я собираю заново — безуспешно -
паззл, которым стал для себя я сам
сложнее всего лежать в темноте кромешной,
стараясь не слышать мертвые голоса
Ронга поправила кумкваты в вазочке. Тщательно вымытые, ярко-рыжие в едва заметную красную крапинку, самые сочные из всей огромной корзины, предложенной тетушкой Ондзин. Лучшие из лучших, ведь плохих или даже просто нормальных в саду тетушки Ондзин не бывало.
Дедушка Фэнг часто в сердцах бросал, что дружит со старой ведьмой исключительно из-за кумкватов. Ронга не верила, потому что как-то дедушка не разговаривал с ней два дня из-за недостаточно, на его взгляд, уважительного обращения с соседкой. Сама Ондзин, что характерно, как и Ронга, ничего неправильного не заметила, и когда пристыженная девочка явилась извиняться непонятно за что, тетушка взяла ее за плечо и неспешно повела обратно в И Дин Хо. Где и высказала дедушке Фэнгу все, что думает о его строгом обращении с внучкой. Дедушка в долгу не остался, и двое стариков проругались до тех пор, пока зачастивший дождь не разогнал их по домам. В общем-то, в том случае и заключалась вся суть их теплейшей соседской дружбы.
— Вот так-так, вот это и хорошо…
Пока Ронга за перегородкой ставила чайник, дедушка Фэнг появился в магазинчике и уже запустил руку в вазу. Немедленно закинув один кумкват в рот и набрав полные ладони остальных, дедушка бодро прошаркал к кухне тапками с отклеивающейся подошвой.
— Так не выкинул? — вздохнула Ронга, кивнув на тапки. — Ну-ка вылезай, хватит старье беречь.
Уже и без того удивленный полной вазой любимых фруктов на прилавке, дедушка Фэнг послушно сменил старые тапки на новые — жестковатые, льняные, на толстой подошве, словом, именно такие, какие дедушке больше всего нравились.
Задумчиво прожевав кумкват, дедушка Фэнг спросил:
— И что же тебе нужно?
Ронга непонимающе оглянулась от пароварки, где уже доходили кругленькие, пухленькие белые булочки. В сознании стремительно пронеслась одна только мысль: «Переборщила!». Надо было остановиться на кумкватах.
— Что натворила, а? — дедушка Фэнг присел за крохотный стол, половину которого занимала плетеная корзинка, полная бумажных пакетиков с травами. — Я б поругался, да вырастил слишком умную внучку — вся ругань стынет в полном рту.
Говоря так, дедушка не переставал жевать, и высыпанных на столешницу кумкватов было уже гораздо меньше, чем минуту назад в ладонях. Посмотрев на фрукты, Ронга принесла из магазина вазу и поставила вместо чайной корзинки.
— В шкафу еще есть, — сказала она сначала.
А потом уже собралась с духом и призналась:
— Оружие мне бы.
Челюсти дедушки Фэнга задвигались медленно-медленно. Взгляд на внучку он не поднимал. Ронга заметила, что двумя пальцами он сжал попавшийся под руку кумкват, и ноготь на указательном пальце, длинный, толстый и острый, прошил маленький фрукт насквозь, выступив над пальцем большим. Пугающий был ноготь. И дедушка такой же.
Вспышками приходили воспоминания, пока Ронга ждала его реакции.
Вот он, с все теми же кумкватами на сложенных локтях, прижатых к груди, мелкими шагами — не уронить бы! — шаркая тапочками, бежит к И Дин Хо по пустому тротуару. В жарком летнем мареве и солнечных лучах он поразительно бодр и ужасно счастлив, радостное хихиканье и мальчишеская улыбка не вяжется с глубокими морщинами и полуседыми волосами. Украл у Ондзин из корзины, отвернулась старая — а он хвать, сколько в руки влезло, и припустил домой. «Ронги! — хохочет он на бегу. — Ронги-и-и! Спасай, родненькая! Заберет меня старая ведьма!». Тетушка кричит что-то ему вслед, а он смеется еще громче и еще радостнее и высыпает добычу на лавку перед Ронгой. Рубаха у него в соке от смятых кумкватов, в ноздри бьет свежий и сладкий запах…
И вот он в закрытом магазине, в тусклом свете лампы рисует киноварью на крохотных свитках письмом духов, стремительным коу-шу, проклятья и хулы столь страшные и грязные, чтобы проняли даже самых злобных тварей любого из миров. «Коу-шу от духов, — объясняет он, — от монстров, призраков и чудовищ, таящихся на границе взгляда». Ронге не страшно, но ей мерещатся чужие лица, она заставляет себя смотреть. За кистью бегут тени. В следующий раз, если явится перед нею мертвый пес, она должна знать, что делать. «Иглы И-Шиань, чтобы найти демонов, гвоздь Мо-Цзун, чтобы подчинить мертвеца, метелка А-Чин, чтобы прогнать призрака», — он говорит и перечисляет очень долго, но людей в его списке нет, как нет и орудий против них. Хотя люди как он, несомненно, умеют убивать других людей.
Дедушка Фэнг поднял на нее взгляд. Ничего в нем не было от того дедушки, который, как мальчишка, таскал фрукты из соседского сада.
— И на кого же ты собралась? — спросил он наконец.
«На редкую тварь, смерть во плоти, — собиралась сказать Ронга. — На чудовище страшнее Поедателя Солнца и подлее Отступницы-Эрмы». Так она хотела начать рассказ о Суджан Воне, главаре «Красного песка». Пусть она по развешиванию лапши не мировой чемпион, но дедушка ее, по крайней мере, выслушал бы. Но не успела она и рта раскрыть, как заскрипела столешница под длинным ногтем, оставляющим на старых досках черты.
«Ноготь Жу-И, — вспомнила Ронга, — в память о степной ведьме Ассыме».
Тот темный вечер из детства, один из первых подобных, с описанием почерков и слов, игл и гвоздей… Ноготь в цунь длиной, острый, чуть загибающийся, толще и крепче остальных, заставляет дедушкины руки выглядеть пугающе и самую чуточку манерно — из-за ногтя он не может сложить кулак, так что указательный палец всегда немного отставлен, указывает вниз. У дедушки есть страшный ноготь, у тетушки Ондзин, у дяди Тухтырбека…
«Ноготь Жу-И, — повторяет про себя Ронга, — чтобы предрекать».
Дедушка Фэнг воззрился на иероглиф в следах кумкватового сока. Ронга прочитала его еще до того, как легла последняя черта, и тут же догадалась о реакции дедушки, и тут же вскочила на стол, а с него, через перегородку, в магазинчик и к двери. Благо, не успели закрыть, надеясь на последних вечерних покупателей.
Дедушка бегал быстро, но скакать через перегородки все же не мог да вдобавок занят был криком и руганью. У самых дверей в спину Ронге прилетела ваза с кумкватами — брошенная с такой силой, что Ронга чуть не влетела носом в асфальт через дверной проем.
— «Человека»! — кричал дедушка Фэнг. — Вырастил волка на свою голову! «Человека»! Я кого растил? Я кого воспитал?! Змею, осу, пиранью?!
Странно, но Ронге совсем не хотелось обижаться на дедушкину злость. Если б она в чем-то сомневалась, то обиделась бы — не из-за криков, а из-за собственной глупости. Ишь что удумала, дура!..
— Ишь что удумала, дура! — Дедушка Фэнг стоял в дверях И Дин Хо, в бессилии сжимая кулаки.
Ронга молчала в ответ, с противоположной стороны улицы, достаточно широкой, чтобы очередная ваза, если что, до Ронги не долетела. Так они стояли минуты три, дедушка сначала осыпал ее отборной бранью, потом замолчал, тяжело дыша и глядя на внучку с отчаяньем. Сгорбился и помотал головой.
— Ой, дура-а-а… — протянул он жалобно.
Вдалеке послышалось поскрипывание и стук палки. Ронга осторожно приблизилась к дедушке, намереваясь отвести того в дом и уже там, тихонько, продолжить объяснения. Дедушка едва слышно повторял — «дура».
У тетушки Ондзин был прекрасный слух. И Ронгу она всегда баловала.
— Ты, старый, — вместе со скрипом и стуком послышался высокий, визгливый слегка голос, — сам дуру воспитал, если помнишь. Так ты у нас, выходит, кто?
Тетушка Ондзин приблизилась, запыхавшись.
— Дурень, — покорно мотнул головой дедушка Фэнг.
Услышав, как он согласился с соседкой, Ронга и впрямь испугалась за его состояние. Тетушка Ондзин тоже нахмурилась. В руках она почему-то держала разделочную доску, мокрую и пахнущую луком.
— Дурень, — повторил дедушка Фэнг и поднял голову. — Только тебе, каракатица, нечего тут стоять и рот разевать. Без тебя тошно!
Резко кивнув Ронге — пошли, мол, — дедушка Фэнг стремительно вернулся в магазинчик. Тетушка Ондзин проследовала за ним, степенно подобрав полу домашнего халата, которую вовсе не нужно было подбирать, чтобы спокойно ходить и даже бегать. Осколки вазы и рассыпанные по полу кумкваты она окинула обеспокоенным взглядом.
Ронга подождала немного, переводя дыхание. Когда прошла внутрь и прикрыла дверь, дедушка уже показывал тетушке Ондзин свой иероглиф.
— Ну, видишь? Видишь, чего девка удумала?
Тетушка Ондзин была растрепанная и неприбранная, в домашнем халате — байковом, зеленом, в розовые розы — и скрипучих резиновых тапках, с землею под ступнями. Видавшей виды тростью она почесала спину и повернула к Ронге свою толстую бульдожью голову в облаке седых волос. Дедушка Фэнг, благодаря сухой фигуре, старомодно собранным на затылке волосам и аккуратности в одежде, еще мог сойти за какого-нибудь мудрого мага, духовидца и прочая, какими их обычно представляют. Тетушка Ондзин же выглядела как средоточие всех пожилых соседок мира — одиноких, сварливых и немного безумных, способных только смотреть телевизор, кормить кошек и ругать молодежь.
Впечатление было ужасно обманчивым.
— Вижу, — медленно произнесла тетушка Ондзин, глядя на по-прежнему молчащую Ронгу. — Вижу, что девочка уже все решила, так что кричи не кричи… Да и я, по-твоему, зачем в эту дыру явилась?
Она щелкнула длинным ногтем и предъявила доску — двумя руками протянула, как важный документ. Дедушка Фэнг нахмурился и фыркнул. Это значило, что слов у него не хватает, и случалось такое раз в десять лет, не чаще.
Тетушка Ондзин неспешно вышла из-за перегородки, прихватив со стола паровую булочку. Крепкие узловатые пальцы в остатках маникюра разломали булочку пополам, и первая половина тут же исчезла во рту тетушки.
— Прочитала у себя, — прожевав, сказала она, — прям на доске разделочной, где вот этими вот руками лук рубила. Прочитала — «человек». И еще — «меч». Прочитала — а тут и вопли от соседей на всю улицу.
Ронга с надеждой уставилась на старуху.
— Меч? — переспросил дедушка Фэнг. — Мечи у меня есть, конечно, да только Ронга их в руках ни разу не держала. И не подержит! — прикрикнул он, заметив, что внучка открыла рот. — Предсказание предсказанием — вот пусть и сбывается. Как-нибудь. Без меня.
Тетушка Ондзин посмотрела на него, как на безнадежного идиота, щипая оставшуюся половинку булочки. «Меч» — это, конечно, звучало глупо. Но в паре случаев «меч» можно читать как «острое», а то и как «оружие».
— Как тебе в голову это вообще пришло? — в голосе дедушки Фэнга опять задрожали слезы. — Как вот в эту вот больную-то голову!..
— Призраку обещала, — соврала Ронга. Кенхе дела не было до убийцы. Но если б Ронга начала говорить про мафию, то пришлось бы рассказывать и про «Лилии». — Он… монстр, дедушка. Он хуже монстра.
Демон, может. Из тех, что в бездне варят суп из мертвецов. Варят и хохочут, топчут тянущиеся руки, давят головы… Дедушка про таких рассказывал, где-то между байками об утопленниках, душащих жертв волосами, и легендой о Поедателе Солнца.
Дедушка хотел что-то ответить, но тетушка Ондзин шикнула, взяла его под локоть и увела на кухню, тихо успокаивая. Такое безмятежное поведение вместо ругани друг на друга просто выбивало из колеи.
Тетушка Ондзин ушла спустя двадцать минут, кивнув Ронге на прощанье. На дедушку было страшно смотреть. Ронга стала собирать кумкваты и осколки вазы. Не хочет помогать — не надо. Главное, что не гонит из дома.
— Хоть бы сделала вид, что тебе трудно.
«Я и впрямь зверь, раз не переживаю сейчас? — подумала Ронга. — Не пытаюсь уговорить, объяснить, рассказать все что видела?». Она замерла на миг, потом потянулась за кумкватом, закатившимся под тумбочку рядом с дверью.
Не дождавшись мук совести, дедушка Фэнг спросил едва слышно:
— Шенву тебе было мало, да?…
Это был удар под дых.
Ронга догадывалась, что дедушка все понял по изменившемуся поведению внучки еще тогда, много лет назад. К тому же, он мог услышать, что часто в Духов день, в запертой комнате, Ронга говорит с одним и тем же человеком.
Но она никак не ожидала, что дедушка ударит ее этим.
Больно-больно.
Все так же согнувшись на коленях перед тумбочкой и протянув руку, Ронга оцепенела. Скосила глаза на льняные тапки, на тяжелые шаги, удаляющиеся от нее к лестнице. Бессмысленно подождала, что дедушка остановится или вернется. Сглотнула сухим горлом, вспомнила как дышать и вытащила, наконец, из-под тумбочки этот проклятый кумкват. Сок и мякоть поползли по руке. Правильно, что она не успела рассказать дедушке все остальное. Не проболталась про «Лилии» и первую встречу с человеком, которого она хотела убить.
Он бы ударил ее и этими воспоминаниями, если бы мог.
Ронга легла на пол, прижав руки к животу, подтянув колени к груди, и беззвучно закричала. И кричала, пока уголки губ не потрескались.
…Бабочка Дзю кричала как-то так — широко распахнув рот, но не издавая ни звука. Сначала ее было слышно, и мадам Чен, с вежливым недоумением на лице, стучала в дверь. Когда крик оборвался, недоумение сменилось ужасом, и мадам Чен открыла дверь своими ключами.
Ронга и еще пара девушек ждали за ее спиной. Человек в черном костюме фамильярно оперся о плечом мадам Чен и спокойным наглым тоном попросил лучше воспитывать служанок, а также подогнать им еще парочку. «А шлюхи?… Нет-нет, шлюх мы не тронули, как вы и говорили…»
На миг показалось, что вот-вот мадам Чен сбросит его руку и железным голосом прикажет сучьим детям убираться, как бывало не раз с нарушающими правила «Лилий». Но мадам Чен пошатнулась под тяжестью этой руки, ее взгляд метнулся за спину черного костюма, плечи дрогнули. Выражение лица вновь сменилось — на этот раз медленно и мучительно. Чудовищным усилием мадам Чен вернула себе хладнокровие. Не глядя, она вцепилась в плечо Ронги и подтащила ее ближе.
— Приберись хорошо, — сказала мадам Чен.
Ронга, которая с восьми лет не боялась ничего, подумала, что, наверное, за сегодняшнюю смену получит больше, и прошла в купальни.
Нет, ее не испугала Енджи в стандартной белой форме и красных пятнах. Не испугало ее исчезнувшее лицо и ползущая по кафелю красно-розовая каша вместо него. Не испугала трясущаяся бабочка Дзю с трещинами в уголках губ и безумным взглядом. Не испугал даже нож, нацеленный на глаз Ронги в прорези маски.
Запомнился? Несомненно. Но все еще не было ничего страшнее Шенву, прижимающего руки к распоротому животу.
И Суджан Вон — демон, тварь, монстр — каким-то образом это понял.
— Пискнешь, мышка, — сказал телохранитель в черном костюме, — закончишь, как она.
Стало ясно, почему замолчала бабочка Дзю. Вряд ли она понимала, впрочем, что до сих пор сидит с широко распахнутым ртом и вопль, ее беззвучный вопль, резонирует от кафельных стен. Одной рукой телохранитель указывал на Енджи, другой приближал к глазу Ронги лезвие ножа. Ронга попыталась не фокусироваться на нем и не моргать, но не получалось. Из ступора ее вывел голос, похожий на шипение змеи.
— Ты сейчас порежешь ей ресницы. Не трогай.
Суджан Вон неслышно подошел, встал рядом с телохранителем и склонил голову к плечу, с нездоровым интересом разглядывая единственное, что давала разглядеть маска, — глаза.
— Такие длинные, — он легко похлопал телохранителя по руке. — Не трогай.
С полотенцем, обмотанным вокруг пояса, он выглядел даже немного беззащитно, как и любой почти голый человек. Из-за татуировки — красных точек, покрывающих плечи, — казался больным, в сыпи. Абсолютно обычным был Суджан Вон. С приятной внешностью молодого клерка. Ронга видела его раньше в «Лилиях» — когда он еще не был главным в своей банде. Аккуратная короткая стрижка, чистая кожа, спокойное выражение лица и вежливая улыбка… Разве что глаза иногда подозрительно вспыхивали, но Ронга всегда списывала это на неровный свет.
Как оказалось, свет тут был не причем.
У абсолютно обычного человека Суджан Вона был взгляд фанатика. И ни намека на воздействие наркотиков, которыми «Красный песок» торговал.
Ронга не сразу смогла оторвать взгляд от лезвия и наконец-то осмотреться. Кроме телохранителя, главаря, бабочки Дзю и мертвой Енджи в купальнях было всего пятеро, все в одном небольшом бассейне, имитирующем горячий источник, в облаках пара. Двое, судя по тому, как они жались к стенам, были совсем не из банды.
— Разрешите протереть пол.
Телохранитель, обменявшись взглядами с главарем, кивнул и приглашающе повел рукой. Хорошо…
Она не пискнет, и бабочка Дзю по-прежнему будет беззвучно кричать, но все-таки сделает всю полагающуюся работу. А потом они покинут этот зал, и мадам Чен заплатит им двойную, а то и тройную цену.
Все хорошо.
Ронга бросила в сторону бабочки Дзю взгляд, и Суджан Вон это мгновенно заметил.
— Чего ты дрожишь, дорогая? Разве мы были невежливы?…
Он поднял ее за плечи и, приобняв, осторожно повел к бассейну. У бортика его вежливость закончилась, и он просто толкнул бабочку Дзю в воду. Взвизгнув, под хохот трех бандитов и испуганное молчание двух других, бабочка Дзю рухнула, подняв тучу брызг.
«Молчи! — мысленно шептала Ронга. — Просто заткнись и работай как обычно!»
Бабочка Дзю, поймав ее взгляд, натянуто улыбнулась и прильнула к груди ближайшего мужчины.
— Эй! К этим двум! — Суджан Вон указал на жертв. — Мы же не негодяи, чтобы лишать таких прекрасных здоровых мужчин последних радостей в жизни.
Ронга принялась мыть пол.
«Все могло быть хуже. Все будет хуже, если дать хоть повод думать, что происходящее тебя волнует».
— Шлюха всего одна, а этих мудаков двое. — Змея снова зашипела. — Насчет служанок мадам Чен предупреждала, но… что если девчонки потрахаются, а вы просто подрочите? Всем будет интереснее.
«Я берег, но разольется река — стану дном».
Ронга аккуратно поставила швабру у стены, подтащила ведро и, чувствуя на себе похабные взгляды, стала убирать с пола то, что осталось от лица Енджи. Руками.
Это сработало — кто-то выругался и предположил, что Ронга безумна. Бандиты потеряли к ней интерес.
Но главарь — он был другим.
Весело рассмеявшись — ну просто обаятельный юноша из соседнего дома! — Суджан Вон притопнул ногой и сказал:
— Ладно, я что-то мерзну. Красавица, где тут у вас термостат?
Термостаты и трубы теплообменника располагались на стене, сложной конструкцией в нише, скрытой деревянными ставнями в рисунках стиля «цветы и птицы». Обычно температуру регулировала, по просьбе посетителей, служанка. Ронга маленькими, быстрыми шажками, склонив голову — все как положено слугам в «Лилиях»! — прошла к нише и отодвинула ставни.
— Сделай воду погорячее.
Она заподозрила неладное, когда бандиты бодро повыскакивали из бассейна.
— Еще горячее.
Бабочка Дзю беспомощно оглянулась на нее из воды. Ее кожа заметно покраснела. На лицах двух мужчин читался ужас.
— Еще, — сказал Суджан Вон, — горячее.
«Дзю», — одними губами сказала Ронга под маской.
Улетай, бабочка.
Улетай.
И снова он как будто увидел невидимое. Колдун, монстр, чудовище!..
— Горячее.
Он подошел и пальцем подцепил ее маску снизу. Потянул вверх.
Ронге показалось, будто с нее снимают кожу.
— Не получится горячее. — Пальцы непроизвольно вцепились в гипсовый подбородок. — Он не рассчитан на столько.
— Это имитация натурального источника, верно? В горячих источниках Иньцы, — он улыбнулся, — можно варить мясо. Побывай там как-нибудь, обязательно… Горячее.
Он смотрел спокойно и выжидательно, немного склонив голову вперед и не моргая. Бабочка Дзю, тихонько всхлипывая и содрогаясь всем телом, глядела с неверием и страхом. Бандиты — с насмешкой. Двое мужчин, истекающих потом, — с мольбой.
.
Ронга сдвинула рычаг еще на несколько миллиметров вправо, отмеряя температуру подогрева. Один из мужчин, не выдержав, попытался выскочить из кипятка, один из гангстеров спихнул его обратно пинком в голову. Второй стоял, прижавшись спиной к кафельной стене, вбирая остатки хоть какой-то прохлады.
Вероятно, он думал, что Суджан Вон отпустит их, наигравшись.
«Дзю», — губы болели от невозможности позвать ее.
Еще один миллиметр спустя Дзю не выдержала и, скуля, вскарабкалась на бортик, упираясь дрожащими руками. Там упала, пытаясь прижаться к каменному полу всем телом сразу. Стала кататься и рыдать.
— Заткнись.
Она его не услышала, в шоке от боли и в эйфории от того, что ее не убили. Тогда телохранитель поднял ее за волосы и с размаху ударил по щеке. Голова Дзю отлетела далеко назад, увлекая за собой тело. Со стороны Ронги, в шести шагах, упавшая Дзю казалась куклой. Она застыла там, только осторожно, медленно подтянула колени к груди. Ее спина была цвета свежего куриного мяса.
— Ну, — негромко сказал Суджан Вон, — теперь тебя ничто не держит.
Пожалуй, он действительно считал, что Ронгу останавливает только бабочка Дзю.
…Пожалуй, так и было?…
Ронга никогда не встречала этих людей раньше.
И ей жутко, дико, до тошноты хотелось быстрее покончить со всем этим.
Под фанатичным, восторженным взглядом она вывернула температуру на максимум.
В ту же секунду, не давая Ронге избежать зрелища, Суджан Вон развернул ее лицом к бассейну. Сам встал за спиной, сдавив ладонью шею, чтобы Ронга не опустила голову.
Оба мужчины закричали и попытались вылезти, но подручные Суджан Вона действовали быстрее. Скрученные полотенца удавками легли на шеи жертв.
Ронга попыталась зажмуриться, но тут же над ухом раздалось шипение:
— Закроешь глаза — и я их вырежу.
И она смотрела.
И слушала.
Хрип, плеск, треск ткани, сиплое дыхание у виска.
Те двое задыхались и варились заживо. Потом — только варились.
Телохранитель пинком отправил к ним тело Енджи. В воздухе начал проступать мясной запах. Все это время Суджан Вон сжимал ее горло, кусал ее плечо, и она чувствовала, как поднимается его член, упираясь ей в поясницу.
…Скорее, второе.
Зачем врать? Она легко убила их.
Он отпустил Ронгу, когда даже вода перестала плескать. Быстро, пока он не передумал, но и без паники, чтобы не подстегнуть бешеный нрав, Ронга развязала тесемки широкой рубахи и стащила ее. Миновав кипящий котел, опустила рубаху в воду соседнего бассейна, прохладную по сравнению с воздухом, и набросила ее на бабочку Дзю. Для ее ожогов нужна была проточная вода, но за неимением… Ронга поставила ее на ноги и быстро повела к двери.
«Так выводят людей из пожара», пришло ей в голову, когда двери распахнулись и кожу облизал холодный — ледяной! — воздух.
А потом ее наконец-то стошнило.
— Потрясающее обслуживание, — сказал Суджан Вон позже, уже покидая «Лилии». — Очень послушные служанки.
Мадам Чен действительно заплатила ей больше, но и заставила провожать дорогого гостя, раз уж бабочка Дзю осталась в беспамятстве лежать в раздевалке, в окружении подруг.
Так что Ронга низко кланялась, зная, что там в купальнях тело Енджи без лица плавает с телами неизвестных, а демоны нынче действительно варят суп из мертвецов. И совсем не в мифической бездне.