Мой нынешний надзиратель Мусин-Пушкин, коего лучше назвать нянькой, кратко описал, кто будет присутствовать на предстоящей встрече. В первую очередь заслуживали внимания два гиганта явно не обделённых физической силой. Узкие камзолы хорошо подчёркивали ширину их плеч, а мощные запястья, выглядывающие из кружевных рукавов, намекали на то, что мужчины привыкли держать оружие. Силачи, расположившиеся по правую руку от императрицы, были похожи лицом и фигурой. Братья Орловы, сразу промелькнуло в голове.
Слева от правительницы восседали вельможи мельче телом, но точно не слабее духом. Ближе к Екатерине сидел невысокий старик в мундире тёмно-зелёного цвета. Резкие черты лица дополняли пронзительный взгляд, не отрывавшийся от меня с момента, как только я вошёл в залу. Рядом расположился более модой господин, полноватый, с пухлыми губами на круглом лице. Вроде и смотрел он весьма приветливо, но мне почему-то сразу стало неуютно. По левую руку от «добрячка» примостился человек, с которым мы уже виделись. Тонкие черты лица и холодные глаза делали его похожим на змею. Да и присутствующие немного сторонились тайного советника Шешковского. Создавалось впечатление, что он сидит наособицу.
При первой встрече он мне тоже не понравился. Всё моё нутро тут же возопило, что сей человек крайне опасен и надо держать язык за зубами, не выдав какой-нибудь крамолы. С другой стороны, посетивший мою комнату вельможа, немного пообщавшись со мной, явно был растерян. Но он смог скрыть удивление под маской безразличия. До этого такие же чувства испытал Мусин-Пушкин, не умеющий их сдерживать. Вообще нянь, если его можно так назвать, оказался приличным человеком. Ну не чувствовалось в нём особой гнили и жестокости. Несмотря на небольшое количество людей, которые встретились на моём пути, разбираться в них я научился. Только камер-юнкер, получи приказ, без раздумий проткнёт меня своей шпагой. Но, может, потом и раскается за столь неблаговидный поступок.
Поэтому я никому не собирался доверять и попадать под чьё-то обаяние. Касаемо растерянности, то вельмож смущала моя речь. Привыкнув общаться с Майором на его языке, я поразился, насколько он отличается от говора окружающих. Вернее, мы с Мусиным-Пушкиным друг друга понимали, но мне приходилось переспрашивать и уточнять значения многих слов.
За последние две недели я более-менее привык к новому языку, за что спасибо графу. Тот нанянчился со мной как с ребёнком, тщательно скрывая досаду от неудачных попыток объяснить невежественному арестанту простые вещи. Откуда мне знать, как верно держать вилку или нож? Ведь до сих пор я знал только о ложке, которую не видел последние годы. Но ко всему можно привыкнуть, даже к ужасной одежде. И лучше стоять перед презрительными взорами Орловых, аки дикарь из дальних стран, наряженный в роскошное платье, нежели сидеть в темнице и медленно сходить с ума. Старший брат точно не умел сдерживать чувств и считал меня этим самым ряженым дикарём. А вот второй явно умнее, но тоже с трудом подавлял брезгливость. Всё это быстро пролетело в голове, когда я приближался к длинному столу, за которым расположилась императрица со свитой.
— Здравствуйте, — первым произношу приветствие и снимаю с головы странную треугольную шляпу.
Екатерина удостоила меня лёгким кивком, а вельможи промолчали. Наконец, один из них, который с добрым лицом, начал беседу.
— Всё ли у вас хорошо? Как комнаты? Нет ли жалоб на еду или обхождение?
Он издевается? Да после проклятой темницы любая каморка покажется дворцом! Я уж молчу про помои, коим меня кормили. Или у них так принято из-за этикета, с которым меня знакомит Мусин-Пушкин?
— Спасибо, всё хорошо, — вежливо произношу в ответ.
— Есть ли у вас какие-то просьбы? — продолжил беседу князь Вяземский.
— Прежде чем просить, хотелось бы узнать о своей будущей судьбе, — стараюсь быть кратким, дабы не возбуждать новых подозрений.
А то, что они есть — несомненно. После моего ответа вельможи быстро посмотрели на Шешковского. Судя по всему, они не верили докладу главы экспедиции, что юродивый арестант умеет не только говорить, но и способен мыслить. Императрица молчала и изучала мою скромную персону. Я же потупил взор, боясь выдать свои чувства взглядом, и ждал продолжения.
Не уверен, что поступил верно, открыв часть своих способностей. Оно и немудрено. К разным скрытностям я не привык. А первые дни просто не мог поверить в происходящее, и был особенно беззащитен. Мои попытки изображать восторженного ребёнка в мужском теле вроде удались. Вспоминаю и мысленно улыбаюсь, как Мусин-Пушкин сначала морщился, а затем хватался за голову от бесконечных «почему?». Вот только сложно тягаться с опытными людьми, когда ты даже не знаешь, что такое обычное общение. Возможно, я себя выдал, зародив вполне логичные подозрения надсмотрщика.
Но камер-юнкер — наименьшее из зол. Гораздо опаснее сидящие напротив господа. Они просто не знают жалости, так как речь идёт о безграничной власти. Учитель рассказывал, на что способны люди ради неё. Я ещё должен радоваться, что до определённой поры жил, как человек и мог общаться с окружающими. В ином случае меня бы просто убили или посадили на цепь, надев железную маску. Оказывается, в истории бывало и такое.
Потому я особо не скрывался, проявляя вполне понятные эмоции. Заодно всячески показывая тягу к знаниям. Не вижу смысла изображать откровенно юродивого. Люди сами придумают и поверят в любые небылицы о моей персоне. А вот если вскроется обман, то можно забыть про нарядное платье и баню. Зато сразу придётся вспомнить о сырой темнице и гнилом матрасе.
— Вам объявят об этом позже, — произнёс князь, прервав бег моих мыслей, — Может, что-то ещё?
Лучше просить больше. Чего стесняться? Глядишь, чего-то и выполнят.
— Я хотел бы воссоединиться со своей семьёй, — произношу первое пожелание, воспользовавшись молчанием присутствующих, быстро добавляю, — А также мне нужны учителя.
Судя по изменившимся лицам, вельможи подобного пожелания не ожидали.
— И какие же вам необходимы наставники? — неожиданно спросила молчавшая доселе Екатерина.
Ответ у меня давно готов, поэтому не вижу смысла скромничать.
— Мне необходимы учителя по арифметике и языкам. Это в первую очередь. Затем можно начать изучать историю, устройство мира и танцы. Я слышал, что последним увлекаются все благородные люди. Ещё…
— Может ему розог всыпать, дабы не наглел? Или просто по роже приложить, это я сам с радостью сделаю. А то учителей ему подавай и родню в столицу вези! — не сдержавшись, перебил меня Григорий Орлов, — Далее чего этот наглец попросит? Дворец подарить, карету золотую и десяток одалисок?
После слов порывистого фаворита императрица слегка поморщилась. Остальные никак не отреагировали на слова Григория, даже его брат. Видать, ему позволено многое в присутствии правительницы. Или люди привыкли к его хамству, принимаемому за простоту нрава. Я пока не разобрался в местных делах, но смог вычленить крохи знаний из слов Мусина-Пушкина. Тот старшего Орлова точно недолюбливал, отчего не смог сдержать нескольких резких слов. Хотя он и сух до подробностей, но при этом достаточно многословен. Правда, под потоками слов камер-юнкера скрывается попытка разговорить меня и вывести на откровенность. Вот такой забавный человек. За что ему спасибо, ибо я стал сдерживать свои порывы и тщательно обдумывать слова. Вначале мне ещё и повезло, так как окружающие с трудом понимали мою речь.
— Мы подумаем, — наконец произнесла Екатерина и махнула в сторону двери, — Ступай.
*
Я с трудом смог сдержать оскал после того, как за моей спиной захлопнулись двери. От очередного необдуманного поступка меня удержал вездесущий Мусин-Пушкин. Валентин Платонович и так излишне навязчиво пытается вызвать меня на откровенность, а то и влезть в душу. Наверное, он изначально заподозрил меня в игре. Жалко, что сразу после освобождения я наделал немало ошибок. Благо ничего не обратимого не произошло и меня вряд ли воспринимают всерьёз.
— Следуйте за мной, — произнёс надзиратель и махнул ухоженной рукой в сторону скрытого входа, откуда к императрице приводят тайных посетителей.
Разглядывая затылок графа, прикрытый париком, пытаюсь обуздать переполнявшую меня ненависть. Хорошо, что в голову пришла успокоительная гимнастика, коей меня научил Майор.
Спокойно, Ваня. Сейчас не время показывать характер. Делаю глубокий вдох и выдох, затем начинаю простенькую считалку, быстро заставившую направить мысли в иное русло. Сейчас нельзя даже думать о своих врагах, а лучше заняться чем-то иным. Затея с учителями как раз нужна, дабы как можно плотнее занять свой день. Ведь ранее я просто находился в некоем забытье, в котором мог пребывать днями напролёт. Теперь же подобное поведение невозможно. Меня почти не оставляют без присмотра. Хорошо, что я придумал занятный ход, и когда надо было подумать, молюсь в часовне или в комнате. Стоять на коленях было неудобно, так как сие действие может длиться часами. Зато меня оставляют в покое и даже излишне навязчивый поп, сразу полезший с исповедями и прочими покаяниями, умерил свой пыл. Каяться и открывать душу я ни перед кем не собираюсь. А запретить православному молиться — сущий скандал по нынешним временам. Вот у меня и появилось время обдумывать своё поведение и полученные новости.
Главное — не всполошить чрезмерно подозрительного камер-юнкера и двух лакеев, идущих следом. Больно гибкие движения у этих якобы слуг. А ещё пустые глаза, будто у мертвецов. На их счёт я не заблуждаюсь и понимаю, для чего они приставлены.
Поэтому надо срочно успокоиться и далее продолжать изображать простоватого и любопытного детину, чей ум более свойственен неразумному юнцу.
Только зря они меня выпустили. Месяц назад я не мог помыслить даже об улучшении условий содержания. Но обстоятельства изменились и теперь глупо не мечтать. Особенно о мести. Если надо, то я вытерплю любые испытания. Пусть надо мной издеваются хоть пять или десять лет. Я ждал двадцать четыре года и готов делать это далее. Пока же надо обуздать свои чувства, прекращать совершать глупые просчёты и продолжать изображать восторженного юнца. Надо ждать, вынуждать противника совершать ошибки и внушить ему убеждённость, что этот смешной Ванька не опасен. Тем слаще будет наслаждение, когда придёт время расправы!
Глава 3
Сентябрь 1764 года, Царское Село, Российская империя.
— Хочу надеяться, что вы не затаили на меня зла. Я просто выполнял приказ, — через два дня после аудиенции императрицы, Мусин-Пушкин огорошил меня новостью, — Далее вами займётся назначенный наставник. Мне же надлежит проследовать в полк, что я делаю с радостью.
Разговор состоялся ближе к полудню. К тому времени я давно проснулся, сделал разминку, помолился и самостоятельно пытался разобраться в местной зубодробительной грамматике. Ещё неделю назад мне выдали наставление, используемое для обучения арифметики. И надо сказать, что сей труд, неплохо так вскипятил мой неподготовленный мозг. Разговаривал я уже более или менее прилично и почти полностью понимал окружающих. Если они изъяснялись проще, конечно. А вот с научным языком справиться не удалось. Но других книг, кроме библии, мне не выдавали, вот и приходилось мучиться. С учётом того, что речь идёт о математической книге, мои труды дополнительно усложняются.
Касаемо времени появления камер-юнкера, то здесь нет ничего странного. Русское дворянство живёт немного по иному распорядку, нежели обычные люди. У меня ближе к полудню происходит чаепитие, которое я называю вторым завтраком, или уже обед. А вот гвардейцы вроде Мусина-Пушкина только просыпаются, как и многие вельможи. Об этом мне поведал сам Валентин Платонович, рассказывая о посещении очередного бала. Подобных подробностей он не скрывал и достаточно забавно описывал развлечения знати.
Я же не мог понять, когда они умудряются служить? По словам Майора, в его времени с этим очень строго. А здесь бравые офицеры и высокопоставленные мужи до утра пляшут, играют в карты, пьют и предаются разнообразным развлечениям. У меня всё проходит иначе, хотя вроде столько лет провёл в тюрьме. Учитель привил мне такое понятие, как распорядок дня, который необходимо соблюдать. Это последние месяцы, впав в отчаяние, я старался просто забыть о происходящем и грезил наяву.
Здесь же в меня будто вселился новый человек. Поднимаюсь я засветло, делаю зарядку, молюсь, завтракаю и стараюсь загрузить мозг новыми знаниями. Если нет пищи для ума, то я просто мерею шагами просторную гостиную, вспоминая разные задачки и теоремы.
Но лучше не переносить их на бумагу. До поры до времени уж точно. Я здесь задал камер-юнкеру несколько простых математических задачек, которые повергли его в состояние крайнего изумления. И ладно, если бы ему предложили решить задачу про коров, придуманную Ньютоном.
Только он не смог отгадать даже таких простых вещей, как: У вас есть несколько кур и зайцев. Всего у них 35 голов и 94 ноги. Сколько кур и зайцев у вас есть?
Далее я упростил задачу: Выйдя из гимназии, Петя и Вася пошли в противоположных направлениях. На каком расстоянии друг от друга они окажутся, когда Петя пройдёт 400 саженей, а Вася — 600 саженей?
Здесь бравый гвардеец напряг мозг, даже вспотев от натуги. Может, я предвзят и ему стало жарко из-за надетого парика? Но точный ответ был найден. При этом меня одарили очередным непонятным взглядом. Я только учусь читать чувства окружающих, но Мусин-Пушкин точно не смотрел на меня по-доброму. Поэтому пока все задачки находятся в моей голове и делиться с ними рановато. А то ещё примут не за юродивого, а одержимого и потащат на костёр. Майор рассказал немало подобных историй и прочих страшилок. Не знаю, он так шутил или это действительно происходило в мире.
А вообще, мы с Валентином Платоновичем установили относительно дружеские отношения и привыкли долго беседовать. Вернее, я морил его постоянными «почему?». И вот такой поворот.
— Вашим наставником назначен Никита Иванович Панин, являющийся старшим членом иностранной коллегии. У него уже был опыт воспитания высокопоставленной особы, — собеседник вдруг на некоторое время замялся, будто сказал лишнего, — Впрочем, скоро вы всё узнаете сами. Граф должен прибыть в Царское Село сегодня. Он объяснит ситуацию с остальными преподавателями. Я же удаляясь. Честь имею!
Мусин-Пушкин быстро выпалил слова прощания и с явным облегчением покинул гостиную. Не сказать, что произошедшее меня расстроило. Наоборот, в душе появилась надежда, что всё будет хорошо. По крайней мере, слова об учителях можно воспринимать именно так.
*