Мадара была центром хинсанского аймака Коулань, граничащего с Ушмой, но вся слава и богатство торгового города, связующего звена между двумя странами, всецело принадлежала соседу-Мидзину. Многие и знать не знали, что Мидзин — центр торговый, а исторический — и потому гораздо более важный со всех, ну совсем всех сторон, — именно Мадара. Дедушка Фэнг, всем и каждому готовый рассказать о красоте и долгой истории родного города, молниеносно выходил из себя, стоило кому-то неосторожно назвать Мадару провинцией, которой она и являлась, даже при всей своей исторической ценности.
Летом Мадара напоминала пряник в блестящей глазури — горячий, только из печи, в потеках сахара и взбитого яйца. На асфальте оставались следы, как в тесте, разогретая краска, казалось, вот-вот стечет по стенам домов, а черные крыши готовы были хрустнуть и осыпаться, как тонкая хлебная корочка, вздувшаяся над мякишем. Дома дышали, дома плавились и дома иссыхали в солнечной печи, и каждый человек казался сытым и от сытости ленивым, даже если на деле был голоден. Ведь разве можно голодать в этом горячем пряничном городке?
В такие дни Ронге всегда было сложно отправляться работать в «Лилии». Молоденькие девушки уходят из такого сказочного городка разве что к другим, еще более сказочным, местам. Навстречу приключениям, мечтам, любви… В «Лилиях» можно было найти разве что первое. Строго говоря, многие догадывались о сути этого заведения уже из названия — слишком много мифов о прудах и водяных духах знал Хинсан. Лилейные девы с кожей нежной, как лепестки, среди этих духов однозначно преобладали.
От И Дин Хо вниз к станции, в горячий вагон и до пригорода Мидзина. Район назывался Мидзинкуо, или, коротко, Микуо, что по старой школе значило просто «Западный край Мидзина». Название приобретало зловещий окрас, только если знать, что во время зарождения Хины западная сторона считалась несчастливой, так как именно на западе терялось Солнце. Долгое время слово «западный» в географии городов и вовсе игнорировали… Потом решили, что это может не понравиться послам Западной Жу, да и благородная наука о движении небесных тел распространилась, однако современный Микуо все равно навевал мысли о далеком и мрачном прошлом. Пожалуй, это был самый темный и таинственный район Мидзина. Популярный среди субкультур, шумный и злой, он быстро стал центром незаконной торговли в постреволюционные времена и преодолел тяжелые годы повсеместной цензуры и чисток, осмеливаясь бунтовать. Бунты иногда перерастали в анархию и фактическое правление мафиозных группировок, что окутало Микуо ореолом романтики, как «единственный островок свободы в железном кулаке правительства».
Последние два года, впрочем, Микуо молчал, успокоившись и осев, как пена в стакане густого темного пива. Знакомый Ронги в полицейском участке без обиняков заявлял, что выкошенная постреволюционным правительством коррупция быстро вернулась, и Микуо, фактически, купила мафия и теперь изо всех сил старается сделать Микуо элитным кварталом, а не вечно мятежной окраиной с дурной славой. Однако человеческая память и молва оказались стойкими, и даже строительные компании перестали рассматривать запад как площадку для новых кварталов. Быстрый и яркий Мидзин рос лишь в три стороны из четырех, Микуо, старомодный и порочный, тщетно пытался прорваться обратно в его границы, прикидываясь раскаявшимся сыном, вернувшимся в семью, но подобная ложь пока что никого не могла обмануть.
«Лилии» были банями и борделем. Как и везде в стране, где проституции официально не существует, для секса за деньги использовались эвфемизмы — здесь, само собой, это называлось «сорвать кувшинку» — а хозяйка всячески подчеркивала, что совсем никого не принуждает к продаже собственного тела. В принципе, так и было — просто разница между оплатой работнице и «кувшинке» отличалась настолько, что первые стремительно переходили во вторые.
Устроившись туда, Ронга почти сразу избавилась от зачатков снобизма по отношению к подобным девушкам. В свободное время они ничем не отличались от нее, а непривычное поначалу, абсолютно бытовое, как пол протереть, отношение к сексу скоро стало казаться естественным и даже более приятным для Ронги, чьи познания в сексуальной сфере ограничивались неловкими первыми опытами, любовной лирикой и эротическими трактатами начала династии Сан. Еще одна часть ее жизни, не отличающейся простотой и ясностью, вдруг стала понятной, разложенной на расходы и доходы, и Ронга нашла это замечательным.
Время от времени сталкиваясь с «кувшинками» за работой — что было неизбежно, если ты безликий слуга, обязанный поддерживать неземную чистоту райских прудов, — Ронга пришла еще к одной неожиданной мысли. Образы местных девушек таили в себе больше поэзии, чем образы влюбленных под луной. Тяжелая и мистическая атмосфера «Лилий» с их широкими плитами серого гранита, тусклым светом, темными дорожками для слуг, черными от искусственной старости деревянными мостками и белоснежными девами в одинаковых бесстрастных масках влияла на постоянных работников самым прямым образом. Они сами себе казались выступающими в театре — теней или традиционном, зависело лишь от обязанностей. Ронга была тенью, «кувшинки» — актрисами. Цветами, феями, оборотнями, призраками, водяными духами. Персонажами нарисованными и написанными, сказанными и спетыми — только не настоящими людьми. Возможно, в этом был секрет успеха «Лилий» и гениальность их хозяйки, мадам Чен. Недаром залы звались «Семь облаков», «Семь завес», «Семь дверей», «Семь ветров». «Семь дверей я закрою за собой, семь завес падут предо мной, семь облаков поднимут меня, семь ветров унесут меня» — строки поэмы-заклинания, популярного во время второго императора Сан, означали отрешенность от этого мира в плотной связи с ним же.
…Сладкие слова.
Ронга держалась на позиции обычной служанки из-за нескольких причин. Во-первых, у нее было жилье, пусть и в Мадаре, а значит большая часть расходов исключалась. Во-вторых, с детства занятая вопросами вроде оживших мертвецов и пожирающих плоть духов, она испытывала мало страсти к вещам и деньги тратила только по необходимости. В-третьих, ей и так было мучительно стыдно за обман дедушки. Гордости среди этих причин не было — Ронга не задумывалась о подобном, воспринимая собственную жизнь по принципу «я берег, но разольется река — стану дном». Улянь У Кими, брат-философ династии Хин, беспрекословно принял отречение от королевской фамилии. Сейчас Ронга может позволить себе жизнь берега. Переберется выше в половодье, но если случится наводнение, она будет дном. Дном с вязким илом и стайками рыб, но той же землей, как ни посмотри.
Многим «кувшинкам» было бы легче жить с подобной философией, это Ронга тоже не могла не заметить. Иногда пыталась донести. Осторожно. Улянь У Кими и «Поэма Семи» безызвестного автора со свистом прошлись по рукам нелюбимых дочерей и забытых сестер, зачастую даже плохо умеющих читать. Дедушка думал, что внучка работает медсестрой после курсов, тогда как на самом деле Ронга начала работать в «Лилиях» еще во время учебы, как раз для того чтобы эту учебу оплатить, а позже осталась. Но курсы Ронга все-таки завершила, а потому часто помогала девушкам, если клиенты оказывались слишком грубы.
Неудивительно, что она быстро стала любимицей, поначалу с непониманием, а потом с благодарностью впитывая ту искреннюю ласку, на которую «кувшинки» были способны.
Как многим людям, часто встречающим мертвецов, Ронге всегда было мало живого тепла.
Поэтому каждый день, придя в «Лилии», она крепко обнимала отдыхающих в раздевалке девушек, которые, стоило Ронге только показаться в дверях, протягивали к ней мягкие белые руки, приветливо кивала их более сдержанным приятельницам и расцеловывала свою самую близкую подругу, Ру-Мейру, которую благодаря имени и миленькому, почти детскому личику звали Руру, что значит «голубенок». На самом деле, они не были подругами — Ронга называла ее так про себя за неимением подходящего слова. Просто так вышло, что из всех они лучше всего друг друга знали, невольно, но все-таки проникнув в чужую жизнь дальше положенного.
Началось с того, что в один из дней гость схватил за руку Ронгу, спокойно меняющую жасминовые конусы в курительницах. Мадам Чен всегда предупреждала посетителей, что о «дополнительных услугах» необходимо договариваться до посещения купален, но это ублюдка не смутило. Столько грязи Ронга не слышала еще никогда. У нее хватило бы сил вырваться, но жалобы, скорее всего, привели бы к высокому штрафу. Да, мадам Чен была более-менее честной хозяйкой — не позволяла гостям наглеть или отправляла к особо влиятельным и потому наглым только «кувшинок», — но все-таки и гостям старалась угодить изо всех сил. Где-то за пять секунд борьбы с тошнотой у Ронги созрел смелый план. Приложив неслыханные усилия, вспомнив все что наблюдала здесь в исполнении «кувшинок», Ронга ласково заверила мужчину, что подготовится и придет буквально через минуту.
В раздевалке была Руру, Исинь и Хуанг-Вэй. Исинь была очень высокой, а Хуанг-Вэй обладала невозможно белой кожей и косами до пояса. И ту, и другую невозможно было спутать с Ронгой. Зато Руру походила на нее ростом и фигурой, да вдобавок недавно подстригла волосы по моде, до плеч, и высветлила до темной рыжины. Со спины Руру вполне могли спутать с Ронгой, а большего последней и не требовалось. Все работницы «Лилий» носили одинаковые белые маски, так что «кувшинка» вполне могла бы заменить служанку.
Ронга понимала, что поступила паршиво, высказав свою просьбу при любивших ее Исинь и Хуанг-Вэй. Руру вовсе не хотелось становиться изгоем в коллективе, отказав всеобщей любимице… Ронга поступила отвратительно.
Но, благо, в отличие от других своих отвратительных поступков, тут она смогла искупить вину.
Случай представился сам собой — младшая сестренка Руру, Ру-Мейлян, как-то явилась в «Лилии». Как выяснилось из разговора, ради которого Ронге пришлось сесть на корточки и пожертвовать бойкой девочке свой обед, поискать сестру здесь ее надоумил пьяный «дядя». Кто он такой? Зачем так поступил? Что происходит в семье Ру-Мейру?… От всех этих вопросов Ронге заранее стало тошно. Руру не обрадовалась бы ни вопросам Ронги, ни, уж тем более, визиту сестренки, поэтому Ронга три часа прятала Ру-Мейлян по подсобкам и кладовкам, на ходу выдумывая небылицы и игры и пытаясь оторвать Ру-Мейру от работы так, чтобы не вызвать подозрений у других «кувшинок». Ру-Мейлян убедилась, что старшая сестра работает на ужасно важной работе и не стоит сюда больше приходить, никто не узнал о случившемся, и отношения между Руру и Ронгой стали чуть-чуть теплее.
А после случилась Иджи Хонг Хуань. Первая красавица страны… Времен расцвета династии Хин.
В Золотой век Хины красавицы из публичных домов нередко выступали связными и шпионками в политических играх двора, и Иджи Хонг Хуань была лучшей из них. Говорили, что благодаря красоте, изяществу и уму она даже очевидно проигрышные комбинации оборачивала собственным успехом. Однако никаких талантов ей не хватило, чтобы войти в императорский дом даже наложницей. История знала множество случаев, когда проститутки становились младшими женами, а Иджи Хонг Хуань, по всем источникам, затрагивающим такую деликатную тему, была беззаветно предана восьмому принцу, Хин Му Нишану. В несравненной красоте и блестящем уме Иджи Хонг Хуань никто не сомневался, так что догадки строились вокруг принца — самые разные, от шантажа Западной Жу до, самое популярное, гомосексуальности Му Нишана, который так и не оставил после себя наследников.
И в современности в каждом фильме или сериале, посвященном тому времени, если не на первом плане, то на втором или третьем обязательно встречалась фигура Иджи Хонг Хуань — непревзойденной красавицы, искусной во всем, самоотверженно любящей, но бесконечно несчастной в любви.
История земной богини завершалась всегда одинаково — ссылкой подальше от Чжоуланя. Сейчас за право зваться последним домом легендарной красавицы боролись как минимум три города… Как выяснилось, Мидзин победил, пусть Ронга и не могла это никому рассказать. Иджи Хонг Хуань вернулась в этот мир на песни празднующих Духов день «кувшинок» и не пожелала уходить, увидев такое чудесное заведение как «Лилии».
Они тогда, с разрешения мадам Чен, закрыли зал Семи завес. По случаю духовного праздника, посетителей в таком приземленном месте было немного. Они погасили свет и стали опускать в купальни светильники в форме цветов. Кувшинок, как раз. Старый обычай, гадание на любовь и долгую жизнь. Гадающим девам требовалось быть непорочными, а воде проточной, но они тогда просто веселились. Хихикали, уморительно серьезно «предсказывали», пошло шутили… тихо пели.
Ронга, смущенная тем, что ее пригласили посмеяться с ними, заметила в углу зала высокую фигуру в отблесках золота и на миг удивилась, кто же в «Лилиях» успел так вычурно вырядиться и нацепить столько украшений.
Потом фигура выступила вперед. Ронга с другого конца зала разглядела лицо в бело-красном макияже и узнала в нем призрака.
Иджи Хонг Хуань и впрямь была поразительно красива, а от каждого ее движения веяло изяществом и игривостью. Тяжелые одежды с длинными рукавами и бесконечным подолом совсем не мешали ей двигаться легко и плавно, голова с высокой тяжелой прической, украшенной золотыми гребнями и шпильками, держалась прямо и естественно, и Ронга могла бы поклясться, что бесплотность призрака не играет тут никакой роли, — только лишь грация и привычка. Легкими шажками Иджи Хонг Хуань приблизилась к бассейну со светильниками-кувшинками и склонилась над сидящим на бортике девушкам, Вэйти, Ноангой и бабочкой Дзю. Ронга испугалась на секунду, но красавица лишь улыбнулась и провела рукой над ними, уходя. Ткань мазнула по спинам девушек, Вэйти чуть вздрогнула и оглянулась, потирая плечо, но ничего не увидела. Чуть дальше сидела Исинь, опустив в воду полуобнаженную ножку, и эта картина явно понравилась Иджи Хонг Хуань — пару минут, пока Ронга боялась даже дышать слишком громко, призрачная дева сидела на коленях, опустив в воду рядом с ногой Исинь узкую белую ладонь. Наконец, она вытащил руку, стряхнув тяжелые капли, и провел пальцами по лодыжке Исинь, отчего та улыбнулась. Невидимая Иджи Хонг Хуань повторила ее улыбку и поднялась, бросив на Ронгу насмешливый взгляд.
— Не утащу я их в воду, не бойся, — шепнула красавица с другого края купальни.
Волосы Хуанг-Вэй, как раз скользнувшей в зал и подобравшей с пола свой светильник, привели ее в восторг. С горящими глазами она подняла прядь и взглянула на Ронгу, словно показывая — «Смотри, какая красота!». А потом небрежно повертела в руках и оставила брошенную белую маску. Девушки, увлеченные светильниками и болтовней, ничего не заметили.
Ронгу прошиб пот — мало того, что призрак появился, так он, судя по всему, может воздействовать на окружающих. Вряд ли сил Иджи Хонг Хуань хватит, чтобы поднять, например, стол, но вот опрокинуть курильницу, разбить вазу… бросить нож, схватить за ногу под водой… Чудный вечер стремительно оборачивался катастрофой, и словам духа Ронга не верила. Может, при жизни красавица была самой добротой во плоти, но призраки редко остаются неизменными, особенно после стольких лет посмертия. Призрак, при жизни бывший святым, вполне мог совершить что-то дикое, чудовищное, а последний злодей вдруг проявить милосердие. К тому же, дух всегда мог захватить чужое тело — а где как не в борделе Иджи Хонг Хуань могла найти подходящую, похожую на нее девушку?
Ронга стала размышлять, как бы разделить девушек и призрака, а самой сбегать достать из рюкзака киноварь и начертить пару обережных заклинаний. Оставлять дух наедине с живыми она опасалась.
А Иджи Хонг Хуань уже приблизилась к ней и села между ней и Ру-Мейру, заинтересовавшись сережками последней. Ронга смогла разглядеть ее вблизи, и дыхание ее несколько раз прервалось.
То, что Ронга издалека приняла за пудру, оказалось ее голой кожей — безупречно матовой, гладкой и белой. Черные стрелки и красные тени подчеркивали темные глаза. Тонкие и прямые брови придавали ее лицу вид бесстрастной и безупречной маски, когда не двигались уголки губ. Каждая черта была тонкой и ровной — ее лицо хотелось рисовать. Тушью, легкими и длинными линиями.
Четыре халата Иджи Хонг Хуань надевала так, чтобы выступающие края ворота и рукавов давали оценить красоту перехода оттенков — от нежно-алого ближе всего к телу до кроваво-красного верхнего. Из-под нижнего слоя ткани выглядывала, целомудренно застегнутая под самое горло крохотными золотыми пуговицами, нательная шелковая рубашка внезапного красного цвета. Нижнее белье, особенно в эпоху Хин, традиционно шилось из светлых тканей и без застежек. Ярко-красная рубашка Иджи Хонг Хуань смотрелась как кровь, как девичество, как… беззащитность под всеми этими слоями ткани. Смелость костюма, его двойные смыслы и противоречивые значения даже Ронгу, равнодушную к женским прелестям и насмотревшуюся всякого в «Лилиях», заставили задуматься — а как же выглядит полностью нижний наряд красавицы и какова она в нем. Какое же впечатление производила Иджи Хонг Хуань на своих современников, если даже Ронга, девушка из будущего, чуть не впала в ступор от созерцания одного лишь ее костюма? Верхнее безрукавное платье, как и широкий пояс, сдерживающий халаты, тоже было ярко-красным, как будто Иджи Хонг Хуань хотела вся исчезнуть в этом цвете, видеть его и только его кругом. Второй ее страстью было, очевидно, золото. Густое золотое шитье по верхнему платью и поясу заставляло ткань едва ли не хрустеть, многочисленные украшения в прическе, на шее, пальцах и запястьях не смотрелись вульгарно только благодаря красоте и утонченности носившей их женщины.
— Красиво, правда? — спросила Иджи Хонг Хуань, не отвлекаясь от разглядывания сережки Ру-Мейру. Ронга поняла, что бездумно трогает расшитый край ее воротника и поспешно отдернула руку. — Всегда любила золото, и этот наряд был моим лучшим… Ах, милый, милый! Убив, хоть позаботился о том, чтобы на небо я взошла императрицей!
Иджи Хонг Хуань звонко рассмеялась, прикрывая рот рукавом, а Ронга замешкалась немного, переводя про себя слова старохинского, и потому не сразу осознала, что тайны прошлого вот так просто могут ей открыться. Легендарную красавицу убили — в этом сходились все источники. А вот причины убийства или личность убийцы…
— Это сделал… Хин Му Нишан? — тихо спросила она.
Ру-Мейру удивленно взглянула на нее над плечом Иджи Хонг Хуань.
— Вспомнила подходящие заговоры, — Ронга поспешила объяснить свое бормотание на малознакомом языке. — Дедушка рассказывал, как раз к Духову дню.
Иджи Хонг Хуань чуть приподняла бровь, словно удивляясь тому, что Ронга вынуждена скрываться, но не стала заострять на этом внимание.
— Хин Му Нишан, — вместо этого повторила она, с нежностью, будто целуя воздух каждым движением губ. — Конечно же, не мог он лично прийти в мою последнюю обитель. Его человек… Ах! И это!
Выражение ее лица мигом сменилось на испуганное. В ту же секунду вода в бассейне вздулась горбом, а горб обернулся тяжелым белым покрывалом, отчего-то не тонущим. Девушки непонимающе уставились на внезапные волны, Исинь интуитивно убрала из воды ногу, Ронга подскочила, выплевывая слова настоящего заклинания, но дух оказался быстрее. Ру-Мейру вскрикнула и скользнула под воду, и только Ронга успела заметить, что за подол ее потянула белая ткань. Заплясали и опрокинулись светильники на воде, закричали девушки, охваченные внезапным ужасом, Ронга прыгнула в воду… И с удивлением поняла, что вместе с ней в черной воде алеет во всех своих одеждах Иджи Хонг Хуань. Кто из них освободил Ру-Мейру от призрачной хватки, Ронга так и не поняла, только всегда перед глазами кроме белой ткани была и красная, в густом золотой шитье.
Ронга вытащила Руру с помощью уже пришедших в себя, засуетившихся девушек. Вэйти и Дзю бросились объясняться за всех перед мадам Чен, остальные, убедившись что Руру в порядке, тоже поспешили разойтись. Как бы милые посиделки не обернулись руганью и штрафами — мадам Чен явно не обрадовалась долетевшим крикам…
Никто не видел, как взлетело над купальней огромное белое покрывало. Никто не видел, как встала на краю бассейна Иджи Хонг Хуань, мертвая красавица в алых одеждах.
— Нет! — сжав кулаки, вскрикнула она. — Никогда я не позволю своему страху убивать этих милых дев!
Покрывало вздулось парусом и ринулось на нее, в одно мгновенье спеленало, сдавило, опутало руки, залепило рот и нос. Иджи Хонг Хуань поднялась и забилась в воздухе, тщетно пытаясь освободиться. Края покрывала извивались, словно все это происходило под водой.
Не думая, Ронга подпрыгнула, одной рукой вцепилась в ткань и потянула тело на себя, а другую поднесла ко рту и вцепилась зубами в большой палец. Покрывало отпускало лицо Иджи Хонг Хуань тяжело, как будто кожу приходилось сдирать с каждым движением, но Ронга все-таки сумела освободить рот женщины и сунуть между ее белых зубов свой окровавленный палец.
В тот же миг покрывало упало на пол и скользнуло в воду.
Ронга рассмотрела свой палец — укусила так сильно, что ноготь треснул посередине. Зарастать будет долго, больно и уродливо.
— Как ты это сделала? — поразилась Иджи Хонг Хуань, проводив покрывало злым взглядом.
— Ну, я-то никаких тряпок не боюсь, — пожала плечами Ронга. — Ты могла бы попробовать вселиться в меня или Руру, чтобы избежать его, но не стала. Это… хороший поступок. Неожиданный. Ронга уже примерно догадалась, что произошло с красавицей века назад.
Бывает так, что призраком становится не человек, а вещь. Так, впитав ужас тонущей Иджи Хонг Хуань, покрывало стало монстром, вечно сопровождающим ее. Ронга, поделившись с призраком частью себя, позволила Иджи Хонг Хуань прикинуться человеком, причем, шаманкой, способной этих призраков гонять в хвост и гриву. На какое-то время это обмануло вещь-убийцу.
— Спасибо, — сказала Иджи Хонг Хуань. — Благодарю драгоценную духовидицу.
И поклонилась, сложив руки у пояса, как было принято в Хине. И не так, как Ронга видела в исторических сериалах.
— Да не за что, — ответила она, шмыгнув носом. — Это одеяло еще прогнать надо.
Руру за все это время не произнесла ни слова и не двинулась с места. Сначала сидела у стены, сплевывая воду, потом таращилась на Ронгу, которая прыгала, боролась и говорила с воздухом, зачем-то искусав себя до крови.
— Ты в порядке?
Руру посмотрела на нее, как на идиотку.
— Кто из нас сошел с ума? — спросила Руру. — Ты или я? Ведь я… Я видела что-то там, под водой. И я не сама так упала, как бы я могла?…
Руру говорила сбивчиво, задыхаясь, не веря в собственные слова и делом пары минут было бы убедить ее, будто все это ей померещилось. Даже прыгающая и дерущаяся с невидимкой Ронга. Но тут Иджи Хонг Хуань решила, что достаточно отблагодарила Ронгу, и вставила свое:
— Я спасла ее, так пусть отдаст серьги!
— Что?
— Сережки! Они мне нравятся, хочу такие.
— Я принесу тебе лучше.
— Или упокоишь вместе с покрывалом! Хочу сейчас и именно эти. Иначе пойду и утоплю кого-нибудь, я могу. Забери их, ты явно выше ее в обществе, так просто возьми.
— Утопишь?…
Строго говоря, она и впрямь могла. Иджи Хонг Хуань оказалась на редкость сильным призраком. К «кувшинкам» она проявила трогательную симпатию, но ничто не мешало ей убить кого-то из гостей. Особенно, если он походил на ее убийцу или подославшего его Хин Му Нишана.
— Это призрак? — меж тем спросила поднявшаяся на ноги Руру. — П-правда, призрак?
— Правда, призрак, — согласилась Ронга обреченно. — И он хочет твои серьги.
Она думала, что Руру убежит, но вместо этого девушка дрожащими руками вынула из ушей сережки и протянула Ронге. Ронга в свою очередь отдала их призраку. Иджи Хонг Хуань хихикнула и быстро спрятала одну маленькую подвеску в кармашек на рукаве, а вторую принялась разглядывать на свету, радостно щурясь.
Руру отлично видела, как серьги исчезли с ладони Ронги, но, к большому облегчению последней, не упала в обморок и не завопила.
Так, они сорвали один из занавесов, отперли одну из дверей. Сами того не желая, узнали друг о друге слишком много правды. В мрачном и порочном мире «Лилий», в мире-театре на воде и лжи — это было довольно болезненным.
Руру после того происшествия сказалась простывшей на пару дней, после чего вернулась, отвела Ронгу в сторонку и протянула ей золотое кольцо.
— Подумала, что пара сережек — слишком малая цена за мою жизнь, — ответила она на немой вопрос.
Иджи Хонг Хуань к тому времени уже набралась сил настолько, что смогла бы воровать, но Ронга уговорила ее этого не делать, объяснив, что тогда пострадают столь полюбившиеся ей девушки.
— Ей не нравится, — сказала Ронга. — Слишком грубое. И, слушай, только не вздумай использовать меня как медиума!
Руру серьезно кивнула и продолжила время от времени приносить золотые вещи. Некоторые Иджи Хонг Хуань забирала без тени смущения. Ей приносило радость это маленькое поклонение. Что же до тайн… В тот день, после того как Ронга все-таки отыскала киноварь в собственном рюкзаке и, оставшись на ночь в «Лилиях» якобы из-за ссоры в доме, уничтожила вещь-убийцу, Иджи Хонг Хуань охотно рассказала о своей смерти.
Подосланный Хин Му Нишаном убийца представился художником и сообщил, что принц, неспособный навестить возлюбленную, хочет обзавестись ее портретом, где она изображена среди осенних листьев, в самом прекрасном из нарядов. Иджи Хонг Хуань очень обрадовалась, ведь крайне редко принц так открыто выказывал ей свой восторг и привязанность. Он знал, как любит его жемчужина красный цвет и богатые одеяния, помнил наряд из четырех слоев шелка и тяжелого пояса, ведь снимал его так часто. Знал, что в таком наряде и со своими обожаемыми драгоценностями Иджи Хонг Хуань непременно пойдет ко дну, стоит только толкнуть ее в пруд во внутреннем дворе. Для верности же убийца оглушил ее и спеленал длинным и широким покрывалом перед тем, как толкнуть в воду, а после сбежал. Она очнулась в воде, но выпутаться из ткани уже не смогла, и умирала мучительно, с рвущимися от боли легкими и просветами солнца где-то там над ней — близко, но не дотянуться.
Выглядело так, будто она пошла прогуляться, закутавшись в покрывало от холода, и поскользнулась на первом льду, сковавшем камни у пруда.
— Я знала, что рано или поздно он возненавидит себя и сочтет людскую молву слишком опасной.
Свет был погашен, за исключением ламп на стенах бассейна. Иджи Хонг Хуань с нежной улыбкой провела рукой над водой, любуясь бликами золота.
— Что ж, по крайней мере, мой любимый принц дал мне уйти во всем великолепии.
— Если тебя это утешит, то он так и не женился. И наследников не оставил.
Иджи Хонг Хуань улыбнулась так, будто ничего другого она и не ожидала.
— Почему вообще он себя ненавидел и чего-то там боялся? — поразилась Ронга. — Понимаешь, это же самая главная тайна! У императора в наложницах были девушки из публичных домов, у его братьев тем более, всеобщий любимец — я сегодня специально почитала! — младший принц Ан Нань чуть ли не жил в борделях, а ему-то что мешало?
Иджи Хонг Хуань выслушала эту пылкую тираду с легким удивлением.
— Он что, и впрямь заставил всех молчать… — произнесла она растерянно.
А потом поднялась и стала неспешно раздеваться. Ронга невольно затаила дыхание, завороженная и готовая ослепнуть. И… вскоре узнала, что легендарная красавица Хины, красный цветок Чжоуланя, непревзойденная Иджи Хонг Хуань… была мужчиной. Прекрасным мужчиной непередаваемой красоты.
От неожиданности Ронга выругалась, чем вызвала у Иджи Хонг Хуань мелодичный, переливчатый смех.
Насколько Ронга помнила историю — а помнила она ее отлично, воспитанная дедушкой Фэнгом и книжным шкафом, — уже следующее поколение императорской семьи преспокойно плюнуло на традиции. Точнее, вспомнило, что эти самые традиции установлены были лишь правнуками первого императора Хины, Хин Су Чжоу, а значит и традициями-то называться не могут. Маловато лет им, в общем, а кто не согласен — вот новый император, Хин У Фань, только закончил вешать сторонников императора предыдущего, своего старшего брата. Ему все претензии предъявляйте, короче говоря.
— Родились бы вы в другое время, — искренне посочувствовала Ронга, — все было бы иначе.
— Родились бы мы в другое время, — эхом ответила Иджи Хонг Хуань. — Или другими людьми… То были бы совсем не мы.
Ронга не стала прогонять ее, решив, что «кувшинкам» пригодится когда-нибудь симпатия могущественного призрака. Какое-то время приглядывалась, но Иджи Хонг Хуань и впрямь не причиняла вреда девушкам, а иногда и помогала. Бродила по «Лилиям», купалась и плавала, когда залы были свободны, отчего работники удивлялись и ругали друг дружку, забывших слить воду. От природы любопытная, разглядывала вещи и людей, говорила с Ронгой. Озорство призрака ограничивалось разве что перепутанной одеждой.
— Ты могла бы убить? — спросила Ронга прямо в один из дней. — Утопить, например, как угрожала в нашу первую встречу?
— Конечно, — не задумываясь ответила Иджи Хонг Хуань. — Только я не хочу, а ты не можешь меня заставить.
— Я могу, — в свою очередь призналась Ронга. — Но не хочу и не буду, пока ты не причиняешь никаких проблем.
Иджи Хонг Хуань окинула ее лукавым взглядом.
— Я люблю своих младших сестричек и тебя, но все же здесь потребуется нечто больше просьбы, — слегка насмешливо произнесла она. — Если тебе нужно кого-то убить, драгоценная духовидица, то сначала придумай, что мне в том убийстве?
«Или как остановить тебя потом» — продолжила Ронга про себя. Любого взбесит принуждение, тем более к делам столь грязным и мерзким, как убийство. Куча обозленных на весь мир идиотов ломалась на этом — призывала духа, дух убивал обидчиков… а потом и идиота. И его семью. И кошку. Кошек Ронга очень любила, и в подполе «Лилий» их жило как минимум три.
«Я придумаю», — решила Ронга, вспомнив этот разговор. Она в очередной раз проезжала мимо Мин-О, где покоились останки Кенхи, убитой главарем мафиозной группировки, так часто отдыхающим в «Лилиях».
Кенха была не единственной причиной, по которой Ронга хотела убить Суджан Вона. Скорее, последней.
И, хоть ни Иджи Хонг Хуань, ни Кенха, ни кто другой в целом мире не мог ее услышать, Ронга повторила про себя: «Я обязательно придумаю. Обещаю».