Жаль, очень жаль, что мои слова до Долгопупса так и не дошли. Он как состоял в кружке, так и состоит, как носил титул Героя и Избранного, так и носит. По словам Луны, которая стала моим информатором, Невилл пользуется директором и знаниями Рона и Гермионы в боевой магии для того, чтобы свершить свою месть и столкнувшись в будущем с Беллатрикс — убить ее, отомстив за родителей. Луна, как и я, пыталась раскрыть ему глаза на истинную расстановку сил, говорила, что тетя Белла ему по зубам и даже если он выучит все заклинания и чары, то не сможет ее одолеть, потому что опыта у него нет, и безумием он не охвачен. В общем Невилл непреклонен и настаивает на своем.
— Люси, — шепот Луны на ухо, — у нас проблемы, — говорит Луна, присоединяясь ко мне и друзьям, садясь за наш стол в библиотеке. Спросил, на что подписался Невилл в этот раз, оказалось: — пророчество. Его уверовали в то, что Пожирателям нужно пророчество о мальчике-герое, способного противостоять Темному Лорду, то есть о нем. Ведь директор на всеуслышание заявил о том, что Треллони произнесла два пророчества и о Гарри и о Невилле.
— А я при чем? — спрашиваю, не смотря на нее, а дописывая текст эссе, — у Невилла есть голова на плечах, а еще защитники, которые готовы на все, лишь бы он выполнил волю их покойного друга, — друзья слушали и молчали. Они никогда не лезут без надобности и моей просьбы. А я пока их мнения не спрашивал, — второй раз с Долгопупсом я разговаривать не собираюсь. Я сказал, а услышал он или нет, не мои проблемы.
— Но… — хотела что-то еще сказать Луна, как Панс повторила мои слова:
— Лавгуд, ему было сказано, что его тупо используют, а если он не развернулся и не послал всех к драклу, то это его проблемы.
— Луна, я бы рад помочь, но что я могу сделать? Как говорит наш декан, я не могу клонировать свой мозг и перенести его всем нуждающимся. Каждый должен думать своей головой. Так что я бессилен, — развел руками и собирая свитки и книги, покидал друзей и библиотеку, шел к себе.
Луна понимала, что я не могу влезть во все это, и я правда сделал все, что можно было сделать, поэтому сказала, что раз Нев не слышит, то последует моему примеру — будет плыть по течению. Попрощавшись с когтевранкой, повернул в коридор и шел в подземелья. И тут мир перед моими глазами покачнулся, ноги не слушались, словно попали в зыбучие пески, в ушах шумело, а в горле пересохло. Меня или чем-то напоили, или чем-то удаленно магическим шарахнули. На последних силах стянул с шеи кулон и засунул его в сумку с книгами. Явно я без них кому-то понадобился. Кому, и с какой целью — не трудно догадаться, проблема в том, что нет возможности этому влиянию сопротивляться.
***
Гермиона и Рональд, а так же близнецы и Джинни, подводили итоги наблюдения за Эмье, которого подозревали в том, что он до третьего курса был Поттером. И никаких причин так думать у них не было, ничего родного и знакомого в привычках, манерах, мимике, даже словах или интонации слизеринца не мелькало, не звучало, даже близко. Так что вывод один: — тот разговор был липой. Разводом наивных гриффиндорцев, страдающих по погибшему другу. Но Гермиона предполагала, рассуждая вслух:
— Может, за это время все старые привычки стерлись, обросли новыми. Ведь два года прошло. Если бы мы искали в нем Гарри в первый год, то возможно, нашли бы что-то. А теперь время упущено.
— Герми, по-моему, — говорит Рональд, — ты ищешь то, чего нет. Эмье не мог быть Гарри, вот никак. Он такой же, как Малфой, Нотт и все слизеринцы. В нем нет ничего хорошего и доброго, как в Гарри.
— Но…
— Герми, — говорит Джордж, успокаивает девушку, поглаживая ее по руке, — если он был нашим Гарри, то ни за что не дружил бы сейчас с Малфоем. Ты же помнишь, как они с ним цапались?
— А их противостояние в небе? Уверен, Гарри бы не упустил возможности отобрать место ловца у Малфоя, утерев ему нос и летать в поисках снитча! — девушка уже готова была согласиться с тем, что все это шутка и розыгрыш скучающих змей, как в их гостиную, подобно вихрю, напролом, расталкивая всех на своем пути, ругаясь и матерясь на чем свет стоит влетают те самые, не так давно обсуждаемые слизеринцы, Малфой, Нотт и Паркинсон, но без Эмье. С шипением: «Пусти!», поправляет мантию Драко, идя к гриффиндорцам, а точнее целенаправленно к одному конкретному, с упреком:
— Это все из-за тебя, Долгопупс! Если бы не твоя непроходимая тупость и желание стать героем… — показывает пальцем на Невилла.
— А я тут при чем, Малфой? — спросил гриффиндорец.
— При том, — говорит спокойный и рассудительный Нотт, — Люсиана похитили прямо в коридоре. Кто это сделал? — неизвестно, — говорит слизеринец, продолжая мысли вспыльчивого друга: — требование у похитителя одно — отец Люсиана. Похитителю нужна смерть мистера Долохова, а не заключение в Азкабан. Встречу назначили в Отделе Тайн. Там, где лежат пророчества.
— Уверен, ваш наниматель хочет всего и сразу, — уже спокойнее говорит блондин, подтягивая галстук, — его целью является не только обменять Люсиана на Долохова, но и показать героя, символ света и надежду магической Британии, то есть тебя — Долгопупс. Так что ждите от директора привет и приказ, во что бы то ни стало спасти пророчество от лап Пожирателей. И да, о Люсиане и обмене его на отца и слова произнесено не будет, уверен в этом. Лишь предлог спасти пророчество от последователей лорда. А на деле, вас просто хотят столкнуть лбами, показав символ и надежду света в борьбе против тьмы.
— Чего ты несешь, Малфой? — возмущаются близнецы в один голос, а блондин, переглянувшись с Ноттом и Паркинсон, сказал:
— Если в течение нескольких дней не будет просьбы от директора, касательно пророчества и Отдела Тайн, то мы втроем, и Эмье заодно переведемся в Шармбатон или Думстранг. Пари? — предлагает Малфой, смотря на столпившихся в гостиной гриффиндорцев. Не долго думая, Рональд и Гермиона приняли пари и слизеринцы покинули владения Гриффиндора. А друзья сели обсуждать и этот момент. Прав ли Малфой и ждать ли им «привет» от директора, вопрос времени. И пока что оно у них, как и у пленного было.
Люсиан
— Чтоб вас всех…. — пробормотал, приходя в себя оглядываясь. Вопрос: «Где я?» даже не задавался, потому что я в курсе, куда и с какой целью меня дернули, особенно видя расплывающуюся фигуру директора, — вы таки решили меня на отца обменять, — не вопрос, а факт. Директор не отрицал, говоря:
— Люсиан, мальчик мой, так нужно. Твой отец, как и все Пожиратели должны понести наказание, — я пытаюсь встать или хотя бы нормально сесть, но мир перед глазами все еще плывет, меня мотает и тошнит. Спросил, чем это меня таким приголубили, директор ответил: — старое индусское заклинание, называется «Длань Будды», — оно и видно. Божественное влияние, лишающее сознания в считанные минуты. Хотел попробовать встать, но сил хватило только на то, чтобы сесть.
— Хотя бы так, — махнул рукой, осматриваясь по сторонам. А находимся мы с директором в приличных размеров помещении, с каменными стенами, и странно аркой посередине этого самого помещения. А там, то ли души, то ли призраки, то ли еще какие-то сущности, воют, страдают, и выйти не могут. Жуть, а не арка. И тут я слышу знакомые мне голоса. Срели них могу различить голос бывших друзей, Невилла и Рыцарей. Особенно громко ругается тетя Белла и отец, сопровождая слова магическими вспышками. А директор, стоя надо мной и держа палочку наготове, говорит:
— Еще немного, Люсиан, и ты увидишься с отцом, — израненные, уставшие, запыхавшиеся влетают в помещение гриффиндорцы, а следом за ними и Рыцари. С радостными криками: «Директор!» видят сидящего меня, у его ног и с приставленной палочкой. Директор рад был видеть гриффиндорцев живыми и почти здоровыми, а те не очень. Невилл переглянулся с Роном и Гермионой, говоря, что Малфой был прав. Что именно они имели в виду я потом с блондина спрошу, а пока у нас представление. Альбус обращался к моему отцу: — Антонин, вот ты и пришел!
— Ты звал, Альбус, вот и пришел. Мог просто так позвать, а не привлекать к этому моего сына, — взглядом спрашивал как я, все ли со мной в порядке. Так же взглядом говорил, что нормально, картинка перед глазами уже стабильно стояла, звон в ушах прошел. Так что я и правда в норме.
— Мог, Антонин, но так вероятность твоего прихода ко мне выше. Не будь в моих руках твоего сына, ты бы еще подумал, приходить или нет, а так… — говорит директор, направив на меня палочку. Гриффиндорцы и Рыцари уже не сражались, а просто наблюдали за обменом.
— Отпусти Люсиана, и я сдамся, — предлагает отец, но директор все так же улыбается и говорит, что этого мало, и ему за смерть Аластора придется расплатиться своей жизнью. Отец соглашается, а я решаюсь на отчаянный шаг — воспользоваться маминым наследием. Для этого собрав в одну точку всю свою магию, призвал иллюзию среднего уровня, бестелесную, но двигающуюся и говорящую. А призвал я…
— Гермиона! Рон! — из арки выходит тот, кого не ожили увидеть, а все здесь присутствующие считают его мертвым, никто не мог поверить глазам. С растрепанными, черными вихрами, с яркими зелеными глазами, в очках-велосипедах, и характерным шрамом на лбу показался:
— Гарри! — в один голос сказали бывшие друзья и все присутствующие гриффиндорцы. Не мог поверить и директор. Он стоял и смотрел, то на меня, то на него. А потом Поттер заговорил:
— Привет, Люсиан, давно не виделись, — я кивнул, сказав: «привет», — привет Рон, Герми, Джинни, — махнула им рукой иллюзия, — Невилл, не будь гриффиндурком, не ведись на титул Героя, он тебе не нужен, — советовала ему иллюзия Поттера, а Долгопупс кивнул, соглашаясь. Потом повернулся к Рыцарям, сказав: — вам воздастся по заслугам, всем уготована кара за их прегрешения, — рыцари в шоке, папа в ступоре, и конечно: — как и вам, директор. Даже вам не уйти от кары Высших Сил, — и стоило это сказать, а призраку растаять туманной дымкой в помещение вбегает министр, кричит: «Пожиратели! Взять!», директор убирает от меня палочку, а отец и все Рыцари обращаются темной дымкой и сбегают, прихватив меня.