— Тут даже думать не о чем, — произнёс граф, которому уж больно не понравилась постель в месте нашей последней ночёвки, — Пошлите людей, пусть подготовят нам места. Чую, что непогода задержит нас на несколько дней. Уж лучше провести их в селе, чем на ямском дворе.
Поручик быстро кивнул и закрыл дверцу. Панин снова поёжился и устроился поудобнее в своём углу. Я же приготовился к новым впечатлениям. Ибо ямские подворья были похожи друг друга. А ещё мне мешали рассматривать незнакомых людей и тем более общаться с ними. Здесь же ожидается разнообразие. Да и в церковь сходить не мешает, дабы поддерживать привычный образ страстно верующего человека.
*
— Староста я, ваше превосходительство, — согнулся в поклоне невысокий мужичок в заячьем тулупе и такой же шапке, кою он сдёрнул с головы, — Извольте остановиться в моём доме. А ещё отец Елпидифор наказал сообщить, что готов приютить часть господ. Также можно переночевать у кузнеца Акима. Вон и батюшка подошёл.
Последние слова крестьянин произнёс с явным облегчением, ибо теперь можно переложить ответственность на священника. Я же перестал обращать внимание на ведущиеся переговоры и рассматривал дома с иными постройками. И увиденное меня поразило. В худшую сторону, конечно. Невысокие, вросшие в землю строения с какой-то мутной субстанцией вместо стёкол. Нет, ямские дворы тоже не отличались особой красотой и удобством. Но здесь откровенное убожество. Ещё, судя по всему, в большей части домов топят по-чёрному. Благо из низенькой крыши жилища старосты, торчала хилая труба. Хоть не отравимся дымом, промелькнула у меня мысль, когда граф завершил переговоры с попом.
Что я могу сказать? Внутри избы гораздо хуже, нежели снаружи. И это оказывается отличное жилище по сравнению с остальными. Здесь есть даже полы из нетесаных досок и уже упомянутая печь. Мы с князем и испанцем решили остановиться у старосты. Граф же избрал для себя более пристойное жилище Елпидифора. Кавалергарды рассредоточились по селу, в основном заняв дом кузнеца. Где остановились обозники со слугами, знатную публику не волновало.
Пафнутий и два человека Щербатова заняли баню, но сначала устроили бурную деятельность. Запылала печь, и сразу повар начал варить кашу с салом. Слуги быстро сервировали стол и готовили будущие спальные места. В общем, привычная суета, но среди абсолютно ужасающей обстановки. Как можно жить в таких условиях? Именно эта мысль не покидала меня, когда наша компания преступила порог низенькой двери. Алонсо даже чертыхнулся, ударившись головой. А ведь здесь живёт большая семья, а не три человека. Как они размещаются в подобной тесноте?
Пафнутий обрадовал нас, сообщив, что хозяева не держат скотину в доме, отчего мы можем насладиться чистым воздухом. Я бы поспорил насчёт этого, ибо дышалось в комнате тяжеловато. Но не несёт дерьмом и прочими прелестями, уже хлеб.
Можно подумать, что я совершенно обнаглел и забыл про условия своего недавнего пребывания. Соглашусь, что к роскоши и прочим удобствам привыкаешь быстро. Только сейчас речь о жизни людей, которые не сидят в темнице, а живут в собственном доме. И она меня просто пугает.
Хорошо, что после освобождения я сплю как убитый. Меня не смущает спёртый воздух, запах остатков каши и храпящий Щербатов. Но при пробуждении чувство неприятия никак не проходило. Мысли то и дело возвращались к скудной обстановке и общей убогости села. Ведь после освобождения я проживал в скромных условиях, но это были дворцы. А ямские подворья воспринимались мною, как временные неудобства. Здесь же живут люди.
К удивлению дона Алонсо, этим утром я встал первым, и уже был готов, когда он изволил проснуться. Вернее, испанец хорошо изображает сон, но спит очень чутко. Вот и сейчас его глаза были отнюдь не заспанными, и поднялся он без всяких потягиваний с зевками. Вообще, меня окружат весьма примечательные личности, если не сказать странные.
Разминка прошла обыденно, разве что множество крестьян украдкой наблюдало за юродивым барином, бегающим с утра пораньше по их сугробам. Ну, хоть проторю православным дополнительные тропки, так как ночью был обильный снегопад. Сами жители мне на глаза особо не показывались, а выдавал их пар, идущий изо рта. Заодно за моей беготнёй наблюдал один из кавалергардов и двое обозников. К чему я давно привык и особо не обращаю внимания. А вот избы, расположенные рядом с домом старосты, вгоняли в тоску. Это какие-то землянки или конуры, нежели человеческое жильё.
До начала завтрака, я намекнул князю на посещение церкви.
— Надо бы отстоять службу, пока деревню не замело. Снег снова пошёл и значит, нам сидеть здесь ещё день. А после пищи духовной можно отведать и мирской.
— Я не против, — хохотнул Щербатов, которому понравилось моё выражение, — Молитва же — дело благостное и полезное. Тем более, сегодня воскресенье. Сам бог велел отстоять литургию. Да и Никита Иванович расположился у святого отца, заодно его проведаем. Но боюсь, что он ещё не проснулся. А будить его всё равно придётся. Негоже, если столь важный вельможа будет пренебрегать службой на глазах сотен людей.
Мне сразу понравился характер князя. Он далёк от излишнего церемониала в обиходе. Щербатов не морщится от простой еды, и скор на подъём. Любит подтрунивать над ленью Панина, но делает это весьма изысканно. В общем, приятный человек на первый взгляд.
Уже через десять минут, надев сапоги и шубы, мы выдвинулись в сторону жилища священника.
Вокруг небольшой деревянной церкви уже собралось достаточно народа. Крестьяне и их жёны явно приоделись получше, хотя по сравнению со стоящими невдалеке обозниками выглядели блёкло. Внутри храм был так же прост, как и снаружи. Алтарь, несколько икон, да и, пожалуй, всё. Насколько я понял, службу решили провести дважды из-за наплыва гостей, ибо все в храм не помещались. Нас пропустили первыми, а далее уже набились самые уважаемые мужики с семействами из местных. К чести батюшки, он не стал разводить лишних церемоний и отработал заутреню достаточно быстро.
На выходе из церкви стало заметно, что народу прибавилось. Ещё бы, такое развлечение! Знатные господа из самой столицы нечасто посещают эти земли, несмотря на то что село стоит недалеко от тракта. Любопытные лица мужиков, женщин и детей выглядели забавно. Радует, что незаметны последствия голода или тяжёлых болезней. Сами людские образы весьма однообразны и соответствуют описаниям Щербатова. Народ в массе своей светловолос и голубоглаз. Понятно, что крестьяне уж больно отличались даже от лакеев и обозников, чего говорить про придворных. Но ведь это мой народ, и я с неменьшим любопытством рассматривал окружающих.
Тут в стороне раздалось какое-то шебуршание. Я сразу узнал голос доктора, а вот второй принадлежал женщине. Делаю поворот и наблюдаю Крузе, выходящего из большого дома, расположенного рядом с церковью. Не надо быть семи пядей во лбу, дабы догадаться, что это жилище священника. Заплаканная и осунувшаяся тётка тоскливо смотрела на Крузе.
— Сильный жар отнимает у ребёнка все силы. Продолжайте прикладывать к его лбу капустный лист и давайте отвар. Кровь я ему пустил, а далее уже всё не в наших руках, — услышал я конец разговора.
От услышанного у меня в голове произошло какое-то помутнение. Нет, я не потерял рассудок. Просто вспышка злости, будто обволокла всё тело и на время затруднила дыхание.
— Вы бы ещё плетей больному прописали, доктор? А чего мелочится, можно и руку отрубить, — громко произношу опешившему немцу.
А женщина так вообще громко ойкнула и отпрянула к двери. А меня будто вела чья-то рука.
— Показывайте, кто там захворал, — прохожу мимо глотающего воздух Крузе, пытающего что-то возразить.
Вот домик слуги господа мне понравился. Несколько хорошо натопленных комнат и света в них поболее, чем у старосты. Смахиваю с сапог снег и прохожу в небольшую комнатку, где у лежанки сидела грустная девочка лет одиннадцати. Она с удивлением посмотрела на моё явление огромными глазищами, смешно раскрыв рот.
— Дуняша, иди в горницу. Тут господин хочет посмотреть на нашего Митеньку, — усталым голосом произнесла женщина, а девочка сразу вскочила с табуретки.
Перевожу взгляд на лавку. Там лежит худой мальчик немного младше сестры. Измученный взгляд не реагировал на происходящее, лоб, покрытый потом, протёрла вышедшая девочка. В самой комнате было излишне душно, но воздух достаточно чист, если сравнивать с домом старосты. Пахнет какими-то травами и немытым телом.
— Принеси воды омыть руки, — само слетает с языка.
Оборачиваюсь и вижу удивлённых Крузе со Щербатовым, мнущихся у входа. Скидываю шубу, а в опочивальню уже вбегает женщина с небольшой кадушкой воды. Тщательно протираю рушником вымытые в холодной воде руки и присаживаюсь ближе к больному.
Сначала кладу ладонь ему на лоб, а затем прикасаюсь к запястью, определяя учащённость сердцебиения.
— Вы прослушали дыхание мальчика, Карл Фёдорович? Я не слышу особых хрипов и, похоже, что лёгкие чистые. Просто сильная простуда, оттого и жар. Можете передать мне вашу докторскую трубку? — оборачиваюсь к немцу, — И мне бы лопатку для осмотра горла.
Крузе чего-то булькнул и выпучил на меня глаза, будто лицезреет какое-то чудо или извращение.
— Дыхание хриплое, но лёгкие пациента чистые, — наконец произнёс он, — Простите Ваше Высочество, но о какой трубе и лопате идёт речь? Я, видите ли, не курю.
Мысленно улыбаюсь, так забавно выглядит обычно строгий и чересчур серьёзный Крузе. Щербатов же просто стоит и удивлённо хлопает глазами. Поворачиваюсь к матери ребёнка и произношу.
— Любезная, принеси ложку, но только маленькую. И света бы побольше.
Через минуту мне в руки суют искомый предмет, а сама женщина стоит рядом с огромной свечой.
Смачиваю деревянную ложку в воде, протираю рушником и заглядываю измученному мальцу в рот.
— Скажи дяде «А» и ничего не бойся. Я не кусаюсь и просто хочу помочь.
Ребёнок прохрипел затребованный звук, я же внимательно осмотрел его горло. Белые инородные образования на стенках прямо-таки кричали, что именно они — источник недомогания.
— Перенесите ребёнка в комнату, где больше свежего воздуха. Или эту осторожно проветривайте, — начинаю давать указания начавшей оживать женщины, в чьих глазах появились искорки надежды, — От жара протирайте его водой с небольшой добавкой уксуса. Необходимо часто полоскать рот тёплой водой с добавлением соли или настоем ромашки. Далее сделайте взвар с клюквой и поите им Митю. Ему сейчас надо пить больше горячего, дабы с потом вышла вся хворь. Не бойтесь, если жар усилится. Главное, чтобы он обильно потел. Если есть мёд, то добавьте его в тёплое молоко и пусть пьёт на ночь. Заодно поите его капустным рассолом, лишним точно не будет. Далее, когда начнёт поправляться, хорошо бы дать мальчику куриного бульона. Думаю, дней через пять всё наладится. Как придёт в себя, пусть сразу не бегает, а ходит потихоньку, а то может стать хуже из-за слабости. Всё поняли?
Женщина быстро закивала, но по её глазам было заметно, что половину сказанного она не поняла.
— Я всё запомнил, и тотчас перенесу всё на бумагу, — вдруг произнёс Крузе, — Часть из сказанного вами упоминается в народных рецептах, некогда мною прочитанных. Но сие есть варварство и ненаучный метод.
— Варварство — это пускать людям кровь при любой хвори, — хмуро гляжу на немца, — Если возьмётесь помочь ребёнку, то сделайте это по моей рекомендации и без ваших инквизиторских приёмов. Ложка соли на кружку, более не надо. Впрочем, то же самое касается клюквы и мёда. С уксусом пропорции иные — ложка на ковшик. А вот далее всё в руках господа, если мы не запоздали с лечением.
*
На следующий день снегопад и ветер только усилились. Что не отменило моей утренней пробежки, за которой наблюдало явно больше народу, нежели вчера. После занятий с испанцем последовал обильный завтрак, где мы не касались вчерашних событий. Даже зашедший после полудня Панин особо меня не расспрашивал, и провёл урок, как обычно, прерываемый спорами со Щербатовым.
До обеда я решил проверить больного мальчика, куда быстро сходил в сопровождении Пафнутия и одного из кавалергардов, несущего караул в нашем доме. У попа меня поджидал Крузе, напоминавший охотника, караулящего дичь. Доктор буквально сгорал от нетерпения и сразу начал делиться новостями.
— Вчера ребёнок пять раз прополоскал горло и сначала выпил настойку клюквы, а далее молоко. В первое варево я разрешил также положить мёда для вкуса. Мальчик обильно потел, чего с ним не было до этого. Он будто сгорал изнутри, а здесь жар к вечеру спал, — с трудом сдерживая нетерпение, протараторил доктор, — Только утром температура вернулась, но не такая сильная. Ребёнок чувствует себя лучше, и даже пожаловался, что напиток излишне кислый.
Захожу в дом, где меня уже поджидает попадья. В женщине произошли значительные изменения. Нет уже того затравленного взгляда и на лице заиграл румянец. Глаза по-прежнему красные, но, возможно, от недосыпа. На этот раз меня провели в большую комнату, где собралось всё семейство священника. Самого отца не было, зато присутствовало пять девочек разных возрастов, с нетерпением ожидавших продолжения волшебства. Это мне так показалось, конечно. А ещё я понял, почему так убивалась женщина. Нехорошо думать о подобном, но Митя является единственным сыном в немалом семействе попа. Так, оно и оказалось, когда я узнал их историю. Из рождённых Ириной детей, всех мальчиков прибрал господь во младенчестве. Зато выжили все девочки. Потому и не могла она смириться с потерей своего любимчика и надежды.