Об этой странности, его знал только отец. Что это было, дар или проклятие — не ведал никто. Да только чувствовал Макар не как все.
У него не было видений, он не знал будущее, не ведал прошлое, он просто чувствовал только то, что происходило в данный момент, в это мгновение. И сейчас кому-то было плохо, очень плохо. И этот кто-то родной его, кровь его.
Близко уже до деревни осталось. Весь путь длинный, Макар не останавливался ни разу. Ноги гудели, сердце заходилось, но он упорно шёл.
А потом остановился резко. И как схлынуло все и боль, и тревога, и страх. И так ему вдруг хорошо стало. Такое беспричинное счастье накатило, что стоял Макар, улыбаясь во весь рот, а из глаз его слезы лились. Запрокинул Макар голову и закричал. И столько ликования было в этом крике, столько восторга. «Господи, хорошо-то как!!!»
Макар руками в коленки упёрся, долго отдышаться не мог. Всю жизнь проживешь, а такого упоения никогда не испытаешь.
До деревни дошёл быстро и легко, как и не было пути долгого и страшного.
На дворе не было никого. Макар в дом зашёл, тишина. На женской стороне занавеску отдернул и замер.
Мать лежала на лавке вытянутая вся, как по струнке, руки на груди сложены. Все завязки на кофточке завязаны, под горло наглухо всё закрыто. Юбка аккуратно, без единой складочки на ногах лежит, подол пол подтирает. Секунды хватило, что бы всё это увидеть. Зрение как другим стало. А взгляд всё по телу матери скользил, боялся на лице остановиться.
А потом и сомнения закрались, а она ли это.
На лавке лежала старушка. Тоненькая, сморщенная. Всемиле ещё и пятидесяти не было, всегда была в теле, пышная, дородная. А здесь словно выел кто изнутри и кожу на кости натянул. Месяц Макар мать не видел, а ощущения, что несколько лет прошло.
Отец за занавеской сидел, Макар и не увидел его сразу.
— Я за детьми пошёл. Тебя ждал, знал, что придёшь, — опустив руку на плечо Макара, сказал отец. — Прощайся.
И ушёл.
6
С детства не скрывали, не берегли детей. Всё они видели и знали. Как умирает человек, куда уходит после смерти, как его хоронят. Да только, то чужие люди были.
Макар сел на корточки рядом с лавкой. Не прикасался к матери, точно разбудить боялся.
Мама…
До пяти лет дети только с мамками были. Потом сыновья с отцами постоянно. Он быстро от юбки её оторвался. С радостью оторвался. Мальчик! Мужчина! Негоже ему было рядом тереться. А сейчас так захотелось, до боли захотелось, к юбке этой прирасти. Не оторвал бы никто его сейчас от неё. Не родился ещё человек с силой такой, чтоб дитё оторвать от матери его. Хоть и много лет ему, но только с ней он был мальчиком. Любимым, желанным и самым лучшим. Мама всегда ему это говорила, отец цыкал на неё, чтоб не баловала. А она прямо всегда отвечала: «Разве от этого балуются дети! Я ему этим силу даю».
Мама…
Лупила их, только уворачиваться успевай. Полотенце у неё на плече всегда висело, чем бы не занималась, оно как приклеенное к ней было. Им она и лупасила чад своих. Все, как горох, мал мала, по двору разбегутся, а Макар столбом стоит. Стыдно бежать было.
Она его по спине вскользь гладанет и за мелюзгой бежит. Не бьет, больше пугает, да играется. Думала, стращает их этим.
Мама…
Макару одиннадцать было, когда мама последним разродилась. Раньше срока ребёночек проситься стал, на два месяца торопилось чадо. Отец, в ту пору, рыбудобывал на зиму. Не оказалось его дома. Взволновалась тогда мама сильно. Помнит Макар, как по дому бегала, вещи собирала. Все из рук её валится, а она плачет и молитву шепчет. Макар именно тогда почувствовал себя по настоящему взрослым. Не растерялся, а наоборот, сила появилась и желание помочь, во чтобы то ни стало помочь. Старший он, отца нет, так значит он станет главой.
Макар в мыльню побежал, дров забросил и мать туда отвёл. Малым наказал все сундуки, замки, двери и окна — всё в доме открыть, чтобы легче раскрыться ей было. Сам за бабкой Томилой побежал. Это мать отца, больше и не знал к кому бежать. Она и его, и всех сестер с братьями в свет вывела, и шестого убережёт. Верил в это Макар.
Когда с бабкой прибежали, мама в муках на полу мыльни корчилась. Крови много было. Макара замутило даже. Выйти хотел, бабка остановила:
— Макарушка, мне сейчас помощь нужна будет. Заклинаю тебя, родной, держись. От нас только их жизни зависят, только от нас.
Ни слова не сказал Макар, как вкопанный встал. И все делал, что бабка говорила.
А потом в один момент свет яркий в глаза ударил, аж ослеп на время. И мурашки побежали по телу, и тепло стало, как будто на печи завёрнутый лежишь. Макар сразу понял, к чему все это и успокоился. Первый раз за весь этот бесконечно долгий и страшный вечер, успокоился. Всё будет хорошо, свет — это жизнь. Тепло-это жизнь. Здоровым родится ребёнок. Не обманывает предчувствие!
Макар тогда и не понял, что произошло. Чётко выполнял всё, что бабка говорила. Это потом он разговоры слышал, что не правильно ребёнок лежал, поворачивала его бабка, но все равно попкой вышел.
А когда крик услышал первый, такой мир и благодать на сердце легла, что стоял Макар и плакал.
— Плачь, Макарушка, плачь. Ты чудо сегодня видел, — приговаривала бабка.
Макар сам сестре имя в святцах выбрал. Светозара. Озаряющая светом, значит.
Мама…
Не знал Макар, что там у отца с матерью в молодости было, да только холод между ними был. С уважение жили друг к другу, но рядом когда Макар был с ними, то холод чувствовал. Как первые заморозки. Вроде и листва пока на деревьях есть, а снег уже морозит щеки.
Когда Макару шесть лет было, на мать епитимью наложили на пол года. Она тётке Усладе окна бить ходила. Почему — Макар не знает. Да и знать не должен был, но разговор родительский подслушал. Отец шибко злой был, а мать плакала. Ушла в стайку и выла. Макар к ней прокрался, и нежил её. А она только повторяла:
— Господи, дай детям моим счастья!
А потом взяла его личико в ладони свои и очень серьёзно сказала:
— Во всем отца слушай, Макар! Он самый главный человек твоей в жизни. Но никогда, слышишь, никогда не слушай его выбирая жену себе. Это только твоя воля! Ничья больше!
Мама…
Именно она его тогда надоумила к врачам мирским идти. Ничего не бояться, никого не слушать, смело идти к своей цели. Не ожидал он такого от матери. А она одно твердила:
— Не грех это, за своё счастье бороться и детей желать. Не грех это, Макар. Поэтому идите и не оглядывайтесь.
Мама…
Бог не может быть везде одновременно — поэтому он создал матерей.
Мама… Вся жизнь в этом коротком слове… Весь мир… Всё…
7
Макар на двор вышел. За ним сразу к матери сестры зашли. Братья с отцом стояли.
Отец осунулся, сам в старичка превращаться стал.
— Ты как месяц назад ушёл, прохворала мать, — отец говорил, глядя куда-то поверх его головы. — Сначала внутри у неё болело. Потом есть перестала. Ничто не помогало. За неделю, как всю жизнь из неё высосали.
— Надо было к мирским везти, тятя. — тихо сказал Макар. — Ради этого и нагрешить, не грех.