Люсиан
Приходя в себя, понимал, я — жив!
Хоть и болело все на свете, от волос до кончиков пальцев, казалось, я сплошная гематома, все же это лучше, чем смерть. Как говорят у папы на родине: «Если у тебя ничего не болит, то ты — труп». Вот и я радуюсь тому, что у меня все болит, так как у трупа болеть нечему. И как же хорошо, что я дома, в своей комнате, на своей кровати. А рядом сидит тетя Белла, держащая меня за руку.
— Люси, очнулся! — обрадовалась она, а потом крикнула: — Тотошка, Люси пришел в себя! Зови Снеговика! — а кто такой снеговик я узнал, как держатель этого имени переступил порог моей комнаты. И им оказался декан. С пузырьками в руках он подошел ко мне, влил в рот несколько зелий, а я различал их на вкус. Первое — Восстанавливающее, второе — тонизирующее. Профессор ушел, пожелав мне поправлять и приходить в себя. Ведь через неделю экзамены. А я тут же ужаснулся и спросил:
— Это сколько я проспал?
— Почти две недели, — говорит папа, стоящий в дверях, — использовав дар Жюли ты вычерпал свой резерв магии до дна. Когда мы вернулись из Отдела Тайн магии в тебе не бело, от слова совсем. Там даже на донышке капель не плескалось, — с каждым словом отец приближался, а его голос повышался. Понимаю, я заставил всех взрослых нервничать, но у меня не оставалось другого выхода. Если бы не иллюзия и возникший из неоткуда Фадж, то папе пришлось бы обменять свою жизнь на мою. Я не мог этого допустить, так что слушал его упреки: — разве можно создавать Высшую Иллюзию без подготовки, а по наитию? А если бы ты перегорел? Ведь магия могла и не восстановиться!
— Пап, — приподнялся на локтях и с помощью тети Беллы сел, опираясь спиной о подушки, — первое — я переживал за тебя, и не мог допустить еще и твоей смерти, второе — это не Высшая, среднего уровня иллюзия. Была бы она Высшая, то Гарри предстал бы перед гриффиндорцами как человек, а не как призрак.
— А третье будет? — недовольно спросил отец.
— Нет. Не злись, пап, — попросил отца.
— Я не злюсь, а переживаю за тебя и твое будущее, — говорит он, а тетя Белла поддерживает, говоря, что хотела бы видеть меня Иллюзорном, как предки мамы, а не скивбом, сводящим концы с концами, как Филч. Сказал, что со мной все впорядке и что магия ко мне постепенно возвращается. Так что к экзаменам я буду готов и сдам почти все на «П».
— Молодец, Люси! — все еще держит меня за рук тетя Белла, а потом спрашивает у отца, — Тотошка, скажи, у Люси ведь нет крестных? — он отрицательно качает головой, говоря, что они с мамой долго не могли определиться с крестными, а когда определились, то не успели представить меня родам будущих крестных. Спросил у папы:
— А кем должны были быть мои крестные? — папа смотрит на Беллу, — тетя Белла, вы должны были быть моей крестной мамой? — спрашиваю, она кивает, потом спросил про крестного, — а им кто должен был быть? — на вопрос ответили стуком в дверь, и с разрешения входит отец Тео, папа смотрит на него, а я спрашиваю: — мистер Нотт, вы мой не состоявшийся крестный?
— Должен был им быть, Люсиан, — говорит Максимилиан, — но не получилось. Сами понимаете, и историю прекрасно знаете. Увы, мог бы, стал бы, — смотрю на папу, с вопросом, почему бы не провести крестины сейчас? Что нам мешает? Лучше поздно, чем никогда. Родитель не против, как и сидящие со мной рядом будущие крестные.
Ритуал крестин сам по себе не сложен. Крестный должен призвать магию своего рода, окутать ей будущего крестника и произнести клятву перед магией и родами, в которых состоит ребенок. Потом представить ребенка своему роду. По сути все. И первой стала тетя Белла. Она из рода Блэк, поэтому я предстану перед предками этого рода. Тетя достала палочку из рукава и произнесла:
— Я — Беллатрикс Друэлла Лестрейндж, урожденная Блэк, беру на себя ответственность, становясь матерью по магии, ввожу в род Блэк — Люсиана Жюль Эмье, наследника рода Эмье, рода Долохов. Да будет магия и перечисленные рода мне свидетелями! — вскинула палочку, прижимая меня к себе, касаясь щеки поцелуем. По телу растекалось тепло, наполняя каждую клеточку магией. Уже сейчас я чувствовал себя как нельзя лучше. А еще мистер Нотт и его магия. Думаю, у меня после его клятвы магическая энергия из ушей потечет. И вот, тетю Беллу сменил мистер Нотт. Взял меня за руку и призывая магию, окружая ею меня, словно в кокон, произнес:
— Я — Максимилиан Теодорус Нотт, беру на себя ответственность, становясь магическим отцом, ввожу в род Нотт — Люсиана Жюль Эмье, наследника рода Эмье, рода Долохов. Да будет магия и рода мне свидетелями! — вскидывает вверх палочку, прижимая меня к себе, касаясь макушки легким поцелуем, от которого по сверху вниз побежали холодные мурашки. Магия рода Блэк и Нотт противоположная. У Блэков — огонь в крови, а у Нотта — лед. Но все равно приятно, а потом, улыбаясь, сказал крестному:
— Вот теперь у меня еще и брат есть. Теперь буду звать Тео исключительно братом, пусть только попробует что-то против сказать, — рассмеялся, а крестный просто прижал меня к себе и сказал, что рад за нас с сыном, что мы есть друг у друга. А потом тетя напомнила и о родстве с Драко:
— Драко тоже можешь братом называть, — говорит она, — он мой племянник, получается вы кузены, — и точно. Раз Драко племянник крестной, то он мой брат. Красота! Два брата — это просто нечто! На этой радостной ноте вспомнил о еде мой проснувшийся и восстановившийся организм, требовавший еды. Папа и крестная рассмеялись, а крестный сказал:
— Накормите уже ребенка, — вставая с моей кровати, уходя следом за тетей Беллой и папой, которые звали меня к столу. А я, откинув в сторону одеяло, скинув с себя пижаму, переодевшись в простые легкие темно-серые брюки и футболку, расчесав слежавшиеся и спутавшиеся за это время волосы, шел в ванну чистить зубы и умываться, а потом спустился к столу.
***
На следующий день я вернулся в школу. Встречали меня слизеринцы овациями и бурными аплодисментами. Естественно в гостиной, чтобы не слышала Жаба. Говорили, что я — истинный змей! Коварный и подлый, воспользовался именем героя, чтобы дать возможность Рыцарям сбежать. Мой подвиг, а именно: ситуация с гриффиндорцами и директором, которых, отчитал иллюзорный Поттер разлетелась по школе. Все, кроме слизеринцев поверили в то, что из Арки Смерти вышел Поттер и передал привет от Смерти. Они, в отличие от остальных учеников и профессоров в курсе, что я владею иллюзиями. Но легенду о том, что предстал перед гриффиндорцами, Рыцарями и директором призрак Поттера, никто не собирался. Как сказали: «Афера года!».
А в нашей с парнями комнате я был по очереди прижат Драко и Тео, которые говорили, что за меня переживали. И что они наплевав на запрет посещения других гостиных вломились к гриффмндуркам и устроили им разнос. Особенно досталось Долгопупсу, его обвиняли в том, что он тупой и мечтает быть героем. Что если бы он не повелся на слова директора о пророчестве и переданном титул «Героя» всего этого можно было бы избежать. Короче, речь Драко и Тео загнули знатную. А еще пари, в котором одержали победу слизеринцы.
— Что за пари? — спросил я, перебирая свои вещи в приисках кулона. Когда нашел тут же надел и слушал очередную речь блондина. Как оказалось, эта сволочь решил поставить на кон нашу с Тео и Панси учебу в Хоге на то, что директор поручит новоявленному герою и его команде задание «Спасти пророчество от Пожирателей Смерти». При этом ничего о том, что там будут Пожиратели, а так же обмен меня на отца. Думал, придушу Драко собственными руками, но он сказал:
— Я предложил это пари после того, как тебя похитили, а твоему отцу пришел Патронус от директора с предложением пообщаться в Отделе Тайн у Арки Смерти. Я, как и твой отец был уверен в том, что директор поручит миссию Долгопупсу и его команде, захочет Героя и Избранного показать, и его с Рыцарями столкнуть, ну и заодно тебя на отца обменять.
— Ладно, — отмахнулся, — раз ты все просчитал, то я тебя прощаю, братишка! — сказал я, а блондин не понял, с чего я так к нему обращаюсь, пояснил: — я тут прошел ритуал крестин и у меня теперь есть крестный и крестная. Тетя Белла — крестная, а так как ты ее племянник, то ты отныне и впредь — мой братик.
— Братик! — рухнул на кровать рядом со мной Драко, спрашивая: — а крестный? Кто он? — а я смотрю на Тео, Драко понял и притянул еще и Тео на мою кровать, заливисто смеясь и радуясь: — у меня теперь два брата! Лучше и быть не может!
— Я рад, что у меня есть брат, и что этот брат ты — Люси, — шепнул мне Тео, обнимая и улыбаясь уголками губ, а я даже вдарить за это короткое имя не хотел. Плевать, Люси, значит, Люси. Смысл мне ругаться, лучше принять и носить с гордостью. Да, я — Люси! И что такого? Пусть называют, раз так хочется.
***
И вот подошел к концу учебный год. А с ним и экзамены. Три дня мы практически не вылезали из кабинетов и писали тесты, отвечали по билетам, рассчитывали формулы и таблицы, варили зелья и мази и конечно колдовали. Когда все, то готовились к отправлению домой. Собирали вещи и обсуждали предстоящие планы на каникулы. Чаще всего, гуляя вдоль озера или около фонтана, сидела на лавочках, греясь на солнышке. То, что произошло в Отделе Тайн уже забыто и не упоминалось в разговорах. Лишь перед самым отправлением меня отозвали на разговор гриффиндорцы:
— Эмье, разговор есть! — говорит Рональд.
— О чем, Рональд? — смотрю на друзей и говорю, что пять минут и я присоединюсь, — говори, а то поезд скоро отправляется, — ко мне и Рону подходят Гермиона и Невилл, а так же Джинни и близнецы.
— Прости нас, Люсиан, — говорит Герми, я не понял, что она имеет в виду, спрашивая, за что мне ее простить. Ответ поразил и шокировал: — за то, что не признали тебя сразу. Не увидели в тебе друга. Для нас ты был очередным слизеринцем, а потом еще и отпрыском Пожирателя.
— Да, прости нас, дружище, — говорит Рон, — за то, что не искали тебя, верили словам директора. Он говорил, что ты пропал, а потом сказал, что ты погиб от рук одного из Пожирателей.
— Хм, — вот и все, что я мог на их слова ответить.
— Понимаю, — говорит бывшая подруга, — мы с Роном в то лето наговорили много гадостей, упрекали тебя за поступки твоего отца, нам нет оправдания. Как и за то, что подозревали тебя в пособничестве лорду. Нам нет прощения, — говорит Гермиона, а у меня шок и ступор, но ответил:
— Все так, как ты и сказала, Грейнджер, словам директора верить не стоит. Он — паук, плетет паутины-интриги, и ему не важно кто в эту паутину попадет, ребенок или взрослый. Для него мы все — это мошки и мушки, которыми он будет играть в свое удовольствие. То, что вы это поняли — меня радует. Надеюсь, вы поймете и то, что я не тот, за кого вы меня приняли. Пока, — махнул рукой, направляясь в сторону поезда, на поиск купе и друзей.
Определенно, я не тот, кем был на первом и втором курсе, и им быть более не собираюсь. И гриффиндорцам я сказал правду, я не Гарри Поттер, может, я им был, но быть им точно перестал. Во мне ничего от Поттера не осталось, ни намека. От всех привычек, повадок, манер и даже мимики я избавился. Стер из себя эту часть жизни. Срастаясь со своей настоящей личностью. Я — Люсиан Максимилиан Эмье, наследник рода Эмье и рода Долохов. А Гарри Джеймс Поттер — мертв.