Люсиан
Первый урок по Маггловедения с профессором Бербидж — это просто нечто. И я не кривлю душой. Профессор о магглах знала все, и рассказывала тему так, словно она была свидетелем и видела все своими глазами, от зарождения жизни на земле, до сего момента. На нее в изумлении смотрели чистокровные волшебники и волшебницы, слушали с открытыми ртами, даже сидящий рядом со мной Теодор, скупой на эмоции и их проявление — едва сдерживался, что не закричать: «Да ладно, правда? Вот это да!» — по глазам видно, как ему этого хотелось, но воспитание не позволяет и чистокровная гордость.
А первой темой было: «Зарождение жизни на Земле». И профессор рассказывала научную версию. О теории Большого взрыва и образовании нашей солнечной системы, о том, что Земля третья планета от солнца и на ней самые лучшие условия для развития жизни. Рассказывала о том, что сначала планету покрывала вода, с минимум суши, и все организмы существовали в воде. Процесс же эволюции не стоял на месте, и через какое-то время живые существа стали выбираться на сушу. Жить и там, и там. И так далее. Остановились мы на стадии динозавров и их вымирании. А я спросил:
— Профессор Бербидж, — обратился я к ней, — а как же вторая теория, не научная, а религиозная? — она была удивлена моей осведомленностью, как и сидящий рядом со мной Теодор. Ведь чистокровные волшебники не интересуются магглами и их жизнью, теориями и всем остальным. А я чистокровный и по легенде жил с бабушкой и дедушкой, такими же чистокровными и не должен был пересекаться с магглами. На этом и основывался ее вопрос:
— Мистер Эмье, откуда вы знаете о религиозной теории? Вы с бабушкой и дедушкой пересекались или общались с магглами? — спрашивала профессор. Ответ на этот вопрос ждал и Теодор. Я не скрывал:
— Нет, не пересекались. Скажем так, это мое хобби. Кто-то карточки с квиддичными игроками собирает, кто-то цветочки выращивает, а я вот магглами интересуюсь. Точнее их историей. Не все, динозавры и развитие людей от обезьяны меня не радует, а вот начиная с древнего Египта и до нынешнего момента — да. А еще их изобретениями, которыми они облегчают себе жизнь, не владея магией, как мы волшебники.
— Это просто… слов нет, мистер Эмье, — говорит профессор, и тут же за мой длинный язык я был наказан: — раз вы так увлечены магглами и их историей, мистер Эмье, то вам не составит труда написать к следующему уроку небольшое эссе, скажем, на два свитка, на тему: «Божественная теория зарождения мира», — при этом профессор открыто улыбалась и радовалась.
Урок закончился, мы шли на следующий. Потом обед и урок у профессора Макгонагалл. А дальше по своим делам и в библиотеку выполнять заданные профессорами задания. И как хорошо, что дополнительные уроки всего два раза в неделю. Раз Маггловедение и раз Руны. Больше раза в неделю я бы не выдержал и не успел бы написать эссе на два свитка. Информации в учебниках крайне мало, а писать по памяти то, что изучал еще в маггловской школе, займет время больше обычного.
В библиотеке я сидел так же, рядом с Теодором. Тихо и спокойно, мы с ним за столом одни. Никто над ухом не ноет, умоляя прогулять следующий урок или забить на домашку, и не причитает, заставляя учиться и выполнять задания, как было раньше. Нотт тихо скрипит пером по пергаменту и одними лишь губами проговаривает формулы или составляющие зелий. А рядом, через стол от нас сидели одноклассники, шумной толпой обсуждали задания. А в центре, как и всегда Малфой, его окружали Паркинсон, Забини, старшая из Гринграссов, а рядом, как телохранители мелькали толстяки. И взгляд его был направлен на стол за которым сидели Рон и Гермиона. Кривая улыбка, надменный взгляд, и вопрос, словно в пустоту и в никуда:
— Интересно, куда же делся Поттер? — а его тон, казалось, он и правда обеспокоен. А на деле явная и не скрываемая издевка, и смотрит он на Рона, который отстраняется от слов блондина. Гриффиндорец сдерживается, лишь не подойти и не вмазать по роже Малфоя, — Потерялся? А может, заблудился? — смеется он, а все остальные, рядом с ним сидящие поддерживают, — Что, «Золотое Трио» уже не Трио и даже не золотое? — Гермиона старается изо всех сил сдержать Рона, но тот встает и идет к Малфою. Тут же на пути гриффиндорца встают толстяки, а Малфой дает им отбой, мол, сам разберется. Отходят от него и остальные, остается за столом лишь он и Рон.
— Малфой, завали варежку, — рычит Рон, закипая от злости. Малфой напрягся, а тот сказал: — успокойся, я не буду тебя бить или с тобой ругаться. Просто отвали от нас и Гарри! — перо, которое он взял со стола слизеринца — треснуло в его руке, а голос с надрывом, взгляд полный боли и тоски, как и тогда в поезде. Они скорбят. Я мог бы рассказать им правду, но примут ли они меня — Люсиана, чистокровного волшебника, сына Пожирателя смерти и слизеринца, вот что меня волнует. Рон же тихо и с хрипом продолжал: — Гарри — наш с Гермионой друг, и он пропал — да, мы за него переживаем. Уверен, тебе не знакомы такие понятия, как дружба и скорбь, и тебе не понять нашей с Гермионой боли.
— С чего ты это взял?
— По тебе видно, — чуть ли не выплюнул Рон, — если не хочешь познать собственной рожей мой кулак или прочувствовать проклятие поноса от Герми — не упоминай Гарри и сделай вид, что его для тебя не существует. Что его в твоей жизни, и жизни всех твоих змей, — смотрит на стоящих рядом одноклассников, — никогда не было, — сказал Рон, вставая со стула, уходя к Гермионе, падая на стул и роняя голову на сложенные на столе руки.
Герми успокаивала его и гладила по спине. А Малфой уткнувшись в свиток, сдвинув брови к переносице, сжав губы в тонкую нить — прошептал губами, едва различимо: «- Мне тоже его не хватает». Но, этого никто кроме меня не заметил. А сидящий рядом со мной Тео, сказал:
— Малфой страдает по Поттеру по-своему. И все его попытки казаться заносчивым и высокомерным, показывающим превосходство над остальными, это попытка привлечь внимание одного конкретного — Поттера. Он грезил дружбой с ним с детства. Готовился к моменту их встречи задолго до начала учебы. Собрал около себя все сливки магического общества, отпрысков аристократов: Блейза, Панси, Креба и Гойла, даже меня в свою компанию затащил. Стал нашим негласным лидером. И все это для того, чтобы показать Герою нужную и правильную сторону.
— И как, помогло?
— Нет. Наоборот оттолкнуло. Драко не умеет разговаривать с оппонентом на равных, его тон — это превосходство, словно у него течет по венам голубая кровь, а кости из золота или серебра сделаны. А Поттер, по слухам рос с магглами, в жутких стеснениях и с кошмарным отношением. И подход Малфоя, к его великому сожалению, провалился. Предложение о дружбе и протянутую руку Герой отклонил, выбрал в друзья простого мальчишку Уизли, и девочку Грейнджер, таких же, как он — обычных, а не заносчивых и венценосных, как Малфой со свитой.