Жили-были Вань и Чжань. И Вань решил обмануть Чжаня, как водится, но не сумел. И захватить наркорынок Западной Жу, откуда Чжань был родом, у Ваня не вышло. Даже на шажок продвинуться не получилось. Тогда Вань, будучи наполовину хинсанцем, наполовину жу, вернулся к хинсанской семейной ветви, и там уж у него все прекрасно сложилось. Но обиду коварный Вань не забыл. И при случае взял да убил Маян, гордую красавицу, любимую дочь Чжаня, что приехала поглядеть на хинсанские красоты.
Был он злобен, этот Вань, и жесток, и сотни подлых духов шептали в его голове, рассказав, как заставить призрак несчастной девушки страдать и после смерти. Да и само провидение, казалось, встало на его сторону, ведь очень скоро в Хинсане грянула революция и все забыли про родителей Маян, жаждавших справедливости. Да только ничего не забыл благородный рыцарь…
…Даже в голове, голосом дедушки Фэнга, это не становилось похоже на сказку.
Кенха стала жертвой в распрях между двумя гангстерскими группировками. Она, принцесса на подушках с коноплей, мало подходила на роль несчастной красавицы Маян. Хотя бы потому, что главным героиням сказок положено быть добрыми и сострадательными, но Кенха выросла в той среде, где сострадательность воспитывают лишь по отношению к семье. За весь разговор с Ронгой, за всю свою безудержную болтовню, Кенха, какой бы милой она не была, ни словом не обмолвилась ни про наркоторговлю, ни про особое развлечение семьи Гэци.
Может, она и не знала, чем ее отец зарабатывает на жизнь. Может. Но про подпольные бои, где преступные группировки выставляли лучших своих бойцов, она обязана была знать. Ведь именно благодаря ним она познакомилась с Байчу.
Гэци были хорошей семьей, очень богатой и уважаемой. Конечно, они никак не могли обойтись без собственных бойцов. Они обучали их с детства… После короткого и малопонятного рассказа Байчу Ронга собственными силами, прошерстив несколько подозрительных сайтов, восстановила события его жизни и подтвердила, повторила про себя: «Они обучали их с детства». В основном, сирот. Иногда — детей менее удачливых гангстеров, чем-то провинившихся перед боссом. В Западной Жу подобное не было чем-то из ряда вон выходящим — детишек дрессировали как тигров, с разницей только в том, что дрессировщики иногда приказывали животным атаковать других животных. Больше от них ничего не требовалось. Их растили как слуг или рабов, чтобы в голову не закралась даже мысль укусить кормящую руку. Не учили читать и писать, почти не показывали им внешний мир, чтобы как можно меньше мыслей о свободе посещало их головы. Кормили идеями о верности и взращивали благодарность к своим благодетелям… Из многих впоследствии вырастали действительно преданные телохранители. У бойцов вроде Байчу даже был целый ряд поэтических названий — «цепные псы», «королевские тигры», «клинки семьи» и тому подобное. В искусстве Западной Жу это была одна из любимых тем, чрезвычайно романтизированная. Ронга даже могла вспомнить несколько популярных фильмов про «вернейших из воинов». Просто раньше она по умолчанию считала все это простым вымыслом.
Сам Байчу говорил о семье Гэци виноватым голосом — он явно корил себя за то, что сбежал. Сначала просил отпустить его, обещая вернуться, но над его просьбой ожидаемо посмеялись — если они не смогли найти и наказать виновных в смерти Кенхи, то что бы сделал этот душевный инвалид, умеющий думать только по линии взмаха меча или кулака?… У Байчу хватило мозгов подслушать разговоры и слухи и задуматься о давнем конфликте Гэци с полукровкой Суджан.
И кто бы мог подумать — Суджан Вон, обосновавшийся в Хине, оказался конченым психопатом, имя которого в Микуо старались не называть лишний раз, так же как имена демонов преисподней или Поедателя Солнца.
Итак, Кенха была прекрасной принцессой, а Байчу ее рыцарем. Полюбившим ее с первого взгляда — это неземное создание, в поисках дорогого папочки заскочившее в тренировочный зал семьи Гэци. Ронга удивлялась — Байчу даже слова «любовь» не знал, однако дальше все, что бы он ни делал, как бы он ни старался, чего бы ни добивался, все было ради нее. Как будто все, чего он был лишен, чего не знал и не понимал, воплотилось в юной беспечной девушке.
И она сияла.
Кенха была старше него на восемь лет, и относилась к будущему «клинку семьи» с любопытством и снисходительной добротой — как к ненужному, но все-таки подобранному с улицы котенку или щенку, счастливому уже от того, что его гладит теплая рука. Его детские клятвы верности веселили Кенху, не подозревавшую, что ребенок может воспринимать это в сотню раз серьезнее, чем она. Позже, после того как Кенха вернулась с долгой учебы в Дивэе, четырнадцатилетний Байчу уже размышлял о себе и небесном создании более здраво — он никто, но он может изменить это; она его не полюбит, но никто не может помешать ему любить ее; он будет защищать ее, конечно, ведь он сильный и умелый, и не зря с первой встречи пытался стать лучше всех только ради того, чтобы младшая Гэци улыбалась, глядя на ринг. Он как раз успел сказать ей все это перед ее поездкой в Хинсан, что милую Кенху очень развеселило.
А потом она пропала, и расследование привело к неутешительным результатам, и Байчу решил стать лучше всех еще раз. Но теперь уже — чтобы отомстить.
Ронга знала, что ему хочется узнать, говорил ли о нем призрак Кенхи. Ронга напрягала память, восстанавливала в голове каждое ее слово и интонацию в тот день, но нет — ничего не указывало, что Байчу для Кенхи значил хоть что-то, кроме еще одного повода порадоваться собственной неотразимости. «Был даже мальчишка один, все клялся, что защитит от любой беды…», голосом, полным самодовольства и искристого хвастовства, — вот и все, чего добился Байчу за годы своей щенячьей влюбленности. Если Кенха вообще говорила тогда о нем, а не о ком-то другом.
Ронга не осуждала ее, конечно, — никто не обязан любить кого-то просто в ответ. Но за Байчу было немного обидно. Они задержались в И Дин Хо на сутки, ночью ему постелили в конце коридора на втором этаже, так как две свободные комнаты дома-магазина оказались заставлены ящиками и завалены разномастным хламом. Когда Ронга проснулась, по привычке рано, она увидела, что Байчу уже аккуратно свернул свой матрас и сидит на стуле у окна, глядя на дорогу к станции внизу. На коленях он держал меч в новых ножнах, ладонь на рукояти.
Он охранял их. Их с дедушкой.
Ронга надеялась, что он хотя бы поспал.
— Она говорила про тебя, — сказала Ронга, стараясь звучать как можно убедительнее. — Ты ведь был единственным подростком среди бойцов в то время? Да, точно, говорила. Улыбалась. Сказала, что… — Она потерла лоб в фальшивых раздумьях. — Что-то о том, что ты всегда побеждал, и она ждала твоих боев.
Что еще она могла сказать? Насколько она поняла, Байчу не питал каких-либо иллюзий на свой счет. Что-то более сентиментальное звучало бы неправдоподобно.
— Она вообще много болтала.
Плечи Байчу несколько раз вздрогнули, Ронга с тревогой взглянула в его лицо и выдохнула — он улыбался.
— Да. — Он произнес это запоздало, как будто опомнившись. Как будто не зная что сказать, но считая, что сказать что-то обязательно надо.
«Он старается, — подумала Ронга с жалостью. — Он так старается быть нормальным».
Они ехали в Скандзу, и внутри у Ронги все перекручивалось и сжималось, пульс скакал, пот выступал на лбу и руках. Чтобы заглушить волнение и нетерпение, она и затеяла этот разговор. Байчу перестал скрывать свое прошлое — то ли из-за дедушки Фэнга с домашними амулетами, то ли из-за Ронги с призраком Кенхи. Трудно было понять, верит ли он в судьбу: бездомный, нашедший дом, и один мститель, встретивший другого. Ронга и с собственным мнением насчет провидения не могла определиться.
У нее не получалось отрицать. И ей не хотелось верить.
Потому что вера сразу добавляла пару тонн веса на ее плечи: теперь вы не просто двое людей, спланировавших убийство, теперь вы Орудия Судьбы. Или что-то в таком духе, значительное и возвышенное.
От этого вмешательства высших сил в свою жизнь ей становилось трудно дышать.
— Все в порядке, — сказал Байчу, бросив на нее косой взгляд. — Мы просто убьем его.
За окном мелькали деревья, солнечные пятна скакали по вагону, пассажиры переговаривались, и так же просто, как они, обсуждающие погоду, цены и вчерашние новости, Байчу сказал про убийство.
«Отлично, — подумала Ронга, — теперь меня успокаивает он». Человек, которому пригодился бы врач. Или друг. Или… хоть кто-то. Человек, чье душевное здоровье требует гораздо большего внимания, нежели здоровье Ронги.
— Людей многовато, — пробормотала она, чтобы сойти с темы.
Нечего тут было обсуждать.
Весь прошлый день Ронга прикидывала так и эдак, что же делать. Глупо было надеяться на встречу с Суджан Воном два на одного. Глупо было думать, что с ним не окажется толпы вооруженных головорезов. Еще пару дней назад, до резни в «Лилиях», Ронга могла просто ждать его следующего визита в купальни — четыре, пять, даже шесть отдыхающих охранников не значили бы почти ничего для Байчу с Ослепительным Острием и Иджи Хонг Хуань. В крайнем случае, Ронга позвала бы Хана… Но теперь Суджан Вон знал, что существует кто-то, способный и готовый напасть на него. А они даже примерно не представляли, где его искать.
Поэтому — им нужен был мертвец.
Тот знакомый с перрона Скандзы.
Успокаивая себя мысленно, Ронга повернулась к окну. Погода стремительно портилась, и тучи заволакивали небо. Очень скоро потемнело настолько, что в стекле стало заметно отражение Байчу, сидящего напротив. Сосредоточенное, всегда немного скорбное выражение лица. Ронга понимала, что это лишь специфические черты и привычка хмуриться, но не могла отделаться от ощущения — несмотря на свои спокойные слова, Байчу не верит в успех.
Она стала жалеть, что утром выпила только две ложки успокоительного.
Ее нервы тихо звенели, когда она и Байчу вышли из поезда.
Люди двигались особенно медленно и особенно тупо: неуклюжий парень сто лет заносил в вагон велосипед; ребенок упирался и орал перед посадкой, заставляя молодую мать краснеть и чуть не плакать; старухи из Скандзы остановились поболтать, как будто не могли этого сделать по дороге к поселку. Ронга терпеливо ждала, пока весь этот бардак прекратится и поезд благополучно покинет перрон.
Серые тучи потяжелели, готовые пролиться дождем, и миру вокруг не хватало резкости.
Наконец, поезд исчез вдалеке, а последние старухи покинули станцию. Ронга посмотрела в их согнутые медленно удаляющиеся спины, потом по сторонам, и резво спрыгнула с перрона с обратной от поселка стороны.
Судя по графику, у них было сорок минут, за которые следовало оживить труп, придать ему приличный вид и расспросить о Суджан Воне. Ронга собиралась управиться за пятнадцать.
Все пошло не по плану почти сразу.
Мертвый гангстер вонял, весь в трупных пятнах, мухи уже отложили личинки в его глазах и ноздрях, Ронга едва сдержала рвотные позывы. Она не вытаскивала тело из-под плиты, ей нужно было лишь достать его голову. «Гвоздь Мо-Цзун — чтобы подчинить мертвеца». Накануне дедушка Фэнг наскоро, очень бегло показал Байчу несколько самых популярных среди шаманов символов и вещей. Именно тогда Ронга и додумалась, как можно использовать мертвеца под перроном.
Она как раз аккуратно вбивала длинный гвоздь в его висок, и железный штырь в сложной гравировке исчез в плоти на три четверти, когда Байчу быстро похлопал ее по плечу. Он должен был следить за окружением, и, по правде, бояться им было нечего — очень глухое место, много времени до поезда, почти заброшенный поселок и никому не интересный лесок. Шансы кого-то встретить были малы, крайне малы… Но, тем не менее, он шел.
Со стороны леса, парень в красной куртке. С фотоаппаратом, болтающимся на груди.
— Отвлеки его! — бросила Ронга и только через секунду поняла, кого и о чем просит. Байчу говорил-то так себе, не слишком уверенно, а лгал, должно быть, абсолютно ужасно.
Он скинул с плеч куртку, чтобы хоть как-то прикрыть труп, — бесполезное занятие.
— Я… — Ронга вскочила, не зная, что она сделает. Поднять мертвеца она не успевала. — Я что-нибудь придумаю!
По ее плечам застучали первые капли дождя, они звучали тревожно.
Не может все закончиться, не начавшись! Из-за какого-то проходимца!..
Она собиралась поговорить с ним всего лишь. Выдумать что-то. Заболтать. Она бы могла убедить его, что зловоние и нездоровый цвет кожи — это всего лишь последствия затяжной пьянки их старого друга.
Но он, приблизившись, заметил тело и перепугался, так что бросился бежать, стоило Ронге сделать пару шагов.
Она не могла дать ему уйти!
Как назло, бегал парень отлично, не хуже нее. Совсем свихнувшись от страха, он сорвал с шеи фотоаппарат и понесся еще быстрее. Погода подвела его — дождь хлынул стеной, и парень просто поскользнулся на мокрой траве, не добежав до первых деревьев.
Все поплыло вокруг Ронги — вода застилала глаза. Только его красная куртка выделялась ярким пятном.
Она была как сигнал тревоги.
И он закричал.
— Тихо! — взвизгнула Ронга, упав на колени.
Скользкой от воды ладонью она закрыла ему рот. В ушах стоял звон.
Он укусил ее за руку и попытался вырваться. Ронга ударила его по щеке.
— О-о-он ж-же…
Парень стучал зубами, смотрел круглыми глазами и не мог выговорить толком ни слова.
— Послушай меня. — Ронга пыталась говорить спокойно, но, очевидно, это стоило делать до того, как закрывать ему рот и бить по лицу.
— Он же мертв! — выкрикнул парень. — Мертв!
В его голосе был такой чистый ужас. Такой правильный. Такое идеальное, рафинированное чувство самого обычного человека, вдруг столкнувшегося со злом.
Ронгу это взбесило.
Если бы он понимал!..
Второй удар вышел сильнее и медленнее. За эти пять секунд, пока рука летела к чужому лицу, Ронга успела сотню раз подумать об остановке и отвергнуть эту мысль безо всякой причины.
Просто пусть он замолчит.
Просто пусть он не мешает.
Просто пусть он…
Он вновь стал бороться, Ронга пыталась перехватить его руки и била все чаще и сильнее. Дождь хлестал по ним, земля под телом парня превратилась в месиво травы и грязи.
— Да успокойся! — крикнула Ронга, в очередной раз подняв руку.
В ту же секунду в горло под ее подбородком ткнулось что-то твердое. Не сильно, но ощутимо.
Отрезвляюще.
Байчу держал меч в ножнах, упирая рукоять ей в шею. Его лицо не выражало ничего. Он сказал что-то, неслышное в шуме дождя, но его спокойное присутствие все равно охладило и Ронгу, и парня в красном. Байчу махнул рукой в сторону перрона и повторил уже громче:
— Он очнулся. Очнулся!
Там на бетонных плитах кособоко сидел труп, прикрываясь от дождя курткой Байчу. Он по-прежнему выглядел странно даже издалека, но мертвый не смог бы держать куртку двумя руками над головой, верно?
— Простите, — пробормотала Ронга. — Простите! Я… я подумала… О-он указал на тебя! Сказал, что это ты с ним так!
— Избил его, — пояснил Байчу, помогая парню в красном подняться.
Парень, разобрав слова, решил снова бежать, по всей видимости.
— Фотоаппарат! — воскликнула Ронга, и это его затормозило.
Никогда еще, ни перед одним покупателем, от чьей щедрости зависел их с дедушкой ужин, Ронга не заискивала так рьяно и так искренне, как перед тем бедолагой. Она принесла ему фотоаппарат — благо, зачехленный, он не пострадал от удара, — сунула в руки деньги и со слезами на глазах попросила прощения, порываясь осмотреть пока красные, но уже медленно синеющие отметины от ударов. «Все этот кретин, перепугал до смерти, перепутал с опухших глаз, а мы сами из мидзинских трущоб, привыкли все решать ударом в рожу, а вы побежали, а мы не знали, а мы…»
Байчу смотрел на этот цирк, не меняясь в лице, но Ронге чудилось справедливое осуждение.
Труп склонил голову на грудь, продолжая укрываться курткой. Если не приглядываться и не принюхиваться, с десяти шагов он сошел бы за обычную пьянь, а подойти ближе парню не дали. Слегка ошалевшего теперь уже от напора раскаивающейся Ронги, его проводили до дороги в поселок и вернулись к мертвецу.
Ронгу трясло, ее бил озноб, руки не слушались. В ушах звенело — словно натянутая струна не прекращает дрожать. С большим трудом Ронга вернулась к тому, зачем они приехали в Скандзу: стерла грязь и личинки с лица трупа, обрызгала одеколоном, надела на него темные очки, дурацкую панаму Байчу и мешковатый свитер, уложенный в рюкзак сегодня утром.
Спросила, где обычно можно найти его хозяина.
При звуке знакомого имени труп шевельнулся самостоятельно, без приказа. Долго смотрел на Ронгу черными стеклами очков, а потом распахнул синий рот. Там, на языке, виднелась монетка Коруби. Голосовые связки уже не работали, Ронга с силой захлопнула обратно его челюсть и подсунула под руку маркер и тетрадь. К дождю добавился ветер, куртка вместо зонта перестала спасать, и корявые черные штрихи расплывались в каплях, едва появляясь под одеревенелой рукой.
Адреса. Один, два, три, четыре. Пятый — «Лилии».
Вот так и должно было все случиться, да? Так просто, так спокойно. Ритуал — адреса.
…Так какого демона ты, ублюдок в красном, приперся именно сегодня именно сюда двадцать минут назад?!..
Ронга вздохнула в сотый раз. Успокоиться не получалось, что-то бурное и горячее до сих пор горело за ее ребрами. От этого хотелось расцарапать кожу и проникнуть туда, в плоть и внутренности, найти это, болезненно жаркое, и сжать в кулаке, заставляя погаснуть.
Она хотела узнать, как у Байчу получилось закончить ритуал с гвоздем Мо-Цзун, но опасалась обращаться к нему лишний раз.
Что бы он ни сказал — все будет правдой.
Да, она избила человека.
Да, она не собиралась останавливаться.
Да, она не чувствовала стыда.
Да, ей понравилось.
Может, что-то сломалось в ее мозгу, когда она поворачивала рычаг подогрева воды в купальнях много месяцев назад. Может, гораздо раньше, ведь не может же человек не бояться ничего, так?
Впервые Ронга подумала, что, вероятно, дедушка Фэнг боялся и злился совсем не из-за того, что внучка собирается подвергнуть себя опасности.
Поток мыслей, безумный и стремительный, прервался с донесшимся сквозь шум дождя свистком электропоезда. Байчу подлез под руку трупа и помог тому дойти до вагона. Чтобы не раздражать пассажиров и не привлекать лишнее внимание, они остались сидеть в тамбуре. Ронга состроила виноватое лицо, когда мимо прошла женщина с холщовой сумкой. Женщина бросила на них брезгливый взгляд и покачала головой.
Убедившись, что все расселись, Ронга приподняла край панамы на трупе и немного вытащила гвоздь Мо-Цзун из его виска. Тело как будто даже стало выглядеть живее — мертвец сел с прямой спиной, подобрался, перестал клонить голову низко-низко. Ронга подтянула его колени к груди, потом приподняла тело и заставила то сесть на корточки. Так он еще больше походил на живого.
— Ты пережал чуть-чуть, — пояснила она для Байчу, — с гвоздем.
Тот стоял, поглядывая в окна на дверях тамбура, чтобы предупредить Ронгу о приближающихся людях.
— Чем глубже гвоздь, тем меньше у тела сил и воли действовать самостоятельно. Каждая линия гравировки — это окова. Сдерживает энергию, которую ты вернул в тело. — Ронга помолчала, дожидаясь вопроса или какой иной реакции. — Интересно, кстати, как ты ее вернул?
— Дед рассказывал вчера вечером.
Заговор и восемнадцать точек на теле трупа, которые следовало нажать в строгой последовательности, возвращали телу не дух, но память. Для возвращения духа у Ронги были монетки Коруби — в течение четырех дней после смерти его еще можно было вернуть, используя знакомое ему тело.
— И ты все запомнил?
Бессмысленный вопрос. Очевидно, прекрасно запомнил. Но Ронга не могла молчать. Струна, звенящая внутри ее черепа, звучала громче и пронзительнее в тишине.
Байчу тоже решил, что ее вопрос про ритуал не имеет никакого смысла. И спросил не меньшую глупость:
— Что с тобой?
Ронга замерла с пальцами на шляпке гвоздя Мо-Цзун. Он серьезно?…
Поезд качнуло, Ронга завалилась вбок, потом поднялась и еще раз критически осмотрела труп. Нормальный.
Нормальный, а она не очень.
— Ты же видел, — спокойно сказала Ронга. — Я готова была придушить того парня… Да и почему «была»? — Она нервно рассмеялась.
На лице Байчу отразилось легкое удивление.
Ронга уже успела забыть об этом вопросе, сидя на корточках рядом с мертвецом и вдыхая-выдыхая по внутреннему счету, как Байчу начал говорить. Он полжизни провел среди людей, ревущих и воющих в припадках ярости — одни бросались на него, другие орали ему, призывая убить. Желание убивать, сказал он, есть у каждого, и в этом нет ничего плохого до тех пор, пока ты можешь остановиться.
— Но я не могла, — ответила Ронга.
— Ты не знаешь этого. Я подошел очень рано.
«Я знаю», — подумала Ронга, но ничего вслух не сказала.
— Но да, — продолжил Байчу, прислонившись спиной к двери и глядя ровно перед собой, — я думал, что ты… немного лучше.
Ронга хмыкнула, пытаясь унять внезапную обиду. Ее эмоции до сих пор не могли улечься, любой пустяк ранил до крови, даром, что она сама мысленно крыла себя отборной руганью. Но все-таки — дорогой «клинок семьи», ты, должно быть, каждую добрую к тебе девушку считаешь сияющей звездой, ослепительной и чистой, так?!..
Она с трудом запихала издевательский вопрос обратно в глотку.
— Не смей меня осуждать! — Наконец, сказала Ронга, поднявшись и для верности погрозив Байчу пальцем. Байчу в ответ помотал головой с самым серьезным лицом. — Осуждать себя могу только я. И я прекрасно с этим справляюсь! И еще…
Она потерла виски, переводя взгляд с трупа на Байчу, потом в окно и на собственные носки кроссовок. Ронга не могла не отметить, что во всем произошедшем был один плюс, но озвучивать его было не по себе.
— Теперь я точно знаю, как вести себя с Монстром, — улыбнувшись во весь рот, сказала она. — Потому что я сама…
Она не договорила.