, легли спать.