Думалось мастеру, что до Длинной ночи целая вечность, а она оказалась на пороге — с музыкой, ярмарками, огненными забавами, катанием со снежных горок, хвойными венками на каждой двери и красными свечами на столах и окнах. Повсюду пахло особой выпечкой, которую готовили только к этому празднику: пряной, медовой, с нотами имбиря и перца. Улицы затянула паутина светящихся гирлянд, на площадях играли всеми цветами огненные "фонтаны" и арки, даже мачты кораблей в порту были унизаны фонариками. Все готовили подарки — родителям, детям, возлюбленным, друзьям, и обязательно три подарка — незнакомцам. На главной площади возвели большую сцену для грандиозного представления, что ежегодно в канун Длинной ночи дает Императорский театр.
Само ли так получилось, или же друзья договорились, но едва солнце стало клониться к горизонту, все собрались в доме ваюмна. В маленькой гостиной стало тесно, шумно и весело. Горели свечи, потрескивал огонь в камине, стол ломился от лакомств и вин, в вазах стояли букеты из еловых и можжевеловых веток, было тепло и светло на душе. Даль напевал под гитару что-то задорное. Орнери, примостившись на подлокотнике его кресла, вплетала ему в волосы красную ленточку с крохотным колокольчиком. Да, сегодня такой день — можно шкодить и дурачиться, сегодня сам Творец велел веселиться! Габриэль и Одри помогали Тайри с последними приготовлениями, под шутки и прибаутки вытеснив с кухни хозяина, от волнения разбившего два бокала и едва не позабывшего на плите главное блюдо. Еще бы чуть-чуть, и сгорело! Улыбались даже самые грустные: зеленоглазый Даррен и кроткая Кеми ор Оклен, у которой с Тромом последнее время совсем не ладилось. Что-то волшебное творилось в доме, и волшебство это не имело ни малейшего отношения к магии.
Не маячь за спиной неизбежное расставание, Гай был бы абсолютно счастлив, но сейчас приходилось справляться с горячей горькой волной нежности и благодарности, так неожиданно сдавившей горло и неизбежно подступающей к глазам. Мечты сбываются, думал он, но почему же так поздно и так ненадолго? Почему нельзя остаться дома, с родными и близкими людьми? Это насмешка или урок? Или это якорь — чтобы держал и не давал сорваться во тьму? А может быть, маяк — чтобы найти верную дорогу домой?
Запоминай, шепнул на грани сознания почти забытый голос Райдо, запоминай — ты ведь унаследовал мою память… Запоминай своих друзей сейчас и на всю жизнь, чтобы было, чем заполнить холодные вечера и пустоту в сердце. Запоминай голоса и улыбки, шутки и песни, свет в их глазах и огонь в их сердцах. Ближе этих людей никого у тебя не было и уже не будет. Возьми и унеси в памяти весь этот большой мир, каждый день, каждый час, что запал тебе в душу. Если ты что-то забудешь, вряд ли Тропы примут тебя. Посмотри на Лоцмана — он помнит, он хранит в душе множество впечатлений, он готов в любой момент рассказывать о своем мире! Он далеко ушел по Тропам, он пока не знает, как вернуться, но его мир остался с ним. А еще — веселись, обнимай друзей, целуй любимую, дари подарки и забудь на одну ночь обо всем. Пусть они тоже запомнят тебя — такого. Только делай это от всего сердца, ничего не оставляй на потом, нету у тебя этого "потом"…
Даррен чувствовал себя неловко. Он видел, что его обожаемая целительница смотрит только на Гая, и ему было грустно. Портить праздник людям своей кислой физиономией ему не хотелось, а незаметно исчезнуть не получалось, к тому же это было бы невежливо. Да и куда деваться чужаку в городе? Поэтому он подсел к такой же одинокой и грустной Кеми и принялся расспрашивать ее, что положено делать в Длинную ночь, кроме праздничного ужина. Видящая охотно поддержала разговор.
— Это очень старый праздник, — сказала она Даррену, — говорят, его придумали Подмастерья, что обустраивали наш мир. Потом они ушли, а люди подхватили… Наверное, с тех времен и пошло, что в Длинную ночь положено не спать, пока не увидишь первые лучи солнца. Легенда утверждает, что, если заснуть затемно, Тьма останется в тебе и рано или поздно завладеет тобой целиком. Чтобы не подпускать Тьму, в домах зажигают множество свечей, а на улицах горят костры, над городом гремят фейерверки, а на площадях царят огненные забавы.
— А еще? Что делают люди?
— Веселятся, танцуют и пируют. Идут гулять по улицам, чтобы сделать три подарка незнакомым людям, заглянуть в храм, а потом загадать желание у самого большого костра. Если в эту ночь кто-то попросит помощи — помоги. Накорми голодного, облегчи страдания больного, ободри печального. Сделай это от души и никогда не жалей о сделанном. Если кто-то задаст вопрос у Большого костра — ответь честно, без лукавства. Считается, что в эту ночь все светлые силы воплощаются среди людей и смотрят на нас, проверяют и спрашивают. Но и темные не дремлют: насылают скуку, сонливость, раздражение; ссорят и подливают в стакан лишнее хмельное. Могут заморочить и заманить несбыточным. Там, где живой огонь, слугам Отступника находиться трудно. Свет костров и свет в душах — другого в эту ночь не будет. Мы скоро пойдем гулять, и ты увидишь: все магические огни погашены, фонари и гирлянды не горят, и даже фейерверки гаснут быстрее. Светлое тянется к свету, темное уходит во Тьму и еще три дня и три ночи будет не властно над людьми.
— Про подарки мне рассказали, и я готовился, — кивнул зеленоглазый, — это тебе.
Он протянул на раскрытой ладони изящную подвеску, похожую на снежинку, и такую же сверкающую.
— Создатель, мне кажется, она сейчас растает! — восторженно прошептала Кеми, — ты сотворил чудо!
— Пусть оно принесет тебе счастье.
— Спасибо. А для тебя есть маленькое предсказание. Не отчаивайся и не отступай, потому что судьба и Время на твоей стороне. Ты будешь с той, кого любишь — не сейчас и еще нескоро, но обязательно будешь! Потому что я точно доживу до того момента, когда увижу вас вместе…
На улицах народу было полно, все ходили от костра к костру, где желающим наливали горячий глинтвейн и угощали сладостями. Подарки в нарядных коробках и ярких мешочках отправлялись в руки незнакомцев, в основном — детей, а то и оставлялись на порогах чьих-то домов. Близилось утро, и всем хотелось к главному костру — успеть загадать желание. Друзья решили пойти короткой дорогой, по узкой темной улочке, где изредка светились оранжевым окна домов. Где-то посередине из тонущей в темноте подворотни навстречу им вышел тощий сгорбленный старик, тяжело опирающийся на самодельную клюку.
— Не поможете ли мне, добрые люди, — прошамкал он, — сроду бы не попросил, но очень надо.
— А чего надо-то, болезный? — осведомился Габриэль. Получилось у него совсем не приветливо и не ласково. Как оказалось — не зря.
— Вы сначала пообещайте, что поможете, — заныл старик, — в Длинную ночь нельзя отказывать, Создатель любить не будет…
— С Создателем мы уж как-нибудь сами договоримся. Ты не тяни, говори, что нужно. Мерзни тут с тобой…
— Зря ты так, служивый, зря старого человека обижаешь… Лучше помоги!
— Так чего тебе нужно, почтенный? Полечить тебя? У нас целитель есть, — не выдержал Даль.
— Я магам не доверяю, они обманут — и не заметишь…
— Так вот тебе деньги, заплатишь сам знахарю или травнику, — "снежный" Льофф полез в карман за серебром, — а лучше топай к Большому костру и загадай себе здоровье. Работает, я проверял.
— Стар я в ваших игрищах участвовать, да и глаза от дыма болеть будут. Так поможешь или нет? Вам ведь не трудно, пожалейте болящего…
— Вот, возьми, тут тебе надолго хватит, — Даль протянул просителю целую горсть серебряных монет.
Дедок, несмотря на клюку, резво отскочил в сторону.
— Золота пожалел, да? Мне такие деньги без надобности.
— Ничего себе попрошайки у нас, уже перебирают, золото им или серебро подать, — почесал в затылке лейтенант де Рейвен, — а может, в этом всё и дело?
Габриэль еще не закончил фразу, а старикан уже резво улепетывал в свою подворотню, бросив палку и осыпая проклятиями "мажьих выкормышей".
— Значит, в покое нас не оставили, — грустно вздохнула Одри, — два раза мало было Отступниковым прихвостням.
— И не оставят. Так что вспоминаем быстренько советы Смиренных братьев: ничего не обещать и никаких угроз с посулами не слушать, — напомнила Тайри.
— И по одиночке не ходить, — добавил Габриэль, — эх, зря мы из дома факелы не прихватили.
— Ничего, сейчас будет нам факел. — Адалер отломил ветку потолще, стянул с шеи шарф и намотал на нее. — У кого что во флягах? Мне нужно, чтоб горело!
Ром оказался у запасливого лейтенанта, как и спички.
— Вот так, — Даль высоко поднял разгоревшийся факел, — и пусть держатся от нас подальше.
На Императорской площади языки пламени тянулись к темному беззвездному небу, а народ пил, смеялся и танцевал. Друзей моментально затянули в огромный хоровод, и через минуту они уже лихо неслись по кругу, отбивая каблуками ритм и хлопая в ладоши. Потом стояли, протянув руки к огню, глядя сквозь искры друг на друга и загадывая о самом важном.
— Та-акая красивая пара, и та-ак быстро расста-анется, — нараспев протянул кто-то за спиной ваюмна, — а ведь могла бы жить вме-есте и помереть в оди-ин день! Вы ведь именно этого хотите, да? Отвечайте, только честно!
— А ты кто таков, чтобы спрашивать? — резко обернулась стоявшая рядом Одри.
— Не твое дело, деревенщина, — прошипел в ответ незнакомец, тут же растеряв напевные мягкие нотки, — шла бы ты отсюда, не портила людям праздник.
— Не дождешься, — Тайри тоже повернулась на голос, — ты, поди, от честного огня глаза под шляпой прячешь? Вон как на нос-то нахлобучил!
— Ты, красавица, не дерзи, а на вопрос отвечай. В Длинную ночь положено…
— Еще один знаток положенного сыскался, — хищно прищурился мастер, — сегодня от них просто проходу нет.
— Зря, зря ты так, чужеземец. Я мог бы от твоего груза тебя избавить, жил бы со своей красавицей — не тужил, а не таскался бы незнамо где. Всего-то и надо, что никуда не ездить этой зимой! Поселились бы на острове, тихо спокойно, никто не мешает…
— Остров — это мелко, вот звезд бы с неба на ожерелье, и чтоб лично Создатель в гости зашел, — издевательски усмехнулся внезапно разозлившийся ваюмн.
— О нем не говори, он тебе не поможет, ему все равно… — из-под нависших полей шляпы полыхнули кроваво-красные огоньки глаз, — а тебе, миледи, вот что скажу. Будешь упираться, не послушаешься — берегись. Я уж постараюсь, чтобы вся твоя жизнь одной сплошной проблемой стала. Где нитку протяну, где воронье перо оброню, где камень под ноги кину. Имей в виду, я своих обещаний не забываю.
— Ну, так и я своих тоже. — Тайри не боялась ничуть, даже сделала шаг вперед. — Обещала поехать — и поеду! А своей жизни я сама хозяйка. Можешь хоть лопнуть здесь, хоть ядом изойти, ничего у тебя не выйдет. В Длинную ночь подарки положено дарить, так держи вот на память!
Леди Даллет сунула за отворот его подбитого дорогим мехом плаща квадратный медальон с каким-то полустертым знаком.
— Дря-ань… — тоненько прохныкал человек, — мерзость монастырскую мне подсунула… Бо-ольно… Гос-с-сподин не простит, даже если на коленях приползешь, попомни это!
— Не приползет, и не надейся! — за спиной незнакомца нарисовались две крепкие фигуры в рясах. Взвились в воздух веревочные арканы и бесшумно охватили плечи и руки красноглазого. Тот сгорбился, втянул голову в плечи и зашипел, что твой змей на сковородке.
— Пойдем, пойдем, у отца-настоятеля пошипишь, он страсть как таких шипучих любит. И порезвее, нечего людям настроение портить. А вы, уважаемые, — обратился к друзьям один из монахов, — продолжайте веселиться. Выкиньте этого поганца из головы, был — да и сплыл. Не дело это — в светлый праздник о грустном думать. Всего вам хорошего!
Но хорошее настроение возвращаться не пожелало. Друзья кое-как добрели до дома Адалера, молча дождались рассвета, сидя в креслах на веранде и укутавшись меховыми одеялами.
Ярко горели жаровни, исходило паром подогретое вино в кружках, остывал на блюде пышный пирог, доставленный с императорской кухни, а друзья будто и вовсе не замечали всего этого. Только яркие солнечные лучи помогли им прийти в себя и вернуть спокойствие духа.
— Что будем делать? — осипшим голосом осведомился Габриэль и потянулся за вином. Похоже, этот вопрос стал в последнее время главным.
— То же, что и все. Праздновать, ходить в гости и ждать сюрпризов, — ответила Тайри.
— Потерпите. — Гай попытался улыбнуться, но губы не слушались, да и слова получились совсем не те. — Осталось уже недолго…
Слово упало, точно камень, разбив тонкое зеркало утреннего спокойствия. Мастер хотел всего лишь подбодрить друзей, а получилось, что снова заставил их тревожиться. Кто другой, наверное, наплел бы кружев из спасительной лжи и напускной веселости, но он этого и раньше не умел, а теперь уже поздно учиться.
Тайри показалось, что ее ударили под дых. Сердце болезненно дернулось, вдохнуть не получалось, в глазах закипели слезы. Она встала, чтобы уйти, спрятаться где-нибудь во внутренних покоях, пока никто не увидел, как ее ранили слова любимого мастера. Ведь он прав, им осталось недолго, в сущности. совсем ничего не осталось…
Точно в подтверждение ее мыслям, в прозрачной утренней тишине где-то далеко на реке трижды ударил медный судовой колокол. В ответ пропел горн: приветствовали подходящее к причалам судно. Леди Даллет горько усмехнулась. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, чей корабль может объявиться в Столице в первое утро нового года.
— Что это? — дрогнувшим голосом спросила Кеми, глада на мгновенно изменившихся в лице друзей.
— Валлиры. — Тайри сама себе удивилась. Получилось сказать, как о чем-то будничном, само собой разумеющемся. — Будем собираться?
— Завтра, — отрезал Адалер, — в первый день года никто никуда не отправляется. А сейчас всем спать, иначе вечером даже мыслей не соберем.
— Но…
— Никаких но! Вам мало событий прошедшей ночи? Забыли, что Отступник вряд ли играет по правилам?
— Командир прав, — признал Гай, — мы остаемся.
Уснуть? После слов Гая? После звука судового колокола, поставившего точку на всей прежней жизни? Тут не только спать — жить не возможно… Что делают нормальные люди, когда им плохо, когда опускаются руки, когда не видят выхода? когда сердце леденеет, а мысли бегут по кругу? Плачут? Молятся? Кричат и бьются головой о стену? Ищут помощи? Надеются на чудо? Ничего из этого Тайри не могла себе позволить или просто не умела. Искать помощи было не у кого, про чудеса она знала главное — их надо делать самим, для молитвы не считала себя достаточно верующей. А слез просто не было. Возможно, ей стало бы легче, возможно, выплакавшись, она нашла бы решение и силы, но и в этом ей было отказано. Оставалось только сидеть, укутавшись в огромный теплый плед, и смотреть до рези в сухих глазах на искрящийся снег за окном.
Без стука открылась дверь, знакомые шаги прозвучали за спиной.
— Не спишь? — негромко спросил Гай.
— Если ты мне не снишься, то не сплю.
— Желаешь убедиться, насколько я настоящий?
— У тебя хватает сил шутить, и это радует. Хотя все остальное я прекрасно чувствую.
— Это и плохо, родная. Ни к чему тебе лишняя боль.
— Демоны тебя раздери, Гай! — Выпутаться сразу из вязаного полотнища не получилось, пришлось вскочить, как есть, и стряхнуть его на пол. Не ругаться же, сидя в уютном коконе? — Ты так уверен, что нам придется расстаться? Что мы ничего не сможем противопоставить твоей дочери? Что у нас нет иного выхода?
— Это долг, Тайри. Я не знаю, что ему можно противопоставить. Кроме того, боюсь, моя дочь много сильнее нас обоих. Все-таки кровь Подмастерьев…
— Я не боюсь этой крови и этой силы, Гай! И просить у нее ничего не буду. Я возьму сама.
— Тайри…
— Довольно, мастер! Ты же не об этом пришел говорить? — металл ушел из ее голоса, осталась лишь горечь.
— Не об этом. Я все время думал, чему я тебя могу еще научить. Мир считает, что я не все тебе отдал, и, наверное, он прав… Есть кое-что важное, — ваюмн на секунду закрыл лицо руками, решаясь, — на высшей ступени посвящения нас, адептов Райдо, обучили одному ритуалу из разряда самых тайных. Я всегда сомневался в его целесообразности и не понимал, зачем нам это нужно. Возможно, именно за этим — чтобы научить потом кого-то достойного. Того, кому это знание действительно будет важно и нужно, кому придется защищать нечто очень дорогое и куда большее, чем собственную жизнь. Семью. Детей. Мир… Это верное средство, Тайри. Но для применившего — последнее.
— Почему?
— Потому что цена ему — жизнь, — печально ответил наставник, но глаз не отвел, — будешь слушать? Честно говоря, мне самому страшно.
— Буду. До сих пор ты не боялся меня чему-то учить, даже тому, как вытаскивать спутников с Тропы. Это что-то подобное?
— Нет, моя леди. На Тропе такое просто невозможно, ибо требует открытых каналов и всей магии, отпущенной тебе Творцом. Всей без остатка, до последней капли. Мы носим в себе огромную силу и никогда не используем ее даже на половину, но только не в этом случае. Если смотреть в корень, ритуал этот — чистой воды добровольная жертва. А жертвовать маг может только собой — во имя чего-то большего. Вот и отдает всё: надежды, мечты, будущее, собственную жизнь, насколько я понимаю, даже ту, что в мире Серых зеркал. Что будет после ритуала, не скажет никто, кроме Создателя. Я имею в виду посмертие.
— Я вся внимание. Такое лучше знать и уметь, и хорошо, что ты рассказал всю подоплеку. Любая жертва обязана быть не только добровольной, но и осознанной.
— Я надеюсь, ты запомнила, что…
— Последнее средство. В самом прямом смысле слова. Я поняла, наставник, и готова к этому.
— Вот и хорошо… Объясняю один раз. На второй я решусь вряд ли.
**** **** ****
Легкий изящный кораблик почти летел над волнами. Валлир, стоявший у штурвала, что-то негромко напевал. Тяжелые, серые по зимнему времени волны реки, казалось, покачивают судно строго в такт, нежно поглаживают борта, негромко повторяют припев, вместе со снастями икрепким попутным ветром. Невозможно было понять, колдовство это, или просто мир настолько любил хрустальных певцов, что сам во всем помогал им.
Дамы давно спали в каюте, а мужчины все никак не желали покидать палубу. Император и его сводный брат о чем-то беседовали с капитаном, а Гай и Даррен заворожено смотрели в усыпанное звездами небо.
— Ищете сходство? — спросил Гай, не отрывая взгляда от голубоватой яркой точки над горизонтом. Эту звезду называли "Вечерним бриллиантом" и считали главным ориентиром мореплавателей в этих широтах.
— Как вы догадались? — зеленоглазый чужак, запрокинув голову, изучал Кошачьи Следы — цепочку почти одинаковых серебристо-туманных пятнышек, протянувшихся через зенит.
— Сам делал так… когда-то. Первые лет тридцать, потом привык.
— Все время забываю, что вы тоже нездешний, и как давно вы здесь живете. У меня просто в голове не укладывается.
— Это потому, что вы еще очень молоды, Даррен. У меня вот в голове не укладывается, что в этом мире мне остались считанные дни. Самое смешное, случись такая возможность пару лет назад, я бы радовался и летел впереди корабля. Ведь там, на Ллире, цель моего существования и средоточие моего долга.
— Вам так нужна исчезнувшая богиня?
— Не притворяйтесь, Даррен, вам же наверняка известна вся моя история, — мрачно сверкнул глазами ваюмн.
— Вы зря рассердились, мастер. Я никогда не расспрашивал Тайри о вас. Тем более, я считаю неприемлемым обсуждать вас с другими. Вы — ее наставник, это я понял еще в Городе-над-Морем. Вы — такой же чужак, как и я, об этом когда-то говорила Одри. Раньше я мог видеть такие вещи… Теперь я различаю только вашу несомненную глубокую связь с миром. Он вас принял, вы в него проросли и силой, и сердцем. Вы давно знакомы с государем — он называл вас наставником. И вы любите Тайри. Вот и всё, что я знаю.
— Хотите сказать, что вам не интересно, и вы ничего не пытались разузнать обо мне? Я же вижу, вам не все равно, кто рядом с вашей целительницей.
— Не пытался, мастер. В моем родном мире когда-то считалось запретным и недостойным занятием копаться в личной жизни других. Ирольн с тех пор не стал лучше, но нас в Обители воспитывали по старым канонам. Кроме того, уж простите, даже слепому видно, что ваши с Тайри чувства абсолютно взаимны. В них нет ни корысти, ни тщеславия, ни иной грязи, это чистый бриллиант на Светлой чаше Весов. Кем надо быть, чтобы такое разрушить? Что бы я ни чувствовал, я даже в мыслях никогда…
— Кем надо быть?! — Это вышло почти рычанием, но Гай усилием воли погасил эмоции. — Мной надо быть, юноша. Из-за меня всё рухнет… Ясно же, как день, что ступив на Тропу, я уже не вернусь. Да, так и должно произойти. Да, я исполню долг перед моим народом. Да, тысячи и тысячи в Убежище ждут этого события много лет. Я просто обязан радоваться, я, демоны меня задери, должен быть несказанно счастлив! А я последние месяцы только и думаю, как этого счастья избежать.
— Ничего не придумали? — в голосе Даррена не было ни капли злорадства или насмешки, он и вправду искренне сочувствовал.
— Увы. Ни сам, ни с чьей-то помощью. Слишком сложно все завязано. Спросите потом кого-нибудь, вам расскажут. Только не Тайри, ей будет слишком больно.
— Она знает о том, что вы расстанетесь?
— С самого первого дня. Я все ей рассказал без утайки. Но кому от этого легче?
— Вам, потому что вы — не предатель и не лжец. Ей, потому что она могла как-то подготовиться. Смириться — вряд ли, я и сам бы не смирился, а вот придумать нечто неожиданное, опираясь на знания, полученные от вас…
— Я боюсь этого. И я, да простит меня Создатель, очень на это надеюсь. Но если придется выбирать между ее жизнью и расставанием, я выберу первое. Больше всего на свете я хочу, чтобы она жила, — мастер помолчал, собираясь с духом, потом сказал тихо, — прошу вас, Даррен, выслушайте меня. Возможно, вы посчитаете, что я сошел с ума, но…
Ваюмну было неловко разговаривать с более рослым собеседником, глядя снизу вверх, но тут уж не до удобств. Тем более что золотоволосый чужак слушал чутко и глаз не отводил.
— Я прошу вас быть рядом с Тайри, пока это возможно. Я научил ее ходить по Тропам, но я всего лишь обычный путник, что идет от приюта к приюту. Вы — Лоцман, вы сможете дать ей несравнимо больше. И вы не предадите её. Не смотрите на меня так, некоторые вещи видят даже такие слепцы, как я. Все, больше ни слова…
Гай плотнее закутался в плащ и вернулся к изучению небосвода. Зеленоглазый чужак кивнул каким-то своим мыслям и неслышно удалился.
Утром, за завтраком, собрались все, кроме леди Даллет.
— Она еще до восхода ушла на корму и просила ее не тревожить, — сообщил капитан судна, — я бы сказал, она похожа на воина, готовящегося к решающей битве.
— Тренируется с мечом? — спросил Даль. — Так ведь с партнером полезнее…
— Закаляет душу и приводит в порядок мысли. А еще обращается к тому, что составляет основу ее дара. Она сама себе оружие, милорд. У вас этому учат?
Император вопросительно взглянул на ваюмна.
— К стыду своему, я не мог ее этому научить, ваше величество. Вы же знаете, я не воин. Здесь мне самому следовало бы стать её учеником.
— Да и в Академии ей вряд ли такое преподавали, — добавил Адалер, — подобные практики помнят самые старые боевые маги. Разве что родители…
— Скорее всего, государь, — подтвердил мастер Гайдиар, — однажды я видел, как она проводит себя через ритуал восстановления. У нас это умеют только немногие высшие жрицы.
— В лесах Уккабы практикуют разное, но женщин они не учат тайным воинским ритуалам.
— Если человек перед лицом непреодолимой опасности не видит выхода вовне, он ищет его в себе. Так и поступила ваша юная леди, — капитан явно был сведущим в подобных вещах, — не тревожьте ее. Полагаю, что всё отпущенное нам на дорогу время она будет молчать — так быстрее копятся силы.
— Дожил, — горестно вздохнул Гай, — моя прекрасная Тайри превращается из-за меня Создатель знает в кого. А я так и не нашел никакого решения.
— Есть узлы, которые не развязываются, уважаемый мастер, — развел руками валлир, — Их можно только разрубить. Первый завязали не вы, второй — ваша юношеская гордыня и неосведомленность, а третий сплела судьба, чтобы как-то уравновесить первые два. Скоро он развяжется, и веревка ляжет иначе.
— И мы окажемся на разных ее концах.
Капитан кивнул, соглашаясь, и протянул Гаю кружку с дымящимся чаем.
— Вам тоже стоит искать оружие в себе самом. А лучше — броню.
Все давно покинули стол, а ваюмн так и остался в задумчивости сидеть над остывающим напитком.
**** **** ****
Следующий день корабль встретил в открытом море, под синим чистым небом, позолоченным рассветным солнцем.
— Жемчужный маяк на горизонте! — капитан просто сиял от радости. Неужели пребывание вдали от дома так для них тягостно? — Это еще не благословенный Ллир, лишь граница зачарованных вод, но мы уже близко!
— Вам тяжело находиться далеко от вашего острова? — его величество с интересом разглядывал этого "нового" капитана. Тот, что разговаривал с ними накануне о внутренних силах и узлах, завязанных судьбой, был строгим и мудрым. Такому впору не только стоять у штурвала — скорее за лекторской кафедрой университета. Или, скорее, перед паствой в храме. А сегодняшний был больше похож на мальчишку, который вот-вот получит долгожданный подарок или увидит возлюбленную. Только что крылья за спиной не росли.
— Чем старше мы становимся, тем тяжелее нам покидать Ллир, ваше величество. Говорят, богиня умела даже на большом расстоянии долго поддерживать силы своих детей и подданных. Тиншельты страдают в путешествиях много сильнее нас, мы-то, как ни крути, обычные люди.
— Мне кажется, что по мере приближения к Ллиру становится все теплее. Это тоже чары?
— Конечно. Держатся еще с тех, древних времен. Госпожа наша не любила мрачную и дождливую зиму, поэтому на Ллире всегда тепло. А еще можете сравнить цвет воды здесь и за Жемчужной башней. Эта лазурь не менялась несколько тысячелетий.
Здешние воды и правда были дивно прозрачными, несмотря на глубину. Над ними то и дело взлетали радужные рыбы, вдали за кораблем следовала стая белых дельфинов. Жемчужный маяк, непонятно как удерживающийся на голом куске гранита, походил на вытянутую, закрученную спиралью раковину, на тонком конце которой установили маленькое солнце. С лестницы, обегавшей башню, кто-то радостно махал проходящему судну ярким платком, и капитан с улыбкой помахал в ответ. Ветер, казалось, расправил невидимые крылья и с новой силой повлек корабль за собой. В час заката на горизонте выросли башни и шпили легендарной Ли-Каоры. Прекрасный город, раскинувшийся на пологом берегу острова, казался творением юного влюбленного художника, потому что такие цвета, легкость линий и ясная, чистая гармония моря, холмов и архитектуры присуща лишь определенной поре жизни. Умудренный опытом, лишившийся иллюзий и забывший о фантазии человек скажет: это сон, мираж, такого просто не может быть…
Путешественники молча смотрели на тонкие, устремленные к небу силуэты дворцов и башен, хрустальные и серебристые шпили, акварельные кварталы домов под солнечно-рыжими крышами, шапки цветущих деревьев и лес мачт в гавани, раззолоченных садящимся солнцем. Гай осторожно взглянул на своего бывшего ученика. Император сбросил лет двадцать, потому как в данный момент был абсолютно счастлив. Шутка ли — получить возможность лично разгадать тайну по имени "остров Ллир"! Да что там, у самого мастера дыхание перехватывало от восторга. Было у расстилающегося перед ними пейзажа такое свойство: позволять человеку забыть о грустном, страшном, тяжелом и неизбежном, оставляя в душе лишь любовь и радость. Ваюмн обнял стоявшую рядом Тайри, и она привычно прижалась щекой к его плечу, разделяя все мысли и чувства. Странно, но именно сейчас он остро и ярко ощущал себя единым целым — с любимой, с людьми, что рядом, со всем этим прекрасным миром. И снова холодной иглой в сердце кольнуло: жаль, что так поздно. Безнадежно поздно…
Их встречали. Нет, вовсе не толпы ликующих островитян с цветами и песнями, всего лишь группа очень серьезных и куда более материальных, чем на материке, тиншельтов. По тому, с какой глубокой почтительностью приветствовала их команда корабля, император и его спутники поняли, что это и есть те самые "старшие", первые созданные богиней помощники. Они были красивы: не имеющие возраста гладкие "нездешние" лица, сияющие, точно звезды, глаза, тонкие точеные черты. Все одинаково высокие — и мужчины, и женщины, в строгих и скромных одеждах: ничего лишнего, ничего вычурного. Тиншельты, помнившие богиню, смотрели на гостей без превосходства, без иронии — как на равных себе.
— Мы рады приветствовать вас, господа, — голоса у них оказались не менее волшебными, чем внешность, — благодарим вас, ваше величество, что нашли возможным прислушаться к нашей просьбе и помочь.
— Я столь же рад нашему знакомству, уважаемые, — поклонился в ответ Рикарт ор Льофф, — благодарить надо не меня, и, наверное, не сейчас.
— Вы просто еще не поняли, государь, что привезли на Ллир больше, чем обещали, — эту леди император узнал по голосу. Именно она была тогда на малом приеме, — если раньше мы могли только надеяться на обретение утраченного, то теперь мы уверены в успехе. Ведь с вами Лоцман! Но довольно разговоров, вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Мы проводим вас к дому.
Дом, смотревший всеми окнами на море, больше напоминал изящную шкатулку. Множество резных украшений, тонкие полупрозрачные колонны, по которым взбирался вверх нежно-зеленый мелколистный плющ, витражи и изящные балконы в обрамлении цветов. внутри оказалось не менее красиво, чем снаружи, а еще уютно и удобно. Каждый обнаружил, что отведенные ему покои отражают мечты, мысли или привязанности хозяина. Как это удалось валлирам, никто выяснять не стал, решив про себя, что чудеса на хрустальном острове — дело обычное. Его величество только довольно хмыкнул, поняв, что окна кабинета составляют две стены из четырех и из них всегда можно видеть море, пляж и высокий маяк на дальнем мысу. Оставалось только порадоваться, что на большом стеллаже полно редких старинных, если не сказать древних, моделей кораблей, а на столе ждет своего часа стопка чистых листов бумаги и остро очиненные карандаши.
Покои Даля и Орнери, выдержанные в спокойных бежевых и теплых рыжих оттенках, заставили новых жильцов удивленно переглядываться и смущенно прятать мечтательные улыбки.
— Ты тоже думал, что наш с тобой будущий дом не должен напоминать ни о чем старом? И что в нем все должно быть вот такое — светлое, но не ослепляющее, уютное и теплое? — тихо спросила леди-птица.
— Думал. И даже кое-что предпринял. Надеюсь, когда мы вернемся, брат не будет возражать…
Комната Гая и Тайри оказалась белой. Ни ярких акцентов, ни картин на стенах, ни пейзажа за окном — тяжелые белые занавеси плотно закрыты. Пушистый ковер поглощает звуки, свет, кажется, идет отовсюду и ниоткуда. Если не вглядываться, кажется, что находишься посреди наполненного светом пространства — в полной неопределенности. Если решиться, можно все раскрасить самому. И тогда все изменится. Тайри обернулась: белый вакуум разрушали два темных силуэта — их собственные отражения в большом зеркале. Мастер устало вздохнул и сбросил дорожную куртку, в которой так удобно было стоять на палубе, ловя ночной ветер. Отражение обрело цвет — рубашка у Гая была синей, как море. Юная леди протянула руку и резко отдернула занавес. Комната наполнилась мягким бирюзовым сиянием и множеством разноцветных бликов — солнце играло на волнах. Ваюмн осторожно обнял ученицу.
— Ты так и будешь молчать, Тайри?
— Я просто боюсь, что постоянно буду возвращаться к одной и той же теме. Сам знаешь, к какой. А тут словами не поможешь.
— Да и демоны с ней, с этой темой, потерплю как-нибудь. Когда ты молчишь, мне начинает казаться, что мы уже по разные стороны бездны.
— Вот мы уже и вернулись к теме…
— Пообещай мне, что ты не будешь связываться с опасными сущностями и рисковать жизнью из-за меня. Я этого не стою.
— Еще чего. Я сама решу, с кем связываться и из-за кого. Некоторые, может, и полубоги, но Даллеты не сдаются до боя.
— Даллеты вообще никогда не сдаются, но ты сделаешь противнику слишком щедрый подарок, позволив втянуть себя в неравный поединок. Это не выход.
— Спасибо, я уже поняла, — сарказм в голосе проклюнулся, и то хорошо, — Жаль только, твой долг, что бы я ни делала, никуда не денется. Хотя, мне иногда кажется, ты вполне мог бы диктовать свои условия. Ну, хотя бы попытаться…
Кто знает, до чего бы они договорились, но вежливый стук в дверь прервал беседу. Гостей острова ждал праздничный ужин и лучшие песни валлиров. А на следующий день — работа, ради которой ваюмн и его ученица прибыли на Ллир.
**** **** ****
Чем ближе подходили любопытные путешественники к месту исчезнувшего храма, тем мрачнее и запущеннее становился город. У линии разрушенных временем домов тиншельты, сопровождавшие магов, остановились.
— Дальше мы не пойдем. Бездна парализует нас и лишает сил. Схватку с ней могут выдержать немногие люди, и здесь мы куда слабее вас. Там, за этими старыми стенами пропадают краски, и всё становится серым. Лишь язва на теле острова чернее смолы. Мы будем ждать вас здесь: все, кто свободен от дел. Удачи, и будьте осторожны. Возвращайтесь!
Император и пятеро его спутников пожали руки печальным и взволнованным хозяевам дивного Ллира и цепочкой потянулись в узкую щель между домами. Впереди уверенно шел Даррен.
Мраморные плиты площади крошились под ногами, а на краю пропасти они были оплавлены, точно стекло. Черные блестящие потеки убегали вниз, в непроглядную мглу. Непонятно откуда взялся ветер — резкий и холодный. Казалось, он пронизывал до костей, лишая тело тепла, а душу света, оставляя в мозгу лишь жуткую заунывную мелодию.
— Вы что-нибудь видите, мастер? — спросил император, бесстрашно встав рядом с ваюмном на самом краю.
— Вижу, государь. Вход на Тропу в шаге над пропастью. Она здесь странная, совсем не такая, как мне привычно, но это не значит, что по ней нельзя идти.
— Ее создали специально, — добавил Даррен, — она похожа на шрам от ожога… И совершенно пуста.
— Раз так, то и бояться нечего, — Гай из последних сил сдерживал эмоции, и голос у него стал совершенно бесцветным, — можно считать, что путь для нас открыт.
Тайри с тревогой посмотрела на любимого. Он захватил с собой не обычную дорожную сумку, а большой заплечный мешок, тщательно уложенный еще дома, в Столице. Значит, не надеется вернуться. Значит, еще не сдался, но уже не борется. Значит, ей придется делать это за них обоих, только и всего.
Мастер медленно выдохнул сквозь зубы, потом безнадежно махнул рукой: к чему притворяться, да еще перед теми, что его чуть не насквозь видит?
— Прощайте…
— Не буду я с тобой прощаться! Уверен, что все настолько плохо? — попробовал ободрить друга Даль, — Никогда не сдавайся заранее. А ты, я смотрю, уже собрался…
Тот только опустил голову, и Адалеру осталось только обнять Гая крепко, возможно — в последний раз. Леди-птица, не стесняясь, поцеловала мастера в обе щеки. Слов у нее не было, зато предчувствий пруд пруди, одно безрадостней другого. Ваюмн на мгновение задержал ее руки в своих, осторожно коснулся губами и отпустил. Потом низко поклонился императору:
— Спасибо вам, ваше величество. Видит Создатель, я хочу, чтобы всё сложилось иначе.
— Видит Создатель, я бы всё для этого сделал, если бы знал, как. И я не теряю надежды, мастер.
Императорское рукопожатие было сильным и решительным, и, пожалуй, вернуло Гаю какую-то долю веры в себя.
— Держите, — государь протянул бывшему наставнику легкую деревянную флягу, — пригодится в дороге. Здесь всего лишь вода.
Ваюмн понимающе улыбнулся, и со словами благодарности пристегнул флягу к поясу. Его величество верен себе: никогда не упустит возможности узнать что-то новое. Всего лишь вода. Для Льоффа — универсальный магический инструмент.
— Для остальных есть такие же, — Адалер уже держал в руках еще два деревянных сосуда, — я же помню, как на Тропе меня мучила жажда. И вот еще что, — он обнял одновременно Даррена и Тайри, — с вами я прощаться не хочу и не буду тем более.
— И не надо, — тихо ответила леди Даллет. Она знала, что ей-то в любом случае придется вернуться.
— Кто бы знал, до чего же мне не хочется… — мастер оборвал фразу на полуслове, сделал над собой усилие и открыл вход на Тропу. Темно-серая, похожая на спекшийся песок, дорожка протянулась прямо над пропастью — в никуда. Гай еще раз обвел взглядом друзей, посмотрел на утреннее ясное небо и быстро пошел вперед, в серо-багровую, казавшуюся враждебной дымку. Тайри и Даррен, торопливо попрощавшись с остающимися, последовали за ним. Спустя несколько секунд портал закрылся.
Орнери отвернулась, быстро смахнула слезы, сказала тихо:
— Он не вернется.
Даль хмуро посмотрел на чистое голубое небо, и, видимо, не найдя там ответа, поднял с земли камень и со всей силы зашвырнул его в провал.
— Демона твоего за хвост…
— Да о храмовый угол, — договорил его величество, — не думал, что настолько привыкну к ваюмну. Мне будет его не хватать. Очень.
— Мы так и будем торчать над этой дырой? — поинтересовался Даль. — Здесь, мягко говоря, не уютно.
— Но кто-то же должен их дождаться, — отозвалась леди-птица, — знаю, это глупо, но…
— Мне тоже кажется, что мы должны это сделать. Ждать здесь, у начала пути, — поддержал её император, — но мы можем дежурить по очереди. Я останусь, а вы отдыхайте.
— И не надейся, что мы бросим тебя без охраны, твоё величество, — погрозил пальцем "снежный Льофф", — я сейчас принесу скамейку, видел где-то поблизости, и мы с комфортом разместимся в тенёчке. Вижу, у тебя руки чешутся достать твою наблюдательную чашу.
Рикарт ор Льофф задумчиво смотрел в темную бездну.
— Чудеса… я вижу их и так. Смутно, но вижу.
— И я, — откликнулась Орни.
— Ну, я не такой талантливый, поэтому за мебелью все-таки схожу. Потом расскажете…
**** **** ****
Чем дальше, тем больше Тропа напоминала запекшуюся на ране корку. Она стала неровной и твердой, отсвечивая на разломах багрово-красным. Пыль исчезла, зато стало значительно жарче, сухой воздух обжигал глаза и губы.
— Точно по вулкану идем, — проворчал Гай.
— Эту Тропу выжгли когда-то, чтобы боль лишила ее памяти. Под коркой незажившая рана, — Даррен говорил о Тропе, точно о человеке.
— Интересно, найдем ли мы хоть что-нибудь, — устало вздохнула Тайри, — не хотелось бы рушить надежды тиншельтов.
— Скоро будет развилка и станет понятнее, — зеленоглазый Лоцман, не останавливаясь, потянул с плеча дорожную сумку, — оставлю-ка я маячок, — он подбросил на ладони серебристый артефакт, похожий на шестеренку от часов. Лиловые кристаллики, лучами разбегавшиеся от центра, неярко светились.
— Создатель всемогущий! — восхищенно вдохнул ваюмн. — Более совершенный маяк и придумать невозможно. Если даже заплутаешь, он сам тебя притянет. И дочерние кристаллы не забыли?
Даррен молча протянул спутникам неограненные аметисты.
— Мастерская работа. Примите мое восхищение, Даррен.
— Да что вы, мастер, это же обыкновенные рабочие инструменты, ничего особенного, — смущенно потупился Лоцман.
— Еще скажите, что у вас это любой ребенок может сотворить, — хмыкнул мастер Гайдиар.
— Не скажу. Мой учитель говорил, у меня они лучше всех на его памяти получаются.
Разговор затих сам собой — слишком быстро пересыхало горло, а воду нужно было экономить. Через некоторое время Тропа вывела их в некое подобие пещеры. Здесь дорога разветвлялась на три хода, и от каждого тянуло своей, особой опасностью и силой.
— Может, стоит разделиться? — спросила Тайри, — с кристаллами никто не потеряется.
— Думаю, вы правы, моя леди. Левый путь ведет в тупик, я чувствую, как Тропа там обрывается. Поэтому вы вместе можете пойти по центральному ходу, а я пойду по правому. В любом случае, я вас найду даже без камня, — Лоцман был спокоен и уверен, более того, вселил эту уверенность в спутников. Тайри с удивлением прислушалась к этому ощущению. Вне Тропы она не чувствовала Лоцмана. В прочем, мастера она теперь не чувствовала тоже. Связывавшая их нить истаяла еще по дороге на остров — мир, наконец, решил, что наставник закончил свою работу.
— Хорошо, — кивнул ваюмн, пусть будет так. У меня нет оснований не доверять Лоцману.
— Тогда я пошел? — Даррен смущенно улыбнулся, — до встречи?
Когда он исчез в темном сумраке хода, Гай обнял Тайри.
— Вот и всё, девочка…
Она не дала ему договорить, применив его излюбленное средство — поцелуй. Любимый наставник, конечно, был счастлив, но когда юная леди взглянула ему в глаза, ни тоска, ни обреченность никуда не делись.
— Не делай этого, Гай. Не хорони нас раньше времени. Сейчас мы вместе, а дальше — посмотрим. И еще, что бы ни случилось, помни: я люблю тебя и я с тобой. Даже если ты будешь на другом берегу бездны.
У Гая перехватило горло, он молча прижал ее ладонь к своей щеке. «Создатель, благодарю тебя, что позволил мне узнать и полюбить эту женщину,» — мысленно молился он, — «она даже сейчас возвращает мне мужество и дает силы жить. Одному мне ни за что не справиться. Я прошу, о всемилостивый, если это возможно, пусть ей не будет больно, когда всё закончится»…
— Нужно идти, Гай. В первую очередь, мы ищем богиню тиншельтов, а потом уже все остальное.
Ваюмн горько вздохнул. Если бы дело было только в этих поисках, он бежал бы впереди Лоцмана, а не стоял перед темной аркой хода, как вкопанный. В итоге, пришлось догонять Тайри, устремившуюся вперед даже слишком резво.
Из узкого "коридора", стиснутого не туманными, а вполне себе каменными стенами, пахнуло горячим сухим воздухом, словно за поворотом пряталась раскаленная солнцем пустыня. Тропа "дышала" и дергалась, не давая идти рядом.
— Чувствуешь? Где-то недалеко есть "дверь", — тихо сказала леди Даллет, — только ничего похожего на магию тиншельтов я не ощущаю. Должно быть…
Шершавая корка под ногами потекла зыбучим песком. Опора исчезла, и путники ухнули в какой-то темный колодец. Навстречу им ударил раскаленный суховей, закрутил и оторвал друг от друга, затягивая в воронку смерча.
Когда Тайри открыла глаза, увидела только серое низкое небо с оранжевыми разводами странных облаков. От него исходил неприятный, давящий на глаза свет, солнца же и вовсе не наблюдалось. Смерть в очередной раз задела юную волшебницу плечом, издевательски ухмыльнулась в лицо и ушла своей дорогой. Болело буквально всё, но не настолько, чтобы звать обратно Серую леди. Тайри казалось, что она упала с неизвестной высоты на старую, вытоптанную до звона дорогу. В ушах шумело, но руки-ноги двигались, а значит, можно встать… ну, или хотя бы попытаться. Целительница привычно потянулась к нити, соединявшей её с наставником, и разочарованно застонала, наткнувшись на пустоту. Раньше она в любой момент времени могла понять, что с мастером, жив ли, здоров ли… Поисковые чары сказали больше, и Тайри не знала, плакать ей или злиться. С любимым всё было в порядке. Он бодро шагал вперед и, похоже, ни разу не оглянулся.
Леди Даллет собралась с силами и встала, осматриваясь. Что-то неправильное было во всем происходящем. На Тропе не бывает провалов, есть только Двери. Значит, кто-то эту дверь сначала замаскировал, а потом для них открыл. Смерч должен бы мокрого места от них не оставить, но они оба живы и даже вполне целы. Следовательно, вихрь контролировали, а то и вовсе сотворили. На самой грани восприятия ощущалось чье-то незримое присутствие. Кто-то с холодным презрением наблюдал, как Тайри очнулась, как пыталась встать — за каждым ее движением. Так смотрят на прихлопнутое, но еще шевелящееся насекомое. Смотри-смотри, поднимая откуда-то со дна души здоровую злость, подумала целительница, еще увидим, кто здесь насекомое. Плевать я на тебя хотела, надменное чучело.
— Гай! Га-а-ай!!! — бесполезно. Не слышит и не останавливается. Только идет он как-то неестественно, точно механическая кукла, да еще и спотыкается.
Юная леди перешла на бег, и вскоре оказалась в паре шагов от мастера. Так вот в чем дело! Вокруг него едва заметно мерцал ореол чужой силы, а еще его подгонял, толкая в спину, наколдованный кем-то ветер. Гай хитрил, делая несколько шагов добровольно, а потом пытался остановиться. Получалось плохо, его и дальше продолжали тащить силком. Что ж, раз он упирается и хитрит, значит, в полном сознании и не побежден. Можно попробовать понять, что это за пакость его тащит и как с ней поступать. Через пару минут худшие подозрения, увы, оправдались. То, что окружало мастера, имело малознакомую природу и было на несколько порядков сильнее, чем подвластное Тайри волшебство. А еще оно постепенно подчиняло себе Гая, по капле, по крупинке. Было нечто знакомое в направленном на них обоих взгляде, где-то Тайри уже встречала подобное. Память послушно подкинула нужное воспоминание: первое путешествие на остров Юм, храм с алтарями всех богов покинутого ваюмнами мира. Там ощущалось то же самое, только слабее, наставника лишь признали своим, и только. Здесь же родственного с привычной магией мастера было куда больше. Если эти "игры" устроила дочь Гая, то дело хуже некуда. У нее половина божественной крови, но вторая — его, и она легко получит власть над отцом, стоит ей только применить соответствующие чары. Магия крови — вещь поистине страшная. А его извечное чувство вины не даст ответить Ноалике той же монетой. Он не сможет ударить в полную силу, да что там, даже подумать об этом не сможет… Как же ему сейчас плохо, и ведь ничем не помочь. Во всяком случае, он сам так, наверное, думает, и пусть. Чем более беспомощным Гай будет казаться, тем меньше беспокоиться станет его мучительница. Тут и можно попробовать прикрыть его щитами, и если Творец не выдаст…
Тайри рывком сократила расстояние, вплотную приблизившись к «кокону», окутывавшему мастера. «Жаль, что он такой плотный,» — подумала целительница, — «моим чарам не проникнуть внутрь. Надо бы отвлечь противника на себя, тогда, возможно, есть шанс… Девица вряд ли опытна в магических схватках и, слава Творцу, не богиня, чтобы удерживать два строптивых объекта в поле концентрации». Как, все-таки, хорошо задуманы старинные семейные артефакты, с умом, с сюрпризами! Огненная плеть, дремавшая до поры в потертом браслете, получилась больше похожей на кистень, с зубастым шариком очень кусачей энергии на конце. От ее удара "кокон" дернулся и дал заметную трещину, а некто очень громко и противно взвизгнул.
— Ну и гадкий же голос! — вслух произнесла целительница. — Не удивительно, что здесь живности никакой не осталось, даже глухие змеи вымерли…
Клок серого тумана толкнул ее под колени, сбив с ног. Умная плеть даже из такой позиции нанесла удар, угодив сияющим шариком в уже существующий разлом. На Тайри набросились уже целенаправленно, создавая удушающие чары, разрывая в клочья щиты, ловили верткий огненный бич, давили грубой силой. Пришлось защищаться всерьез, но леди Даллет получила, что хотела — сковывающий мастера "кокон" исчез. Гай зашипел, точно рассерженный кот, оглянулся, услышав знакомые эпитеты в адрес лысого демона.
— Тайри, девочка, беги… — он рванулся к ней и был остановлен невидимой стеной.
— Та-айри, де-евочка, — с издевкой передразнил почти детский голосок, — тебе еще не надоело корчить из себя заботливого наставника, па-поч-ка?
Гая против воли заставили отвернуться от поднимающейся с колен ученицы. На большом, белом, точно сахар, камне сидела девочка. Серебристые волосы ровно острижены, пухлые губки сложены в презрительную полуулыбку, а огромные глазищи смотрят, точно старческие — недобро и с превосходством. Именно поэтому закутанная в нежно-лиловые шелка дочь Гая выглядела столь отталкивающе. От ее взгляда мороз продирал по коже и хотелось сотворить самое мощное защитное заклятие.
— Не морочь мне голову, Ноалика! Ты куда старше, так изволь перестать притворяться несмышленышем, — с усталой горечью бросил ваюмн.
— А тебе не все равно? — Образ "потек", теперь перед ними была девушка лет восемнадцати, но глаза остались прежними.
— Раньше ты так со мной не разговаривал, па-поч-ка, — капризно протянула она, — этот примитивный мир тебя напрочь испортил. Раньше ты никогда бы не посмел притащить с собой эту…
— Не тебе судить! — резко перебил мастер, но дочь было не остановить.
— Именно мне! — темные глаза превратились в злые щелочки. Еще чуть-чуть, и она ощерится, как волчица. — Без меня ты ничто! Всего лишь человечек, наделенный каплей смешных способностей! Ты и нужен-то для одной единственной цели — служить мне! Ты права не имеешь даже думать ни о чем другом, а вместо этого я вижу… О! Ты готов остаться с этой девкой до конца жизни! — Ноалика расхохоталась, весьма довольная собой. Она же так просто и быстро добралась до мыслей отца, — но это ведь неправда? Так, па-поч-ка?
Что эта дрянь несет?! Копаться в чужих мыслях не решаются даже боги, а этой законы не писаны… Впрочем, полукровки часто позволяют себе много больше положенного.
— Не смей трогать его! — Тайри хотела крикнуть, но получилось рычание. Она шагнула вперед, пытаясь заслонить собой Гая.
— Это еще что за фокусы? Примитивная тварь из примитивного мира умеет разговаривать? Или она кем-то себя возомнила? — Ноалика уставилась на целительницу. Её взгляд, в буквальном смысле, причинял боль, но Тайри даже не дрогнула, использовав момент и подняв вокруг мастера магические щиты. Прежде всего те, что придумали когда-то воины Леса и опирающиеся только на силы самого человека.
— Смеешь со мной тягаться, мерзавка! — прошипело "божественное дитя", — Тебе же хуже! Папочка, открой глаза этой идиотке, скажи, зачем она нам была нужна!
— Разумеется, затем, чтобы поработать ключом для меня. Ну и немного скрасить мою скуку, — не оборачиваясь, ответил ваюмн, — без нее мне сюда никак не попасть, так было предсказано.
Что с ним такое, что за отвратительный бред он сейчас произнес, мысленно ужаснулась Тайри. А еще эта интонация, совершенно как у его дочери, лед и насмешка, и точно ножом в спину… Больно, так больно — или это пропущенный удар? Дышать нечем и не ответить — горло пересохло от жара, а фляга давно пуста. Остается только одними губами шептать: я не верю! Не верю тебе, Гай!
— Тем не менее, леди, это так. Подумайте сами, любовь — это вообще нонсенс, а уж между мной и… — Гай неожиданно закашлялся.
Целительница, уже ни на что не надеясь, пыталась понять, что же произошло раньше и что творится сейчас. Гай ведь не лгал, никогда не лгал ей даже в мелочах, и нить всегда подтверждала это. Что изменилось, и что является правдой? Возможно, его сейчас просто ломает эта негодная девчонка, переделывая прямо на глазах, взламывая внутренние щиты, вторгаясь в память и выжигая чувства? Как такое возможно и почему тогда не сопротивляется тот Страж, что живет в каждом человеке от рождения? Кровь! Общая кровь, с ее помощью Ноалика делает с отцом всё, что захочет. Как же жаль, что он не станет отвечать ей тем же. Может быть, Гай всё ещё не побежден, может, он хоть как-то сопротивляется? Нет, не стоит тешить себя напрасной надеждой… Тогда чем объяснить, что его дочь всё свое нечеловеческое внимание и все силы сосредоточила на нём одном?
— Вы мне больше не нужны, леди. Цель достигнута. Возвращайтесь домой, если, конечно, у вас получится, — голос мастера стал совсем неживым.
— Так к чему было тратить столько времени, возиться со мной, учить чему-то? — горло было способно только на хрип, но нужно было тянуть время и что-то придумывать. Пусть девица думает, что примитивная колдунья уже почти побеждена и морально раздавлена. Главное, чтобы не поняла: примитивные твари не умеют сдаваться.
— У меня нет ни малейшего желания объяснять вам свои поступки. Я же ясно сказал: вы больше не нужны…
Создатель, эта попытка диалога высосала сил столько же, столько и бой с дочерью ваюмна. Львиную долю сожрали сомнения, а жара иссушила окончательно. Кажется, достаточно одного щелчка и тело рассыплется пылью… Как же хочется пить! Неужели здесь только камни и песок? Надо вспомнить заклятие, что подарил император, может, найдется источник или хоть лужица… Это не мир, это издевка. Даже не смешно, где-то рядом несколько капель воды, и то соленой. Откуда? Тайри помимо воли потянулась магией к Гаю: подтолкнуть, расшевелить, разозлить, в конце концов, чтобы он сам, с ее помощью, стряхнул чужие чары. Ей ответил старый талисман, ее старое зеркальце в обсидиановой оправе. Мастер носил его, не снимая, с той самой ночи. Крошечный кусочек отполированного серебра сверкнул так ярко, точно поймал луч несуществующего здесь солнца. Он отразил его и ударил по глазам Ноалики, заставив зажмуриться, а потом и отвернуться, закрыв лицо руками.
— Будешь знать, как ломать жизнь людям, — прошипела Тайри, — и на тебя управа найдется!
— Сразу видно, что кого-то в детстве мало пороли, — своим прежним голосом, со знакомой иронией произнес Гай, — и откуда только эта склонность к насилию и дешевым эффектам? Никакой божественной легкости.
— Легкости тебе захотелось? — улыбка Ноалики стала совсем уж змеиной, правда, покрасневшие глаза портили впечатление. — Взялся рассуждать о том, что тебе недоступно?! Ну так я тебя отучу. Прежде, чем мы отправимся в Убежище, ты будешь просить прощения! За всё! Ну же, я не собираюсь ждать!
Мастер дернулся всем телом, согнулся, будто его ударили под дых, но выдержал — распрямился, расправил плечи.
— Проси прощения, иначе я превращу твою игрушку в горстку пепла и развею по ветру! И памяти о ней не останется!
Волна жара ударила в щиты Тайри, уничтожая их один за другим. Чего-чего, а силы у дочери Гая было более чем достаточно. Леди Даллет, увы, похвастаться этим не могла. Остатки резервов уходили на восстановление хотя бы части защиты.
— Можешь не трепыхаться, магичка, тебе не выстоять против дочери истинной богини!
— Да что ты, — огрызнулась Тайри, — а я слышала, что ты дочь Подмастерья далеко не первого круга.
Камень под ногами жег даже сквозь подошвы сапог, волосы и одежда дымились. Юная леди старалась не думать, насколько еще её хватит. Интересно, как бы вела себя эта надменная дрянь, появись здесь еще кто-нибудь, например Лоцман. Нет, на чужую помощь лучше не рассчитывать даже в мыслях — это расслабляет. Лучше вспомнить, что ей когда-то говорили о фамильных заклятиях "на крайний случай"…
— Оставь её в покое, Ноалика!
Ну вот куда он полез! Теперь вдвое труднее удерживать под контролем кое-как построенную вокруг него защиту… Чем девица немедленно и воспользовалась.
— Как бы не так, па-поч-ка! Проси прощения. На коленях!
**** **** ****
Даррен шел по ровному, точно ножом срезанному скальному выступу. По левую руку была отвесная стена, по правую — пропасть и чужое звездное небо. Он не чувствовал усталости и был абсолютно уверен: цель за ближайшим поворотом. Ничего, что карниз под ногами сходит почти на нет, его учили преодолевать такие препятствия. Вот и обрыв, надо всего лишь спрыгнуть, чтобы попасть на висящий в пустоте дивный маленький остров. Густая зеленая трава под ногами мягко пружинила, цветы всех оттенков синего пахли свежо и горько. По каменному ложу струился узкий и быстрый ручей, чтобы оборваться в пустоту маленьким певучим водопадом. Перелетали с места на место яркие бабочки. Когда зеленоглазый нагнулся, чтобы напиться, на руку к нему уселась большая золотистая стрекоза. Впереди, возвышаясь над шапками цветущих кустов, высился храм: мраморные ступени, тонкие белые колонны, поддерживающие портик, и свет, изливающийся из-за них, точно внутри спряталась луна. Навстречу Лоцману вышла женщина. Высокая — одного роста с Дарреном, закутанная в просторные серебристые одежды, на обеих руках — великолепные чеканные браслеты, больше похожие на боевые наручи. Черные, особым образомуложенные волосы скрывали половину лица. Хозяйка храма смотрела на гостя с завораживающей улыбкой и искренним интересом. зеленоглазый хотел поклониться, как полагается — опустившись на одно колено, но твердая рука богини остановила его.
— Здравствуй, молодой князь. Удивительны и неисповедимы замыслы Творца, создавшего такое чудо, как ты. Сила, не осознающая себя — до поры. Лоцман, способный не только читать, но и создавать Тропу, особенно, если есть цель. Я счастлива, что увидела тебя.
— Госпожа, ваши… дети нуждаются в вас, и весь мир, что вы оставили, тоже. Они ищут вас много сотен лет, но им ведь нет пути сюда. Они умоляют вас вернуться.
— Мои дети?
— Тиншельты, Госпожа, живущие на острове Ллир. Только вы давали им силы. Многие уже погибли без вас, их некому было исцелить. Как они сказали, еще немного, и тиншельтов будет слишком мало, чтобы сохранить созданное вами. А в их столице на месте храма провал в бездну, вокруг которого город пустеет и умирает.
Богиня печально кивнула.
— Я боялась, что старое зло найдет дорогу к их миру… К миру, который я полюбила. Я хотела уберечь и мир, и тиншельтов. Увы, не преуспела: зло переродилось и вновь стоит у границ, а мои дети в беде. Проложишь для меня дорожку домой? Нет-нет, чуть погодя, молодой князь. Сейчас тебе надо быть в другом месте, иначе мы можем кое-кого потерять, и исправить это будет невозможно. Помоги твоей спутнице и возвращайся сюда. Запомни, всего три шага назад…
Она легко коснулась губами его лба и отошла в сторону. Рядом с ней серебром светилась арка перехода.
— Поспеши. Теперь у тебя достаточно сил.
И правда, Даррен почувствовал себя прежним. Сила больше не исчезала, и он мог если не горы свернуть, то уж дать отпор десятку демонов точно. И Тропа теперь точно узнала "своего", послушно ложась под ноги и помогая. Он выскочил в очень странное место. Дышащее жаром плато Тропа будто прятала в сложенных "ракушкой" ладонях. Кто другой никогда не нашел бы сюда путь. Даррен мысленно улыбнулся, представив, как обрадуется Тайри. Задание выполнено, храм богини найден, а победу он с удовольствием подарит ей…
Ноги сами вынесли его к сахарно-белому камню и людям перед ним. Только людям ли? Девушка, что-то кричавшая резко и надменно мастеру Гайдиару, человеком была меньше, чем наполовину. В ней кипела кровь Подмастерьев — не самых старших, но, в любом случае, обычному магу с ней не сладить. Даррен спрятался за иллюзией танцующего пылевого вихря и подкрался ближе. Тайри? Что с ней сделали? Почему эта девочка так жестоко мучает его целительницу и ваюмна? Чего она хочет от них?
— …На коленях! Или она больше никогда никому не будет мешать! Даже работы могильным червям не будет!
— На коленях, так на коленях, — неожиданно легко согласился мастер, — убери сковывающее заклятие, иначе я не смогу это сделать. Вот так-то лучше… доченька.
Гай глубоко вздохнул, запрокинул голову, будто ища поддержки у здешнего неправильного неба, а потом, развернувшись, легко опустился на колени перед ученицей.
— Прости меня, любимая. Прости за всё, что пришлось тебе пережить, за всё, чего я не сделал… Прости, хоть это и невозможно, — он поймал ее ладони и спрятал в них лицо. Наверное, чтобы Тайри не успела заметить слез. Вода, подсказало послушное заклятие. Соленая вода, несколько капель…
Леди Даллет закусила до крови губу и, наплевав на запреты и осторожность, пустила в ход последние силы, сжигая себя. Закрыть любимого от опасности, отрезать чужие чары, сжечь проникшие в память щупальца, а если еще протянуть две или три нити вокруг, то может быть получится…
— Ну уж нет! — Ноалика в бешенстве топнула ногой, — он с тобой не останется!
Девчонка что-то творила с окружающим пространством, ломая и искажая его. В грудь Тайри будто ударил тяжелый таран, лишая дыхания, разрывая легкие, а главное — руша все созданные чары. Целительница еще успела почувствовать, как Гай коснулся губами ее пальцев и заметить его полный надежды и удивления взгляд, устремленный куда-то вверх.
— Мы так не договаривались, — громыхнул, казалось, отовсюду, низкий женский голос, — ты посмела покуситься на сотворённое не тобой и причинить мне боль! Убирайся вон, дочь Подмастерья!!!
Созданная из темного неба и звезд женская фигура шагнула из ниоткуда и встала рядом, а потом резко развела руки в стороны. Ваюмна и его дочь отшвырнуло в открытый портал, притворявшийся белым камнем. А потерявшую сознание Тайри бросило под ноги растерявшемуся Даррену. Звездная фигурка кивнула Лоцману, точно старому знакомому и исчезла. Зеленоглазый поднял на руки беспомощную целительницу, сделал, как сказали, три шага назад и очутился у храма.
Хозяйка с тревогой посмотрела на Тайри, печально вздохнула и осторожно погладила по щеке.
— Ах, девочка, до чего же ты упрямая, даже на грани смерти за ним тянешься. Спи, ты слишком много сил отдала, почти до самого донышка себя вычерпала… Ничего, всё вернётся.
Даррен аккуратно уложил спящую целительницу на мягкую траву.
— Скажи мне, Лоцман, давно ли в мире моих детей идёт война?
— Война? Я не видел ничего подобного, госпожа. Император говорил о каких-то мелких междоусобицах на континенте, так ведь это войны людей. Ллир давно недоступен для них, а Стражам, хоть и с великим трудом, удаётся сохранять равновесие и не пускать Тьму в родной дом. Во всяком случае, Стражи так считают.
— А ты?
— У меня сложилось несколько иное впечатление. Тёмные трижды пытались нам помешать: запугать, соблазнить, уговорить. Возможно, они побоялись сделать более решительные шаги, но теперь… Адепты Отступника не боятся действовать открыто и нагло. Разве это не война?
— Нет, пока ещё, и надеюсь, не будет. С мятежного Подмастерья станетcя наплевать на Весы и пойти против правил, но, думаю, не сейчас. Ты вернул мне радость, молодой князь. Не волнуйся за свою спутницу и иди вперёд. Укажи нам дорогу, а мы последуем за тобой.
**** **** ****
Как ни старались валлиры уговорить его величество вернуться в дом на берегу, ничего у них не вышло. Поэтому, наверное, они и притащили для него это коварное кресло. Оно оказалось невероятно удобным и слишком уютным. Император устроился в нем настолько хорошо, что расслабился и, в результате, уснул. Разбудила же его восторженная, но абсолютно непечатная тирада сводного брата, из которой, еще не открывая глаз, государь понял, что поход его друзей увенчался успехом. С одной стороны, следовало радоваться, с другой — был повод задуматься. темные получат право ответного хода, и только Творец знает, чем это может закончиться.
— Не получат, Страж. Я ведь не воюю против них, я сохраняю мир, его красоту, его предназначение. Я не меч и огонь, я — щит, покров и песня. Если меня вынудят, я стану карающим оружием. Но я этого не хочу.
— Слишком много тех, кто с мечом, Госпожа, — ответил его величество, так и не поняв, вслух или мысленно, — и очень не хватает тех, кто бережет, утешает и исцеляет не только тела, но и души. И землю, на которой живем…
Рикарт ор Льофф открыл глаза и увидел светлый высокий храм в окружении чистой зелени и цветов. Исчезла страшная язва на теле острова и старые брошенные дома. Появился холм, куда хотелось прийти и остаться, лечь в густую мягчайшую траву, выкинуть из головы все тревоги и печали и смотреть на бегущие по небу облака. Вокруг храма царил мир и покой, это было абсолютное убежище, где никакое зло просто не имело права на существование.
— Входи, Страж, и будь, как дома.
Вот она какая — богиня тиншельтов. Высокая, стройная, сильная — много сильнее несчастной Глиты. Половина лица скрыта волной волос, и, кажется, он помнит, почему. У этой госпожи две ипостаси: Карающая и Милостивая. Первую часто видели в захваченных Отступником мирах, а вторая улыбается сейчас ему спокойно и тепло, и под её взглядом оживает душа. Исчез император огромной страны, перед Госпожой тиншельтов стоял просто один из Стражей, и ему это очень нравилось. Точно огромный груз на время убрали с плеч, освободили ум и сердце от драгоценных, но невероятно тяжелых оков. Можно сказать, Рикарт ор Льофф давно не был настолько самим собой.
— Спасибо, Госпожа.
— Это я должна благодарить, Страж. Если бы ты не нашел предназначенную молодому князю женщину, не позволил ей самой выбирать путь, не известно, увиделись бы мы когда-нибудь. Лоцман пришел сюда ради нее, и это к лучшему. Другому я бы не поверила, разве что тебе…
— Я ничего этого не знал, Госпожа. Будучи навсегда привязан к миру, я всего лишь очень хотел узнать, что там, за его границами. Увидеть, пусть не своими глазами. Узнал о ее желании, дал ей достойного учителя… Оказалось, нашел и потерял друга. О Лоцмане я думал лишь как о сильном защитнике для них обоих. А вернулся он один, — печально вздохнул император, заметив Даррена, сидящего на ступенях храма.
— Ты спешишь с выводами, Страж. Он спас женщину, как ты и хотел. Просто я погрузила ее в исцеляющий сон. Она отдала слишком много сил и испытала слишком много боли, а ей еще жить дальше.
— А мастер?
— Путник? Вернулся к своему народу, хоть и не своей волей. Остался таким, каким ты его знал, не позволив изувечить свою душу и память. Любовь сделала его сильным.
— Но не сильнее дочери Подмастерья, — мрачно сдвинул брови монарх, а богиня ничего не сказала.
**** **** ****
Потом были чудесные дни, праздник, торжественные песни и чистые голоса, всеобщее ликование и море по-настоящему счастливых лиц вокруг. Император бы понял жителей благословенного Ллира, если бы они в своей радости просто позабыли о гостях. Но благодарные люди и дети Двуликой богини не забыли. Их хотели видеть на всех торжествах, показать все чудесные места острова, звали в каждый дом и приносили дары от чистого сердца. Все это смущало и государя, и его спутников, потому что истинных героев было двое, и одна из них больше напоминала собственную тень. Тайри не плакала, не проклинала судьбу, не стремилась куда-то спрятаться. Она просто безучастно молчала, и это было страшно. Жила, точно оживленная магом кукла, механически выполняя привычные действия, оставаясь совершенно безразличной к окружающему. Появлялась за завтраком, потом снова возвращалась в свою комнату и замирала в кресле у окна. Неподвижное лицо, рассеянный взгляд, холодные пальцы, сцепленные в замок.
Чего только друзья не делали, чтобы вытащить ее из этого состояния. но ни песни тиншельтов, ни шутки Даля, ни дружеское сочувствие Орнери не помогали. А богиня сказала, что все возможное она уже сделала, остальное будет вмешательством в чужую судьбу и замысел Творца, следовательно — только навредит. Поэтому юную герцогиню оставили в покое, но не успокоились сами. Император, видя, как мечутся его спутники, с тяжелым сердцем попросил тиншельтов снарядить корабль для возвращения домой.
— Зачем вам корабль, ваше величество, — с улыбкой ответила ему старая знакомая своим хрустальным голоском, — у вас есть Лоцман. Ему теперь подвластны любые пути. Госпожа его излечила.
— А Тайри?! — Даль не собирался оставлять всё, как есть, — ей совсем нельзя помочь? Невозможно же смотреть на то, что с ней творится!
— Будьте рядом. Этого достаточно. Увы, сейчас только она сама себе лекарь.
— В таком случае, дома ей будет лучше, — сказала леди-птица, — может, Одри найдет нужные слова… Мои уже кончились. Когда я её обнимаю, мне кажется, что за ее панцирем, скованным из молчания, бьется крик. Бьется, как… как запертый в горящем доме ребенок. Уж лучше бы она плакала в голос…
Государь вздрогнул — он чувствовал то же самое. Последние дни Рикарт ор Льофф тихо зверел от собственного бессилия хоть чем-то помочь целительнице. Другие этого не замечали, за что император мысленно благодарил своих воспитателей, приучивших его прятать чувства и жестко управлять эмоциями.
— Так что мы будем делать? — чуть не в сотый раз спросил Адалер.
— Прогуляемся по городу. — Орни решительно встала. — И Тайри с собой возьмем. Хватит ей сидеть одной. А потом попросим Даррена вернуть нас в любимую промозглую Столицу.
Друзья долго бродили по залитым солнцем улицам Ли-Каоры, дышали морским ветром на набережной, любовались картинами и гобеленами в квартале художников, а потом, попав на улочку парфюмеров, утонули в самых удивительных запахах. Леди ор Лоуке привлекла маленькая лавочка, больше похожая на обитель алхимика или травника. В небольшом, но очень светлом зале под потолком висело множество пучков сухих трав, корней, соцветий и веточек. На стеллажах, в прозрачных или темных банках — цветочные лепестки, ягоды, кора, мох, даже зола и песок. В углу, на обширном столе за толстым стеклом — колбы и реторты, горелки и бутыли с чем-то непонятным, где-то светящимся, где-то булькающим… И множество крошечных флакончиков и бутылочек самых разных цветов и материалов на удобном прилавке-горке.
— Что угодно дорогим гостям? — миниатюрная миловидная блондинка в темно-зеленом платье улыбалась искренне и дружелюбно, — у меня здесь не только и не столько духи. Это ароматы-помощники, охранники, обереги, компаньоны, лекари. Если нужно что-то особенное, могу сделать персонально для вас, только времени понадобится много. Предупреждаю, тут нет никакой магии, только очень старые знания о растениях и минералах.
— На Ллире — и никакой магии? Шутите, уважаемая, — отмахнулась леди ор Лоуке, — здесь все пронизано чистейшей силой: и вода, и земля, и воздух, так что позвольте вам не поверить.
— Дело ваше, — ничуть не обиделась хозяйка, — но мои эликсиры и духи будут действовать даже там, где силы нет ни капли. Так уж они задуманы. Мне кажется, вам подойдет вот этот, он теплый и яркий, как вы сами, — она протянула Орнери открытую бутылочку красного стекла. Леди-птица осторожно вдохнула аромат и почти замурлыкала от удовольствия.
— Да, это моё, это напоминает дом, детство и мечты одновременно… А еще что-нибудь есть, например, про моего любимого? Про лед, способный согреть лучше огня?
Блондинка понимающе кивнула, пробежалась пальцами по ряду прозрачных пузатеньких сосудов и протянула Орнери крайний, со слегка светящейся бледно-золотой жидкостью внутри.
— Невероятно! Чудесно! Вдохнула — и точно Даль меня обнял. Я беру оба.
— А ваша подруга? Что же она молчит? Вам разве ничего не понравилось? — обратилась она к Тайри. Та не ответила, глядя куда-то сквозь собеседников, — Что с ней случилось, миледи?
— Она потеряла любимого человека. Рассталась навсегда и не по своей воле. Говорят, так было предопределено. Пыталась бороться, не преуспела, а теперь вот… молчит, — пояснила леди ор Лоуке.
— Бедная… — хозяйка подошла ближе, осторожно погладила Тайри по плечу, — вот когда женщине надо быть слабой-слабой… А ваша подруга сильная, да только её сила — это скорлупа, прочная, как сталь. Если ее не пробить, то душа задохнется, так и умереть недолго. А сделать это можно только изнутри.
— Мы пытались, уважаемая. Чего только не делали, но она не слышит, не хочет слышать!
— Так случается с теми, кто винит во всём случившемся лишь себя. А винить вообще никого не надо, не всё в силах человеческих, — женщина заглянула в лицо безучастной целительницы, огорченно покачала головой, — плохо, ой, плохо… Мы вот что попробуем.
Из отдельно стоящего шкафчика она достала узкий и длинный флакон синего стекла, капнула темной жидкостью на пальцы, быстро мазнула по вискам и шее посетительницы, в последнюю очередь коснувшись ямочки между ключицами. Аромат был горьким — полынная степь, осенние листья, дым костра, белый мох и вся несправедливость этого мира. Леди Даллет зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Слезы наконец-то нашли выход, вырвались на волю, смывая страх, оцепенение, облегчая боль и освобождая место для иных, более живых ощущений.
— Вы идите, — шепнула Орнери хозяйка, — а подруга ваша пока здесь побудет. Что она любит, знаете? Цветы, шоколад, сладости, золотые безделушки? Найдите что-то, способное её хоть немного порадовать.
— Шоколад, фрукты, открытый огонь и море… Я знаю, что надо делать. Мне зайти позже?
— Часа нам хватит, чтобы поговорить, правда, миледи?
Тайри медленно кивнула.
— Я не буду ни утешать вас, ни жалеть, ни уговаривать, миледи, — серьезно и строго произнесла хозяйка лавочки, когда Орнери ушла, — скажу только, что убивать себя можно по-разному, но в любом случае это только порадует Отступника. Подумать же надо вот о чём: если вы умрёте, станет ли легче вашему любимому? Как бы далеко не увела его судьба, он ведь почувствует и поймет, что произошло. Вы готовы причинить ему такую боль? А ваши близкие? Они ведь ждут вашего возвращения, а не той человекоподобной куклы, которой вы были минуту назад. Расставаться больно, но вы оба живы, значит, остается надежда на встречу. Кроме нас и нашего желания есть еще иные силы. Мало ли кто вас услышит да по доброй воле решит помочь? Не смотрите на меня так, я знаю, о чем говорю. Жизнь вела меня долгой дорогой и к моему делу, и к моей семье, всякое пришлось пережить. А слез стесняться не надо, их не зря Создатель придумал. Вот этот аромат позволит выплакаться и отпустить, вздохнуть полной грудью и разрешить себе жить дальше. Я называю его "Утро после бури". А вот его брат, он восстановит силы и вернет вас к себе-прежней, он теплый и уютный, имя ему "Солнце новой весны". А этот укрепит душу, сделает четче мысли и придаст решимости в трудные минуты. Он живой, и он станет защитником, убережет и прикроет спину, если не пожалеете для него капли своей крови. Я назвала его "Фамилиар". Ну и последний… Обещайте, что не будете пользоваться им без крайней надобности, — на ладони женщины появился крошечный серебряный флакончик, — он оживляет воспоминания и позволяет пережить заново самые яркие моменты. Но прошлым жить нельзя. И поверьте мне, ни сейчас, ни в ближайшие несколько месяцев его трогать не следует.
— Хорошо, я не буду, — послушно прошептала Тайри, заворожено следя за руками блондинки, открывающей фиал с переливающейся, точно огненный опал, жидкостью.
— Это мой подарок, и он как раз для нынешнего момента, — хозяйка накапала маслянистую жидкость в небольшую пробирку, заткнув самой обычной пробкой, — он станет вашими духами на каждый день, не даст застыть на месте и вернет интерес к жизни. Ну-ка, вдохните!
Лимон, дикая мята, южная сосна, цветущий эвкалипт, горькие травы, море на рассвете и ветер в лицо…
— Вы дадите им название сами, ибо каждый в этом аромате слышит свое. А теперь оставим горе за спиной и поговорим о жизни, — блондинка ласково улыбнулась, — расскажите-ка мне, как вы живете там, на Материке. Наша богиня вернулась, пора и нам возвращаться, вспоминать, как было раньше. А раньше наши лавочки были в каждой столице и в каждом порту…
Вернувшаяся в условленное время Орнери облегченно вздохнула, увидев бледную, заплаканную, но уже вполне живую подругу. Расплатившись, не торгуясь, за все сразу и получив в подарок еще один загадочный флакончик "только для сильных милордов", леди ор Лоуке подхватила Тайри и повела ее на берег моря. Мужчины уже разожгли костер и что-то на нем жарили, сопровождая почти магический процесс рассказами и шутками.
— Говорят, один сумасшедший колдун, — с крайне серьезной миной вещал Даль, — желая возродить давно исчезнувшего шипастого полоза, соединил большого тропического ежа с удавом, но ошибся в расчетах, и у него вышло…
— Три ведра колючих головастиков, — закончил Даррен.
— У-у-у-у, так не интересно! И кто тебе успел рассказать мою любимую байку?
— Габриэль.
— Вот ведь зараза! Ладно, слушай другую… О, наши дамы вернулись, и провалиться мне на месте, с ними обеими все в порядке!
— А раз все в порядке, то имейте в виду, леди, у меня на вас большие планы, — сказал его величество веско, — просто императорские. Вас, леди ор Лоуке, я желаю видеть своей невесткой. Вполне официально: с колоколами, обрядами, благословением слуг Создателевых, застольем, кольцами и бросанием в толпу свадебного венка. Впрочем, о кольцах я поговорю с братом, это его забота. А вас, леди Даллет, я хочу видеть сразу в нескольких ипостасях. Весной вы должны быть среди других наставников, и, даст Создатель, у вас появится хотя бы один ученик. А еще вы, вместе с Далем, будете курировать мой лицей для юных дарований. Ну и, если мне понадобится ваша помощь, как мастера порталов или целителя, надеюсь, вы мне не откажете.
— Не откажу, ваше величество.
Интересно, как бы это у нее получилось? Когда император чего-то хочет, он получает желаемое так или иначе.
— Вот и отлично. Эй, милорды, налейте нам кубки!
Вино оказалось золотистым, сладким и шипучим. Бурлящим — как сама жизнь.
**** **** ****
Возвращение домой было светлым и праздничным — только не для Тайри. Его величество сразу же назначил дату аудиенции (исключительно для уточнения планов) и срочно занялся обустройством будущего посольства валлиров в Столице. Даль и Орнери, получив от государя вполне конкретные указания, всерьёз задумались о свадьбе. Габриэль вернулся на службу, а Одри неожиданно попросилась в ученицы к одной пожилой даме, стихией которой была вода. Леди Даллет справедливо полагала, что и тут не обошлось без императора. Рядом остался только верный Даррен, перед которым она чувствовала себя со всех сторон виноватой. Он исключительно ради неё впутался в крайне опасное дело, пошёл на Тропы, не будучи полностью здоров, и исцелила его не она, а богиня тиншельтов. Не говоря уж о том, кто кому спас жизнь. Потому что, будь Тайри одна, она и не подумала бы спасаться. Зачем жить, если Гая больше нет с ней, его вырвали с кровью из живого кричащего сердца, и она ничего не смогла сделать. Умом юная герцогиня понимала, что магия крови Ноалики в сочетании с силами, унаследованными ею от матери-Подмастерья не оставили им с Гаем ни малейшего шанса, а сердцем… Сердца не было. Вместо него в груди болезненно дергалось нечто тяжёлое, похожее на кусок камня с очень острыми гранями. Первую неделю по возвращении леди Даллет ещё держалась, а потом не выдержала и вернулась в маленький дом в квартале Семи Гильдий. Там даже не успела скопиться пыль — работали настроенные Гаем чары. Всё осталось таким, как в первое утро нового года: букеты из еловых и можжевеловых веток в вазах, красные свечи на окнах, праздничное убранство комнат. Тайри медленно поднялась по лестнице в спальню. На кровати лежал парадный камзол, рядом брошена серебристая шёлковая рубашка. В походе шёлк и бархат ни к чему, да и в жизни Гай предпочитал одеваться просто и практично. С огромным трудом удержавшись от того, чтобы не сгрести все это в охапку, не зарыться лицом в надежде ощутить рядом родное тепло, запах, дыхание, целительница в голос всхлипнула и выскочила из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Так можно сойти с ума… В кабинете царил идеальный порядок, а на столе, под тяжёлой гьяттской шкатулкой ждал исписанный родным чётким почерком лист бумаги. И когда он все это успел? Сборы проходили в дикой спешке, император так стремился увидеть Ллир, что не дал им ни одной лишней минуты. Тайри села в кресло, подвинула к себе письмо, тщетно пытаясь разглядеть строчки сквозь слезы. Сделав над собой усилие и вытерев глаза, она сосредоточилась и будто услышала голос любимого наставника.
"Тайри, милая!
Прости меня, я столько всего не успел, не решился, не сказал, пока не стало слишком поздно. Пожалуйста, прими мой подарок. Та мелочь, что я вручил тебе в Длинную ночь, не в счёт. Я долго не понимал, зачем полжизни с таким упорством собирал эти жемчужины — пока не встретил тебя. Наш сосед-ювелир по моей просьбе создал достойное тебя ожерелье. Понимаю, что это ничтожно мало. Куда ни глянь, всего ничтожно мало: дней, ночей, слов, поцелуев…
Что бы ни случилось со мной, куда бы ни потащила меня судьба, что бы ни творили со мной в Убежище, я буду помнить, любить и стремиться к тебе. Я буду искать возможности, средства и пути, чтобы вернуться. И я буду, пока жив, слышать тебя, пусть не чётко, не всегда и независимо от моего желания. Прости, но я не считаю себя в праве тебя обнадежить. Безумно хочу сказать: жди меня, и я вернусь, но это будет нечестно. Да и не хочу я, чтобы ты потратила свою жизнь на ожидание. Это красиво, но жестоко и бессмысленно. Поэтому — живи, сражайся, открывай новые миры и будь счастлива. Расправь свои чудесные крылья, лети, создавай, оберегай — и будь счастлива! Не останавливайся, оставайся собой, ничего не бойся — и будь счастлива. За нас обоих.
Надо бы написать "прощай", но я не хочу, потому что так уходят навсегда, не надеясь на встречу, а я все ещё храню эту хрупкую и несбыточную надежду.
Поэтому — до свидания — когда-нибудь — на этих или иных дорогах.
Люблю тебя. Гай".
В шкатулке пряталось нечто чудесное из редких синих "русалочьих слез", голубых топазов и серебряной филиграни.
— Зачем оно мне, Гай! Если раньше все было ради тебя и для тебя, зачем мне теперь вся эта роскошь?! — прошептала Тайри, зная, что ответа не будет.
Она обещала самой себе, что не оставит попыток и будет искать любимого. Увы, тех кто мог бы подсказать и направить ее поиски, похоже, и вовсе нет в этом мире. Если бы осталась нить… Возможно, стоит обратить внимание на заметки, которые столько лет вел мастер. Кто знает, не удастся ли ей найти нужный путь там, где наставник его попросту не заметил? Леди Даллет уверенно выдвинула верхний ящик стола. Магический замок подчинился беспрекословно, убирая фальшивое дно и открывая тайник, где в полном порядке лежали толстые тетради в кожаных переплетах Восемь рукописных сокровищ, оставленных для нее Гаем.
Тайри решительно смахнула последние слезы, открыла первую страницу и напрочь забыла о времени. Когда догорели свечи, она не задумываясь зажгла магический светильник. Утро застало ее в том же кресле. Оторваться было выше её сил, Тайри будто снова слышала голос мастера, его ироничные или восторженные интонации. А еще ваюмн умел мастерски излагать все свои наблюдения, получилось интереснее любого романа. Юная леди с головой ушла в чтение, надеясь, что вот-вот нащупает ниточку, что приведет её к мастеру, где бы он ни был.