Сбитнева разбудил телефонный звонок. Ширкая по ковру тапочками, щурясь после сна, Федор Иванович добрался до телефона, взял трубку.
— Здравствуйте, это Нина Евгеньевна, — послышался тихий голос Серовой.
«Что-то случилось!» — с испугом подумал Сбитнев, но, переборов страх, ответил:
— Доброе утро Ниночка!
Слышно было, как Серова вздохнула.
— Вы извините, что в выходной день, да еще в такую рань вам звоню, — продолжила она. — Просто… Игорь Витальич сказал, что сегодня надо вывести Максима на прогулку. Вот я и хотела попросить вас приехать и помочь. Я… очень волнуюсь и не хочу, чтобы Максим видел это.
— О чем разговор, Ниночка, — повеселел Федор Иванович. — Конечно, приеду. Давай часа через полтора возле больницы на остановке встретимся.
— Хорошо. Спасибо вам большое!
«Наконец-то радостная новость», — Сбитнев облегченно выдохнул и присел на табурет возле телефона.
Он умылся, сделал зарядку, позавтракал и к назначенному часу был у входа в лечебницу. Нина Евгеньевна уже ждала. Она стояла возле дверей, переминалась с ноги на ногу и с волнением стискивала тонкими пальцами бежевую сумочку.
Поздоровавшись, прошли внутрь, дождались Королькова и поднялись на второй этаж.
«Не по душе ей это место, — отметил Сбитнев, глядя, как Нина Евгеньевна напряженно озирается. Она словно стала еще меньше. — Да и кому оно по душе?..»
Втроем они шли по коридору, вдоль стен, обклеенных битым кафелем, мимо белых прямоугольников дверей — те провожали идущих маленькими квадратными оконцами. Игорь Витальевич остановился у восьмой палаты, пару раз стукнул согнутым пальцем и открыл дверь.
— Привет, Максим! — бодро сказал доктор, заглядывая в палату. Сбитнев сразу представил его широкую улыбку на круглом лице. — Позавтракал уже? Вот и чудесно. А сейчас самое время ноги размять. Вижу, залежался ты. Пора на свежий воздух. Мама твоя уже здесь, — он выпрямился, обернулся, жестом подозвал Нину Евгеньевну.
Та робко глянула на Сбитнева, тихо и осторожно подошла к палате, заглянула и прошептала:
— Здравствуй, Максюш.
Игорь Витальевич стоял рядом, уперев локоть в стену, и улыбался. Но Сбитнев видел, что доктору по-прежнему тревожно.
«Ничего, — успокаивал себя Федор Иванович. — Все образуется. Вон, Максиму уже гулять можно. Так со временем и до выписки дойдет. А потом и вовсе забудется эта история».
Последняя мысль кольнула сомнением.
Из палаты послышались шаги. Игорь Витальевич пошире открыл дверь, и вскоре в коридоре показался Максим. Лицо парня было растерянным, волосы торчали во все стороны. На лбу, переносице и правой щеке под темно-красной коркой заживали порезы. Серая больничная пижама висела мешком, ноги прятались в черных резиновых шлепанцах.
Увидев Сбитнева, Максим сглотнул, приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, и опустил глаза.
— Ну что? — Корольков положил парню руку на плечо. — Идем гулять?
— И… идем, — хрипло, неуверенно пробормотал Максим, по-прежнему глядя на коричневый линолеум.
— Максюша! — Нина Евгеньевна ахнула, распахнула глаза и прижала ладони ко рту. — Ты заговорил!
Максим пожал плечами, а доктор довольно закивал.
— Поправляемся мы! — сказал Игорь Витальевич, с одобрением глядя на парня. — Вот сейчас воздухом подышим — и еще быстрее выздоровление пойдет!
Он легонько подтолкнул Максима, тот сделал несколько шагов. Нина Евгеньевна подошла к сыну, взяла под руку, и они вдвоем направились к выходу. Сбитнев и Корольков двинулись следом.
— Погода-то какая! — воскликнул Игорь Витальевич, оказавшись за стенами корпуса.
Психиатр довольно огляделся, щурясь от яркого утреннего солнца. Светило щедро поливало больничный парк, воздух был еще по-ночному прохладен, в листве звучал многоголосый птичий хор.
Максим сделал несколько шагов, завертел головой. На лице застыло удивление — словно он заново открывал для себя мир.
«Отвык», — подумал Сбитнев, чувствуя, как накатывает соленая волна слез.
— Ну, как? — бодрым тоном поинтересовался Игорь Витальевич. — Нравится?
В ответ — немного неуверенный кивок.
— Вот и чудесно! Пойдемте, присядем.
Направились по аллее, остановились у скамейки. Нина Евгеньевна вновь взяла сына под руку, осторожно усадила. Пристроилась рядом, погладила по голове. Максим еще раз огляделся — теперь с жадностью. Вздохнул, закусил губу, уперся задумчивым взглядом в светло-красную плитку.
«Он хочет что-то сказать», — понял Сбитнев, наблюдая за парнем.
И не ошибся.
Сглотнув и кашлянув, Максим заговорил:
— Простите меня, пожалуйста. Мам, Федор Иванович, — он поднял взгляд на Сбитнева. — Я не хотел вас пугать. Не хотел, чтобы вы переживали, тревожились.
— Максюш, ну что ты?! — Нина Евгеньевна всхлипнула, обняла сына.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — продолжил тот. — Правда, не хотел…
— Ничего, — твердо сказал Корольков, присаживаясь перед Максимом на корточки. — Все это осталось в прошлом, а впереди у тебя целая жизнь.
Максим покачал головой.
— Не знаю, — прошептал он, пряча лицо в ладонях. — После того, что я увидел… Не знаю.
— Что увидел? Где? — в голосе Нины Евгеньевны слышался страх. Она с испугом и отчаянием смотрела на сына. Словно хотела заглянуть к нему в душу и, наконец, найти ответы на все. Хотела, но не могла.
— В лагере. В «Березках», — ответил Максим. — Там все стало ясно. Наверное, я зря туда поехал, — он замолчал, пожал плечами. — Но теперь понятно, что все правда. Как я и думал, еще с пяти лет, когда посмотрел в бабушкино зеркало. Теперь я все знаю. Совершенно точно.
— Что знаешь? — спросил Игорь Витальевич. — Можешь рассказать?
— Да, — Максим кивнул. — Надо рассказать. Давно пора. Вы тоже должны знать это. И все остальные. Потому что они есть в каждом. Они сидят и растут вместе с нами. И становятся страшнее, злее, хуже.
— Кто они?
— Страшные гномы. Наша кровь. Не надо смотреть в зеркало, оно все равно обманет. Отражение, которое в зеркале, ненастоящее. Мы не такие, какими видим себя в зеркале.
— Господи! — со страхом прошептала Нина Евгеньевна. — Опять эти зеркала!
Сбитнев тяжело сглотнул, глядя, как Серова дрожит. Игорь Витальевич положил ей на плечо руку и обратился к Максиму:
— А какие мы?
Снова покачав головой, Максим тихо ответил:
— Этого я не знаю. А узнать можно, только отдав кровь доктору. Он украл мою кровь, — парень вытянул руку, показывая тонкий шрам на запястье, — и я узнал, какой я на самом деле. Страшный гном. Лучше этого не видеть. Мам, — Максим повернулся к Нине Евгеньевне. Подбородок задрожал, глаза заблестели от слез. — Прости меня, пожалуйста. Я обижал тебя. Много обижал — и тебя, и папу. Папа не выдержал, в этом я виноват. Я не хотел, чтобы он умирал.
— Ну, что ты, Максюш! — Нина Евгеньевна, борясь со слезами, обняла сына. — Ни в чем ты не виноват! Папа умер не из-за тебя! Из-за сердца!
— Нет, виноват я, — твердо ответил Максим. — Сколько всего натворил… Тогда было страшное время. Это я понял давно. Но даже не представлял, что оно страшное настолько. И осознал это только недавно. Когда увидел доктора и настоящего себя.
— Настоящего себя? — переспросил Корольков. — Как это?
— Довольно просто. Как вот вас сейчас вижу, — парень горько усмехнулся, сглотнул слезы. — Но лучше этого никогда не видеть. Иначе жить невозможно. Я вот увидел. И не знаю, что делать дальше. Как жить, когда ты… такой? Шестнадцатый номер… Шестнадцатый… — он уставился в никуда, задрожал. Нина Евгеньевна вскрикнула, покрепче обняла его.
Игорь Витальевич переглянулся со Сбитневым и вновь посмотрел на Максима. Тот немного успокоился, и доктор, набравшись решимости, спросил:
— Какой «такой»? Максим, что это значит? Можешь рассказать?
— Рассказать? — растерянно пробормотал Серов. — Не знаю. Словами это сложно передать. Сложно и страшно. Но вот… — он задумался, пожевал губами. Решительно кивнул. — Нарисовать я, пожалуй, могу.
— Нарисовать? — повторил Игорь Витальевич.
— Да. Все равно он постоянно стоит перед глазами. Так что нарисовать его будет несложно. Хотя нет, — Максим серьезно посмотрел на Королькова. — Это будет очень сложно. Это как заново пережить. Но я все равно его нарисую. Чтобы вы знали, кем мы становимся. Все мы, каждый из нас. Кто-то раньше, кто-то позже.
«Что он имеет в виду?» — размышлял Федор Иванович, не сводя с парня глаз. Ему не раз доводилось слушать монологи больных, но здесь было что-то другое. От каждого слова Максима веяло уверенностью и… обреченностью.
— Хорошо. Если хочешь нарисовать — пожалуйста, — сказал Игорь Витальевич, пристально изучая Максима. — Что тебе для этого нужно? Краски, кисточку?
— Нет, — Максим грустно улыбнулся. — Простого карандаша, ластика и листа бумаги будет достаточно. Когда я встретился с ним, было темно, — он помрачнел, сгорбился, и Нина Евгеньевна погладила его по спине.
— Прекрасно. Получишь все это после обеда. Когда ты сможешь его нарисовать?
Максим на секунду задумался, потом ответил:
— Дайте мне пару дней, и все будет готово.
— Договорились, — кивнул Игорь Витальевич. — А теперь давай-ка ноги разомнем, пройдемся.
Послушно встав, Максим под руку с матерью двинулся по аллее. Сбитнев и Корольков пошли за ними.
«Пара дней, — думал Федор Иванович, не сводя глаз с двух фигур впереди. — Пара дней — и все станет ясно. Может быть, станет».
Он чувствовал, что скоро узнает нечто важное. И почему-то боялся этого.
За несколько дней до этого.
«Засранцы! Паразиты! Кретины!» — Макс на секунду остановился, скользнул лучом фонаря по зарослям, стиснул зубы и пошел дальше.
Слева и справа трещали кусты. Там были вожатые из других отрядов. Время от времени Макс слышал голоса. Звали Андрея, Лешку, Олю и Егора. Он и сам не раз выкрикивал имена ребят. Но те не отзывались, и страх усиливался.
«Какого хрена вы туда потащились?! — мысленно обратился к четверке Макс, разводя руками ветви очередного куста. Под ногу подвернулся камень, кроссовка съехала с гладкой поверхности, и вожатый едва не упал. Замерев и восстановив равновесие, он выругался сквозь зубы и медленно пошел вперед. — Знаете ведь, что там опасно!»
Совсем стемнело, и лес превратился в царство теней. Деревья и кусты словно надвигались на Макса большими темными пятнами, а в небе светил почти круглый, равнодушный глаз луны.
Пройдя еще немного, Макс вляпался в паутину. Чертыхнулся, оскалился и стал тереть левую руку. Свет от фонаря дико заплясал по листве.
— Андрей! Леша! — послышалось справа.
— Оля! Егор! Идите сюда! — вторили слева и сзади.
Макс прекратил чесаться и прислушался, надеясь различить голоса ребят. Ничего. Как и полчаса назад, когда он с группой вожатых только начинал поиски.
«Сколько их уже нет? — думал Макс, продолжая путь. — Час? Полтора? Два?»
За это время могло случиться много чего.
Вспомнился разговор с Викой. Четверо сопляков… Некто Себастьян, очень недовольный, что ребята выбрались из леса… Братья, которых можно было переселить…
«Куда переселить?» — задался новым вопросом Серов.
Непонятно…
Руки и ноги понемногу наливались тяжестью. На легкие и сердце словно опускался пресс. Но Макс не сбавлял темпа. Он надеялся, что вернет ребят целыми и невредимыми. Только надежда таяла, и с этим ничего нельзя было сделать.
«Зачем вы сюда поперлись? — в тысячный раз подумал Макс, останавливаясь у тонкого соснового ствола. — Или же…» — он оборвал мысль и нахмурился.
Почему обязательно поперлись? Что если братьев, Олю и Егора похитили? Себастьян… Как Вика назвала его? Спаситель? Кого он спасает?
Справа вновь послышались голоса. Макс вздрогнул, тряхнул головой и продолжил путь.
«Только бы найти их, — думал он, водя фонарем по листве. — Только бы они не стали, как те, из поселка. Или как Вика».
Вожатый представил ребят. Все четверо стоят, набычившись, кривят губы, сжимают кулаки. Дьяволята… По-другому их не назовешь.
Но почему они становятся такими? Что происходит в лесу? Что превращает детей в дьяволят?
«Или кто…» — невольно мелькнуло в мозгу, и Макс снова остановился.
— Себастьян, — прошептал он. — Спаситель.
Поняв, что мысль пошла по второму кругу, вожатый покачал головой.
«Со всем этим сейчас не разобраться, — сказал он себе. — Сначала нужно найти ребят. Найти и вернуть в лагерь. Целыми и невредимыми».
Сверху закричала птица. Вздрогнув, Макс вжал голову в плечи и направил свет от фонаря к верхушкам деревьев. Никого не увидев, покачал головой и уставился под ноги.
— Андрей! Леша! Оля! Егор! — голоса были едва слышны.
«Надо идти, — сказал себе Макс, трогаясь с места. — Еще отстану, чего доброго».
Он прошел еще около сотни метров, когда появилось чувство, что за спиной кто-то есть. Совсем, как вчера, когда седьмой отряд только высадился перед лагерем. Остановившись, Макс обернулся и поводил по зарослям лучом фонаря. Никого. Но чувство не ослабевало.
«Это все из-за страха, — подумал вожатый, опуская руку с фонарем. — Вот воображение и разыгралось. Может, вчера то же самое было. Хотя… — он покачал головой и прищурился, вспоминая окружавшие поляну березы. — Нет, вчера я точно кого-то видел. Вдруг это и есть спаситель-Себастьян?»
Еще один вопрос без ответа… Сколько их вертится в голове? Наверняка уже не меньше сотни.
Макс шел дальше. Странное чувство не утихало.
«Надо срочно найти кого-нибудь из своих», — решил Серов, прибавляя шаг.
Справа, метрах в пятидесяти, затрещали кусты. Макс остановился, посветил.
— Эй, друг! — окликнул он, вытягивая шею. — Как дела? Нашел что-нибудь?
Макс все ждал, что из зарослей вынырнет кто-то из вожатых. Но нет. Треск прекратился, а неизвестный оставался в укрытии. Отступив на пару шагов, Макс напрягся. Он вспомнил вчерашнюю игру в кошки-мышки с неизвестным существом, похожим на ком розового цвета.
«Вдруг это опять оно?» — подумал Серов, покрепче сжимая фонарь. Меньше всего ему хотелось сталкиваться с тварью, разорвавшей птицу.
Подождав с минуту, Макс решился и пошел вперед. Перешагнул через поваленную березу, натолкнулся взглядом на палку.
«Пригодится», — сказал себе Макс, подбирая оружие.
Пройдя еще минут пять, он снова услышал голоса вожатых. Почувствовав себя увереннее, ускорился. Продрался через очередной куст и…
— Аккуратнее, урод! — послышался высокий, со злой хрипотцой голос.
Вскрикнув, Макс отскочил и увидел в паре шагов белобрысого мальчишку из поселка. Шишака.
Тот стоял едва ли не по стойке «смирно» и, задрав голову, пялился на вожатого. Розовые тени под глазами и на горле чуть заметно светились.
«Как?.. Как это?..» — Макс растерянно глядел на мальчишку, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь, ни даже подумать.
— А, опять ты, — сказал Шишак, скорчив брезгливую рожу. — Что, понравилось по лесу шляться? Ну-ну. Так какого пальца и на какой руке не хватает у нашего папаши?
«На правой. Безымянного», — мысленно ответил Макс, потрясенно разглядывая пацаненка.
— Все еще не знаешь, — Шишак то ли хрюкнул, то ли рыкнул и смачно сплюнул в траву. — Ну, ничего. Скоро узнаешь. И этот тоже.
— Ка… Ка-акой «этот»? — Макс с трудом вытолкнул вопрос.
В горле у пацаненка заклекотало. Он смеялся. И не отрывал от Макса глаз.
— Да есть тут один. Мои братишки его из туалета в лагере выдернули. Нормальный такой, в самый раз. Бледный только. Зато не девчонка, как днем, — он хихикнул и прикрыл рот ладошкой. — Вот мы над Брюхатым смеялись. Он, конечно, недоволен был, но лучше уж девкой, чем по лесу ковылять и птиц жрать. Да и Себастьян ему сказал: если ты не хочешь, так кого-нибудь другого найдем, не такого привередливого. Правильно сказал, я считаю. На то он и спаситель.
«О чем он?» — думал Макс, с ужасом глядя на Шишака. Тот не сводил с Макса глаз и ухмылялся.
— Не понимаешь меня, да? — с нотками деланного сочувствия поинтересовался мальчишка. — Не понимаешь, сам вижу. Но не волнуйся, скоро все поймешь. Только уже поздно будет.
Он сунул руки в карманы шорт, шмыгнул носом и добавил:
— Ну а мне пора. Хочу поглядеть, как Носач со своим носом расстанется. И со всем остальным. Жаль, конечно, он ведь у нас едва ли не первым красавцем был. Короче, пошел я. Но мы встретимся еще.
Шишак приблизился к Максу, ткнул кулаком в живот, развернулся и пошел.
«Нельзя его отпускать! — промелькнуло в голове. — Он что-то знает!»
— Эй! — крикнул Макс, бросаясь следом. — Погоди!
Мальчишка остановился. Не оборачиваясь, показал средний палец и бросился в заросли.
— А ну стой! — рявкнул Макс, устремляясь за ним.
Но Шишак словно испарился. Вожатый бросался из стороны в сторону. Останавливался. Прислушивался. Но слышал только шум крови в ушах, собственное хриплое дыхание и собственные же шаги.
«Черт!» — Макс сгорбился, стиснул зубы и с силой сжал фонарь.
Отчаяние придавило, будто глыба. Или валун. Невидимый, как те, что катились с неба во время грозы, когда Макс гостил в бабушкином доме. А в голове все еще звучал голос мальчишки.
Что он там наговорил? Про девчонку, Себастьяна, какого-то Брюхатого и… про кого-то из ребят. Но почему только про одного? Пропали ведь четверо.
«Из туалета в лагере выдернули, — вспомнил Макс. — Кого-то похитили, остальные бросились искать. Дураки!»
Тем не менее, вожатый почувствовал облегчение. Раз Шишаку известно только про одного, трое других пока в безопасности. В относительной безопасности.
Но что будет с тем, кого похитили? И кого именно «выдернули из туалета»?
«Нормальный такой, в самый раз. Бледный только».
Это кто-то из Новожиловых. Скорее всего, Лешка. И теперь он в беде. В очень большой беде. Шишак знает, что случилось с Викой. Какой-то Брюхатый что-то сделал с девочкой. А Лешка достанется Носачу. И вернется в лагерь злобным существом с тенями под глазами и на горле.
Тени…
Макс представил Шишака. Вот мальчишка стоит, задрав голову. А тени под глазами и на горле светятся. Как такое может быть?
«А может, это не тени никакие? — Макс чувствовал, что если не найдет ответа хотя бы на один вопрос — сойдет с ума. — Специальная краска. Намазались ребятки, чтобы выглядеть страшнее».
Это было похоже на правду. Но являлось ли правдой?..
Макс не знал. Покрепче ухватив палку, он двинулся дальше.
Луч фонаря уверенно скользил по листве. Тени деревьев и кустарника проплывали мимо, будто живые, и Макс, глядя на круг бледно-желтого света впереди, сам ощущал себя тенью. Это было жуткое чувство.
Макс шел и прислушивался. Он давно не слышал голосов других вожатых и всерьез начинал опасаться, что снова заблудился.
За спиной хрустнула ветка. Макс остановился и резко обернулся. Никого.
«Так скоро от собственных шагов шарахаться буду», — Макс нахмурился, повернулся и пошел. Ощущение, что за ним следят, не утихало, но вожатый по-прежнему списывал его на страх.
Вдалеке послышались голоса. Макс облегченно выдохнул и прибавил шаг.
В ту же секунду ближайший куст вздрогнул. Высокая фигура тенью кинулась на Макса. Тот успел лишь повернуться боком и охнуть. Сильная рука обхватила его за плечи. Лицо залепила тряпка, пропитанная дрянью с резким пряным запахом.
Макс задержал дыхание, стал извиваться, пытаясь вырваться. Поднял ногу, попробовал лягнуть нападавшего. Тот увернулся, потянув Макса в сторону. Оба едва не упали.
— Тише! — зашептали сзади. — Сейчас все закончится!
Легкие просили воздуха. Макс замычал, завертел головой. Потом не выдержал и вдохнул.
Голову наполнило туманом. Руки и ноги ослабли. Пару раз дернувшись, Макс стал падать.
За спиной негромко рассмеялись.
— Ну, вот и все.
Это было последнее, что он услышал перед тем, как потерять сознание.
…Головная боль и тошнота. Эти два чувства вывели Макса из забытья. Он пошевелился, застонал, с трудом сглотнул. Во рту тут же загорчило.
Сморщившись, Макс наощупь провел ладонью по лицу, приоткрыл левый глаз и увидел неподалеку большой черный фонарь. Тот стоял на металлическом столике и поливал вожатого слабым светом.
Макс еще раз сглотнул и скривился. Пошевелился, затем попробовал встать. Голову тут же сдавило болью.
«Надо!» — сказал себе Макс, сел и огляделся.
Он сидел на кушетке в тесной, наполненной больничным запахом комнатке. В углу возле коричневой двери ютился большой клеенчатый мешок бледно-желтого цвета, вдоль кафельной стены стояли стеллажи, уставленные колбами, пробирками и блестящими металлическими ящичками. Рядом лежали гнутые щипцы, ножницы и ножи. Над головой висела длинная и широкая полка.
Макс опустил ноги, встал. Пошатнулся, сморщился от очередного приступа головной боли. Развернулся и вздрогнул, увидев на полке две огромные банки.
«Что это?!» — думал он, не сводя глаз с содержимого банок.
В одной плавала тварь, хоть как-то похожая на человека: раздутая голова без глаз, но с огромной, полной кривых, выступающих вперед зубов пастью, и крохотное синюшное тельце… А во второй… Макс не знал, как это описать. Он видел лишь набор длинных, скрюченных конечностей, оплетенных внутренностями, будто бледно-желтыми змеями.
Чем больше Макс смотрел, тем сильнее ему казалось, что существа вот-вот оживут. Зашевелятся, пробьют стеклянную преграду, шлепнутся на пол и поползут к нему. Страх усиливался, и вожатый попятился.
Макс отступал, пока не уперся спиной в стеллаж и не почувствовал под рукой что-то твердое, гладкое и прохладное. Вздрогнув, он скосил глаза и увидел, что положил ладонь на жуткого вида тесак. Стиснув зубы, Макс отдернул руку и встал в центре комнатки.
«Куда я попал? — думал он, озираясь. — Не в тот ли вагончик, про который рассказывал Лешка? Хотя нет, не похоже».
В любом случае надо было выбираться. Макс посмотрел на дверь, повернулся к стеллажу. Взял тесак, стиснул пальцами рукоять. Шагнул к двери — и услышал с той стороны шаги.
В груди полыхнул испуг. Не выпуская тесак, Макс метнулся к кушетке, лег и прикрыл глаза.
Щелкнула задвижка. Дверь со скрипом открылась. Сквозь приподнятые веки Макс увидел размытую фигуру — высокого человека в длинной, похожей на халат одежде.
Человек замер на пороге и скрестил на груди руки.
«Давай, подойди», — заклинал Макс, готовясь пустить тесак в дело. Сердце словно превратилось в отбойный молоток, кровь запульсировала в висках.
Но человек не шевелился. Он стоял на пороге, глядел на Макса и — Макс не видел, но чувствовал, — ухмылялся. Так продолжалось с полминуты. Потом незнакомец опустил руки и заговорил:
— Может, хватит притворяться? Ты уже пять минут как пришел в себя и успел осмотреться. Оружием, во всяком случае, обзавелся. Но должен предупредить: если ты выбрал в соперники меня, тесак в твоей руке — не более чем бесполезная железяка.
Макс обмер. Против воли открыл глаза и приподнял голову.
— Так-то лучше, — с насмешкой сказал человек в халате. — Ну, как? Узнал меня?
«Узнал», — мысленно ответил Макс, не отрывая взгляда от худого, заросшего щетиной лица.
— Я тебя тоже узнал, — уборщик довольно кивнул. — Еще вчера, когда ты носился по лесу и искал ребят из отряда. Интересная прогулка получилась, правда? Ты даже успел познакомиться с одним из моих детишек. Он, конечно, над тобой подшутил — и довольно зло. Но такова его натура, уж извини. Ни он, ни остальные добротой не отличаются, и в этом есть часть моей вины. Моей, твоей и еще нескольких человек.
«О чем он?» — недоумевал Макс, по-прежнему не двигаясь.
Уборщик — или кто он там? — сунул руки в карманы халата, пристально посмотрел на Макса и шагнул вперед.
— Вижу, вопросов у тебя достаточно, — произнес он, оглядывая комнатку. Остановившись глазами на банках с уродцами, уборщик вздохнул и грустно улыбнулся. — Что же, пора тебе кое-что узнать. Тем более, ты поневоле стал частью моей работы и, раз уж мы снова встретились, имеешь право услышать о результатах.
— О каких результатах? — хрипло, едва двигая языком, спросил Макс. — Какой работы? И почему я стал ее частью? Что вы сделали?! — выкрикнул он.
Отступив, уборщик выставил левую руку ладонью вперед. Нахмурился, поджал губы и сердито поглядел на Макса.
— Я, конечно, понимаю, ты напуган, — сказал он, недобро сверкая глазами. — Но прошу тебя: не кричи. Раз уж так вышло, я расскажу все. Пойдем ко мне в лабораторию — и поговорим.
«Выбора у меня нет», — подумал Макс.
Отложив тесак, он поднялся и, стараясь не смотреть на полку с уродцами, подошел к уборщику.
— Не нравятся? — понимающе спросил тот, кивком указывая на банки. — Понимаю. Я тоже ждал другого, но… Что выросло, то выросло, — он горестно вздохнул, повернулся боком и вышел из комнатки.
Макс последовал за ним и оказался в тесном помещении с бетонными стенами и полом. Уборщик встал возле железной лестницы, взялся за прутья и полез вверх. Спустя несколько секунд над головой лязгнуло, грохотнуло — и послышался рев. Высокий, громкий и яростный.
— Тише, тише, — в голосе уборщика слышалась ласка. — Это всего лишь я, не сердись, пожалуйста. У нас сегодня день особенный — к нам гости пожаловали! Ты же воспитанный мальчик? Вот и веди себя, как следует!
В ответ — снова рев и стук.
— Не надо! — жестко сказал уборщик. — Только хуже себе сделаешь! Прекрати!
Но стук стал громче.
— Я тебе!.. — уборщик уже кричал. — Не… Ну, вот! Опять! Ты только посмотри — опять кровь! Сколько можно беситься?!
Снова рев.
«Не полезу», — подумал Макс, глядя вверх и дрожа.
— Хватит!
Сверху застучало — часто-часто, и послышались хрипы.
— Ну, вот, доигрался! Что смотришь?! Плохо тебе, да?! Воздуха не хватает?! То-то же! Будешь знать, как дергаться!
Неизвестное существо забулькало. Потом послышался плеск.
Макс сморщился и стиснул зубы, пытаясь совладать со спазмом в горле.
«Не полезу», — мысленно повторил он, оборачиваясь к комнатке.
Взгляд упал на кушетку и тесак.
Бросив быстрый взгляд наверх, Макс на цыпочках пробрался в комнатку, подошел к кушетке…
— Даже не думай! — крикнул уборщик. — Думаешь, если я наверху, то ничего не вижу? Еще раз говорю: против меня тебе железяки не помогут! А теперь быстро сюда!
Будто под гипнозом, Макс подошел к лестнице и стал взбираться.
Сверху донесся протяжный стон, затем кто-то словно захныкал.
— Ну-у-у! — протянул уборщик с прежней лаской в голосе. — Не надо расстраиваться! Сейчас поправим трубочки — и тебе станет лучше. Чего скалишься? Ненавидишь меня, да? Убить хочешь? И что потом? Кто прибор будет подпитывать? Кто трубки будет на место вставлять, если тебе побеситься опять вздумается?
Лестница кончилась прямоугольным люком. Макс замер, вцепившись в прутья и тяжело дыша.
Послышалось шипение, потом воздух словно завибрировал. Запахло грозой.
— Уна! Уна-мантна! — выдохнул уборщик.
От неожиданности Макс вжал голову в плечи и едва не упал.
Воздух продолжал дрожать, а уборщик забормотал что-то неразборчивое. Изредка он прерывался, чтобы шумно вдохнуть, и в эти секунды из люка шли волны тепла.
«Что он делает?» — размышлял Макс, не отпуская прутья. Узнать можно было лишь одним способом, и вожатый решился.
Выглянув из люка, он увидел просторное помещение, больше всего похожее на операционную. Пол и стены были выложены кафелем, в углу стоял большой аппарат с кучей лампочек и датчиков, утыканный проводами с присосками на концах. Неподалеку высились несколько шкафов с дверцами из непрозрачного стекла.
Уборщик застыл возле больничной каталки, которую с трех сторон огораживала ширма. Над седой головой ярко светила многоглазая хирургическая лампа. А рядом, на железном треножнике, светилось и пульсировало нечто, больше всего похожее на светящийся зеленым комок киселя, размером с баскетбольный мяч. Из комка торчали четыре толстые черные трубки. Переплетаясь, они уходили… Макс не знал куда — уборщик загораживал то, что лежало на каталке. Но оно явно было живым.
— Давай, поднимайся, — не оборачиваясь, велел уборщик. — И так уже возишься не знаю сколько!
Борясь с дрожью, Макс вылез из люка и встал. Уборщик обернулся и с улыбкой гостеприимного хозяина обвел помещение рукой.
— Ну, вот, добро пожаловать. Мы с тобой сейчас находимся в моей запасной лаборатории. В основную, к сожалению, соваться небезопасно. Ее оккупировали собратья моего подопечного.
Уборщик улыбнулся шире и отошел. Против воли Макс кинул взгляд на каталку и отступил.
«Твою мать!» — мысленно выругался он.
На белой, покрытой кровавыми пятнами простыне, корчилось существо. Серая кожа влажно блестела, костлявые руки, подрагивая, тянулись к уборщику, который по-прежнему стоял спиной. Кривые, покрытые наростами ноги прижимались к раздутому животу.
— Нравится? — с нотками гордости в голосе поинтересовался уборщик. — Ты не стесняйся, подойди. Ему тоже интересно посмотреть. К нам ведь не каждый день гости захаживают.
Все так же, словно под гипнозом, Макс сделал несколько шагов. И увидел голову существа.
На шишковатом черепе помещались два выкачанных глаза, едва видимый нос и огромный, безгубый, облепленный желтоватой пеной рот, из которого торчала одна черная трубка. Три других оплетали изуродованную фиолетовой опухолью шею и скрывались под затылком твари. Рядом, в металлическом тазике, лежали куски окровавленной ваты и пара зажимов.
Увидев Макса, уродец разинул рот, захрипел и стал дрожать. Два темных глаза яростно таращились, руки со скрюченными пальцами потянулись к вожатому. Тот не выдержал и отошел.
— Экземпляр номер восемь, — сказал уборщик. Он приблизился к существу и указал на впалую ребристую грудь. Макс увидел клеймо в виде восьмерки. — Один из самых неудачных. Родился без задней стенки черепа и почти что без мозга. Я подобрал его, когда он уже умирал. Принес сюда, соорудил прибор, — он кивнул на светящийся комок, — и спас восьмого.
В горле твари заклокотало. Она дернулась и медленно вытянула руку, намереваясь ухватить уборщика за халат. Тот отошел, улыбнулся и шутливо погрозил пальцем.
— Он у нас парень игривый, — уборщик хихикнул и посмотрел на Макса.
— К-кто это? — выдавил вожатый, по-прежнему глядя на существо.
Оно опустило руки, видимо, поняв, что не дотянется, и стало мотать безобразной башкой. Трубка в пасти сдвинулась, уродец вздрогнул, вытаращил глаза и захрипел.
— Опять двадцать пять! — сердито воскликнул уборщик. — Вечно ему не лежится! Чуть отвлечешься — и опять что-нибудь учудит!
Он поправил трубку, тварь успокоилась и снова вытянула руки.
— Кто это? — уже тверже спросил Макс.
Уборщик посмотрел на Макса, щелкнул пальцами. В ту же секунду из-за ширмы выкатились два круглых табурета на металлических ножках с четырьмя колесиками.
— Давай присядем, — сказал уборщик, опускаясь на табуретку. — В двух словах все не расскажешь.
Макс послушно сел и на всякий случай отодвинулся от каталки с уродцем.
— Ты спрашивал, кто он, — уборщик кивнул на существо. — Что же, отвечу: из этого мог бы получиться лучший друг человека. Гомункул, умный и исполнительный. Я называю его и ему подобных гемоантропами. Выслушав, ты поймешь почему. Я наполовину врач, наполовину маг. Не удивляйся, — сказал он, увидев лицо Макса. — Думаю, сегодня ты увидел достаточно, чтобы понять: я не обманываю.
Макс лишь кивнул. Тварь на каталке, словно подтверждая слова уборщика, агукнула и задергала ногами. Не выдержав, вожатый отодвинулся еще на полметра.
— Так вот, — продолжил уборщик. — С детства меня удивляло обилие грязной и совершенно бессмысленной работы, которую и ты, и я, и все остальные вынуждены выполнять изо дня в день. Славик, помой посуду! Славик, вынеси мусор! Славик, пропылесось! — голос уборщика изменился — тот словно передразнивал кого-то. Лицо перекосилось от злости. Пожевав губами и успокоившись, уборщик заговорил вновь: — Ты даже не представляешь, сколько времени уходит на всю эту ерунду! А ведь его, время, можно потратить с толком! Самосовершенствуясь, открывая у себя новые способности! Человеческий потенциал огромен! Творить чудеса может каждый! Весь мир пропитан магической энергией, и если научиться ей пользоваться… — он не договорил, покачал головой и поднял глаза к потолку.
«Можно стать богом», — мысленно закончил Макс.
— Богом ты, предположим, не станешь, — возразил уборщик, с усмешкой глядя на Серова. — Но тебе будет подвластно очень многое. И, кстати, — его взгляд стал сердитым, — перестань называть меня уборщиком! Работа в больнице была вынужденной мерой! Будь у меня выбор, я бы ни за что не взялся за швабру! — темные глаза сверкнули гневом. — Зови меня Доктором.
— Хо… х-хорошо, — выдавил вожатый.
— Так-то лучше, — Доктор довольно кивнул. — На чем я остановился? Ах да… Почему у меня возникли такие мысли? В пять лет я научился двигать взглядом предметы. В семь стал лечить раны. Это случилось, когда я упал с велосипеда и разбил колено. Вид крови почему-то привел меня в ужас. Усевшись на бордюр, трясясь, как заяц, я закрыл глаза и представил, будто ничего не было. Боль стала утихать. Тогда я приоткрыл левый глаз и с удивлением обнаружил, что раны нет. Подвигал ногой, встал и прошелся. Все было в порядке, словно я и не падал. А неподалеку на скамейке сидел человек. Седой, высокий и широкоплечий. Мне он тогда настоящим великаном показался. Он смотрел на мое удивленное лицо и улыбался. Потом встал, подошел и поздоровался. Так я познакомился с Себастьяном, моим учителем.
«Себастьян!» — мысленно повторил Макс.
— Да-да, Себастьян, — кивнул Доктор. — Только это был не тот Себастьян, о котором говорили Вика и мальчик из поселка. Они имели в виду Себастьяна-второго, в какой-то мере сына моего наставника. Но об этом чуть позже. Долгие годы Себастьян учил меня. Сначала заставлял зубрить заклинания, потом показал, как самостоятельно выводить магические формулы. Он был хорошим учителем, — Доктор грустно улыбнулся. — Я бы даже назвал его своим вторым отцом. Однако в одном наши мнения не совпадали. Себастьян любил физический труд и не считал домашние хлопоты бесполезной тратой времени. Он всегда смеялся, когда я жаловался на гору работы. А мне было обидно. Очень обидно, — он сжал кулаки и зло уставился в никуда. — Но я нашел выход. Лет пятнадцать назад. Втайне от Себастьяна я начал работать над своим первым самостоятельным магическим проектом. Над идеальными помощниками. Разумными, добрыми и исполнительными существами, готовыми на все, лишь бы хозяину было хорошо. Ты представляешь, как это могло изменить мир?! — в темных глазах Доктора загорелся огонь. Макс напряженно смотрел на него, больше всего на свете желая уйти из-под взгляда, полного яростного азарта. — У каждого появился бы свой маленький помощник! Про стирку-глажку-готовку и прочее мракобесие можно было бы забыть навсегда! И это только начало! Потом таких существ стали бы использовать в опасных работах! Армии гемоантропов могли бы улаживать военные конфликты! Они бы стали абсолютным оружием! А я, — кривоватые, бескровные губы расплылись в улыбке, — не остался бы без заслуженной награды.
Макс не знал, что и думать. Мыслей было много, но они носились в голове диким пчелиным роем. Даже перед глазами стали кружиться маленькие черные точки.
— Я уверенно шел к мечте. Ночами сидел и работал, выводил магические формулы, изучал труды магов и алхимиков — от Парацельса до Распутина. И нашел способ, как создать таких существ. Достаточно лишь нескольких капель человеческой крови, ряда заклинаний и ритуалов, чуть больше месяца ожидания — и вот они, гемоантропы! — Доктор задрожал. Азарт в глазах все разгорался. Несколько секунд он молчал, глядя на экземпляр номер восемь — тот медленно шевелил руками и жевал трубку голыми деснами. Потом помрачнел и вновь заговорил: — Я уже собирался начать, когда обо всем узнал Себастьян. Впервые я увидел его в гневе. Он рвал и метал, грозился меня убить. Но не убил. Предал. Упек в подмосковную психлечебницу. Я думал, мне конец, и уже готовился к электрошоку или, того хуже, лоботомии. Но нет: меня перевезли в вашу психушку. Себастьян думал, что в глуши я остановлюсь, — он ухмыльнулся, прикрыл рот ладонью и хихикнул. — Видимо, мой второй отец недостаточно меня знал. В желтом доме я получил уйму свободного времени. Я пересматривал формулы, совершенствовал их. А чтобы никто ничего не заподозрил, исполнял роль безумца. Еще в подмосковной больнице я отгрыз палец, — Доктор показал Максу правую руку, — а тут ходил по отделению и с видом Наполеона предлагал всем и каждому отдать несколько капель крови. И когда все было готово, я сбежал. Вызвал у одного эпилептика припадок, и пока все возились с ним, испарился. Однако Себастьян каким-то образом узнал об этом. И решил разобраться со мной лично. Но я был готов — и одолел учителя. Полтора года назад, на стройке. А чтобы обо мне все поскорее забыли, превратил Себастьяна в собственную копию. Правда, не сразу. Сначала я взял у него кровь. Он был против моей работы, едва не погубил меня и заслуживал наказания.
— Вы хотели возродить его в виде гемоантропа, — хрипло пробормотал Макс.
— Верно, — Доктор довольно кивнул. — Я собирался превратить его в своего личного слугу. Согласись, это справедливо.
Макс промолчал.
— Что ж, — маг пожал плечами. — Дело твое. Так вот, оставив на стройке себя-мертвого, я угнал строительный вагончик, переселился в лес. Воспользовавшись средствами Себастьяна, — а он был далеко не бедный человек — я оборудовал лабораторию и возобновил работу. Нужно было достать ряд образцов крови. Для этого я устроился в поликлинику, — он брезгливо скривился. Видимо, вспомнил, как елозил по полу мокрой тряпкой. — И время от времени заканчивал трудовой день не без добычи.
Поймав многозначительный взгляд Доктора, Макс повернул руку и скользнул взглядом по шраму на запястье.
— А вы ловкач, — тихо произнес он.
— Ловкач? Брось! В этом нет ничего сложного! Вот, гляди!
Доктор взял Макса за руку и провел ладонью над запястьем. Шрам разошелся и набух кровью. Мгновением позже на полу заалели мокрые кругляшки.
— Видишь? Все просто. И никакого лезвия в рукаве не надо, — в глазах Доктора читалась насмешка. Покрепче ухватив руку вожатого, он еще раз провел ладонью над порезом — и того как не бывало. — Так я и охотился. А когда собрал тридцать образцов, приступил к заключительному этапу. Все шло нормально, гемоантропы росли. Но когда до рождения оставалось несколько часов, что-то пошло не так. Плацентарная пирамида едва не сгорела, а существ начало корежить прямо в коконах. Это было жутко, — Доктор покачал головой. По напряженному лицу было ясно: он переживает все заново. — В лаборатории сверкали молнии, пуповины извивались, будто змеи, пульсировали, грозились вот-вот разорваться. Но они выдержали, и гемоантропы родились. Только не такими, как я ожидал. Когда коконы раскололись, и изнутри полезли уродливые твари, я думал, что сойду с ума. А любой другой в ту же секунду вообще упал бы с разрывом сердца. Гемоантропы визжали, хрипели, стонали. Они ползали и дергались. Некоторые прожили всего несколько минут. Но остальные…
«Они выжили», — перед мысленным взором появился ком розового цвета. Один из выживших гемоантропов. Страшный гном.
— Прекрасное название, кстати, — пробормотал Доктор, растерянно глядя в пол. — Гемоантропы и впрямь должны были походить на гномов. Маленькие, не больше метра, темнокожие, пропорционально сложенные. Но в итоге получились страшные гномы. Вика права. Точнее — была права. Я не исключал, что может случиться нечто подобное, поэтому создал и запасную лабораторию. Но тогда я еле унес ноги. Твари оказались достаточно сильны и свирепы — и бросились на меня. Я скрылся, правда, прихватив восьмой номер, а они разбрелись по лесу. И прекрасно адаптировались.
— Но почему?.. — Макс украдкой глянул на существо. — Почему они стали такими?
— Это не давало мне покоя много дней. Я совершил несколько вылазок, подобрал пару мертвых существ. Отнес сюда и стал разбираться, где ошибся. Ответ оказался под самым носом. До сих пор удивляюсь, как я не учел этого перед экспериментом. Старею, наверное, — Доктор печально вздохнул и усмехнулся.
— И в чем же дело? Почему ваши гномы получились страшными?
— Во всем виноваты люди, у которых я брал кровь. Точнее — дело в самой крови. Она грязная, испорченная злобой, яростью, завистью, ненавистью, враньем… Всеми злыми чувствами, без которых у человека не обходится ни один день. Они идут изнутри и ставят клеймо на каждой клетке крови, уродуют ее. В микроскоп этого не разглядишь, но вот при перерождении… Ты сам видишь, — Доктор взглядом указал на гемоантропа. — Так на самом деле должен выглядеть человек, у которого я взял кровь, чтобы вырастить восьмого. Но он не знает об этом и продолжает изо дня в день поливать грязью прохожих, коллег, политиков и артистов, врет жене, орет на детей. А те тихо ненавидят его и тоже постепенно превращаются в чудовищ. Так что — он пристально посмотрел на Макса. Губы разъехались в ухмылке, — ты был прав. Еще тогда, в пять лет, когда посмотрелся в треснувшее зеркало. Эти куски стекла врут нам.
Доктор рассмеялся, глядя на Макса. Тот дрожал. И чувствовал себя заключенным, которому только что зачитали смертный приговор.
«Я знал», — думал Макс, представляя темные сени бабушкиного дома. Вот он стоит на крышке сундучка и, замерев, смотрит на свое отражение — на трехглазую тварь с угловатым лицом и двумя ртами. — Знал».
— Ничего, — с притворным добродушием сказал Доктор, тронув Макса за плечо, — вожатый тут же отстранился и едва не упал с табурета. — Не расстраивайся. Такова жизнь. Сначала узнаешь, что нет деда Мороза. Потом оказывается, что любимая девочка, которую сравнивал с ангелом, по пьяни передавала всем ребятам в классе. А теперь… Подумаешь, всю жизнь растил в себе уродца! Он ведь внутри. А снаружи ты остаешься нормальным парнем девятнадцати лет. И вся жизнь впереди.
Уставившись в пол, Макс покачал головой. Перед глазами все еще стояло отражение в треснувшем зеркале.
— Ну, вот! — Доктор хлопнул себя по колену, с деланной обидой глядя на вожатого. — Так и знал, что об этом нужно было рассказать в конце! Да, ты тоже в числе страшных гномов! Я даже номер твой помню — шестнадцатый!
«Шестнадцатый…» — эхом пронеслось в голове. Не мигая, Макс глядел в пол, на серые квадраты кафеля, но по-прежнему видел треснувшее зеркало. А в нем себя — злобного и уродливого. Настоящего себя.
Доктор кашлянул, почесал в затылке и продолжил рассказ:
— Как я уже говорил, один гемоантроп должен был вырасти из капли крови Себастьяна. Признаться, я не ожидал, что мой наставник получится… гм… таким. В душе он был настоящим демоном. Себастьян-второй оказался очень уродливым и самым сильным. Но главное не это. Он унаследовал магические способности, стал вожаком страшных гномов. Из-за физических уродств те очень страдали, и Себастьян-второй нашел способ избавить собратьев от мучений. Это совершенно дикий ритуал, в основе которого — переселение душ. Ты ведь видел овраг? Тебя привел туда парнишка в черной футболке, верно?
— Верно, — равнодушным тоном отозвался Макс.
— И у парнишки были выколоты глаза и перерезано горло. Но он все равно бежал. Знаешь, почему?
Вожатый лишь пожал плечами.
— Потому что он призрак! Душа, лишенная тела! А в его физической оболочке сидит искалеченная душа страшного гнома! Парнишка этот непроста привел тебя к оврагу — именно там все и происходит. Гемоантропы выслеживают добычу — детей или молодежь, из расчета на более долгую жизнь — ловят, связывают, тащат в овраг. И потом… — Доктор покачал головой и провел ладонью по лицу. — Когда я в первый раз увидел, как Себастьян-второй проводит ритуал, полдня не мог на еду смотреть. Жертву привязывают к кушетке, Себастьян-второй выкалывает ей глаза, перерезает горло и читает заклинание. Выбранный для переселения гемоантроп начинает корчиться. Его плоть пузырится, слезает. В конце концов, он падает грудой костей. Душа гемоантропа входит в новое тело, а душа жертвы остается бездомной. Так переселилось уже почти десять страшных гномов, и лес понемногу заселяют призраки. Они — побочный эффект от колдовства Себастьяна-второго.
— Значит, ребята из поселка и Вика… — запинаясь, начал Макс.
— Да-да-да! — Доктор энергично закивал. — Они — страшные гномы! Розовые тени под глазами и на горле — это следы от инструментов Себастьяна-второго. А в душе переселенные — настоящие демоны! Они переполнены злобой, единственным чувством, которое унаследовали от людей, из крови которых выросли. Ты встречался с ними и понимаешь, о чем я.
Макс слабо кивнул.
— Честно говоря, я рад, что Себастьян-второй нашел способ переселить собратьев. Они ведь ненавидят меня, считают виноватым в том, что получились такими. Переселение же позволяет им покинуть лес и жить с людьми. Правда, людям с гемоантропами ужиться будет очень непросто. Страшные гномы готовы на все, лишь бы отравить окружающим существование. Так что поселковые и Вика еще покажут себя, в этом можно не сомневаться. А скоро к ним присоединятся и четверо любопытных носов из твоего отряда, — Доктор хитро уставился на Макса. — Зря ты позволил братьям выйти из автобуса. Не найди они мой вагончик, глядишь, не началась бы вся эта история. Не попал бы Лешка в лапы страшным гномам. А остальные не бросились бы его искать. Но, — он развел руками, — прошлого не воротишь.
— Нет, — Макс слабо качнул головой. — Их надо спасти. Должен быть способ!
— А как ты их спасешь? Когда… — Доктор прикрыл глаза, задрал голову, поднял руки ладонями вверх. Так он сидел секунд десять. Потом вздрогнул и посмотрел на Серова. — Когда Лешку уже готовят к ритуалу переселения, а трое других бегают по лесу. Страшных гномов ведь почти два десятка. Они довольно сильны и, главное, свирепы. Это я могу без опасений передвигаться по лесу, потому что в случае чего остановлю гемоантропов магией. А ты что собираешься делать? С голыми руками на них идти? Самоубийца! Они скрутят тебя, и Себастьян-второй вселит в твое тело какого-нибудь Горба. Или Лишая. Или еще кого-нибудь — в плане прозвищ страшные гномы очень изобретательны и точны. Единственное, что ты можешь, — отсидеться здесь до утра и вернуться в лагерь. А еще лучше — езжай домой и забудь про эту историю.
Макс посмотрел на Доктора — тот изучал его темными глазами и чуть заметно улыбался.
«Забудь эту историю», — звучало в голове.
Забыть?
Забыть тварь с трубкой в глотке, которая извивается на кушетке и тянет лапы? Забыть ребят-дьяволят из поселка? Забыть Вику? Забыть, что зеркала врут, а на самом деле…
— Как? — едва ли не одними губами спросил Макс. — Как я выгляжу? На кого похож?
— Ну-у-у, — протянул Доктор, злорадно глядя на Серова. — Зайдем с другого конца. В детстве, лет в пять, ты впервые узнал, что такое ужас. Потом долгое время все было нормально, а вот подростком… — он помедлил, расплываясь в улыбке, — ты изрядно попортил кровь и окружающим, и, разумеется, себе. Ненавидел всех вокруг, кроме кучки таких же сопляков, да и они не были тебе особо близки. Безжалостно разделывался с теми, кто не мог дать отпор, а вот с сильными не связывался — боялся. Желал смерти родителям. И, как вижу, дожелался.
С хитрым прищуром Доктор изучал Макса. Тот сидел, ссутулившись, и все так же глядел в пол.
— Но после похорон отца ты изменился. Раскаялся. Только ненависть не угасла. Просто перешла с окружающих на самого себя и даже стала сильнее. За это нельзя судить, однако ненависть есть ненависть — она продолжала портить твою кровь.
— И откуда вы все это узнали? Опять заглядывали в мои мысли?
Улыбаясь, Доктор покачал головой.
— На сей раз — нет. Все это стало известно, когда я хорошенько разглядел экземпляр номер шестнадцать и сделал кое-какие выводы. Узнав о причинах уродств, я понял, что раздутые головы, кривые позвоночники и конечности, — это не просто так. Каждое отклонение зависит от того, какие плохие чувства преобладали у человека. Я провел исследования и вывел ряд закономерностей. Например, жадность и любовь к власти — это длинные, костлявые руки. У тех, кто любит поскандалить, огромные рты. Похоть почему-то проявляется в виде раздутого живота. И так далее. А вот ненависть к себе, да еще замешанная на детском страхе… — Доктор не договорил, злорадно уставившись на Макса. — Твой гемоантроп уникален. Впрочем, лучше этого не видеть. Как говорится: меньше знаешь — крепче спишь.
Внутри заклокотала ярость пополам с отчаянием. Макс поднял глаза на Доктора. Тот смотрел на него и ухмылялся. Он знал о вожатом больше его самого. И должен рассказать.
— Как я выгляжу? Какой из меня получился страшный гном?
Доктор рассмеялся.
— Не надо тебе это знать. Зачем? Он ведь далеко не красавец, — маг многозначительно посмотрел на экземпляр номер восемь.
Повернувшись к каталке, еще раз глянув на уродца, Макс почувствовал тошноту. А отчаяние и ярость кипели внутри все сильнее.
— Не злись, — в тихом голосе Доктора сквознуло добродушие. — Ты ведь теперь знаешь, чем это чревато. Не уродуй себя, — он помолчал и с наслаждением добавил: — Еще больше.
Терпеть дальше не было сил.
— Какой он? — завизжал Макс, вскочив с табурета. Тварь на каталке тут же отозвалась ревом.
«Такой же!» — стучало в голове.
— Немедленно сядь! — голос и взгляд Доктора мгновенно стали жесткими — И не смей кричать! Обвиняешь во всем меня, да?! Это я заставлял тебя шляться с дружками по дворам?! Я заставлял ненавидеть весь мир, когда не хватало на пиво или сигареты?! Скажи: я?! Ты сам знаешь, что это не так! Я всего лишь узнал, как большинство из нас выглядит на самом деле! И не я вырастил шестнадцатого страшным гномом! А ты! Да, я не добился успеха. Если бы знал, что все кончится так, то брал бы кровь младенцев первых дней от роду. Но эксперимент все равно удался! Я увидел истинную суть человека! Кто же знал, что она окажется такой?!
Гемоантроп все еще верещал. Макс повернул голову и увидел, что тот мотает шишковатой башкой, разевает пасть. Длинные лапы тянулись вверх, кривые костлявые пальцы жадно скребли по воздуху. Худые коленки били в раздутый живот, а фиолетовая опухоль на шее пульсировала. Простыня под головой пропиталась свежей кровью.
— Видишь, что ты наделал! — вскричал Доктор, бросаясь к страшному гному. — Он же убьет себя!
«А я убью тебя!» — мысленно прорычал Макс и пошел на мага.
Схватил за шиворот, но Доктор извернулся и толкнул вожатого. Охнув, Макс грохнулся на пол, приложился затылком и локтями. Морщась от боли, встал. Огляделся и стиснул кулаки, остановив взгляд на табуретке.
Оскалившись, Макс метнулся к ней. Обхватил металлическую ножку, поднял табуретку над головой. И обрушил на Доктора.
Удар пришелся в висок. Доктор вскрикнул, удивленно уставился на Макса и стал падать. Вытянул руку, ухватился за треножник со светящимся комом и увлек его за собой. Черные трубки с тихим чмоком вышли из головы и пасти гемоантропа.
Конструкция упала на Доктора, но тот вряд ли почувствовал это. Он уже лежал, невидящим взором глядя в потолок. Левую половину лица заливало кровью.
Зеленый ком покатился по полу. Оказавшись под каталкой, он затрещал, и во все стороны полетели искры.
Макс выронил табурет и попятился, с ужасом глядя на Доктора.
«Убил!» — вертелось в мозгу.
Доктор не шевелился, шар продолжал искрить. Лишенная трубок тварь верещала и дергалась. Из беззубой пасти вылетали комья пены, кровавое пятно под головой расползалось. Глаза вращались и горели злобой. Руки тряслись и тянулись к вожатому. Тот все еще пятился.
«Убил! — повторялось и повторялось. — Я!»
Рев страшного гнома становился громче. Существу удалось перевернуться на бок. Скрюченные пальцы выпрямились, неумело ухватились за край каталки. Спустя несколько секунд тварь шлепнулась на пол. По безобразному телу прокатилась волна дрожи. Совладав с ней, экземпляр номер восемь пополз к Максу. Он хрипел при каждом рывке, глаза не отрывались от Серова. Однако Макс видел: существо умирает.
Треск под каталкой перерос в рокот. Мгновением позже зеленый ком рассыпался сотнями искр. Те шипели и угасали одна за другой.
А гемоантроп больше не мог ползти. Он злобно глядел на Макса, дрожал и разевал пасть. Перед мордой твари образовалась лужа желто-красной дряни.
Не в силах больше смотреть на уродца, Макс взял вторую табуретку и ударил по шишковатому черепу. Тот хрустнул, будто скорлупа. Гемоантроп хрипнул, мелко затрясся и затих.
Отойдя на пару шагов, Макс выронил табурет и плюхнулся на колени. Голова кружилась, комната расплывалась перед глазами, воздух словно загустел…
«От смерти», — невольно подумал Макс, борясь с дрожью.
Он до сих пор слышал тихий голос Доктора. Тот словно заново рассказывал об эксперименте, но Максу слышалось другое. Одна-единственная фраза: «ты чудовище!»
«Как теперь жить?! — спрашивал себя Серов, переводя взгляд с покойника в халате на мертвую тварь и обратно. — Для чего?!»
Он всхлипнул, подался вперед. Упершись ладонями и лбом в прохладный кафель, заплакал. Безумно захотелось домой. К маме. Чтобы обняла, погладила по голове. Тихо и ласково назвала Максюшей.
Эта мысль придала сил. Макс выпрямился, встал с колен. Пошатнулся, тряхнул головой, вытер лицо. Нужно было выбираться. И найти ребят. Нельзя отдавать их в лапы чудовищам.
Макс обернулся на люк. Нет, там только лестница и маленькая комнатка. Выход в другом месте.
Оглядевшись, Серов обошел ширму и увидел дверь. Возле нее стоял деревянный стол, на котором лежало двуствольное ружье. Макс подошел, взял двустволку. Выдвинул верхний ящик, увидел несколько патронов и рассовал по карманам. Еще раз обернувшись, вожатый передернул плечами и толкнул дверь.
За ней оказался узкий, дышащий сыростью тоннель. С низкого потолка свешивалась пара слабеньких, то и дело мигающих лампочек.
Пригибаясь, держа ружье перед собой, Макс двинулся вперед и вскоре остановился у маленькой железной двери с массивным засовом. Рядом на полке стоял большой черный фонарь. Взяв его и включив, Макс отодвинул засов, толкнул дверь. Наклонился, сделал пару шагов и оказался под ночным небом.
За спиной был небольшой, заросший кустарником пригорок — из него и тянулся ход. Справа, слева и впереди застыли деревья.
«Теперь к оврагу», — сказал себе Макс, водя фонарем из стороны в сторону.
Еще бы знать, где этот овраг. Но терять время на раздумья было бессмысленно и опасно — в первую очередь для ребят. И Макс побежал вперед.