Вечерело. В этом месте пляжа на берегу было пустынно и тихо. Оставив машину в зарослях неподалеку, Павел, искупавшись, сидел на вполне еще горячем песке. Стояла тишина, только слышны были крики чаек и возгласы компании, игравшей в волейбол вдалеке. Но тишина, казалось, тоже имела свою мелодию: все явственнее Тумасов даже не слышал, а словно ощущал всеми фибрами своего тела легкий прозрачный звон, проникавший в его сознание. Он облокотился на разложенное полотенце и стал смотреть вдоль берега вдаль. Воздух там, казалось словно сгустился и приобрел форму спирали. Спираль непрерывно вращалась и медленно двигалась в его сторону.
«Что за ерунда», — подумал Павел.
Вихрь неуклонно приближался к нему. И все увеличивался, набирал силу, густел, отдавая водяными бликами…
«Странно,» — пригляделся Тумасов. — «здесь, на берегу…»
Смерч был уже метрах в десяти от него. Он бешено крутился песчаным облаком, втягивая в себя разный сор, валявшийся на берегу.
Павел вскочил. В следующую секунду ему показалось, что внутри вихря есть что-то еще, кроме песка и мусора. Он присмотрелся… Неясный силуэт в воздушной трубе стоял, не двигался — словно статуя.
Тумасов, отбросив предосторожность, подошел поближе.
Но тут раздался легкий хлопок — и вихрь исчез. Перед ним стояла Наталья. В каком-то бесформенном буром странноватом одеянии от горла до пят, словно в коконе, но это была она, племянница.
— Это ты? — Павел протянул руку к ней. — Что ты здесь делаешь?
Но в этот момент смерч снова закрутился, вобрав в себя Наталью целиком и стал стремительно удаляться от Павла, обдав его только струей горячего сухого песка, набившегося Тумасову в глаза и носоглотку.
— Стой, Наташа! Подожди! — Павел бежал за загадочным вихрем, на бегу протирая слезившиеся от песка глаза. — Подожди, Наташа, куда ты!
Но вихрь все ускорялся и расстояние между ним и Павлом все увеличивалось, пока странная песчано-воздушная конструкция не растаяла в сумерках.
Запыхавшийся Павел добежал до волейболистов, лениво перекидывавших друг другу желтый покрытый влажным песком мяч.
— Эй, — окликнул он того, кто держал в руках мяч. — вы не видели тут девушку?
Тот пожал плечами.
— Девушка, тут пробегала только что, понимаешь?
— Да никого тут не было.
— Какая дэвушка, ты что, перегрэлся дарагой?
Этот вопрос был задан загорелым парнем в цветастых шортах, таким тоном, как если бы парень с мячом спросил: «Ты что, идиот?». Павлу стало не по себе. Он не хотел признавать, что пал жертвой галлюцинации.
Поэтому он не сдавался.
— Да тут мимо пробегала.
Игроки переглянулись между собой.
— Ми дэвушэк никогда не пропускаем. — волейболист подал на соседа мяч, что означало продолжение игры.
Павел потер слезящиеся от песка глаза и вгляделся вдаль.
— Где же она…
Вдали ничего уже нельзя было толком разглядеть.
— Искупайся, дорогой, все пройдет! — один из парней сильными, мускулистыми руками подкинул мяч.
Павел, не желая вступать с ними в споры, побежал дальше вдоль берега, но никого вокруг не было, хоть сколько-нибудь походившего на Наталью. Павел упрямо бежал вперед, пока наконец не увидел стоявшую на каменном моле женщину в накидке, кормившей чаек.
— Наталья? — подбежал он к ней и схватив за плечи, развернул к себе.
Но вместо хорошо знакомых черт увидел неприятное испитое лицо женщины предпенсионного возраста со следом маленького ожога на подбородке.
— Извините, обознался. — пробурчал он, быстрыми шагами уходя прочь.
Утро выдалось на удивление пасмурным. Павел едва смог оторвать голову от подушки и сонными глазами глянул в незашторенное с вечера окно. Дым из трубы над заводским корпусом, находившемся неподалеку, изгибаясь чёрно-белой петлей, уходил в облака.
А из головы все не шел дурацкий сон, приснившийся ему этой ночью.
И вправду, очень странный сон…
Тумасов проснулся с тяжелой головой, словно вечером напился, и было такое чувство, будто он вовсе и не спал в эту ночь, будто всю ночь он где-то пробродил, прошлялся — а где, и не припоминается теперь, — отчего-то тупо смотрел в одну точку, потом упорно размышлял, в общем, вел себя как человек, пытающийся поймать за хвост смысл чего-то ускользающего, и виной всему — сон с повторяющимся из раза в раз с сюжетом, разве что с небольшими отклонениями.
Племянница вертелась, танцевала перед ним, грациозно и легко, как пушинка. Улыбалась ему ровными белыми зубами. А затем — растаяла словно снежинка.
Зато Павел очутился вновь в комнате с цементированным полом. Неяркая одинокая лампочка над потемневшим от времени столом… он явственно слышал за спиной чье-то хриплое дыхание, а потом доносившийся оттуда глухой звук, словно где-то выбивали ковры.
По полу волокли нечто довольно тяжелое… И опять эта рука с топором. Рука мужская, крепкая и мускулистая. Длинными сильными пальцами она умело управлялась с топорищем, обмотанным широкой синей изоляционной лентой.
— Кр…рак! — опустился топор. И под ноги Павлу с низкого широкого стола свалился большой кусок розового мяса. Снова, как и в предыдущие разы, мясо… но! Не поросенок, не барашек, не дичь какая-нибудь, а именно — человек.
Когда Павел наяву ощутил то, что он видел во сне, дрожь пробрала его с головы до пят, хотя он считал себя очень бывалым и многоопытным человеком, побывавшим во многих переделках. Он видел, явственно видел в своем сне татуировку на белой шкуре окорока — саламандру, узкую сверху и более широкую внизу.
Вот эдакий буквальный вздор уже не в первый раз привиделся ему нынешней ночью.
Будучи человеком отнюдь не мнительным, Павел тем не менее чувствовал, что даже эта татуировка ему уже где-то встречалась.
Он поднялся нехотя с постели и взглянул на часы. Они показывали восемь утра, хотя за окном уже вовсю светило солнце и улица гудела насыщенной восточной жизнью, — да, часы показывали только восемь утра и Павел этому не поверил.
Павел подошел к телефону и взял свои «Сейко».
Десять часов двенадцать минут.
Что ж, решил Павел, пора заняться личными делами.
Он оделся, протопал на кухню и заварил кофе для вдохновенного старта нового дня, который должен был увенчаться «сейшеном» с Татьяной.
Закурив, Павел стал рассматривать фотографии, найденные им на квартире Дэна.
Дэн с Натальей, Дэн с другими людьми, Павлу совершенно незнакомыми…
Его внимание привлекла самая первая фотография, которую он обнаружил засунутую под табличку с номером его квартиры на двери на второй день после его приезда в город.
Наталья с Дэном на пляже. Может быть, даже там, в Загульбе. Дэн приобнимал Наталью за талию. Фигура племянницы выглядела весьма гибкой — недаром она всегда любила спорт, — вспомнилось Павлу. И природная гибкость позволила ей максимально приблизиться к замыслу фотографа.
Стринг — бикини выгодно подчеркивало ее фигуру. Было в этой стройной и привлекательной фигурке племянницы еще кое-что необычное — то, что подчеркивалось позой. Зрительское внимание притягивала большая необычной формы родинка пониже спины. Снимок, кстати, был достаточно художественным.
Павел выпил чашку кофе, заварил еще. Что-то было в этом глянцевом квадратике, запечатлевшем одно из мгновений бурной жизни Натальи — но только что?
Они приблизил фотографию к глазам — ничего необычного. Если только…
Павел наспех оделся, натянул тесноватые кроссовки, купленные пару дней назад в местном магазине и спустился во двор. Машину он вчера припарковал неудачно, и ему пришлось потратить почти десять минут, чтобы выбраться со стоянки. Фотоателье «Феникс» разместилось на Николаевской улице. Было видно, что хозяин «Феникса» любит свое дело — на витрине красовались любительские кинокамеры, кинопроекторы, увеличители, длиннофокусные объективы и многое другое, столь же интересное и соблазнительное.
Он вошел в помещение, раздвинул портьеру и появился в фотопавильоне. Стук по прилавку и оклики результата не принесли и Павел отправился на экскурсию по всему ателье. Отыскать хозяйна Павлу удалось далеко не сразу: только в каком-то закутке за туалетом тот был найден. Им оказался благообразный худой старичок, который склонившись над столом с фотографиями, фантазировал с ножницами в руках; он невнятно напевал под нос какую-то незнакомую песенку.
— Вы — мастер Зельцерман? — нетерпеливо проговорил Павел, изображая раздраженного клиента.
— Я Зельцерман, я, — почему-то встревожился старичок. — а что такое? Если вы насчет лицензии, то Александр Анатольевич сейчас в Стамбуле, но все бумаги, вся отчетность, я вас уверяю… У нас серьезная фирма. У нас даже депутаты фотографируются…
— Я не по поводу лицензии, — сильно смягчил голос Павел. — я клиент. Хочу у вас увеличить одну фотографию…
Он достал фото с изображением Натальи и Дэна.
— Покажите пожалуйста, — с интересом протянул Зельцерман. — о-о, молодой человек, я вам сделаю любой размер, какой вы пожелаете! Я в свое время фотографировал людей из окружения Ахундова и Алиева, а уж всяких лауреатов и передовиков производства — не счесть! Наших спортсменов снимал для газет и журналов, Гарри Каспарова, в том числе. Ваше фото я обработаю в лучшем виде. Кстати, рядом с очаровательной дамой стоите как-будто не вы?
— Ближе к делу, — одернул пустившегося в воспоминания старого фотографа Тумасов. — какие у вас есть размеры? Можете сделать десятикратное увеличение фото?
— Э-э, вам для плаката, иллюстрации, постера? — блеснул знанием современных терминов старичок. Он одной рукой вытянул ящик стола, повозился там и сказал с торжеством: — Вот, пожалуйста! У меня заказали для одного научно-популярного журнала. Формат а-два, можно на стенку вешать. Устраивает это вас?
— Разрешите. — Павел протянул руку и взял одно из фото. — Ну, что же, качество хорошее, но мне хотелось бы еще побольше фото, понимаете? Мне очень нужно.
— Думаете, формат бэ-два подойдет? — вопросительно уставился на фотографии Зельцерман. — Маловероятно, слишком размытое изображение получится. Размеры исходного фото, знаете ли…
— Сделайте несколько вариантов, а я выберу понравившийся. — нашелся Павел. — Вас устроит такое предложение? Расходы будут оплачены.
— Вы имеете дело с профессионалом, — неожиданно гордо сказал старикан. — я и более сложными вещами занимался. Зайдите-ка часиков этак в три.
Проводимый воспоминаниями старого фотографа о его несомненном мастерстве в увековечивании партийных бонз разного калибра, Павел вышел из душного ателье.
Время до выполнения заказа он даром не терял, заказал столик в ресторане, решил проблему с транспортом, найдя действительно хорошую охраняемую стоянку для «БМВ» неподалеку от театра и сгораемый нетерпением, поехал к Зельцерману.
Старичок разложил на выбор перед ним пять или шесть увеличенных изображений принесенной Павлом фотографии. Надо отдать должное старому мастеру — резкость, контраст, яркость — все это очень гармонично сочеталось практически на всех экземплярах фото. Павел повертел несколько из них в руках и после непродолжительного раздумья указал на наиболее удачный на его взгляд вариант.
Расплатившись с фотографом и аккуратно упаковав свернутое трубочкой фото, Тумасов сел в свою машину, где разорвав целлофан, внимательно еще раз изучил увеличенный снимок. Работа была проделана настолько мастерски, что можно было обойтись даже без лупы, но тут Павла прошиб холодный пот. На упругой ягодице Наташи четко вырисовывалась отнюдь не родинка, а татуировка в виде саламандры. Длинная, узкая сверху и постепенно сходящая к бедру… татуировка из его сна!