Не знаю как, но я донес отца до квартиры и скинув с него обувь положил на кровать. Он не приходил в себя, дышал через раз, и становился холоднее с каждой минутой. Явно какое-то проклятие отсроченного или медленного действия. Но я в них не разбираюсь. Знаю лишь классификацию. Определить и уж тем более снять подобное мне не по силам. Был только один волшебник, который способен мне в это ситуации помочь — декан. Его я попросил о помощи, вызвав телесный Патронус, надиктовал сообщение:
«Декан! Это — Люсиан. Отец после дуэли с Грюмом пострадал от какого-то проклятия. Помогите мне, пожалуйста! Адерес камина: Федор Достоевский»
Отправил журавля в полет, а сам обрабатывал видимые раны отца. Промывал и стирал с его лица, шеи, плеч, рук, груди и торса кровь. Считая удары сердца и прислушиваясь к дыханию. Когда видимые раны были обработаны и перевязаны, пришло время для невидимых. И как раз услышал, как полыхнул камин и быстрым шагом на мой голос в комнату влетает декан. Протягивает мне в руки склянку с Умиротворяющим бальзамом, а потом подходит к отцу. Берет его за запястье, считает пульс. Обнажая палочку из кобуры на руке что-то колдует и хмурится. Пара склянок вливается в рот папе, а потом вердикт декана:
— Не переживайте, Люсиан. Антонин просто выдохся и использовал внутренний резерв энергии. Проще говоря — когда закончилась магическая энергия, в ход пошла жизненная. Не много, но последствия вы видите, — показал на лежащего без сил и сознания отца, — мои рекомендации, это: — зелья, покой и сон. И главное никакой магии в течение месяца. А то выгорит и сквибом станет.
— Прослежу, спасибо декан, — напряжение меня отпускало, зелье успокаивало и давало тепло в груди. Чтобы хоть как-то отблагодарить профессора, предложил чай или полноценный ужин. Он не отказался ни от того, ни от другого. Пригласил его на кухню, и пока заваривался чай, я разогрел то, что осталось от обеда, а потом и чай. За едой молчали, а потом со мной поделились наблюдениями:
— Люсиан, не могу не заметить некоторые странности, водящиеся за вами, — спросил, какие именно, а профессор сказал: — ваша переносица, — смотрит мне в глаза, в поисках ответа, я же молчу, а он продолжает: — вы поправляете очки, которых нет, а ещё трете шрам на лбу, которого у вас так же нет, — вот блин я попал! наблюдательные, мать их за ногу слизеринцы. Трое слизеринцев. Тео, Драко и декан, который продолжал делиться наблюдениями: — и ваше появление, Люсиан, странным образом совпало с пропажей мистера Поттера. И я не мог не сложить все это в одну картину. Вы — Поттер, — на этих словах я фыркнул, а декан уточнил: — были им, на первых двух курсах. На вас, если я правильно понял, было использовано заклинание «Чужая внешность». И до конца второго курса вы носили ее и не знали о том, кем являетесь на самом деле.
— Какие вы все слизеринцы наблюдательные, — выдохнул и запустил пальцы в волосы, стягивая их в высокий хвост и завязывая резинкой. Решил сдаться, и плевать, даже если профессор меня сдаст. Уже наплевать. Если директор решит снова сделать меня героем или как-то воспользоваться, то к бабушке и дедушке во Францию свалю и в Шармбатон поступлю. А пока говорил: — Тео первый понял, что я был Поттером, по друзьям, на которых я смотрю с тоской в глазах. И мне правда, иногда их не хватает. Тео и Драко хорошие друзья, но по Рону и Гермионе я скучаю. Не по нашим приключениям, а по ним самим.
— Но для них вы более не Поттер, а отпрыск Пожирателя Смерти. Думаете, если вы им скажите, кем были в прошлом, они вас пошлют? — я кивнул, подтверждая и соглашаясь со словами декана, а он сказал, — если это так, и мисс Грейнджер с мистером Уизли от вас отвернутся и не примут, как Эмье, а не как Поттера, то они не настоящие друзья. А так, приятели. Можете проверить и сказать им правду, — а потом с чашкой у рта, добавил едва слышно, — если не примут, то Обливиэйт вам в помощь, — я усмехнулся и сказал:
— Не уверен, что смогу сказать им. Вижу, как они на меня смотрят. Они видят не просто слизеринца, а ненавистного отпрыска Пожирателя. А когда станет известно, что профессор Грюм погиб от руки отца на дуэли, то ненависти станет еще больше. Уверен в этом.
— Да, слухи быстро распространяются. И скоро станет известно, что Аластор погиб от рук Антонина. За вашим отцом будут гоняться, с целью убить на месте, а не арестовать и в Азкабан посадить. Так что у него нет будущего в Британии.
— С Лордом во главе — есть, — слышу голос отца, который опираясь о стену идет к нам на кухню. Тут же подбегаю к нему и говорю, что ему рано вставать и надо лежать. На что меня успокоили: — я лягу обратно, только поблагодарю Северуса за помощь и чаю выпью. Потом в кровать, обещаю.
— Пошли, — подставил отцу плечо и вел его за стол. Поставил перед ним чай, а потом просто наблюдал и слушал разговор старших. То, что лорд возродиться в далеком будущем с целой душой и поддержкой Смерти, отец не говорил. Лишь то, что Темный Лорд вернется через несколько лет став еще могущественнее. На вопрос профессора как именно это произойдет, отец не ответил. Сказал, что сам не знает. Это слова лорда, не его, а сам смотрит на меня.
Все так, как он и говорит, лишь с одно поправкой, Лорд соберет душу, станет самим собой, но воскреснет он или нет, не мне решать, а Смерти. А Гарри пока что не связывался со мной. Тот раз на третьем курсе был единственным. Возможно, он со мной свяжется, а может, и нет. В любом случае мне нужно знать, как именно переправить собранную воедино душу лорда на ту сторону. Не наобум же мне действовать? За мыслями и разговором профессора и отца пролетело время. Отец, шатаясь и едва стоя на ногах, опираясь о стену — шел в комнату, а я провожал профессора, благодаря его за помощь.
— Соблюдайте мои рекомендации, Люсиан, — сказал, что обязательно, а потом профессор добавил, сказав про друзей, — если вас тяготят воспоминания о прошлом амплуа, то сотрите его из воспоминаний или запрячьте их так далеко, куда не достанете. Или же попробуйте поговорить с ними. Возможно, мисс Грейнджер и мистер Уизли все же настоящие друзья, — резко развернувшись, кинув горсть пороха, назвав адрес: «Хогвартс» — исчез в изумрудном пламени, а я поблагодарил профессора, но он уже этого не услышал. Закрывая доступ к камину, ушел к себе в комнату. А стоило мне подойти к окну, и потянуться к шторам, как на меня смотрят изумрудные глаза Гарри, и махая мне в отражении, говорит:
— Привет, Люсиан! Как твои дела? Как кулон поживает? Много кусков собрал? — спрашивает парень, улыбаясь.
— Привет. Дела нормально. Кулон поглотил три куска. Позже, собираюсь поглотить еще кусок. Знаю у кого он и в любой момент могу призвать держателя и скормить артефакту еще осколок лордовой души.
— Это замечательно, Люсиан. А спросить у меня ничего не хочешь? — на его вопрос ответил удивлением и молчанием, а он за меня же и спросил: — например, о том, что будет потом с душой лорда? Или как тебе передать Смерти кулон с собранными осколками? — сказал, что было бы не плохо все это узнать. А Гарри, все так же улыбаясь, сверкая на меня зеленью глаз через стекло, ответил: — просто, Люсиан. Ты должен будешь умереть!
— Чего? — спросил я у своего отражения, потому что Гарри пропал, а я стоял в комнате один и смотрел на самого себя в отражение. Не так давно там был Поттер, сказавший мне о смерти, а теперь там всего лишь я, который не хочет умирать, но видимо придется. По сути, второй шанс мне дали для того, чтобы я собрал осколки души, а не жил так, как мне хочется. Все так, ведь моя жизнь и смерть в руках высшего. Значит, как он скажет, так и будет.
Отступление
Владения Смерти.
— Учитель, — обратился мальчик к Высшему, наблюдая, как тот преображается и скидывает его образ, становясь самим собой. Перед учеником предстал сам Смерть. В своем черном балахоне, костлявой форме с косой в руке. Он смотрел на ученика, а тот спросил: — почему для общения с Люсианом Вы используете мой облик? Могли бы предстать в своем настоящем.
— Не мог, — говорит Смерть, — если только для того, чтобы напугать парня до заикания. Как думаешь, с кем спокойнее общаться, когда попал на эту сторону? С ровесником или с Высшей Сущностью?
— Но когда умер я… — начал говорить мальчик, а Смерть сказал:
— Ты погиб в год и три месяца. Дитя, испуганное, ревущее дни напролет дитя. Для тебя любой взрослый был избавлением от страха. А для него в тот год я стал бы приговором. А без мальчика мы не смогли бы собрать душу Тома. Если бы Люсиан, увидел меня в истинном облике, то назад бы не вернулся.
— А сейчас, вы сказали, что он должен умереть, — Смерть не отрицал. Ему хода в мир живых нет, а кулон с собранными осколками нужно как-то забрать. Выход один — парень умирает, на время, или впадает в кому, передает кулон, а потом возвращается и живет своей жизнь. — Только вот прозвучало это, как приговор, — говорит мальчик, — вы сказали ему, что он должен умереть, а о том, что он потом воскреснет — нет. Уверен, Люсиан сейчас сидит на кровати, находится в шоке и панике, думает о своих последних годах, как их провести. А может о том, как избежать встречи с Вами и передать кулон с помощью кого-то другого. Например, через умирающего волшебника или призрака, у которого подходит к концу наказание.
— Успокоим его в следующий раз, — махнул рукой Смерть, — в любом случае он еще не все осколки собрал. Три из шести, в этом году четвертый. Так что три года на то, чтобы разобраться с передачей кулона у него есть.
— А Том? Что будет с ним? — Смерть усмехнулся, а ученик спросил: — что вас так рассмешило, Учитель? — Смерть ответил:
— Когда Люсиан придумывал легенду для последователей лорда, то волей-неволей оказался прав. Кулон склеит душу Тома, вернет ему былой разум, могущество и напомнит ему о том, ради чего создавалась организация «Вальпургиевы Рыцари». Он вновь станет достойным лидером магической Британии, именно Том напомнит волшебникам о нас, Высших, как и о наших законах. Но перед этим Тома ждет кара, за все те грехи, которым он поддался. За все те смерти и пытки, которые принес. И только после того, как он пройдет через реки: Отрицания, Очищения, Принятия и Раскаянья, будет прощен и возвращен в мир магии в своем теле.
— Что будет с Люсианом потом, после того как лорд возродиться?
— Он будет жить. Долго и счастливо, естественно, если будет соблюдать и чтить наши с сестрами законы. В противном случае его жизнь оборвется быстро и болезненно. Но я уверен, мальчик не пойдет по пути Альбуса. У него свой путь.
— А я? — спрашивает мальчик у своего Учителя.
— Ты — мой ученик, потомок, преемник. И твоя жизнь, Гарри, принадлежит исключительно мне. Твоя душа и сущность в моих руках. А будущее — это Смерть. Через века или тысячелетие ты займешь мой пост и станешь Смертью. А моя коса, — показал на свое оружие, — будет принадлежать тебе.
— Такой расклад меня устраивает, Учитель, — улыбаясь, говорит мальчик. А Смерть другого и не ждет. Он знает своего ребенка так же хорошо, как и свои владения — загробный мир. Потому что он вырастил его и воспитал. Гарри — его сын, его ребенок, его потомок.