Федор Иванович только закончил бриться, когда зазвонил телефон. Промокнув подбородок полотенцем, он торопливо прошел в коридор и взял трубку.
— Федор Иванович? Здравствуй, это Корольков, — послышался голос психиатра. — Ты… э-э… не мог бы подъехать? Очень надо.
— Хорошо, — ответил Сбитнев, предчувствуя недоброе.
Он второпях умылся, оделся и, забыв о завтраке, вышел из дому.
На огороды наплывала туча. Резкие порывы ветра поднимали дорожную пыль, заставляли деревья и кусты перешептываться. Улица была пустынна, и Федор Иванович радовался этому. Не хотелось снова встречаться со странными ребятами.
«Скорее», — поторопил Сбитнев сам себя и двинулся к трамвайной остановке.
Когда он вышел рядом с психлечебницей, туча полностью закрыла небо. Ветер стал сильнее, ненастье грозило обрушиться на город в любую секунду.
С тревогой поглядывая вверх, Федор Иванович почти бегом направился к желтому зданию. Прошел по мощеной дорожке, миновал клумбу, и над головой пророкотал гром.
«Успел», — подумал Сбитнев, дергая дверь.
Игорь Витальевич ждал внизу. Доктор сидел на старом диване, напротив заваленного бумагами стола, хмурился и жевал губами. Увидев Сбитнева, он поднялся, молча подошел и пожал руку.
— Я… — он прервался, откашлялся. — Я… не знаю. Поднимемся, сам посмотришь.
Дурное предчувствие усилилось и отозвалось в груди жестоким жаром. Переборов себя, Федор Иванович пошел вслед за доктором. Поднялся по лестнице и, стараясь смотреть только перед собой, двинулся по коридору.
Из кабинета Королькова донесся плач.
Федор Иванович вздрогнул, обернулся.
— Черт, опять, — напряженно пробормотал доктор. — Пойдем. Нужно успокоить ее. Иначе больных напугает.
Он развернулся и вместе со Сбитневым направился к кабинету.
За столом Игоря Витальевича сидела молоденькая медсестра. Светлые волосы девчонки растрепались, круглое лицо опухло от слез, мокрые пальцы комкали бело-синий платок.
Помрачнев, Корольков подошел к медсестре, погладил по спине.
— Света, — тихо произнес он. — Не надо, пожалуйста.
— О-он… Лежал та-ам… На тумбочке, — заикаясь, выдавила медсестра. — Я ду-умала, о-он спит. А о-он… — она снова разрыдалась, приложила платок ко рту.
— Не надо. Не вспоминай, — твердо сказал Корольков. — Только хуже будет, — он посмотрел на Сбитнева, поджал губы. Потом снова наклонился к девчонке. — Ты вот что… Иди домой. Я тебе два дня выходных даю. Отдохни, как следует, выспись. Идет?
Медсестра, все еще подрагивая от слез, кивнула.
— Вот и славно, — Игорь Витальевич улыбнулся. Сбитнев покачал головой, поняв, каких усилий доктору стоила эта улыбка. — А теперь успокойся, приведи себя в порядок и ступай.
Еще раз погладив медсестру по спине, Корольков повернулся к Федору Ивановичу.
Спустя пару секунд оба снова оказались в коридоре.
— Она первая обнаружила, — сказал Игорь Витальевич. — Зашла утром в палату, таблетку ему дать, и увидела. Жаль девчонку, — он опустил глаза, покачал головой. — Мне, многое видевшему, плохо стало, а ей… Как дальше работать здесь будет, не знаю…
— Что ж ты загадками-то говоришь, Игорь Витальич? — Сбитнев с легким укором посмотрел на доктора.
— Сам сейчас все увидишь, — тот толкнул дверь восьмой палаты, прошел внутрь.
«Господи!» — Сбитнев вытаращился и попятился, глядя на Максима.
Парень сидел на кровати, навалившись грудью на тумбочку. Руки висели, голова была повернута набок, и Федор Иванович хорошо видел кончик карандаша, торчащий из правого глаза Максима, кровавые потеки на белом лице и крышке тумбочки.
— Таким Света его и нашла, — тихо сказал Корольков. Он посмотрел на парня, покачал головой и провел дрожащей рукой по лицу.
— Это что же? Он сам?
Игорь Витальевич кивнул.
— Да. И в этом виноват я. Поверил парню. Не заподозрил вовремя неладного.
— Значит, он заранее все решил?
— Этого не знаю. Но обещание Максим выполнил. Вот, — доктор шагнул к кровати, взял листок, протянул Сбитневу. — Гляди.
Это был рисунок. Максим изобразил жуткое существо. Горбатое, тощее, с длинными руками и уродливой трехглазой мордой. На груди чудовища Федор Иванович увидел две цифры — единицу и шестерку.
«Шестнадцать. А ведь… — он наморщил лоб, вспомнив обрывки фраз, записанных доктором. — Максим ведь не раз повторял это число».
— Там еще кое-что, — сказал Корольков. — На другой стороне.
Федор Иванович перевернул листок и увидел ряды строчек, написанных размашистым, прыгающим почерком.
«Я плохой человек и давно знал это, — начал читать Сбитнев. — Но насколько плохой — понял лишь недавно. Чуть больше недели назад, в лагере. Там я узнал все. Там я понял, что мои догадки были верны. Хотя в то время, когда они появились, я, наверное, еще не был таким. Тогда все еще можно было исправить. Вернее — предотвратить. Но сейчас об этом поздно даже думать. Остается только сожалеть, хотя от этого становится только больнее.
Все благодаря лагерю. И, конечно же, Доктору. Да, его эксперимент не был успешен, но все же… Доктору удалось увидеть, как все мы выглядим на самом деле. Он узнал, что творят с нами злоба, зависть, ненависть, вранье, жадность… Эти чувства уродуют нас изнутри. Клеймят на всю жизнь. И с каждой вспышкой злости чудовище внутри становится сильнее. Мы сами кормим монстров, которые сидят в нас. Сами растим в себе страшных гномов. Я видел их — уродливых и безумных. Они — наше настоящее отражение. А зеркала врут.
Мне пришлось убить Доктора. Я не хотел: просто был в отчаянии. А он насмехался над этим. Потом я взялся за страшных гномов, потому что надо было спасать ребят. И тоже убивал. Я надеялся, что с ними покончено, но нет.
Остался один. Экземпляр номер шестнадцать, выращенный из моей крови. Настоящий я. Вот он, на другой стороне листа. С тремя глазами, двумя ртами, сгорбленный, уродливый. И в том, что он такой, моя вина. Если бы я не делал больно маме с папой, если бы не злился, не ненавидел, может, он и не получился бы таким.
Ненависть к себе, замешанная на детском страхе… Так сказал Доктор о шестнадцатом. То есть, обо мне. Я ведь видел его уже. Впервые — в пять лет, в доме у бабушки. Он посмотрел на меня из треснувшего зеркала. Точнее, не он, а настоящий я. И вот недавно мы снова встретились. На этот раз вживую.
Мне кажется, он почувствовал наше родство. Не стал нападать, как другие. Он тянулся ко мне. А когда я не выдержал и побежал, бросился следом. Он долго гнался за мной, почти до самой трассы. Выл, словно просил остановиться. Потом отстал.
А я побежал в город. Сил не было, воздуха не хватало. Но я бежал. И надеялся, что сердце не выдержит. Жаль, что я не умер тогда.
Я выполнил обещание — нарисовал настоящего себя. И теперь надо уходить. Очень жалко маму, но жить, зная, что на самом деле ты страшный гном, невозможно. Поэтому я ухожу.
Но напоследок хочу предупредить: бойтесь детей с розовыми тенями под глазами и полосой на горле. Это страшные гномы, успевшие переселиться до того, как я убил их вожака, владеющего магией. Они полны злобы и пойдут на все, лишь бы причинить страдания. Надеюсь, вы никогда с ними не встретитесь».
Федор Иванович отложил листок. Сердце колотилось, палата расплывалась, руки и ноги дрожали. А перед мысленным взором стояли Егор и пятеро других ребят. Пятна под глазами и на шее делали их похожими, будто братьев и сестер.
Пошел дождь. Капли ударили в стекло, забарабанили по подоконнику.
— Прочитал? — Корольков присел рядом. Помолчал, потер лицо ладонями и заговорил: — Ты ведь знаешь, я материалист. Тут нужно над диагнозом думать, составлять бумажки для полиции и так далее. А я… — он покачал головой. — Не знаю. Понимаю, что нельзя в это верить. Но… Как будто сидит что-то внутри. И заставляет сомневаться.
— Я их видел, — вместо ответа произнес Федор Иванович. Он повернулся, посмотрел на доктора. — Этих ребят. С тенями под глазами и на горле. Один из них — мой сосед Егор. Он тоже отдыхал в «Березках». Уехал туда славным мальчишкой, а вернулся через два дня… таким. Словно бес в него вселился. Или… — Сбитнев вновь взял листок, — страшный гном.
— То есть, ты считаешь, что все это правда?
— Не знаю я, Игорь Витальич, не знаю, — Сбитнев с отчаянием поглядел на психиатра. — Понимаю, что не бывает такого. Умом понимаю, а сердцем… Ты бы видел мальчишку этого. Каждый день мать изводит. Кота убил, мне подложил. А вчера к нему еще пятеро присоединились. Точь-в-точь как он. С тенями под глазами и на горле, злые… Смотрят на тебя так… — он покачал головой. — Знаешь, словно у тебя над головой невидимое ведро с помоями переворачивается. А они глядят на это и ухмыляются. Мол, так и было задумано.
Корольков промолчал. Он ссутулился, провел ладонями по лицу, отчего на пару секунд оттянулись нижние веки, и растерянно уставился в стену.
— Мать Егора уже не знает, что с сыном делать, — продолжал Сбитнев. Только сейчас он понял, сколько страхов накопилось за эти дни. Они росли в душе, будто гнойник, и сейчас прорывались наружу. — Вот-вот с сердцем сляжет. А Егору радостно. Он как будто в энергетического вампира превратился. Я как раз сегодня собирался тебе о нем рассказать. Но, — он глянул на Максима, — ты первый позвонил.
Игорь Витальевич чуть заметно кивнул.
— Скажи, а эти ребята… Которых пятеро… Откуда они взялись? Ты их раньше видел?
— Нет, — Федор Иванович покачал головой. — Вчера впервые увидел. Обступили меня, самый маленький — мальчонка совсем, наверняка еще в школу не ходит — закурить попросил. А другой… Ровесник Максима, как мне кажется, угрожать начал. Дескать, не суй, дед, свой нос в чужие дела.
— А что они вообще хотели?
— Егора ждали. Знаешь, что еще странно… Они его братом называли. Да, — Сбитнев прищурился, кивнул сам себе, — так и сказали: «мы к брату пришли». И к самому мальчишке они обращались не по имени. Носачом звали. Почему — ума не приложу. Нет у Егора такого носа…
— Странные ты мне вещи рассказываешь, — пробормотал доктор. Он встал, подошел к окну. На стекле дрожали десятки капель, а дождь все стучал по подоконнику. — Не знаю… И не верить тебе не могу, и поверить никак не получается.
— Может, посмотришь на Егора? Что-нибудь да поймешь. И матери его совет дашь.
— Хорошо, — Корольков повернулся, присел на подоконник. Посмотрел на Максима и вздохнул. — А теперь… идти надо. Нине Евгеньевне сообщать.
— Надо, — одними губами ответил Федор Иванович.
В душе заворочался страх. Сбитнев поднялся, украдкой глянул на Максима.
«Что ж ты наделал, дурак? — мысленно обратился он к покойнику. — Как мать теперь одна будет?»
Доктор подошел к двери, остановился. Поджал губы и тихо проговорил:
— Виноват я. Очень виноват. Поверил, что Максим на поправку идет, расслабился. Вот и поплатился. Боюсь я Серовой звонить, — доктор посмотрел на Сбитнева. — Бедная женщина и так на взводе. Досталось ей от жизни. Сначала муж, теперь сын. Для кого она жить будет?
— Думаешь?.. — Федор Иванович не договорил. Он знал: Корольков поймет и так.
— Вполне может быть, — серьезно ответил доктор. — Ты же видел, в каком она состоянии.
— Да-а, — протянул Сбитнев. Громыхнуло, и стекло отозвалось дребезжанием. — Одну ее сейчас оставлять не надо. Но ничего, я прослежу, чтобы ничего больше не случилось.
— Проследи. Очень тебя прошу.
— Обещаю, — кивнул Федор Иванович.
Он поднялся, подошел к Королькову, и оба вышли из восьмой палаты.
Через несколько дней после этого.
Андрей открыл глаза, посмотрел в потолок и чуть заметно улыбнулся. Наконец-то удалось провести ночь без кошмаров. Уже почти две недели он засыпал, и разум переносился в лес.
Новожилов то отбивался от страшных гномов вилами. То пытался отвязать Лешку от кушетки, а за спиной ревели уродцы. То сам лежал, а над ним нависал Себастьян. То барахтался в куче тварей, спасаясь от созданного призраками существа из костей. То…
Было еще много страшных снов, после которых Андрей долго приходил в себя. Но этой ночью он не увидел ничего — и очень радовался.
Открылась дверь, в комнату вошел Лешка. Он уперся плечом в косяк, что-то дожевал, проглотил и сказал:
— Спишь что ли еще? Двенадцатый час, между прочим. Давай, подъем. Мама нам бутеры сделала.
Договорив, Лешка повернулся и исчез в коридоре. Несколько секунд Андрей слышал, как тот шаркает по линолеуму босыми пятками.
Откинув одеяло, Новожилов сел и оглядел комнату. За последние две недели она заметно изменилась — по мнению мамы, в лучшую сторону. Со стен исчезли плакаты с чужими, хищниками, зомби и другими тварями, которых Андрей обожал истреблять, сидя перед монитором. Полки освободились от дисков с компьютерными играми и фильмами и фигурок всякой разной нежити. А немногочисленные книжки-ужастики отправились в коробку на антресолях.
«Правильно мама считает, — подумал Андрей, обводя взглядом белые с зеленым обои, компьютерный стол, голубой палас. — Без всей этой фигни лучше».
Он поднялся, влез в шорты и майку и пошел на кухню. В голове было легко, а на душе светло.
«Я прям помолодел», — усмехнулся про себя Новожилов.
Лешка сидел за столом и покачивался на табуретке. Перед ним стояла пустая, если не считать россыпи хлебных крошек, тарелка и кружка с соком.
— Твое в холодильнике, — сказал Лешка, выпрямляясь.
Позавтракав, Андрей убрал посуду в раковину, глянул на часы над входом в кухню. Полдвенадцатого.
— Что делать будем? — осведомился Лешка, вновь раскачиваясь.
— Давай Оле позвоним, по развлекательному центру прогуляемся. Может, в кино заглянем, — предложил Андрей. Подумав, он добавил: — На мультик какой-нибудь или комедию.
— Можно, — кивнул Лешка.
После истории в «Березках» Новожиловы очень сдружились с Олей и виделись почти каждый день — разумеется, после того, как истек срок домашнего ареста. Андрей не знал, насколько сильно рассердились Олины предки, но им с Лешкой досталось крепко. Еще бы: вылететь из лагеря через двое суток.
Поспать той ночью так и не удалось. Сначала Ирина Олеговна старательно промыла мозги, потом директриса Светлана Максимовна, потом мама с папой. Но перед этим случилось еще кое-что. Неприятное и страшное.
Как только вернулись на территорию лагеря, троицу сразу же отвели в административный корпус. Там, возле директорского кабинета, сидел Егор. Увидев друзей, он встал, оглядел их. Круглое лицо с розовыми пятнами исказилось злобой. Егор заорал и бросился на ребят. Вожатые, воспитательница и директриса еле его успокоили.
«Он понял, что мы — это мы», — подумал тогда Андрей.
— Эй! Опять залип что ли?! — послышался Лешкин голос.
Новожилов тряхнул головой и посмотрел на брата. Тот скорчил сердитую рожу.
— Звонить Оле?! Третий раз спрашиваю! — недовольно заявил Лешка.
Андрей кивнул, и брат, буркнув «так бы сразу!», пошлепал в коридор. Посмотрев на него, Новожилов снова улыбнулся.
Он боялся, что Лешка станет другим. Молчаливым, напуганным. Ему ведь досталось больше, чем Андрею и Оле: он видел, как происходит переселение, и сам едва не лишился тела. Но нет — брат отошел довольно быстро. И, судя по всему, его даже не мучили кошмары.
«Или он просто виду не подает», — невольно подумал Андрей.
Лешка договорился с Олей встретиться через пятнадцать минут, и ребята стали собираться. Оделись, вышли из квартиры, вызвали лифт. Зашли, Андрей нажал на единицу и задумался.
Все-таки лес оставил много загадок. Что случилось с Максимом? Почему он так напугался, увидев на груди уродца клеймо с единицей и шестеркой? «Я не могу быть таким!» — бормотал вожатый. Как это понимать? Куда он побежал? Зачем уродец кинулся следом? Догнал ли? И если догнал, что сделал?
«Этого мы не узнаем никогда, — подумал Андрей. Лифт распахнул двери. — Так что лучше не думать».
Ребята вышли из подъезда, спустились с крыльца и остановились возле зеленой лавочки, под которой валялись шелуха от семечек, бумажки и пустые бутылки. Сморщившись, Андрей отвернулся и вслед за братом пошел к арке.
Сзади зашипели.
Андрей вскрикнул, Лешка отпрыгнул. Обернувшись, братья увидели под кустами двух котов. Один, серый, здоровенный, нависал над рыжим и бил хвостом. Противник прижимал уши и щурился.
— Тьфу ты! — Лешка сплюнул, облегченно выдохнул. — Так и в штаны надуть недолго!
«Да уж, — мысленно согласился Андрей. — Страшные гномы забудутся нескоро. Если вообще забудутся».
Словно подтверждая, коты заорали. Серый кинулся на рыжего, тот отскочил и кометой понесся через двор.
— Зверюги, блин, — проворчал Лешка.
— Идем, — Андрей подтолкнул брата, и оба скрылись в арке. Вышли на улицу, перебежали проезжую часть и направились к развлекательному центру — прямоугольному сине-белому зданию в три этажа, со стеклянной пирамидой на крыше.
Припекало. В небе неподвижно висели пухлые, словно разомлевшие на солнце облака. Все лавочки вдоль фасада центра были заняты. На детской площадке с разноцветными качелями, горками и надувными батутами верещала малышня. Рядом с чебуречным ларьком, на ящике из-под бутылок сидел старик в замызганном пиджаке и играл на баяне. У ног старика лежала коробка с мелочью. Из динамиков лилась бессмысленная попсовая песенка. Несколько парней и девушек выцепляли прохожих и совали им бумажки с рекламой, а вдалеке, держа плакат с рекламой, расхаживал непонятный зверь из поролона.
— Идем к центральному входу, — сказал Лешка. — Оля там ждать будет.
Андрей кивнул и двинулся дальше.
Подул ветер, и на ребят, шелестя, полетела истоптанная десятками ног газета. Лешка хотел перешагнуть, но газета взмыла вверх и прилепилась к животу.
— Вот блин! — брат взял ее за уголок двумя пальцами, скорчив брезгливую рожу, поднял перед собой и пошел к урне.
— Постой-ка! — Андрей подскочил к нему, не сводя глаз с жирного заголовка: «Мертвый чупакабра?» и фотографии — на ней был уродец с тремя глазами и двумя ртами. Раскинув кривые руки, он лежал на белой простыне.
Выхватив у Лешки газету, Андрей увидел заметку.
«Три дня назад житель поселка Березовое обнаружил в лесу труп неизвестного существа, — начал он читать. — Оно имеет сходство с человеком, однако есть ряд существенных отличий. Возможно, это мутант. Возможно, инопланетянин — например, постоянно упоминаемый в СМИ чупакабра. Возможно, представитель еще не известного науке вида. С этим предстоит разобраться ученым из областного центра, куда и была доставлена уникальная находка. Корреспондент нашей газеты будет следить за развитием событий».
— Значит, он умер, — пробормотал Новожилов. — Тем лучше. Надеюсь, это был последний страшный гном.
Лешка чуть заметно кивнул. Было видно, что еще одна — пусть и такая — встреча с уродцами испортила ему настроение. А вот Андрею стало спокойнее.
— Ты как думаешь, он сам сдох? — тихо спросил Лешка. — Или это Максим его?..
— Не знаю. Да и не хочу знать. Хватит об этом думать. Мы дома, в безопасности. Согласен?
— Угу, — промычал Лешка, задумчиво глядя на детскую площадку, где ликовала малышня.
— Пойдем, — Андрей подошел, несильно хлопнул брата по спине. Потом скомкал газету и выкинул в урну. — Оля, наверное, уже заждалась.
Лешка кивнул и, с опаской посматривая на урну, сделал несколько шагов.
— Расскажем Оле?
Андрей на секунду задумался, потом покачал головой.
— Не надо. Мы отдыхать собрались, а не вспоминать… — он не договорил.
Ребята, лавируя в толпе, прошли к центральному входу. Оля уже стояла там — она была в зеленой футболке и фиолетовых шортах. Темные волосы девочка, как обычно, собрала в пышный хвост.
«Красивая», — невольно подумал Андрей, чувствуя волнение. Оля нравилась ему все больше.
Втроем ребята прошли внутрь и первым делом навестили кафе — съели по мороженому. А затем, как и хотел Андрей, направились в кинозал. Показывали третью часть полнометражного мультфильма про компанию из четверых зверей — льва, зебры, жирафа и бегемотихи.
— Фу, блин! — выдохнул после мультика Лешка. Голос у него стал хрипловатым от смеха. — Давно так не ржал!
— Ага, — Андрей поглядел на брата с легким недовольством. Ржал тот и впрямь будь здоров — так, что с передних рядов оборачивались. Да еще попкорн просыпал и газировку разлил.
«Как был свинтусом, так и остался», — подумал Новожилов.
Но вслед за этой мыслью тут же пришла другая: пусть уж лучше Лешка на всю жизнь останется свинтусом, чем изо дня в день будет вспоминать «Березки», лес и страшных гномов.
— Ладно, ребята, мне пора, — сказала Оля, подняв глаза к большому циферблату.
«Полчетвертого! — ахнул про себя Андрей. — Ни фига себе посидели! Сейчас мама вернется, а мы еще посуду с завтрака не вымыли!»
Друзья отошли от кинозала и побежали к выходу. На эскалаторах, как всегда, была куча народа, и троица быстренько спустилась по ступенькам.
Очутившись на улице, Андрей, Лешка и Оля подошли к скамейке и остановились.
— Ну что, до завтра? — спросила Оля. — Я вам сама позвоню.
— Договорились, — кивнул Андрей.
Сзади донесся испуганный вскрик… Потом что-то застонало, грохнуло… Взвизгнули по асфальту шины… Звук удара — и снова крики…
— Что там такое? — Андрей обернулся, вытянул шею и увидел, что на дороге, едва не заехав передними колесами на газон, стоит грузовик с оранжевой кабиной. А шагах в десяти лежала женщина. Вокруг быстро собиралась толпа.
Друзья переглянулись и, не сговариваясь, бросились к месту происшествия. Протолкались вперед.
— Не виноват я, е-мое! — надрывался водитель — здоровенный мужик с черными курчавыми волосами и щетиной на круглых, чуть отвислых щеках. Он метался из стороны в сторону и нервно оттягивал подол грязной футболки. — Сама под колеса кинулась! Вы же видели! — он замолчал и вытаращился на кого-то.
Андрей сглотнул и перевел взгляд на женщину. Маленькая, бледная, в длинной серой юбке и бежевой кофте, она лежала на боку. Под головой натекла темно-красная лужа, светлые волосы слиплись от крови.
— Я просто ехал! — снова завопил водитель. Он раскраснелся и дрожал. — А она выскочила, е-мое! Как бы я затормозил?! Она ждала, как будто!
«Жуть!» — подумал Андрей. Ему вдруг стало страшно — и этот страх был очень похож на тот, что мучил в лагере.
Женщина вздрогнула. Кашлянула, выплюнув кровь. Попробовала поднять голову. Не получилось. Тогда она вытянула руку и шевельнула пальцами, словно хотела коснуться неба.
— Ма… Максюша! — выдохнула она, глядя вверх широко распахнутыми глазами. — Максюша, миленький! Потерпи немножко, я уже скоро! Я… уже сейчас… К тебе…
Рука опустилась, женщина закрыла глаза. Она больше не двигалась. И не дышала.
Андрея замутило.
«Она умерла! Прямо сейчас! И здесь, у меня на глазах!» — с ужасом думал он, не в силах отвести от женщины взгляд.
— Да что же это?! — воскликнул водитель. Он обхватил голову, бросился к кабине. — Е-мое!
С полминуты было тихо. Потом Андрей услышал сухой смешок:
— Откинула тетка копыта.
Новожилов вздрогнул и повернул голову. Увидев говорившего, он попятился, отдавил кому-то ногу.
— Извините, — пискнул он, по-прежнему глядя на коренастого парня лет двадцати, в черной футболке с надписью «The Prodigy» и нарисованной рожей, высунувшей язык. Под глазами парня залегли розовые тени, горло пересекала полоса того же цвета.
Позади коренастого стояли еще пятеро переселенных. Две девчонки — темная и рыжая, толстяк в зеленой кепке козырьком назад, маленький белобрысый мальчишка и… Егор. Поймав взгляд Андрея, последний ухмыльнулся и провел большим пальцем по горлу. По тому самому месту, где была розовая отметина — след, оставленный инструментами самого главного и самого страшного гнома.
Больше книг на сайте — Knigoed.net