Ночью опять снился кошмар. Федор Иванович стоял возле окна и видел под яблоней — той самой — двоих. Егора и Беспалого. Последний держал лопату и с улыбкой смотрел на мальчишку. Тот ухмылялся, потом кивнул. Больной стал копать. В ту же секунду с веток посыпались яблоки — еще зеленые, неспелые. Егор оскалился, бросился на землю и начал запихивать их в рот. Целиком. Он со свистом втягивал воздух, размазывал по щекам слезы и грязь, морщился и жевал. А в голове Сбитнева звучало высокое и хриплое: «хочу яблоко!»
— Вот так с ума и сходят, — пробормотал он, сидя у окна и глядя на яблоню.
Вздохнув, Федор Иванович посмотрел на почти не тронутую тарелку гречневой каши, чашку остывшего чая и покачал головой. Поднялся и вышел на крыльцо.
В небе неподвижно висели светло-серые, выжатые вчерашней грозой тучи. Листва и темная сырая земля ждали солнца.
У Мещеряковых было открыто окно. Сбитнев спустился, подошел к забору. Почти сразу же из соседского дома донеслись топот, звон посуды и визг.
— Егорик, не надо! — послышался голос Марины. — Успокойся, пожалуйста!
В ответ — снова топот и стук.
Против воли Сбитнев представил, как мальчишка мечется из комнаты в комнату, строит свирепые гримасы и кричит. Вздохнул, отошел от забора и вернулся в дом. Пора было собираться на работу.
Спустя пять минут Федор Иванович вышел за ворота. За сетчатой оградкой возле дома напротив с деловитым квохтаньем топтались куры. С большой ржавой цистерны на них высокомерно глядела большая серая ворона. На соседнем участке возле конуры гавкал Цезарь — здоровенный, похожий на волка пес. Он пригибал голову и не отрывал глаз от дома Мещеряковых. А потом вдруг заскулил, поджал хвост и скрылся в будке.
Федор Иванович обернулся и увидел в окне Егора. Тот с ухмылкой смотрел на конуру. Затем, словно почувствовав взгляд Сбитнева, чуть повернулся, оскалился и изобразил, будто есть яблоко.
Не без труда Федор Иванович отвел от мальчишки глаза. Повернулся и медленно пошел вдоль улицы. Дойдя до магазина, он остановился и стал смотреть на зеленеющее поле за трубами теплотрассы и железной дорогой.
«Березки»… Что могло случиться в лагере, чтобы так поменять доброго и славного мальчишку? Марина говорила, Егор вместе с друзьями сбежал в лес. И вернулся… таким.
«Черта они там встретили, что ли?» — подумал Федор Иванович, бессильно покачивая головой. Он не знал. А строить догадки было бесполезно.
А Максим… Что лагерь сделал с крепким девятнадцатилетним парнем?
«Он ведь тоже был в лесу, — Сбитнев вспомнил, как нашел Максима. Тот трясся, плакал — весь оборванный, грязный, потный, исцарапанный. — Что же там такого случилось?»
Никогда раньше Федор Иванович не чувствовал себя таким беспомощным. Покачав головой, он опустил глаза и медленно, по-стариковски побрел к трамвайной остановке.
Через полчаса Сбитнев уже убирался во дворе. Он торопился — тучи снова наливались чернотой, резкие порывы ветра предвещали еще одну грозу. Деревья тревожно перешептывались листвой, по лужам пробегала рябь.
Двое мальчишек лет восьми раскручивали карусель. В песочнице возле деревянного домика возился карапуз в красной осенней куртке и черной шапочке. Рядом стоял огромный — едва ли не больше владельца — пластмассовый грузовик с синим кузовом и желтой кабиной. Неподалеку, на низкой лавочке без спинки сидела старушка в сером плаще. Она с тревогой посматривала то на небо, то на карапуза, то на зонт, лежавший рядом.
Снова подул ветер, в небе заворчало.
Сбитнев поглядел вверх, затем обернулся к арке и увидел Нину Евгеньевну. Та торопливо шла к подъезду, держа на весу большую темную сумку.
— Здравствуйте, Федор Иванович! — сказала она, поравнявшись с дворником. — Как ваши дела?
— Да так, потихоньку, — неохотно ответил тот. — Обо мне чего говорить? Расскажи лучше, как Максим?
Опять громыхнуло. На асфальте появились первые мокрые кругляшки.
— Дождь начинается, — растерянно пробормотала Серова. — Знаете что? Давайте ко мне поднимемся и поговорим.
Сбитнев кивнул и вслед за ней направился к подъезду.
«Какая-то она напряженная, — отметил дворник, поднимаясь на второй этаж. — Не случилось ли чего?»
Нина Евгеньевна открыла дверь, прошла в коридор и щелкнула выключателем. Тусклый свет разлился по темно-красным половицам, бумажным бело-зеленым обоям, пуфику и вешалкам.
Федор Иванович разулся, вслед за хозяйкой прошел в зал, и оба уселись в старенькие кресла за журнальным столиком.
Несколько секунд Нина Евгеньевна сидела, поджав губы и задумчиво глядя на светло-серый палас. Потом чуть заметно мотнула головой и заговорила:
— Я только что Максима навещала. С ним пока все так же. Спит, ест, из палаты не выходит. Но когда я прихожу, видно, что радуется, — Серова чуть улыбнулась. — Вот и сегодня. Пришла, он обернулся, посмотрел на меня и… посветлел сразу как-то.
— Это же хорошо, — сказал Сбитнев. — Оттаивает парень, отходит.
— Да. Игорь Витальевич то же говорит. В общем, посидела я с ним немного, потом пошла в ординаторскую. Игорь Витальевич со мной поздоровался и дал вот это…
Нина Евгеньевна расстегнула сумку и достала сложенный вчетверо тетрадный листок.
— Вот, почитайте, — она протянула листок Федору Ивановичу.
Развернув его, тот прищурился и сразу узнал почерк Королькова — крупные, пузатые, старательно выведенные буквы.
— Почитайте, — повторила Серова, напряженно глядя на дворника.
«Кровь… Моя кровь… Вы украли ее… — начал читать Сбитнев. — Украли кровь… Сделали… Сделали чудовище… Номер шестнадцать… Чудовище — отражение души… Шестнадцатый номер… Чудовище как зеркало… Зеркало треснуло… Значит, душа тоже… Треснула душа… Зеркало… Уберите зеркало…»
— И что это? — тихо спросил Федор Иванович, осторожно положив листок на край столика.
— Это говорил Максим. Во сне. Как мне Игорь Витальевич рассказывал, одна медсестра ночью подошла к палате Максима, заглянула в окошко и увидела, что тот мечется по кровати. Открыла дверь и услышала… это. А потом позвала Игоря Витальевича, и тот все записал.
— Понятно, — кивнул Сбитнев. — И что он говорит об этом?
— Сказал, ничего особенного. Но мне кажется, он встревожился, — Нина Евгеньевна со страхом поглядела на дворника.
«Я тоже», — подумал тот.
Перед глазами тут же появился высокий седой человек. Беспалый. Он наклонился и как всегда тихо попросил несколько капель крови.
Сбитнев выдохнул, нахмурился. Видение исчезло, но тревога не отступала.
«Может, совпадение?» — Федор Иванович посмотрел в окно, закрытое полупрозрачными занавесками.
— Федор Иванович! — в голосе Нины Евгеньевны прозвучали нотки отчаяния. — Что с вами? Если вы что-то знаете, скажите! Пожалуйста!
— Нет-нет, Ниночка, — дворник поспешно мотнул головой и заставил себя улыбнуться. — Все хорошо. Устал просто. Тут еще погода изменилась.
Он кивнул в сторону окна. Дождь вовсю барабанил по подоконнику.
— Ладно, — пробормотала Серова, растерянно глядя на Федора Ивановича. Похоже, она не поверила. — Давайте-ка я вас чаем напою. Все равно дождь переждать надо.
Она ушла на кухню. Федор Иванович взял листок и еще раз перечитал.
«Отдай мне несколько капель своей крови и вскоре сможешь навсегда забыть об этой грязной работе», — зазвучал в голове голос Беспалого.
«Не может это совпадением быть, — подумал Сбитнев. — Не бывает таких совпадений».
Выходит, Максим тоже встретился с пациентом Королькова. И что дальше? Отдал кровь? Нет, Максим парень умный. Он наверняка сразу понял, что перед ним сумасшедший.
— Моя кровь… Вы украли ее… — шепотом прочитал Сбитнев.
«Украл? Как? — стал он размышлять. — Это ведь не кошелек, ее из кармана не вытянешь…»
Хорошо, пусть даже украл. Для чего? Что Беспалый собирался делать с кровью? К чему его обещания, что вскоре можно забыть о грязной работе?
Взгляд Сбитнева скользнул по строчкам.
— Сделали чудовище… — прочитал он.
Нет, это что-то уж совсем невероятное. В конце концов, Максим ведь спал. Скорее всего, ему просто снился кошмар.
Федор Иванович закрыл глаза и потер лоб. От обилия мыслей закружилась голова. Он встал, подошел к окну. Открыл форточку и жадно вдохнул прохладный, влажный воздух.
«Надо съездить к Игорю Витальичу, — решил он, глядя на пустой двор. — Узнать, где Беспалый сейчас. Заодно про Егора расскажу».
Вспомнив о соседском мальчишке, Сбитнев в который раз почувствовал страх.
Из кухни вернулась Нина Евгеньевна. Мелкими шажками она добралась до столика и поставила поднос с двумя чашками на блюдцах и вазочкой песочного печенья.
— Вот спасибо, — добродушно крякнул Федор Иванович, возвращаясь в кресло.
За окном громыхнуло, Нина Евгеньевна вздрогнула.
«Досталось ей, — подумал Федор Иванович, чувствуя почти отеческую жалость. — Сначала мужа похоронила, теперь сын в лечебнице. И неизвестно, что дальше».
Дворник отчаянно хотел верить, что все закончится хорошо. Хотел, но не мог. Мешало дурное предчувствие.
За несколько дней до этого.
«Опять ты!» — Макс сидел на кровати и держал на коленях снимок. Пальцы тряслись, отчего казалось, что человек на фотографии двигается.
Седые волосы. Острые скулы. Впалые, заросшие щеки. И взгляд — недобрый, изучающий.
Ноющая боль в запястье стала сильнее. Макс оторвал взгляд от снимка и посмотрел на руку. Полоска розовой кожи припухла еще больше.
«Что бы это значило? — подумал вожатый. — Что вообще все это значит?!»
Ему было непонятно и страшно. А человек со снимка буравил его глазами и улыбался. Словно знал про Макса все. Словно смог прочитать его душу.
— Бред, — пробормотал Макс.
Он спрятал фото в тумбочку, встал у окна. Деревья клонили верхушки под напором ветра. Из-за горы выползала черная туча.
Макс поморщился и отвернулся. Он не любил грозы — с того самого дня, почти полтора десятка лет назад, когда увидел себя в треснувшем зеркале.
На несколько секунд перед глазами возникло безобразное, угловатое лицо с тремя глазами и двумя ртами. Видение было настолько реальным, словно Макс опять очутился в сенях бабушкиного дома. Он раскрыл рот, с хрипом вдохнул, вытаращил глаза и шагнул назад. Задел спинку кровати, едва не упал и лишь тогда пришел в себя.
«Так, хватит, — сказал он себе, присев на постель и обхватив голову руками. — Надо просто успокоиться и все обдумать».
Макс прислонился спиной к стене, вытянул ноги и стал размышлять. В первую очередь нужно было понять, что случилось в лесу. Кто тот парень в черной футболке? Как он бежал без глаз и с перерезанным горлом? И как потом очутился в поселке целым и невредимым?
«А может… — он прищурился, подобрал ноги и обнял руками колени, — не было никаких выколотых глаз и перерезанного горла? Ребятки из поселка горазды на жуткие приколы. А этот у них вроде как за главного. Вымазался кровью или даже краской и пошел в лес — напугать кого-нибудь».
Это казалось похожим на правду. Только вот… Куда девался поселковый шутник, когда добежал до оврага? Он ведь как сквозь землю провалился.
— Или спрятался в кустах, — шепотом добавил Макс. — А что? Он наверняка лес как свои пять пальцев знает.
Хорошо, с этим вроде бы разобрались. Но как быть с уродливыми костями на дне оврага? Кому они могли принадлежать? Людям? Вряд ли…
«Страшным гномам», — подумал Макс, сверля стену задумчивым взглядом.
Кто такие эти страшные гномы? Существуют ли они на самом деле? Или у девчонки из Степиного отряда просто разыгралось воображение?
Скорее всего, так и есть. Но овраг с костями…
А каталка без колес… Что там за пятна? Кровь?
Серов вспомнил темно-красные кляксы на желтой клеенчатой поверхности, и его передернуло. Что делали на этой каталке? Или делают до сих пор?..
«Одни вопросы», — Макс вздохнул, бессильно качая головой.
Он не представлял, как распутать эту цепочку. Страх был еще слишком силен, чтобы думать спокойно. В голове проносились лишь обрывки мыслей. Но и оставить размышления Макс не мог.
Перед глазами вновь появились поселковые. Пять злобных и очень похожих лиц, пять угрюмых взглядов исподлобья. Как они стали такими? Макар Матвеич говорил, что ребята менялись после того, как возвращались из леса. Что с ними случилось?
«Может, там какая-нибудь зараза? — предположил Макс. — Тогда… Вдруг я, братья, Оля и Егор тоже поменяемся? — он сглотнул и задержал дыхание, прислушиваясь к себе. Вроде бы, все нормально. Не тошнит, не лихорадит. Только страх все усиливается. — Да нет, не может быть. Макар Матвеич ведь каждый день в лес ходит, он сам говорил. И ничего — не заболел».
Нет, зараза ни при чем. Тут что-то другое. У ребят из поселка какая-то тайна.
«О чем он меня спросил? — Макс прищурился, вспоминая худенького белобрысого пацана. — Что-то про пальцы… Какого пальца и на какой руке не хватает у нашего папаши? Хрень какая-то! — он фыркнул, мотнул головой и замер, глядя на тумбочку. — Или не хрень?»
Нахмурившись, вожатый встал, вытащил снимок и еще раз скользнул взглядом по изможденному лицу. Он вспомнил, как уборщик изучал его. Как длинные и тонкие пальцы бегали по белой пластиковой ручке швабры.
«У него ведь не было пальца! — Макс, не отрываясь, глядел на фото и тяжело дышал. — Безымянного, на правой руке!»
Что если мальчишка спрашивал об этом? Выходит, поселковые тоже встретились с тем типом. Только вот почему они называли его папашей? Может, из-за него ребята стали другими?
— Что ты с ними сделал? — шепотом спросил Макс, изучая снимок.
Он вспомнил еще кое-что. Вчера, после того, как, наконец, добрались до лагеря и вышли из автобуса, неподалеку кто-то был. Кто-то высокий — как тип из поликлиники.
Отложив снимок, Макс посмотрел в окно. Туча, клубясь, подбиралась к солнцу. Листва дрожала, по траве, будто по зеленому морю, бежали волны. Все вокруг словно сжалось, напряглось, ожидая удара стихии.
Макс отвернулся, улегся и вновь стал думать.
Страшные гномы… Может, воображение девчонки из Степиного отряда ни при чем? Ведь в лесу действительно есть кто-то странный. Маленькое существо, похожее на розовый ком, способное поймать и разорвать птицу, на фантазии не спишешь. Как и овраг, полный уродливых костей.
«Загадки, загадки…» — Макс вновь покачал головой и сморщился — заломило виски.
Он встал, вышел из комнаты и направился в туалет. Остановился у раковины, открыл холодную воду и умылся. Потом присосался к крану и сделал несколько глотков.
Послышались шаги. Макс выпрямился и увидел загорелого Костю из второй палаты. Тот остановился, с виноватым видом глядя на вожатого.
— Живот не проходит, — жалобно сообщил мальчишка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Так. А в медпункте ты был? — нахмурился Макс.
— Был. Врач мне живот пощупала, сказала, что ничего страшного, и таблетки дала. Только они пока не помогают.
— Ладно, иди.
Костя шмыгнул носом, прошел мимо и скрылся в кабинке. Макс проводил его взглядом и отвернулся к стене.
Вспомнилось, как три месяца назад он тоже мучался с животом. Как пошел в поликлинику. Как встретил странного типа…
Запястье снова вспыхнуло болью. Макс чуть сморщился, опустил глаза на припухший шрам.
«Все же как он умудрился так ловко руку мне порезать? — размышлял вожатый, чувствуя, как ветер проникает сквозь полуоткрытое окно и шевелит волосы. — Фокусник, мать его! А ведь… было еще кое-что…»
Макс представил коридор поликлиники. Уборщик стоит напротив, изучает его взглядом. А потом… говорит про богатую фантазию и что еще не настолько сошел с ума, чтобы душить кого-то.
— Он мысли мои прочитал! — шепотом произнес Макс. Сердце забилось быстрее — вожатый почувствовал, что вот-вот отыщет хотя бы один ответ. — В голову ко мне залез!
Получается, тип из поликлиники — телепат. Тогда вполне возможно, он умеет не только читать мысли, но и гипнотизировать. Вот почему ребята из поселка стали другими.
— Они с ним встретились, — пробормотал Серов.
Он уперся лбом в прохладный кафель и обессилено выдохнул. Никогда раньше размышления не казались таким тяжелым трудом.
«Хорошо, — продолжил Макс. — Пускай так и есть. Этот урод встретился с ребятами и загипнотизировал их. Но как это связано со страшными гномами? Да и связано ли?»
Он отошел от стены, покачал головой и вздохнул. Мгновением позже снаружи, прямо под окном послышался смех.
Вздрогнув, Макс обернулся и медленно направился к подоконнику.
— Как я уже говорил, фантазия у тебя богатая, — донесся голос. Макс сразу узнал его — низкий, бархатистый, полный ложной доброжелательности. — Да и ход твоих мыслей мне нравится.
Снова смех.
Макс метнулся к окну. Дернул раму, лег на подоконник. Едва не вывалился и завертел головой.
Под окном никого не было. Но смех не утихал.
Тяжело дыша, Макс обводил глазами траву, кусты, бетонную дорожку вдоль стены корпуса.
— Не там ищешь, — услышал вожатый, и смех прекратился.
Макс слез с подоконника и попятился. Наступил кому-то на ногу, вскрикнул, обернулся и увидел Костю. Тот ойкнул, отскочил и растерянно уставился на вожатого.
— Что с тобой? — спросил Костя.
— Н-ничего, — выдавил Макс. — Все хорошо. Иди в палату, сончас еще не кончился.
Костя помрачнел, опустил глаза.
— Я не хочу в палату, — тихо сказал он.
— Что такое? — нахмурился Макс.
— Меня там дразнят. Я Сене сказал, что у меня живот болит. А тот всей палате растрезвонил. И теперь меня дристуном называют.
— Так, — Макс расправил плечи, легонько подтолкнул Костю к выходу. — Пойдем, разберемся.
— Не надо, — всхлипнул мальчишка. — Так только хуже будет. Лучше я сам.
Макс остановился, посмотрел на Костю. Тот, задрав голову, жалобно глядел на вожатого.
— Вообще-то правильно, — одобрил Макс. — Просто не обращай внимания — и им скоро надоест дразниться.
Костя кивнул, шмыгнул носом и вышел в коридор.
«Правильно», — мысленно повторил Макс.
Вожатый понимал Костю. Приди он в палату с лекцией — и к «дристуну» тотчас прибавился бы «стукач». Подростки бывают очень жестокими. Это Макс знал прекрасно.
Он помрачнел и осторожно подошел к окну. На улице никого не было. Как и полминуты назад, когда Макс услышал смех и голос уборщика.
«Может, у меня крыша съезжает?» — подумал он, опершись ладонями о подоконник.
Туча, наконец, заглотила солнце, и на лагерь опустилась тень. Ветер становился сильнее, деревья дрожали. Но дождя все не было — ненастье словно играло в кошки-мышки.
Максу стало холодно. Он растер плечи, развернулся и направился в комнату.
«Так ни до чего и не додумался», — он вздохнул, улегся и уставился в потолок.
Спустя полчаса седьмой отряд построился на полдник. Макс отыскал взглядом Новожиловых, Олю и Егора. Все четверо молчали, мрачные, напряженные. Лешка время от времени бросал взгляды на заросли черемухи за корпусом. Егор тронул Андрея за плечо, попытался заговорить, но тот состроил злую рожу, шикнул и отвернулся.
«Они боятся, — понял Макс, не отрывая глаз от ребят. — И неспроста».
— Идемте! — скомандовала Ирина Олеговна, суетясь в голове строя. — И не задерживаемся, пожалуйста!
Отряд медленно двинулся к столовой. Ребята переговаривались, с тревогой поглядывали на небо — туча росла и становилась все темнее. Макс шел сбоку и скользил напряженным взглядом по зеленой стене кустов вдоль ручья.
«Он телепат, — продолжал размышлять Серов. — Телепат и гипнотизер. Подчинил поселковых своей воле. Зачем? Непонятно. Но, судя по всему, ему нужно еще больше людей. Иначе та компания не всполошилась бы, узнав, что в лесу потерялись ребята из лагеря».
Макс вспомнил, как поселковые переглядывались. С волнением и какой-то злой радостью. Будто охотники, напавшие на след. И неизвестно, что бы случилось, если бы они нашли Новожиловых, Олю и Егора.
Вожатый посмотрел на ребят. Те молча шли в середине строя. Было видно, что и для них прогулка в лесу не стала увеселительной. Удалось ли им найти вагончик? И что они там увидели? Лешка говорил про какое-то странное высохшее тело. Не родственник ли это существу, разорвавшему ворону? Или страшному гному, напугавшему маленькую девочку? Или тем, чьи кости покоятся на дне оврага?
Неизвестно… И Макс не представлял, как выяснить это. Снова соваться в лес было безумием.
«Придется следить», — решил он, глядя на четверку.
Под темным небом раскатился гром. Лешка чуть вжал голову в плечи, в очередной раз посмотрел в сторону ручья и что-то шепнул Андрею. Тот передернул плечами.
Вскоре подошли к столовой, протолкались внутрь. Макс уселся с краю, рядом с Костей. Тот хмурился, медленно жевал ватрушку и запивал компотом из ягод.
За окном сверкнула молния. Чуть позже громыхнуло, и кто-то испуганно вскрикнул. А спустя пару мгновений хлынул дождь. Зал тут же наполнился тревожными голосами.
«По крайней мере, не сбегут никуда в такую погоду», — подумал Макс, разглядывая подвижную пленку воды на стекле.
Он отвел глаза от окна и увидел неподалеку Степу. Вид у лопоухого вожатого был озадаченный.
«Небось застукали за бутылкой», — усмехнулся Серов.
Минут через пять Ирина Олеговна поднялась. Залязгали ножками табуретки, ребята построились и бегом вернулись в корпус. Высушились и собрались перед телевизором — смотреть ужастик.
Макс устроился на пуфике возле балкона и время от времени поглядывал наружу. Небо светлело, дождь слабел. Редкие порывы ветра слабо шевелили темные, поникшие листья черемухи и лопуха. Лужа неподалеку от корпуса сверкнула отражением солнца. Словно на прощание, еще раз громыхнуло, и капли перестали стучать по железному навесу над балконом.
Отвернувшись, Макс уставился в телевизор. По экрану медленно вышагивал верзила, голый по пояс, в кожаном фартуке до пят. Вместо головы у него была железная пирамида, в правой руке монстр тащил двухметровый тесак. Ребята, все, как один, неподвижно следили за ним.
Послышались шаги, у входа в холл возник Степа. Углядев Макса, он добродушно оскалился и махнул рукой.
«Вот принесло», — мысленно проворчал Серов, поднимаясь.
Он подошел к ушастому, и оба вышли в коридор.
— Здорово, предводитель, — Степа подмигнул и снова расплылся в улыбке. — Как делишки? Как детишки?
— Да пойдет, — Макс пожал плечами.
— Вот и хорошо. В теннис поиграть не надумал? Или пару глоточков сделать?
Договорив, Степа воровато огляделся и ухмыльнулся.
Макс в ответ сморщился и решительно мотнул головой. Лопоухий лишь развел руками и, сведя брови, уставился в пол.
— Дело твое, — огорченно пробубнил он.
«Что-то с ним не так», — подумал Макс, разглядывая Степу. Тот морщил лоб, время от времени облизывал губы. Глаза чуть заметно бегали.
— У тебя все нормально? — спросил Макс, чувствуя, как возвращается тревога.
— Да вроде бы, — ответил Степа, пожав плечами. — Только история непонятная приключилась. Но это, скорее всего, ерунда, — он сморщился и махнул рукой.
— Что за история?
Степа поднял брови, скосил рот и поскреб затылок.
— Помнишь, утром рассказывал про девчонку? Которая какого-то страшного гнома видела?
— Помню, — Макс напрягся и сжал кулаки.
«Снова», — подумал он, чувствуя, как забухало сердце.
— Она ведь перед обедом пропала. Часа два ее не было, а то и больше. Николаевна, воспитка наша, чуть в истерику не впала. Весь лагерь оббегала. А потом, уже после обеда, в палату заглянули, а девка у себя в постели дрыхнет.
— С ней все хорошо? — спросил Макс, скрещивая за спиной пальцы.
«Только бы пронесло», — мысленно твердил он.
Степа в ответ фыркнул и мотнул головой.
— Это как сказать. Разбудили ее, короче, решили поругать чуток — для профилактики. А она истерику закатила. Визжит, глаза таращит, скалится, слюни едва не пустила. Руками машет, ногами топает. Под конец даже рычать начала. Жесть, в общем. Потом, слава богу, успокоилась.
— И? Рассказала что-нибудь?
— Да ни фига. Говорит, все время в лагере была, а мы ее просто не заметили. Врушка малолетняя, блин! Броню включила — и хрен что ей докажешь!
— Понятно, — пробормотал Макс.
— Я тебе, брат, стопроцентную гарантию даю — это она отомстить решила, — авторитетно заявил Степа.
— Зачем ей мстить? — удивился Серов.
— Как зачем? Ей же про страшного гнома не поверил никто. Ребята из отряда — так вообще обсмеяли. Вот она спектакль и устроила. Спряталась где-то, чтобы мы побегали, поискали, понервничали. А потом заявилась. Рожи злобные строит, говорит с хрипом каким-то, глядит так, словно кинется вот-вот. Это она типа у страшных гномов своих побывала. Воображение у нее…
— Покажи мне эту девочку, — перебил Макс, напряженно глядя на Степу.
— Зачем? — изумился тот.
— Просто. Может, удастся ее на чистую воду вывести, — соврал Макс, придвигаясь к лопоухому. — Ну что? Покажешь?
— Ну, пошли, — пожал Степа плечами.
Кивнув, Макс заглянул в холл. Отряд — и четверо друзей в том числе — глядели в телевизор.
«Вот и хорошо», — подумал вожатый и вернулся к Степе.
— Идем, — бросил он и, не дожидаясь лопоухого, пошел к выходу.
Тучи разошлись, по лагерю разлился солнечный свет. Все вокруг словно просыпалось от спячки, вызванной ненастьем. Макс торопливо шел по мокрой дорожке из бетонных плит, Степа еле поспевал за ним.
Вот и третий корпус, укрытый березовыми ветвями…
— Фу, блин! — Степа сплюнул и становился возле лавочки. — Загонял совсем! Куда несешься-то? Пожара ведь нет! — он нырнул в карман шорт и достал сигареты. — Дай покурю, в себя приду.
— Потом покуришь, — твердо ответил Макс и взбежал на крыльцо. Обернувшись к растерянному вожатому, сказал: — Показывай, где она.
— Ладно-ладно, иду, — лопоухий спрятал пачку, мотнул головой и пошлепал по ступенькам. — Объясни хоть, к чему спешка?
— Позже, — отрезал Макс.
Вдвоем они зашли в корпус и остановились в девчоночьем крыле. В холле бубнил телевизор, слышались писклявые голоса. Из дальней палаты с открытой дверью доносился деревянный стук.
— Айда, — Степа подтолкнул Макса. — В палате она.
Сердце колотилось все быстрее, дышать стало тяжело, ноги подгибались. Перед глазами возникли пять угрюмых лиц с розовыми пятнами под глазами и на шее.
«Спокойно, — твердил себе Макс. — Еще ничего не известно. Сначала надо посмотреть на нее».
— Заходи, — кивнул Степа, встав возле двери.
Стук стал громче и чаще, словно девочка почувствовала, что к ней пришли.
— Как ее зовут? — спросил Макс.
— Вика. Вика Лебедева.
Кивнув, Макс вдохнул поглубже и зашел в палату.
Вика сидела на кровати возле окна. Худенькая и маленькая, она сутулилась, чуть заметно покачивалась на пружинах и, как заведенная, хлопала дверцей тумбочки. Лица не было видно за светлыми волосами, с ярко-желтой футболки улыбался Микки-Маус.
Хлоп…
Хлоп…
— Вика, — Степа нахмурился, подошел к девочке и встал, уперев руки в бока. — Ну-ка прекрати немедленно! Зачем тумбочку портишь?
Вместо ответа — снова хлопок.
— Так, — вожатый опустился на корточки. — Посмотри на меня!
Хлоп…
— Перестань сейчас же! — Степа взялся за дверцу.
Вика зашипела, дернулась и бухнулась на кровать, лицом в подушку. Пружины заскрипели, девчонка задрыгала ногами. Степа поднялся и уставился на нее, растерянно моргая.
«Она из них», — понял Макс, чувствуя, что вот-вот не выдержит и бегом бросится из корпуса.
Внезапно Вика успокоилась. Секунд десять она лежала неподвижно. Потом стала медленно подниматься. Села, пригладила растрепавшиеся волосы, подняла лицо.
«Так и есть», — подумал Макс, разглядывая розовые тени под глазами и на горле.
Ему стало так же страшно, как и в поселке.
Вика словно почувствовала это и ухмыльнулась. Она встала, прошла мимо застывшего от изумления Степы. Неторопливо и бесшумно направилась к Максу. Остановилась в двух шагах и уставилась снизу вверх — совсем как белобрысый мальчишка.
— И ты здесь, — пискляво, но хрипло сказала Вика. — Ну, привет.
— П-привет, — неожиданно для самого себя ответил Макс.
Девчонка скорчила злобную рожу и засопела.
— Ты зачем обманул их? — она сделала шаг вперед, и вожатый поневоле отступил.
— Кого? — изумленно спросил он.
— Сам знаешь кого! Моих братьев! Зачем ты им сказал про четверых сопляков из твоего отряда?! В лесу никого не было!
«Откуда она знает?!» — выдохнул Макс, чувствуя, как внутренности будто сковывает льдом.
Вика, не отрываясь, глядела на него и скалилась. Степа напоминал манекен — только недоумение на лице выдавало в нем живого человека.
— Я-я, — пролепетал Макс. От девочки шла такая волна ненависти, что он поневоле стал оправдываться, — я не обманывал. Ребята были в лесу. И вернулись назад.
— Вернулись! — злобно передразнила Вика. Лицо покраснело, и розовые тени словно растворились. — Ты хоть понимаешь, что можно было освободить еще четверых?! Себастьян очень недоволен! Знай это!
— Послушай, — Максу, наконец, удалось совладать со страхом. — Скажи, пожалуйста, кто такой этот Себастьян? Он тебя обидел?
Вика вытаращилась, а мгновением позже согнулась от хохота. Она надрывалась, мотала головой и топала.
— Ты что, совсем кретин?! — выдохнула она, успокоившись. Светлые волосы растрепались, розовые тени под глазами блестели от слез. — Себастьян не может обидеть меня и моих братьев! Он — наш спаситель! Если бы не он, мы бы так и шастали по лесу и дохли один за другим!
— О чем ты? — изумленно выдохнул Макс. — Ты ведь только вчера приехала сюда!
— Это верно, — Вика злорадно ухмыльнулась. — И, тем не менее, я здесь уже довольно давно. Как тебе такая загадочка? Сможешь отгадать?
Макс сглотнул, не отрывая от девчонки растерянного взгляда. Степа неподалеку так и не пошевелился.
— Ладно, — Вика досадливо махнула рукой. — Вижу, в загадках ты не силен. Но ничего. Со временем все поймешь. Только тогда тебе уже никто и ничто не поможет. А теперь вали отсюда. И своего дружка-алкашка забери, — она повернулась и брезгливо уставилась на Степу.
Потом прошла к кровати, улеглась поверх одеяла и отвернулась к окну.
— Проваливайте, я сказала, — буркнула Вика, покачиваясь вперед-назад.
На цыпочках Макс подошел к Степе, тронул за плечо.
— Идем, — прошептал он, еле ворочая языком. В пересохшем горле тут же закололо.
— Нет, ты это слышал?! — спросил Степа, когда оба оказались в коридоре. — Как она с нами разговаривала?! Совсем от рук отбилась! Сейчас же Анне Николаевне сообщу, пусть сама с ней разбирается!
Из палаты вновь донесся стук. Вожатые вздрогнули и отошли на пару шагов.
— Не поможет, — Макс покачал головой. — Тут что-то другое.
— Хрен его знает, — Степа пожал плечами. Лицо вожатого было бледным, губы подрагивали. — Но, блин, так жутко стало, когда она заговорила! Как будто дьявол в ней сидел, как в ужастике каком-нибудь!
Макс лишь кивнул. Все, чего ему сейчас хотелось, — оказаться от Вики подальше. И как можно скорее.
«Зараза уже в лагере, — думал он по пути к выходу, борясь со слабостью в ногах. — И это только начало».
Вспомнилось открытие смены. На эстраде несколько сотен ребят. Все улыбаются, смеются, галдят… Больше этого не будет. Скоро в каждом проявится что-то злое, звериное, а под глазами и на горле проступят розовые тени.
«Нет уж, — сказал себе Макс, сбегая по ступенькам. — Не будет этого! Не позволю!»
Сжав кулаки, он торопливо пошел к корпусу.