Аппетитный запах плова распространялся по маленькой гостевой кухне и вырывался, перекрывая аромат насыщенных солнцем розовых шапок кустовых роз. Осталось совсем чуть-чуть до готовности ужина, а пока можно сесть на стул напротив плиты и остаться наедине со своими мыслями.
В готовке для меня всегда было что-то успокаивающее, поэтому в этот раз я только обрадовалась подошедшей очереди. Я никогда не следовала рецептам, интуитивно угадывая порции ингредиентов, и не беспокоилась за результат. Особенно часто я прибегала к этому способу сосредоточиться и уложить все мысли по полочкам перед экзаменом. Одни студенты кладут конспект под подушку, другие ловят халяву зачеткой по ночам, я же готовила родителям ужин и искренне верила в действенность этой приметы.
Но в то же время, за исключением этих редких случаев желания обрести душевное равновесие, перспектива когда-нибудь выйти замуж и постоянно готовить для семьи меня пугала. Да, это просто, но присутствовало в этом что-то средневековое, когда женщина была обязана стать образцовой хозяйкой и другого выхода у неё не было. Именно эта обреченность, предопределенность и пугала меня всегда в кухонных делах. Насколько мне повезло, что я живу в двадцать первом веке и это не является моей прямой обязанностью. Наличие выбора, даже такого простого, как выбор не готовить, радует меня как человека настоящего.
Я выключила газ и оставила плов пропариться. Скоро подойдут друзья с пляжа, накормлю их наконец-то нормальной едой, а то бесконечные омлеты и макароны, если мы ходим в кафе, уже надоели. Моё лицо всё ещё красноватое, и из-за отсутствия солнечных ванн у морского берега Фрунзе ситуация изменилась лишь на чуть-чуть. Наверное, стоило взять в тот поселок крем, но кто ж знал, что мы останемся там на ночь.
Когда мы вернулись, Ян не дал мне помучиться из-за статуса наших отношений и на самые первые подколы из-за нашей отлучки ответил, что мы — пара, мы провели это время вместе и у нас всё хорошо. Так мы избежали смущающих вопросов о том, как мы спали в съемном жилье и почему у нас мятая одежда. Впрочем, меняться комнатами с Сашей мы не планировали, так как и её отношения с другом Яна не настолько далеко зашли. В конце концов, это всего лишь третий день нашего пребывания в Геническе.
Веселые голоса возвестили о возвращении компании, которая нагуляла за это время нешуточный аппетит и слопала всю огромную посудину с восточным блюдом, рецепт которого, согласно легенде, некий мулла дал перед походом самому Тамерлану.
Вечер прошел тихо. Мы уселись за составленные столы на балконе и играли то в карты, то в крокодила, то в эрудита. И это мне показалось идеальным: мягкая рука Яна сжимала мою руку или покоилась на спинке моего стула, а он сам смотрел таким теплым и мягким взглядом, что я готова была простить ему бесконечное оставление меня в дураках.
Но мысль о сложенном листке в кармане голубых шорт всё время отвлекала. Надо было решиться и позвонить совершенно незнакомому человеку, и с этим не было бы никаких сложностей, если бы я уже не потерпела провал во Фрунзе. Но ниточка появилась, и я боялась за неё дергать, осознавая, что она может порваться и оставить меня у разбитого корыта. Общее веселье сначала было заразительным и для меня, но, не угадав элементарного пингвина в «Крокодиле», я поняла, что пора всё же решать свои проблемы и не оставлять их на потом, предаваясь прокрастинации.
Неохотно встав с уютного места и не менее неохотно отпустив крепкую руку Яна, я пошла в свою комнату, перед этим прошептав на ухо Яну, что мне нужно позвонить. Он не задавал лишних вопросов, догадываясь, с кем я собралась связаться.
Длинные гудки в трубке казались тревожными сигналами парохода из старых фильмов, но я упорно не нажимала на отбой. Пришло запоздалое понимание того, что сейчас уже около девяти вечера и звонить в такое время людям неприлично.
— Алло, — уверенный мужской голос на фоне детских криков прозвучал неожиданно.
Я прокашлялась, опрометчиво растягивая паузу, но потом взяла себя в руки и бодро ответила:
— Здравствуйте. Мы не знакомы, но ваш номер мне дала Татьяна Ивановна из Фрунзе.
— С ней что-то случилось? — меня резко перебили, выдавая тем самым, что наша хозяйка была в теплых отношениях с семьей Видинских.
— Нет, нет, она в порядке, — поспешила успокоить его я. — Я звоню вам по другому поводу. Из-за… вашего деда, кажется, Бойко Видинского.
— Он умер, девушка. Что с ним может ещё случиться? — теперь голос был раздраженным.
— Дело в том, что я приехала во Фрунзе из России, чтобы познакомиться с ним, но, как выяснилось, опоздала на десяток лет. Я рассказала свою историю Татьяне Ивановне, и она посоветовала позвонить вам.
— Я вас внимательно слушаю. Что за история? — он, наверное, заинтересовался, так как звуки детей поубавились. Наверное, перешел в другую комнату.
— Если кратко: я нарисовала пару картин, меня обвинили в плагиате на работы вашего деда. Но мои идеи были моими, я в этом уверена. Поэтому я и приехала сюда узнать, как так получилось, что мои фантастические сны и фантазии могли прийти в голову кому-то ещё, родившемуся вообще в начале прошлого века.
Молчание было мне ответом. Когда оно стало длиться подозрительно долго для обычной паузы, я спросила:
— Алло. Вы меня слышите?
— Слышу, — голос мужчины был растерянным.
— Я не знаю, зачем мне советовали обратиться к вам, но всё же звоню. Наверное, Татьяна Ивановна знает лучше.
— Вы правильно сделали, что позвонили, — голос стал серьезным, но чувствовалось, что каждое слово этот мужчина говорит с трудом, делая паузы между ними. — Вы остановились во Фрунзе?
— Нет, в Геническе.
— Я живу в Мелитополе, но завтра заеду к вам. Давайте встретимся часов в пять в кафе «Сафари» по улице Гоголя, это возле парка Шевченко. Вы сможете найти?
— Давайте. Конечно, я найду.
— Отлично. Тогда до встречи.
— До встречи, — попрощалась я и положила трубку, не веря услышанному.
Посторонний, совершенно незнакомый мужчина, имя которого я даже не успела узнать, согласился встретиться со мной в кафе, чтобы поговорить о своем деде. При этом он приедет из другого города. Надеюсь, что наш разговор — не единственная причина его поездки из Мелитополя в Геническ.
Остаток вечера и ночи пролетел словно мимо меня. Этот праздник жизни и молодости казался чужим, как будто я на него забрела по ошибке, и единственное, что связывало меня с ним — теплая рука Яна. Но даже она не спасала в этот день от мыслей в голове.
Прохладные простыни принесли долгожданный покой телу, но не охладили мыслей. Саша и новоприобретенные друзья, даже Ян, знали, чего хотят от жизни и, не стесняясь, шли к своей цели. Живой, активный, ироничный Ян выбрал наиболее подходящее себе занятие, связанное с движением. Его тянуло к этому с детства, и он шел по жизни совершенно правильно, следуя своим природным талантам и осознавая, что делает его счастливым. Я же приехала сюда не в поиске разгадки тайны, которая, хоть меня и волновала, но была лишь занимательной головоломкой, а стремясь понять, что же я хочу от своего собственного будущего.
Подумать только: я всю жизнь словно иду на невидимом поводке, не беря контроль в свои руки. Я хорошо училась, потому что могла, потому что мне это легко давалось, поступила на учителя химии, так как мне нравились химические уравнения, особенно в органической химии. Это ведь такая основополагающая наука, на которой держится всё вокруг: и живое, и неживое. Но уравнения напоминали мне кубик Рубика — один раз соберешь, уяснишь принцип и дальше можешь собирать его всё быстрее и быстрее. Я научилась, и что дальше? Цель всей жизни в передаче знаний детям я не видела.
Что же представляет собой мой персональный смысл жизни? Любовь, это само собой. И хотя многие думают, что жизнь подчинена любви, семье и детям, я, хоть и понимала важность этих компонентов простого человеческого счастья, стремилась к большему: больше знаний, больше загадок, больше приключений. И каковы теперь будут приключения учителя химии? Прямо так и видятся названия книг о моей жизни: «Учитель-химик и тайна взрыва в колбе», «Учитель-химик и дыхание сероводорода» или «Учитель-химик. Хроники любителей этанола». Увлекательная жизнь, ничего не скажешь!
В детстве я мечтала путешествовать и вместе с Яном как-то вырыла огромную яму в саду за многоэтажным домом. Мы хотели выкопать туннель, проползти через центр Земли и оказаться в тропиках, где живут яркие попугаи с гигантскими клювами, или достичь индейцев, прожить всё лето с ними в вигвамах и только и делать, что жечь костры и рисовать рисунки на песке. Со временем мечты менялись под влиянием книг, и вот я уже представляю себя юной волшебницей на самом смелом факультете, которая своей палочкой дает отпор противному белобрысому негодяю. Я летала на метле, контрабасе, заставляла драконов чихать и выигрывала благодаря этому матчи, патрулировала московские улицы по ночам и охотилась на вампиров, поступала в Незримый университет…
А когда наступала ночь, я оказывалась в фантастическом мире, где можно было поиграть в салочки с динозавром, полетать над горами в маленьком сером жуке или в космосе в большой стальной птице, встретить разумных чудаковатых пришельцев, гнаться за песчаным осьминогом, убегать от деревьев, запрыгивать на гигантских бабочек и на их крыльях проноситься над пропастью… Эти сны были прекрасны, и наутро во мне кипела жизнь: я вставала рано в университет и не опаздывала на пары, рисовала маслом, чувствуя невероятный прилив вдохновения, или же закрывала глаза и дописывала в воображении, что же там могло произойти дальше. Этот мир был мечтой, недостижимым идеалом, который никогда не станет частью моей жизни.
И с каждым днем я всё сильнее осознавала, что то, чем бы я на самом деле хотела заниматься, то, что является моей настоящей, не приземленной мечтой, просто не существует. А как вообще можно жить, если понимаешь, что родился не в то время и не в том месте? Что то, самое главное, самое важное на свете приключение, может осуществиться лишь в твоем воображении?